– В нашем баре, – не задумываясь, ответил я и вышел из кабинета шефа.
Бар сорокового этажа был пуст. Это было вполне понятно. На сороковой этаж допускались только сотрудники, имеющие полный доступ, то есть сотрудники класса А или 0, а они, за вычетом погибших в катастрофе, либо выслеживали своих жертв где-то в городе, либо исполняли свой долг в кабинетах. Я заказал себе стакан пива, уселся за один из столиков и закурил, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Несмотря на все мои старания не думать о плохом, мои мысли неотвратимо возвращались то к Эду Хамнеру и тому, что я мечтал сделать с ним, когда утрачивал контроль над собой, то к мусоросборнику в помещении для курящих, который вел себя, словно страшный хищник, который уже один раз прыгнул на свою жертву, а затем затаился, как тигр под бичом дрессировщика. Что-то подсказывало мне, что я уже видел прыжки этого зверя и еще увижу не раз, несмотря на то, что внешне он смирился и подчинился мне.
«Да, нервы совсем ни к черту стали, хорошо хоть, я еще Санта-Клауса у себя в спальне не видел», – подумал я и рассмеялся.
– Сотрудник класса А Бен Роджерс, немедленно подойдите в кабинет заместителя начальника службы безопасности, – прорычал внезапно громкоговоритель на стене.
От его рыка я разлил пиво и выругался. Кажется, матерщина в последние несколько дней стала основной реакцией моего организма на неожиданные подлости жизни. Надо будет попросить отпуск, чтобы подлечить нервы. После того, как волна инфицирования спадет. Я одним глотком допил пиво, которое еще оставалось в стакане, затушил сигарету и пошел.
– Умный парень, – такими словами приветствовал мое очередное появление в своем кабинете сэр Найджел. – У Дженис психологии научился немного.
– Не понимаю вас, сэр, – ответил я. После размышлений о Хамнере и мусоросборнике я действительно не сразу понял, о чем толкует мой шеф.
– Только что пришло сообщение от сотрудника службы наблюдения, приставленного к мистеру Браунлоу.
– И что там? – живо спросил я, мгновенно переключившись на предстоящую охоту.
– Мистер Браунлоу шесть минут назад купил билеты на стереопостановку «Белоснежка и семь гномов».
– Сколько билетов? – спросил я, чувствуя себя, как гончая перед охотой.
– Он купил девять билетов, – ответил сэр Найджел.
– Сколько? – переспросил я, решив, что ослышался.
– Девять.
– Куда ему столько? – удивился я.
– Мне это неизвестно. Бригада наружного наблюдения сейчас это выясняет.
– Возможно, он купил билеты также и для семьи какого-нибудь своего друга? – предположил я.
– Это наиболее вероятный вариант. Именно его сейчас проверяет служба информирования и наблюдения.
Мы немного помолчали, думая каждый о своем. Я думал о Свете, а о чем думал мой шеф, мне было неизвестно, поскольку его лицо, как всегда, абсолютно ничего не выражало, словно даже не знало, что такое чувства.
– Как ты думаешь ликвидировать их? – спросил сэр Найджел, и я едва не закричал, потому что как раз в этот момент обдумывал план ликвидации Эда Хамнера.
– Пока еще не решил, но несчастный случай с пульсаром, по-моему, стопроцентно отпадает, – сказал я, с огромным трудом восстановив контроль над своими голосовыми связками и органами дыхания. – Во-первых, после катастрофы с нашим пульсаром введены дополнительные меры безопасности, во-вторых, их пульсар будет почти все время либо при них, либо в охраняемом гараже стереотеатра, и в таком случае мне будет очень трудно совершить необходимую диверсию, кроме как открытым способом, который может быть засечен; в-третьих, Браунлоу – очень опытный пилот, профессионал, и катастрофа с ним будет выглядеть чересчур подозрительно. К тому же предполагаемый маршрут их полета будет проходить над наиболее плотно заселенными районами города, и в результате непременно будет много случайных жертв. Поэтому мне кажется, ветеран-убийца в данном случае будет наилучшим вариантом.
– Думаешь, ветеран-убийца подойдет для этого дела? – спросил сэр Найджел.
– В нашем случае я уверен, что наиболее подходящим для этого дела будет какой-нибудь маньяк, – сказал я. – А ветеран-убийца для этой цели подходит лучше всего – и стиль подходящий, и место действия.
Для подобных заданий, когда требовалось ликвидировать сразу целую группу людей, стиль маньяка-убийцы подходил лучше всего, если не было возможности сымитировать крупный несчастный случай. Тогда одновременное убийство нескольких человек будет выглядеть не так подозрительно для людей, знающих, куда смотреть. Палачи нашего бюро, в том числе и я, неоднократно использовали стиль работы маньяков, иногда создавая их лично. Психологи до сих пор не могут понять, откуда взялось такое количество маньяков, которые не мучают своих жертв и не издеваются над трупами (ну, или почти не мучают и не издеваются), а только убивают их. Полиция тоже не может этого понять. Надеюсь, ни те, ни другие так и не разберутся в этом, иначе их придется ликвидировать для сохранения режима секретности нашей организации.
А что касается ветерана-убийцы, то он был маньяком, созданным лично мною и уже неоднократно опробованным в массовых ликвидациях больных. В полиции его считали свихнувшимся старым солдатом, который время от времени вспоминает минувшие деньки, берясь за автомат и отстреливая мирных граждан Англии.
– Да, пожалуй, он наиболее подойдет для этого задания, – согласился со мной сэр Найджел.
– Возвращаться они будут поздно вечером, уже будет темно. Самое то для убийцы-ветерана, – сказал я. – Я подожду их на стоянке пульсаров, она расположена довольно далеко от дома, так что охрана не успеет добежать туда прежде, чем я выполню задание и уйду оттуда.
– Что ж. Принимаю этот набросок как план операции, – сказал сэр Найджел, подписал какой-то документ и протянул его мне. – Иди к Биллингему, потом в отдел вооружения, а потом еще раз зайди ко мне. Дело все-таки очень серьезное, да и дополнительная информация к твоему возвращению уже наверняка поступит.
– Конечно, сэр, – ответил я и направился к выходу.
– И не засиживайся больше в баре, иначе мне придется лишить тебя некоторых твоих привилегий, – сказал шеф мне в спину, словно выстрелил.
– Да, сэр, – сказал я, берясь за дверную ручку.
– И не называй меня «сэр»!
– Да, – ответил я и вышел, направив свои стопы в сторону кабинета Апостола.
Биллингем молча выписал мне необходимые документы, не сказав ни слова. Онемел он, что ли?
Я тоже не сказал ему ни слова, забрал подписанные им документы и пошел в отдел вооружения.
ГЛАВА 17
Он наступал как будто на меня.
От голода рыча освирепело
И самый воздух страхом цепеня.
Меня сковал такой тяжелый гнет
Перед его стремящим ужас взглядом,
Что я утратил чаянье высот.
Я был смятением объят…
Данте Алигьери. «Божественная комедия»
Во мне нет страха пред земным,
Но пред тобой, нездешнее созданье,
Я трепещу…
Старинная пьеса
– Давненько ты к нам не заходил, – приветствовал меня Мик Кочински, глава отдела вооружения, когда я вошел к нему в кабинет. – Как дела?
– Отлично, – ответил я, протягивая ему подписанные Биллингемом документы. Кочински медленно и внимательно прочитал их, потом посмотрел на меня и сказал:
– Опять за маньяка взялся?
– А что делать? А ля гер ком а ля гер, как говорят мудрые французы.
– Ладно, сейчас я кого-нибудь отправлю за твоим снаряжением.
– Только маску найдите мне получше. Та, в которой я работал в прошлый раз, здорово натерла мне лицо.
– Будь спокоен, – обнадежил меня Кочински, – сделаем по высшему разряду.
– Буду спокоен, – пообещал я.
– Посиди здесь пока, я схожу в отдел контроля, это минут на семь-восемь, а заодно отдам приказ насчет оружия и прочих деталей имиджа твоего ветерана.
– Ладно, – проворчал я.
Кочински вышел из кабинета, а я поудобнее устроился в кресле. Мои мысли вновь закрутились вокруг старой проблемы. Пытаясь хоть как-то отвлечься, я принялся рассматривать кабинет Кочински. Мое внимание привлекла статуэтка на столе, которой я раньше не видел. То ли не замечал, то ли ее тогда не было.
Это было изображение волка сантиметров пятнадцати высотой, сделанное, несомненно, мастером своего дела. Я не большой специалист в мелкой пластике, но, на мой неискушенный взгляд, эта статуэтка была поистине шедевром. Мастерство, с которым автор изобразил оскалившегося волка, повернувшегося словно для того, чтобы отразить нападение, было достойно всяческих похвал. Серый хищник казался живым, готовым спрыгнуть с пьедестала. От него исходила мощная волна животной ненависти.
Я вжался в кресло, вцепившись руками в подлокотники так, что побелели пальцы, когда фигурка повернула голову и зарычала, уставившись на меня горящими рубиновыми глазами. Ужас неминуемой близкой смерти сжал мое сердце ледяной рукой, сковав руки и ноги. Маленький хищник приподнялся на своем пьедестале-скале, словно готовясь прыгнуть. В разинутой пасти сверкнули крохотные белые клыки.
Мысли путались в моей голове, а она сама словно распухла и отказывалась думать. Рубиновый блеск волчьих глаз гипнотизировал меня, притягивая мой взгляд, словно магнит, а клыки, казалось, вот-вот вопьются в мое горло.
«Это мне просто кажется, – подумал я, пытаясь еще цепляться за реальность. – Просто кажется!»
Но мозг отказывался слушать свой собственный голос, пасуя перед тем, что видели глаза.
Я медленно, очень медленно встал, слыша все нарастающий рык хищника, который пригнулся к своей скале, словно собирая силы для прыжка. Казалось, он и сам испуган размерами своего противника, но не желает отступать. Словно я – его законная добыча, которая не имеет права убежать. Его зубы до дрожи напомнили мне пасть мусоросборника.
Не сводя с него глаз, я медленно расстегнул свой пояс, который всегда носил под пиджаком. Шириной в ладонь, сделанный из натуральной бычьей кожи самого лучшего качества, с тяжелой металлической пряжкой, имеющей острые края и весившей почти килограмм, он представлял собой грозное оружие в руках умелого бойца. Таким оружием я без труда мог разбить человеку череп. Я занес его над головой, примеряясь, как бы ударить маленького хищника, готового вцепиться в меня.
Волк припал к верхушке своей скалы, словно собираясь с силами перед прыжком, а я, крепко сжимая в руке пояс, потряс головой, а потом нажал указательным пальцем под глазным яблоком. Как известно, это самое простое и действенное средство против галлюцинаций, когда все реально существующие предметы должны раздвоиться. Однако против ожиданий волк, продолжавший двигаться на своем постаменте, раздвоился, как и все остальные предметы в кабинете Кочински.
Волк сделал вид, что хочет прыгнуть на меня, и я отступил от стола, покрепче сжав пояс.
«Только двинься, и я снесу твою глупую маленькую башку!» – подумал я с каким-то охотничьим азартом. Теперь мне очень хотелось, чтоб эта тварь прыгнула на меня, и тогда я ее встречу ударом, который будет ее последним ощущением в жизни.
– Ну, прыгай! – выкрикнул я и отступил на шаг, замахиваясь поясом, готовясь встретить прыжок маленького хищника сокрушительным ударом.
Внезапно дверь с шумом распахнулась.
Я резко отступил назад и вбок, чтобы держать под контролем и волка, и внезапно открывшуюся дверь, за которой могла скрываться какая-то новая, неведомая опасность.
– Здорово я тебя подловил? – задыхаясь от хохота, спросил Кочински, вваливаясь в кабинет.
Горло мое пересохло, язык вяло ворочался в нем, словно рыба в пересохшем пруду.
– Подловил? – прохрипел я.
Кочински кивнул на статуэтку волка на столе, которая вновь замерла и приобрела вполне благопристойный вид. Рубиновые глаза погасли, пасть захлопнулась. Волк теперь стоял и задумчиво смотрел на что-то где-то у меня за спиной.
– Что все это значит? – зарычал я не хуже волка, повернувшись ко все еще задыхающемуся от смеха Кочински.
– Только не убивай меня! – выдавил тот сквозь смех и рухнул в кресло, совсем обессилев от веселья.
Я громко выматерился и вновь потребовал от него объяснений, но Кочински явно потерял способность говорить. Он мог только смеяться.
Я вновь уселся в кресло, ожидая, когда эта сволочь перестанет дрыгать ногами от смеха. Мне внезапно пришло в голову, что с проломленным черепом он бы дрыгал ногами еще веселее, и покрылся холодным потом от мысли, что я себя сейчас уже практически не контролирую.
– Хватит ржать! – яростно заорал я и с такой силой ударил ладонью по столу, что проклятая статуэтка едва не свалилась на пол. Потом осторожно положил руки на колени и мысленно досчитал до десяти, одновременно напомнив себе, чем карается незаконное убийство.
– Ладно-ладно, все, прекращаю, – ответил Кочински, и немного успокоившись, уселся за свой письменный стол.
– А теперь объясни мне, наконец, что это за чертовщина.
– Это подарок моих друзей. Одна из игрушек, которые какие-то паразиты делают специально для любителей посмеяться над чересчур впечатлительными людьми и бедных племянников, имеющих богатых тетушек с больным сердцем.
Я посмотрел на волка. Тот по-прежнему стоял совершенно смирно, словно исполнивший свой долг солдат. Потом он вдруг сверкнул глазами и сделал шаг в мою сторону. Я отшатнулся.
– Вот-вот, – рассмеялся Кочински, показывая мне маленький пульт дистанционного управления. – Когда эта штука впервые ожила у меня в кабинете дня через два после моего дня рождения, я чуть с ума не сошел от страха. – Кочински посмотрел в окно, а потом сказал с виноватой улыбкой: – А потом тут же побежал к Дженис, потому что решил, что рехнулся. Она протестировала меня, но не нашла ничего, кроме того, что я только что перенес стрессовую ситуацию. А ситуация действительно была стрессовая. Тогда я пошел к нашему начальнику технического отдела, к Гешиферу, и он осмотрел эту чертову штуку и объяснил мне, в чем тут дело.
– И ты решил сам ею попользоваться? – едва сдерживаясь, спросил я, поскольку еще не забыл свой страх перед этой проклятой игрушкой.
– Да, особенно после того, как мои друзья подарили мне еще и пульт дистанционного управления этой штукой. Но я ею пользовался только пару раз до тебя, ну еще и ты, – он посмотрел на меня, и в его взгляде легко читались уважение, почтение и даже какой-то страх. Помолчав немного, он сказал: – Между прочим, ты – единственный, кто подумал о сопротивлении. Не зря о тебе говорят, что ты самый крутой парень в нашем бюро.
Я с трудом подавил в себе желание взять эту проклятую статуэтку и как следует ударить ею хозяина кабинета по голове. Пришлось снова напоминать себе, чем карается незаконное убийство. Хотя, я думаю, меня бы оправдали. Списали бы все на законную самооборону или в крайнем случае на состояние аффекта.
– А теперь к делу, – холодно сказал я, все еще с опаской косясь то на этого урода, то на его статуэтку. – Так как там насчет моего оружия и снаряжения?
– Все будет в лучшем виде, – заверил меня Кочински. – Лично прослежу.
– Вот-вот. Работай, а не игрушками для сумасшедших занимайся, а то еще, чего доброго, сам рехнешься. И придется тебя отправить на переработку, – сказал я. По моему тону нельзя было сказать, что подобная перспектива меня сильно удручает. – Или несчастный случай какой-нибудь с тобой случится, – продолжил я мечтательным тоном, – например, автокатастрофа. Или маньяку какому-нибудь под руку попадешься. Жалко ведь будет. – Я пристально посмотрел на него и увидел, как бледнеет его лицо.
– Бен, я надеюсь, ты не обиделся на мою шутку? – заволновался Кочински.
– Я напишу это на твоей могиле, – пообещал я с угрюмой улыбкой на лице. – Что-нибудь типа «дорогой Кочински, я вовсе не обиделся на твою шутку». Получится неплохая эпитафия. Я думаю, ее оценят все, кто уже попадался на твою удочку.
Лицо Кочински приобрело цвет бумаги. Он так разволновался, что совсем забыл про дистанционное управление, которое я незаметно подобрал.
– Бен, я надеюсь, ты шутишь? – охрипшим голосом спросил Кочински, медленно подбираясь к столу со скрытой под ним кнопкой вызова охраны.
Рык волка заставил его подскочить с диким воплем страха.
– А знаешь, игрушка действительно неплохая, – сказал я. – Но тебе не мешало бы нервишки подлечить. А то еще, чего доброго, действительно загнешься раньше срока.
Я бросил ему под ноги дистанционное управление волка и пошел к двери, но у самой двери остановился и, обернувшись, сказал:
– Надеюсь, твои разгильдяи не забудут зарядить мой автомат, иначе… – Я не договорил, и в воздухе повисла многозначительная тишина.
– Конечно, не забудут! – горячо заверил меня Кочински. – Что ты! Как можно…
– Вот и отлично, – сказал я и вышел, пинком закрыв за собой дверь.
ГЛАВА 18
Ты, одержимый злобою звериной
К тому, кого ты истерзал, жуя,
Скажи, что было ей причиной.
Данте Алигьери. «Божественная комедия»
Я ненавижу тебя, ненавижу! И потому сделаю все, чтобы тебя уничтожить.
Федор Стрельцов. «Откровение палача»
Я пошел в кабинет к сэру Найджелу, чтобы узнать, не получил ли он какой-нибудь дополнительной информации, которая могла бы мне помочь в этом сложном деле.
«Зря я, конечно, так с Кочински, он неплохой парень, хотя и не без странностей, хотя, впрочем, если хорошенько подумать, кто из нас не без странностей, – подумал я. – Но так пошутить надо мной! Скотина! Хотя мне надо было сказать ему спасибо, потому что произошедшее в его кабинете начисто выбило из моей головы все мысли, связанные с Эдом и Светой. Да, а денек сегодня тот еще. Сначала трудное утро, потом не менее трудное задание, потом эпизод с мусоросборником, а теперь еще эта проклятая статуэтка, попортившая мне за минуту больше нервов, чем нелегкий труд палача за год. и ссора с Кочински, в лице которого я теперь явно получил, может, и не злейшего, но все же врага. Что ж, а ля гер ком а ля гер, как говорят мудрые французы».
Размышляя подобным образом, я незаметно добрался до кабинета сэра Найджела. Постучавшись, как велит закон вежливости, я вошел.
– Есть что-нибудь новенькое по делу Браунлоу? – сразу спросил я.
– Ничего такого, что бы стоило труда целой бригады, – проворчал мой шеф и дал мне листок бумаги.
Я быстро пробежал его глазами и сказал:
– Не так много, как бы мне хотелось, но это все же лучше, чем ничего.
– Я тоже так думаю, – согласился со мной сэр Найджел, склонив лысую голову. – Через два-три часа должен поступить более обстоятельный доклад. Думаю, он будет более полезен в плане информации.
– Что-нибудь еще есть?
– Да нет, больше ничего.
– Тогда я пойду?
– Иди. Только я тебя прошу, будь осторожен на задании. Мне лишние жертвы не нужны, особенно если ты окажешься в их числе, – сказал шеф, глядя мне в глаза.
– Не окажусь, шеф, честное слово, не окажусь, – честно пообещал я. Насчет лишних жертв я ничего не сказал, но Лысый Дьявол меня понял. – Да, кстати, шеф, вы давно были в последний раз в отделе вооружения?
– А что такое? – встрепенулся сэр Найджел.
«Интересно, с чего бы это он так живо среагировал на мой вопрос? Уж не попал ли я в больное место Лысого Дьявола?» – подумал я, но отступать уже было поздно.
– Да там начальник отдела, по-моему, уже давно созрел для проверки у Дженис по полной программе, – сказал я.
– Ах, вот оно что, – сказал мой шеф голосом, который не предвещал ничего хорошего Кочински. – Он уже давно уклоняется от проверки на профпригодность. Придется мне заняться им всерьез.
Мне даже стало немного жаль беднягу. Когда шеф говорит, что собрался кем-то заняться всерьез, то это означает для объекта его внимания как минимум страшный разнос. Впрочем, Кочински виноват. Дошутился. Таких шуток надо мной я еще никому и никогда не прощал и не собирался делать этого и впредь.
– Ну ладно, я, пожалуй, пойду, – сказал я и подумал: «Я не кардинал Ришелье, интригами не часто занимаюсь, но тут, похоже, такой случай, когда даже полный дилетант в интригах сумел бы воспользоваться ситуацией. Беднягу Кочински я сильно напугал своими угрозами, и если теперь к нему заглянет на чай сэр Найджел, а мой шеф всегда все проблемы с персоналом, особенно со старыми сотрудниками, старается разрешить лично, с глазу на глаз, и ходит на такие переговоры без охраны, то у Кочински наверняка сдадут нервы. Уверен, это будет замечательное шоу. Жаль, я этого не услышу».
– До свидания, Найдж, – сказал я и вышел.
Выйдя из главного кабинета, я направился домой, но по дороге решил позвонить в больницу, где отдыхал после нашей вчерашней встречи Эд Хамнер. Убедившись, что за мной никто не следит, я свернул к ближайшему телефону-автомату. Не со своего же корпоративного оллкома мне звонить по личным делам, за которые мне снесли бы башку, если бы узнали о них. В телефонном справочнике я быстро нашел Балтимор стэйт хоспитал, набрал номер и сказал:
– Добрый день.
– Добрый день, сэр, – приветливо ответила мне дежурная сестра Балтимор стэйт хоспитал.
– Я бы хотел, если это возможно, побеседовать с вашим пациентом Эдвардом Хамнером, которого доставила вчера вечером «Скорая помощь» с травмой носа примерно в 23.40 с вечеринки.
– Минуточку, пожалуйста, – ответила дежурная. До меня донеслись щелканье кнопок и тихое «бип-бип» компьютера.
– Эдвард Хамнер, 29 лет, проживает на Черчилл-авеню, 134, 780, доставлен вчера в 23.42 с переломом носа и сотрясением головного мозга средней тяжести.
– Да-да, – быстро сказал я.
– К сожалению, сэр, вы не сможете с ним поговорить, – сказал приятный голосок сестры.
– Но почему? Он что, так плох? – удивился я. – Травма ведь не такая уж тяжёлая.
– Нет, с ним все в порядке.
– Так в чем же дело?
– Мистер Хамнер был выписан сегодня утром.
– Понятно, – ответил я и, подумав, спросил: – Вы не знаете случайно, кто его забрал?
– К сожалению, имени этого человека в документах регистратуры нет, – ответила сестра.
– А вы не могли бы описать человека, который забрал сегодня моего друга из больницы?
– К сожалению, это было утром, не во время моего дежурства, так что помочь я вам не могу.
– Может быть, в файлах главного компьютера есть имя этого человека? – не отступал я.
– К сожалению, все утренние файлы уже перенесены из оперативной памяти больничного компьютера в глобальную сеть ВОЗ, – терпеливо ответила сестра.
– Очень жаль.
– Можем ли мы быть вам еще чем-либо полезны? – спросила моя собеседница, и по ее тону я понял, что она уже вовсе не желает оказаться мне чем-либо полезной.
– К сожалению, нет, – ответил я и повесил трубку.
Я постоял немного, размышляя о том, кто мог забрать Эда из больницы. Сам он не смог бы уйти, потому что я хоть и был вчера пьян, но врезал ему крепко. Да и врачи бы его не отпустили. Ответ было найти сложновато. Это мог сделать любой из почти тридцати человек, присутствовавших на вчерашней вечеринке.
Я позвонил домой Эду, однако ответом мне были лишь гудки да противный голос автоответчика. Хамнера не было дома. Значит, тот, кто его забрал, отвез его к себе домой, чтобы не оставлять в одиночестве больного человека. Хотелось бы мне знать, кто же все-таки этот неизвестный.
Я позвонил Свете, но ее тоже не было дома. На работу ей я не мог позвонить, чтобы меня не засекли сыщики Мартина. Оставалось разве что поискать в адресной книге всех, кого я запомнил на вчерашней вечеринке, и обзвонить их, в первую очередь тех, кто живет поблизости от Балтимор стэйт хоспитал. Кто-нибудь из них вполне мог забрать Эда.
Пораскинув мозгами, я решил, что мне этим заниматься не только опасно, но и бесполезно. А ребята Мартина с подобным заданием справятся гораздо быстрее и с меньшим для моей персоны риском. Тем более они специально подготовлены для выполнения такой работы. Я же искусство наружного наблюдения проходил в основном в факультативном порядке, не как отдельную дисциплину, а как довесок к моему искусству убивать. Помозговав над этой идеей, я решил, что давать Мартину указание взять под наблюдение еще и Хамнера не стоит, особенно учитывая, что я еще не решил, что же мне сделать с ним. Хватит мне того, что его ребята пасут Светлану.
Кстати говоря, я уже давно не получал никакой информации от Мартина о моей пшеничноволосой сероглазке с улыбкой хозяйки гостиницы и ученой степенью.
«Это надо исправить», – решил я и начал набирать телефонный номер конторы Мартина.
– Эй, ты! Ты че, собрался весь день звонить? – раздался за моей спиной чей-то молодой голос.
Я медленно повернулся и посмотрел на сказавшего эти слова. Им оказался высокий, крепко сбитый парень лет двадцати – двадцати двух с бритой головой и жидкой бороденкой в переливающемся всеми цветами радуги пластиковом комбинезоне со множеством карманов и стилизованных изображений человеческих черепов, в высоких кожаных ботинках с толстой подошвой и металлическими пластинами на носках. Уши его были проткнуты серьгами в виде берцовых человеческих костей, на шее болталась толстая цепочка под серебро с подвешенными к ней черепом и целой пригоршней не то брелков для ключей, не то африканских амулетов на счастье. Одним словом, данный индивид принадлежал к числу «форвардов», как они сами себя называют. Лет пятнадцать назад таких называли «прогрессивной молодежью». Терпеть их не могу.
– А тебе какое дело? – спросил я самым холодным тоном, на какой был способен. С такими субъектами, как этот, я иначе разговаривать просто не могу.
– Такое! Не тебе одному, старый пень, позвонить надо, – ответил он и шагнул вперед, пытаясь оттеснить меня от телефона. Я тут же оттеснил его на исходные позиции.
– Если вам надо позвонить, – сказал я, подчеркнуто называя его на «вы», – так подождите, пока я позвоню.
– С какой-то стати я буду ждать, пока ты позвонишь, мне сейчас надо звонить, – ответил парень и вновь попытался плечом оттеснить меня от телефона.
– С такой, что вы подошли позже меня, – спокойно ответил я, опять оттесняя его на исходные позиции.
Парень несколько секунд недоуменно смотрел на меня, словно не мог поверить, что кто-то может что-то делать наперекор его воле, а потом в третий раз попытался оттолкнуть меня от телефона, на сей раз гораздо жестче. Я не остался в долгу, снова отпихнув его от телефона, добавив на сей раз к толчку еще и неплохой удар по почкам, который заставил моего оппонента скривиться от боли. Однако отступать он не собирался.
– Пошел на … от телефона…. старый! – заорал парень и резко толкнул меня в грудь. На глазах стоявших неподалеку друзей он не мог поступить иначе, не потеряв своего авторитета. Но лучше бы он все же этого не делал. Я уважаю людей упорных, которые не любят отступать, но не настолько, чтобы давать кому-то из них перешагивать через себя.
Я отклонил рукой его толчок и ударил сам, нанеся классический удар ребром ладони по левым нижним ребрам. Нанесенный точно и в полную силу, такой удар ломает ребра, которые протыкают легкое. После того, как легкое пробито, в нем образуется кровавая пена, которая быстро заполняет оба легких. В результате человек умирает через несколько минут от удушья и закупорки сосудов.
Правда, я ударил его не в полную мощь, в последний момент сдержав желание сокрушить этого крепкого здорового парня, не уважающего ничего, кроме грубой силы. Мой противник отшатнулся, хрипло вскрикнув, поскольку удар все равно получился сильным и точным, причинив ему несколько неприятных секунд, а то и минут. Впрочем, он их, на мой взгляд, вполне заслужил. Но даже это последнее предупреждение не вразумило его.
– Щас мы увидим, как Фредди сделает из папашки отбивную, – хихикнула одна из девиц.
В это время Фредди быстро шагнул вперед, замахиваясь правой рукой, и резко ударил левой, целясь мне в лицо. Я мягко отступил и перехватил его руку, а затем вывернул ее. Мой противник попытался освободиться от захвата, проявив при этом неплохое знание тактики рукопашного боя и хорошую физическую подготовку. Я без труда пресек эту попытку, которая по своему уровню казалась детской игрой по сравнению с теми приемами, которым меня обучили в спецназе и школе палачей. Закрутив его левую руку до затылка, я пару раз как следует ударил его головой об тот самый телефон, который стал для нас яблоком раздора, и отпустил. Мой противник, потеряв сознание от столкновения с металлом, мешком повалился на тротуар, заливая асфальт своей кровью. Отлетевший от комбинезона металлический череп со звоном покатился по асфальту. Мне тотчас невольно вспомнился Эд Хамнер, точно так же лежавший на полу в квартире Светланы, однако желание насладиться, добивая без риска для себя павшего врага, исчезло столь же быстро, как и вчера. Я лежачих не бью. Сейчас меня тошнило от такого удовольствия.
Я повернулся к остальным и пристально посмотрел на них. Друзья Фредди, до того представлявшие для меня лишь какие-то пятна на заднем плане, теперь, когда драка закончилась, превратились в конкретных людей, которых я теперь рассматривал с интересом зоолога, отловившего змею с ногами.
Они стояли тесной группкой, открыв рты от изумления и таращась на меня во все глаза. Должно быть, этот Фредди был самым крутым в их маленькой банде, и то, что я играючи отправил его в нокдаун, повергло их в величайшее изумление. Наши с Фредди боевые действия длились не больше десяти секунд, так что его друзья все еще пребывали в состоянии шока.
Их было четверо – два парня и две девушки. Ничего особенного, обычная компания «прогрессивной молодежи», одетых по последней моде во что-то переливающееся, парни – с бритыми головами и бородами, девушки – с немыслимыми прическами, на всех такие же переливающиеся комбинезоны, металлические украшения в виде стилизованных человеческих черепов, в ушах – серьги в форме костей. У одного парня такая же металлическая кость торчала на пару сантиметров справа и слева от носа. Боже, это надо же было так себя изуродовать!
