Орден Последней Надежды (№3) - Французский дьявол

Я делаю попытку подойти поближе, но воин, что молчаливой глыбой высится рядом с сэром Ричардом, медленно качает головой, в его глазах читается молчаливое предупреждение. Так уж у англосаксов принято, ни одного телодвижения в простоте, каждый жест со значением и глубинным смыслом. Британцы словно все время любуются на себя в зеркало, проверяют, достаточно ли круто и стильно они выглядят. То ли дело мы, французы, в нас чувство стиля и соразмерности заложено с рождения, а потому я презрительно фыркаю и отворачиваюсь. Мол, лично мне по барабану, что там у вас стряслось, и вообще, кабы не я, вы до сих пор скитались бы по лесу, как полные дурни.

Совещание заканчивается, и еще через пару минут весь отряд собирается возле рыцаря. Оглядев нас, тот хмуро заявляет:

– Престон обнаружил здесь неподалеку подземный ход, который ведет в замок. Пойдем по нему.

Еще через четверть часа мы собираемся возле огромного замшелого камня, прямо под которым начинается тайный ход. Как я ни приглядываюсь, так и не могу понять, каким образом Престон обнаружил вход в подземелье, ведь в окрестностях замка находятся десятки, если не сотни подобных валунов. Похоже, настоящий воин – это особое состояние души и тела, лекарям не понять. Ну и пусть, а вот сможет ли Престон сшить рассеченный нерв или оторванное сухожилие, да не просто сшить, а так, чтобы все срослось? То-то!

Над самым ухом назойливо сопит юный оруженосец, он так рвется в бой, что того и гляди меня затопчет. Хотя какой он юный, ему лет двадцать, еще год-другой, и парень сможет претендовать на высокое звание рыцаря. Лично я против того, чтобы с нами шел необстрелянный человек, но решает здесь сэр Йорк. Право умереть за чужую невесту у меня есть, а права возразить против глупого решения я не имею. Правда, забавно?

Когда сэр Ричард пробует оставить юного Джеффри Крокуса снаружи, чтобы тот охранял вход под землю, сопение из назойливого переходит в угрожающее. Насупившись, оруженосец вполголоса бросает рыцарю нечто вроде «Вы же обещали и уже два раза не сдержали своего слова» и «Я тоже мужчина и воин, ничуть не хуже других». Насчет последнего могу поспорить. Пока ты не убил хотя бы пяток врагов, лично я поостерегусь биться с тобой плечом к плечу, но, как я уже заметил, моим мнением здесь никто не интересуется. Хочешь идти с нами – большое спасибо, вообще-то, мы и без тебя справимся, ты, главное, не отставай.

Дружно навалившись, воины что есть сил упираются в землю ногами, их лица багровеют. Британцы пыхтят как паровозы, но камень и не думает поддаваться. На помощь бросаются сэр Йорк с оруженосцем, да и я, засучив рукава, присоединяюсь к англичанам. Спина трещит, сердце колотится как сумасшедшее, нагоняя кровь в мышцы, в глазах темнеет. Я жадно хватаю холодный ночной воздух открытым ртом, но натиска не прекращаю, что есть сил пихаю неподъемный валун. Под нашим напором камень слегка поддается, снизу доносится пронзительный скрежет, и тут же валун начинает двигаться намного легче. Наконец мы сталкиваем глыбу в сторону, из открывшейся дыры тянет затхлой сыростью.

Первым под землю спускается сэр Ричард, за ним ныряют воины, последним, сразу после оруженосца, иду я. Если я правильно понял умоляющий взгляд рыцаря, все, чего он от меня ждет, это присмотреть за юнцом. Я тяжело вздыхаю. Хуже нет, чем нянчиться с подобным типом, который, по лицу видное так и рвется в герои. Парень наслушался красивых песен, баллад и прочих саг и вообразил себя новым Галахэдом или Ланселотом. Мечтает, значится, красиво умереть за прекрасную даму в битве с превосходящими силами противника. И чтобы труп непременно укрыли парадными знаменами, когда повезут хоронить, и горько застонали горящие золотом трубы, а барабаны зарокотали торжественно и печально. И тогда все благородные девицы взрыдают в голос и поймут наконец, дуры набитые, какого хлопца потеряли!

Скрипнув зубами, я меряю тонкую фигуру сквайра Крокуса оценивающим взглядом. Если будет сильно рваться вперед, тюкну его легонько по затылку, аккуратненько так, чтобы не переборщить, да и положу в тенечек, пусть отдыхает. Потом сочиню красивую сказку, как он в честном бою сразил одного или даже двух супостатов, но тут подлый враг подобрался со спины и со всей мочи ударил героя булавой по темечку, отбив ему память. Главное – не забыть мальца, когда мы побежим обратно.

Как только я это решаю, на душе тут же становится легче. Я даже прибавляю шагу, то и дело наступая оруженосцу на пятки.

Впереди возникает небольшая заминка, затем что-то коротко скрипит, свет факела гаснет, оставив после себя клубы чада. Я честно пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь в наступившей тьме, но, кроме широких спин британцев, мне ничего не видно. Кто-то из них, судя по голосу, Томас Макли, тихонько требует, чтобы с этой вот самой минуты мы вели себя осторожно, а не как стадо олухов, которыми по сути и являемся. Кольчугами чтобы больше не брякали и мечей не роняли, ведь подземный ход закончился, и мы вступаем в подземелье замка.

Стараясь мягко ступать по каменным плитам пола, мы рассыпаемся по просторному подземелью, прислушиваясь и приглядываясь. Здесь пахнет болотной затхлостью и какой-то тухлятиной, где-то вдалеке тускло горят масляные лампы, но освещенное ими пространство так мало, что толку от них нет. Я смахиваю с лица клочья пыльной паутины, один из воинов выразительными жестами приказывает мне двигаться вперед, и я обгоняю оруженосца. Справа проплывают громады трехсотведерных бочек для вина, я не столько вижу их, сколько ощущаю их присутствие неким шестым чувством, слева тянется лабиринт каких-то кладовых, давным-давно заброшенных и наполовину забитых всяким ненужным барахлом.

Я поворачиваю влево, чтобы обойти кучу разнообразного хлама, который не могу распознать в темноте, и буквально через пару шагов по пояс проваливаюсь в какую-то дыру в полу, тут же набрав полные сапоги воды. Тихо выругавшись, я выбираюсь из ямы и дальше иду уже осторожнее, вовсю хлюпая сапогами. Подземелье под прямым углом поворачивает вправо, я чуть было не разбиваю лоб о торчащий из стены толстый штырь, но вовремя пригибаюсь. Проклятые масляные лампы, тускло мерцающие впереди, больше мешают, не давая глазам привыкнуть к царящей вокруг темноте, но тут уж ничего не поделаешь.

Бесшумно переступая по запыленным каменным плитам, я в какой-то момент понимаю, что не слышу за спиной ставшего таким привычным сопения юного оруженосца. Я замираю на месте и кидаю быстрый взгляд назад, но там пусто. Что за черт, куда же подевался мой подопечный?

Сэр Ричард продолжает осторожно двигаться вперед, меч, зажатый в его руке, холодно поблескивает в тусклом свете масляных ламп. Следом за рыцарем крадутся остальные воины, цепко приглядываясь к каменной лестнице, ведущей из подземелья наверх, в замок. До осклизлых ступенек осталось с полсотни футов.

Я быстро возвращаюсь к пройденному повороту и внимательно прислушиваюсь. По спине идет холодок, отчего-то разом вспотели ладони, и я осторожно вытираю их о штаны. Из темноты доносятся всхлипывающие звуки, в воздухе разносится странный, тревожащий запах. Я осторожно высовываю голову за угол, готовый тут же отпрыгнуть назад, и облегченно вздыхаю. Оруженосец сидит в круге света, опершись спиной о каменную стену, прямо над его головой чадит масляная лампа, вокруг никого нет.

Быстрым шагом я подхожу к Джеффри поближе, уже и рот открыл, чтобы выругать за трусость и даже дезертирство в боевом походе, и тут меч сам прыгает мне в руку. Я вжимаюсь спиной в шершавый холодный камень, безжалостно пачкая одежду пыльной паутиной и мерзкой белесой плесенью, но это, право, сущие пустяки. Сердце молотит, как большой шотландский барабан, глаза прыгают из стороны в сторону, ища неведомого врага. Оруженосец мертв, его правая рука оторвана. Под ошметками мяса и обломками кости исходит легким паром огромная лужа крови, в тусклом свете масляной лампы она кажется жидким антрацитом.

Глаза Джеффри страдальчески вытаращены, рот свело оскалом. Юноша погиб, даже не успев выхватить меч! Ярдах в трех от нас лежит предмет, которого еще пять минут назад здесь не было, и мне не надо напрягать зрение, чтобы опознать руку человека. Поминутно облизывая пересохшие губы, я жду нападения неведомого хищника, не решаясь оторваться от такой надежной стены, но в подземелье по-прежнему тихо, как в прозекторской. Решившись, я тянусь к убитому, чтобы закрыть ему глаза, но тут он слабо дергает головой, белые как мрамор губы что-то шепчут. Продолжая шарить взглядом по сторонам, я наклоняюсь к умирающему и требовательно шепчу:

– Говори громче! Что с тобой случилось? Какая-то хитрая ловушка?

– Тролли… они бывают.

– Что? – с недоумением переспрашиваю я.

Тот шепчет вновь, чуть громче, затем умолкает навсегда, и я опускаю ему веки.

Беда с этими англосаксами, уж очень они суеверные. Думаю, что давным-давно, еще до того как заселить Британию, их предки сталкивались с гориллами. Те, как известно, могут вырастать до двух метров, весят килограммов триста и в десять раз сильнее обычного человека. Вот их и назвали троллями первобытные люди, я полагаю. Но откуда в современной Англии возьмутся гориллы или, к примеру, йети? Тут вам не Африка и даже не Тибет, обезьяны в сырых и темных подземельях не водятся.

И вот я стою на месте, как последний дурак, все пытаясь понять смысл предсмертных слов юноши, когда как из-под земли передо мной вырастает громадная тень, раза в два выше обычного человека. Движется неведомое существо так стремительно, что я даже не пытаюсь насадить его на меч, успеваю только крикнуть, предупреждая остальных. Крик выходит больше похожим на женский визг, но это даже хорошо. Ультразвук прекрасно разносится на большие расстояния, миллионы лет женщины и дети пронзительным визгом призывали защитников на помощь, а потому мужское ухо замечательно распознает этот сигнал беды. А потом меня как щепку вздымают в воздух и с размаха бьют о стену.

Уже под конец я осознаю страшный смысл последних слов оруженосца и даже успеваю согласиться с покойным сквайром Крокусом. Тролли, они и вправду бывают, и нам ужасно не повезло попасть в логова одной из этих тварей. Аминь.

Сколько существует человек, столько он слагает легенды о встречах со зловредными карликами и великанами-людоедами. С карликами все более-менее ясно. Как ни плюются гадкие малыши отравленными иглами, их, скорее рано, чем поздно, вырезают под корень. И если впоследствии захватившие их земли люди о чем и сожалеют, то лишь о вересковом меде, штуке настолько крепкой и забористой, что скорбь шотландцев по пропавшему секрету преодолела века.

Но великана одолеть нелегко, а потому героев, заваливших подобную тварь, помнят поименно. Кто-то берет их хитростью, подобно Одиссею, что ослепил уснувшего циклопа Полифема, кто-то – силой, как Беовульф, в честном бою убивший Гренделя, а затем и его мамашу, ту еще старушку, а кто-то – доблестью и воинским уменьем, подобно прославленному в веках Роланду, пэру Франции и племяннику императора Карла Великого. Рыцарским копьем сразил Роланд великана Феррагута, британца, судя по имени, а тот хоть и убил перед тем сотню рыцарей, но истинного паладина одолеть не смог.

Я это говорю к тому, что если некий лекарь, пусть и обученный кое-каким уловкам, не смог справиться с подобным чудом природы, то особой его вины в том нет. Рост сэра Дэниела де Вальдока составляет не меньше восьми с половиной футов, весит он под три центнера и передвигается со скоростью атакующего кабана. А еще он младший брат сэра Хьюго, Черного барона, который едва не стал победителем прошлогоднего рыцарского турнира в городе Тур. Сэр Дэниел, конечно, немного не дотягивает до знаменитого Франка, легендарного телохранителя Вильгельма Завоевателя. Тот, как говорят, был на целый фут выше и передвигался исключительно пешком, и сам вид его внушал незабываемый ужас.

Сэра Дэниела трудно назвать красавцем, манеры его дики, характер необуздан, и обитатели замка заметно его побаиваются. Очень часто подобные ошибки природы вырастают вялыми и апатичными, этот же экземпляр вышел на диво подвижным и мускулистым. В его присутствии у меня потеют ладони, а волосы на спине и груди встают дыбом. По-моему, в младшем из братьев Вальдок больше от зверя, чем от человека. Но барон Вильям Берифорд, родной дядя чудо-братьев, которому, собственно, и принадлежит замок Молт, испытывает к Дэниелу искреннюю привязанность.

В настоящий момент я нахожусь в рабочем кабинете барона. Хозяин восседает за широким столом красного дерева, уставленным разными безделушками, я же скособочившись стою напротив. Страшно болят ушибленные накануне бок и спина, но кости, пожалуй, целы, а это самое главное. Думаю, я обошелся парой треснувших ребер, а это сущие пустяки, через месяц буду как новенький.

Вдоволь насмотревшись на владельца замка, я роняю взгляд на столешницу, благо здесь есть на что поглядеть. Особенно выделяются золотой письменный прибор и малахитовая чернильница с серебряной крышкой. Хотя откуда здесь взяться малахиту, поправляю я себя, скорее всего, чернильница вырезана из гигантского изумруда. От пылающего камина тянет уютным теплом, я зябко повожу плечами, ведь в темнице, куда меня бросили, холодно и сыро. Несколько минут пожилой мужчина благообразного вида внимательно изучает пленника, живые серые глаза словно просвечивают меня насквозь. Я же стараюсь глядеть честно и открыто.

– Вы вроде бы человек благородный, не то что прочие мерзавцы, – проницательно замечает сэр Вильям.

Немного подумав, я киваю. Собственно, а почему бы и нет? Мирный диалог гораздо лучше, чем мордобой и кровопролитие. Я уж молчу о дыбе, многохвостых плетях, раскаленных клещах, острых крючьях и тяжелых молотках, предназначенных для расплющивания суставов. По крайней мере, из нашей беседы я смогу получить хоть какую-то информацию о хозяине замка и его дальнейших планах в отношении моей скромной персоны.

– Вопрос, собственно, у меня один, – продолжает барон. – Что вам понадобилось в моем замке?

– Вы знаете, господин барон… – Я делаю паузу, а хозяин, улыбнувшись, вполголоса подсказывает:

– Сэр Вильям Берифорд.

Поблагодарив его вежливым поклоном, я продолжаю:

– Сэр Вильям, у одного из моих случайных попутчиков родилась странная и, не побоюсь этого слова, дикая мысль. Он вообразил, будто ваши вассалы захватили и удерживают у себя его возлюбленную, некую благородную девицу по имени Эмилия. А так как следы похитителей привели в ваш замок, господин барон, то мы просто вынуждены были попытаться скрытно проникнуть…

– Приятно послушать образованного человека, – жмурит глаза барон, словно сытый кот на завалинке. – Что значит грамотность, вон вы как красиво слова выводите, – и с холодной гримасой добавляет: – Прибудь вы как положено, я, разумеется, принял бы вас, накормил, напоил и спать уложил, а на все расспросы ответил, что ни о чем таком и слыхом не слыхивал и очень возмущен действиями неведомых разбойников.

– А может, мы забудем былое и притворимся, что ничего и не было? – с надеждой спрашиваю я.

Пропустив мимо ушей мое предложение, барон продолжает:

– Но вы прибыли как тати в ночи, поэтому и отношение к вам будет соответствующим. Да, в подземельях замка Молт содержится пара десятков девиц. Признаюсь по секрету, мой племянник сэр Дэниел, с которым вы уже успели познакомиться, непревзойденный воин, но он слегка… простоват.

Посмаковав на языке последнее слово, сэр Вильям кивает убеленной сединами головой, с тонкой улыбкой добавляет:

– Да, простоват – подходящее для него слово. Отчего-то Дэниел вбил себе в голову, что если девушку как следует помучить, а потом у живой отрезать голову, то вся ее жизненная сила останется в черепе. Вот и старается юноша, вываривает раз в неделю очередную голову, перемалывает череп и делает винную настойку. Очень хвалит вкус, знаете ли.

При этих словах барон так причмокивает губами, что у меня не остается никаких сомнений в том, что любящий дядюшка и сам нередко прикладывается к Дьявольскому коктейлю.

Я невольно передергиваю плечами. Судя по тому, как небрежно барон выкладывает передо мной чудовищные тайны, которые, стань они известны, вне всякого сомнения привели бы его на виселицу, он уверен, что никому я не проболтаюсь. А следовательно, судьба моя уже решена.

– Странная магия, – небрежно замечаю я.

– Вы полагаете? – оживляется сэр Вильям, в голосе звучит радостное изумление. – Что, хорошо разбираетесь в вопросе?

– Я знаком с некоторыми тайнами черной, белой, красной и зеленой магии, – отвечаю я, не покривив душой. – Полагаю, ваш племянник увлекается некромантией?

– Чушь! – энергично отзывается барон. – Никакой магии не существует! Боже, что за предрассудки в столь юном возрасте. Вижу, вы недавно в Англии, а кстати, кто вы?

– Я полукровка, – отзываюсь я. – По матери ирландец родом из-под города Эббилейкс, зовут меня Робер Трелони…

Договорить мне не дают, барон решительно машет рукой, прерывая изложение моей легенды в самом начале.

– На том и остановимся! – говорит он. – Все равно я никогда не бывал на Изумрудном острове и, надеюсь, уже не побываю. Что мне делать в той грязной дыре? – уничтожив меня презрительным взглядом, барон торжественно заявляет: – Не магия, дорогой мой тать, а самая настоящая наука! Нашей самой передовой в мире британской медициной открыто, что употребление винных настоек, изготовленных на стружках из человеческого черепа, благотворно воздействует на организм. Это питье возвращает членам утраченную гибкость, врачует ослабевшее зрение, помогает от чумы и проказы ну и так далее.

Я хочу съязвить про то, к какому месту надо привязывать рог носорога, чтобы от него была хоть какая-то польза, но вовремя прикусываю язык. Мужчины с ослабленной потенцией неадекватно реагируют на шуточки подобного рода.

– Но это я отвлекся, – неожиданно заявляет барон. – День только начинается, и впереди меня ждет целая куча дел.

Он поднимается, и верзила, стоящий за моей спиной, рявкает густым басом:

– А этого куда, ваша светлость? Прикажете сразу прирезать или немного обождать?

Сэр Вильям Берифорд останавливается на полушаге, в мыслях он уже весь там, за дверьми. Повернув к нам лицо, недовольно хмурится.

– Прирезать, – бормочет он отсутствующе, а затем, мотнув головой, несколько секунд разглядывает застывшего позади меня дюжего тюремщика.

В голосе барона я отчетливо различаю неуместную сейчас веселость:

– Ну зачем же так сразу прирезать? А как насчет того, чтобы помучить перед смертью? Кто хвастался, что недавно ему купили новый пыточный набор?

Голос за моей спиной дрожит, ломаясь:

– Так вы помните! Господи Боже, вы про меня помните!

– Ну, конечно же, помню, Уолтер, – с некоторым нетерпением отзывается барон. – Ведь ты один из самых достойных и преданных мне слуг. Пока брось его в темницу, а там разберемся, что делать с этим мошенником. Ведь он еще не рассказал, кто те двое, что ухитрились сбежать от моего племянника, – с видом человека, внезапно припомнившего нечто важное, сэр Вильям звонко хлопает себя по лбу. – Да, ведь у нас скоро праздник! Мы можем затравить ирландца собаками, пора как следует приглядеться к новой своре, которую я выиграл в кости у сэра де Гримьер на позапрошлой неделе. Или же посадим мерзавца в клетку к медведю. Надо будет заранее приказать, чтобы зверя не кормили несколько дней.

– Господин барон, – умоляюще гудит тюремщик из-за моей спины.

– Ну ладно, ладно тебе, шучу.

Едва за нашими спинами захлопывается тяжелая дубовая дверь, Уолтер с благоговением бормочет:

– Святой, настоящий святой! – Он тут же пихает меня в спину и резко командует: – Пошел вперед, ворюга!

Но голос до конца мой конвоир изменить не успел, так что и мне достается кусочек чужой нежности. Умеет вызвать любовь господин барон, психолог доморощенный. Не надо во всем потакать подчиненным, но сумей выказать о них заботу и в ответ получишь преданность и искреннюю любовь, каких не купишь ни за какие деньги.

Я молча бреду в камеру, тюремщик подгоняет меня тычками. Пихает он еле-еле, только для порядку, но каждый раз я невольно охаю от боли. Мне кажется, что в теле не осталось ни одной целой косточки, ни единого неповрежденного сустава. Попав наконец в камеру, я осторожно устраиваюсь на охапке гнилой соломы, стараясь лечь поудобнее, а в голову упрямо лезет мысль о том, отчего же, собственно, барон так спокоен. Почему его не волнует, что сбежавшие могут привести подмогу или пожаловаться властям?

Я ежусь от холода. Так уж устроены тюрьмы, что об удобствах узников здесь думают в последнюю очередь. Сэр Ричард непременно вернется, знаю я этот тип людей, у него упорство на лице заглавными буквами написано, и после каждой из них торчит жирный восклицательный знак. Одна только выпяченная вперед нижняя челюсть чего стоит, а гордая осанка, а орлиный взор! Подобный ему никогда не бросит в беде возлюбленную и людей, что попали из-за него в засаду. Так что сэр Ричард Йорк подготовится как следует и явится за нами, в этом нет никаких сомнений. А потому не будем терзаться мыслью о том, за каким же чертом я явился в адское логово, обитатели которого убивают людей, чтобы из их черепов делать лечебные настойки. Сейчас самое главное – суметь дожить до светлого мига освобождения.

Пусть замок хорошо укреплен, а племянник хозяина – непревзойденный воин, сэр Ричард изыщет, как взять верх. Но если окажется, что хозяин замка – человек уважаемый и известный в округе, то все сразу усложнится. Кто на слово поверит чужаку, обвиняющему твоего друга и ближайшего соседа? А если барон Вильям Берифорд и есть местная власть, а вокруг лежат подвластные ему земли, то для освободителей все может обернуться совсем нехорошо. Как бы сэр Йорк в конце концов сам не оказался виноватым! Да и жив ли он?

Устав лежать, я сажусь, понурив голову. Похоже, надеяться на лучшее в моем положении не приходится, слишком уж легкомысленно это выглядит. Из ложного чувства благодарности я ввязался в дело, которое может стоить мне головы, а ведь мог бы просто указать дорогу к замку, где обитают похитители голов. Уже наверняка был бы в порту.

«Хватит, – решительно говорю я себе. – Достаточно! Что толку посыпать голову пеплом, надо думать о том, как выбраться отсюда. Ты же еще ребенком слышал, мол, никто не даст нам избавленья, и только своею собственной рукой мы вырвем его у судьбы из горла!»

Но сколько я ни думаю, ничего путного в голову так и не лезет. В моем распоряжении имеется почерневшая солома, не раз уже бывшая в употреблении, в количестве одной охапки, глиняная миска для жидкой похлебки, которой здесь потчуют узников, глиняный же кувшин для воды с весьма тонкими стенками, им не оглушить даже ребенка. Для отправления естественных надобностей в полу имеется небольшая дыра. Вот и все.

Массивное кольцо, намертво вбитое в стену, то и дело притягивает мой взгляд. Как сказал тюремщик, «будешь шалить, посажу на цепь». Очень доходчиво объяснил, и, поверьте, он не шутил, просто не хотел в воскресенье тревожить шурина, местного кузнеца. Великая вещь эти родственные связи, кабы не они, сидел бы я сейчас на цепи, как бобик в конуре. Если придумаю, как преодолеть двери тюрьмы, мне останется только вскарабкаться на стену, окружающую замок, а дальше прямо на юг и больше никаких остановок и сомнительных авантюр!

Вот и сосредоточимся на этом, раз все равно больше нечем заняться. Но для начала, буквально на минуту, я вспомню нежное лицо, глаза, зеленые, как весенняя трава, и голос, от звуков которого тает мое сердце. Только на минуту, больше не надо. Жанна далеко, совсем одна, и ей очень нужна моя помощь, пусть даже девушка никогда не попросит о ней вслух. Уже только поэтому я не позволю себя убить. Я обещал ей вернуться и вернусь, чего бы это ни стоило мне и всем обитателям замка Молт. А потому надо припомнить еще раз дорогу, по которой меня сюда вели, каждый поворот и ступеньку, все запоры и решетки. Побег – дело серьезное, и мелочей тут не бывает. К счастью, у меня есть один сильный козырь, надо только умело его разыграть.

– Давай! – тянет руку тюремщик, его мутные глаза алчно поблескивают в полутьме коридора.

– Рано, – твердо говорю я. – Сначала покажи мне ключи от входной двери.

Надзиратель недовольно ворчит, колеблясь, меряет меня пристальным взглядом, а я в сотый раз терпеливо разъясняю:

– Отнимешь перстень силой, Уолтер, он все равно тебе не достанется. Клянусь, я расскажу обо всем твоему господину, и он обязательно заберет у тебя это сокровище.

Подумав еще несколько минут, Уолтер сдается. Тяжелая связка ключей переходит ко мне, заметно оттягивая руку, а надзиратель, заполучив вожделенный перстень покойного сьера Габриэля, тут же куда-то исчезает, надо полагать, прячет взятку в неприметную щель или крысиную нору. Появившись, смотрит на меня с таким торжеством во взоре, что я понимаю – самому мне перстня не отыскать.

В сотый раз я мысленно благодарю покойного брата Симона за воровскую науку, которую он так щедро мне преподавал. Тогда я воспринимал его ругань и подзатыльники в штыки, а сейчас в каком-то озарении понимаю, что опытный вор и настоящий мастер, даже став монахом, мечтал хоть кому-нибудь передать секреты своей профессии. И когда на него свалился послушник, пусть бестолковый и неспособный к профессии вора, Симон душу вложил в преподавание. Смог бы я без его уроков надежно укрыть перстень, который сейчас вытаскивает меня из темницы? Вряд ли.

– Спасибо, – шепчу я покойному учителю.

Тяжелая связка бронзовых ключей обрушивается на затылок Уолтера, и тот, подогнув ноги, мягко оседает на каменный пол. Признаюсь, удар вышел немного сильнее, чем мы условились, и уж тем более в тексте договора не было пункта об обмене одеждой. Я оставляю связанного по рукам и ногам надзирателя в моей бывшей камере, сам же бреду к выходу из тюрьмы. На живот мне пришлось подложить какое-то тряпье, рукава куртки немного коротки, а штанины болтаются, как на огородном пугале. Зато я очень похоже изображаю покашливания, бурчание и плевки надзирателя. Я поднимаюсь по каменной лестнице, тяжелый засов, упираясь, с пронзительным скрежетом покидает пазы, толстая дверь распахивается неожиданно легко.

В лицо бьет свежий ветер, после спертого воздуха подземной тюрьмы у меня кружится голова, и я все никак не могу надышаться. Совсем рядом с дверью в стену вбита бронзовая скоба, кто-то заботливо вставил туда пылающий факел, и я быстро отворачиваюсь в сторону. Над головой раскинулось звездное небо, убывающая луна светит тускло, словно вот-вот погаснет, двор замка Молт совершенно пуст. Я приглядываюсь внимательнее, но кроме пары дремлющих часовых, что без движения застыли на стенах, никого не вижу. Едва я отрываюсь от стены, откуда-то справа спрашивают:

– Куда это ты собрался, Уолтер?

– Воздухом подышать, – хриплю я в ответ.

В паре ярдов от меня от стены донжона отделяется невысокая плечистая фигура. Не успевает притаившийся стражник сделать еще один шаг, как я прыгаю к нему и что есть сил бью кулаком под бороду, сминая и ломая хрящи гортани. Во дворе царит мертвая тишина, поэтому действовать мне приходится очень осторожно. Я бережно ухватываю обмякшее тело под мышки и осторожно кладу в густую тень, откуда англичанин так неосмотрительно появился. Стражник еще хрипит, его руки и ноги мелко подергиваются, это остаточные реакции тела, не желающего умирать. Я срываю с его пояса тяжелый топор, хватаю копье, а вот щит оставляю на месте, в лесу он мне ни к чему. Вот кольчугу, пусть и дрянную, я бы снял, жаль времени нет, у меня каждая минута на счету.

По двору я крадусь от одной тени к другой и, наконец, оказываюсь у подножия лестницы, что ведет на вершину замковой стены. Ступеньки заканчиваются, я, словно призрак, бесшумно проскальзываю за спиной дремлющего часового и не раздумывая прыгаю вниз. Тут до земли и пятнадцати футов нет, окружает замок не камень, а мягкая почва, потому я приземляюсь без особых проблем. Теперь все, что мне нужно, – это добраться незамеченным до леса, вон от приглашающе шумит у подножия холма, до деревьев рукой подать.

Искусство передвижения по ночному лесу не каждому доступно, кое-кто и среди ясного дня шагу не сделает без того, чтобы не зацепиться плащом за торчащий сук, обязательно споткнется о торчащий корень, а то и по пояс ухнет в притаившееся болотце. Признаюсь честно, блуждания по ночному лесу – досадный пробел в моем образовании. Чисто теоретически я знал, что мох растет с северной стороны деревьев, этот секрет подарили мне уроки природоведения в четвертом классе. Жаль только, что все ощупанные мной стволы о том не подозревали, и я без толку испачкал трофейную одежду. Еще можно было бы сориентироваться по Малой Медведице, та всегда тычет Полярной звездой строго на север, но небо затянуло тучами, а потому далеко от замка Молт я не ушел.

С рассветом я двинулся на юг, в сторону побережья, но вскоре за спиной раздался собачий лай, поначалу едва слышный, а затем все усиливающийся. Я затравленно огляделся, но поблизости не оказалось ни речки, ни ручья, вверх по течению которых можно было бы брести, напрочь сбивая с толку погоню. Поэтому я просто побежал.

Подходящая для обороны поляна обнаружилась буквально за минуту до того, как меня настиг первый из псов. Едва я успел вжаться спиной в толстый, втроем не обхватишь, ствол, как на дальнем конце поляны угрожающе затрещали кусты, и передо мной оказалось настоящее чудовище ростом чуть ли не с пони. Разумеется, я не ожидал, что следом за мной пустят свору пуделей или спаниелей, но подобный зверь стал неприятным сюрпризом.

Пес не пожелал напороться грудью на копье, выставленное вперед, и с жутким воем сдохнуть у моих ног. Молниеносно прянув вбок, зверь припал к земле, а затем эта тварь ухватила древко копья огнедышащей пастью и прянула назад, вмиг обезоружив меня! С хрустом сомкнулись снежно-белые зубы, пес мотнул крупной, как у коня, башкой, я ошарашенно поглядел на половинки разгрызенного копья, а затем в налитые кровью глаза зверя. Поймав мой взгляд, пес-убийца грозно зарычал.

– Сидеть! Ах ты чертов грызун! – громко крикнул я, силясь хотя бы на секунду ошеломить зверя, и, судорожно ища глазами хотя бы одно уязвимое место, замахнулся топором.