DragonLance / Сага о копье - Битва близнецов

      — Сделай для меня одну вещь, — попросил юноша.
      — Все, что хочешь, — ответила Крисания, хотя почти ничего не видела из-за выступивших на глазах слез.
      Посиди со мной сегодня ночью… пока я буду умирать…
      — чуть не падаю. Кто-то удерживает меня, дает мне упасть и влечет меня вперед. Вперед и вверх по ступеням. Вот я уже на вершине. Вот плаха, почерневшая от пролитой здесь крови. Она прямо передо мной. О, как нужно мне освободить руки! Если бы только удалось разорвать эти веревки, тогда бы я мог воспользоваться своей магией. Спастись! Спастись!
      «Нет спасения! — смеется мой палач, и я слышу свой собственный голос, свой собственный смех. — На колени, маг! Склони голову на плаху. Усни на холодной окровавленной подушке и увидишь себя во сне!»
      Нет! Я кричу от ужаса и ярости, я пытаюсь бороться, но крепкие руки хватают меня сзади. Меня заставляют опуститься на колени. Ах, какая эта плаха холодная и скользкая! От нее просто мороз по коже! Я продолжаю корчиться и извиваться на этой старой деревянной колоде, но какая-то сила прижимает меня к ней все сильней и сильней.
      Вокруг потемнело — это на голову мне натянули капюшон… но я слышу, слышу, как все ближе ко мне подходит палач. Я слышу, как его черный плащ шелестит по помосту, я слышу, как поднимается сверкающий топор. Все выше и выше, вот сейчас он…
      — Рейстлин! Рейстлин, проснись!
      Рейстлин с трудом открыл глаза. Первое мгновение он смотрел прямо вверх, и взгляд его был совершенно безумным, страшным. Он не понимал, где он и кто заставил его проснуться.
      — Что случилось, Рейст? — спросил тот же голос.
      Сильные руки крепко держали его за плечи, а знакомый голос был исполнен неподдельного тепла и заботы. Звук его заглушил в мозгу Рейстлина свист опускающегося топора.
      — Карамон! — вскричал Рейстлин и схватил брата за руки. — На помощь!
      Останови их!! Не дай им убить меня!!!
      — Тс-с-с! Тише! Я не дам им ничего сделать, — прошептал Карамон, прижимая брата к своей широкой груди и неловко гладя его по мягким каштановым волосам. — Все в порядке, все хорошо. Я здесь…
      Рейстлин прижался щекой к плечу Карамона и, прислушиваясь к ровному стуку сердца гиганта, судорожно вздохнул. Затем он снова закрыл глаза и заплакал, как ребенок.
      — Ну не смешно ли? — прошептал Рейстлин некоторое время спустя, когда Карамон развел небольшой костер и повесил над ним котелок с водой. — Я самый могущественный маг из всех, кто когда-либо жил, а обыкновенный ночной кошмар заставляет меня рыдать от страха, словно младенца.
      — Значит, ты все-таки больше человек, чем тебе кажется, — рассудительно проворчал Карамон, наклоняясь над котелком и пристально в него заглядывая, как бы пытаясь заставить воду закипеть поскорее при помощи своей силы воли. Затем он пожал плечами:
      — В конце концов, ты сам об этом говорил.
      — Да, человек! — негромко, но яростно откликнулся маг. Он сидел у самого огня и весь дрожал, несмотря на толстое одеяло и дорожный плащ, который Карамон накинул ему на плечи.
      Гигант с опаской посмотрел на брата, припомнив все то, о чем его предупреждали Пар-Салиан и другие маги — члены Конклава на своем заседании в Вайретской Башне.
      — Твой брат хочет бросить вызов богам! Он сам хочет стать богом!
      Под взглядом Карамона Рейстлин заерзал на траве и подтянул согнутые ноги как можно ближе к груди. Руки он положил на колени, а подбородком уперся в запястья. Карамон вспомнил прекрасное ощущение, которое он пережил, когда брат, еще сонный, потянулся за помощью и защитой именно к нему… Он поспешно отвернулся. К горлу его подступил тугой комок.
      Рейстлин внезапно вскинул голову.
      — Что это? — спросил он, но Карамон, тоже заслышавший какой-то подозрительный шум, уже вскочил на ноги.
      — Не знаю, — шепотом отозвался гигант, напряженно прислушиваясь. Он двигался на удивление тихо и проворно для своей огромной фигуры. В два прыжка он оказался возле своих вещей и выхватил из ножен меч. Рейстлин схватился за свой магический посох, лежащий рядом. Легко, словно кошка, вскочив на ноги, он опрокинул котелок в огонь, и по поляне поплыли клубы белого пара.
      Давая глазам привыкнуть к темноте, братья некоторое время стояли и внимательно прислушивались.
      Негромко бурлил по камням ручей, возле которого они остановились. Под холодным ветром потрескивали и скреблись друг о друга ветви деревьев, осенние листья падали на землю с сухим шелестом. И все же звук, который заставил их насторожиться, не производили ни ветер, ни вода.
      — Вон там! — прошептал Рейстлин одними губами и указал рукой направление.
      — В лесу, прямо напротив нас, за ручьем.
      Оттуда действительно доносился какой-то непонятный шорох, словно кто-то крался в темноте. Звук этот раздавался несколько секунд, затем все ненадолго смолкло, затем снова послышался непонятный шелест и скрип. Определенно там был кто-то или что-то — неуклюжее, тяжелое и, скорее всего, опасное.
      — Гоблины! — догадался Карамон, крепче стискивая рукоять меча, и они с Рейстлином обменялись взглядами. В это мгновение все, что разделяло близнецов, — годы мрака, отчуждения, ревность и ненависть — исчезло, словно никогда и не существовало. Обоим грозила нешуточная опасность, и, отзываясь на нее, братья снова стали единым целым, как во чреве матери.
      Карамон первым шагнул вперед, осторожно ступая по скользким камням на дне ручья. Сквозь деревья была видна только новорожденная красная луна — Лунитари, — которая светила так же тускло, как и далекие равнодушные звезды, напоминая тлеющий в темноте фитиль погашенной свечи. Карамон двигался с предельной осторожностью, боясь поскользнуться, зашуметь и привлечь к ним обоим внимание врагов. Прежде чем сделать шаг, он подолгу ощупывал ногой устилавшие дно ручья камни. Рейстлин следовал за ним, держа наготове в одной руке посох, а другой слегка опираясь на плечо Карамона, чтобы не потерять равновесия.
      Они бесшумно переправились на другой берег. Посторонний звук по-прежнему не стихал. Теперь стало ясно, что производят его какие-то живые существа.
      Шуршание и потрескивание продолжали доноситься из темноты, даже когда ветер ненадолго успокаивался.
      — Это часовые гоблинской ватага! — едва слышно прошептал Карамон, обернувшись через плечо, чтобы Рейстлин его расслышал.
      Тот кивнул. Ватаги гоблинов, совершавшие набеги на мирные поселения людей, как правило, оставляли часовых на тропе, по которой они намеревались отходить в случае, если столкнутся с серьезным сопротивлением. Это было довольно скучным занятием, к тому же гоблинам-часовым почти не доставалось никакой добычи. В силу этих обстоятельств в охранение чаще всего назначали гоблинов самого низшего ранга — наименее умелых или самых молодых.
      Рейстлин внезапно схватил Карамона за руку, и гигант мгновенно остановился.
      — Крисания! — прошептал маг. — Крисания в поселке! Мы должны узнать, куда направились основные силы! Карамон ухмыльнулся.
      — Я возьму их живьем, — шепнул он и подтвердил свои слова жестом, будто обхватывая огромной рукой шею воображаемого гоблина.
      Рейстлин хмуро улыбнулся в ответ.
      — А я допрошу, — прошипел он, также делая соответствующий жест.
      После окончания этого маленького военного совета близнецы медленно двинулись по тропе в направлении источника звуков, стараясь, однако, держаться в тени, так, чтобы ни один луч света не отразился от пряжки или навершия Карамонова меча. Шорох и шелест временами стихали, но, насколько они могли судить, их враги оставались на одном месте и даже не подозревали об их приближении. Наконец Карамон и Рейстлин остановились у куста, который надежно скрывал их обоих. Шуршание и треск возобновились. Судя по всему, часовые засели где-то совсем недалеко, шагах в двадцати от тропы, в глубине леса.
      Рейстлин быстро огляделся по сторонам. Как ни слаб был красноватый лунный свет, он все же разглядел вторую тропу, которая ответвлялась от главной как раз в том месте, где они притаились, и вела от ручья в лес. Для разведчиков это было самое подходящее место. Охранявшие главную тропу гоблины могли легко напасть на своих врагов и быстро отступить в чащу, если противник окажется им не по зубам.
      — Жди здесь, — едва слышно прошептал Карамон.
      В ответ ему раздался тихий шорох темного плаща Рейстлина. Гигант медленно, крадучись углубился в лес. Он шел всего лишь в паре шагов от едва заметной звериной тропы, которая уводила в темную чащу.
      Рейстлин остался стоять рядом с толстым древесным стволом, который прекрасно скрывал его от чужих глаз. Рука его бесшумно опустилась в потайной кармашек плаща, а тонкие пальцы принялись поспешно закатывать щепотку серы в кусочек помета летучей мыши. Слова соответствующего заклинания сами собой возникли в его мозгу, и Рейстлин повторил их про себя. Несмотря на то что маг полностью сосредоточился на своей задаче, его настороженное ухо продолжало ловить все звуки ночного леса, в том числе легкий шум, который производил его брат-исполин.
      Карамон, конечно, старался двигаться как можно тише, но Рейстлин все равно слышал поскрипывание его кожаных доспехов, легкое звяканье металлических пряжек, шелест опавших листьев под ногами. К счастью, их враг производил столько шума, что Карамону, скорее всего, удалось бы подкрасться к своей добыче незамеченным…
      Внезапно в темноте раздался пронзительный вопль, за которым послышались громкий треск ломающихся веток и сдавленное проклятье.
      Рейстлин вздрогнул.
      — Рейст! Помоги!! А-а-а!!! — раздался голос Карамона, и тут же его заглушил еще один невнятный вопль.
      Рейстлин, подобрав полы своего плаща, ринулся по тропе. Ему было уже не до осторожности. Карамон продолжал вопить где-то впереди; голос его был каким-то приглушенным, но чистым. Не похоже было, чтобы Карамона душили или резали на куски.
      Рейстлин с разбега вломился в какие-то кусты и, не обращая внимания на колючие ветви, хлеставшие его по лицу и цеплявшиеся за одежду, продрался сквозь них на полянку. Неожиданно для себя очутившись на открытом месте, маг остановился, укрывшись за стволом дерева. Впереди он заметил какое-то странное движение: гигантская черная тень словно парила низко над землей, а вместе с ней парил — судя по хриплым проклятьям и крикам — схватившийся с непонятной тварью Карамон.
      — Аст кирананн — сот-аран; зух кали яларан! — Рейстлин быстро проговорил вслух слова, замыкающие заранее подготовленное заклинание, и подбросил высоко в воздух шарик мышиного помета, смешанного с серой.
      В ветвях деревьев словно вспыхнуло ослепительное белое солнце. Вспышка сопровождалась раскатистым грохотом. Верхушки деревьев от взрыва вспыхнули, словно факелы, и ярко осветили поляну. Рейстлин прыгнул вперед. Слова другого заклинания готовы были сорваться с его губ, а с пальцев уже с треском слетали маленькие фиолетовые молнии, но маг вовремя остановился и замер в крайнем Удивлении.
      Прямо перед ним болтался в воздухе Карамон, подвешенный за ногу к вершине одного из деревьев. Рядом с ним, в петле поменьше, барахтался испуганный громом и огнем кролик.
      Рейстлин, как зачарованный, смотрел на брата. Карамон, не переставая призывать на помощь, плавно раскачивался на веревке из стороны в сторону, а вокруг него сыпались горящие листья.
      — Рейст! Сними меня! Ох!..
      Карамона развернуло вокруг собственной оси, и он наконец увидел брата.
      Лицо гиганта вздулось и покраснело от прилива крови, глаза вылезли из орбит, но он все же выдавил из себя улыбку.
      — Ловушка для волков, — пояснил он.
      Лес вокруг пылал красивым оранжевым огнем. Его отблески играли на клинке, валявшемся в траве, где Карамон его уронил, плясали на смазанных жиром кожаных доспехах воина и в испуганных красных глазах кролика.
      Рейстлин неуверенно хихикнул.
      Теперь пришел черед Карамона воззриться на брата в крайнем изумлении.
      Чтобы повернуться лицом к Рейстлину, ему пришлось совершить несколько не слишком изящных движений телом и свободной ногой. Наконец это ему удалось, и предводитель огромной армии умоляющим тоном пробормотал:
      — Ну давай же, Рейстлин! Сними меня! Маг весь как-то ссутулился, и плечи его затряслись. Рейстлин смеялся.
      — Да пропади ты пропадом, Рейст! В этом нет ничего смешного! — рявкнул Карамон, размахивая руками. Это движение заставило его снова завертеться вокруг своей оси, а кроме того, он опять начал раскачиваться из стороны в сторону, словно на огромных качелях. Перепуганный кролик, отчаянно работая в воздухе всеми четырьмя лапами, тоже закружился вокруг Карамона, все больше запутывая веревки, которыми приманка и добыча были привязаны.
      — Сними меня! — снова прогремел Карамон, а кролик сдавленно пискнул.
      Это было уже слишком! Воспоминания детства и юности нахлынули на Рейстлина. Годы мучений исчезли, позабылись, словно их никогда и не было.
      Рейстлин снова стал подающим большие надежды и исполненным честолюбивых мечтаний юношей. Он опять был вместе с братом, который оказался ближе всех людей на земле, ближе всех, кто когда-то был с ним рядом, и всех, кто когда-либо будет. Со своим шумным, туповатым, но самым любимым братом-близнецом…
      Рейстлин не мог больше сдерживаться. Схватившись за живот, он повалился на траву и захохотал во весь голос, не пряча текущих по щекам слез.
      Карамон с угрозой поглядел на брата, однако и самый свирепый взгляд человека, болтающегося головой вниз на веревке, имеет свои особенности.
      Рейстлином овладел новый, еще более сильный приступ смеха.
      Маг смеялся так, что ему чуть не стало плохо. Вместе с тем он давно не чувствовал себя так хорошо. Именно смех, искренний и веселый, разогнал поселившуюся внутри него тьму, и Рейстлин, лежа на мягкой и сырой подстилке из опавших листьев и глядя в небо, где, рассыпаясь искрами, догорали верхушки деревьев, продолжат хохотать, чувствуя, как в груди вскипает, словно молодое вино, давно забытая радость. Карамон, продолжая раскачиваться на веревке, тоже присоединился к брату, и его басовитый смех эхом разнесся по ночному лесу.
      Только падающие сверху горящие сучья заставили Рейстлина немного опомниться. Кое-как протерев слезящиеся глаза, он вскарабкался на ноги, хотя колени его все еще подгибались. Сделав несколько шагов, Рейстлин особым образом изогнул запястье и извлек спрятанный в рукаве серебряный кинжал. Вытянувшись во весь рост, он перерезал петлю, захлестнувшую Карамонову лодыжку, и гигант рухнул на землю, невнятно бранясь.
      Продолжая посмеиваться, Рейстлин обрезал и шнур, который был привязан к задней лапе кролика. Одуревший от страха зверек упал прямо к нему в руки; маг погладил его по длинным трясущимся ушам и пробормотав несколько ласковых слов.
      Понемногу кролик успокоился, словно впав в гипнотический транс.
      — Все-таки мы взяли его живым, — заметил Рейстлин и улыбнулся. — Но не думаю, чтобы он рассказал нам что-либо интересное.
      С этими словами он указал Карамону на притихшее животное.
      Гигант сидел на земле и растирал ушибленное плечо. Лицо у него все еще было красным, словно он только что вылез из бочки с охрой.
      — Очень смешно, — пробормотал Карамон с легкой укоризной. Затем смущенно покосился на кролика. Пламя в верхушках деревьев понемногу догорало, однако поляну затянуло плотным дымом, а трава кое-где еще горела, подожженная упавшими сверху ветками. К счастью, осень выдалась сырой и дождливой, так что начинающийся небольшой пожар заглох, так и не успев набрать силу.
      — Отличное заклинание, — снова подал голос Карамон. — Мне оно всегда нравилось.
      Он покосился на тлеющие, обугленные вершины и поднялся, постанывая и ругаясь сквозь зубы.
      — Это Фисбен меня научил, — откликнулся Рейстлин, криво улыбаясь. — Помнишь? Думаю, старик оценил бы сегодняшний фейерверк по достоинству.
      Продолжая держать кролика на руках и рассеянно поглаживая его шелковистую шерстку, маг пошел прочь с поляны. Зверек, убаюканный ласковыми прикосновениями и магическими словами, закрыл глаза и задремал. Карамон подобрал свой меч и последовал за братом, слегка припадая на пострадавшую ногу.
      — Проклятая веревка, — в очередной раз выбранился он. — Я чуть не порвал сухожилия!
      И Карамон встряхнул ногой, пытаясь поскорей восстановить кровообращение.
      Между тем в лесу потемнело. Огонь в вершинах деревьев совсем погас, а на небо наползли плотные облака, скрывшие даже ущербный серп Лунитари. Мрак стал таким плотным, что братья не могли разглядеть звериной тропы под ногами.
      — Думаю, нам нет смысла таиться, — проговорил Рейстлин спокойно, затем добавил короткое непонятное словцо:
      — Ширак!
      Хрустальный шар на вершине его магического посоха ярко вспыхнул, а потом замерцал мягким волшебным светом.
      Близнецы вернулись в свой поспешно покинутый лагерь в молчании, но это было дружелюбное, уютное молчание, которым им не случалось наслаждаться уже много лет. Единственными звуками, раздававшимися в ночи, были скрип доспехов Карамона, легкое шуршание черного плаща мага да беспокойное фырканье привязанных к деревьям лошадей. За их спинами, уже на противоположной стороне ручья, время от времени еще падали с деревьев обгоревшие сучья.
      Очутившись в лагере, Карамон задумчиво помешал остывшие угли костра, затем посмотрел на кролика, которого Рейстлин все еще держал в руках.
      — Ты что, хочешь оставить его на завтрак?
      — Я не питаюсь гоблинами, — улыбнулся Рейстлин и опустил зверька на землю.
      Почувствовав под лапами холодную твердую почву, кролик встрепенулся и открыл глаза. Быстро оглядевшись по сторонам, он мгновенно сориентировался и молнией бросился к деревьям, ища спасения в дремучей лесной чаще.
      Карамон вздохнул, затем усмехнулся и тяжело уселся на землю рядом со своей постелью. Стянув башмаки, он снова потер свою слегка распухшую лодыжку.
      — Дурак! — прошептал Рейстлин, и хрустальный шар конце волшебного посоха погас. Маг уложил посох рядом с собой, затем лег и укрылся одеялом.
      С наступлением темноты вернулся и его страшный сон. словно никуда не уходил, а поджидал Рейстлина здесь, погасшего костра.
      Рейстлин вздрогнул. На лбу его выступили крупные капли пота. Он не мог, не смел закрыть глаза! Но он так тал, так вымотался… Сколько ночей он уже провел без сна?
      — Карамон… — негромко позвал Рейстлин.
      — Что? — откликнулся из темноты гигант.
      — Карамон, — снова сказал Рейстлин. — Помнишь, когда мы были детьми, мне часто снились… кошмары?..
      Голос мага дрогнул, и он слегка откашлялся. Карамон молчал. Рейстлин прочистил горло и продолжил:
      — Помнишь, как ты охранял мой сон? Ты прогонял нехорошие сны, и я спал спокойно…
      — Помню, — ответил Карамон каким-то странным голосом.
      — Карамон… — сказал Рейстлин в третий раз, но закончить не смог.
      Усталость и боль на мгновение оказались сильнее его, плотная тьма сомкнулась вокруг, и все тот же кошмарный сон выполз из своего потайного убежища.
      И тут раздался скрип доспехов и звон стали. Рядом с собой Рейстлин рассмотрел в темноте сквозь дрему огромную тень брата. Карамон сел на землю рядом с ним и, привалившись спиной к стволу дерева, положил на колени обнаженный меч.
      — Спи, Рейст, — негромко сказал он, и Рейстлин почувствовал на плече неловкую, большую, но очень теплую руку. — Я посторожу…
      Маг завернулся в одеяла и закрыл глаза. Через несколько мгновений он уже спал спокойным и безмятежным сном. Последнее, что Рейстлин помнил, засыпая, был его вечный кошмар, в испуге отлетающий прочь, изгнанный ярким блеском меча Карамона.

Глава 6

      Жеребец Карамона беспокойно заплясал, когда гигант наклонился вперед, вглядываясь в раскинувшуюся внизу деревню. Мрачно нахмурившись, Карамон перевел взгляд на брата. Лицо Рейстлина было скрыто капюшоном, по которому непрестанно били капли дождя, начавшегося еще утром. Низкие тяжелые тучи неслись по небу, казалось, задевая вершины могучих деревьев. К счастью, ветра не было, и единственным звуком, нарушавшим мертвую тишину, был стук падающих капель и шорох опавшей листвы под копытами коней.
      Маг покачал головой. Затем он прошептал что-то ласковое на ухо своей лошади и начал медленно спускаться в долину. Карамон последовал за ним, нетерпеливо погоняя своего коня, чтобы поскорей поравняться с братом. Рейстлин услышал, как Карамон позади достал из ножен меч.
      — Тебе не понадобится меч, брат, — сказал маг, даже не обернувшись.
      Скоро копыта их лошадей уже хлюпали по грязи раскисшей дороги. Карамону казалось, что они слишком шумят, но Рейстлин как будто вовсе не придавал этому значения. Вопреки совету брата, Карамон продолжал сжимать рукоятку меча до тех пор, пока они не оказались на околице небольшого селения. Сойдя с коня и отдав поводья Рейстлину, он осторожно подкрался к той самой гостинице, к которой подходила Крисания.
      Заглянув в дверь, Карамон увидел накрытый стол, разбитую глиняную посуду.
      Заметив его тень, кошки с виноватым видом скрылись под креслами, а собака, напротив, кинулась навстречу Карамону и, радостно поскуливая, лизнула его руку.
      Гигант рассеянно потрепал пса по загривку и собирался войти, когда Рейстлин окликнул его:
      — Эй! Мне кажется, я слышу лошадиное ржанье! Вон там!
      Карамон, наполовину вытащив меч из ножен, обогнул постоялый двор и скрылся за углом. Через несколько минут он вернулся.
      — Это ее конь, — сказал он. — Расседлан, напоен и накормлен.
      Рейстлин кивнул покрытой капюшоном головой с таким видом, словно он ожидал чего-то подобного.
      Карамон с беспокойством оглядывался по сторонам. С крыши постоялого двора капала вода, распахнутая настежь дверь повисла на ржавых петлях и иногда визгливо поскрипывала на сквозняке. Ни в одном из окон не светился ни единый огонек. Во всей деревне не было слышно ни малейшего шороха.
      — Что тут случилось, Рейст?
      — Мор, — коротко ответил Рейстлин. Карамон торопливо прикрыл нос и подбородок плащом. Рейстлин иронично улыбался из-под капюшона.
      — Не бойся, брат, — сказал он, соскочив с седла. Карамон взял из его рук поводья и привязал лошадей к коновязи перед гостиницей, затем вернулся к магу и встал рядом.
      — Не бойся, — повторил Рейстлин. — С нами — настоящая жрица или ты забыл об этом?.. Она вылечит нас в два счета.
      — В таком случае, где же она? — проворчал Карамон приглушенным басом, продолжая закрывать лицо.
      Маг слегка повернул голову, вглядываясь в ряды молчаливых и темных домов, выстроившихся вдоль деревенской улицы.
      — Думаю, вон там, — сказал он наконец и указал рукой.
      Карамон поглядел в ту сторону и с трудом разглядел робкий огонек, мелькающий в окне самой дальней лачуги.
      — Уж лучше бы мы оказались в лагере гоблинов, — ворчал Карамон, пробираясь по грязи вслед за братом. Его голос немного дрожал; это был страх, который он даже не пытался скрыть. Гигант способен был спокойно смотреть смерти в лицо и никогда особенно не боялся погибнуть в бою, с мечом в руке, однако перспектива загнуться от чего-то непонятного, что витало вокруг, невидимое и неслышимое, подействовала на Карамона угнетающе.
      Рейстлин ничего не ответил, а лица его по-прежнему было не разглядеть под низко надвинутым черным капюшоном. Карамон не мог себе даже представить, о чем думает его брат-близнец.
      Они как раз достигли перекрестка, когда Карамон вдруг случайно посмотрел влево.
      — Боги мои! — Карамон резко остановился и схватил брата за руку. Отвечая на вопросительный взгляд Рейстлина, он указал на открытую могилу.
      Никто из них не сказал больше ни слова. При их приближении из ямы с сердитым карканьем взлетели стервятники, и небо на мгновение сделалось из серого черным. Карамон заглянул в яму, зажал ладонью рот и поспешно отвернулся.
      Рейстлин еще некоторое время смотрел на трупы, и его тонкие губы сжались, превратившись в едва различимую узкую полоску.
      — Идем, брат, — позвал он и первым пошел к маленькой хижине, в окне которой они заметили огонек.
      У хижины, однако, Карамон оказался раньше Рейстлина. Держа ладонь на рукояти меча, он осторожно заглянул в окно и, кивнув головой, со вздохом отступил назад. Рейстлин, верно истолковав подаваемые Карамоном знаки, приблизился к двери и осторожно ее толкнул.
      На смятой постели лежал юноша. Глаза его были закрыты, а руки сложены на груди. На пепельно-сером лице застыло выражение спокойствия, хотя прикрытые веками глазные яблоки глубоко запали, скулы заострились, а губы посинели от холода, который насылает только смерть. Рядом с ним стояла на коленях жрица, одетая в платье, которое когда-то было белым. Голова ее покоилась на сложенных для молитвы руках, а черные волосы рассыпались по одеялу.
      Карамон хотел что-то сказать, но Рейстлин остановил его движением руки, не желая, чтобы гигант нарушил мертвую тишину хижины.
      Близнецы молча стояли в дверном проеме, прислушиваясь к падению тяжелых капель холодного дождя.
      Крисания пребывала со своим богом. Сосредоточившись на молитвах, она не видела и не слышала ничего вокруг и, наверное, не обратила бы внимания на появление братьев, если бы поскрипывание Карамоновых доспехов не вернуло ее к действительности. Приподняв голову и откинув на плечи спутанные волосы, жрица без малейшего удивления посмотрела на близнецов.
      Лицо Крисании было бледным от усталости и пережитого потрясения, однако она хорошо владела собой. Несмотря на то что она не просила Паладайна прислать к ней на подмогу Карамона и Рейстлина, она прекрасно знала, что бог читает молитвы сердца так же легко, как и произнесенные вслух. Именно поэтому она слегка склонила голову, чтобы поблагодарить Несущего Свет, вздохнула и повернулась к братьям.
      Ее взгляд тут же встретился со взглядом Рейстлина. Крисания заговорила, и ей показалось, что звук ее голоса сливается с монотонной и равнодушной песней дождя.
      — Мне ничего не удалось сделать… — сказала жрица.
      Рейстлин остался совершенно спокоен; во всяком случае, он ничем не выдал своего волнения. Бросив взгляд в сторону кровати, он спросил:
      — Этот не поверил тебе?
      — О нет, он-то поверил!.. — Крисания тоже посмотрела на неподвижное тело.
      — Просто он не позволил мне вылечить его. Он был… очень сердит…
      Наклонившись, она накрыла мертвеца одеялом.
      — Паладайн взял его к себе. Я yверен, что теперь он все понял.
      — Он — да, — заметил Рейстлин. — А ты?
      Крисания поникла головой, и лицо ее скрылось под густыми черными волосами.
      Она молчала так долго, что Карамон, ничего не понимавший, негромко откашлялся и переступил с нош на ногу.
      — Гм, Рейст… — начал он…
      — Тише! — шепнул маг.
      Крисания подняла голову. Карамона она даже не слышала. Серые глаза ее потемнели, став одного цвета с плащом мага.
      — Я поняла, — сказал она твердо. — Впервые я все поняла, и теперь ясно вижу, что мне следует сделать. В Истаре я видела, как гибнет вера в богов.
      Милостивый Паладайн показал мне, в чем заключалась гибельная ошибка Короля-Жреца — в гордыне. Мой бог хотел, чтобы я смогла этого избежать. Он дал мне знание, и теперь, если я спрошу, он непременно ответит. Но в Истаре Паладайн показал мне также, насколько я слаба. Когда я покинула обреченный город и отправилась сюда с тобой, я была похожа на испуганного ребенка, который в страхе и отчаянии вцепился в первого встречного. Теперь я вернула свою силу, а воспоминания о той страшной ночи навеки изгнаны из моей памяти.
      Произнося свою пламенную речь, Крисания, незаметно для себя самой, приблизилась к Рейстлину. Его глаза смотрели на жрицу не мигая, и Крисания видела в них свое отражение. Медальон Паладайна, который она носила на груди, сиял ровным холодным светом, руки были крепко сжаты, а голос звучал прерывисто, как у больного лихорадкой.
      — Это зрелище всегда будет стоять у меня перед глазами, — негромко сказала Крисания, останавливаясь перед великим магом. — Даже когда я пройду с тобой через Врата, вооруженная своей верой и силой моего бога, я буду вспоминать об этом и сделаю все, чтобы навсегда покончить с силами тьмы.
      Рейстлин взял ее за руки. Пальцы Крисании, казалось, онемели от холода, и он сжал их ладонями, согревая своим обжигающим прикосновением.
      — Нам не придется изменять время, — сказала Крисания негромко. — Фистандантилус был злым человеком, настоящим негодяем и преступником. Он делал все только для того, чтобы прославить в веках свое имя. Но тебе и мне не все равно, к чему приведут наши поступки. Одного этого может оказаться достаточно, чтобы изменить ход истории. Я знаю это — мой бог говорил мне!
      Рейстлин неуверенно улыбнулся и, склонившись к рукам жрицы, прикоснулся к ним губами, не отрывая при этом взгляда от ее лица.
      Крисания почувствовала, что краснеет. Затем у нее вдруг перехватило дыхание. Карамон, словно поперхнувшись, издал какой-то придушенный звук и быстро вышел на улицу.
      Карамон стоял в гнетущей тишине, и дождь поливал его голову. Сквозь этот шум воин слышал слова, которые теперь ему ни за что не забыть. Монотонный, как падение дождевых капель, голос повторял одну и ту же фразу:
      — Он хочет сам стать богом. Он хочет стать богом!
      В страхе Карамон покачал головой. Интерес, с каким он занимался своей армией, его восторг по поводу того, что он наконец-то стал полководцем, влечение к Крисании, тысячи мелких забот, которые ежедневно занимали его, — все это заставило на время забыть о том, зачем он вообще вернулся в прошлое. Теперь — вместе со словами девушки — память словно вернулась к нему и отрезвила, привела в чувство, подобно внезапно нахлынувшей ледяной волне.
      Но несмотря на все это, Карамон не мог забыть, каким был Рейстлин прошлой ночью. Сколько времени прошло с тех пор, как братья в последний раз ощущали такую близость друг к другу? Карамон очень хорошо помнил, какое было лицо у Рейстлина, когда он охранял его сон. Хитрые морщины в уголках губ разгладились, исчезла горькая складка между бровями, и лицо мага снова стало совсем юным, каким помнил его Карамон с раннего детства. Теперь он начинал понимать, что то время было самой счастливой порой в его жизни.
      Памяти, однако, нравилось играть с Карамоном злые шутки, словно его душа получала особое, извращенное удовольствие от собственных мучений. На смену светлым воспоминаниям явилось вдруг одно весьма неприятное — об истарском плене. Карамон снова увидел себя в темной тюремной камере и снова подумал о том, что брат его, оказывается, действительно способен причинять любое, даже самое страшное зло. Он снова вспомнил свою готовность убить Рейстлина. И наконец, Карамон вновь подумал о Тассельхофе…