Черный Валет - Радуга

Но в стройном теле, которое он сейчас держал в руках, не было ничего неуклюжего. Даже под тяжелым плащом, который был на ней, угадывались мягкие изгибы.

Он неохотно отпустил ее.

Квинн ждал, когда она откроет глаза, потому что она так плотно их зажмурила, что он думал, уж не случился ли с ней обморок. Впрочем, в этом Квинн Девро сомневался. Он наблюдал за ней, когда ее глаза заморгали, и заметил вспышку золотистого огня. Но почти тут же она исчезла.

— О, мисс Ситон, очень приятно оказать вам услугу, — протянул он иронически, держа руку на ее локте. — Вот уж не ожидал увидеть вас в Новом Орлеане. Чудесный сюрприз.

— Для вас — возможно, — нелюбезно ответила она, ничуть не смущенная реакцией своего тела на прикосновение Квинна. Ее локоть горел, как в огне. Встреча была весьма унизительной для нее, и его улыбка, полная самодовольства, ей не понравилась.

— А теперь, Мередит, — начал он, — ах, вы же не давали мне разрешения называть вас Мередит, несмотря на все интересные моменты, которые мы пережили вместе… Примите мои извинения, мисс Ситон.

Вся благодарность, которую она могла чувствовать, мгновенно испарилась. Он был такой же несносный, высокомерный, задиристый, как и всегда. Она бросила самый выразительный свой взгляд, а затем медленно опустила глаза к своему локтю, который он по-прежнему держал.

— Вы меня отпустите?

— Мне бы не хотелось, чтобы вы упали в обморок. В следующий раз я могу и не успеть.

— Я никогда не падаю в обморок, — возразила она, не подумав.

Ей очень хотелось от него избавиться. Да, а лицо его было еще красивее, чем она запомнила. Она не могла удержаться и посмотрела на него — и заметила чертовчинку, плясавшую в его глазах.

— Неужели? — спросил он, подняв бровь. — Я, кажется, могу вспомнить изрядное число случаев, когда вам было нехорошо.

— Есть много причин для дурноты, — отрезала она. — Например, компания, в которую человек попал против своей воли.

Он зло усмехнулся.

— Я всегда могу помочь вам упасть снова, если вы так жалеете, что приняли мою помощь.

Мередит знала, что плохо ведет себя, как знала и то, что вышла из своей роли. Если бы только его взгляд не проникал так глубоко, если бы его слова не ранили так больно…

Она изобразила улыбку.

— Я вас от души благодарю, — сказала она, склонив голову, чтобы он не увидел лжи в ее глазах. Лучше бы она грохнулась на спину, невзирая на урон ее самолюбию, чем разгадывать эту шараду.

— Могу ли я проводить вас до кареты? — голос был мягким и удивительно нежным.

Перемена тона и сама его неожиданность ударили Мередит, как молния. Между ними всегда было напряжение, как электрическое поле, хотя она и не желала этого признавать. Подняв глаза, она убедилась, что в этом не было сомнений. Его присутствие, легкое прикосновение подействовали на нее необыкновенно сильно.

В смущении она сделала шаг назад и чуть не упала снова. Его рука опять обвилась вокруг ее талии, и она почувствовала, какая сила таится в этой руке.

— Думаю, лучше проводить вас до вашего отеля, — сказал он с совсем незаметным оттенком иронии, потому что и он испытывал странные чувства — страстное желание, черное и глубокое, как угольная шахта, в которой он когда-то работал.

— Только до кареты, — удалось сказать Мередит. Ей самой свой голос показался измученным.

— Как хотите, — ответил он, удивленный нежностью в собственном голосе. Желание росло в нем, хотя рассудок твердил, что он глупец. Самый большой глупец на всем Юге.

Идя к карете, он поддерживал ее под локоть. Он был так близко, что она ощущала чистый запах мускуса и специй, смешивающийся с запахом мыла и кожи, создавая поистине волшебный аромат. Ей не хотелось, чтобы этот аромат исчезал. Ей не хотелось, чтобы исчез он.

Но когда они подошли к экипажу, она захотела, чтобы он ушел. Ее губы, сложенные бантиком, и наигранная веселость не имели ничего общего с чувством потери, которое она испытывала, когда он осторожно подсаживал ее в экипаж.

— Где вы остановились? — спросил он.

— В отеле на Шартрез-стрит.

— Там кто-нибудь поможет вам? — его самого удивляла его забота. Просто смешно. Сколько раз она ему говорила, что не желает иметь с ним дела. А он и сам не хотел иметь дело с ней. Безвкусно одетая, неуклюжая, грубая — она была именно такой, но в ней было и еще что-то, чего он не мог понять. И это его задевало. Не давало ему покоя.

— Тетушка Опал и Дафна.

— Дафна?

Вся мягкость, разбуженная им в Мередит, затвердела. Так вот где все-таки лежал его интерес. Она почувствовала, как сильно заныла какая-то легко уязвимая часть ее сердца.

Она не ответила на его вопрос.

— Еще раз благодарю вас, капитан, — ответила она, высоко задирая подбородок.

— Я зайду посмотреть, все ли с вами в порядке.

— Нет необходимости, — ее тон был резче, чем она хотела, и на его лице появилось удивление.

— Есть, милая леди, — Квинн не совсем был уверен в том, что же произошло, но ее голос вдруг снова замерз, крепче, чем мелкое озеро где-нибудь в Миннесоте в январе.

— Вы не понимаете, капитан, — сказала она жестко. — Я не хочу, чтобы пострадала моя репутация. Я очень ценю вашу помощь, но вам нет нужды беспокоиться.

Он не успел ответить, потому что по ее кивку кучер хлестнул лошадей, и они с места понеслись быстрым аллюром.

Квинн смотрел ей вслед, пока экипаж не повернул за угол; в его глазах играла легкая улыбка. Он опять чувствовал дыхание того необъяснимого пламени, которое полыхало между ними, и понял, что и она чувствует его тоже. Он никак не мог понять, почему оно пожирает его, но знал, что непременно удовлетворит свое желание и свое любопытство. Может быть, если бы сразу он получил больше, чем ту незначительную победу, он бы решил, что игра не стоит свеч.

Успокоив себя этой мыслью, он обнаружил, что ее место заняла другая, беспокойная: Дафна. Она сказала, что Дафна с ней. Черт. Они с Кэмом со дня на день ждали известия, что Дафна отправилась на Север, а она — здесь, в Новом Орлеане.

Он разразился таким длинным проклятием, что оно могло бы понравиться и Терренсу О’Коннелу.

Мередит велела кучеру ехать в совершенно нереспектабельный квартал Нового Орлеана. Выходя из экипажа, она натянула на голову капюшон.

Контора, которую она искала, находилась на втором этаже. Она постучала, но никто не ответил, и она прислонилась к стене, опустошенная, обескураженная, недовольная собой. Через несколько минут, все еще стоя у двери, она услышала тяжелые шаги. Ее сердце бешено застучало. Казалось, Квинн Девро преследовал ее повсюду, и она бы не очень удивилась, встретив его здесь.

Но это был не он, и она вздохнула с облегчением, увидев, что к ней торопится детектив, которого она наняла для поисков Лизы. Его очень рекомендовал Элиас, хотя сейчас Мередит думала, что за два с лишним года и две тысячи долларов можно было бы сделать гораздо больше.

— Мисс Ситон, — сказал он. — Я очень рад, что вы сегодня пришли. У меня есть для вас кое-какие новости.

Мередит сдержала вздох. Она уже не раз слышала эти слова. Она теперь доверяла этому человеку только потому, что его рекомендовал Элиас.

Он открыл дверь и подождал, пока она войдет в его пыльную контору.

— Я проверяю полученную информацию, но думаю, что она могла бы быть в Кентукки.

— Рабыня? Он кивнул.

— Я проследил продажу девочки по имени Лиза, светлокожей мулатки, коннозаводчику в Лексингтоне шесть лет назад. Потом ее продали еще раз, и следы потерялись, но думаю, что я нашел нить. Один человек сейчас проверяет, там ли она до сих пор.

— Как долго?..

— Несколько недель, или даже больше. Она сжала в руках свою сумочку.

— Может быть, я бы…

— Вам ничего не надо делать, если вы не хотите упустить шанс сделать ее свободной, — сказал он резко.

— Сколько бы это ни стоило…

— Знаю, мисс Ситон. И через два года поисков я не меньше вашего хочу ее найти. Я не люблю неудач.

Она увидела решимость в его лице, и к ней вернулась былая уверенность.

Он был большой и сильный мужчина, бывший полицейский, и она чувствовала, что он может быть очень опасен. У него не было твердого мнения по поводу рабства, но к тем, кто его нанимал, он был всегда лоялен, а в числе его нанимателей был и Элиас, и она сама. Несколько лет назад Элиас воспользовался его услугами, чтобы разыскать охотника за рабами, который похищал на Севере свободных негров и снова продавал их в рабство, клянясь, что они — беглые рабы.

— Я сделаю, как вы скажете, — ответила она, наконец, но Билл Маллиган заметил в ее голосе неудовольствие.

— Я сообщу вам, когда разузнаю больше, — сказал он. — Элиас вам передаст.

Он никогда не общался с ней напрямую. Он мало что о ней знал и не хотел знать больше. Его работа заключалась в том, чтобы разыскать девушку по имени Лиза, и он догадывался, что затем Мередит попытается дать ей свободу. Он подозревал, что оба они, Мередит и квакер Элиас, принимали участие в деятельности Подпольной железной дороги, и несколько раз, узнавая о готовящейся полицейской облаве, делал об этом Элиасу прозрачные намеки, но не был полностью уверен в их участии, и поэтому предпочитал, чтобы все так и оставалось.

Выйдя из конторы, Мередит почувствовала восторг и признательность. Может быть, через много лет, она, наконец, достигнет желанной цели. И все-таки она отчаянно боялась слишком полагаться на удачу. Она так часто разочаровывалась.

Как может сейчас выглядеть Лиза? Почти четырнадцать лет прошло с тех пор, как их разлучили. Что пришлось пережить ее подруге и сестре? Мередит вздрогнула, и причиной был не только сырой холодный ветер, дувший с Миссисипи.

Карета привезла ее к отелю, где ее уже ждала Опал, возмущенная, от чего красные прожилки на лице стали явственнее.

— Приличные женщины, — произнесла она, — не бродят в одиночестве по улицам Нового Орлеана.

— Я ездила на встречу с Бреттом Девро, — обяснила Мередит, чтобы успокоить ее. — Не хотелось вас будить.

Немного успокоенная, Опал предприняла последнюю попытку исполнить свой долг наперсницы.

— Я действительно не думаю…

Но Мередит предложила сегодня вечером сходить в театр, и негодование Опал тут же перешло в восторг. Мередит знала, что после такого выхода Опал очень устанет, и что у нее будет возможность попозже вечером выбраться к Элиасу. Она хотела рассказать ему про Джима, раба с плантации Маттисов, и предупредить Дорогу, чтобы его ждали, и еще ей очень хотелось поделиться хорошими известиями о Лизе. Элиас казался единственным, разделявшим ее желания. А пока они с Опал отправятся за покупками. Как и собирались.

Но этот день будет очень долгим.

Когда Квинн вернулся на “Лаки Леди”, Кэма не было. Оно и к лучшему, решил он. Ему надо было побыть одному, разобраться в своих мыслях. В них был какой-то беспорядок.

День был полон неудач, начиная со встречи с Мередит Ситон. И встреча с Бреттом была не лучше.

Мередит выбила его из колеи, чего с ним давно не случалось. Он думал, что вполне доволен своей жизнью. Он занимался делом, которое считал важным. В то же время он давал пищу своей ненасытной жажде приключений и водил за нос тех, кто лишал других свободы. Он считал, что ему достаточно одного друга — Кэма, но сейчас он стал задумываться над тем, не было ли увлечение Кэма Дафной желанием выйти из одиночества, которое и он очень часто ощущал. Был ли он неискренен с Кэмом? Сам с собой?

Он убедил себя, что его не интересует Мередит Ситон, но гнетет желание встретить женщину, которую он мог бы любить и которая любила бы его. Его одолевало такое страстное желание, что даже Мередит Ситон начинала казаться достойной, и это с его ранее безошибочным глазом. Неужели он и вправду был в таком отчаянии?

От посещения Бретта его настроение не улучшилось. Он увидел сожаление в глазах брата, когда опять отказался прийти к нему в гости, и одобрение, когда положил в банк карточный выигрыш, полученный в последнем путешествия на пароходе.

День ото дня ему казалось все более важным, чтобы Бретт понял, что он, Квинн, не только прожигатель жизни, и чтобы кто-нибудь еще кроме Кэма знал, каков он на самом деле. Он не вполне понимал, почему это было так важно для него. Раньше ему вполне удавалось подавлять это чувство, убеждая себя, что хорошая репутация не так уж и важна. Но сейчас эта потребность терзала его, как болезнь.

Единственным развлечением во время его короткого визита к Бретту была картина, которую он увидел у брата на столе. Он взял ее, праздно разглядывая. Она была очень плоха, мутные цвета вызывали в памяти только джутовые мешки и ничего больше.

— Как испортился твой вкус, братец, — заметил он. Бретт криво улыбнулся.

— Боюсь, это такой подарок.

— От самого заклятого врага? Бретт усмехнулся.

— От худшего клиента.

Рука Квинна замерла.

— Не хочешь ли ты сказать…

— Мисс Ситон. Она заходила за деньгами. Этот подарок, я полагаю, изрядная насмешка.

— Значит, не надо было ей давать денег, — сказал Квинн, пряча в глазах смех.

Бретт улыбнулся шире, хотя ему и было немного стыдно за это. Ведь это действительно был подарок.

— Она не имела в виду ничего плохого, — сказал он.

Квинн еще раз взглянул на картину, на этот раз внимательнее. Он вспомнил, как тетушка что-то говорила про хобби Мередит, почти извиняясь при этом. Теперь понятно почему. Но по какой-то причине он продолжал смотреть на холст. В правом углу пряталось имя “Ситон”. Что-то в этой картине было не то, словно…

Он покачал головой, отгоняя мысль, которая налетела и исчезла, как летняя гроза. Однако в его памяти осталась какая-то заноза.

— Когда ты уезжаешь? — слова Бретта вернули его к разговору.

— Завтра после полудня.

— Ты действительно не придешь сегодня обедать?

— Мне очень жаль, но никак не получится, — ответил он, и в его голосе зазвучала мягкая нотка. — У меня деловая встреча.

— Квинн…

Квинн обернулся и увидел, что брат с тоской и сожалением смотрит на него.

— Дети все время о тебе спрашивают.

— В другой раз, Бретт. В другой раз, я обещаю.

— Я запомню, — ответил Бретт. Он подошел и протянул брату руку, и тепло его рукопожатия тронуло Квинна.

Он кивнул и вышел. А сейчас он подумал, куда же мог запропаститься Кэм.

Ему надо было как-то отвлечься от разрушительных и бесплодных мыслей.

Квинн ушел с свою каюту, пытаясь укрыться от взбаламученных эмоций. Он смотрел на стремительную Миссисипи на картине, которая скрашивала его комнату, и пожалел, что спокойствие радуги ему не передается.

Может быть, настало время задуматься о будущем. Рано или поздно их с Кэмом раскроют, и надо разработать план спасения. А что потом? Перед ним протянулось бесконечное и пустое будущее.

Чтобы свободнее себя чувствовать, он переоделся, сменив черный костюм на свободную льняную рубашку и более удобные черные брюки. В зеркале отразились зарубцевавшиеся шрамы и он представил, какой ужас испытает мисс Ситон или любая другая женщина, увидев их. Вспомнив боль от удара, он сжал кулаки.

Он напоминал себе слова О’Коннела, когда с него содрали рубашку и крепко привязали к мачте.

“Не давай чертовым ублюдкам одолеть себя. Думай про небо, паря, про зеленые лужайки. Думай о них и не отвлекайся”.

Он попытался так и сделать, но первый удар по коже словно обжег его тело огнем, а к спине будто приложили огненную кочергу и оставили там. Он знал, что его тело дернулось, и кусал губы, чтобы удержаться от крика, пока не начал захлебываться кровью.

Плеть впивалась в его плечи, и он ощущал, как каждый новый удар ложится поверх старых. Его голая грудь была забрызгана кровью, а в глазах стоял кровавый туман, но он изо всех сил крепился, стараясь не закричать.

Думай про луг, про небо, твердил он себе. Но как он мог, если его тело превратилось в сгусток огненной боли, а каждый удар добавлял мучения, о которых он и не подозревал, и не представлял, что такое можно вынести.

Он закричал, и крик повторился в его ушах. Но это было не эхо. Это был другой крик, а затем еще и еще…

— Кэп…

Квинн встряхнул головой, чтобы избавиться от воспоминаний.

— Кэм! — он открыл дверь.

Кэм с беспокойством посмотрел на него. Лицо капитана было бледным, губы плотно сжаты, в глазах — мрак.

— Что-нибудь случилось?

— Сегодня утром я видел мисс Ситон. Дафна с ней.

Кэм переменился в лице, его рука застыла на ручке двери. Каждый день он ждал вести о том, что Дафна — в Иллинойсе, в безопасности.

— Значит, придется подождать еще несколько недель, — сказал Квинн.

— С каждым днем ей будет все труднее бежать, — сказал Кэм тихо.

— Знаю, — ответил Квинн. Рабство, как и любая другая форма лишения свободы, ломало человека, разрушая его мужество, особенно если этого мужества было немного. Он часто думал, что ни у кого не было столько мужества, сколько у рабов, которые решились на побег, у мужчин и женщин которые ничего не знали о свободе, никогда не были свободными, но готовы были рискнуть всем, чтобы достичь ее.

— Может быть, — сказал он задумчиво, — может быть, мы поможем ей бежать отсюда. Возможно, Элиас…

— И она сможет поехать с нами. — Голос Кэма дрожал, переполненный чувствами, которых Квинн раньше в нем не подмечал.

— Почему бы и нет? — он улыбнулся.

— А как?

— Элиас. В любом случае, я собирался зайти к нему сегодня вечером. Он прислал мне записку, что ожидает партию груза. Так что я его и спрошу.

Лицо Кэма выразило облегчение, а когда он подумал о Дафне, его губы сложились в улыбку. Путешествие в тайнике на пароходе будет тяжелым, но он сможет навещать ее, подбадривать. Он убедится, что она в безопасности и хорошо устроена. Если получится… м-м-м… если получится, может быть, он станет за ней ухаживать.

Он не понимал, почему она стала так много для него значить. Может, рассуждал он, это потому, что она была удивительно наивна, обладала невинностью, которой у него никогда не было. А может, из-за смелости, которую он чувствовал в ней. Он знал только, что хочет защитить ее, подарить ей целый мир.

А потом?..

Пока он вместе с капитаном Девро, он не может быть в безопасности. В то же время он понимал, что не сможет оставить капитана или “Лаки Леди”. Они дали ему смысл и цель в жизни, они вернули ему сердце и душу, благодаря им он почувствовал свою ценность как человека, а после того, как в течение тридцати лет к нему относились, как к животному, это было немало. Каждый успешно бежавший раб был победой, которая прибавляла ему самоуважения.

Если он останется работать на Подпольную дорогу, он не сможет обеспечить Дафне спокойную жизнь, а разве он сможет заниматься чем-нибудь еще, как не помогать своему народу?

Его невидящий взгляд был устремлен на пристань, на тюки хлопка, ожидавшие погрузки, на темные тела, которые сгибались и разгибались перед темными надсмотрщиками. Он потихоньку подсчитал, сколько согнутых и изможденных фигур требуется, чтобы здесь появился этот хлопок — от подготовки земли к посадкам до сбора урожая и паковки в тюки. Он вспомнил, как каждая кость и каждый мускул его тела болели и мучили его после четырнадцати часов в поле.

Дафна. Он позаботится, чтобы она обрела свободу и безмятежную жизнь в Канаде. И сейчас он понял, что эта жизнь исключала его. С болью, вызванной не физической причиной, но оттого не менее острой, он повернулся и пошел на нижнюю палубу готовить потайное помещение между стенами.

ГЛАВА 12

Дрожа от холода, Мередит, одетая в тяжелый плащ, пробиралась по темным улицам Нового Орлеана. Сжимая в руках картину, завернутую в бумагу.

Склад Элиаса Спрейга помещался на Кэнэл-стрит, неподалеку от отеля, где она остановилась, но казалось, что до него тысяча миль. Она сильно рисковала. Ведь если связь между ними случайно раскроется, она знала, что это будет катастрофой для них обоих. Но другого пути не было.

Ее светлые волосы были свернуты в узел и спрятаны под капюшоном плаща. Темно-серая ткань сливалась с ночной темнотой. Она радовалась, что не было луны, а задворки склада Элиаса не освещены газовыми фонарями, что было модно во многих местах Нового Орлеана.

Она обрадовалась необходимости сосредоточиться. Легко было думать только о своей собственной безопасности и о тех, кто от нее зависит, а не о Квинне Девро. Она глубже надвинула капюшон и оглядела склад, глаза ее постепенно привыкли к темноте. Она должна была устать, ведь день выдался очень длинный, но вместо усталости ее наполнило напряжение, которое обострило все ее чувства.

Подойдя к складу, она остановилась и поискала условный сигнал — лампу в окне. Лампа была на месте — ярко горела на третьем окне слева. Этот сигнал означал, что все в порядке. Элиас Спрейг мог и не знать, что она к нему придет, у него часто бывали неожиданные гости, и лампа служила им маяком.

Мередит подбежала к боковому входу, легко постучала, и через несколько секунд ей открыл, улыбаясь, человек маленького роста.

— Мередит, как я рад тебя видеть.

— Я видела свет, — ответила Мередит, — вы ожидаете груз?

Он кивнул.

— Тогда я ненадолго, — сказала она, не желая видеть его посетителей и не желая, чтобы ее видели. Чем меньше человек знает, тем лучше.

— Жаль, что ты не можешь побыть с нами подольше, но я все понимаю, — сказал он. — Чем я могу тебе помочь?

— С плантации Маттисов возле Нетчеза убежит раб, Джим. Вы можете предупредить станции, чтобы его ждали?

— Хорошо, — ответил он, ни о чем больше не спрашивая.

— И вот что еще у меня есть. — Она развернула картину и с нетерпением стала ждать, что он скажет. Мередит никогда не была уверена в своих работах. Ей они нравились, но это не значило, что они будут нравиться другим. Ей никогда не приходилось видеть, какое впечатление ее картины вызывают у других, и поэтому она болезненно переживала то, что никому не сможет подарить свои картины. И, хотя она часто убеждала себя, что негоже стремиться к похвалам или наград6” потребность этого все равно пряталась в глубине ее души.

Он поднес картину поближе к свету и стал внимательно ее рассматривать, улыбаясь при этом.

— Думаю, это лучшая из твоих работ, Мередит. Очень выразительно.

— Вы отправите ее на Север?

— Да, М. Сабр, — ответил он, — знаете, сейчас в порту стоит пароход, ожидая моего груза. С ним я ее и отправлю.

— Деньги от продажи пусть пойдут Дороге.

— Предыдущая принесла двести долларов, — сказал он. — Наш агент сказал, что есть покупатель, который хочет приобретать все работы художника М. Сабра. Думаю, эта ему очень понравится.

Мередит ощутила прилив теплого чувства. Ей очень не хотелось отдавать свои работы, но было приятно, что кто-то их очень ценит.

— Спасибо, — сказала она, — а еще у меня есть новость. Детектив говорит, что вроде нашел Лизу.

Он радостно улыбнулся, зная, как сильно хотела Мередит отыскать свою единственную сестру.

— Я буду молиться, чтобы тебе повезло, — сказал он. Она тронула его руку.

— Спасибо. Мне надо идти, пока не пришли ваши посетители.

Его руки сомкнулись вокруг картины.

— Это тебе спасибо за радость, которую ты доставляешь своими картинами. Когда ты еще приедешь?

— Месяца через четыре, — она озорно улыбнулась. — Боюсь, у моего банковского опекуна будет удар, если я появлюсь раньше, — она перестала улыбаться. — Будьте осторожны, Элиас. Я буду поддерживать с вами связь через Пастора.

— Бог да пребудет с тобой, — сказал Элиас и проводил ее до двери. Она опять натянула капюшон и протянула руку на прощание. Он заметил на ее лице выражение одиночества, нежелания уходить, но они оба понимали, что иначе нельзя. Она кивнула ему и, повернувшись, пошла к пышному садику, закрывавшему склад со стороны улицы.

Мередит услышала шепот, затем мягкие шаги по земле; она скользнула к деревьям. Ее глаза уже привыкли к темноте, и она увидела несколько фигур, неуверенно бредущих за кем-то, кто был более спокоен. Они шли к двери, из которой она вышла несколько секунд назад. Когда в склад вошел последний человек, она повернулась, чтобы уйти.

За своей спиной она услышала шуршание и обернулась. Но было слишком поздно. Она почувствовала, что чья-то рука обвила ее, а другая зажала ей рот. Она отчаянно боролась с нападавшим, когда вдруг почувствовала острую боль в виске и все почернело в ее глазах.

Квин, как обычно, шел навстречу с квакером, принимая все меры предосторожности, хотя на этот раз у него были и деловые причины для встречи. Элиас Спрейг был купцом и часто перевозил свои товары на “Лаки Леди”. Но привычка быть осторожным стала его второй натурой.

Он осторожно двигался в тени дома, когда заметил темные фигуры у склада и решил, что это его будущий “груз” — беглецы. Их накормят и спрячут в потайной комнате на складе и как-нибудь поутру погрузят в ящики и доставят на пароход. Они, конечно, будут знать, что они на пароходе, но не будут знать, на каком. Они увидят только одного человека — Кэма, и никто не скажет ни слова про “Лаки Леди”. Так было безопаснее, особенно потому, что по реке стали ходить слухи о том, что какой-то пароход помогает Дороге.

Квинн решил подождать, пока Элиас спрячет беглецов в потайной комнате. Может быть, в этот раз удастся перевезти Дафну, хотя надо поспешить с приготовлениями. Он не любил торопиться — очень часто это приводило к небрежности и ошибкам, но он это делал для Кэма, так как знал, насколько это важно сейчас для него… почти личный обет.

Но как же вызволить Дафну? Завтра утром он попытается выманить Мередит из дому. Правда, после их встречи в банке он сомневался, что ее тронут даже самые лучшие его манеры. А, Бог свидетель, Квинну и так стоило большого труда соблюдать приличия в ее обществе. Казалось, всякий раз, когда они встречались, Мередит пробуждала в нем дьявола. Это Квинна очень озадачивало, особенно после того, как он почувствовал, что и она разрывается между влечением и отвращением к нему. К сожалению, чаще побеждало последнее. Он криво улыбнулся. Предчувствие подсказывало, что он совсем не знает ее, ни в малейшей степени. Но он не мог бы сказать, было ли его предчувствие дурным или хорошим.

Квинн заметил движение в садике и подкрался ближе, пытаясь разглядеть, кто это, тем более что последняя молчаливая туманная фигура уже проскользнула в склад.

Черт, подумал он. Кто-то следил за складом! Что они видели? Ясно, что достаточно для того, чтобы послать бедного Элиаса на каторгу и обречь на мучения несчастных, которые только что вошли.

Он обвел глазами садик, следя за тем, не мелькают ли между деревьями другие фигуры, но никого больше не было, так что это была не полиция. Охотник за рабами? Или просто охотник за деньгами, ищущий вознаграждения за беглого раба?

Ругань Квинна перешла в богохульства. Элиаса можно было спасти только одним способом — применить насилие, хотя Девро знал, что Элиас, со своими твердыми квакерскими убеждениями, не потерпит ничего подобного даже ради собственной безопасности. И ему, Квинну, придется взять дело в свои руки.

Он осторожно пошел вперед, ступая так, чтобы не зашуршали листья или кусты. Он не мог ничего сказать об объекте нападения, кроме того, что тот был завернут в широкий длинный плащ.

iii Квинн подкрался к шпиону, одной рукой обхватил наблюдателя за пояс, а другой закрыл ему рот. Фигура, которая весила гораздо меньше, чем предполагал Квинн, отчаянно сопротивлялась, и он стукнул своего пленника в висок. Фигура расслабилась, и, когда она стала сползать на землю, он понял, что это была женщина.

Квинн еще раз выругался. А когда поднимал тело, то увидел под раскрывшимся плащом платье, и похолодел. Он снял капюшон и в темноте золотом заблестели волосы. Едва только взглянув на платье, он уже понял, кто это. Проклятье, он сразу понял.

Какого черта надо было этой дурочке мисс Мередит во дворе некоего аболициониста рано поутру? Квинн Девро часто раздумывал, не таила ли она в себе больше, чем можно было увидеть? Но чтобы так? Он быстро перебрал в уме возможные варианты, но ничего хорошего придумать не мог.

Она не могла быть членом Подпольной железной дороги. Если это было бы так, Пастор обязательно бы ему сказал. Пастор бы знал. Проклятье, он должен был бы знать, не мог не знать.

А его брат, которого не так-то легко одурачить, был убежден, что малышка мисс Мередит беспокоилась только о деньгах и собственных удовольствиях.

Деньги.

Ничего больше не подходило. Она, должно быть, занимается этим из-за вознаграждения. Может быть потому, что Бретт никогда не давал ей столько денег, сколько ей требовалось.

Но и в этом было что-то не совсем то. Но тогда и все остальное было не то.

Девро подумал, не внести ли ее в склад. Но потом напомнил себе, что непоколебимая и бескомпромиссная этика квакера запрещает ему участвовать в подобных действиях. Первым в тюрьму отправится купец. А вся Подпольная железная дорога понесет невосполнимые потери.

Он спросил себя, сможет ли быть жестоким по отношению к женщине, даже, по его подозрениям, виновной. И понял, что нет, неважно, кем она была и что сделала. Но придется долго держать ее взаперти. Или напугать ее так, чтобы она потеряла голову от страха.

Потеряла голову. Черт. Когда-то он и так считал ее без царя в голове, но сейчас осознал, что так не думает. Его мнение о мисс Ситон медленно менялось.

Выбирать было не из чего. Было похоже, что либо его, либо Элиаса придется принести в жертву. А Элиас был более ценен для организации. У Квинна не было иллюзий в отношении себя. Он делал то, что делал, потому что ему доставляли удовольствие опасности, приключения и моральное удовольствие оттого, что он обделяет этим самым тот общественный класс, который презирает.

С другой стороны, Элиас был действительно хорошим человеком, человеком, который заслуживал лучшей участи, чем тюрьма, и, как подозревал Квинн, который не выжил бы в тюрьме.

Решение пришло быстро. Он рискнет открыться Мередит Ситон и выяснит, что ей известно. Тогда он сможет вовремя предупредить купца, чтобы тот успел бежать на Север, а он, Квинн, не выпустит Мередит Ситон, пока пароход не прибудет с Иллинойс. Когда Элиас будет в безопасности, они с Кэмом отпустят ее и скроются сами.