Любовные игры

— А не ты ли, моя куколка, наплевала на осторожность, когда заявилась в покои Синей Бороды?

— Нечего называть меня твоей куколкой! Я тебе не игрушка! — Сара извивалась в руках герцога, изо всех сил пытаясь освободиться, но эти крепкие, загорелые руки не выпускали ее. Саре пришло в голову, что со стороны может показаться, будто она сама игриво трется о него всем телом.

— Да ну, Дилетта? Чьей же игрушкой ты хочешь быть?

— Прошу, перестань меня мучить! Разве я виновата, что мы случайно наткнулись на Анджело?

Выражение лица герцога нисколько не изменилось, однако Сара с облегчением почувствовала, что железная хватка его рук чуточку ослабла.

— Нет, ты не виновата, — монотонно проговорил он и добавил:

— Ладно, идем домой.

И, как всегда, не оставил ей выбора.

Глава 32

Как же она не догадалась, куда он ее ведет? Сара бросила мимолетный взгляд в одно из зеркал, мимо которых он протащил ее, и не узнала себя. Это была незнакомая женщина с растрепанными волосами и загорелым лицом; намокшая от пота блузка отчетливо обрисовывала контуры грудей. Она была похожа на…

Сара предприняла попытку вырвать руку.

— Хватит меня тащить! Неужели тебе непонятно, что если я чего и хочу, так это вымыться и переодеться? Я вся взмокла!

— Да, этого трудно не заметить, тем более что ты упорно отказываешься носить нижнее белье. Уж, конечно, достойный Анджело тоже не преминул обратить на это внимание. Твое присутствие его постоянно отвлекало, и, может быть, только это помешало ему устроить грандиозный скандал.

Они стояли возле двери в его (а не ее!) покои. Сара попятилась.

— Ты, кажется, был против моего присутствия в твоих апартаментах? Это тебя хватил солнечный удар, не иначе.

Он отпер дверь и бросил на нее такой взгляд, что ей еще сильнее захотелось бежать.

— Возможно, хитрая жена Синей Бороды говорила что-либо в этом роде, чтобы сыграть на его чувстве противоречия и вызвать в нем неудержимое желание сделать то, чего она добивалась. — Марко издал некое подобие смеха. Поистине, твоя фантазия неистощима. Мне также вспоминается история несчастной королевы Анны, долгими месяцами сидевшей у окошка в ожидании рыцаря, который придет и спасет ее. — Марко чуть ли не силой втолкнул Сару в свой малоуютный кабинет и закрыл дверь. Ясное дело, Синяя Борода никому не позволит посягнуть на свои тайны! Ах, если бы рядом была предприимчивая Дилайт!

Марко словно подслушал ее мысли. Высоко вскинув бровь, он выпустил свою жертву и запер дверь.

— И кто же, по-твоему, придет тебе на выручку? Может быть, Анджело, предложивший прокатиться на его мотоцикле? Вы просто замечательно спелись: будто давным-давно знаете друг друга. Возможно, так оно и есть.

Нет, он, конечно, не мог знать наверняка! Сара была уверена, что ни разу не выдала себя. Это одни догадки. Просто он… ревнует! Нет, что за чушь?

Этого не может быть! Только не Марко! И тем не менее… Кровь бросилась ей в лицо, она пожала плечом, отвернулась к столу и начала поигрывать ножом для разрезания бумаг.

— О Господи! Когда это и где я могла раньше встречать твоего шустрого братца? Кстати, он здорово похож на тебя. — Сара вновь повернулась к герцогу и вперила взгляд в его каменное, словно застывшее перед бурей лицо. Чтобы не сорваться, Марко пришлось крепко стиснуть челюсти. — Да не злись ты, ради Бога. В конце концов, вы братья… сводные братья, — быстро поправилась она.

— Хотел бы я знать, откуда тебе это известно. Что-то я не припомню, чтобы твой последний обожатель хоть раз сделал подобную оговорку: он все время называл меня просто братом, — Марко почти выплевывал слова, а закончив фразу, мрачно подождал ответа.

— Ах, это? Наверное, просто догадка. Я вовсе не такая глупая и уже немного познакомилась с вашими феодальными порядками, вот и подумала, что, скорее всего, у твоего отца была пассия в деревне — обычная история. Ты удовлетворен ответом?

Сара вновь безбоязненно, не мигая, встретила взгляд своего противника, невзирая на барабанный бой в груди. Да, он ревнует, подтвердило ее женское чутье.

— Я уже имел много случаев убедиться, что ты лжешь на каждом шагу. И что у тебя вовсе неплохие мозги — когда тебе выгодно пускать их в ход. Откуда мне знать, когда ты лжешь, а когда говоришь правду?

Марко понизил голос, глаза стали еще более темными и непроницаемыми, словно он не хотел, чтобы она прочла его мысли. Сара стояла спиной к столу, зажатая между этим столом и Марко. Его взгляд оторвался от ее лица и медленно опустился ниже, туда, где намокшая блузка облепила ходуном ходившие груди с набухшими сосками.

«О нет!» — едва не взмолилась Сара, чувствуя себя затравленным зверьком.

Однако голос не повиновался ей, как и все парализованное страхом тело. Марко был так близко, что ее обдавали волны исходившего от него тепла. Он все-таки выпустил ее руку и стоял, почти не касаясь Сары. Что толку, с отчаянием подумала она. Достаточно одного его взгляда, шнырявшего там, где только что шныряли его руки, чтобы она почувствовала трепет во всем своем естестве.

— Дилетта! Ах, Дилетта! Искусительница! Колдунья!

«Дилетта»! То есть Дилайт… Однако это больше не имело значения. Она прильнула к нему и потянула вниз его голову, чтобы он впился в ее рот своими чувственными губами. Больше не существовало ни стыда, ни гордости — все отступило перед «этим». Он наконец-то обнял ее, и их тела стали искать друг друга. Он продел руку ей под бедра и подсадил ее на стол, не обращая внимания на невнятные протесты.

— Я хочу тебя, моя Дилетта, моя желанная! Хочу прямо сейчас! Не противься, пожалуйста!

Одной рукой он рванул сарину красную шелковую блузу, обнажая груди; по ним тотчас начали блуждать его губы, время от времени задерживаясь на чутких, поднявшихся навстречу сосках. Он наслаждался ее стонами, а затем и криками — когда легонько потеребил губами ее бутоны. По-прежнему стоя у нее между колен, он расстегнул на ней пояс, рванул непокорную «молнию» — и наконец тесные джинсы полетели в сторону.

Больше она ничего не помнила; в памяти осталось только что-то дикое, необузданное, как летняя гроза, растворяющее в себе все иные ощущения; Сара не чувствовала ничего, кроме того, что неудержимо разрасталось у нее внутри, наполняя ее существо ожиданием молнии, чей серебряный меч наконец-то рассек ее надвое, пронзил и освободил… а потом оставил содрогаться от последних звуков грома, затихающего вдали… или это его хрипловатый голос звал ее:

«Дилетта! Дилетта!»? Полуласка, полупроклятие…

У Сары было такое чувство, будто она совершила дальнее путешествие может быть, даже по ту сторону реальности — и предпочла бы не возвращаться.

Во всяком случае, сейчас. Порыв страсти унес с собой все ощущения; наконец, к ней вернулась способность думать. И она сразу же пожалела о случившемся.

Женщина, которая только что исступленно предлагала себя, не имела с ней ничего общего. Это была не Сара — прагматичное существо, вечно предвидевшее последствия. Она уже взвесила свои потери и была готова сжечь мосты, покончить с этой гнусной, двусмысленной ситуацией. Осталось только…

Осталось только повернуть голову — и наткнуться на его жесткий рот, окруженный небольшой бородкой. «Мм-м», — пробормотала она и крепче обняла его за шею. Напряжение исчезло, она больше не сердилась.

— Как же глубоко ты погрязла в разврате! — резкий голос вернул Сару на землю. — Даже в минуты полного самозабвения я могу лишь гадать, кого ты в этот миг представляешь на моем месте. Хотел бы я знать, ты вообще способна когда-нибудь насытиться? Что значит один мужчина для такой распутной девки, как ты!

Кажется, он взял ее, даже не успев раздеться, — зато потом отнес в затемненную спальню и, не особенно церемонясь, положил на постель, разделся и лег рядом. Он слегка придавил ее собственным телом и сжал в объятиях. Его руки скользнули вверх по ее спине — медленно, наслаждаясь ощущением ее шелковистой кожи под его хищными пальцами, которые в конце концов запутались в волосах цвета красного дерева.

— Ну что? — вкрадчиво спросил он. — Где твоя обычная дерзость, моя Дилетта? Или ты слишком возбуждена пребыванием в гостях у Синей Бороды?

Марко слегка дернул ее за волосы, и она отчаянно разозлилась.

— Как не возбудиться! Особенно когда ты так стараешься. Но я не думаю, что мне следует отвечать на твои вопросы. Зачем тратить время на бесплодную болтовню, как говаривала мама…

Как всегда в таких случаях, у нее был всего один шанс из ста, что он все-таки не убьет ее. Марко выпустил волосы и сомкнул пальцы у нее на горле, словно испытывая колебания. Сара почти не дышала.

Он презрительно потрогал бьющуюся у самого горла жилку.

— Действительно, зачем тратить время на разговоры? Что ты предлагаешь взамен? Или что надеешься выгадать? Ты задаешь мне загадки, которые я не могу разгадать. К примеру: почему иногда ты сладкая, как мед, и теплая, и уступчивая… а потом вдруг становишься едкой, как уксус? — Он по-прежнему держал пальцы у ее горла, однако легко, почти не касаясь кожи. Сара лежала очень тихо, страх покинул ее; она молча взирала на его смуглое лицо, словно вбирая в себя каплю за каплей всю злость и всю горечь, и всю безнадежность его атак.

— Ну? — грубо потребовал Марко. — Тебе что, нечего сказать, что ты лежишь, вылупившись на меня своими острыми, как лезвия, зелеными глазищами, в которых никогда ничего не прочтешь? Лучше отвечай, не то…

— Что ты хочешь, чтобы я сказала?

— Правду — для разнообразия. Почему ты так часто лжешь?

— Разумеется, потому, что ты этого ждешь от меня. Если я скажу правду, ты все равно не поверишь, так что…

Сара сама удивилась, как ровно и почти отрешенно звучал ее голос.

Она пожала плечами и с новой силой ощутила тяжесть его рук у себя на предплечьях.

— Ну, а теперь, раз уж мы начали этот откровенный разговор, почему бы тебе все-таки не попробовать говорить правду? Даю гарантию, что ты меня ничем не удивишь, — прежде чем продолжить, он легко коснулся губами ее губ.

— К примеру, я почувствовал, что между тобой и Анджело что-то произошло, некий сговор.

— А? — еле слышно переспросила Сара и услышала в ответ рычание:

— Да-да, я говорю о том самом Анджело — с мотоциклом, спрятанным в кустах… какой марки?

— Кажется, «хонда». Да. По-моему, он довольно смышленый. Может быть, даже добрый. Все время смотрел на синяк у меня на лице. Я ужасно стеснялась. А ты? Как ты думаешь, Анджело тоже бьет женщин? Если да, то я ни за что не поеду с ним кататься. Наверное, Карло тоже не одобрил бы, как ты считаешь?

— Ты!.. — грязное ругательство, которое ему не удалось удержать, долго еще висело и вибрировало в воздухе, прежде чем Марко снова открыл рот. Карло! Если у тебя есть хоть капелька ума, ты больше не произнесешь это имя, потому что оба мы прекрасно понимаем, что Карло — не для тебя, как и ты не для Карло! Он еще не научился управляться с такой публичной девкой, как ты.

А что до Анджело… Зачем тратить время на бесплодные сожаления? Никогда тебе не кататься на его новенькой «хонде». И вообще ты больше не увидишь его, разве что в мечтах, в своих разнузданных чувственных фантазиях.

— Что за бред ты несешь? Не я, а ты живешь в каком-то фантастическом мире, в прошлых столетиях, когда женщины были рабынями, которых либо покупали, либо брали силой. Если мне приспичит, я запросто увижусь с Анджело.

По-моему, тогда, в лесу, ты не возражал? Может, ты сам, со всеми твоими пистолетами и угрозами, боишься Анджело и того, что он олицетворяет? Ведь, в сущности, он — твое второе «я». Только он был зачат в любви, а не по обязанности, как… — она вовремя остановила поток слов, способных сдирать кожу, резать по живому и причинять нестерпимую боль.

— Что же ты замолчала? — очень спокойным тоном спросил Марко, но в самом тембре его голоса было нечто такое, от чего у Сары перехватило дыхание. Давай еще поговорим о столь интригующем тебя предмете. Этот Анджело, «дитя любви», которого ты назвала «смышленым» и который знал, кто ты такая… был настолько уверен, что даже пригласил тебя прокатиться… интересно, как далеко?

— Я думаю, — Сара прилагала неимоверные усилия, чтобы у нее не дрожал голос от разнообразных эмоций, в которых ей самой еще предстояло разобраться, — я считаю, нам пора оставить эту тему, Анджело нет до меня никакого дела. Просто он один из фанов мамы Моны. Разве ты не обратил внимания, с каким энтузиазмом он назвал ее несравненной? Я за версту чую преданного маминого обожателя.

— Ах да, наши матери… Твоей, во всяком случае, хватило тонкости назвать дитя любви Дилайт. Дилетта! «О, моя радость!» — спародировал он модную песенку и вдруг перекатился на Сару и, невзирая на запоздалые протесты, устроился у нее между ног. Приподнявшись на одном локте, Марко запустил одну руку ей в волосы, а другой начал ласкать внутреннюю сторону ее бедер, двигаясь с ошеломляющей, сводящей с ума медлительностью.

— Прекрати! Я… Не надо!..

— Замолчи, ради Бога! — свирепо приказал он. — Надо, и ты сама прекрасно это знаешь, маленькая лицемерка! Дилетта!..

— Не смей меня так называть!

— Не называть тебя по имени? Ну, если хочешь, я могу подобрать множество имен, которые бы соответствовали тому, что ты из себя представляешь. Может быть, это станет действовать на тебя возбуждающе?

— Еще меньше, чем изнасилование.

— Я тебя вовсе не насиловал, если на то пошло, — он неожиданно и очень неприятно рассмеялся. — Тебя нетрудно завести. Показать, как?

«Не стоит», — в отчаянии думала Сара, но он все-таки начал. И снова, будто она была тайным мазохистом, ее тело возжаждало его.

— Искусительница! Дилетта! Поцелуй меня так, как целовала бы того, на ком сама остановила бы свой выбор. Человека, который не знал бы, кто ты такая, и позарился бы на твои мягкие, чувственные губы.

Хуже всего было то, что ей действительно хотелось целовать его! Зачем бороться с этим естественным желанием? Потом она опять будет презирать себя за то, что стала тем, чем он хотел ее видеть. Однако в эти мгновения властвовали инстинкты. Поэтому она подняла руки, прижала к себе это страшное и манящее тело и подарила ему поцелуй, которого он домогался.

Глава 33

— Проходили дни один за другим. Сара плыла по течению. Она перестала анализировать свои чувства, заделавшись изнеженной одалиской, для которой сераль — дом родной, а не тюрьма. Почему? Трудный вопрос…

Уступив тому, что она сама считала не чем иным, как похотью, Сара проводила долгие часы обнаженной, греясь на солнышке у себя на террасе и ни о чем особенно не думая. Никто из слуг, даже Серафина, не смел ее беспокоить. Время от времени на нее надвигалась прохладная тень Марко.

Хозяин тени ложился сверху и проникал в нее — под ласковым солнцем и бескрайним небом.

Иногда он приходил, когда Сара принимала ванну, а бывало, и сам относил ее туда. Он перестал обедать у себя в столовой и требовал, чтобы еду приносили в ее покои, и они устраивали совместные трапезы. Иногда Марко затевал разговор, а бывало, просто смотрел на нее — и все. Потом подхватывал ее на руки и укладывал в постель, с удовольствием срывая с нее одежду, делая исключение лишь для своих подарков: красивой золотой цепочки с рубином, достававшей до пупка, и ножного браслета из рубинов в золотой оправе. Что это, думала Сара, символы рабства? Однажды она задала ему прямой вопрос.

Гипноз гипнозом, но она еще сохранила какие-то остатки здравого смысла, которые должны были уберечь ее от окончательного превращения в его игрушку.

— Но ты и есть игрушка, — насмехался Марко, переворачивая ее, разъяренную, на живот и затягивая у нее на шее цепочку. — Почему я не могу причислить себя к легиону других, забавлявшихся тобой? Можешь ты мне ответить?

Сара беспомощно ахала, почувствовав его руку на своей лодыжке; сильные пальцы крепко держали ее ногу, отводя вверх и назад.

— Перестань! Ты, грязное животное! Издеваешься надо мной. Вынуждаешь… Я тебя ненавижу!

— Да? Но не очень сильно, девочка моя!

Это приводило Сару в бешенство — как ни клялась она себе сохранять самообладание. Приходилось признать, что ее тело ждало этого отвратительного, высокомерного самца. Чувства, конечно, были ни при чем. Она и вправду ненавидела этого бессовестного ублюдка, человека без сердца. «Не очень сильно»? Ну, так она… она!..

О, как несправедливо распорядилась судьба, допустив, чтобы он так поступал с ней! Ее существование свелось к ожиданию, безумной схватке и удовлетворению страсти. Сара могла сколько угодно доказывать себе всю мерзость подобного положения вещей и проклинать себя за слабость, из-за которой она все безнадежнее запутывалась в паутине лжи и нерешительности, однако все это ровным счетом ничего не значило. Не выручали даже мысли о Дилайт, о папе или дядюшке Тео. Ее мозг превратился в губку, способную впитывать одни ощущения — больше ничего. Если бы она могла очнуться и посмотреть на вещи трезво!..

Но у нее не осталось ни трезвости, ни способности к логическому мышлению, ни воли. Почему она до сих пор остается здесь, в своем нынешнем унизительном положении: ведь она может в любой момент положить этому конец, всего-навсего сказав правду. Конечно, это приведет Марко в бешенство; вероятно, он выйдет из себя и ударит ее, как однажды. Но в конце концов ему придется ее отпустить, и все будет кончено, перейдет в область воспоминаний, станет пикантной историей, которую она сможет по выбору рассказывать близким либо друзьям, либо выбросить из своей памяти.

Ну же, Сара! Рано или поздно он все равно узнает, так почему бы не избавить себя от лишних страданий и признаться сейчас? Прежде чем он дотронется до тебя и распнет, и ты снова окажешься беззащитной и опозоренной! И тем не менее она возненавидела этот глумливый, критический внутренний голос. Почему она не может контролировать свои мысли?

Солнце нещадно палило, прогоняя ее в тень, заставляя искать прохлады.

Сара задержалась на пороге, давая глазам привыкнуть к полумраку спальни.

Первое, что бросилось ей в глаза, было ее собственное отражение в зеркале.

Теперь Сара напоминала себе полинезийскую принцессу с шапкой густых волос и потемневшей от загара кожей, почти такой же, как у Марко. Наряду с цивилизованными чертами, она обнаружила в себе и нечто первобытное, чего не знала за собой прежде.

Да, она остается здесь, потому что ей этого хочется, вот и все. Разум тотчас восставал против этой истины. Что значит «хочется»? Даже если желание граничит с потребностью, это всего лишь временное помешательство, наплюй на него! Сара хмуро смотрела на свое отражение. Кажется, она слегка похудела, особенно в бедрах, но, слава Богу, грудь осталась прежней. К счастью, у нее сильное, гибкое тело. Спортивное — тогда как Дилайт всегда была чуточку рыхловата. В тот вечер на экране было тело Дилайт — и лицо Дилайт, — и никто, включая Марко, не заметил разницы! А это значит… На ее губах заиграла затаенная чувственная улыбка, и она ленивым жестом закинула руки за голову, потягиваясь по-кошачьи. А это значит — заключил ее изощренный ум женщины, в то время как она продолжала лениво рассматривать свое тело в зеркале, — значит, это мое тело, тело Сары, притягивает его к себе. Неважно, что при этом он называет меня чужим именем: неважно, что именно он думает обо мне: рядом с ним я становлюсь собой. Это Сара его любовница, именно ее индивидуальность так заинтриговала его…

Сара немного поморгала, поправила прическу и быстро пересекла комнату, чтобы облачиться в приготовленный Серафиной шелковый халат. Ее окружали зеркала. И она усвоила новый для себя способ мышления: телом, а не головой.

Она разучилась думать по-настоящему. Это было так ново, так увлекательно!

Она сошла с ума.

В ее гостиной поставили холодильник, в нем всегда было наготове белое вино со льдом — любезность герцога, чья же еще? Забота о временной любовнице, временной обитательнице покоев его матери. Интересно, ее тоже держали здесь на правах почетной пленницы? Сара достала из холодильника охлажденный бокал, положила туда кусочек льда и налила холодной жидкости, которой жаждало ее пересохшее горло. Сама она утратила былую холодность с тех пор, как поселилась здесь. Сара затянула на талии поясок халата и принялась вышагивать взад-вперед по комнате, на этот раз старательно избегая зеркал. Где-то неподалеку лилась вода: это Серафина готовит ванну, зная, что «синьорина» любит купаться перед сном. И когда только это успело войти в привычку?

Остатки разума твердили: нужно бежать отсюда! Она даже сделала босиком несколько шагов по направлению к незапирающейся двери, но та сама распахнулась навстречу.

— Да ты одета? Почти… Собралась на поиски, моя желанная?

Марко прислонился спиной к деревянной двери. На нем был костюм для верховой езды, и это делало его похожим на дикого зверя, тем более, что на груди поблескивало золотое и изумрудное изображение волка, запутавшееся в черной шерсти. Он стоял, широко расставив ноги, и осматривал ее с головы до пят, круто изогнув бровь.

Да пошел он к черту! Почему в его присутствии у нее слабеют колени?

Машинально заведя руку за спину, Сара дотронулась до спинки стула; это прикосновение к чему-то твердому придало ей сил.

— Вообще-то я как раз надеялась избежать встречи с тобой… любимый.

Просто хотела… поплавать в бассейне. Или ускакать куда-нибудь, чтобы ветер свистел в ушах. В общем, захотелось свободы, если ты знаешь, что это такое.

— Ты свободна, Дилетта. — Марко опустил руку, державшую хлыст для верховой езды, и, сузив глаза, сосредоточенно изучал ее лицо. — Свободна выбирать и идти на риск. О какой скачке ты говоришь? Чего ты хочешь? Если твои желания не простираются до новой «хонды» или бриллианта в десять карат, ты можешь уговорить меня пойти им навстречу…

«Уговорить», «пойти навстречу»… Если бы Сара не взяла себя в руки, она могла бы сейчас вопить, брызгая слюной. Она несколько раз глубоко вдохнула, прежде чем заговорить:

— Тебе не кажется, что пора кончать игру? Я хочу сказать… Ты уже доказал себе… все, что хотел доказать… и тебе наверняка надоело — так же, как и мне. Так нельзя ли нам разойтись по-хорошему?

Произнося это холодным, отрешенным голосом, Сара чувствовала, как у нее все сжалось внутри. Неистово колотилось сердце. Почему он так странно смотрит и не предпринимает ничего такого, что вернуло бы ее к реальности.

Когда Марко открыл рот, его голос звучал на удивление ровно, все острые углы были укрыты шелком… Однако хлыст чуть не сломался в его руках, и Сара замерла на месте.

— Так тебе надоело, бедняжка моя? Тебе мало одного мужчины? Непривычно существовать без дикой музыки, ночных огней и любвеобильных продюсеров? Хотя он не сделал ни одного движения, Сара почти физически ощущала прикосновение его хлыста. Должно быть, она невольно отшатнулась, потому что он насмешливо скривил губы в некоем подобии улыбки. — Хорошо, что я знаю, какая ты неисправимая лгунья, иначе я принял бы это всерьез и, пожалуй, мог рассердиться. Но твой взгляд и особенно поза, то, как ты стоишь передо мной в этом бледно-зеленом халатике, который одновременно и прячет, и открывает… Когда я смотрю на тебя, как ты думаешь, что я читаю в твоих бесстыдных, лживых глазах, Дилетта? Ты действительно боишься хлыста и особенно тех следов, которые он может оставить на твоей нежной, загорелой коже? Или это притворство с целью придать остроту нашим отношениям? Ты опять бросаешь мне вызов?

Сара застыла, точно пригвожденная к одному месту, обеими руками за спиной вцепившись в подлокотник кресла с такой силой, что, ей казалось, пальцы могли не выдержать напряжения, и, словно завороженная, следила за тем, как Марко стянул с руки кожаную перчатку и с презрительной уверенностью провел пальцами по ее плечу и спустился к ложбинке меж грудей.

— Ты поступаешь мудро, что не отвечаешь, мое сокровище. Потому что прекрасно знаешь, что за этим может последовать. — Рукояткой хлыста он приподнял ей подбородок, заставляя ее взглянуть ему прямо в глаза. Потом провел хлыстом по ее горлу и ниже, раздвигая отвороты халатика. Прежде чем Сара успела что-либо сообразить, она почувствовала рукоятку хлыста у себя между ногами.

— Это ты лжец и лицемер, а не я! — крикнула она. — Не смей!

— Вот как? Но раз ты даешь понять, что мне все еще никак не удается удовлетворить тебя, я подумал…

— Прекрати! Садист проклятый!

Давление нарастало, и Сара снова крикнула. С грязным ругательством Марко с такой силой отбросил хлыст, что тот ударился о вазу, и та разлетелась вдребезги. Он схватил Сару за волосы и оттянул ее голову назад, а другой рукой крепко прижал к себе ее стан. Когда он заговорил, голос звучал так, будто водили тупым лезвием по стеклу.

— Таким шлюхам, как ты, только и подавай садиста! Нет уж, стой тихо, а то у меня возникнет желание все-таки испробовать на тебе хлыст. Тварь! — Он крепче сжал пальцы, и она застонала. — Я еще не бил тебя по-настоящему, но запросто могу это сделать. Ты это знаешь, не правда ли? А если не знаешь или притворяешься, так я тебе объясню. Ты будешь оставаться здесь столько, сколько я пожелаю, и будешь принадлежать мне одному — даже если тебе и «надоело»! Слышала, что я сказал? Ты моя, дрянь ты этакая, и будешь моей, пока я хочу тебя, ясно? Никаких новеньких мотоциклов, а также их отважных владельцев! Я не допущу, чтобы ты раздвинула перед ними ноги, как раздвигала для сотен мужчин. Придется тебе для разнообразия довольствоваться одним мужчиной.

— Ни за что! Ты…

Прежде чем Сара успела возразить, он закрыл ей поцелуем рот и продолжал прижимать ее к себе, расточая умелые ласки до тех пор, пока она не начала поддаваться.

И до чего же легко она уступила! Как охотно ее тело реагировало на рассчитанные, без малейшей нежности движения его пальцев у нее между ног! Он опустил ее на ковер, и Сара предприняла запоздалую попытку убежать.

— Если ты будешь поворачиваться ко мне задом, я приду это за приглашение, моя желанная. Или ты хочешь, чтобы я взял тебя именно этим способом?

— Нет! — шелковый халатик слетел с нее. — Ты знаешь, я терпеть не могу… извращений! Подонок!

— Надо же, как быстро у тебя меняется настроение, — издевательским тоном произнес он и положил руку сначала ей на живот, а затем на грудь. — То согласна на все, что угодно, то вдруг цепляешься за идиотские предрассудки.

Наверное, чтобы тебя как следует завести, необходимо присутствие кинокамеры и целой съемочной группы. Возможно, я это устрою.

— Ты забыл самое главное! — выпалила Сара. — Настоящего мужчину! Такого, кто мог бы удовлетворить все Мои желания. Сможешь устроить это?

— Ах, тебе нужен кто-нибудь типа Гэрона Ханта? Или Анджело, — последний герой твоих любовных грез? Только не смей произносить имя Карло. И вообще, довольно лжи или я перегрызу твое нежное горло!

Он оседлал ее, обеими руками упершись ей в плечи. Сара захлебывалась от ненависти.

— Ах, хватит лжи? Другими словами, ты хочешь услышать то, что сам считаешь правдой? Прекрасно! Думаю, что удовольствуюсь Гэроном. Он дико сексуален и достаточно уверен в себе, чтобы быть нежным. Он просто сворит меня с ума!

«Сейчас он тебя задушит!» — кричал внутренний голос. Сара вся напряглась, но не отводила дерзкие глаза от двух черных пропастей.

— Ты убедилась в этом в результате всего одной ночи? И то он вышел от тебя через каких-то пару часов. Пожалуй, ты уж слишком неразборчива, Дилетта. И, видимо, сама не так уж хороша в постели, раз не можешь удержать мужчину.

На этот раз в его взгляде мелькнуло нечто такое, от чего она поперхнулась словами, которые должны были как можно больнее ужалить его. Она собиралась сказать, что он не способен довести ее до экстаза, что предпочла бы ему первого встречного… Но она так и не позволила этим словам сорваться с ее губ, а просто лежала, плотно сомкнув веки, и ждала. Чего угодно.

— Клянусь Богом, с меня достаточно! Вы только посмотрите на нее! Лежит тут, как великомученица, зажмурившись, чтобы не видеть гнусного дикаря, готового в любой момент растерзать ее нежную плоть! Ну не смехота ли?

Он начал бережно, с рассчитанной медлительностью гладить все ее тело, словно восстанавливая себя в правах собственности. И вдруг, больно ущипнув ей щеку, отпустил ее. Сара осталась лежать на полу, упорно не размыкая век.

Откуда-то сверху донесся его голос:

— Можешь надеть халат и отправляться в ванную. Я тебя больше не потревожу, так что ублажай себя сама, сколько влезет.

— Должна ли я понимать это так, что ты меня отпускаешь? — она по-прежнему не открывала глаза.

— Мне жаль разочаровывать тебя, дорогая, но ты останешься здесь еще на некоторое время — пока я не решу, что с тобой делать. Развлекайся сама с собой и с воображаемыми любовниками. А когда это наскучит и для разнообразия захочется чего-нибудь более реального… можешь прислать записку, и если ты хорошо попросишь и я буду не слишком занят… возможно, я навещу тебя — если твой тип женской красоты еще будет вызывать во мне желание.

Ее тип! Что, черт возьми, он имел в виду, этот самовлюбленный, расчетливый, извращенный… О Господи! Сара резко села на полу и с ненавистью вонзила взгляд в захлопнутую Марко дверь. Что теперь делать?

Просить его вернуться? Скорее ад, в котором этот то ли волк, то ли дьявол играл главную скрипку, превратится в рай, чем такое случится! И вообще она здесь больше не останется. Он увидит — и очень скоро!

Глава 34

Как выяснилось, по какой-то злосчастной прихоти судьбы я все еще вожделею к тебе, колдунья с глазами мученицы, развратным телом и расчетливыми куриными мозгами! И пока это так, я буду удерживать тебя в своем серале, подобно тому, как какой-нибудь из моих диких предков держал в плену трепещущую христианскую пленницу. Ты моя и только моя, ясно? Это тебя пугает, девочка моя? Так или иначе, будешь делать, что я велю!

— Что, например? Если это не какое-нибудь извращение…

Сара осеклась, вспомнив, какой эффект это слово имело в прошлый раз.

Марко грубо зажал ей рот своим, а потом, убедившись, что у нее пропало желание продолжать, начал медленно исследовать губами все ее тело. Сначала она только терпела, потом стала отвечать на его ласки — бурно, неудержимо.