Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Гобелен

ModernLib.Net / Плейн Белва / Гобелен - Чтение (стр. 6)
Автор: Плейн Белва
Жанр:

 

 


      – Да, но что я буду говорить Мэг? Я ничего не знаю об этом человеке кроме того, что он сделал для Дэна.
      Когда музыка закончилась, они присоединились к Мариан и Бену.
      – Вы выглядели как заговорщики. Что за тайна? – полюбопытствовала Мариан.
      – Ничего особенного. Мы говорили о Мэг и Донале Пауэрсе, – ответила Ли.
      – Может, нам не следовало бы… – начал было Бен, но замолчал с неловким видом.
      – Бога ради, мы члены одной семьи, – воскликнула Ли. – Мы можем вмешиваться. Кроме того, наверняка Поль что-то подозревает.
      – Подозревает? – удивилась Мариан. – О мистере Пауэрсе?
      – Ну ладно, он бутлегер, – признал Бен. – Вот из-за чего весь шум.
      – О, Боже! – сказала Мариан. – Он казался таким джентльменом!
      – Он и есть джентльмен, – сказал Бен. – Он честен. Платит по счетам и держит слово, а это не так уж мало в наше время. Правильно, Поль?
      – Да, в каком-то смысле, – согласился Поль. Он вспомнил о трогательном письме Мэг.
      – Ты что-то подозревал, Поль, правда? – спросила Ли.
      – Ну, я был немного озадачен: откуда у него такое влияние? Конечно, при желании выяснить было бы нетрудно, но я не хотел, – сказал Поль.
      Вдруг Бен забеспокоился. Он наклонился над столом и прошептал:
      – Запомните: я ничего не говорил вам. Даете мне слово, все?
      Ли сразу откликнулась:
      – Конечно. Не будь чудаком.
      – Я слежу за его балансом и инвестициями. Я его бухгалтер и юрист, а остальное меня не касается, – торопился объяснить Бен.
      – Не понимаю, – теперь заволновалась уже Ли. – Ты ведь помогаешь ему нарушать закон?
      – Это глупый закон, и он долго не продержится. Всем это известно. И я вовсе не помогаю ему, прошу это запомнить! И вообще, тут нет никаких причин для беспокойства.
      И он похлопал по руке жены:
      – Успокойся, дорогая. Мне не следовало говорить всего. Вот моя главная оплошность.
      Он, казалось, успокоился, откинулся назад и закурил:
      – Ради Бога, Донал не преступник. Мэг не пострадает от него. Она, возможно, сейчас больше развлекается, чем за всю свою жизнь.
      И когда никто не откликнулся на это, Бен добавил:
      – К тому же этот человек не просил ее выйти за него замуж, и я не думаю, что он собирается жениться. Пойдем потанцуем, Мариан.
      Ли подвинулась ближе к Полю:
      – Давай поговорим. Я ужасно люблю малышку Мэг. Почему я зову ее «малышкой», когда она не ниже меня?
      – Почему мы все привыкли думать о тебе как о «маленькой Ли»? – И он бросил украдкой взгляд на ее великолепную грудь, туго натягивающую тонкий черный шелк и излучающую теплый пряный аромат.
      – Я по-настоящему боюсь, что она любит этого человека.
      – Она любит, – подтвердил Поль. – Она написала мне.
      – О, черт! Любовь! Это ее первый опыт, и она, возможно, до смерти боится, что другого не будет. О, так воспитать девочку! – произнесла она возмущенно, почти презрительно. – В вакууме. Держа ее в этой глуши, как женщину первых переселенцев, робкую, как кролик или… как называются те маленькие животные, такие толстые, которых она любит, те, что поедают траву?
      Поль не удержался от смеха:
      – Лесные сурки.
      – Да, и еще один с длинным носом, который висит вниз головой?
      – Опоссум, – все еще смеясь, сказал Поль.
      – Ну, все плохо. Странные люди Элфи и Эмили! Всех сторонятся. В деревне лишь немногие фермеры терпят Элфи из-за Эмили, а в городе он ведет дела с евреями, но сторонится еврейской общины. Бирюки, и вот что они сделали с Мэг!
      Это было умное наблюдение. Ли, трезво смотревшая на вещи, привыкла высказываться прямо.
      – Мы ведь не знаем Мэг, правда? – размышлял Поль. – Может быть, она в глубине души цыганка. Хотя я сомневаюсь, – добавил он.
      Люди часто становятся слепы, выбирая себе пару. И любой посторонний может сказать, что выбор этот не сработает! Да, если его попросят, ему придется поговорить с Мэг. Захотел бы он, в конце концов, чтобы его дочь или сестра вышла замуж за человека, стоящего вне закона, даже если этот закон абсурден?
      С другой стороны, люди всегда хотели разлучить влюбленных, когда считали их «неподходящими». И он снова вспомнил отчаянное письмо Мэг. Донал, сказали ее родители, не подходит ей. Но Анна, подумал Поль, тоже «не подходила» ему! Кто тогда может судить человеческое сердце?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

      – Это так романтично, – заметила соседка по комнате, – я имею в виду то, что твои родители ненавидят его и все такое.
      В комнате, где Мэг одевалась на свидание с Дона-лом Пауэрсом, который приезжал из Нью-Йорка, собрались девушки.
      – Почему он им так не нравится? – спросила одна из них.
      Соседка по комнате опередила Мэг:
      – Потому что он католик.
      – Ну, моим бы это тоже не понравилось, – сказала одна из девушек, о дебюте которой в Копин Плаце много писали бостонские газеты. Она жила на Бикон-Хилл в доме своей прабабушки. Это был дом, в котором понравилось бы жить и матери Мэг: в нем было так много старых вещей: картин, шератонских кресел, ваз от Поля Ревери, – казалось, что за последние сто лет в нем не появилось ни одной новой вещи.
      – Он очень красивый, – заметила о Донале соседка Мэг, не потому, что была такой великодушной, а потому, что сама только обручилась и чувствовала благожелательность ко всему миру.
      Донал приезжал раз в середине зимы, оставался в Бостоне на ночь и провел день с Мэг – они пообедали в Локке-Обер, и он отвез ее обратно в колледж. Естественно, он привлекал к себе внимание, часть которого обращалась и на Мэг: ведь у нее теперь был собственный поклонник. Три года в Уиллсли она была в тени – положение, к которому она привыкла. Хорошая студентка, но не из тех, кто собирался стать врачами и юристами; хорошая пловчиха и игрок в теннис, но не из лучших; она не выделялась ничем особенным до появления Донала, который был старше, не мальчик из колледжа, явно богат, со светскими манерами. Его яркость высветила и ее фигуру, до того незаметную.
      Когда девушки ушли, у Мэг оставался еще час. Она тщательно оделась, вертясь перед зеркалом. Мэг наконец решилась сделать перманентную завивку: было тяжелым испытанием сидеть присоединенной к машине с проводами, свисающими с потолка, и она по-настоящему испугалась, но результат стоил мучений, как и говорила ей Ли. Прекрасные волосы Мэг теперь волнами окружали лоб, а один маленький локон выбился из прически на виске. Эта вольность шла ей, и она не стала поправлять прическу.
      Мэг выбрала красное платье: оно принесет счастье, будучи почти такого же оттенка, как то, в котором она познакомилась с ним. Она никогда не расстанется с тем платьем, каким бы старым оно ни стало. Мэг помнила, как покупала его вместе с Ли, как приятно скользил по телу блестящий шелк. Ли потянулась и поправила воротник.
      – Стой прямо! Не горбись! – велела она Мэг. – Ты высокая, так и будь высокой.
      Эмили колебалась:
      – Красный ужасно бросается в глаза, вы не считаете?
      Ли возразила:
      – Что в этом плохого?
      Единственный раз ее отец возразил Эмили, которая пришла домой, жалуясь на Ли.
      – У нее ужасный вкус, слишком вульгарный. Да и откуда ему было взяться? Достаточно вспомнить ее происхождение.
      И Мэг почувствовала в этих словах неосознанный антисемитизм, который в другое время ее мать отрицала бы с жаром.
      Но Элфи восхищался Ли, ее самостоятельностью и независимостью.
      Однако в своей дочери эти черты ему явно не нравились. К тому же, если бы он знал, о чем Ли говорит с Мэг наедине!
      Однажды после закрытия магазина они пошли выпить чаю. Это было в первый год учебы Мэг в колледже. Мэг догадалась, что Ли, возможно, думает – и совершенно верно думает, – что Мэг необходимо узнать кое о каких вещах. Даже сейчас Мэг могла воскресить в памяти ощущение теплого и спокойного полдня и интимности за маленьким столом.
      – Когда ты выйдешь замуж… – начала Ли, но Мэг прервала ее:
      – Но что, если я никогда не выйду!
      Это был тайный страх большинства девушек, кроме признанных красавиц и «личностей». Никогда не быть выбранной, никогда не стать любимой! Мэг снились сны, как она стоит в большом зале, где все разговаривают, расходятся парами мимо нее и она остается одна.
      – Что, если я никогда не выйду замуж? Ли была сама уверенность.
      – О чем ты говоришь? Ты никогда не должна так думать. А когда ты выйдешь замуж, – продолжала она, – ты должна всегда помнить, что мужчине нужна страстная женщина. Если ты даже умираешь от усталости, ты никогда не должна говорить «нет». Даже если тебе это не нравится, ты должна притворяться. Но кто знает? Может, это тебе понравится, и тогда не надо притворяться.
      И она засмеялась так, что Мэг поняла – Ли была из тех, кому это нравится.
      Но вдруг Мэг почувствовала страх, пустоту в груди. Ли проницательно посмотрела на нее:
      – Я испугала тебя. Я не хотела. – И она взяла Мэг за руку. – У тебя будет все хорошо.
      Но как это будет? – размышляла Мэг. Она не имела представления. Было так странно. В книгах ничего не говорится, только намекается, остальное дополняешь своими фантазиями. Не будет ли это неловко? Нет, конечно, нет: тела созданы так, чтобы подходить друг другу. Она почувствовала жар при одной мысли об этом. Ее пронзила дрожь.
      Донал никогда не целовал ее, только держал за руку, когда они бывали в театре, и иногда в машине, держа руль другой рукой. И то, как смыкались их ладони, заставляло ее представлять то, что так же будет и с их телами, и, думая это, она чувствовала тот же жаркий озноб и не знала, чувствует ли он то же самое.
      Он был очень официален, очень предупредителен. Возможно, ему просто нравится склад ее ума. Может быть, у него есть другая девушка для других вещей?
      Так бывает, она слышала об этом. Но приезжал бы он так далеко только для того, чтобы поговорить с ней и подержать ее руку?
      Она не видела его месяц, хотя он часто звонил по телефону. Они провели чудесный уик-энд в Нью-Йорке, слушая пение Мартинелли в Метрополитене, а на следующий день – Элеонору Дузе в ибсеновской «Даме из моря», на итальянском, который оба не понимали. Но голос певицы был так прекрасен! И, глядя на Дузе, хотелось стать прекрасной, сидеть прямее и следить за своими жестами.
      Идя по проходу в антракте, чувствуя руку Донала, поддерживающую ее под локоть, Мэг не робела, когда на нее смотрели, ей даже этого хотелось. Это было необычно, потому что она привыкла испытывать страх и неловкость, когда на нее обращали внимание.
      – Иди-ка прочитай нам свои стихи, – бывало, говорил ее отец после обеда с гостями. – Мэг написала очень милые стихи.
      А когда Мэг упрямилась, мать строго заставляла ее. Они желали ей только хорошего, особенно отец. Он так по-глупому гордился ею, гордился ее хорошими отметками в колледже, куда не хотел ее посылать. Они никогда не понимали, почему ей так неприятно, когда на нее обращают внимание, а она не могла объяснить, потому что не знала сама.
      Но вдали от дома все по-другому. С Ли или Полем, а теперь с Доналом она чувствовала себя иначе.
      О, если бы он только попросил ее выйти за него замуж, ничто не остановило бы ее!
      Даже ее родители. Разве они сами послушались своих родителей? В доме никогда не говорилось об этом, но тетя Хенни рассказывала ей, что Эмили рыдала на своей свадьбе, скучной церемонии в Сити-Холл, потому что ее родители отказались прийти. Да, это требовало мужества. О, сейчас стало больше смешанных браков, даже переходов в другую религию, особенно среди фешенебельного круга знакомых кузины Мариан. Еврейская сторона – обычно мужчина – переходит в другую религию, но когда Элфи и Эмили женились, так не было принято. Это случалось редко и влекло за собой скандал.
      А теперь они не хотят Донала Пауэрса, потому что он вышел из ирландских трущоб. Они надеялись на шикарный брак, ее отец совсем забыл, откуда вышел он сам. Мэг очень хорошо знала их желания, что бы им хотелось для нее: светловолосого сероглазого мужа из хорошей семьи, который обеспечит ей членство в клубах, куда не принимали Элфи.
      Они бы удивились, узнав, как много понимала она, будучи еще совсем девочкой.
      – Ходят слухи, что деревенский клуб хочет купить часть нашей земли, – заметила как-то ее мать.
      А дядя Дэн откликнулся на это, сказав:
      – Означает ли это, что Элфи сможет вступить в клуб?
      Серьезное выражение его лица не обмануло Мэг – она чувствовала скрытый сарказм его слов. Потому что, конечно, они понимали, что, несмотря на все уступки и радушное гостеприимство Элфи, его все равно не принимали в клуб.
      Как странно и почему-то грустно, что можно так переживать из-за подобных вещей!
      У Донала нет подобных волнений. Он то, что он есть. Достаточно посмотреть на него, чтобы почувствовать его сдержанную гордость. По правде говоря, он настоящий мужчина. С ним чувствуешь себя уверенной. Ты сильная, когда он рядом.
      Мэг посмотрела на часы. Через полчаса он будет здесь. Машина завернет и остановится у двери. Время ползло медленно, как всю эту зиму. Вечерами она, ожидая его возможного звонка, готовилась к занятиям. Шуршали страницы, поскрипывал стул, громко тикал будильник, пока ее звали или не звали к телефону в холле. От Нового года к учебе, от учебы к весенним каникулам – время текло невыносимо медленно.
      – Приятно, что ты не куришь, – сказал ей Донал. – Мне не нравится, что молодые женщины начали курить после войны. Я люблю старые обычаи. И такие места, как это. Хорошо, что ты привела меня сюда.
      – Да, пожалуй, это одно из самых старинных мест в Америке, – заметила Мэг.
      Гостиница, в которой они обедали в воскресный день, что уже само по себе являлось традицией, находилась в фермерском доме, построенном в восемнадцатом веке. У камина висел старинный мушкет, на камине стояли свечи в оловянных подсвечниках. Их стол стоял перед камином, и тепло от него согревало им ноги. Меню предлагало большой выбор: тушеная рыба, ростбиф, черный хлеб и бобы по-бостонски и много всего другого. Без сомнения, они попали в сердце Новой Англии!
      Мэг, считая Донала сугубо городским жителем, опасалась, что он не одобрит деревенскую простоту, но он сам предложил провести день за городом, а не в Бостоне. Поэтому она направляла его по сельским дорогам через Лексингтон и Конкорд, а потом привела его в эту гостиницу, славившуюся вкусной едой: он сказал, что проголодался.
      – Да, мне здесь нравится, – повторил он. – И люди здесь приличные.
      В комнате обедали пары и семьи с хорошо воспитанными детьми. Все были одеты в дорогой твид. До этого момента Мэг не замечала, что Донал тоже в твидовом пиджаке и бриджах. Она впервые видела его так одетым и подумала: «Как он все делает правильно! Он спланировал эту поездку, он наблюдает за всем – в городском костюме он выглядел бы не к месту здесь».
      – Знаешь, я не думала, что тебе понравится такое место, – сказала она.
      – Ты плохо знаешь меня, Мэг.
      Его глаза твердо смотрели на нее. Она первая отвела взгляд – у нее возникло ощущение, что что-то будет.
      – Думаю, что нет.
      – Хорошо, тогда настало время, чтобы я рассказал тебе побольше о себе.
      Он замолчал. Прямо перед ними за соседним столиком пожилой мужчина, очень корректный, в пенсне и с седыми усами, вытащил из кармана серебряную фляжку. Наполнив стакан содовой, он быстро под столом долил в стакан жидкости из фляжки, поставил стакан на стол и убрал фляжку в карман.
      Донал улыбался.
      – Преступный акт, – заметил он, покачав головой.
      – Отец тоже так делает, – сказала Мэг. – Я всегда думаю, что это глупо, тем более что он по-настоящему не любит виски. Он едва ли притрагивался к спиртному до «сухого закона». Смешно, он всегда соблюдает ограничения скорости – чтит закон.
      – Немного риска придает вкус жизни, – усмехнулся Донал.
      – Ты так никогда не делаешь?
      – Что? Ношу ли я с собой фляжку? Нет, все, что я хочу, у меня есть дома. Я не очень увлекаюсь выпивкой, так же как твой отец. – Он снова замолчал, двигая кусок мяса по тарелке, потом сказал:
      – Твой отец не одобряет меня. Нет, ты не должна смущаться. Это не касается тебя. Нас.
      – Он на самом деле очень добрый человек, мягкий, – оправдывалась Мэг.
      – Это я понял, но он все равно не любит меня.
      – Я не знаю, – пробормотала Мэг.
      – Но ты, конечно, знаешь, – мягко сказал он. – Он, должно быть, говорил тебе о… Ты знаешь, чем я занимаюсь?
      – Чем?
      – Чем зарабатываю на жизнь. Я имею дело со спиртным. Я ввожу его. Нелегально.
      Она не знала, что должна была при этом почувствовать. Может, потрясение. Ее отец много раз говорил о своих подозрениях, но она не верила в это. Донал взял ее руку, перегнулся через стол и заговорил тихим напряженным голосом:
      – Меня знают как бутлегера. Тебе это не кажется ужасным?
      – Нет, – произнесла она. – Действительно, нет.
      – Этот закон долго не продержится, знаешь ли. Невозможно запретить людям выпивать, так же как нельзя запретить им любить. Алкоголь является частью любой цивилизации, известной человеку.
      – Я не знаю.
      – Ну, ладно. Не лучше ли снабжать людей выпивкой, от которой они не ослепнут и не отравятся, как от самогона, плохо очищенного и подкрашенного карамелью? Поэтому я ввожу чистый продукт прямо с фабрики в Канаде. Привожу его в Нью-Джерси. Это импорт, вот что это такое.
      В голове Мэг теснились мысли. Если отец узнает, что это так…
      – Ты огорчена, Мэг? Ты выглядишь расстроенной.
      – Нет, – солгала она.
      Ее родители поднимут настоящий скандал, из-за которого он может уйти.
      – Это все лицемерие. Можешь быть уверенной, что политиканы, которые ввели этот закон, сначала забили свои погреба, чтобы хватило на несколько лет. Ваши привилегированные классы, – и Донал кивнул в сторону соседнего столика, – получают все, что хотят, в дорогих клубах. У меня самого пара таких заведений. Туда приходят судьи, туда приходят сенаторы. Я уверен в тебе, Мэг. Я доверяю тебе.
      Она была в величайшем смятении: ликовала и боялась; он ей доверился, и она почувствовала себя женщиной.
      – Я считаю, что мои руки морально чисты. Я никогда не владел потогонным производством или дешевыми горючими меблирашками.
      – Ты говоришь как мой дядя Дэн. Донал улыбнулся:
      – Он идеалист, а? Не думаю, чтобы я был похож на него.
      – Ты тогда сотворил чудо.
      – Ерунда. Я просто знал нужных людей. Дело все в этом, Мэг. Знать нужных людей. Я понял это в юности. Мне пришлось это понять.
      – Бен говорил, что ты прошел трудный путь.
      – Правда. Но зачем я забиваю тебе голову своими заботами?
      – Ты не забиваешь мне голову. Ты можешь все рассказать мне.
      – Хорошо. Давай доедим десерт и вернемся в машину. Может, мы сможем где-нибудь погулять и еще поговорим.
      Они проехали немного и свернули на грунтовую узкую дорогу, на которой с трудом могли разъехаться встречные машины.
      И опять Мэг почувствовала что-то неотвратимое, напряжение, которое требовало разрядки.
      – Хорошая машина, – заметила она, чтобы что-то сказать.
      – Хорошо сделана. Я всегда хотел такую. Я люблю иметь вещи, – откликнулся он. – Хорошие вещи. Игрушки для взрослых.
      Это Мэг хорошо знала по своему отцу.
      – Тебе следует научиться водить машину. Эта маленькая машина подойдет для женщины. В городе у меня шофер. Это экономит время.
      Было морозно. В голых кронах вязов по обочинам дороги шумел ветер. Солнце то выходило, то скрывалось в облаках, несущихся по холодному небу. На скотных дворах коровы жались к теплу.
      – Не слишком холодно для прогулки? – спросил Донал.
      – Нет, мне нравится. Я деревенский человек.
      На темной северной стороне дороги под соснами и елями канавы затянуло тонкой пленкой льда, под которой еще журчала вода. Было пустынно.
      – Дай мне руку, – сказал Донал. Он взял ее руку и сунул вместе со своей к себе в карман. – Мне начинать?
      – Пожалуйста.
      – Хорошо. Я вырос в так называемой Кухне дьявола, в нескольких шагах от Одиннадцатой Авеню, на последнем этаже доходного дома в квартире без горячей воды.
      Он говорил серьезно, словно обвиняя.
      – У матери я был один, больше никого, ее убила опухоль. Может быть, если бы были деньги для хорошего врача, этого не случилось, я не знаю. Так что, как и ты, я единственный ребенок. Там, где я жил, это было редкостью. Мне хочется иметь большую семью, дом, полный детей.
      Моего отца, портового грузчика, убило в доке упаковочной клетью. Поэтому мне пришлось уйти из школы после восьмого класса и пойти работать. У меня был троюродный брат, владелец бара. Он был уже пожилым человеком и не имел сыновей, я пошел работать к нему. Он обещал оставить мне бар, когда умрет, и сдержал свое слово. Я владел им до введения «сухого закона».
      Донал смотрел прямо перед собой с серьезным выражением лица. И Мэг подумала, что другие мужчины, разве что кроме кузена Поля, выглядят мальчишками по сравнению с ним.
      – В этом бизнесе встречаешься с множеством разных людей, и я установил полезные связи. Я встретил молодого священника из Ирландии, который проявил ко мне интерес. Он был очень образованный человек, любил музыку. Он повел меня на концерт. Я и не знал, что есть такие места. Карнеги-Холл был на расстоянии световых лет от Одиннадцатой Авеню. Что я пережил в тот вечер! Я до сих пор помню программу концерта: Рихард Штраус, «Ein Heldenleben», «Жизнь героя». Священника звали отец Муни. Он давно уже в Ирландии, но мы все еще переписываемся. Он научил меня читать. Я имею в виду действительно читать. Историю и английскую литературу. Клянусь, я больше узнал от него, чем если бы продолжал ходить в школу. Мне надо было многое узнать: грамматику, произношение и правила поведения за столом.
      От вытащил их соединенные руки из кармана и стоял не двигаясь.
      – Я никогда не рассказывал это никому. Из-за гордости, наверное. – Он рассмеялся: – Или просто никому не было интересно. А от природы я скрытен. Но хватит обо мне. Что ты изучаешь?
      – История и правительство.
      – Правительство! Думаешь, что профессор в каком-нибудь чистеньком кампусе или в городе, как этот, может знать, что это такое? Или книги могут рассказать тебе о его продажности?
      – Я читала книгу Линкольна Стеффенса «Стыд городов»…
      – Хорошо, я тоже читал ее. Позволь мне сказать тебе, что все стоят с протянутой рукой, все – и судьи, и полицейские. Обе партии. Я даю деньги на кампании и республиканцам, и демократам, без разницы. Они все приходят ко мне, когда им не хватает денег. Я плачу полицейским, чтобы они охраняли мои грузовики и их не грабили между судном и складом. Я плачу судьям… Это пугает тебя? Не надо бояться. Так устроен мир. Всегда было так.
      Она была загипнотизирована.
      – Сейчас я доскажу остальное. Я мягкосердечный человек. Я раздаю деньги, практически не считая их. Я делаю деньги и отдаю их. Меня знает Армия Спасения, можешь спросить их. И клуб мальчиков, где заботятся о том, чтобы ребятам было куда пойти и они не слонялись по улицам. И приюты, и Красный Крест во время войны. Можешь спросить их обо мне. Я не мог служить из-за плоскостопия. Бред! Плоскостопие! Я могу пройти больше любого. И ночлежки: я содержу кухни с горячим супом на Бовари, где ночуют бедные пьяницы. Трезвенники в своем лицемерии обвиняют в пьянстве спиртное, а должны бы винить бедность. Иногда спиртное является единственным утешением для человека. Я надеюсь, что ты не считаешь, Мэг, будто я хвастаюсь. Просто мне хочется, чтобы ты все знала обо мне, хорошее и плохое. Пошли пройдемся. Слишком холодно стоять.
      Они шли среди деревьев. Кролик пробежал через тропинку у их ног, на мгновенье остановился посмотреть на них черными немигающими глазами, потом прыгнул и исчез среди сухих листьев. Наверху послышалось карканье.
      Донал посмотрел вверх:
      – Кто это? Вороны?
      – Нет, вороны.
      – Я ничего не знаю о деревне. Тебе придется учить меня.
      Она не знала, что сказать. Снова они остановились.
      – У нас много времени, чтобы ты научила меня.
      В самый первый момент значение его слов показалось ей ясным… она так страстно надеялась, а здесь… и все-таки, было ли глупо с ее стороны надеяться? Мог ли он подразумевать именно то, что ей кажется? Ведь он так отличается от нее… Зачем ему она? Ему бы лучше подошла женщина, похожая на Ли, умная и уверенная в себе…
      – Правда? – спросил он.
      Донал положил руки ей на плечи, повернув к себе, но она не решилась поднять на него смущенных, растерянных глаз, боясь, что он ее неправильно поймет. Подняв ее подбородок, он заставил ее посмотреть на себя.
      – Ты знаешь, что я схожу по тебе с ума, Мэг. Ты ведь знаешь это.
      Ей удалось только прошептать:
      – Я… не знала.
      – Но я знал. Я только ждал, когда смогу сказать тебе это, будучи уверенным, что и ты чувствуешь ко мне то же.
      Он взял ее голову руками. Она увидела его лицо совсем близко от себя. Его глаза были закрыты, черные загнутые ресницы трепетали на нежных белых веках. Он поцеловал ее: ее губы раскрылись навстречу его губам, а руки, знающие, что им делать, обвили его шею, притягивая его к себе так же сильно, как его руки прижимали ее к нему. Так они стояли в чаще на ветру, тесно прижавшись друг к другу.
      Ее охватил жар, поднимающийся и поднимающийся откуда-то изнутри, и ей хотелось, чтобы это восхитительно чувство никогда не кончалось. Кружилась голова, как от шампанского, которое она пила раз или два в своей жизни. Было невыносимо стоять так минуту за минутой, растворяясь друг в друге.
      Они оторвались друг от друга и встретились взглядами.
      – Ну, Мэг, думала ли ты когда-нибудь, мечтая о суженом, что это будет так чудесно?
      – Нет, – ответила она, удивляясь, что он словно читает ее мысли.
      Он усмехнулся:
      – О, ты прелесть! Я всегда мечтал именно о такой девушке. Но никогда не встречал такую, как ты. Да и где? Но во мне было что-то, что жаждало благородных девушек, теплых и невинных, хороших и любящих. Может быть, это пришло от чтения великих книг, которые мне давал отец Муни, не знаю.
      Донал засмеялся:
      – В тот день, когда мы привезли твоего дядю домой, я вошел в комнату и, увидев тебя, такую высокую и спокойную, с твоим ясным милым лицом, узнал тебя, Мэг. Я узнал тебя. И я понимал, что надо действовать медленно, чтобы не испугать тебя. Я ведь не испугал тебя, Мэг, правда?
      Она слегка прикоснулась пальцами к его лицу, погладив морщины у него на лбу, мелкие морщинки в углах его красивых глаз и впадины щек.
      Он поймал ее пальцы и поцеловал их.
      – Пошли отсюда. Место слишком пустынное. Я не могу быть с тобой в пустынных местах, пока мы не женаты.
      Они пошли к машине. Он не просил меня, подумала она. Он просто сказал мне: «Пока мы не женаты». Он быстро идет к цели.
      Поднялся ветер, трепя и сгибая деревья. Одинокие дома и фермы замерли перед бурей. Они проезжали по неприветливой местности. Мэг сидела в теплом маленьком мирке, ничего общего не имевшем с опасным миром снаружи. И с легким трепетом восторга она посмотрела на Донала, думая: «О, теперь я принадлежу ему! Тот же я человек, каким была вчера? Час назад?»
      Он почувствовал ее взгляд.
      – Что? Ты ничего не говоришь… но это моя вина. Я не дал тебе возможность, да?
      – Я думаю. Я не знаю, что думать. Все как во сне.
      – Это не сон, все хорошо. Ты чего-то боишься, Мэг? Из-за того, кто я? Чем я занимаюсь?
      – Это не имеет значения.
      Как он сказал, настоящие преступники те, кто сдает комнаты в грязных небезопасных домах, кто не платит рабочим на убогих фабриках. Мэг не могла вырасти рядом с Дэном и Хенни и не узнать многого! К тому же она изучала историю в колледже, и ее не могла ужасать простая контрабанда виски.
      – Ты так прекрасна, Мэг, – сказал он. – Жаль, что ты так не считаешь.
      – Почему ты так говоришь?
      – Ли рассказала мне. Не сердись на нее. Она твой настоящий друг. Достань зеркало и посмотри.
      – Сейчас?
      – Да, сейчас.
      Она увидела необыкновенно большие глаза, их серая глубина отсвечивала лиловым. Полный и влажный рот. Это было незнакомое лицо. Неужели оно могло так измениться за один день?
      – Маргарита, – произнес Донал. – Тебе подходит. Имя леди.
      – Это пуританское имя. Так звали бабушку моей матери, и я терпеть не могу это имя.
      – Тогда я никогда не буду звать тебя Маргаритой. Я сделаю все, чтобы угодить тебе. – Он накрыл рукой ее руку. – Я ведь очень мягкосердечный человек, Мэг.
      Эти слова вызвали в ней внезапную жалость (какой тяжелой была его жизнь, как он пробивался!), а тяжесть его руки вновь разожгла огонь, жар в теле; она издала тихое восклицание, похожее на рыдание.
      Он встревожился:
      – Что, что случилось?
      Она сказала первое, что пришло ей в голову:
      – Ты уедешь в Нью-Йорк…
      – Но только на несколько дней. Я хочу, чтобы мы поженились на следующий неделе. Или через неделю, самое позднее.
      Теперь на нее обрушилась реальность.
      – Но мои родители, отец…
      – Мэг, я даже не собираюсь спрашивать твоего отца. Ты знаешь, как и я, каким будет ответ. Я не собираюсь унижаться, не собираюсь объяснять, спорить или умолять, когда я понимаю, что это ни к чему не приведет. Нет, мы поженимся, а потом скажем им. Когда все будет сделано, они вынуждены будут принять это с хорошей миной.
      Он, конечно, был прав. Лучше избежать безнадежного спора с отцом и раздирающих причитаний матери. «Ты едва знаешь его… мы надеялись… хорошая семья…» Это все бессмысленно. А так романтично: бегство, тайное венчание. Ромео и Джульетта!
      Она вспомнила кое-что еще:
      – А как быть с учебой? Мне надо закончить колледж! Я разобью сердце родителей, если не закончу его. Столько сил было потрачено на уговоры разрешить мне учиться! Они не пускали, сдались только после увещаний кузена Поля…
      – Ты закончишь! Мы поженимся, но никому не скажем до июня, вот и все. Ты спрячешь обручальное кольцо. Я куплю тебе еще маленькое колечко, чтобы у тебя было что-то мое. Сможешь сказать подружкам в школе, что ты помолвлена со мной. – Он усмехнулся. – Тебя это устроит, да?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23