Тьма века сего (№1) - Тьма века сего

Мы живем здесь больше тридцати лет и поддерживаем эту церковь и в кару, и в стужу. Сейчас я скажу не особенно много. Вы, конечно, в курсе, что в жизни я следую одному принципу: люби ближнего я поступай хорошо. Я всегда старалг поступать правильно и быть примерным христианином. Сегодня же я просто вне себя. Я страдаю из-за нашего друга Лу Стэнли. Вы, несомненно, заметили, что сегодня Лу нет в зале, и думаю, знаете почему. Раньше он мог смело смотреть вам в глаза и был членом нашей церкви. Мы все его любили, и он нас любил, и я уверен, что наши отношения не изменились. Но Буш воображает, будто он дар небесный на нашей бренной земле, и считает, что он имеет право осудить и вышвырнуть Лу из церкви! Но, друзья позвольте мне сказать вам лишь одно: никто и ниоткуда не может выкинуть Лу Стэнли, если он сам не захочет уйти и то, что Лу позволил забросать себя грязью и унизить свое достоинство, показывает лишь доброту его сердца. Ему следовало бы поставить Буша на место или уладить свое дело, как он умеет улаживать дела других. Он никого не боится. Но я думаю, что Лу чувствует себя опозоренным из-за этих ужасных сплетен и страдает при мысли о том, что мы о нем думаем, и поэтому посчитал за лучшее держаться подальше. Вся кутерьма поднялась по вине этого лжеправедника, болтуна, долбящего Библию. Простите, если я выражаюсь слишком грубо, но я помню то время, когда наша церковь была единой семьей. Так было всегда, а что теперь? Теперь мы сидим на собрании и грыземся между собой. Почему? Потому что мы позволили Ханку Бушу мутить здесь воду. Аштон всегда был мирным городом, и в нашей церкви всегда царило согласие. Мы должны сделать все, чтобы восстановить эту жизнь.

Тэрнер вернулся на свое место сопровождаемый одобрительными кивками некоторых из сидящих на передних скамьях прихожан, явно довольных его речью.

Следующим поднялся Джон Колмэн. Он был стеснительным человеком и заметно нервничал оттого, что ему предстояло говорить перед множеством собравшихся. Но он был настолько обеспокоен происходящим, что все решился выступить.

— Да, — произнес он, нервно теребя Библию и глядя в пол, — я обычно не говорю много, и я так боюсь стоять здесь, но… я думаю, что Ханк Буш настоящий Божий человек, хороший пастор, и будет ужасно, если он уйдет. Та община, из которой мы с Пат ушли, совершенно не удовлетворяла наши нужды, и мы оставались голодными: изголодались по Слову, по присутствию Бога. Мы с Пат нашли это здесь. Мы действительно возросли в Господе и приблизились к Нему под пасторством Ханка, и, насколько знаю, некоторые могут сказать то же самое. Что касается истории с Лу Стэнли, то тут не только Ханк принимал решение. Мы все в этом участвовали, включая меня, и я знаю, что Ханк никому не желает зла.

Когда Джон сел на место, Патриция похлопала его по руке и тихо сказала: «Ты отлично справился». Однако сам Джон не был в этом уверен.

— Я думаю, полезно будет выслушать секретаря общины — Гордон Мэйер хочет выступить, — произнес Бруммель.

Гордон вышел вперед с ворохом церковных бумаг и протоколов в руках. Он держался несколько неестественно и говорил хрипло.

— Я хотел бы затронуть два вопроса, — сказал секретарь. — Что касается деловой стороны, я должен довести до вашего сведения, что сумма пожертвований за последние два месяца уменьшилась, в то время как одни платежи остались прежними, а другие увеличились. Короче говоря, наши деньги подходят к концу, и меня это не удивляет. Между нами возникли разногласия, которые пора, наконец, разрешить. Но для этого недостаточно только продолжать жертвовать на церковь. Если у вас есть замечания к пастору, то сегодня вечером вы обязаны их высказать, чтобы не допустить страданий всей общины из-за одного единственного человека. Второй, может быть, не менее важный момент. Первоначально учредительный комитет рекомендовал нам совершенно иного человека на это место. Как член комитета, я уверяю вас, что никто не давал рекомендаций Бушу. Убежден, что произошел целый ряд недоразумений, в результате которых была допущена досадная ошибка. Мы проголосовали не за того кандидата и теперь за это расплачиваемся. Наконец, я хочу сказать вот что: несомненно, мы совершили ошибку, но я надеюсь, что все собравшиеся здесь сегодня помогут ее исправить и жизнь общины вернется в прежнее русло. Так что давайте это и сделаем.

И так на протяжении двух часов Ханка Буша попеременно то распинали, то прославляли. Нервы у всех были натянуты, спины одеревенели и зудели, но противоборствующие стороны спорили все с большим жаром. Через два часа всеобщее нетерпение выразилось ропотом всего зала: "Давайте начинать голосование.

Бруммель скинул пиджак, ослабил галстук и закатал рукава. Он раскладывал прямоугольные листочки для голосования.

— Что ж, перейдем к голосованию, — проговорил он и, протянул бумажки двум быстро подскочившим к нему служителям, которые сразу же и начали их раздавать. — Сделаем просто. Тот, кто хочет оставить нынешнего пастора, пишет «да», кто хочет его переизбрать, пишет «нет».

Мота легонько толкнул Шимона в бок:

— Ханк наберет достаточное количество голосов?

Шимон в ответ только покачал головой:

— Мы этого точно не знаем.

— Ты считаешь, что он может проиграть?

— Мы надеемся, что кто-нибудь молится.

— Но где же Тол?!

Написать «да» или «нет» было недолго, так что служители тут же вслед за бумажками послали по рядам корзинку для сбора пожертвований.

Гило оставался в своем углу, внимательно наблюдая за множеством демонов, которые тоже не спускали с него глаз. Несколько мелких бесенят слонялись по залу, пытаясь подглядеть, что пишут люди, и то хихикали, то хмурились, радовались или сыпали проклятия. Гило представил тощие жилистые шеи крепко зажатыми в своем кулаке. Настанет час, бесы, настанет час!

Бруммель снова призвал собрание к порядку. — Хорошо, чтобы все было честно и справедливо, прошу представителей… разных мнений выйти вперед для подсчета голосов.

После короткого нервного обсуждения от стороны «да» вышел Джон Колмэн, а от стороны «нет» — Гордон Мэйер. Вдвоем они отнесли корзинку на дальнюю скамью. Целый рой шипящих демонов кинулся к ним, желая поскорее узнать результат. Гило тоже двинулся туда. Так будет справедливо, решил он. Люциус немедленно слетел с потолка и прошипел:

— Убирайся в свой угол!

— Я хочу видеть результат.

— Ах, вот как, ты хочешь, — произнес Люциус с издевкой. — А что если я тебя раскромсаю, как твоего дружка?

Гило грозно бросил:

— Попробуй только! — и Люциус сразу притих. При появлении Гило бесенята разлетелись в стороны, как стайка цыплят. Он склонился над двумя мужчинами. Гордон Мэйер считал первым, молча передавая бумажки Джону Колмэну. Но две бумажки с ответом «да» он незаметно зажал в ладони. Гило взглянул на демонов, чтобы увидеть, насколько внимательно они за ним наблюдают, и потом незаметным движением подтолкнул Мэйера под локоть. Один из демонов это заметил и впился зубами в руку Гило. Воин отдернул руку и медленно, угрожающе двинулся на обидчика, готовый изрубить его на куски. Но, не осмелившись нарушить приказ Тола, сдержал себя.

— Как тебя зовут? — решил узнать Гило.

— Плут, — ответил демон.

— Плут, — возмущенно повторял Гило, возвращаясь в свой угол. — Надо же, Плут!

Благодаря Гило трюк Мэйера не удался. Бумажки выпали из его руки, и Джон их увидел.

— Ты что-то уронил, — заметил он очень вежливо.

Мэйер, не проронив ни слова, протянул ему листки.

Подсчет был закончен, но Мэйер захотел проверить еще раз. Но и после этого все осталось по-прежнему: голоса разделились поровну.

Они известили об этом Бруммеля, и тот огласил результаты голосования. В зале послышались крики.

Альф почувствовал, что ладони взмокли от пота, и он старался вытереть их носовым платком.

— Послушайте, вероятно шанс, что кто-то переменит свое мнение не очень велик, но я уверен: все хотят покончить с этим вопросом сегодня же. Думаю, многим хочется немного поразмяться, выйти в туалет, поэтому сделаем короткий перерыв. После этого проголосуем еще раз.

Пока Бруммель излагал свое предложение, два демона, расположившиеся перед церковью, заметили на улице движение, сильно их встревожившее. На расстоянии квартала появились две пожилые женщины, направлявшиеся прямо к зданию церкви. Одна из них опиралась рукой на палку, с другой стороны ее поддерживала подруга. Похоже, старушка чувствовала себя не очень хорошо, но поступь ее была уверенной, взгляд ясен и решителен. Палка постукивала в такт шагам. Ее подруга была помоложе и покрепче, она помогала ей идти, ласково подбадривая.

— Эта, с клюкой, — Дастер, — встревожено пробормотал первый демон.

— Откуда она взялась? — удивился второй. — Я думал, о ней позаботились.

— Да, она больна, но все равно пожаловала!

— А с ней что за старуха?

— У Эдит Дастер слишком много друзей. Нам следовало бы это помнить.

Старушки подошли к церковной лестнице. Каждая ступень была для них серьезным препятствием. Сначала одна нога, потом другая, потом палка перемещались на ступеньку вверх. Так они достигли двери.

— Так держать! — воскликнул сильнейший из ангелов. — Я знал, что ты их одолеешь. И если Господь помог тебе прийти сюда, Он доведет тебя до конца.

— Этой Эдит нужен хорошенький сердечный удар! — пробормотал один из демонов болезней и обнажил свой меч.

Может быть, это была чистая случайность или невероятное совпадение, но в ту секунду, когда он сделал выпад, направив острие своего меча в сердце Эдит Дастер, вторая женщина резким движением потянула на себя дверь. Клинок наткнулся на ее твердое, как бетон, плечо, прикрывшее Эдит от смертельного удара. Меч замер, а демон перелетел через обеих женщин и упал, как сломанная игрушка, прямо на церковном кладбище. Эдит же, как ни в чем не бывало, перешагнула через порог и вошла внутрь церкви.

Оправившись после падения, омерзительный бес болезней заорал во все горло: «Небесное воинство!»

Демоны-охранники удивленно уставились на него.

Бруммель, увидев входящую в зал Эдит, тихо выругался. Ведь достаточно было одного голоса, чтобы собрание вынесло убийственное для него решение, и не было никакого сомнения, что Дастер проголосует за Буша. Народ неторопливо собирался после перерыва. Божьи посланники встрепенулись.

— Посмотрим, что будет делать Тол, — сказал Мота. Но Шимон не был так спокоен:

— Невероятно, чтобы он прошел через такую сильную охрану врага незамеченным. Наверняка его обнаружили.

— Нет, не думаю, вы же знаете: наш Капитан очень скромен, — усмехнулся Гило.

Некоторые из демонов, следившие за нападением на Эдит, были поражены тем, что произошло с бесом болезней перед самой дверью. А тот по-прежнему был уверен, что столкнулся с небесным воином. Но куда же он подевался?

Тол, Капитан воинства, присоединился к Сигне, который вместе с другими ангелами незаметно нес дежурство в хорошо скрытых местах.

— Ты и меня провел, — заметил ему Сигна.

— Можешь и сам как-нибудь попробовать, — улыбнулся в ответ ему Тол.

Бруммелю, стоящему за кафедрой, мерещилась дама пик. Он очень хорошо представлял себе испепеляющий взгляд Лангстрат, который ему предстояло выдержать в случае провала.

— Так, — начал он, — если все готовы, можем начинать повторное голосование.

Зал притих. Сторонники пастора были вполне готовы к бою.

— После того как мы помолились и все обсудили, может быть, некоторые из вас более ответственно отнесутся к будущему нашей церкви. Я… э… «Ну, Альф, скажи же что-нибудь, не будь посмешищем», — в отчаянии подумал выступавший. — Да, так я хотел бы сказать несколько слов, я ведь до сих пор не высказывал своего мнения. Видите ли, Ханк Буш слишком молод…

Средних лет мужчина, из тех кто собирался голосовать за Буша, закричал во все горло:

— Если ты думаешь сказать что-нибудь против, то и нам должен дать столько же времени!

Сторона «да» одобрительно загудела, тогда, как сторона «нет» хранила полное молчание.

— Вы меня не правильно поняли, — пробормотал Бруммель, покраснев до корней волос. — Я и не собирался влиять на голосование, я только…

— Давайте голосовать!

— выкрикнул кто-то с места.

— Да, да, голосовать, и поскорее!

— прошептал Мота.

В этот миг дверь отворилась. «О, нет! — простонал Бруммель. — Кого там еще принесло?» В зале мгновенно воцарилась мертвая тишина. Вошедший, Лу Стэнли, угрюмо кивнул всем и уселся на скамье в самом конце зала. Он выглядел очень постаревшим.

— Давайте голосовать!

— закричал Гордон Мэйер.

Пока служители раздавали бюллетени, Бруммель обдумывал, как ему ретироваться в случае провала. Его нервы были напряжены до предела. Он пристально смотрел на Стэнли, пытаясь привлечь его внимание. Когда их взгляды встретились, Стэнли нервно усмехнулся.

— Проследите, чтобы Лу Стэнли получил бюллетень, — приказал Бруммель одному из служителей, который тут же пошел выполнять приказание.

— Я думаю, мы готовы ко всем фокусам Люциуса, — шепотом обратился Шимон к Гило.

— Да, эта ночь может затянуться надолго, — вставил Мота.

Листочки собрали. Люциус и другие демоны плотным кольцом окружили корзинку для пожертвований, внимательно наблюдая за каждым небесным воином.

Пока Мэйер и Колмэн подсчитывали голоса, атмосфера в зале накалялась. Все были настороже: и бесы, и ангелы, и люди.

Мэйер и Колмэн внимательно следили друг за другом, тихо бормоча себе что-то под нос. Мэйер закончил считать и теперь ожидал Колмэна. Тот, наконец, завершил подсчет, посмотрел на Мэйера и спросил, не хочет ли он проверить еще раз. Они начали все сначала. Потом Мэйер достал ручку, написал результат и передал записку Бруммелю. Пока тот разворачивал листок, Мэйер и Колмэн вернулись на свои места.

Явно потрясенному Бруммелю понадобилось несколько мгновений, чтобы принять деловой, официальный вид.

— Так… — начал он, пытаясь овладеть голосом, — хорошо… пастор… остается.

Одна часть зала облегченно вздохнула и заулыбалась. Остальные молча забрали свои вещи и вышли.

— Альф, как распределились голос? — спросил кто-то.

— Э… здесь не указано.

— Тридцать восемь против тридцати шести, — произнес Гордон Мэйер и осуждающе посмотрел в сторону Лу Стэнли. Но тот уже вышел.

Глава 11

Тол и Сигна вместе с другими ангелами, стоящими на вахте, в волнении наблюдали за взрывом. С дикими воплями взбешенные демоны, совершенно потеряв рассудок, бросились вон из церкви сквозь крышу и стены, тесня и толкая друг друга. Выбравшись, они тотчас разлетелись во всех направлениях. Их крики наполнили город сплошным гулом невыразимой злобы, как вой тысяч фабричных сирен.

— Ну и шабаш устроят они сегодня!

— заметил Тол. Мота, Шимон и Гило подошли с рапортом.

— Двумя голосами, — доложил Мота.

— Отлично, — улыбнулся Тол.

— Но каков Лу Стэнли! — воскликнул Шимон.

— Неужели это правда Лу?

Тол отлично понимал, что он имеет в виду:

— Да, это был мистер Стэнли. Я стоял рядом с ним с тех пор, как мы вошли с Эдит Дастер.

— Я видел, как Дух действовал! — весело подтвердил Гило.

— Проследи, чтобы Эдит добралась домой без приключений. Пошли с ней охрану. А сейчас все по местам. Сегодня ночью бесы поднимут на ноги весь город.

Да, в эту ночь полиции пришлось поработать. В ресторанах и кафе не прекращались драки, на здании суда краской из распылителя были намалеваны грязные ругательства. И в довершение ко всем бедам какие-то весельчаки, украв несколько машин, с шумом и гиканьем разъезжали на них по газонам и клумбам городского парка.

До глубокой ночи Джулин Лангстрат не могла выйти из транса. Профессор находилась где-то на непостижимой грани между мучительной жизнью на земле и жгучим адским пламенем. Она ложилась в постель, падала на пол, свернувшись в клубок забивалась в угол, дико кружила по комнате и вновь падала на пол. Угрожающие голоса, чудовища, огненные языки и кровь перемежались с ослепительными вспышками света и проносились в ее голове с бешеной скоростью, так что Джулин казалось, что череп не выдержит и расколется. Она ощущала когти, впившиеся в горло. Чудовища кусали, обрушиваясь на нее, вгрызались внутрь тела, опутывали руки и ноги цепями. Она слышала голоса злобных бесов, видела их глаза и оскаленные клыки, впитывала в себя их серное дыхание.

Хозяева были в ярости! «Проиграла, проиграла, проиграла, — стучало в мозгу и раскаленным железом жгло глаза, — Бруммель проиграл, ты проиграла, он умрет, ты умрешь…»

Был ли у нее в руке нож или это тоже было видение, подстроенное Высшим Планом? У нее появилось непреодолимое желание, чудовищной силы импульс освободиться от страданий, вырваться из телесной оболочки, этой тюрьмы, которая сковывала ее.

«Иди к нам, иди к нам, иди к нам», — звучали голоса. Она почувствовала холодное прикосновение лезвия ножа. Кровь потекла по ее пальцу.

Неожиданно зазвонил телефон. Время остановилось. Вновь яркой вспышкой на сетчатке ее глаз запечатлелась комната. Телефон надрывался. Джулин была в спальне. На полу растеклась кровь. Звонки все не умолкали. Нож выпал из ее руки. Она слышала голоса, грозные жуткие голоса. Телефон звонил…

Джулин, с порезанным пальцем, стояла на коленях. Звонки, звонки… Она прохрипела в пространство: «Алло!», но аппарат не унимался.

— Я вас не подведу, — умоляла она своих хозяев. — Не мучайте меня, я вас не подведу.

Телефон все звонил и звонил.

Альф Бруммель тревожно вслушивался в бесконечные гудки на другом конце провода. Наверное, Джулин нет дома. Он со вздохом облегчения положил трубку, радуясь хотя бы временной отсрочке. Результат голосования ей не понравится: еще одна задержка в исполнении Плана. Альф знал, что объяснений ему не избежать, она все узнает, и ему предстоит пережить неприятную встречу с ней и претерпеть жестокое наказание от других.

Полностью раздавленный, он бросился ничком на постель, желая только одного: раствориться, исчезнуть…

* * *

Субботнее утро. Солнце поднялось, косилки громко перекликались через заборы, обходя круг за кругом газоны и срезая траву. Дети играли, их родители мыли грязные машины.

Маршалл сидел на кухне за столом, заваленным копиями объявлений, старыми и новыми счетами.

— "Кларион" по-прежнему жила без секретаря.

Входная дверь открылась и вошла Кэт: «Мне нужна помощь!» Никуда не денешься, придется тащить пакеты с продуктами.

— Санди, — крикнул Маршалл в боковую дверь, — иди, помогай.

За многие годы они прекрасно научились управляться с продуктами: передавая от одного к другому, раскладывать их по местам.

— Маршалл, — сказала Кэт, протягивая ему пакет с овощами, чтобы он убрал его в холодильник, — ты все еще работаешь над этим номером? Сегодня же суббота.

— Он почти готов. Терпеть не могу, когда на мне что-то висит. А как поживают Джо и компания? Кэт застыла с пучком сельдерея в руках.

— Можешь себе представить, Джо больше не работает. Он продал магазин и уехал, а я и слыхом не слыхивала об этом!

— Вот тебе раз! Перемены происходят здесь довольно быстро. А куда он перебрался?

— Не знаю. Никто не может сказать. А новый владелец, по правде говоря, мне не понравился.

— Куда девать пасту для чистки?

— Поставь под мойку, — банка исчезла в шкафчике. — Я спросила его о Джо и Ангелине, почему они продали магазин, зачем и куда уехали, но он не захотел об этом говорить, сказал только, что ничего не знает.

— Новый владелец? А как его зовут?

— Не знаю, этого он тоже не сказал.

— Но говорил же он что-нибудь? Он вообще говорит по-английски?

— Да, конечно, и достаточно хорошо, чтобы разбираться в товарах и брать плату. Но и только. Нельзя ли переложить все это куда-нибудь со стола?

Маршалл начал убирать свои бумаги, пока их не завалили банками и овощами.

— Я привыкла к этому магазину, но сегодня мне показалось, что я не туда попала. Там что-то сильно изменилось, может быть, у них теперь новый персонал?

Внезапно на кухне появилась Санди:

— В нашем городе происходит нечто мистическое.

— Вот как? — встрепенулся Маршалл. Санди не стала дальше развивать свою мысль. Маршалл постарался вытянуть из нее объяснение:

— И в чем же это проявляется?

— Да так, ничего особенного. Просто у меня сложилось такое впечатление. Люди ведут себя очень странно. Мне кажется, в город вторгаются какие-то чужаки.

Наконец продукты были разложены. Санди вернулась к своим занятиям. Кэт приготовилась работать в саду. Маршалл собрался звонить по телефону. Слова Санди о таинственных чужаках, вторгающихся в город, всколыхнули в нем воспоминания, и его журналистское чутье подсказывало ему, что слова дочери не пустой звук. Положим, Лангстрат нельзя было назвать чужаком, но, без сомнения, она была мистической фигурой. Хоган расположился на диване в гостиной и достал из бумажника листок с телефоном Тэда Хармеля. Солнечное субботнее утро сулило мало надежд застать кого-либо дома, но он решил попробовать. На другом конце провода раздалось несколько гудков, прежде чем мужской голос ответил:

— Алло?

— Алло, Тэд Хармель?

— Да, кто говорит?

— Меня зовут Маршалл Хоган, я новый редактор

— А… вот как…

— Хармель ждал продолжения.

— Вы ведь знакомы с Бернис Крюгер? Она работает у меня.

— Надо же, она по-прежнему там? Узнала ли она что-нибудь новое о своей сестре?

— Мм… я об этом не очень-то много знаю. Она никогда не говорит на эту тему.

— А как идут дела в газете?

Несколько минут говорили они о «Кларион», о редакции, о том, куда мог задеваться шнур от кофеварки. Особенно Хармеля беспокоил уход Эди.

— Ее брак распался, — пояснил Маршалл, — но это было для меня совершенной неожиданностью. Я пришел слишком поздно и не знаю, что случилось.

— Хм… да… — Хармель выжидал на другом конце. «Поддерживай разговор, Маршалл!» — подбодрил себя Хоган и переменил тему:

— Знаете, моя дочь начала учебу в университете.

— Ах, вот как.

— Да, она ходит на подготовительный курс, сдает массу зачетов, и ей это нравится.

— Ну, если нравится, то и заниматься легче. У Хармеля было завидное терпение.

— Понимаете, Санди занимается у профессора психологии, по-моему, весьма забавная особа.

— Лангстрат.

«Прямо в цель», — подумал Маршалл и сказал:

— Именно. Масса странных идей.

— Совершенно верно.

— Вы знаете что-нибудь о ней?

Хармель помолчал, вздохнул и потом спросил:

— А что вас, собственно, интересует?

— Откуда она взялась, в конце концов? Санди приносит домой такие чудные мистические идеи…

Хармель ответил не сразу.

— Это… это восточная мистика, древние религиозные штучки. Она занимается, знаете… медитации, высшее сознание… единство во Вселенной. Я не в курсе, какое понятие вы обо всем этом имеете.

— Не слишком большое. Но ей удалось заинтересовать Других, не так ли?

— Что вы хотите сказать?

— Понимаете, она встречается регулярно со всякими людьми, с Альфом Бруммелем и… кто там еще? Пинкстон…

— Долорес Пинкстон?

— Да, из университетского правления. Дуайт Брандон, Эжен Байлор…

Хармель внезапно резко оборвал Маршалла.

— Что вы, собственно говоря, хотите выяснить?

— Насколько я понимаю, вы в курсе дел…

— Нет, вы ошибаетесь.

— А разве вы сами с ней не встречались? Наступила долгая пауза.

— Кто это сказал?

— Ну… мы сами пришли к такому выводу. Снова долгая пауза. Хармель вздыхал и сопел.

— Что вы еще знаете? — спросил он.

— Немного. Мне думается, что за этим кроется какая-то история. Вам это, должно быть, лучше известно.

Тэд боролся с собой, судорожно соображая и подыскивая слова:

— Да, я знаю. Но вы ошибаетесь на сей раз. Вы глубоко ошибаетесь! — Еще одна пауза, снова борьба. «Дернуло же тебя позвонить», — с тоской подумал Хармель.

— Но послушайте, мы же оба журналисты…

— Нет, это вы журналист! А я с этим делом покончил. Уверен, что вам обо мне все уже давно доложили.

— Я знаю лишь ваше имя, телефон и то, что вы владели «Кларион» до меня.

— Ну и хорошо, этого вполне достаточно. Об остальном я остерегаюсь говорить. Не хочу, чтобы у вас все рухнуло.

Маршалл ухватился за добычу:

— Так не оставляйте меня во тьме неизвестности!

— Я не собираюсь темнить, но есть вещи, о которых я не могу говорить.

— Ладно, это я понимаю. Все в порядке.

— Нет, ничего вы не понимаете. Послушайте-ка меня! Я не имею понятия, на что вы там напали, но похороните это, что бы там ни было. Займитесь чем-нибудь другим. Охраняйте лесопосадки Киваниса, делайте все, что не причинит вам вреда, но не высовывайте носа, а то заработаете простуду.

— О чем это вы?

— Хватит выжимать из меня информацию. Больше я вам ничего не скажу, употребите, что получили, себе на пользу. Я вам советую: забудьте Лангстрат, забудьте все, что вы о ней слышали. Конечно, я понимаю, вы журналист, и конечно, вы поступите наоборот, но позвольте мне вас предупредить совершенно серьезно: бросьте это. Маршалл ничего не отвечал.

— Хоган, вы слушаете?

— И вы думаете, что теперь я это так оставлю?

— У вас есть жена и дочь? Подумайте о них. Подумайте о себе самом. Иначе будете стоять на ушах, как все остальные.

— Кто это

— остальные?

— Я ничего не знаю, я не знаю Лангстрат, я не знаю вас, я больше не живу в Аштоне. Все, и на этом закончим.

— Тэд? У вас неприятности?

— Простите, но это не ваша забота!

Разговор оборвался. Маршалл бросил трубку, но продолжал неподвижно сидеть. Мысли роились в его голове. «Не твоя забота, — сказал ему Хармель. — Брось это».

Ни за что на свете.

* * *

Эдит Дастер, мудрая старая служительница на ниве Божьей, в прошлом миссионер в Китае, овдовевшая лет тридцать тому назад, жила в Виллоу-Тэррас, квартале для пенсионеров, неподалеку от церкви. Ей было за восемьдесят, существовала она на социальную помощь и маленькую пасторскую пенсию мужа. Она всегда очень ценила общение с людьми, а теперь и особенно, когда ей стало трудно передвигаться и выходить из дома.

Ханк и Мэри сидели в ее крошечной столовой, у большого окна, выходящего во двор. Тетушка Дастер разливала чай из необычайно красивого старинного чайника в такие же красивые чашки. Она была тщательно одета, словно для выхода. Так она одевалась всегда, принимая гостей.

— Нет, — проговорила тетушка, садясь, наконец, за столик, покрытый нарядной скатертью и уставленный печеньем и булочками, — я знаю, что Божьим намерениям невозможно долго препятствовать. У Него всегда найдется способ вывести Свой народ из тупика.

Ханк слегка кивнул головой в ответ:

— Я с вами совершенно согласен.

Мэри коснулась его руки.

Тетушка Дастер убежденно продолжала:

— Я знаю это, Генри. То, что ты здесь, не может быть ошибкой. Я не сомневаюсь в этом. Если бы в этом не было смысла, твое служение не принесло бы таких прекрасных плодов.

— Он чувствует себя подавленным после голосования, — заметила Мэри.

Тетушка Эдит улыбнулась, с любовью взглянув на Ханка.

— Я думаю, Господь готовит пробуждение церкви. Но это похоже на прилив. Прежде чем он начнется, вся вода должна отхлынуть от берега. Нужно дать общине время для обращения. Ты должен также считаться с противниками, будь готов потерять несколько членов церкви. Но после отлива вода придет обратно. Это только вопрос времени. В одном я уверена: ничто не могло удержать меня дома вчера вечером. Я себя чувствовала ужасно. Думаю, это была атака сатаны. Но Господь повел меня. Как раз в то время, когда собрание началось, я почувствовала, как Его рука подняла меня, я оделась и пошла, и успела как раз вовремя. Не думаю, что смогла бы пройти столько же, выйди я в магазин. Это был Господь, я знаю. Жаль только, что у меня был всего один голос.

— А чей, по-вашему, был второй голос? — спросил Ханк.

— Вероятно, Лу Стэнли, — сострила Мэри.

— Не говори так, — улыбнулась Эдит, — человек не знает всего, что может Господь. Но тебя это удивляет, не так ли?

— Если кто действительно удивлен, так это я, — Ханк тоже улыбнулся.

— Как ты, наверное, заметил, а может быть, еще и не успел, все мы в руках Божьих, и ты тоже. Позволь, я подогрею тебе чай.

— Этой церкви ни за что не выжить, если половина прихожан перестанет ее поддерживать. Вряд ли они будут помогать пастору, которым недовольны.

— Я так не думаю. В последнее время ко мне часто являются ангелы, а это случается редко. Я видела их и раньше, и всегда как раз тогда, когда в Царстве Божьем должно было случиться что-нибудь важное. У меня такое чувство в духе, что у нас произойдет какой-то решительный переворот — А как ваше мнение?

Ханк и Мэри посмотрели друг на друга, решая, кто из них заговорит первым. Потом Ханк подробно рассказал о ночной битве и о том бремени ответственности за город, которое легло на его плечи в последнее время. Мэри вставляла в его рассказ приходившие ей на память подробности. Тетушка Эдит слушала с огромным интересом и время от времени произносила: «Ой-ой-ой!», «Слава Господу!» и «О, нет!»

— Да, — проговорила она наконец, — я это хорошо понимаю. Видите ли, однажды вечером я испытала нечто подобное прямо здесь, — она указала на окно, выходящее во двор. — Я приводила все в порядок перед сном и, проходя мимо окна, посмотрела на крыши и фонари. Вдруг у меня закружилась голова. Чтобы не упасть, мне пришлось сесть. Это мне-то, ведь я никогда в жизни не теряла сознания. Правда один раз это все же случилось со мной, когда мы жили в Китае. Мы с мужем посетили одну женщину, она была медиум, спиритист. Я знала, что она нас ненавидит и старается наложить на нас проклятие. И прямо перед ее дверью я почувствовала головокружение. Этого ощущения я никогда не забуду. И в тот вечер, у окна, произошло то же самое, что и тогда, в Китае.

— Что же вы сделали? — взволнованно спросила Мэри.

— Я стала молиться. Я сказала: «Демон, убирайся, во имя Иисуса!» — Он исчез и больше не появлялся.