Плоский мир - Правда (The Truth)

      Пораженный до глубины души господин Кноп даже забывал прятать в карманах небольшие, но ценные вещицы. Честно говоря, он знал о том, что господин Тюльпан увлекается искусством. Когда им доводилось поджигать чье-либо жилище, господин Тюльпан всегда старался вынести из дома действительно ценные для истории произведения искусства, пусть даже для этого приходилось тратить время на то, чтобы привязать жильцов к кроватям. Где-то глубоко в этом заращенном толстым слоем рубцовой ткани и клокочущем яростью сердце пряталась душа истинного ценителя с безупречным чувством прекрасного. Странно было обнаружить ее в теле человека, готового постоянно всасывать в свой нос ароматические соли для ванн.
      Огромные двери в противоположном конце комнаты распахнулись, явив темный прямоугольник коридора.
      — Господин Тюльпан? — окликнул господин Кноп.
      Тюльпан неохотно оторвался от тщательного изучения столика (предположительно работы Топаси) с восхитительной инкрустацией, содержащей безумное количество невероятно редких, ять, пород дерева.
      — А?
      — Пора на очередную встречу с боссами,— сказал господин Кноп.
 

      Вильям уже собирался навсегда покинуть свою конторку, когда кто-то вдруг постучал в дверь.
      Он осторожно потянул за ручку, но внезапно дверь распахнулась от сильного толчка.
      — Ты совершенно, абсолютно неблагодарный тип!
      Подобное не больно-то приятно услышать, тем более от девушки и тем более что гостья произнесла слово «неблагодарный» таким тоном, что, допустим, господин Тюльпан применил бы тут немного иную характеристику. Типа «ятский».
      Вильяму и раньше приходилось видеть Сахариссу Резник — она помогала своему отцу в крохотной мастерской,— однако он никогда не обращал на нее особого внимания. Привлекательная? Нет, не очень. Но и не дурнушка. Просто девушка в переднике, которая довольно элегантно выполняет свою работу на заднем плане, например, вытирает пыль или расставляет цветы. Пока у Вильяма о ней сложилось единственное впечатление: Сахарисса страдала неуместной учтивостью и ошибочно предполагала, что этикет может заменить хорошее воспитание. Она путала манерность с манерами.
      Однако сейчас ему представилась возможность разглядеть ее получше. Сахарисса надвигалась прямо на него — той самой слегка пьяной походкой, которая присуща человеку, идущему на неминуемую погибель,— и Вильям вдруг подумал, что с точки зрения столетий девушка весьма привлекательна. Время идет, и концепция красоты все время меняется. Двести лет назад глаза Сахариссы заставили бы великого живописца Каравати перекусить пополам собственную кисть. А триста лет назад при виде ее подбородка скульптор Никудышный уронил бы долото себе на ногу. А тысячу лет назад эфебские поэты пришли бы к общему мнению, что ее нос отправил бы в путь по меньшей мере сорок кораблей. А еще у нее были хорошенькие средневековые ушки.
      Рука, впрочем, была вполне современной. От сильной пощечины щека Вильяма мгновенно запылала.
      — Эти двадцать долларов в месяц почти все, что у нас есть!
      — Прости? Что?
      — Да, согласна, он работает не очень быстро, но в свое время он был одним из лучших граверов в городе!
      — О... Да... Э-э...
      Вильям вдруг почувствовал приступ вины по отношению к господину Резнику.
      — И ты лишил нас всего, взял и лишил!
      — Но я же не хотел! Просто гномы... Просто так получилось!
      — Ты работаешь на них?
      — В некотором роде... С ними,— сказал Вильям.
      — Пока мы умираем с голоду?
      Сахарисса тяжело дышала. У нее было в избытке и других частей тела, которые никогда не выходили из моды и радостно принимались любым столетием. Очевидно, она полагала, что строгие старомодные платья помогут эти части тела скрыть. Она ошибалась.
      — Послушай, я ничего не могу поделать,— взмолился Вильям, стараясь не глазеть на девушку.— Ну, то есть... мне от этих гномов теперь никуда не деться. Лорд Витинари выразился на сей счет весьма... недвусмысленно. Вдруг все стало таким запутанным...
      — Гильдия Граверов будет очень и очень недовольна, ты это понимаешь? — спросила Сахарисса.
      — Э... Да.— Внезапная, отчаянная мысль пришла в голову Вильяму и обожгла едва ли не сильнее, чем пощечина.— А ведь это интересно. Слушай, ты не хотела бы сделать по такому поводу официальное заявление? Скажем: «Мы этим очень и очень недовольны»,— заявил представитель... представительница Гильдии Граверов?
      — Зачем? — с подозрением в голосе осведомилась Сахарисса.
      — Мне очень не хватает событий. Для моего следующего листка,— в отчаянии объяснил Вильям.— Кстати, ты не могла бы мне помочь? Я буду платить тебе... по двадцать пенсов за событие, и мне нужно не меньше пяти новостей в день.
      Сахарисса открыла было рот, чтобы с гневом отвергнуть предложение, но тут в мыслительный процесс вмешались расчеты.
      — Доллар в день? — уточнила она.
      — И даже больше, если новости будут интересными и длинными! — с жаром воскликнул Вильям.
      — Это для твоих писем? — Да.
      — Доллар? — Да.
      Она смотрела на него с недоверием.
      — Ты же не можешь платить так много. Я думала, ты получаешь долларов тридцать в месяц. Ты рассказывал об этом дедушке.
      — Ситуация немного изменилась. Честно говоря, я сам ничего не понимаю...
      Девушка по-прежнему смотрела на него недоверчиво, но врожденный анк-морпоркский рефлекс, предчувствующий некую перспективу получения доллара, постепенно брал верх.
      — Ну, я постоянно кое-что слышу. То тут, то там,— промолвила она.— И... записывать всякую всячину?
      Полагаю, это достойной занятие для дамы. Практически культурное.
      — Э... По крайней мере, близко к тому.
      — Я не хотела бы заниматься тем, что считает-I я... недостойным.
      — О, я уверен, это занятие вполне достойное.
      — И Гильдия ничего не сможет возразить... В конце концов, ты уже много лет этим занимаешься.
      — Послушай, я — это я,— перебил Вильям.— Но если Гильдия решит что-то возразить, ей придется разбираться с патрицием.
      — Ну... Хорошо. Раз ты считаешь такую работу приемлемой для молодой дамы...
      — Вот и здорово,— кивнул Вильям.— Приходи завтра в словопечатню. Думаю, мы сможем выпустить очередной новостной листок буквально через пару дней.
 

      Это был бальный зал. Благодаря красному бархату и позолоте он все еще выглядел шикарно, но одно-временно казался каким-то затхлым из-за царившего тут полумрака. Вдоль стен располагались закрытые тканью канделябры, чем-то напоминающие призраков. Свечи, горевшие в центре комнаты, тускло отражались в зеркалах. Вероятно, эти зеркала некогда оживляли помещение, но с годами они покрылись странными мутными пятнами, а потому огонь свечей напоминал тусклое подводное свечение, пробивавшееся сквозь заросли водорослей.
      Господин Кноп пересек половину зала, когда вдруг понял, что слышит только собственные шаги. Господин Тюльпан успел отделиться от своего партнера и уже стаскивал покрывало с какого-то стоящего у стенки произведения искусства.
      — Ну и ну, будь я...— восхитился он.— Это же, ять, сокровище! Фига се! Настоящий, ять, Инталио Эрнесто. Видишь эти перламутровые вставки?
      — Сейчас не время, господин Тюльпан...
      — Он сделал всего шесть таких. Вот ведь ять, инструмент даже не настроен!
      — Проклятье, нас же считают профессионалами...
      — Быть может, твой... коллега желает получить его в подарок? — раздался чей-то голос в центре комнаты.
      По периметру освещенного свечами круга было расставлено полдюжины кресел — давно вышедших из моды, с высокими изогнутыми спинками, образующими глубокие обитые кожей арки, которые предположительно предназначались для того, чтобы защищать от сквозняков, но сейчас весьма уместно скрывали от света.
      Господину Кнопу уже приходилось бывать здесь, и он не мог не восхититься расстановкой мебели. Человек, находившийся в центре освещенного круга, не видел сидевших в креслах, но в то же время сам был как на ладони.
      Вдруг ему пришло в голову, что кресла расставлены так еще и для того, чтобы сидевшие в них не видели друг друга.
      Господин Кноп по характеру был крысой и совсем не обижался, если его вдруг так называли. В пользу крыс говорит многое. И такая расстановка кресел была придумана тем, кто думал в точности как господин Кноп.
      — Твой друг господин Нарцисс...
      — Тюльпан,— поправил господин Кноп.
      — Твой друг господин Тюльпан, возможно, пожелает получить часть вознаграждения клавесином? — спросило кресло.
      — Это вам не какой-то ятский клавесин, а самый
      настоящий ятскии верджинел! — прорычал господин Тюльпан.— Одна, ять, струна на ноту вместо двух! А называют его так потому, что вставляет он исключительно, ять, молоденьким дамочкам! Ух, как он им вставляет!
      — Ну и ну, неужели? — изумилось одно из кресел.— А я думал, это типа старый рояль!
      — «Вставляет» в смысле «нравится»,— совершенно спокойно пояснил господин Кноп.— И господин Тюльпан не коллекционирует произведения искусства, он просто... хорошо в них разбирается. Вознаграждение мы получим драгоценными камнями, как договаривались.
      — Как будет угодно. Прошу, займите место в освещенном круге.
      — Клавесин, ять...— пробормотал господин Тюльпан.
      Сотрудники Новой Конторы заняли место в освещенном круге под пристальными взглядами остававшихся невидимыми обитателей кресел. И обитатели кресел увидели следующее: Господин Кноп был маленьким, худеньким, и, как следовало из его имени, у него была слишком большая для туловища голова. Его можно было назвать не только «крысой», но и «живчиком». Спиртным он не баловался, тщательно следил за тем, чем питался, и считал свое тело, пусть несколько уродливое, храмом. Кроме того, он слишком обильно смазывал маслом волосы, расчесанные на пробор по центру, что вышло из моды лет этак двадцать назад. Его черный костюм был слегка засаленным, а маленькие глазки постоянно бегали по сторонам, стараясь за всем уследить.
      Глаза господина Тюльпана было трудно рассмотреть из-за общей припухлости лица, вызванной, вероятно, неумеренным потреблением всяческих порошков в пакетиках . Этими же порошками скорее всего объяснялись обширная пятнистость и вздувшиеся вены на лбу. В общем и целом, несмотря на всю свою любовь к искусству, господин Тюльпан был коренастым, здоровенным типом, готовым в любой момент порвать мышцами свою рубашку, и производил впечатление кандидата в борцы, с треском провалившего тест на интеллектуальное развитие. Если его тело и было храмом, то в подвале этого святилища некие странные люди производили странные эксперименты над животными. Если он и следил за тем, чем питался, то только для того, чтобы убедиться, что его обед еще шевелится.
      Некоторые из кресел задумались. Не о том, правильно ли они поступают (это было бесспорно), а о том, правильных ли людей они выбрали для того, чтобы так поступать. Господин Тюльпан производил впечатление человека, которого не стоит подпускать слишком близко к открытому огню.
      — Когда вы будете готовы? — осведомилось одно из кресел.— Как себя чувствует сегодня ваш... протеже?
      — Нам кажется, самым удачным моментом будет утро четверга,— сказал господин Кноп.— К тому времени он будет готов. Насколько это возможно.
      — Только никаких смертей,— предупредило кресло.— Это очень важно.
      — Господин Тюльпан будет кроток, как ягненок,— пообещал господин Кноп.
      Невидимые глаза старались не смотреть на господина Тюльпана, который выбрал именно этот момент, чтобы отправить в ноздрю огромную порцию «грязи».
      — Э... Разумеется,— кивнуло кресло.— Его сиятельство ни в коем случае не должен пострадать. Сверх необходимого, разумеется. Мертвый Витинари гораздо опаснее живого Витинари.
      — И следует любой ценой избежать неприятностей со Стражей.
      — Да, я наслышан о вашей Страже,— хмыкнул господин Кноп.— Господин Кривс меня просветил.
      — Командор Ваймс руководит Стражей весьма... эффективно.
      — Нет проблем,— сказал господин Кноп.
      — У него на службе имеется вервольф.
      Белый порошок фонтаном взлетел в воздух. Господину Кнопу даже пришлось похлопать своего партнера по спине.
      — Вервольф, ять? Вы что, ять, рехнулись?
      — Господин Кноп, почему твой напарник постоянно использует это слово? — спросило одно из кресел.
      — Да вы, ять, просто, ять, спятили! — прорычал Тюльпан.
      — Дефект речи,— пояснил господин Кноп.— Вервольф? Спасибо, что предупредили. Огромное спасибо. Они хуже вампиров, когда идут по следу! Вы в курсе?
      — Вы были рекомендованы нам как весьма изобретательные люди.
      — Изобретательные, но дорогостоящие,— добавил господин Кноп.
      Кресло вздохнуло.
      — Иначе редко бывает. Ну хорошо, хорошо. Данный вопрос вы обсудите с господином Кривсом.
      — Но у них просто невероятное обоняние,— продолжал господин Тюльпан.— А на кой ять мертвецу деньги?
      — Это все? Больше никаких сюрпризов? — уточнил господин Кноп.— У вас очень смышленые стражники, и один из них — вервольф. Это всё?Может, там и тролли имеются?
      — О да. Несколько. А еще гномы и зомби.
      — В Страже?Что за городом вы управляете?
      — Мыне управляем городом,— парировало кресло.
      — Но нам не безразлично, в каком направлении он движется,— добавило другое.
      — А,— сказал господин Кноп.— Ну да. Помню, помню. Вы — сознательные граждане.
      Он и раньше встречал данную категорию людей. Эти люди, где бы ни находились, говорили на одном и том жеязыке. Выражение «традиционные ценности», к примеру, означало, что «кого-то надо повесить». Подобное отношение к миру его нисколечко не смущало, но полное понимание работодателя никогда не бывает лишним.
      — И вы могли нанять кого-нибудь еще,— сказал он.— У вас здесь есть Гильдия Наемных Убийц.
      Кресло с шумом втянуло воздух сквозь зубы.
      — Вся беда с этим городом заключается в том, что некие люди, в остальном весьма разумные, находят существующее положение вещей вполне... удобным. Даже несмотря на то, что оно наносит Анк-Морпорку непоправимый вред.
      — А,— догадался господин Кноп.— Это так называемые несознательные граждане.
      — Именно.
      — И много тут таких?
      На этот вопрос кресло решило не отвечать.
      — Что ж, будем рады встретиться с вами еще раз, господа. Завтра вечером. Надеюсь, вы сообщите нам о своей готовности. Доброго вам вечера.
      Новая Контора откланялась. Круг кресел некоторое время молчал. Затем, открыв огромные двери, появилась фигура в черном, вошла в освещенный круг, кивнула и удалилась.
      — Они ушли,— констатировало кресло.
      — Какие неприятныетипы.
      — Лучше бы мы обратились в Гильдию Убийц.
      — Ха! Им и при Витинари очень даже неплохо живется. Кроме того, мы ведь не желаем ему смерти. А для Гильдии у нас и так найдется работа, правда несколько позже.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.