Memoires de la mode от Александра Васильева - Тайны парижских манекенщиц (сборник)

«Дорогой Манюель,

Я тщетно ждала вас… Какое впечатление осталось у меня от того великолепного вечера!..» И так далее и тому подобное.

Больше он меня никогда не увидел.

Напрасно он плакался в жилетку папы, напрасно часами расхаживал перед домом Лелонга. Хозяин – он его не терпел – неоднократно спасал меня (девочки не раз предупреждали меня!), охраняя, увозя, переодевая и гримируя. Сажал в свою «симку»[58] и быстро уезжал, накрыв меня одеялами, шалями, шарфами!

Как случился этот прорыв? Еще никогда господин Лелонг не был столь очарователен. Я уже не «служащая», а почти «дитя Дома», которой звонит Николь: «У нас лангуст. Ждем тебя!» Хозяин увеличивает мне зарплату, одалживает свою машину. У меня нет постоянного дома. Фирма предлагает оплачивать мне жилье. Нет, это слишком! Одна из подруг приводит меня к себе на обед в Нейи. За столом парень, пилот Королевских ВВС (бедняга Кристиан Мартель, он недавно разбился!).

И Софи Демаре[59] со своим тогдашним мужем Фруассаном. Я заговорила о квартире, сказала, что именно ищу.

– Послушайте, Мартель, может, сдадите вашу в субаренду Жаннин?

– Ей нужно? Вот ключи.

Улица Жан-Мермоз в двух шагах от площади Этуаль.

Элегантная и хорошо меблированная гарсоньерка, где я за смешные деньги прожила несколько месяцев. Немножко странная квартира. Мартель признается, что он не «настоящий съемщик». Повсюду валяются курительные трубки, флаконы с духами и прочая парфюмерия. Не всегда они лежат на одном и том же месте. Мне казалось, что стоит мне отвернуться, как тут же появится сожитель. Понятно, что мои дружеские взаимоотношения с хозяином плодят слухи. Правда, при мне повторять их опасаются! Все знают, что я выпущу когти!

Дела потихоньку идут в гору. Пресловутые американцы, чью щедрость нам хвалили, пока занимаются другим, а их жены еще не прибыли.

Благословенный отдых – господин Лелонг организует для нас троих поездку в Монте-Карло. Встреча со Средиземным морем, которое мне позже придется бороздить вдоль и поперек. «Отель де Пари». Господин Лелонг дает нам несколько банкнот, чтобы побаловаться в рулетку.

Я проигрываю на 5. И на 23! Не везет! (Как не везет и в любви!) Однако ближе к полуночи я соглашаюсь стать амулетом одного богатея, перед которым вскоре растут груды фишек и пластинок.

– Более ста тысяч! – шепчет мне Мод Фейдо.

Каковы обычаи? Может, следует подождать?.. Но удостаиваюсь только поцелуя руки.

После ссоры с Манюелем все мои друзья пытаются избавить меня от одиночества.

Как-то на ужине я встречаюсь с испанским художником Карлосом. Он только что закончил декорации пьесы, которую все хвалят, – «Наташа» в театре «Ла-Брюйер».

– У нас есть один паренек, – говорит он, – но какой паренек! Хотите с ним познакомиться?

Почему бы и нет?

Шотландское платье от Лелонга, черный лакированный пояс, тканые чулки, обувь из крокодиловой кожи.

Карлос оставляет меня в вестибюле:

– Пойду за билетами.

Возвращается, хохоча:

– Знаете? Он сказал… что не очень доверяет. Действительно, я однажды вечером представил ему одну… но это было не то. И он сказался занятым.

– Я ухожу!

– Не глупите!

Удар в сердце, как только он выходит на сцену…

– Нет! Что, это он?

– Что «он»?

– Он играл в «Романсе втроем»[60] с Гравэ[61] и Блие[62].

Мы наносим ему визит в антракте. Я попалась. Он легко передвигается по уборной в своем бирюзовом халате. Улыбка с ямочками на щеках:

– На этот раз, думаю, освобожусь.

Вечер заканчивается в «Армориаль»[63]. Мишель не только красив, но и ловок в обхождении.

Карлосу:

– Пригласите ее на танец.

Когда возвращаюсь на место, в ведерке с шампанским дюжина красных роз (язык цветов!).

– Вам нравится?

– Мне еще больше понравилось бы…

– А именно?

– …потанцевать с вами.

Какой апломб! Или я немного пьяна? Вальс. Как он вальсирует! Надо же! Около часа в его объятиях. Нас наконец замечают. Аплодисменты… тихие, потом громкие со стороны американцев. В три часа ночи мы даем нечто вроде спектакля.

Обмениваемся номерами телефонов. Жду звонка весь следующий день. Молчание.

Тихо и на следующий день. Никаких вестей целую неделю. Я в ярости. Еще ни один парень так не поступал со мной…

Ты ли это, Жаннин? Поверите ли, но я унижаюсь и возвращаюсь как-то вечером в театр «Ла-Брюйер», покупаю откидное место, где, увы, меня почти не видно! Ничего удивительного, что он меня не замечает. Идет снег. Он не помеха, и я отправляюсь к артистическому выходу, чтобы удостовериться, что он уходит один.

Он выходит вместе с Пакитой Клод, партнершей по пьесе, и директором Эрбером[64].

Даю себе клятву порвать с ним.

Через двенадцать дней – двенадцать дней! – звонок от Мишеля. Беззаботно спрашивает, не поужинаю ли я с ним.

– Увы, занята.

(А была свободна.)

– Тогда завтра? Подходите прямо к театру.

Конечно, я прихожу! Ужин в «Перроке», скромный, утонченный. Обволакивающая речь. В беседе несколько намеков – без напора – на обожаемую им семью: отец, известный врач, мать, красавица аристократического рода.

Смеется:

– Мой дед говорил, что наша родословная – через графов Тулузских – восходит к Карлу Великому. Похоже на шутку?

«Сын знатной семьи!» Великой семьи! И при этом есть деньги, ибо снова угощает шампанским. «Редерер»!.. Забыть!

Кое-какие надежды возвращаются, когда Мишель, расплачиваясь, говорит метрдотелю (который, похоже, хорошо его знает), что он на мели («Не было времени заскочить в банк!»), и оставляет в залог часы.

Так начинается наша идиллия. Мишель с самого начала покоряет сдержанностью, отсутствием настойчивого напора.

Он относится ко мне иначе, чем к другим! Его ухаживание, нежное и почтительное, словно предназначено для удовлетворения желаний героини Делли[65], какой я себя считаю.

Он не говорит в открытую о браке, но не увиливает от ответа, когда я… Опасаюсь противодействия его близких. Мать, пришедшая однажды навестить его в уборную, была любезна, сделала мне комплимент по поводу костюма из коричневого велюра с вышивкой старым золотом, позволила мне проводить их до двери дома, но не сказала ничего и ничего не сделала, чтобы укрепить мои надежды.

Мы видимся каждые два-три дня. Завтракаем или ужинаем вместе. Болтаем. Раскрываем свои души. Он мне нравится все больше и больше от встречи к встрече. Похоже, чувство взаимно.

После работы, с Мишелем

Новый год. Радуемся, что встретим его вместе.

– Зайди за мной после спектакля.

Воскресенье, утренний спектакль. Я прихожу в 18.30, и мне говорят… что он только что ушел. Я жду его почти целый час.

Что случилось? Я в печали отправляюсь в Бурж, где родители и не ждали меня. Провожу праздник с ними.

Мама отводит меня в сторону:

– Ты что, не была с Ним?

(Она знает, что есть Он.)

– Мы разминулись. Или…

В отчаянии:

– Хочется умереть!

– Ты так его любишь? Не делай так, чтобы отец стыдился тебя!

– Скажи папе, что я не нанесу урона его чести! Никогда! А он в этот час в свою очередь ждет меня у театра.

(Разминулись по недоразумению.)

Он несется на улицу Жан-Мермоз, ничего не понимает, в отчаянии отправляется в привычное бистро, где хозяин изо всех сил старается развлечь его.

Утром следующего дня, в одиннадцать часов, телефонный звонок рассеивает взаимные подозрения.

Но…

Во вторник, когда я в кафе на площади Этуаль пью с приятельницей кофе, замечаю через окно Мишеля, который сопровождает… Боже, я тут же узнаю ее, хотя видела только в кино (где она особенно эффектна!). Она, одна из величайших звезд той эпохи! На ней простой спортивный костюм, брюки. Словно она собирается в Шамони. Но как шикарно выглядит! Вообще я знала. Симона меня предупредила, что мой красавчик Мишель (я прожужжала ей все уши про него)… Я была слепа! Слухи? Быть может, старая история?! Или…

Я слишком горда или слишком робка, чтобы требовать объяснений, когда вновь встречаюсь с ним. Клянусь себе, что наши встречи будут реже. Он не знает почему. И страдает от этого.

Две недели я избегаю его. Потом любовь, целомудренная, возвращает меня в его объятия.

Жизнь у Лелонга продолжается. Изменений мало, если не… Когда в день святой Екатерины господин Лелонг по-отечески пригласил меня на ужин, я спросила его: «Можно прийти с женихом?»

– А! Вот как? Ну конечно! Но… но надо было мне сказать!

Чуть позже после вопроса Николь: «Папа, какой подарок сделаем ей на свадьбу?»

– Что за вопрос. Она так хорошо носит свадебные платья!

В студии работаю с необычным рвением. Идет ускоренная подготовка летней коллекции (февраль), которая станет для нас первой послевоенной коллекцией. (Словно все сражения уже выиграны!)

Вместо семидесяти пяти платьев будет представлено сто двадцать; для меня готовится двадцать пять нарядов, рекорд, которому беззлобно завидуют остальные восемь манекенщиц Дома. Похоже, изобилие возвращается.

В домашнем костюме

Ткани, отличные набивные ткани, которые похоронила война. Суматоха в мастерских, где первые мастерицы мечутся, пытаясь наладить порядок и тишину. Встречи. Сколько служащих, прятавшихся, находившихся в бегах, в ссылке, вернулись и вновь приняты на работу. Они рассказывают о своих приключениях. Увы! Лагерники не вернутся.

Невероятный успех. Атмосфера этих дней показа, знакомых мне только по войне, стала торжественнее и свежее. Приток публики, зажиточных людей. Покупательницы приобретают больше. Коктейли, приемы, марочное шампанское. Великие обозреватели моды, Брюнофф[66] (Vogue), Лешель (La femme chic), Люсьен Франсуа[67] и прочие, вновь на вершине; им предоставляются лучшие места. Наконец, появляются американцы! В Париж, где прекратились бомбардировки, слетаются американки. Они собираются целыми стаями, зрелые и молодые, юные (из девичьих колледжей), шумные, приветствующие нас криками «ура», называющие нас по именам, приглашающие на чай в «Ланкастер» или «Бери». И звезды, в том числе и международные, к примеру моя любимица Марлен Дитрих[68].

Всю весну я занята по горло. Днем у Лелонга (здесь пока мирятся с моими опозданиями), вечером в компании Мишеля, который безостановочно снимается в кино: «Ангел, которого мне подарили», где играет с Симоной Ренан[69], «Враг без лица» с Луизой Карлетти[70].

– Что скажешь, если я начну ревновать?

– Но только не к этим большим приятельницам!

Мысль: «А другая, как он поступил с ней?» На самом деле там все закончилось.

В спортивном костюме

Сколько раз по вечерам я даю ему приют на несколько часов!

Готовлю легкий любовный ужин (Он столько работает! Может похудеть!): устрицы, холодная курица, вино «Монбазийак». Наряжаюсь в волшебное домашнее платье (купленное со скидкой). Мы болтаем, подкалываем друг друга, целуемся до полуночи.

Жениться на мне? Таковы его намерения. Но не сразу! Надо дать родителям время свыкнуться с этой мыслью, ибо моя профессия не из тех…

Утром звонит телефон:

– Ты свободна сегодня вечером? Заходи ко мне на улицу Пьер-Шаррон. Мы там ужинаем.

– С кем?

– С дядей, братом мамы.

– Маркизом?

– Да, увидишь, какой отличный тип! Он воевал у Леклерка. Недавно его ранило.

Вот это семейство! Маркиз Роббер – действительно отличный кавалер. Прихрамывает, ходит с палочкой. В прошлом месяце одним из первых ворвался в Баккара.

В дневном платье

После изысканного ужина (маркиз платит за всех десятерых) мы объезжаем все ночные заведения. Я танцую с ним, хотя у него побаливает нога. Роббер тут же переходит со мной на «ты». Неужели уже считает меня членом семьи или просто партнером по гулянкам? Мы расстаемся в пять часов утра. На улице десять градусов ниже нуля.

Мишель у двери моего дома:

– Могу подняться?

– На последний бокал!

Наверху:

– Ну и жажда у меня! Виски.

– Можно позвонить домой?

– Ради чего?

– Сказать, что не вернусь.

– Только без глупостей!

– Серьезно, можно у тебя поспать?

– На диване?

– Клянусь!

Он укладывается на диван. Пытается заснуть. Как и я. Едва-едва смежила веки. В семь часов он встает. Вижу, как он занимается гимнастикой. Он просто дрожит… Я упрекаю себя за эгоизм.

Ему было так холодно!..

Боже, несколько месяцев счастья! Мы любили друг друга. Жили вместе. Так мне предложил Мишель в день, когда владелец лишил нас квартиры. Мишель признался: «У меня всего три сотни в кармане».

Вот уже несколько недель он ничем не занимается. Когда он зарабатывал много денег, мы почти ни в чем себе не отказывали. Он был готов скорее умереть, чем просить o помощи родителей, которых некогда разочаровал, бросив обучение медицине.

С Богом! Даже любопытно вспомнить о нищете!

Мы посетили квартиру на первом этаже на площади Ламартин. Мрачное помещение. Единственное окно выходит на ряд гаражей. Молодость скрасит все! Переносим сюда все наше достояние: одежду и несколько тарелок. Квартиру именуем «небольшая черная дыра».

– Слушай, на инаугурацию…

– Может, устроим небольшой обед?

– Отправляйся за покупками, – говорю я. – Особо не траться. И пожалуйста, появляйся не раньше чем через час.

Когда он вернулся, немыслимый беспорядок был устранен. Сама не знаю, как мне это удалось. Самолюбие, просто любовь удесятерили мои силы. Ванная сияет, как новенький сантим, мебель (не такая уж плохая) натерта, постель застелена шелковым покрывалом, стол накрыт на две персоны (приборы, бокалы!), несколько цветков и засохшие листья на скатерти и комоде. Он принес баночку фуа-гра[71] (крохотную), зеленую фасоль. Обойдемся без вина. Смех! Богемная жизнь, здоровье и чуть больше двадцати лет!

Мишель вновь на тропе войны. Его приглашает Пьер Фронде[72], чтобы создать Голливуд! Речь идет о съемке фильма в Австрии, как только туда можно будет выехать.

(Ее только что освободили).

Я по-прежнему на плаву. Журналы, модельные мастера (дорогая Жанетт Коломбье!) и меховщики, перчаточники, парфюмеры…

В вечернем платье

Оплата за каждый сеанс – приличные деньги для того времени. Единственное темное пятно – загадочное поведение семьи. Меня принимают на площади Лаборд, даже пригласили на ужин. Я одолжила по этому случаю платье, настоящее сокровище. Все крайне любезны, мать, невозмутимая высокая дама, доктор, славное и красивое французское лицо, светящееся снисходительностью и добротой. На мне туфельки, я боюсь любой оплошности, чтобы меня не сочли грошовой мидинеткой![73] Особенно в этот день…

…Младший брат Мишеля, Клод, возвращается после десяти лет со дня мобилизации и пяти лет плена. Где нас застал его телефонный звонок? У Жана Шеврие[74]. (Да, я еще не сказала: этот радушный хозяин «маленькой черной дыры» оказал нам гостеприимство.) О чем я? Стоило раздаться голосу Клода, как я перестаю существовать для Мишеля! Он словно в бреду:

«Малыш Клод! Где ты? Несусь! А родители? В Виллье-ле-Бель? Они тоже едут? Еду!» И убегает, бросив мне: «А ты?»

Я на велике добираюсь до площади Лаборд. Все обнимаются. Похлопывают друг друга по спине. Плачут. Целуются. Вот она, семья! Мне наскоро представляют Клода, и все четверо уезжают на машине в семейное поместье, где будут праздновать его возвращение, оставив меня в одиночестве. Рука моя лежит на руле, а на ресницах повисли слезы. Меня не считают за равную? Однако Мишель не бросает меня, значит, дорожит? Клод вначале относится ко мне с показной вежливостью. Неужели я ошиблась? Серьезные дела! Семья осудит мое поведение!

(«Он был бы отличным мужем» и т. д.)

Чтобы оценить собственные чувства, прислушиваюсь к другим соблазнителям! Соглашаюсь на один или пару ужинов. Богатые и красивые, молодые и знаменитые, ни один ничего не обещает, ни у одного нет ни обаяния, не сравнить с Мишелем! А их взгляды, почти тут же настойчиво красноречивые. Мишель терпел полгода!

Хоккейный матч в Сен-Дизье, куда я пришла для рекламы одной модельерши. В перерыве какой-то фотограф просит меня сняться рядом с несколькими звездами кино (Марсель Деррьен[75] и т. д.).

В саду семейного пансиона

В группе также два хоккеиста… Нас много! Некуда отойти!

– Жаннин, вы такая легкая… Может, сядете на колени месье? Хм! Я соглашаюсь. Этот месье – один из игроков – иностранец (судя по голосу), затянутый в хоккейные доспехи, лицо его залито потом. Я с облегчением покидаю его колени.

На следующий вечер сюрприз – я получаю от него записку с просьбой навестить в раздевалке… У двери, согласна! Но не входить! Мне навстречу выходит великолепный северянин, пшеничные волосы, пахнущий духами, опьяневший от радости, что может пригласить меня выпить стаканчик в его «бьюике»[76] шестиметровой длины. Приятель примерной обходительности и скрытности, с которым я и сегодня иногда выхожу в свет и который никогда не оскорбит меня! (А что думаете вы, французы?)

Мишель пробивает себе путь! Уже идет подготовка к реализации предложения по Австрии. И партнершей у него будет Иветт Лебон![77]

– Дорогая, неужели надо расставаться!..

– А разве я не могу приехать к тебе?

Конец июня. Канун зимней коллекции. Сообщаю господину Лелонгу о желании отправиться на две недели к «жениху».

– Две недели, не больше! Рассчитываю на ваше участие в дефиле.

Беру (одалживаю) с собой кучу платьев и манто. Я должна поддерживать свой статус, не тушеваться перед женщинами из кино. Сказочное пребывание! Мишель представляет меня всем женой. (Какое прекрасное слово!) Как я мечтала об отдыхе! Бегство в феерический Тироль, где мы скитаемся по маршруту съемок фильмов «Белоснежка и ее странствующие рыцари» и «Ледяная симфония», которые из-за ряда технических ошибок, увы, не удались. Цурс, Кингсбулл и его озеро, Инсбрук, гостиница «Мариабрунн» на высоте 1800 м над уровнем моря у самой кромки вечных снегов, куда добираются на фуникулере. У Мишеля прекрасные друзья, обходительные, женщины считают меня своей ровней, не завидуя моим туалетам. Приемы, труппу приглашают почти повсюду и везде устраивают празднества. Мы ведь представители искусства, Парижа, а я представляю моду! Мы «платим той же монетой». Коктейли по поводу начала, середины и завершения съемок. Официальные рауты, парады, званые ужины. Генерал Бетуар, за чьим столом я сижу, любезничает со мной. Еще один большой начальник! Какая гадюка ему нашептала, что у меня связь с Мишелем… Он дает бал, но меня не приглашают.

– Не пойду, – возмущается Мишель.

– Надо, дорогой! Крайне полезно!

– Раз так, то поженимся сразу после возвращения!

После этих слов, согласитесь, пятнадцати дней, о которых я договорилась… оказалось слишком мало! Даже не осмеливаюсь послать открытку господину Лелонгу. Провожу восемь дней августа в Париже, даже не известив его. Короче, какой стыд, я взяла себе четыре месяца отдыха. Куда подевался мой профессионализм! Простите, я влюблена!

В конце октября Мишель почти приказывает мне вернуться (у него еще дел на несколько недель).

– Подумай о своей карьере, – говорит он.

А наша свадьба? О ней снова нет разговоров. Это меня тревожит, и потому, вернувшись в Париж, позволяю себе по вечерам выходить в свет с поклонниками.

Один, два раза с одним и тем же. Третьего раза никогда не бывает!

Блудное дитя возобновило свою службу у Лелонга (отныне скорее любезный, чем благожелательный). И сегодня я краснею от стыда за свое поведение, просьбы, уступки, которыми злоупотребляю. Что творится в моей голове? Амбиции? Жажда независимости? Потребность в переменах? После освобождения Пьер Бальмен покинул авеню Матиньон и основал собственный Дом – он всегда стремился к независимости. В феврале представил блестящую коллекцию, которая поставила его во главе модельеров. (Вскоре за ним последует Диор.)

Мне очень хорошо у Лелонга. Он сотворил меня. Неужели я такая неблагодарная? Однажды утром я прошу встречи с ним:

– Господин Лелонг, я многим вам обязана и всегда буду вам признательна. Но мне надо помогать семье. Надо больше зарабатывать.

– Малышка Жаннин, мне неприятно обсуждать с вами денежные вопросы. Поговорите лучше с моим братом. (Административный директор.)

Встречаюсь с Пьером. Требую немыслимых уступок. Он соглашается почти на все: платье в каждой коллекции, разрешение не приходить по утрам. Но увеличение зарплаты, которого я требую, слишком велико.

– Сожалею. Я могу получить больше в другом месте.

– Где?

– У Бальмена.

– Идите к Бальмену.

Я почти случайно обронила это имя, ибо Лелонг мог позвонить ему. И они быстро бы сговорились за моей спиной!

– Жаннин, советую вам подумать.

– Я уже подумала.

Господин Лелонг и все остальные, мужчины и женщины, будут обходительны со мной до расставания. Прощальное шампанское. Поцелуи, милые слова, пожелания удачи.

Я покидаю их с какой-то опаской, испытывая укоры совести…

Права ли я?

Возвращается Мишель и не высказывает особого удовлетворения моей выходкой. Но мы давно договорились никогда не влиять на решения друг друга в том, что касается наших профессиональных занятий:

– Идешь к Бальмену?

– Не сразу. Могу зарабатывать и в качестве летучей манекенщицы.

Летучая манекенщица – манекенщица-звезда, которую ценят как хозяева, так и модельеры, первые мастерицы. Она не связана с конкретной фирмой, поддерживает связи со всеми, помогая во время кризисов, авралов, болезней, переездов. Она следит за всеми презентациями, состоит в деловых отношениях с агентствами и руководителями рекламы.

Суетливая, утомительная жизнь (добавьте праздники, ночные заведения). Такой образ существования я буду вести полтора года.

После разорительного проживания в гостинице случайная встреча Мишеля с лицейским приятелем приводит нас в пансион на улице Лежандр, который рекомендую всем. Это пансион для артистов, его владелец, друг Мишеля, сам бывший актер, молодой, светловолосый, веселый и очень симпатичный – Андре Маар! Квартира у него с ванной комнатой – истинное удовольствие! Недорого! Место как раз для нас! Кроме старых жильцов, вечно недовольных буржуа, здесь живут люди театра. Их карьера только началась, но они уже на взлете: режиссер Робер Верней[78], Габи Андре[79], Жан-Жак Дельбо[80], Жорж Ульмер[81], который женился на звезде Ноэль Норман[82], прелестная Габи Брюйер[83], тогда еще брюнетка, она часто водит нас в гости к своей сестре, писательнице Маги Федора. Все любезны, понимают друг друга, свободны. Кто только не поносил актеришек, не говорил об их мелкой вражде, крабьей жестокости? Мы встретили здесь только снисходительность и стремление помочь.

Я тоже с подмостков (между ними и мною нет никакой разницы), собираемся за одним столом, шутим, препираемся, крепко выпиваем, а потом разыгрываем невероятные мистификации. Без особых затрат, как я уже сказала. Андре Маар, верящий в счастливую звезду всех, готов предоставить кредит в случае временных затруднений.

Мы с Мишелем возвращаемся в эту гавань только к завтраку (не всегда!) и вечером. Мало частных уик-эндов. Для меня начинается время официальных перемещений в конце недели, с чем я никогда так и не покончила. Цюрих, где показываю платья от Лелонга (с радостью!) и от Роша[84]. Нас посылает Синдикат Высокой моды. Мне, как Гаврошу, любая поездка придает сил. Я демонстрирую великолепное платье «Париж» (в обтяжку, из черного бархата, обнаженные плечи, большое декольте, но столь узкое в коленях, что едва позволяет двигаться). Большой успех как всегда в Швейцарии. Комфорт и шик. Гостиница «Пьер»! В качестве награды неожиданная встреча с моим шведом, который дарит мне клипсы и организует поездку по озеру.

Новые поездки, одна за другой. Да, и Париж не отпускает.

Я уже не знаю, кому отдать предпочтение. Не бездельничает и Мишель.

В феврале я бы злилась на себя, если бы не нашла времени посмотреть новую коллекцию Бальмена на улице Франциска I, 44. Заведение высшего стиля, только что закончено, но здесь уже все дышит успехом. Мишель, сидя рядом: «Послушай, настоящий мастер!»

Пралин, Мишель и Пьер Бальмен

У Лелонга Бальмен, несомненно, придерживал свой талант. Наконец он показал себя! Пляжные костюмы, легкие меховые оторочки по низу жакетов! Словно все наряды сошли со старинных картин! Желание добиться сдержанности и ощущения молодости. Разнообразие! Все цвета палитры. А вечерние платья: одно из золото-розовой парчи, белое со складками… Все девочки усыпаны дорогими украшениями. Меня трясет от искушения… Я не остаюсь незамеченной. Я – член содружества и не хвастаясь скажу, что принадлежу к сливкам товарищества, а потому некоторые манекенщицы (Соня[85], баронесса д’Анжель) дружески приветствуют меня. Продавщицы перешептываются: «Вон там, Жаннин Лелонг!»

Я аплодирую, аплодирую до боли в руках. Аплодируют прелестной «невесте», закрывающей дефиле. Два года назад ею была я! Директор, господин Серен, подходит поздороваться с нами. Мы его поздравляем.

– Стоит ли предупредить господина Бальмена?

– Нет, не беспокойте его! Но какой успех! А салон! Я очень довольна!

– Вы тоже преуспеваете. Господин Бальмен говорил о вас! Я погрузилась в такую теплую атмосферу, что произношу:

– Господин Серен, знаете, что доставило бы мне удовольствие? Если вы мне одолжите на воскресные бега ваш тополиной зелени костюм со складками и манто три четверти такого же цвета. (У меня даже потекли слюнки.)

– Без проблем! Заходите для примерки.

Тополиный костюм сидит на мне… как влитой. (Бальмена не видно.) Мне доставляют костюм в пансион. Я облачаюсь в него к ужину. Теплые поздравления. Они подбадривают меня, а я имею в виду совсем иной ужин!

Ужин в Его семье в субботу. (Я пока еще не замечаю обнадеживающего энтузиазма.) Костюм производит впечатление. Меня называют «кокоткой»! Я прекрасно расслышала слова его родных!

Воскресенье. Прекрасный апрельский полдень, хотя еще прохладный. Костюм встречен с триумфом. Фотографы рвут меня на части. Моя фотография на половину страницы Paris-Soir появляется на следующий день. Меня предупреждают, что она отобрана для l’Album du Figaro.

Когда я приношу костюм к Бальмену:

– Господин Серен хочет вас видеть.

– Хочу сказать, что этот костюм ваш. Подарок господина Бальмена.

– Как его отблагодарить?

– Приходите в один из ближайших дней на показ его коллекции.

– Хотите, приду завтра?

На этот раз появляется сам хозяин:

– Значит, все в порядке? Вы у нас? Я смеюсь:

– Пока, чтобы заткнуть дыры. Он хлопает в ладоши:

– Серен, соберите всех девушек. Девушки, вот… Надо, чтобы каждая из вас рассталась с чем-нибудь, чтобы составить коллекцию для Жаннин.

По его словам можно судить о власти и дружеском отношении хозяина к своим служащим. А Жаннин по-прежнему на высоте. Ни протестов, ни недовольных гримас. Каждая отдает, и не обязательно насильно, то, что может: Дани – спортивное пальто, Гильда – бело-синее платье, Соня – пляжный костюм. Только одна… (Это меня не удивляет!)

Со среды я участвую в дефиле, отдаваясь делу всем сердцем, используя все свои ресурсы. Спрашиваю у Бальмена:

– Я не все еще позабыла?

– Нет. Каковы ваши амбиции? Я в сомнении. Он смеется:

– Хотите стать первой манекенщицей Парижа?

– Конечно.

– Будем работать.

Его средства разнообразны. Никакого вызывающего протекционизма, только невероятная любезность и уступчивость, что позволяет мне участвовать во всех других показах, необходимых для заработка, – только возвращаться я должна вовремя. Дабы не обмануть доверия подобного хозяина, моя личная жизнь, и так уже заполненная до предела, превращается в блуждающий огонек. Зачастую два показа в день, радио (а еще меня тянут на зарождающееся телевидение) и рекламный фильм! Власть шляпных мастеров надо мной: уже известная вам Жанетт Коломбье, Роза Валуа, Легру, Клод Сен-Сир, Симона Канж, Альбуи, Лемоннье[86], ради которых я готова на любые испытания!