Александровский cад

– Что ты говорил про рыбалку? Про снаряды?

– Да ничего, рыбу глушить будут. Начштаба Мартынов распорядился.

– Мартынов?!! Где эта рыбалка?! Говори…

Пикник был в полном разгаре. Солдаты уже поставили стол и разожгли костер, рядом играл патефон. Таня с двумя подругами резала овощи и наблюдала за мужчинами, что-то затевавшими на берегу реки.

– Мартынов обещал рыбалку. А что-то я ни удочек, ни сетей не наблюдаю.

Девушки переглянулись и рассмеялись над Таниной наивностью:

– Когда это они с удочками на рыбалку ходили? Вот погоди, сейчас такой фейерверк начнется – рыба с неба падать будет.

На Танькином лице отразилась тревога. Она отложила нож и направилась к берегу.

Мартынов вскрыл топориком ящик, извлек из него снаряд, повернул взрыватель и зашвырнул далеко вперед. Снаряд плюхнулся в воду, но ничего не произошло.

– И чего? – скептически спросил Сталин, наблюдающий за действиями Мартынова.

– Надо сократить время, – вздохнул Мартынов. – Взрыватель не успевает. Поставим на двадцать секунд – тогда сработает.

Сталин усмехнулся:

– Ерунда это все. Надо было не выдумывать, а брать, как обычно, динамит.

– Василий Иосифович, это не прогрессивный метод, динамитом рыбу глушили еще при Кутузове. Кто-то же должен двигать нашу армию вперед.

Мартынов вынул новый снаряд и начал крутить взрыватель…

Алексей проскочил проселочную дорогу и свернул в лес. Теперь машину кидало из стороны в сторону. Грязь в колее кое-где доходила до бампера. Казарин проехал метров сто и забуксовал, при этом машина прочно села на брюхо. Лешка выскочил, хлопнул дверью и злобно выругался:

– Вот сволочь!…

Очередной снаряд вновь плюхнулся в воду, и вновь безрезультатно.

– Надо еще сократить время взрыва, – заявил Мартынов.

Вася махнул рукой.

– Ерунда все это! Пойду пока выпью.

Сталин вернулся к веселой компании у костра, а Мартынов с очередным снарядом вновь шагнул к воде. Быстро осмотревшись, он начал крутить таймер взрывателя. За-тикал счетчик, отсчитывая роковые секунды: 10, 9, 8, 7, 6…

А затем Мартынов сделал то, к чему долге; готовился: он резко развернулся и замахнулся в сторону костра, у которого Сталин произносил очередной тост за победу.

Однако осуществить задуманное он не успел. Хрупкая женская фигура бросилась на него сзади и сбила с ног, снаряд выпал из рук и покатился по земле.

– Ло-жи-сь! – успела крикнуть Танька, увлекая за собой Мартынова под откос к реке. Как только вода накрыла их с головой, на берегу раздался оглушительный взрыв, и комья земли взметнулись в небо.

Оказавшись в воде, Таня почувствовала, как руки Мартынова сдавили ей горло. Она пыталась вынырнуть, чтобы набрать в легкие воздуха, но все зря. И вдруг, когда сознание уже стало покидать ее, мертвая хватка на шее ослабла. Мартынов почему-то качнулся вперед и упал рядом. Она вынырнула, судорожно хватая губами воздух, и сквозь стекающую по лицу воду увидела склонившегося над собой Алексея. Казарин поднял ее на руки, аккуратно перенес на берет и положил на траву. То ли слезы, то ли вода стояли в его глазах. Сквозь влажную пелену он заметил, что у Тани от пережитого начинает мутнеть в глазах. Он затряс ее за плечи, причитая:

– Ну что же это такое… Ну что же это такое…

Как ни странно, это помогло: Татьяна постепенно пришла в себя.

– Лешка, я в порядке… Ребята!…

Казарин оглянулся, в отчаянии махнул рукой и побежал к костру, где лежали оглушенные рыбаки…

Глава 23

Допрос проходил в штабе полка. Посреди комнаты в еще мокрой гимнастерке, со связанными руками сидел Мартынов. Напротив за столом восседал Алексей. Еще пара офицеров разместилась вдоль стен. У двери стоял сержант с автоматом наперевес, а Таня в мокром платье и с большой ссадиной на лбу пристроилась в уголке на диване. Василий с перебинтованными наскоро головой и ногой ходил по комнате из угла в угол. Он был мрачнее тучи, и никто из присутствующих не решался нарушить тишину. Неожиданно Василий остановился и обратился к Казарину:

– Кстати, познакомься: Сергей Мартынов, начальник моего штаба.

– Наслышан, – хмуро ответил Алексей. Мартынов с напускной веселостью встрял в разговор:

– Вась…

Но Сталин неожиданно схватил его за грудки и затряс что есть силы.

– Что же ты, сволочь, натворил?! Затем выхватил пистолет:

– Убью!!! Прямо здесь!

Тревога промелькнула в глазах Мартынова, и он быстро-быстро заговорил:

– Я не виноват! Это случайность!… Она как бешеная бросилась на меня, я и выронил.

Сам еле сдерживаясь, Казарин сделал шаг и встал между Сталиным и Мартыновым.

– Успокойся, Вась, успеешь еще. – После подошел вплотную к Мартынову: – Случайность, говорите?

– Бе-зу-слов-но.

Алексей украдкой взглянул на жену.

– И вы ни в чем не виноваты?

– И я ни в чем не виноват, кроме одного… – В голосе Мартынова появилась ирония. Он, похоже, очень быстро понял, в каком ключе следует далее вести разговор. – Товарищ Казарин, я понимаю, что произошел вопиющий случай. Но повторяю: я собирался кинуть снаряд в реку. Вам, конечно, удобней поверить своей жене… – При этих словах он фальшиво потупился. – К тому же у вас есть все основания ненавидеть меня в связи с возникшими между нами личными обстоятельствами…

Танька вспыхнула как спичка и, вскочив с дивана, закричала:

– Ах ты тварь! Какие еще обстоятельства?! Алексей строго кашлянул:

– Сядь…те, пожалуйста, Казарина. Но она завелась не на шутку.

– Сядь, Танюха. – Василий с трудом усадил подругу. Алексей встал и, подойдя к Мартынову, бросил перед ним на стол фотографию Ладыниной.

– Это вам просил передать Осепчук.

Затем он вытащил из кармана еще две точно таких же карточки.

– А эти – два летчика…

После этого Алексей достал еще несколько:

– Эту – убитая женщина из Лебяжьего переулка. А вот эта находилась в вашем кабинете и стояла на рабочем столе под фотографией… – Казарин покосился в сторону Тани. – Под другой фотографией.

Сталин, недоуменно наблюдавший за этой сценой, начал терять терпение:

– И что это значит?

– Что это значит? – переспросил Казарин. – А значит это то, что все члены диверсионной группы почему-то, ну совершенно случайно, таскали с собой фотографию Ладыниной. Имелась она и у товарища Мартынова. Тоже совершенно случайно!

– Чушь, – Мартынов, нагло прищурившись, смотрел на Казарина. – Полнейшая. Чистое совпадение.

Алексей спокойно собрал фотографии и передал Сталину, тот, ничего не понимая, стал вертеть их в руках, рассматривая со всех сторон. Собравшиеся следили за каждым жестом Казарина.

– Ну конечно чушь, – спокойно произнес он. – Как и то, что целью этой группы было похищение или устранение детей Сталина, что у них явно был источник в Кремле, что они знали основные маршруты, знали о романе Светы с Каплером…

Все замерли в оцепенении, но Мартынов, явно не собираясь сдаваться, фыркнул:

– Товарищ капитан, а я-то здесь при чем? Вы в своем уме?!

И тут Лешка пошел ва-банк. О том, что это блеф, знал только он.

– А при том! Записка, найденная в кармане убитого Шлыкова, та самая, с буквами и цифрами, написана вашей, Мартынов, рукой. Экспертиза это уже установила.

Василий замотал головой. Он явно не успевал за ходом казаринской мысли.

– Это что, Сережа, правда?

– Чушь собачья! Чушь. Вася, ты кому веришь? Особистам? Ты мне верь – товарищу, другу своему…

Таня опять не выдержала:

– О дружбе заговорил? А полковника Клещева ты тоже по дружбе убил?

– Я?! – Мартынов не ожидал такого поворота. Он поперхнулся, закашлялся и вдруг выпалил: – Я не виноват. У него же шасси отвалилось…

Все замолчали, а Алексей взял табурет, сел напротив и усмехнулся:

– А откуда ты знаешь про шасси? В отчете-то про шасси ничего нет.

Мартынов понял, что выдал себя.

– Ладно! Все скажу, – опустив голову, пробормотал он. Немного помолчал, собираясь с мыслями, и вдруг попросил: – Дайте воды.

Казарин сделал знак солдату возле дверей. Тот подошел к ведру, стоящему на подставке справа от входа, набрал полную кружку и поднес к губам арестованного. Пока Мартынов жадно пил, проливая воду на грудь, Татьяна попыталась встретиться взглядом с Казариным, но он почему-то отвел глаза.

Наконец Мартынов напился, глубоко вздохнул и заговорил:

– Незадолго до войны я вместе с отцом, который летал на завод Мессершмитта, оказался в Германии, – начал он свой рассказ. – Как и все наши, был в шоке от магазинов. А потом… – Мартынов на секунду задумался и продолжил: – Потом погорел на ерунде. Вспомнить противно. Я всю жизнь собирал открытки кинозвезд, вот и взял одну со стойки у киоска. Тайком. А проходившая мимо старая немка, сука, увидела и подняла такой крик, что полицейские прибежали как ошпаренные.

При этих словах Васька почему-то презрительно хмыкнул.

– Ну а в полиции церемониться не стали. Быстро позвонили куда следует, и через полчаса со мной уже говорили другие люди.

Мартынов замолчал, припоминая подробности допроса.

– Был у них там такой – с усиками, как у фюрера. Он сразу сказал, что у меня нет никаких шансов. Да я и сам понимал: советский человек, попавшийся на воровстве, да еще за границей, – несмываемый позор! Конец родительской карьере – это в лучшем случае. Они когда увидели, что я «поплыл», такие добрые стали. Подпиши, говорят, бумажку, и никто ничего не узнает. Что я мог сделать? Страх меня обуял такой, что вспомнить жутко!

Василий не выдержал:

– Ты, гадина, из нас слезу-то не вышибай! Мартынов посмотрел на Сталина пустыми глазами.

Это был взгляд затравленного волка.

– А что рассказывать? Как перед самой войной, когда я уже и вспоминать-то перестал об этом, разыскали они меня в Москве? Как напомнили про ту бумажечку распрекрасную? Как уже в июне 41-го поручили мне проникнуть в твое, Вася, окружение и постараться стать тебе другом?

– Вот же сволочь, – прохрипел Сталин. Но Мартынов только горько рассмеялся.

– Ух как я ненавидел все эти бесконечные пьянки. Единственное утешение – не надо было искать красивых баб…

При этих словах Лешка бросил взгляд на жену.

– А три месяца назад в Москве появился Шлыков, и закрутилось.

Мартынов опять задумался, вспоминая что-то.

– Но с самого начала все пошло наперекосяк. Говорил я ему: будь аккуратней, а он, подлец, все хорохорился. Вот и сгорел.

– Врете, Мартынов! – не выдержал Казарин. – Шлыков «не сгорел». Это вы его убили. Рассказать как?

Арестованный с любопытством посмотрел на Алексея, но промолчал.

– Думаю, что дело было так, – не дождавшись ответа, начал Казарин. – Когда Шлыков расстрелял патруль, он бросился обратно – в подъезд, где вы с ним обычно встречались. Дожидались вы его на последнем этаже.

Казарин, склонившись к самому лицу Мартынова, продолжил:

– Вы пропустили его вперед, к окну, и выстрелили в затылок. После чего Шлыков упал на подоконник и, разбив стекло, вывалился во двор. Пока дружинники и милиция разбирались с телом, вы ушли по крыше незамеченным. Чисто сработано – ничего не скажешь! Я ведь был в этом подъезде, все проверил.

Все, включая арестованного, неотрывно смотрели на Алексея, заинтригованные его рассказом.

– Но одну промашечку вы все же совершили. Догадываетесь?

– Не надо, – опустив голову ответил Мартынов. – Я только потом сообразил, что адреса точек на правительственных маршрутах, которые я подготовил, остались в кармане Шлыкова. Но я был уверен, что никто ничего не поймег…

– Задачка для первоклассника, – усмехнулся Казарин. – Ладно, проехали, рассказывайте дальше.

– А что дальше? И так ясно. Мартынов поднял глаза на Василия.

– Немцы знали, какой шок пережил Сталин, узнав, что твой брат Яков находится в плену. И решили окончательно его добить, похитив Светлану и организовав покушение на тебя, Василий Иосифович. Я все рассчитал с самолетом, а ты… отдал свою машину Клещеву.

Сталин обхватил голову руками и вдруг замер.

– Постой, а «мессер», который нас с Танькой обстреливал в поле, – тоже твоя работа?

Мартынов утвердительно кивнул.

– Что еще за «мессер»? – насторожился Казарин.

– Потом расскажу, – не поворачивая головы, произнес Василий. – Дальше, гнида, про Светку рассказывай. Как я понимаю, мной дело не ограничилось.

– С ней было посложнее. Маршруты и график неизвестны. Да и ты, Казарин, как тень, ходил. В ресторане помешал… Но мы поняли, что все равно рано или поздно все получится, когда узнали о романе Светки с Каплером. Нетрудно было догадаться, что иногда они остаются одни. Сбежав ото всех. Скоро я узнал о квартире…

– О какой квартире? Какой ресторан? – заволновался вновь ничего не понимающий Сталин.

Лешка жестом руки, мол, потом расскажу, успокоил друга и вновь повернулся к арестованному.

– Зачем же надо было рисковать в ресторане?

– С квартирой все было не до конца ясно. Я чувствовал, что Каплера должны вот-вот арестовать. А тогда – какие могут быть свидания? Короче, перестраховался. А когда и это сорвалось – решили действовать наверняка. Но и тут – сплошное невезение. Кто знал, что в машине не вы со Светкой окажетесь, а Микоян?

Теперь Казарин удивился:

– Машина? Микоян?!

Один из присутствующих в комнате офицеров доложил:

– Товарищ капитан, получена шифрограмма: вчера в 22.05 на Лобном месте при выезде из Кремля была обстреляна машина члена Президиума ЦК Микояна Анастаса Ивановича.

Повисла пауза. Казарин переваривал информацию.

– А что нам оставалось, если операция проваливалась на глазах? – по-своему расценил Лешкино молчание Мартынов. – Шлыков, Осепчук, Брянцева… Мы понимали, что уже засветились… А Микоян, считай, попал под раздачу. Говорил я этой дуре Полянской, нельзя этого ненормального Пушкарева в дело брать. Личные обиды на Советскую власть – плохой помощник в таком деле…

Мартынов вытер ладонью вспотевший лоб и вдруг спохватился:

– А, ну да! Вас ведь наверняка интересует Полянская? Казарин кивнул, но вдруг добавил:

– Впрочем, про Полянскую нам все и без вас известно. Она, как я понимаю, «засветилась» в ресторане и могла при аресте вас выдать. Поэтому вы ее и убили в Лебяжьем. Меня больше интересует, кто убил Надежду Брянцеву. Вас ведь тогда в Москве не было.

Мартынов оживился:

– Которая кондукторша? Это сожитель ее сработал. Вопросов к Мартынову у Казарина больше не было, по сути, допрос был окончен. Алексей замолчал. Нарушил тишину Василий.

– Ну что? Все? – спокойно спросил он.

– Пока достаточно. Вы же со мной, как я понимаю, расставаться не собираетесь? – неожиданно ответил на вопрос Мартынов.

– Ну ладно. Все так все, – подытожил Василий.

Затем он встал, расправил гимнастерку под портупеей и вдруг со всего размаху ударил Мартынова по лицу…

Через час арестованного под конвоем вывели во двор. Он безропотно сел в машину и лишь бросил полный ненависти взгляд на окошко штаба, за которым стоял Казарин. Алексей отвернулся.

Некоторое время Таня продолжала сидеть, но потом поднялась и подошла к мужу.

– Если помнишь, я обещала вернуться, – тихо произнесла она.

Казарин посмотрел в глаза жене.

– Опомнилась, – холодно ответил он и шагнул к двери. Но Таня схватила графин и шарахнула его об пол.

– Почему? Почему я должна оправдываться, если я ни в чем не виновата?!

Алексей обернулся и горько ухмыльнулся:

– Ну да, если не считать мелочей…

Татьяна попробовала влепить мужу пощечину, но он перехватил ее руку:

– Это уже становится доброй традицией – лупить меня по лицу при каждой нашей встрече.

Танька была в бешенстве. Она попыталась вырваться, но Казарин держал ее крепко.

– Да тебя… тебя… убить надо… Тупица. Да если б ты меня тогда выслушал, все бы могло быть по-другому!

Алексей недоуменно посмотрел на жену.

– Когда «тогда»?

– Когда я тебе звонила, – неожиданно расплакалась Татьяна. – А ты… ты… меня… трубку бросил. А я уже тогда догадывалась, что Клещев погиб не просто так.

– Что?!

– Ничего!

И, продолжая всхлипывать, Таня рассказала про неожиданную встречу у озера с техником Митричем. Про то, как в конце разговора Митрич решился заговорить о Мартынове, которого, оказывается, встретил в тот роковой вечер идущим от самолетов. Ни с того ни с сего получив нагоняй за расхристанный внешний вид, Митрич отдал честь и, бурча что-то себе под нос, отправился восвояси.

А потом случилась история с оброненным кем-то ключом во время отлета Клещева.

Когда утром пришло сообщение о гибели командира полка, Митрич чуть не сошел с ума. Он-то как никто знал, что лететь должен был Василий… Этот чертов ключ не выходил у него из головы. А вспомнив о Мартынове, Митрич и вовсе потерял покой. Он даже хотел вначале доложить куда следуег, но передумал. Испугался. Доказательств никаких, одни догадки, а трибунал ему светил в любом случае. Вначале недоглядел, затем не доложил.

– Что прикажешь мне делать после этого? Бежать к Васе и рассказывать весь этот бред про его друга и начальника штаба? Подставляя Митрича? Вот я и решила присмотреться, приняв ухаживания Мартынова. Боже, как же он мне надоел! – вздрогнула Таня, вспомнив его приставания. – А потом ситуацию усугубил мой сумасшедший муж, некто Казарин. Псих на воле. Тупица и пьяница… Я ведь, как только оказалась в Москве, первым делом позвонила тебе. Но разговор, как ты помнишь, у нас не получился.

Таня перестала плакать, потому что увидела испуганные глаза мужа, больше похожие на глаза побитой собаки. Татьяна смахнула слезу и, грустно улыбнувшись, продолжила:

– Мартынов – мразь, я это сразу поняла. А интуиция подсказывала, что рано или поздно он себя выдаст.

– Интуиция, – задумавшись, пробормотал Казарин.

– Да, Алешка, интуиция. Твои схемы – это, конечно, здорово, но иногда женское сердце – самый верный подсказчик.

Таня договорила и умолкла. А Казарин опустился на стул и обхватил голову руками. От нежности у нее защемило сердце: перед ней опять был тот самый Лешка, которого она любила больше жизни и без которого не могла жить. Она села напротив и провела ладонью по его носу:

– Казарин…

Глава 24

Из-за постоянных бомбежек, раннего затемнения, комендантского часа, общей тяжелой ситуации на фронте в течение первых двух лет войны у многих москвичей вошло в привычку ложиться спать после вечерней сводки Информбюро. За два года войны люди смертельно устали от постоянного стресса, и теперь радовались возможности ходить по освещенным вечерним московским улицам, не боясь начала воздушной тревоги, были счастливы от одной только возможности посетить новый спектакль или концерт с участием Руслановой, Утесова, Рознера, Райкина. В театральных кругах почему-то начали ходить упорные слухи, что скоро в страну вернутся многие знаменитые эмигранты, кое-кто шепотом называл даже имя Вертинского. Может быть, москвичам казалось, что вместе с ними вернется безмятежная довоенная жизнь?

Уже стемнело, когда из гостиницы «Метрополь» на Охотный ряд вышла леди Анна. Но не успела она пройти и десяти шагов в сторону Красной площади, как за ней началась слежка. Люди Варфоломеева в пылу погони и не заметили, какой жгучий интерес вызвали у пассажиров машины, припаркованной у сквера перед Большим театром.

– Это что за клоуны? – удивился тот, что сидел за рулем. – Муровцы, что ли? Идиоты!

Старший группы наружного наблюдения оценил ситуацию и, подавшись вперед, положил руку на плечо водителя.

– Трогай, Ваня. И не теряй их из виду.

Машина, не включая фар, покатила по ночной улице.

Анна тем временем миновала Красную площадь, перешла Москворецкий мост и торопливо направилась вверх по Ордынке. Пройдя Кадашевские переулки, она свернула в Ордынский тупик -и двинулась в сторону Третьяковской галереи. И в этот момент трое преследователей бросились к ней, накинули на голову пальто и потащили в подворотню. Однако резкий скрип тормозов заставил троицу остановиться, а дальний свет фар – зажмуриться. Они с трудом разглядели, как из черного автомобиля выскочили люди с пистолетами в руках.

– Эй, орлы! Оставьте женщину в покое, – грозно сказал старший и щелкнул затвором. – Оружие на землю! Руки за голо…

Но договорить он не успел: один из людей Варфоло-меева выхватил нож и точным броском запустил его в сердце энкавэдэшника. В ответ началась беспорядочная стрельба, и завязался яростный уличный бой. Пули сыпались как горох, отскакивая от стен и фасадов окрестных домов.

Об Анне в этот момент все забыли. Перепуганная насмерть, она отползла к подворотне и бросилась в темноту обычного московского двора. Этот маневр заметил водитель машины, залегший возле переднего колеса, и метнулся вдогонку… Анна резко повернула за угол, пробежала вглубь двора метров десять и вдруг попала в чьи-то железные объятья, а горячая ладонь зажала ей рот. В это мгновение со стороны подворотни раздался выстрел. Незнакомец дернулся, но это не помешало ему с силой увлечь Анну в подъезд. Она пыталась сопротивляться, но хватка у нападавшего была стальная. Только когда они оказались в нише черного хода, незнакомец развернул ее к себе, продолжая зажимать ей рот. Вначале во взгляде англичанки читался лишь ужас, потом мелькнуло все возрастающее удивление, и вдруг из глаз брызнули слезы. Незнакомец в ответ начал неистово целовать заплаканное лицо. Ни Анна, ни Владимир Ка-зарин в первые минуты не произнесли ни слова, только крепче прижимались друг к другу. Лишь когда Владимир застонал и опустился на корточки, Анна пришла в себя.

– Что с тобой?!

. – Зацепили, сволочи. Но ты не бойся, не для того ты мне двадцать лет снилась по ночам, чтобы я увидел тебя и помер…

Анна и Владимир не стали дожидаться, когда окончательно затихнут звуки ночного боя, и бросились к двери, ведущей в соседний проходной двор. Выскочив на улицу, они миновали сквер возле небольшой церкви и, протиснувшись в узкий проход между двумя домами, оказались в 3-м Кадашевском переулке. Повернули налево, затем направо, и здесь Казарина сильно качнуло: начинала сказываться большая потеря крови. Он попытался самостоятельно пройти еще несколько метров, но, наконец, чтобы не упасть, вынужден был опереться на Анну.

– Ну давай же, давай, – причитала она, почти протащив на себе Казарина еще метров двести. Но в конце концов и она обессилела. Он это почувствовал и остановился.

– Так дело не пойдет… дальше иди одна.

– Володя, я без тебя… – попыталась возразить Анна, но Казарин, привалившись к стене, отрицательно мотнул ГОЛОВОЙ:

– Тебе надо где-то отсидеться. Со мной-то все проще…

– Но где? Куда я пойду? Казарин задумался:

– Верно. Гостиницу и посольство наверняка с минуты на минуту обложат. Если, конечно, они там все друг друга не перестреляли, что маловероятно. Тем более, я заметил бегущий патруль.

Последние слова он произнес почти шепотом и начал терять сознание. Анна вновь подхватила его, но Казарин отстранился:

– Все в порядке…

Неожиданно его взгляд упал на театральную афишу, с которой улыбалась Вера Чугунова – актриса Малого театра. Сам филиал знаменитого театра, где как раз в эти минуты заканчивался спектакль, располагался чуть в стороне. И тут Казарина осенило:

– Вера…

Спектакль закончился. Поклонники и поклонницы облепили служебный выход. Едва из него появилась Вера, толпа взорвалась аплодисментами. К Чугуновой потянулись руки с цветами и блокнотиками для автографов. Она благосклонно принимала знаки внимания, при этом лицо ее оставалось невозмутимым. Улыбнулась она лишь в момент, когда из театра вышла другая «звезда», и поклонники, забыв о ней, бросились к новому объекту обожания. А Вера протиснулась сквозь толпу и направилась к ожидавшей ее машине. Неожиданно перед ней появилось бледное лицо.

– Владимир Константинович?! – удивленно воскликнула она.

Казарина шатало из стороны в сторону. Одной рукой он придерживал женский платок, зачем-то висевший у него на плече, а другой – держался за фонарный столб, чтобы не упасть.

– Дядь Володь, вы что – подшофэ? – Вера потянула за край платка. – Это для маскарада?

Но Казарин аккуратно перехватил ее руку.

– Вера, слушай меня внимательно, – прошептал он. – Мне очень нужна твоя помощь. Я знаю, что в квартире твоих родителей сейчас никто не живет. Мне нужен ключ…

– Дядя Володя, неужели свидание? – в ответ на это рассмеялась Вера.

Она хотела продолжить шутку, но сзади послышался голос:

– Девушка, он ранен и ему нужна помощь.

Вера резко обернулась и наткнулась на холодный взгляд Анны. Затем она опять посмотрела на Казарина и только тут увидела, что платок на плече пропитался чем-то бурым. Вера охнула и в ужасе закрыла рот руками.

– Вера, дай ключ и ни о чем меня не расспрашивай, – устало повторил свою просьбу Владимир Константинович. – Так надо…

Дрожащими от волнения руками Вера открыла сумочку.

– Вот, возьмите, – прошептала она.

– Well, – произнесла Анна.

Через четверть часа автомобиль припарковался возле знаменитого дома правительства на улице Серафимовича. Вера вышла из машины и показала рукой в сторону Москвы-реки.

– Там, за углом, минут через пять, – негромко сказала она и, распахнув тяжелую дверь, сразу направилась к комендантше.

– Здрасьте, теть Кать! – натянув на лицо приветливую улыбку, поздоровалась Вера.

Тетя Катя наливала котенку молоко в блюдечко.

– Здравствуй, Вера, – удивленно ответила комендантша, оторвавшись от своего занятия. – Что это тебя вдруг к нам так поздно занесло?

– Так, вещи кое-какие забрать, – соврала Чугунова.

– А-а-а… – понимающе кивнула комендантша и опять занялась котенком.

Вера уже подходила к лифту, когда она окликнула ее:

– Верунь…

Та напряглась.

– Не возьмешь котенка? – комендантша протянула ей маленький пушистый комочек.

– Котенка? – не зная как реагировать, пробормотала Вера. – С удовольствием, но в Кремль нельзя животных.

Не дожидаясь ответа, Вера вошла в лифт, закрыла за собой двери и нажала кнопку. Едва кабина отъехала, тетя Катя выпятила нижнюю губу:

– Скажите, пожалуйста, «в Кремль нельзя животных». Футы-нуты! – И погладив котенка, добавила: – Кушай, Мурзик, кушай. Что мы в этом Кремле не видели? И без него проживем. Правда?

Войдя в квартиру, Вера, не раздеваясь, прошла в кухню и направилась к черному ходу. С трудом отодвинув тяжелый засов, она вышла на лестницу. Где-то внизу послышались шаги. Вера перегнулась через перила и увидела, как поднимаются Анна и Владимир Константинович.

Через некоторое время они вошли в квартиру, и Анна с помощью Веры уложила Казарина на диван. Затем девушка сбегала на кухню, принесла таз с водой, бинты и аптечку, помогла Анне перевязать раненое плечо и, наконец, решилась.

– Дядя Володя, объясните же все-таки что произошло? – взволнованно спросила она. – И кто эта женщина?

Все это время Вера тайком с любопытством изучала загадочную спутницу Казарина, ну никак не походившую на соотечественниц. Все в ней было необычно: и неброская, но явно дорогая заграничная одежда, и ухоженные лицо и руки, и модная прическа.

Анна улыбнулась в ответ, но Казарин ее опередил.

– Вера, знай, ничего плохого мы не сделали, – произнес Владимир Константинович, с трудом подыскивая нужные слова. – Я очень прошу тебя еще раз: ни о чем пока не спрашивай. Поверь, чем меньше ты будешь знать, тем лучше. Иди домой и никому ничего не говори. Судя по всему, рана не очень серьезная, задеты только мягкие ткани. Через два дня нас тут не будет.

Вера немного помедлила, встала с дивана и, обиженно пожав плечами, направилась к двери:

– А мне все равно. Живите хоть всю жизнь. Анна с Казариным переглянулись.

– Вера, постойте! – Англичанка догнала девушку и тихо произнесла: – Спасибо.

В ответ Вера приложила палец к губам и заговорщически подмигнула Анне:

– Пока! Кстати, можете воспользоваться моим гардеробом.

Анна тоже приложила палец к губам и подмигнула в ответ:

– Goodbye…

Внизу тетя Катя проводила Веру внимательным взглядом и у самых дверей окликнула:

– Верунь, а может, возьмешь Мурзика? Вера устало вздохнула и ответила:

– Тетя Катя, я бы с радостью! Но, говорю же, не-ль-зя! Не положено!

Дверь подъезда за Верой захлопнулась.

– «Не положено», – проворчала комендантша. – А две квартиры занимать положено?

Машину Вера нашла там же, где оставила. Усгроившись на заднем сиденье, она захлопнула за собой дверцу и замолчала, глядя в сторону сквера напротив кинотеатра «Ударник». Фонтан уже давно не работал. Радостные струи воды в лучах яркого солнца остались там, в довоенной юности, когда еще были живы родители, а мир казался простым и добрым…

– Куда едем, Вера Сергеевна? – прервал грустные размышления водитель.

– Ах, да… Петр Николаевич, давайте немного покатаемся, что-то домой совсем не хочется.

– Нет вопросов, – кивнул он через зеркало заднего вида и взялся за рычаг переключения скоростей.

Машина тронулась с места, проскочила под Большим Каменным мостом и выехала на Софийскую набережную. Вера глядела на противоположную сторону Москвы-реки, где мимо, отражаясь в воде, проплывал как всегда величественный, но такой близкий и родной Кремль, и думала о чем-то своем. Когда они поравнялись с колокольней Ивана Великого, наперерез из Фалеевского переулка выскочила запыленная машина, сделала крутой вираж, чтобы избежать столкновения, и понеслась в сторону английского посольства.