Шелл Скотт (№29) - Рукопись Чейма

Я подождал, пока он успокоится, и мягко сказал:

– Мистер Чейм, обычно я не могу ударить слабого пожилого человека, который к тому же лежит на смертном одре, но у вас есть шанс дожить до глубокого старческого маразма, если вы будете так добры и прекратите поливать меня бранью.

Он разинул рот, приготовившись изрыгнуть очередную порцию ругательств, но потом передумал и, лязгнув зубами, закрыл рот. Выпятил сжатые губы и надвинул на глаза свою единую длинную бровь.

– В сущности, – продолжал я, воспользовавшись его молчанием, – я приехал с единственной целью – задать вам несколько вопросов. Повторяю свой первый вопрос. Откуда вам известно, что мой клиент поручил мне отыскать Джелликоу?

В мозгу Гидеона Чейма, видно, происходила борьба. Наконец, еще громко, но уже спокойнее он сказал:

– Так вы работаете на клиента? Я даже не знал этого, хотя у меня в городе есть люди, которые охотно снабжают меня информацией, если им кажется, что она может меня заинтересовать. Они знают, что мистер Джелликоу много лет является моим ближайшим и высокоценимым партнером. Так вот, пять разных лиц сообщили мне, что Шелл Скотт связывался со своими источниками, наводил справки, в полиции, больницах, включая эту, разыскивая мистера Джелликоу. И к вашему сведению, передавая мне информацию, они так не нахальничали...

– Ну ладно. Я действительно разыскиваю Джелликоу. Где он – пока не знаю. Похоже, и вы тоже не знаете. – Я помолчал. – Так вы только из-за этого просили меня срочно приехать?

Он крепко зажмурился, поднял руки, сжал их в кулаки и с силой ударил по одеялу. Открыл один глаз, потом другой и спросил:

– Вас раздражает, что мне хотелось бы знать, где находится мой давний друг и партнер? Или что мне очень бы хотелось, чтобы вы проявили щедрость и сообщили мне, если его обнаружите? Или хотя бы намекнули? Вас что, удивляет, что я предпочитаю такой способ? Или вы рассчитывали, что я вылезу из постели и пойду искать его сам, шатаясь по улицам? Одной рукой держась за больное сердце, а другой – за исколотую задницу?

– Успокойтесь, – сказал я, – а то швы разойдутся. Мой долг перед клиентом – узнать, если смогу, где находится Джелликоу. Вы хотите того же. Так вот. – Я сделал паузу. – Если вы ответите на несколько вопросов, это может облегчить его поиски.

Он глубоко вздохнул и выдохнул:

– Ну?

– Когда вы видели его в последний раз?

– За несколько часов перед тем, как лечь в клинику.

– Значит, в воскресенье, двадцать седьмого августа.

Чейм выпятил губы, но ничего не сказал.

– Вы общались с ним с тех пор?

– Говорил по телефону в пятницу утром.

– Вы можете сказать – о чем?

Он заколебался:

– Нет, не могу. Вас это не касается.

– Ну ладно, мистер Чейм. Вы просили, чтобы я бросил все дела и приехал к вам. Я приехал, повидал вас, а теперь прощайте...

– Э-э... минутку, – произнес он. – Есть еще одна проблема.

Я сделал безразличное лицо:

– Да?

Чейм снова заколебался, но потом, видно решившись, сказал:

– Я крайне заинтересован в благополучии мистера Джелликоу. Проблема, о которой я говорю, не такая серьезная, но для меня очень важная. Два последних года я писал историю своей жизни. Свою автобиографию, которую назвал "Я". Думаю, вы согласитесь, что история жизни Гидеона Чейма представляет собой документ большой ценности.

Он взглянул на меня, ожидая моей реакции. Но я промолчал.

Он был прав. Чейм был частью истории киноиндустрии. Более того, он, конечно, немало знал о звездах и суперзвездах Голливуда, об истинных талантах и о тех, кто имел дутую славу, даже о мошенничествах и скандалах, о которых знали очень немногие. Ведь в течение трех десятилетий он обладал реальной властью в этом мире. Его автобиография, вне всякого сомнения, будет важным историческим документом, а возможно, даже и занятным чтением. И уж, конечно, она автоматически станет бестселлером.

– Когда я ложился в клинику, – продолжал Чейм, не дождавшись моего ответа, – я осознавал, что предстоящая операция может оказаться для меня роковой. Поэтому я отдал законченную рукопись мистеру Джелликоу, поручив ему в случае моей смерти передать ее издателю, с которым у меня уже была договоренность об издании книги после моей смерти. – Чейм приложил руку к сердцу. – По крайней мере, книга станет моим посмертным памятником.

Он снова выжидательно умолк. И снова, надо полагать, разочаровался во мне.

Убрав руку с груди, он продолжал:

– В том случае, если я переживу операцию, мистер Джелликоу должен был вернуть мне рукопись. На четвертый день после операции я уже достаточно оправился и мог поговорить с ним по телефону. Я попросил принести рукопись на следующий день.

– Это тот самый звонок в пятницу утром, о котором вы говорили? Вы сказали также, что с двадцать седьмого числа вы Джелликоу не видели. Значит, ваш верный друг и компаньон на следующий день, то есть позавчера, в субботу, не пришел.

– Нет, не пришел. Рукопись существует только в одном экземпляре. Мистер Джелликоу понимает ее ценность, и, я уверен, он бы непременно возвратил ее, будь у него возможность. Поэтому я очень беспокоюсь. И о нем, и о рукописи.

– Вы несколько раз упоминали о ценности рукописи. Вы не допускаете мысли, что Джелликоу понял, какой ценный документ попал ему в руки, и решил его не возвращать?

Однако мое предположение нисколько не взволновало Чейма. Он даже слегка улыбнулся, как мог бы улыбнуться голодный волк перед тем, как вцепиться в добычу.

– Нет, мистер Скотт. Вы не знаете Джелликоу, а я знаю. Он не способен на такой поступок. Он бы умер со страху. Дело в том, как ни жестоко это может показаться, но он прекрасно знает, что его ждет, если он вызовет мое недовольство. Он... Я дал ему понять, что обладаю достаточной властью и не остановлюсь ни перед чем, чтобы наказать того, кто посмеет причинить мне вред.

– Хорошо, – сказал я. – Допустим, вы человек суровый, и Джелликоу это знает. Допустим также, что не только вы, а чуть ли не весь город понимал, что вы вполне могли отдать концы здесь, в клинике, и едва не отдали. И если бы вы умерли, Джелликоу нечего было бы бояться наказания.

– Не забывайте, мистер Скотт, он знает, что я не умер. Я ведь сам говорил с ним в пятницу и велел вернуть рукопись.

– Да, это так. В пятницу утром он убедился, что вы живы и здоровы. Но ни во вторник, ни в среду и, наверное, даже в четверг он этого не знал.

В глазах Чейма промелькнула настороженность.

– В котором часу вы ему звонили, мистер Чейм?

– Ну... было... – рассеянно сказал он, видно о чем-то размышляя, – еще очень рано. Часов семь утра.

– Ага. – Я знал, что Джелликоу до рассвета пробыл у Сильвии Ардент. – Какой у него был голос? Бодрый, настороженный? Или сонный?

– Немного вялый. Мой звонок его разбудил.

– А может, он спросонья не понял ваших распоряжений, снова заснул и...

Чейм покачал своей большой головой:

– Нет, все понял. Я объяснил ему предельно ясно, можете мне поверить.

– Очень интересно, мистер Чейм. Но зачем вы все это мне говорите?

– Хочу поручить вам найти и вернуть мне рукопись. Раз уж вы разыскиваете мистера Джелликоу.

– Вы, наверное, не поняли. У меня есть клиент, и я выполняю его поручение. Я не могу заниматься двумя делами сразу.

Чейм фыркнул:

– Ну хорошо. Вас наняли разыскать мистера Джелликоу. Ну и делайте это для своего клиента. А для меня попытайтесь найти и вернуть рукопись. Это ведь не помешает вашей основной задаче? И если вы сумеете вернуть мне рукопись, я готов заплатить вам любую разумную сумму.

– Какую, например?

– Назовите сами, мистер Скотт.

– Как насчет десяти тысяч долларов?

Я ожидал, что он взорвется. Но ничего не произошло. Чейм сидел спокойно и смотрел на меня.

– Идет, – сказал он.

Я облокотился о спинку кровати у него в ногах:

– Простите, мистер Чейм. Я пошутил. Просто интересно было узнать, насколько сильно вы заинтересованы в том, чтобы вернуть рукопись.

Я знал, каким безжалостным, непреклонным и даже опасным мог быть при желании этот человек. Знал, что в прошлом он был заносчив и многих заставлял страдать. Но никогда прежде я не видел, чтобы глаза его горели таким гневом. Будто тлеющий в их черноте огонь разгорелся вдруг во всю мочь. Красным пламенем они, конечно, не пылали, но искры в них пробегали. Рот его тоже преобразился. Стал тверже, жестче.

– Вы хотите сказать, что ничем мне не поможете?

Я пожал плечами:

– Не совсем так. Буду иметь в виду вашу рукопись, раз уж я о ней знаю. Но пока не найду Джелликоу или не узнаю, что с ним случилось, ничто не должно мешать моей работе.

Чейм слегка кивнул, но ничего не сказал.

– В каком она виде, чтоб я знал, что искать? Просто стопка бумаги? Отпечатана на машинке или написана от руки?

– Разумный вопрос. Она написана моей собственной рукой. Но не ищите рукопись как таковую. Я положил ее в стальной кейс и запер его. – Чейм показал руками, какого он размера: с фут длиной, восьми – десяти дюймов шириной и около шести глубиной... – Затем залил растопленным воском замок и запечатал вот этим кольцом. – Он поднял правую руку и показал большой перстень с печаткой.

Я улыбнулся:

– Видно, вы здорово доверяете старому другу Джелликоу, а? Да и всем остальным. Так когда-то короли делали, пользуясь воском и королевским крестом... – Я вдруг осекся. – А воск был зеленый?

– Да. После того я завернул кейс в толстую оберточную бумагу и тоже скрепил ее зел... – Чейм вдруг умолк. На лице у него отразилось недоумение. – Откуда вы знаете, что воск был зеленый?

– Воск может подсказать, лазил ли кто-нибудь в кейс или нет. Но остановить того, кто задумал его открыть, не может.

– Будь кейс не запечатан и не заперт, Уилфред мог бы из любопытства заглянуть в него, но он никогда бы не посмел...

– Посмел бы. И залез в кейс. С Уилфредом и впрямь произошла метаморфоза.

– Что? О чем вы говорите? Что такое? – всполошился Чейм.

– С утра пятницы, то есть после вашего звонка, Джелликоу больше не появлялся в отеле "Кавендиш". В номере у него все перевернуто вверх дном. Видно, там что-то искали. Когда я осматривал номер, в ящике комода я обнаружил обломок, как я думал, какого-то камня. Может, полудрагоценного. Однако теперь я уверен, это был кусочек воска. Так что ваш старый друг, видно, соскоблил воск и открыл кейс.

Гидеон Чейм судорожно то открывал, то закрывал рот. Лицо его стало зеленовато-желтым, и он упал на подушки. Язык, похожий на кусок вареной печенки, вывалился. Из губ вырывалось прерывистое дыхание.

Было совершенно ясно, старик отдавал концы.

Глава 6

Я подскочил к нему, но Чейм уже втянул обратно язык и, все еще хватая ртом воздух, что-то доставал из верхнего кармана пижамы.

– Воды, – прохрипел он, вынув маленький пузырек. Снял с него крышку и бросил в рот небольшую таблетку.

Я схватил кувшин, торопливо налил полный стакан и подал ему. Он глотнул, вода потекла по подбородку и пролилась на пижаму. Я стал искать звонок, увидел шнур, болтавшийся над краем кровати, и схватился за него.

– Не надо, – остановил меня Чейм. – Нет надобности. – Голос его уже не хрипел. – Сейчас станет легче. Не звоните. Одну минуту. – Он выпил еще воды и вернул мне стакан. – Спасибо. Все в порядке. Это был просто... шок. Не могу поверить... Непостижимо... Чтобы Уилфред посмел меня ослушаться! Невероятно!

– Подумайте, – сказал я. – Вы отдали Джелликоу рукопись, когда легли в клинику. На следующий день вас прооперировали. Во вторник и в среду все газеты сообщали, что вы умираете. В теленовостях вас показали как умирающего. В четверг утром все уже с вами прощались. И только к концу дня стало ясно, что кризис миновал и вы пошли на поправку.

– И какие же выводы вы из этого делаете, мистер Скотт?

– Подумайте сами. Большинство людей верит в то, во что им хочется верить. Вот и Джелликоу, возможно, многие годы мечтал, чтобы вы поскорее убрались на тот свет. На прошлой неделе он решил, что вы умираете, и, лелея эту надежду, в конце концов поверил в нее. Для него вы были уже не умирающим, а мертвым. И он вскрыл кейс, наплевав на воск. Что о нем теперь беспокоиться? Никто не узнает. Гидеон Чейм умер, его нет, капут, теперь он покойник.

– Хватит бубнить одно и то же!

– Джелликоу ожил, расцвел. Вы даже не представляете, до какой степени! И вот он открывает кейс, листает страницы и соображает, что можно здорово подзаработать, продав оригинальную, написанную собственной рукой Гидеона Чейма рукопись.

– Невероятно!

– И он так и сделал. Продал рукопись.

– Вы с ума сошли!

– Более того, я даже знаю, за сколько он ее продал. За пять тысяч долларов. Дешево, конечно. Но получил он именно пять тысяч.

Я замолчал. Гидеону опять стало плохо. Я бросился к кувшину и налил еще стакан. Но на этот раз Гидеону вода не потребовалась. Он похватал ртом воздух, издавая малоэстетичные звуки, и через минуту снова уже мог говорить. Он еще не оправился от шока, но уже не умирал. Он оказался крепким орешком. Не так просто было его прикончить.

– За пять тысяч? Откуда вы можете знать о моих пяти тысячах?

– Ваших?

– Ну конечно, дурья ваша башка! Я вложил в кейс не только рукопись, но и чек на эту сумму.

– Зачем?

– Когда я отдавал Джелликоу рукопись, я сказал ему, что в кейсе лежит чек на его имя, по которому он получит от издателя деньги, когда выполнит мое поручение. Деньги предназначались ему в награду за труды, если бы, конечно, мистеру Джелликоу пришлось потрудиться.

– Выходит, он знал, что внутри лежит чек на его имя?

– Знал. Но я не сказал, на какую сумму.

– И это были пять тысяч долларов. Он и получил пять тысяч.

– Но может, он получил их наличными, за определенные услуги. Или в подарок. Мало ли как.

– Он получил их по чеку в своем банке.

– А-а, по чеку, – угрюмо протянул Гидеон. – По моему?

– Не знаю. В банке мне отказались сообщить эту информацию. Но в данной ситуации я полагаю...

– Ну так только вы полагаете.

Я подошел к телефону возле кровати Чейма и позвонил в банк "Континенталь". Трубку поднял тот же мистер Констанс. Я назвал себя, сказал, что нахожусь в палате мистера Гидеона Чейма, и попросил его оказать любезность и перезвонить в клинику мистеру Чейму. И если чек, предъявленный Уилфредом Джелликоу, был выдан мистером Чеймом, сообщить об этом ему лично.

Я положил трубку и стал ждать. Через некоторое время раздался звонок. Чейм взял трубку.

– Да? – хмуро сказал он. И вдруг рявкнул: – Да-да, черт возьми, конечно, это я, Гидеон Чейм! Скажите... – Он слушал внимательно. – Что? – спустя некоторое время воскликнул он. – Что-что?

Эти возгласы сказали мне все, что я хотел знать. Чейм, громко зарычав, отшвырнул трубку – в буквальном смысле слова отшвырнул. Я ее поднял.

– Что это за чудовищный шум? – раздался из трубки голос мистера Констанса.

– Повторите, пожалуйста, то, что вы сообщили мистеру Чейму.

Он повторил. Действительно, чек на пять тысяч долларов был подписан Чеймом. Я поблагодарил мистера Констанса и положил трубку.

– Боже мой, это правда! – У Чейма снова начинался приступ. Но меня это уже не волновало. Я стал привыкать к ним. – Сукин сын! – орал Чейм. – Он вскрыл кейс! Украл рукопись! Я погиб! Как он посмел! Что с ним такое случилось?

– А случилось то, что я вам и говорил. Он счел вас мертвым. И больше вас не боялся. Понимаете, что им двигало? Логически мы теперь можем доказать, что Джелликоу вскрыл кейс и взял рукопись и чек, потому что считал вас уже покойником или почти покойником, что ненамного лучше.

– Да перестаньте вы...

– И тут, когда он был на вершине счастья, раздается звонок. И кто же ему звонит? Гидеон Чейм собственной персоной. Для него это было все равно что звонок с того света. "Алло", – говорит он весело, как птичка, и что же слышит в ответ? "Джелликоу? Это Гидеон. Давай ноги в руки и чеши сюда – с рукописью и чеком..."

– Мистер Скотт!

– Даже если он и очень хотел снова упрятать кейс в запечатанную обертку, чтобы вы не узнали, что он его вскрыл, это было невозможно – деньги по чеку он уже получил. Скрыть это он никак не мог. Наверное, его пот прошиб, а?

– Наверное...

– Так что Джелликоу пришлось пуститься в бега, чтобы скрыться от возмездия Гидеона Чейма. Особенно если он успел продать рукопись...

Я постоял молча, стараясь сосредоточиться. И вдруг меня осенило. Я улыбнулся Гидеону Чейму – не слишком приветливо – и сказал:

– Историю с пятью тысячами баксов мы выяснили. Джелликоу получил их не за рукопись. – Я выдержал паузу. – Не исключено, что он мог и продать ее. И не за пять тысяч, а значительно дороже. Так ведь?

Лицо Чейма было хмурым. Он молчал.

– Так ведь? – повторил я. – Вы же хотите вернуть эту проклятую рукопись, а? Если Джелликоу еще не загнал ее, он вполне может это сделать. Как, по-вашему, может?

– И найдет немало желающих ее купить, – ответил наконец Чейм.

Я продолжал улыбаться:

– Назовите кого-нибудь из их числа.

– Ну... – Он задумался. И вдруг его как прорвало: – Автобиография – правдивая история моей жизни. Кроме того, я попытался разоблачить ложь и клевету, которой подвергался в течение жизни и особенно за последнее десятилетие. Для этого мне пришлось много рассказать о некоторых личностях, что, к сожалению, может поставить их в неловкое положение.

– Вы называли имена, даты, место действия и тому подобные факты?

– Кое-где называл, но кое-где приходилось маскировать настоящие имена и события, принимая во внимание закон о диффамации.

"Еще бы", – подумал я. И постараться обойти его при первой возможности. Такой человек, как Чейм, мог позволить себе действовать на грани дозволенного. Особенно если знал, что рукопись будет опубликована после его смерти.

В Голливуде постоянно циркулирует множество слухов: сплетни о такой-то мисс "А" или таком-то мистере "X", о какой-либо феноменальной оргии, о чьем-то неблаговидном поступке, а то и серьезном преступлении. До широкой публики эти сплетни не доходят, но в узком кругу – на вечеринках, в барах и спальнях – о них перешептываются, злорадствуют или посмеиваются. Обычно они так и остаются в разряде пикантных сплетен, но кто-то где-то всегда знает скрывающуюся за ними правду, которая порой оказывается еще более пикантной и скандальной, чем сами слухи.

Гидеон Чейм несомненно принадлежал к числу тех, кто всегда был в курсе истинного положения дел. И в своей автобиографии он, очевидно, предал эту правду гласности в интересах, так сказать, справедливости. И даже если имена, время действия и места событий были вымышленными, истории эти достаточно узнаваемы и "узкий" круг лиц легко мог догадаться, кто является истинными действующими лицами. Чейм наверняка об этом позаботился.

– Продолжайте, – попросил я, – и поподробнее, пожалуйста.

Я подвинул стул к кровати и сел. Но когда он снова заговорил общими фразами, я перебил его:

– Нет, так дело не пойдет, мистер Чейм. Эта рукопись – мина, и вы это знаете. И она уже, может, под кого-то подложена, и Джелликоу вот-вот подожжет запал.

– Я не могу смириться.

– Одну минутку. Факт похищения рукописи мы установили, теперь займемся похитителем – Уилфредом Джелликоу. Он прочитал ваш манускрипт и, конечно, заинтригован и потрясен содержащимися там откровениями. И тут ему приходит в голову блестящая – хотя для него и страшноватая – идея. Он снова, уже с большим вниманием и все возрастающим волнением, погружается в вашу автобиографию. Но на этот раз для того, чтобы выбрать из тех людей, которые там названы – или почти названы, – тех, кто на основе компрометирующей информации мог бы оказаться наиболее уязвимыми с точки зрения шантажа.

– Шантаж? Исключено! Абсурд какой-то! Там нет ничего похожего на шантаж, черт бы вас побрал!

– Перестаньте втирать мне очки. Я случайно узнал, что Джелликоу уже использовал некую информацию для шантажа. Почти наверняка он почерпнул этот компромат из какой-то части вашей автобиографии, где вы сами, держу пари, благоухаете, как поле фиалок.

Чейм не обиделся на мою прямоту. Что-то более важное отвлекло его внимание. Его черные глаза забегали.

– Вам известно, что он пытался кого-то шантажировать?

– Да. И успешно.

– Кого?

– А это конфиденциальная информация. Другими словами, я вам не сообщу.

– Но... Это точно был Джелликоу? Вы уверены?

– Уилфред Джефферсон Джелликоу. Никакого сомнения.

Чейм задумался:

– Вы говорили, его номер был обыскан и там все перевернуто вверх дном. Может...

– Послушайте. Джелликоу пустился в эту авантюру, когда решил, что вы – мне неприятно об этом вам снова напоминать – умерли или, по крайней мере, при смерти. Но вы стали быстро поправляться, и он оказался в пиковой ситуации. Однако дело было сделано, он сжег за собой мосты. Что ему оставалось? Только удариться в бега. Не исключено, что он сам перевернул все в своем номере, чтобы создать впечатление, будто его ограбили, похитили, убили – все, что угодно. А сам куда-то смылся. Но вот куда – это мне и предстоит выяснить. И вы тот человек – возможно, единственный человек, – который может мне в этом помочь.

Черные глаза Чейма снова забегали.

– Мистер Скотт, я не могу согласиться, что в моей автобиографии есть что-то...

– Постойте, дайте мне закончить, а потом уже будете рассказывать, какой вы хороший. Поверьте, Уилфред уже взял за глотку одного человека, и весьма успешно. Поэтому вполне вероятно, что он примется шантажировать и других. Если уже не начал. Совершенно очевидно, метаморфоза с Уилфредом Джелликоу произошла именно тогда, когда он обнаружил ваше "Я", то бишь автобиографию Гидеона Чейма. И не будь между этими событиями связи, я счел бы это невероятным совпадением. Вам это ни о чем не говорит, мистер Чейм?

Чейм молчал. Глаза его были прищурены, кожа вокруг глаз совсем сморщилась, он теребил нос и кривил губы. Было заметно, что он очень взволнован.

– Так что, – продолжал я, – вполне логично предположить, что Джелликоу будет избирать своими жертвами не тех, кого можно лишь поставить в неловкое положение, а тех, кого он сможет разорить или нанести весомый ущерб и кто заплатит ему за молчание – и заплатит щедро.

Чейм ничего не говорил, но слушал внимательно.

– Если это так, – продолжал я, – то надо добраться до этих людей раньше Джелликоу или вскоре после него. Тогда, возможно, и удастся его обнаружить, а заодно – и вашу рукопись. И вы, конечно, знаете, кто эти люди, кого Джелликоу в первую очередь начнет шантажировать. Черт возьми, какую же опасную книгу вы написали! Надеюсь, мистер Чейм, у вас хватит благоразумия сказать мне, кто эти люди.

И Чейм открыл мне их имена.

Когда он умолк, я гасил уже четвертую сигарету и смотрел на него почти с восхищением.

– Да, дошлый вы человек, ничего не скажешь! – воскликнул я. – Свели счеты со всеми, кто когда-то взглянул на вас косо. Я понимаю, как вам было неприятно рассказывать об этих людях, но, наверное, это не все, есть и другие, а?

– Другие?

Я молча ждал.

– Ну... мистер Скотт, не могу же я за несколько минут вспомнить каждый миг своей жизни. Как бы...

Я прервал его:

– Я имею в виду других, с которыми вы были тесно связаны. Вы забыли упомянуть, например... – И я перечислил полдюжины имен, включая Сильвию Ардент и Уоррена Барра.

Помогло, конечно, то, что Чейм от меня знал, что Джелликоу уже шантажировал одного человека, но не знал, кого именно. Но это мог быть кто-то, кого он не упомянул в своем рассказе. Поэтому он и выдал еще немного компромата на двоих из шести названных мною лиц, которые фигурировали в его напичканной именами автобиографии. Это были Сильвия Ардент и Уоррен Барр.

О Сильвии он рассказал, что она была проституткой по вызову. Признался, что воспользовался услугами частного сыскного агентства, и что ему это влетело в копеечку. Но зато он узнал названия отелей, адреса домов, где проходили свидания, и даже пикантные высказывания некоторых особо довольных клиентов. Но о своих отношениях с Сильвией не обмолвился ни словом.

Раз уж он утаил что-то о Сильвии, мог сделать то же самое, рассказывая о результатах своего расследования деятельности Барра. Правда, некоторые специфические детали он все же упомянул, и этого было достаточно, чтобы прижать Барра, если потребуется.

Я не был уверен, воспользуюсь этим или нет, но Уилфред Джелликоу воспользовался – я уже не сомневался.

Слушая, как Чейм нехотя пересказывает эпизоды из рукописи, я, как бы между прочим, спросил:

– Вы, случайно, не знаете парня по имени Маккиффер? Или Вонючего Стэнли?

Чейм покачал головой. Потом бросил на меня пронзительный взгляд:

– Вонючего? Вы хотите сказать, что знаете человека с таким именем?

– Я спрашиваю, знаете ли вы его настоящее имя – Уоллес Стэнли?

Гидеон снова покачал головой:

– Нет, не знаю. А кто они?

Я описал обоих, но Чейму это ни о чем не говорило.

– Они – бандиты, – пояснил я, – каждый из которых за сотню долларов прирежет даже беспомощную старушку.

– Да что вы, серьезно?

– Куда уж серьезней! Ладно, черт с ними! А как по-вашему, мистер Чейм, почему за мной сегодня увязались два бандита? Ехали за мной по пятам.

Выдержка, которую Чейм проявлял последние минут пятнадцать, начала ему изменять. Видно, пятнадцать минут были для него пределом.

– Ну и наглый же вы сукин сын! – воскликнул он в сердцах. – Я знать не знаю никаких бандитов. И если они следили за вами, то при чем здесь я?

Я улыбнулся:

– Может, никаких бандитов вы и не знаете, но давайте говорить начистоту. Вы далеко не так чисты, как свежевыпавший снег. По крайней мере, Гидеон Чейм, автор "Я".

Он снова сжал кулаки и стукнул по одеялу. Вылупленные глаза были похожи на водяные пузыри. Наконец он сказал, как мне показалось, искренне:

– Мистер Скотт, меня не интересует, что вы думаете обо мне, моем характере и моих поступках. Я раскрыл в своей автобиографии немало тайн, которые многим причинят ужасные страдания. Тем, кто заставил мучиться меня. Я сделал это сознательно. Но сейчас меня ужасает, что я мог так поступить.

Он помолчал, а потом тихо добавил:

– Я смотрел в глаза смерти, мистер Скотт. Впервые в жизни. Переживания такого рода меняют людей. Изменили они и меня.

Мне показалось, что он сказал все, что хотел. Подходящий момент, чтобы уйти. Но Чейм продолжал:

– Вы должны найти и вернуть мне рукопись. Должны. Чтобы я мог ее уничтожить.

– О! Ну что ж, если повезет и я найду ваш манускрипт, я могу избавить вас от лишних хлопот и сжечь ее сам.

– Ради бога, нет! Ту часть... что касается меня, надо сохранить. А все остальное я уничтожу.

Я смотрел на него. В голове кружились разные мысли.

– Ладно, мистер Чейм, посмотрю, что можно сделать.

Он подвигал губами и черными с проседью лохматыми бровями. Он был явно взволнован, когда я уходил. Закрыв за собой дверь, я хотел сделать шаг влево и буквально чуть не налетел на Эдди Лэша.

"Легок на помине", – мелькнула мысль.

Эдди Лэш. Собственной персоной. У него был такой же мертвенно-бледный, отвратительный и угрожающий вид, как и тогда, когда я видел его последний раз. Вернее, в тот раз, когда он стрелял в меня.

Глава 7

Да, он стрелял в меня.

Два года тому назад я охотился за одним наркоманом из его шайки – его звали Кейси, и он ограбил особняк моего клиента, восьмидесятилетнего миллионера.

Мне удалось узнать от своего осведомителя, что в одном доме в западной части Лос-Анджелеса у Кейси поздно вечером назначена встреча с продавцом героина. Я поджидал его, благоразумно укрывшись в полутемном переулке напротив старого дома, за которым вел наблюдение.

К несчастью, Кейси не только прибыл в компании Эдди Лэша, но и приближался к дому со стороны полутемного переулка, откуда я так благоразумно наблюдал за домом.

Я оказался в рискованном положении не только потому, что они находились у меня за спиной, но и потому, что во время нашей прошлой встречи я сильно, но не смертельно, ранил парочку узколобых из шайки Эдди Лэша, который с тех пор жаждал меня пристрелить.

Я услышал позади их голоса и обернулся. Я сразу узнал их, хотя в переулке было темновато, и выхватил из-под пиджака свой кольт 38-го калибра. Но они заметили меня первыми, и, пока я разворачивался, Лэш успел выстрелить.

Пуля прошла через мягкие ткани плеча и не задела кость. Но Лэш стрелял из пистолета "магнум", а если его десятиграммовая пуля, летящая со скоростью 1400 футов в секунду, даже слегка вас заденет, она неминуемо сшибет вас с ног.

Меня она и сшибла.

Я упал на правый бок. Пуля пробила мне левое плечо, но правой рукой я сумел удержать пистолет. Я перекатился на спину и разрядил кольт, целясь в смутно видимые фигуры, которые находились от меня не более чем в десяти футах.

Я не сразу понял, что Лэш выстрелил еще два раза, а Кейси – один. Видно, долго вытаскивал оружие. Все три пули пролетели мимо меня. Я попал Кейси в голову, в сердце и задел правую берцовую кость. Не слишком метко, каюсь. Но мне еще повезло: все-таки я попал в него и не отстрелил себе ноги. Да, очень повезло.

Потому что в Кейси мне удалось всадить три пули из трех. А вот в Лэша я один раз промахнулся, зато две следующие пули угодили Эдди в живот и на три месяца испортили ему пищеварение. Кейси отправили в морг, Лэша – в больницу. Я тоже попал в больницу, но только утром.

Потом было следствие. Никого не отправили в тюрьму и даже не предъявили обвинение. Лэш упорно держался версии, что просто прогуливался с приятелем, когда я открыл по ним стрельбу. Почему по переулку? А почему бы и нет?