Пока туземцы грузили в лодку продукты и воду, Строганов вел неторопливую беседу с вождем на общие темы. Происходило это следующим образом: сначала Сергей с трудом изъяснялся по-французски, а затем Мими после долгой паузы переводила, как уж могла, его слова на местный диалект. Отдельные французские выражения были понятны вождю без перевода, но особенно удивился Сергей, когда несколько фраз туземец произнес по-испански и по-английски. Этот факт бесспорно доказывал, что европейцы не раз посещали затерянный в океане остров.
Выбрав подходящий момент, Сергей рукой указал на приглянувшуюся ему красавицу. Царек решительно ответил отказом. Строганов вздохнул, он предвидел такой вариант развития событий. На этот случай у него был предусмотрен «ход конем». Полковник подошел к лодке и с помощью Гийома с большим трудом вытащил завернутое в тряпку тяжелое зеркало в массивной позолоченной раме. Они поставили его на песок, и Серж театральным жестом откинул тряпицу, словно на открытии памятника.
По острову тут же пронесся общий вздох восхищения, который вырвался из уст всех присутствующих аборигенов. Вождь подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. Он запрыгал на месте, радуясь, словно ребенок, искренне восхищенный этим чудесным подарком.
— Ах! О-о-о! — вымолвил царек и, грубо взяв девушку за шею, с силой толкнул ее к гостю.
Помня, что в команде теперь есть новый туземный матрос, Сергей, во избежание будущих проблем, решил приобрести пару и ему.
Он указал пальцем на пухлую голую аборигенку и протянул правителю медный поднос и два стеклянных бокала. Немного поспорив и выторговав еще несколько ложек, вождь согласился отдать гостю и эту девицу.
Купленные туземки без слез и причитаний послушно, не говоря ни слова, залезли в тримаран, даже не пытаясь взять какие-нибудь личные вещи. А какие могли у них быть вещи? Туфельки? Тапочки? Сумочки? Косметички? Не было у них ничего своего.
«Ладно! Сами приоденем и обуем на корабле! — подумал Серж. — Ура! Задачи выполнены, все цели достигнуты, теперь главное — без драки вернуться назад». Пока полинезийцы были заняты дележом только что полученного добра, им было некогда обращать внимание на гостей, и путешественники, воспользовавшись возникшей суматохой, быстро отчалили. Они гребли изо всех сил, но как только оказались за пределами досягаемости копья или стрелы, скорость сбросили и поплыли спокойно.
Наслаждаясь победой над старым вождем, Гийом и Строганов переговаривались между собой, шутили и смеялись. Сергей был безгранично счастлив, он пожирал глазами южную красавицу, подмигивал ей, произносил ласковые слова, а та в ответ лишь испуганно улыбалась, смущенная его вниманием. Вторая девица была безмолвна и, казалось, безразлична к своей участи. Ну да и бог с ней, не понимает своего счастья, еще будет благодарить за то, что вывезли с затерянного острова и замуж выдали. Конечно, ее можно понять. Кому понравится, что тебя меняют, словно вещь, на ложку и стакан.
Экипаж радостно встретил переговорщиков, вернувшихся с «богатой добычей». Протрезвевший и оклемавшийся от ран, полученных в недавнем бою, казак Кузьма стыдливо прятал глаза, улыбался и изо всех сил старался помочь при швартовке и разгрузке тримарана, а ротмистр Степанов, приобретя еще трех новых членов экипажа, радовался как дитя. Конечно, теперь кораблем будет гораздо легче управлять! К освобожденным от пиратского рабства Мими, Куа и Лоло прибавились красавица Солу, приглянувшаяся полковнику Строганову, и юная Такэ. Туземный матрос был уже снабжен новенькой набедренной повязкой и перестал мучаться в непривычных для него брюках, а от обуви абориген отказался наотрез. Парнишке растолковали, что девушка, взятая на борт корабля вместе с Солу, предназначена для него, он смутился, потупил глаза, но отказываться не стал.
Путешественники подняли якорь, развернули паруса, и дерзкое плаванье дилетантов продолжилось. Ипполит Степанов и Строганов построили экипаж и выступили с речами. Кроме оживавшего на их глазах Кузьмы, их смысла толком никто не понял, даже Гийом, но это было не важно. Главное — начать с торжественного ритуала, а затем продолжить прочие меры по наведению порядка и укреплению дисциплины. Командиры решили построения узаконить и систематизировать, сделать их ежедневными — утром и вечером.
Степанов взял бумагу, перо, чернила, записал для памяти имена туземной части экипажа, громко назвал каждого аборигена и остался недоволен вялыми и нестройными ответами. Он повторил процедуру, и на сей раз экипаж ответил гораздо лучше. Туземцы поняли, что от них требуется, услышав свое имя, ответить громким выкриком «я!». Ротмистр радовался, наконец он стал настоящим капитаном корабля, и команда у него почти образцовая. Конечно, с ними еще придется повозиться, но через неделю-другую подчиненные будут хорошо понимать все приказания.
Вечером Сергей и Ипполит долго ломали голову, пытаясь определить, где же они, в самом деле, находятся сейчас. С навигационными приборами ротмистр был знаком, но многое забыл за годы робинзонады и сейчас с трудом восстанавливал штурманские навыки. Поэтому определение местоположения корабля осуществлялось по-прежнему — на глазок. Насколько Строганов помнил карту мира, они сейчас болтались приблизительно где-то в районе Маршалловых островов с погрешностью до одной тысячи миль в любую сторону.
Глава 11
ВО ВСЕМ ВИНОВАТЫ БАБЫ!
Прошло несколько дней. Гостеприимный остров давно уже скрылся из вида, когда корабль вдруг практически остановился. Наступил полный штиль, и это не предвещало ничего хорошего. Обычно после такого безветрия начинались сильные ураганы и шторма. Двое суток паруса безжизненно висели на мачтах, стояла нестерпимая духота, которая буквально сводила с ума русскую часть экипажа. Обильный пот, выступавший по всему телу, не способствовал любовным утехам.
На борту «Кукарачи» состоялась брачная церемония, предназначавшаяся в основном для девушки, капитан корабля объявил Сергея и Солу мужем и женой. Кузьма Худойконь, опытный в этих делах еще с пугачевских времен, провел обряд крещения, в результате которого Солу стала Степанидой, такое вот православное имечко он выбрал туземке, или ласково Степкой, Стешкой. Прочие пары от бракосочетания воздержались. Затем последовала первая брачная ночь, и начались томные поцелуи, жаркие объятья и бесконечные ласки каждый раз, как молодожену выдавалась свободная от вахты минутка.
Девчушка совсем не была напугана всем происходящим, она поначалу просто растерялась и словно онемела. На ее месте любая другая была бы шокирована. И правда! Жила себе на маленьком атолле, в племени, где все взрослое население можно было пересчитать по пальцам. Никаких особых событий, рутинная борьба за существование, изо дня в день одно и то же. Иногда, конечно, приплывали в гости сородичи с других островов, но это случалось крайне редко. Каждое такое событие обсуждалось потом годами. А если с неба падал метеорит, на берег выбрасывался кит или смерч ломал часть пальм на острове, то возникала легенда, передаваемая из поколения в поколение. Теперь же ее жизнь резко переменилась.
Девушка молча и покорно отдалась по первому желанию белого мужчины, она делала это без страсти, но и без сопротивления, как будто подчинялась древнему ритуалу, с полным равнодушием ко всему происходящему. Сергей старался, как мог, изо всех сил пыхтел, кряхтел, рычал, а она оставалась холодной и бесчувственной, будто тело и душа ее жили разными жизнями. Как говорят в таких случаях, бревно бревном. Мужская часть экипажа подслушивала и порой, как бы невзначай, подглядывала за молодоженами, искренне завидуя Сергею. Еще бы, вряд ли кто-то из них мог похвастаться, что когда-нибудь был близок с такой красавицей, настоящим божественным созданием. По крайней мере, так казалось Строганову.
Однако насмешка судьбы была в том, что с этого момента возвращаться в свое время Сергею расхотелось. Он уже не спешил и к берегам Америки, а былая тоска по Родине и печаль о близких сами собой развеялись. Строганов начал обучать юную дикарку русскому языку, благо опыт создания русского университета на острове амазонок у него уже имелся. Полковник с энтузиазмом взялся за дело, он изо всех сил старался завладеть вниманием девушки, и труды не пропали даром.
В ход пошел весь многолетний опыт обольщения, он ухаживал за Солу, словно она была принцессой королевской крови или, по крайней мере, какой-нибудь герцогиней. В первое утро, пока девушка еще спала после ночи любви, полковник спустился в трюм и начал рыться в сокровищнице. Он выбрал золотую диадему с обрамлением из крупных драгоценных камней, бусы из розового жемчуга, туфельки с серебряными застежками и сапфирами вместо пуговиц.
Да этой обуви цены нет! С чьей ножки их сняли пираты? Скорее всего, их хозяйка давно покоится на дне морском, а произведение искусства пылится в сундуке. Затем Серж отыскал среди груды одежды шелковое платье с золотой брошью на груди, выполненной в виде бабочки с глазами из изумрудов. Они были такие же зеленые, как у Солу. Туземка приворожила полковника, словно колдунья! Нарядов Сергею было не жалко, и он готов был их все бросить к ее ногам, хотя каждое платье стоило целое состояние!
И вот, выбрав королевский туалет для своей любимой, Серж вернулся в каюту и подкрался к брачному ложу. Нежными поцелуями он разбудил красавицу. Солу устремила удивленный взгляд на Сергея и всхлипнула. Она крепко уснула, отдыхая после бурной ночи, а внезапное пробуждение резко вернуло ее к реальности. Перед ней стоял бородатый чужестранец, который увез ее с собой с родного острова в неизвестность.
Строганов осторожно, чтобы не испугать эту прекрасную дикарку, водрузил ей на голову роскошную диадему, похожую на корону. Влюбленно глядя в прекрасные глаза полинезийки, он, не в силах больше сдерживаться, немедленно приступил к выполнению супружеского долга.
После окончания процесса Сергей вновь примерил к ее волосам диадему, надел на темную шейку жемчужное ожерелье и накинул на нее платье. В этом длинном одеянии в условиях тропической жары ходить было невозможно, тем более по шаткой палубе корабля. Строганов поступил очень просто — взял кортик и обрезал наряд до верхней части бедра. Получилась туника и юбочка. Солу, разглядев, наконец, какой роскошный подарок ей преподнес господин и повелитель, сумела оценить прекрасное, запрыгала от счастья, а затем несмело прильнула к своему мужу и чмокнула его в нос. Женщины, они и на затерянном атолле женщины!
А белый господин присел рядом и пристроил ей на ноги обувку. Туфельки оказались впору, но не привыкшая к обуви Солу немедленно сбросила их на пол, подрыгав в воздухе ножками. Серега погрозил ей пальцем и вновь надел туфли. Девушка сделала пару шагов и чуть не упала, хорошо, что Строганов успел подхватить ее. Пришлось ему выносить на палубу темнокожую Степаниду на руках.
Экипаж уже проснулся и собирался завтракать. Худойконь, как главный кашевар, делил скудные запасы фруктов. Пайка каждого была не большой, поэтому он нещадно бранил участников экспедиции за неудачную операцию по продразверстке.
— Два рта голодных добавилось, а что привезли? Одни фрукты! А куры? Разве это куры? Да воробьи на Дону и то жирнее!
— Кузя, не бурчи! Ты несправедлив! — возражал ему Гийом. — А живность? А крупы?
— Разве это крупы?! Это же мусор!
Насчет пожрать Кузьма был парень не промах. Наверняка, если бы послали за продуктами его, то островитяне были бы ободраны как липки и обречены на голодную смерть после его посещения.
— Никаких женщин выменивать я бы не стал, а вот провизией трюм набил бы под завязку!
Но истинная причина его плохого настроения заключалась в другом. Дело было в том, что казак черной завистью завидовал полковнику. Мысленно он ругал себя самыми черными словами за то, что не поплыл к острову вместо Сергея Строганова.
— Везет этим дворянам! Всегда все самое лучшее им достается! Отхватил граф себе красотку, явно королевских кровей! И почему не я отправился за провизией? А я еще удивлялся, чего так полковник забегал, чего это он полез в свой сундук за драгоценностями! Такую кралю выменял на побрякушки, закачаешься, даже слюнки потекли! И ведь не делится с товарищами, все для себя!..
Атаман не заметил, как стал размышлять вслух.
— Чего бурчишь, товарищ дорогой? — ухмыльнулся Ипполит. — Я, может быть, тоже не прочь с такой милашкой время провести. Но не зря говорят, на чужой каравай рот не разевай! У нас с тобой свои бабы имеются. Мне моей Лоло вполне достаточно! Ну, куда тебе, старому коню, еще одна молодуха? Переломишься, а позор будет на всю жизнь! Подорвешь престиж донского казачества. Как после тебя россиянам появляться на этих островах?
Кузя обиделся и громко выругался.
— Дядя Ипполит! Не посмотрю на твое дворянское звание и седины, как дам по роже за такое оскорбление! Да если я захочу, то за ночь оплодотворю все это туземное стадо! — И тут казак перешел в контрнаступление: — Почему риса мало выменяли? Отвечайте! Почему нет пшена? Что прикажете варить на обед? Бананы?
— Можно и бананы. В Бразилии их даже тушат и жарят с подливой и специями! — продолжал насмехаться Сергей. — А на твои угрозы могу ответить: если приблизишься к девушке на метр — убью! Даю тебе слово полковника! Касается всех присутствующих! Это мой личный трофей!
— Вон как присох к девке! — покачал головой Кузьма Худойконь. — Эх, пропал граф, ей-богу пропал!
— Отстань от него, казаче! — буркнул Ипполит. — Займись делом, корми экипаж.
Кузьма опять рассердился и продолжил сетовать:
— Ну почему я, казачий атаман, должен кормить нехристей? Я шо, кашевар? Надо этого арапчонка приблудного, — как его там кличут, Шавэ? — приставить к делу! Пусть он варит похлебку или на худой конец кто-то из басурманских баб!
Действительно, в последнее время с приготовлением пищи у Кузьмы дело не ладилось. Каша была подгорелой, мясо пересоленным, только вино, добытое пиратами с испанского галиона, оставалось неизменно хорошим, но в этом не было его заслуги. Может, Худойконь влюбился?
Козы жалобно блеяли, привязанные к мачте, потому что никто их не удосужился покормить, и свинка тоже жалобно повизгивала от голода. Куа собрала банановую кожуру и, вертя массивным задом, направилась к импровизированному загону, устроенному на носу корабля.
— На всю скотину кормов не напасешься. Покуда штиль, надо забить подсвинка и зажарить! — предложил Ипполит. — Кузьма, справишься с этим делом или арапа на помощь позвать?
Казак вытащил из ножен большой нож и молча направился к загону. На ходу он обернулся и обронил:
— Забить свинку — это мужское занятие, а щи варить — женское. Боле вам я не стряпуха.
Расправившись с поросенком и освежевав его, он развел очаг прямо на палубе, подстелив под кострище медный лист, затем устроил козлы, насадил на кол тушку и принялся обжаривать ее. Остальные члены экипажа под руководством Ипполита готовили паруса и снасти к ожидаемому урагану.
На душе у Сергея было тревожно, он не знал, смогут ли они управлять судном в экстремальных условиях.
Пировать путешественникам долго не пришлось. Едва они принялись за трапезу, как поднялся ветер. Поначалу повеяло легкой свежестью, затем брызги поднятой из моря соленой воды градом полетели на палубу и хлестнули по лицам. Вскоре потоки полились сверху, сбоку, и часть приготовленного мяса смыло волной в море. Вот невезенье! Но хуже было тo, что ветер унес один из больших прямоугольных парусов, внезапно сорвав его с мачты сильнейшим внезапным порывом. Серовато-белый парус, удерживаемый фалами, трепыхнулся, снасти лопнули, он взметнулся ввысь и тут же исчез в наступившей темноте. Экипаж мутило от качки. Сухопутного полковника буквально выворачивало наизнанку, пища в один момент покинула его желудок.
Но сегодня им повезло. Эпицентр бури прошел стороной, лишь немного потрепав корабль. Шторм внезапно начался и продолжался недолго.
«Могло быть и хуже», — философски рассудил ротмистр и приказал экипажу браться за дело. Паруса общими усилиями опять поставили, поправили снасти, и «Кукарача» продолжила плавание. Трудно винить природу в человеческих несчастьях. Она ведь озорует и показывает свой норов неосознанно. Человек же действует осмысленно и целенаправленно, готовит подлости умело, с понятием. Так что главный враг человека — сам человек. От него все беды. А жизнь чаще всего бывает в полоску: черная, белая, опять черная… Светлая полоска обычно бывает гораздо уже и короче темной.
Глава 12
БОЙ С АНГЛИЧАНИНОМ
Экипаж парусника едва оправился от потрясения, как на горизонте показалась темная точка, которая росла и стремительно приближалась, словно кто-то гнался за корветом. Ротмистр Степанов метнулся к капитанскому мостику, направил подзорную трубу на точку и убедился, что это корабль. Его государственную принадлежность наши путешественники долго не могли определить из-за большого расстояния, наконец с трудом разглядели британский флаг.
Сергей с тревогой смотрел на чужие паруса. «Кто там, на борту? — думал он. — Самое худшее — это встретить английских пиратов, прикрывающихся вымпелом военного флота, потому что у них есть негласная „лицензия" адмиралтейства на флибустьерство. Того и гляди возьмут на абордаж. Тогда расправа будет короткой, мужиков повесят, а с аборигенками поступят именно так, как и положено поступать с подобной добычей. Но зачем сразу думать о плохом? Возможны ведь и другие варианты. Лучший из них — это настоящее английское торговое судно. В этом случае пушками нашей «Кукарачи» мы его так пугнем, что эти англосаксы будут до самой Британии медвежьей болезнью мучиться. А если этот преследователь настоящий военный корабль, тогда перспективы туманны. Топить нас не станут, но арестовать вполне могут, для выяснения личностей членов экипажа. А где можно это выяснить? Все в той же Англии. Не хочется плыть закованным в железо, в душном трюме на опознание в недружественную страну. Даже если не в кандалах, а под «домашним арестом», в каюте — тоже перспектива не из лучших. Как ни крути, быть узником не хочется, даже и в комфортных условиях. Свобода — вот главная ценность в жизни человека».
— Итак, господа, это действительно англичане, будь они неладны! Вижу название — «Плимут», по тоннажу это судно больше нашей «Кукарачи», и вооружение его мощнее, — пояснил Степанов, разглядев в подзорную трубу все в деталях. — Кажется, это военный корабль. Нашего француза Гийома они, наверное, сразу утопят, а вот мы, вероятно, будем насильно интернированы.
— И баб наших отнимут, — поддержал его пессимистические прогнозы Худойконь.
— Взглянут на твою рожу, Кузя, и могут запросто на рею отправить, — решил подлить масла в огонь Строганов. — В зеркало посмотри и сразу поймешь, почему я так думаю. Пират пиратом.
Ипполит хмуро оглядел впавших в уныние членов экипажа и решил, что пришла пора брать командование в свои руки.
— Как я понимаю, ни у кого нет желания сдаваться на милость победителей? Выше головы, господа! Без боя мы не сдадимся! Предлагаю продать наши шкуры подороже. Все согласны вступить в решительный бой? Мужчины кивнули в знак согласия.
— Слушайте, что я придумал. Все парусное вооружение приводим в действие и набираем ход. Все пушки заряжаем, но бойницы не открываем. Мы — простые путешественники и торговцы. Дальше действуем по обстоятельствам. Если они продолжат нас преследовать, попытаются остановить, станут лишние вопросы задавать, тогда ответим. Пошлем им наш горячий привет! Поздороваемся с огоньком! Одного бортового залпа хватит, чтобы их ошеломить, затем я закладываю штурвал и беру лево на борт. Пока они очухаются, мы уже будем идти обратным курсом. Юнга, ты с туземцем и тетками к парусам! Как только громыхнет последнее орудие, ставь их на разворот! Потом, не мешкая, заряжать орудия правого борта.
— Дядя Ипполит, а что будет, если они подойдут к нам с левого борта? — решил уточнить Гийом.
— Тогда план действий меняется на другой, прямо противоположный. Стреляем с левого борта, а поворачиваем вправо.
— А что будет, если… — попробовал еще что-то уточнить юнга, но ротмистр резко оборвал его:
— Все не предусмотришь! Надо слушаться меня в бою, и хватит болтать!
Суда быстро сближались, англичане уже сигналили флажками, чтобы «Кукарача» замедлила ход.
— Кузя, заряжай живее орудия правого борта! Тебе на все про все десять минут, потом они заметят наше шевеление у орудий. Скоренько работаем! — заорал ротмистр.
Когда расстояние между кораблями сократилось до четверти мили, преследователи что-то прокричали в рупор. Степанов с капитанского мостика помахал им в ответ, но не выпустил из рук штурвала. Гийом выстроил женщин на корме, и те меланхолично стали помахивать разноцветными платочками.
Англичане, видя столь мирную картину, успокоились и, поравнявшись с судном наших путешественников, выстроились поглазеть у левого борта. И тут Сергей с ужасом узнал среди моряков своего старого знакомого, ботаника, а по совместительству еще и подлого шпиона Нельсона. Строганов отпрянул от поручня и быстро упал на четвереньки, спрятавшись от посторонних взглядов.
— Без стрельбы не обойтись! — крикнул он товарищам. — Кузя, бегом к орудиям! На «Плимуте» английский шпион, который меня знает. Это хитрая и пронырливая бестия!
Но Худойконь внезапно решил пошалить. Поддавшись душевному порыву, казак ухватился за канат, подтянулся и, балансируя, встал на поручень. Затем резким движением атаман спустил штаны и показал преследователям голый волосатый зад. Мохнатые ягодицы рядовым морякам понравилась, и они покатились со смеху, по достоинству оценив эту грубую шутку, но старшие офицеры его поступок не одобрили и очень обиделись. А когда Кузьма вдобавок обернулся передом и по-хулигански потряс своим хозяйством, а заодно скрутил две крупных дули, то тут уже вознегодовали все британцы.
Моряки засвистели, загоготали, заулюлюкали. Своей вульгарной, дурацкой выходкой Худойконь достиг желаемого результата — крепко разозлил противника. Казак спрыгнул вниз и резко рванулся к ближайшей от кормы пушке. Одновременно с этим Сергей открыл бойницу, а туземец Шавэ вытолкнул орудие вперед, на огневую позицию. Худойконь быстро примерился и приложил горящий фитиль.
Первое ядро врезалось в мачту англичанина и срубило половину бизани. Главной цели, лишить противника хода — они достигли первым выстрелом! Теперь такой крейсерской скорости преследователям уже не достичь. Паруса повисли, ванты, такелаж и снасти рухнули на палубу, создавая помехи экипажу, а сама обрубленная мачта свесилась за борт и бороздила море. Под воздействием порыва ветра судно накренилось на левый борт, и пушки противника теперь целили в воду. Англичане по инерции все еще обгоняли россиян, но это был большой минус, а не плюс, ибо второе орудие «Кукарачи» было уже готово к стрельбе и тут же последовал новый выстрел.
Нет, все-таки Кузя был знатным канониром! Второе ядро, кажется, влетело точно в жерло орудия противника. Ну уж в открытую орудийную бойницу наш казак точно его засадил. Мощный взрыв потряс корпус «Плимута», видимо, из-за воспламенения нескольких пороховых бочек. А атаман Худойконь уже выстрелил в третий раз, пусть и не так удачно, как раньше, но с такого убойного расстояния промазать он не мог и куда-нибудь да попал. Потом он стрелял не целясь, торопясь скорее пальнуть, чтобы корабль начал как можно быстрее маневрировать. «Кукарача» резко накренилась, стала описывать дугу, но англичанин тоже повернул следом, пытаясь пристроиться в кильватере. Однако изуродованные снасти и паруса сильно мешали движению корабля, а бывшее пиратское судно свой маневр провело гораздо быстрее. Вышло так, что оба парусника описали круг, но дуга англичан была более широкой. Противник не мог вести огонь из орудий, так как «Кукарача» была за пределами зоны поражения.
Британцы могли стрелять только из ружей, столпившись на корме, но эти выстрелы не нанесли ощутимого урона. Одна пуля сбила треуголку с Ипполита, другая задела по касательной молодого туземца, а третья расщепила сосновую доску и острые щепки оцарапали щеку атаману, который принялся немилосердно ругать проклятых англичан, призывая высшие силы сослать все несчастья на голову противника.
Вскоре «русский» корвет полностью завершил круговое движение и встал к англичанам кормой. Британские моряки так опешили от внезапной атаки, что пять выстрелов, сделанных с заметным запозданием, принесли минимум повреждений стремительно убегающей «Кукараче». Английский парусник по инерции еще преследовал неизвестный агрессивный корабль, но ни к какому маневру он заранее не готовился, так как британцы не успели выработать плана отражения внезапного нападения, недооценили противника. А чего им было бояться? Пушек на «Плимуте» больше, экипаж многочисленный и опытный, но эти наглецы спутали все карты своим крайне хамским поведением.
Нахальные русаки, вместо того чтобы драпать, вдруг опять развернулись. Ипполит завел таки корвет левым бортом к корме «Плимута», и орудия «Кукарачи» вновь пальнули. Первый же выстрел оказался удачным, ядро влетело в окно кают-компании. На английском судне кого-то убило наповал, кого-то зацепило. Раненые визжали, мертвые молчали. Второе ядро сразило наповал нескольких стрелков, столпившихся на капитанском мостике.
Когда все пушки отстрелялись, Худойконь крикнул ротмистру, что теперь дело за ним, а сам принялся проворно заряжать орудия. Гийом вновь пополз по рантам, Строганов перемещался между рядами шкотов и фалов, ослабляя или натягивая их по указаниям ротмистра.
Ипполит, на протяжении всего сражения не потерявший хладнокровия, теперь резко повернул штурвал вправо, поворачиваясь кормой к корме преследователей. «Плимут» все еще полз по встречным волнам, принимая влево, и план Степанова сработал на все сто процентов, ну уж никак не меньше, чем на девяносто девять. Преследование прекратилось полностью. Оба парусника разошлись в разные стороны, описав огромные дуги. Вероятно, настырные британцы не хотели заканчивать сражение, но не всегда желание совпадает с возможностями.
Строганов внимательно следил в подзорную трубу за действиями отстающих британцев и ликовал. Они вышли победителями в сражении, которое вполне могло закончиться их поражением. И вот теперь расстояние между «Кукарачей» и «Плимутом» увеличивалось с каждой минутой. Гийом с помощниками ставил на мачтах все новые и новые паруса, а британцы, наоборот, обрезали и меняли свои. В результате бывшее пиратское судно скрылось в сгущающейся мгле.
Аглицкие морды очухались, но реального шанса догнать коварного противника сегодня у них не было. Пока не наступила ночь, британцы должны были починить мачты и такелаж. «Плимут», лишенный половины парусов, мог лишь имитировать преследование этого неопознанного, но очень дерзкого и опасного судна.
— Полный вперед! — ревел Степанов в рупор, подгоняя марсовых.
Полуголые тетки торопливо работали в вышине, рьяно выполняя указания. Наблюдать за их действиями снизу было очень занятно, так как они все время ходили по палубе без нижнего белья, а по вантам и подавно лазали неглиже. Но времени на такие глупости сейчас не было, и только Худойконь, прекратив стрелять, прислонился к мачте и, задрав вверх голову, стал наблюдать в подзорную трубу за работой туземок-морячек. Занятые тяжелым трудом женщины не обращали никакого внимания на подглядывающего мужчину, вполне возможно, что они вообще не видели в этом ничего дурного, а казак в это время отпускал сальные шуточки в их адрес и с нетерпением ожидал, когда его подружка спустится вниз.
Строганов поднялся на капитанский мостик, встал к штурвалу и перекинулся несколькими восторженными русскими междометиями с Ипполитом. Напоследок полковник бросил взгляд на противника. Будем объективны, тот не был повержен, но уж точно унижен и основательно потрепан. Британцы, лишившись всех своих преимуществ после скоротечного сражения, приступили к ремонту, надеясь возобновить погоню.
— Миль на десять мы оторвались от них! — поделился Строганов радостной вестью с казаком.
— И хрен с ними! Они мне больше не интересны! — легкомысленно ответил атаман. — Ты глянь, какие крали парят в небе! Как сказано? «Ликом черен…» Право слово, басурманки!
— Отвлекись, казак! — одернул Сергей атамана. — Заряжай орудия! Сделай дело, а потом мечтай, о чем хочешь! Не расслабляйся, война не окончена.
Кузьма, недовольный командирским тоном Строганова, оторвался от просмотра эротического шоу, возможно, первого в истории. Бывший пират нехотя отклеился от мачты, с сожалением посмотрел наверх и направился к орудиям. Целый час бывший атаман и бывший полковник чистили пушки и заряжали их, едва успев управиться дотемна.
Собравшись за ужином в кают-компании, мужчины выпивали, радовались успешному бою и посмеивались над незадачливым казаком.
— Ты чего, Кузя, вчера родился? Баб голых, что ли, не видал? — смеялся Ипполит. — Я думал, у Худогоконя оприходован цельный табун кобылиц!
— Эх, на верхотуре была такая завлекательная картина! Я столь срамное действо только в Италии, в студии одного художника видал!. У него в мастерской штук пять дивчин раздетых сидели в креслах, лежали на коврах и стояли с кувшинами, а сам мастер и его ученики картины с них малевали. Но тогда бабы на меня зашипели, как змеюки, и прогнали. Мол, постороннему их прелести разглядывать не положено. За просмотр надо платить! Я что, дурной? Я отказался и пошел в кабак, вино пить и ждать, когда этот живописец освободится. Я ведь к нему тоже пришел не просто так, а для дела, с меня рисовали древнего римского бога. Сейчас точно и не помню какого.
— Скорее всего, это был сатир, — пошутил Ипполит.
— Сам ты сортир! Я же русским языком говорю: мужик с копьем и в шапке. Бабенки на том рисунке у моих ног лежали, как раз те, которые на меня гадюками шипели. Хе-хе, гадюки голышом. Вспомнил, Аполлон Блядерский, кажись, назывался мужик-то! Вот!
— А почему Блядерский? — хохотнул Степанов.
— А так они говорили между собой. А кто же еще будет у блудных девок в ногах валяться? Только Блядерский! Да и сам я был без одежки, когда рисовали, только лоскутком срам прикрыли, да веник велели в руке держать.
Ротмистр покачал головой и вздохнул:
— Вот серость! Может, оливковую ветвь?
— Может, и ее, — не стал спорить казак.
