История России с древнейших времен до 1861 года

      Семейно-брачные отношения среди крестьян оставались почти неизменными. Хотя указ Петра I отдавал вопрос о создании семьи на усмотрение вступавших в брак, практически он, как и раньше, в большинстве случаев решался без учета их желания. В создании семьи участвовало несколько сторон, чьи интересы далеко не всегда совпадали.
      В появлении новой семьи был заинтересован помещик, ибо создавалось тягло, т. е. новая единица обложения повинностями. Именно поэтому помещик сам или через приказчиков бдительно следил, чтобы парни не засиживались в женихах, а девушки - в невестах. Если девушку своевременно не выдавали замуж, то ее родители должны были платить помещику штраф.
      В женитьбе сына были заинтересованы его родители: с появлением невестки семья приобретала дополнительную рабочую единицу. Чтобы заполучить ее, иногда женили 12 - 15-летнего сына на вполне взрослой девушке или даже вдове. Противоположных взглядов придерживались в семье невесты - там стремились попридержать дочь, поскольку лишались работницы. Потери, связанные с уходом девушки в чужую семью, компенсировали получением за невесту выкупа, иногда достигавшего нескольких десятков рублей, что препятствовало заключению брака.
      Наконец, к созданию семьи были причастны сами брачующиеся, с желанием которых считались более, чем ранее, но не всегда оно было решающим. В итоге часто создавалась семья с отсутствием благоприятных условий как для производственной деятельности, так и прироста населения. Последнее обстоятельство приобрело значение общегосударственной проблемы, о чем свидетельствует записка М. В. Ломоносова "О сохранении и размножении российского народа", в которой он предлагал "вредное приумножению и сохранению народа неравенство супружества запретить".
      Подавляющее большинство селян, как и в предшествующих столетиях, жило в курных избах. Живучесть традиций топить по-черному объяснялась экономическими причинами - для отопления по-белому требовалось в два раза больше дров. А так как пила еще не проникла в крестьянское хозяйство, и дрова, от рубки деревьев до разделки их на поленья, заготавливали топором, то это отнимало у крестьян массу сил и времени.
      В XVIII в. в конструкции изб произошло несколько существенных изменений. Одно из них состояло в том, что в избах, сооружаемых в центральных районах страны, появились деревянные полы, что стало шагом вперед как в гигиеническом отношении, так и для сохранения тепла. Другим новшеством было появление потолка, вызвавшее изменения в расположении окон. В предшествующее время три окна избы располагались не на одном уровне: среднее пробивалось выше двух крайних и выполняло функции дымохода. Теперь, с устройством потолка, дым стелился равномерно по веей избе и надобность в окне на высоком месте фронтона отпадала. Для вытягивания дыма из избы использовались дымоводы. В зажиточных семьях стали появляться "косящатые окна" - застекленные рамы, прикрепляемые к срубу при помощи косяков.
      Новое прослеживается и в конструкции печи, которую стали использовать не только для обогрева и приготовления пищи, но и как лежанку - поверх глиняного остова печи сооружались дощатые настилы, на которых, как правило, спали старики. Интерьер избы помимо печи составляли полати помост для сна, сооружаемый на уровне печи. Зимой под полатями держали появившийся на свет молодняк - овец и телят. По периметру стен закреплялись лавки, предназначавшиеся как для сиденья, так и сна. Над лавками крепились полки для хранения мелких предметов.
      Затхлый воздух избы, огромная скученность и скудное питание вызывали высокую смертность сельского и городского населения. До трехлетнего возраста, как считал Ломоносов, умирало 4/5 младенцев. Статистика воспитательного дома в Москве свидетельствует, что смерть уносила там до 18 - 20-летнего возраста 85% воспитанников. Главными виновниками детской смертности были оспа и корь. Много детских жизней уносил обычай погружать детей в холодную воду во время крещения. Ломоносов называл попов "палачами затем, что желают после родин и крестин вскоре и похороны для своей корысти".
      Крепостное население в подавляющей массе оставалось неграмотным - ни государство, ни помещики не помышляли об организации школ для детей крепостных крестьян. Лишь отдельные помещики содержали школы, и то исключительно для детей дворовых - из их числа барин комплектовал вотчинную администрацию, а также готовил доморощенных юристов, представлявших его интересы в правительственных учреждениях, использовал в оркестрах и собственных театрах. Относительно высоким бьи удельный вес грамотных среди государственных крестьян. В некоторых уездах Поморья каждый четвертый-пятый крестьянин владел грамотой. Успех в распространении грамотности очевиден, если учесть, что в XVII в. грамотных там было 2 4%.
      Наряду с семьей огромное влияние на жизнь сельского населения оказывала община. Она выступала хранительницей традиций повседневной жизни селян, касались ли они хозяйственной деятельности, внутрисемейных отношений или повинностей в пользу помещика и государства. Община выполняла также административно-полицейские и судебные функции. Наконец, община являлась носительницей общественного мнения, создавая основанную на обычном праве нравственную атмосферу.
      Важнейшей функцией общины являлись ежегодно производимые уравнительные переделы земли, учитывавшие часто менявшиеся трудовые ресурсы семьи, связанные со смертью работника, возмужанием малолетнего, приходом невестки и т. д.
      В сохранении хозяйственной жизнеспособности каждой крестьянской семьи интересы общины совпадали с интересами помещика: община была заинтересована в сохранении способности ее членов платить подушную подать, а помещик - выполнять владельческие повинности. Община по собственной инициативе или по принуждению помещика следила за хозяйственной состоятельностью своих членов, не допуская их до разорения. В случае пожара, падежа скота, смерти кормильца помещик, община оказывали помощь попавшему в беду односельчанину.
      Советская историография считала патернализм, т. е. заботу помещика о крестьянах, трюком буржуазной историографии, но как свидетельсвуют источники, патернализм имел место. Помещик и крестьянин составляли известное единство противоположностей.
      В компетенцию мирского схода входила разверстка рекрутской повинности. При решении этого вопроса мирской сход стремился пожертвовать такими членами общины, избавление от которых не наносило ей существенного ущерба: в рекруты определяли недоимщиков и лиц, зарекомендовавших себя лодырями, пьяницами. Мирской сход, кроме того, принимал меры и по отношению к нерадивым хозяевам, осуждая их за леность и мотовство. Мирской сход разбирал множество казусов повседневной жизни крестьян: регулировал споры о межах, о разделе имущества между наследниками, разбирал ссоры и драки, определял меру наказания, которую тут же на сходе приводили в исполнение. На мирском деревенском сходе особым авторитетом пользовались голоса умудренных опытом "лутчих стариков".
      Община представляла замкнутую сословную организацию, в частности, отвечала за то, чтобы никто из посторонних (беглые крестьяне, рекруты, матросы, солдаты) не проживал на ее территории.
      Помимо деревенской общины, объединявшей население деревни, существовала волостная община, в которую входили крестьяне нескольких деревень, составлявших вотчину. Если в деревенской общине был выборный староста, то волостная община имела более сложную организацию. Возглавлял ее бурмистр, отвечавший за безнедоимочное выполнение государственных и владельческих повинностей. Вторым лицом в волостной общине являлся староста, обязанность которого состояла в созыве волостных мирских сходов и определении вопросов, выносимых на их обсуждение. Он же отвечал за своевременный сбор денег в мирскую казну. Волостная община избирала нескольких целовальников: один из них ведал сбором подушной подати, другой - сбором оброчных денег помещику, третий - сбором хлеба в магазины на случай неурожая. Община держала посыльного и сторожа.
      Перечисленные должностные лица находились на иждивении общины. На сходах волостной общины верховодили зажиточные селяне. Если общинники черносошного Севера называли таких крестьян горланами, то в общинах центра страны они известны под именем крикунов.
      Общинные порядки консервировали традиционно сложившиеся отношения в деревне. Именно поэтому капиталистые крестьяне накапливают капиталы за пределами общины, вне сферы ее досягаемости. Вместе с перечисленными негативными свойствами община несла позитивное начало, выполняя функции социальной защиты крестьянина от посягательств внешнего мира.
      Среди производительного населения в XVIII в. быстро растет новая прослойка - работные и мастеровые люди мануфактур. Их уклад жизни отличался пестротой, обусловленной отраслью промышленности и местом нахождения мануфактур: суконные и шелковые предприятия размещались в городах, в то время как металлургические и стекольные заводы возводились у источников сырья. Персонал первого типа мануфактур в подавляющем большинстве случаев не имел собственных жилищ и не был связан с сельским хозяйством, а второго - жил семьями и не порывал с земледелием. Многие семьи мастеровых и работных людей уральских заводов возделывали пашню, и все без исключения разводили скот и занимались огородничеством.
      Общим для всех мастеровых и работных людей была фиксированная продолжительность рабочего дня - 13,5 часов в светлую половину года и 11,5 часов в темные месяцы.
      Источником существования работников мануфактур являлось жалованье. Оно было столь ничтожным, что его недоставало на содержание работного человека, не говоря уже о членах семьи. Большинство работных и мастеровых людей крупнейшей в Москве мануфактуры - Суконного двора, где было занято в 1771 г. свыше 1200 человек, не имели семьи, а также и средств, чтобы снять комнату или угол, и ютились в здании самого предприятия, спали рядом со станами, на которых работали. Правительство в документе, относящемся к 1741 г., признавало, что "очень срамно было видеть, что большее число мастеровых и работных людей так ободранно и плохо одето находятся, что некоторые из них насилу и целую рубаху на плечах могут иметь". Три десятилетия спустя жизнь мастеровых и работных людей оставалась такой же беспросветной. В 1771 г. в связи с эпидемией чумы доктор И. Кулманн, обследовавший Суконный двор, отметил, что высокая смертность работников объяснялась чрезвычайно "худым" состоянием пищи, "особливо при ужасно нечистом их образе жизни".
      На мануфактурах широко применялся женский и детский труд, а также труд подростков. Последним на частных заводах Урала платили вдвое меньше, чем взрослым. Только в начале 60-х гг. велено было подросткам старше 15 лет платить, как взрослым.
      На мануфактурах царил такой же произвол, как и в крепостной вотчине. Там, где господствовал принудительный труд, мануфактурист распоряжался судьбами работных и мастеровых людей так же бесконтрольно, как помещик своими крепостными, - любая оплошность работника влекла телесное наказание или вычет из жалованья. Главным средством наказания наемных работников являлись штрафы.
      Дифференциация быта четко обозначилась и среди дворянства. Во второй половине XVIII в. усилилась тяга к роскоши, к изысканному столу, к неизвестным ранее наслаждениям и развлечениям. Возможность удовлетворить их была различной у такого богача, как Н. П. Шереметев, владевшего в конце столетия 198 785 крепостными обоего пола, и у безвестного помещика, довольствовавшегося где-либо в глухомани 10 - 15 душами. Богатые помещики разъезжали в дорогих, выписанных из-за рубежа каретах, одевались в мундиры и фраки, сшитые самыми модными портными европейских столиц, употребляли изысканные блюда и напитки, тоже доставленные из-за границы, их прихоти мгновенно готовы были удовлетворить множество слуг, облаченных в роскошные ливреи. Содержание дворни, достигавшей 300 - 500 человек, являлось одной из самых значительных статей расхода. Каждое из многочисленных блюд готовил отдельный повар, за столом прислуживало десяток-полтора официантов, знатный барин имел своего парикмахера, портных, башмачников и др.
      Во второй половине XVIII в. модной стала роговая музыка, оркестр состоял из 40 - 60 музыкантов, каждый из них извлекал из своего инструмента единственную ноту. Столь же модным считалось иметь в усадьбе свой театр. Под Москвой существовало несколько усадеб, принадлежавших баснословно богатым вельможам. Таковы усадьбы в Архангельском, Кускове, Останкино, Нескучном саду и др. Если усадьба в Архангельском приобрела репутацию музея, то главной достопримечательностью Останкино был театр, труппа которого насчитывала свыше 300 актеров: музыкантов, певцов, танцовщиков.
      Вельможам подражали помещики средней руки и тоже заводили у себя роговую музыку и театры, причем сами определяли актерские способности своей дворни. А. В. Суворов писал управляющему: "Васька комиком хорош; но трагиком будет лучше Никитка. Только должно ему научиться выражению, что легко по запятым, точкам, двоеточиям, восклицательным и вопросительным знакам".
      Некоторые вельможи держали открытый стол - каждый дворянин, даже незнакомый, мог воспользоваться гостеприимством хозяина и отобедать у него. Хлебосольство русских бар приобрело европейскую известность. Один иностранец заметил, что можно было объехать всю страну, не издержав ни одной копейки на провизию.
      Вельможа лето проводил в окружении семьи на лоне природы - в усадьбе. День барина начинался распоряжениями дворецкому, старостам, приказчику. Остальное время он проводил праздно: на охоте, рыбной ловле, принимая гостей, выезжая в гости, за пустой болтовней. Обед продолжался часа три, за ним следовал десерт, называвшийся заедками.
      Зимние месяцы обеспеченный барин проводил в столицах - в Москве или Петербурге. С наступлением санного пути туда двигался огромный обоз, нагруженный всякой снедью: замороженными поросятами, гусями, утками, маслом, мешками с мукой и крупами. Через несколько дней за обозом со снедью следовал обоз, доставлявший в столицу барина и его семью. Месяцы пребывания в столице представляли сплошной праздник. Устраивались балы, званые обеды, маскарады, из-за стола с карточной игрой вставали, только чтобы пообедать и отдохнуть. Держать шутов и дураков считалось теперь дурным тоном, приличным почитали развлекаться в театрах, которых в Москве в конце века существовало 15, из них 14 частных. По четвергам приезжали в Благородное собрание, куда одни вывозили в свет невест, а другие подыскивали выгодные партии для сыновей.
      Выше речь шла о богатых дворянах, сытую жизнь которых обеспечивали тысячи крепостных. Таких было немного. Три пятых помещиков владели менее чем 20 крепостными д. м. п., и только у 16% их насчитывалось свыше 100 д. м. п. Совершенно очевидно, что размер получаемой ренты не позволял мелкопоместным дворянам жить в роскоши: их хоромы мало чем отличались от крестьянской избы, в них было два покоя, отделенных друг от друга сенями, а все убранство составляли сколоченные из досок лавки и стол. Такой дворянин разъезжал в сооруженной доморощенными мастерами колымаге, употреблял незамысловатую, но обильную пищу, у него не было возможности следить за модой и в соответствии с ее веяниями менять гардероб.
      Столь же разительно отличалось воспитание и образование: если представители дворянской элиты держали гувернеров и гувернанток, а также нанимали учителей, платя им крупные по тем временам суммы в 300 - 500 руб. в год, то мелкопоместный дворянин обучал детей грамоте силами своей семьи или привлекал для этой цели священнослужителей и отставных солдат. Вслед за домашним образованием богатый барин пристраивал свое чадо в частный пансион губернского города, а затем - в сословное учебное заведение в столице, в то время как образование отпрыска мелкопоместного дворянина ограничивалось чаще всего главным училищем губернского города.
      Современники, прошедшие школу домашнего воспитания, единодушны в оценке педагогического мастерства наемных учителей. В их роли сначала выступали немцы, а затем эмигранты-французы, большинство из которых были людьми невежественными. Главным средством поощрения усердия учеников у них были розги. Память дворянских мемуаристов запечатлела жестокие истязания, которым в детстве их подвергали заезжие учителя.
      На уклад жизни дворян оказывали влияние не только размеры земле- и душевладения, но и происходившее во второй половине XVIII в. расширение их привилегий. При Петре Великом, когда служба дворян была обязательной и бессрочной, дворяне проводили время либо в казармах, либо в канцеляриях гражданских учреждений. В усадьбах они появлялись наездом. Поэтому постоянными жителями деревни были либо увечные, либо старики, неспособные к дальнейшей службе.
      Положение резко изменилось после опубликования Манифеста о вольности дворянской, проведения Екатериной II областной реформы и обнародования Жалованной грамоты дворянству. Во-первых, изменился возрастной состав провинциального дворянства: в усадьбах стали оседать полные сил дворяне, либо воспользовавшиеся правом уходить в отставку, либо перешедшие на службу в уездные и губернские учреждения, штаты которых сильно разбухли после областной реформы. Во-вторых, в губерниях и уездах были созданы сословные корпорации дворян: раз в три года они съезжались в уездные и губернские города для избрания должностных лиц в сословные учреждения и предъявления своих претензий правительству.
      Контакты, установленные во время дворянских съездов, продолжали поддерживаться и в остальное время. Прежняя замкнутость исчезала, в обычай вошли взаимные визиты; помещик два-три раза в году отправлялся в путешествие по округе, чтобы навестить не столько близлежащих соседей, с которыми он, как правило, находился в ссоре из-за порубки леса или спорной межи, сколько помещиков, чьи владения были от него удалены.
      В массе своей дворянство не отличалось ни образованностью, ни высокой духовной культурой. Значительная часть его паразитировала, прожигала жизнь, оставляя после себя долги и расстроенное хозяйство. В то же время из дворянской среды вышли М. М. Щербатов и А. Т. Болотов, Д. И. Фонвизин и А. Н. Радищев, Г. Р. Державин и А. П. Сумароков, а сыновья этого поколения дворян стали декабристами.
      Быт купечества отличался своеобразием. Главное состояло в том, что духовный облик подавляющего большинства богатых купцов значительно отставал от их материального достатка. Отсюда чувство власти денег сочеталось с чувством сословной неполноценности. Другая черта быта купечества состояла в его подражании быту дворянства.
      Купцы в Уложенной комиссии безуспешно требовали себе шпагу, т. е. дворянских привилегий. Дворянского статуса они не получили, но зато они могли воспользоваться, не спрашивая на то разрешения, всем, что предоставляли им деньги: носить дорогие шубы, сооружать пышные хоромы, содержать богатый выезд. Все это уживалось с грубостью нравов, невежеством, мотовством и стремлением обмануть покупателя.
      Слабая изученность купеческого быта принуждает ограничиться иллюстрацией жизни богатого дмитровского купца А. И. Толченова, оставившего дневник с описанием множества бытовых деталей. В городе он слыл заметной фигурой не только среди купечества, избравшего его своим депутатом в Уложенную комиссию, но и среди представителей вельможного дворянства. Его дом не считали зазорным навещать князья и воеводы, оказавшиеся в Дмитрове церковные иерархи и даже московский губернатор. В этом сказывалась власть денег, в значительной степени сметавшая сословные предрассудки и дворянскую спесь. Но в самом факте регистрации подобных визитов проглядывает сознание неполноценности и стремление подчеркнуть свою значимость упоминанием фамилий родовитых визитеров.
      Личность Толченова является скорее исключительной, чем ординарной. Его интересы выходят за рамки сведений о ценах на хлеб, торговлей которым он занимался. Потребности Толченова не замыкаются торговыми сделками, кругом семьи и родственников, ежедневными посещениями церкви. Его взволновала культурная жизнь столиц, в каждый свой приезд в Москву или Петербург он навещал музеи, книжные лавки, посещал театры, осматривал достопримечательности.
      Поражает общность судьбы купца Толченова с судьбами многих дворян, особенно вельмож: достигнув богатства, он перестал заниматься делом, передоверив торговые операции приказчикам. Капитал его стал таять из-за праздной жизни и непроизводительных расходов: он построил лучший в городе дом, воздвиг огромную оранжерею, пожертвовал деньги на постройку придела в церкви, приобрел паникадило для нее. Немалые суммы он проигрывал в карты. Если, однако, промотавшимся вельможам протягивало руку помощи государство, то разорившийся купец уходил в безвестность.
      В заключение приведем пространную выдержку из записок графа Сегюра, в 1785 - 1789 гг. занимавшего пост французского посла при Екатерине Великой. Наблюдательный дипломат обратил внимание на контрастные черты быта населения столицы империи: "Петербург предоставляет уму двойственное зрелище; здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу. С одной стороны, модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона; с другой - купцы в азиатской одежде, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и рукавицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременные пояса.
      Богатые купцы в городах любят угощать с безмерной и грубой роскошью; они подают на стол огромнейшие блюда говядины, дичи, рыбы, яиц, пирогов, подносимых без порядка, некстати и в таком множестве, что самые отважные желудки приходят в ужас.
      Русское простонародье, погруженное в рабство, не знакомо с нравственным благосостоянием; но оно пользуется некоторою степенью внешнего довольства, имея всегда обеспеченное жилище, пищу и топливо; оно удовлетворяет своим необходимым потребностям и не испытывает страданий нищеты".
      Глава XXI
      СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ
      РАЗВИТИЕ РОССИИ
      В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.
      1. ТЕРРИТОРИЯ, НАСЕЛЕНИЕ И ЕГО СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА
      К началу XIX в. Россия представляла собой огромную континентальную страну, занимавшую обширную площадь Восточной Европы, Северной Азии и часть Северной Америки (Аляску и Алеутские острова). За первую половину XIX в. ее территория увеличилась с 16 до 18 млн. кв. км за счет присоединения Финляндии, Царства Польского, Бессарабии, Кавказа, Закавказья и Казахстана.
      По данным 1-й ревизии (1719), в России насчитывалось 15,6 млн. человек обоего пола, по 5-й (1795) - 37,4 млн., а по 10-й (1857) - 59,3 млн. (без Финляндии и Царства Польского). Естественный прирост населения в первой половине XIX в. составлял около 1% в год, а средняя продолжительность жизни - 27,3 года, что вообще было характерно, как показывают зарубежные демографические расчеты, для "стран доиндустриальной Европы". Низкие показатели продолжительности жизни обусловливались высокой детской смертностью и периодическими эпидемиями. Более 9/10 населения России проживало в сельской местности. По переписи 1811 г., городское население насчитывало 2765 тыс. человек, а по переписи 1863 г. - 6105 тыс., т. е. за полвека оно увеличилось в 2,2 раза, но удельный вес его по отношению ко всему населению возрос за это время незначительно - с 6,5 до 8%. Численность самих городов за полвека возросла с 630 до 1032. Однако среди них преобладали небольшие города: в начале XIX в. из 630 городов 500 насчитывали менее 5 тыс. каждый и только 19 - свыше 20 тыс. жителей. Такое соотношение между мелкими и крупными городами практически сохранялось и к началу 60-х годов XIX в. Самыми крупными городами являлись обе "столицы" Петербург и Москва. Численность Петербурга за первую половину XIX в. возросла с 336 до 540 тыс., а Москвы - с 275 до 462 тыс. человек. Многие города представляли собой фактически большие села, жители которых занимались земледелием на отведенных городам землях, отчасти торговлей и мелкими промыслами. В это время официальное разделение поселений на города и села производилось по административному признаку. Поэтому было немало крупных торгово-промышленных селений, которые по характеру занятий жителей и даже по внешнему виду были настоящими городами (как, например, крупное фабричное село Иваново, которое по числу жителей превосходило даже губернский город Владимир). Такими промышленными селами были Павлово, Кимры, Городец, Вичуга, Мстёра. Однако они продолжали оставаться на положении сел, ибо в большинстве своем принадлежали крупным помещикам-магнатам - Шереметевым, Паниным, Голицыным, Юсуповым, Воронцовым. Право помещиков на владение такими селами тормозило процесс городообразования. Так, село Иваново получило статус города лишь в 1871 г., когда оно окончательно освободилось от всех своих обязательств по отношению к его бывшему владельцу графу Шереметеву.
      В административном отношении европейская часть России делилась на 47 губерний и 5 областей (Астраханская, Таврическая, Кавказская, земля Войска Донского и земля Войска Черноморского). В дальнейшем численность губерний увеличилась за счет деления некоторых из них и присоединения новых территорий. Области Астраханская и Таврическая получили статус губерний. Сибирь по административному делению 1822 г. была разделена на Тобольскую, Томскую, Омскую, Иркутскую, Енисейскую губернии и Якутскую область. В 50-х годах XIX в. образованы еще Камчатская, Забайкальская, Приморская и Амурская области.
      К середине XIX в. вся Россия состояла из 69 губерний и областей, каждая из которых подразделялась на уезды (на Украине и в Белоруссии поветы). В среднем на губернию приходилось по 10 - 12 уездов. Каждый уезд состоял из двух станов во главе со становыми приставами. Некоторые группы губерний были объединены в генерал-губернаторства и наместничества. В европейской части России в генерал-губернаторства были объединены три литовские (Виленская, Ковенская и Гродненская) губернии с центром в Вильне и три - Правобережной Украины (Киевская, Подольская и Волынская) с центром в Киеве. Закавказские губернии составляли Кавказское наместничество. Генерал-губернаторство Сибири в 1822 г. было разделено на два Восточно-Сибирское с центром в Иркутске и Западно-Сибирское с центром в Тобольске. Статус генерал-губернаторств имели столичные губернии Московская и Петербургская. На юге России в начале XIX в. были образованы 5 градоначальств (административно-территориальные единицы, включавшие города и прилегающие к ним территории) в Одессе, Таганроге, Феодосии, Керчи, Измаиле. Они выделялись из губерний и подчинялись непосредственно Министерству внутренних дел, управлялись градоначальниками с правами губернатора.
      Для феодального общества характерно деление его на сословия социальные группы, обладающие разными правами и обязанностями, закрепленными обычаями или законами и, как правило, передающимися по наследству.
      Сословный строй России первой половины XIX в. получил свое оформление, как уже было сказано ранее, еще в начале XVIII в., когда окончательно утвердилось и деление населения на привилегированные и податные сословия.
      Высшим привилегированным сословием являлось дворянство. В законе говорилось: "Дворянство - ограда престола, важнейшее орудие правительства. Для него отверсты в отечестве нашем все пути чести и заслуг". Дворянство состояло из двух категорий - "дворянства потомственного" и "дворянства личного". Потомственное дворянство передавалось по наследству и приобреталось "по рождению" (по происхождению), "по выслуге" (начиная с 8-го класса по Табели о рангах Петра I), "монаршей милостью" (царским пожалованием за какие-либо заслуги) и "пожалованием российского ордена" (дававшим право на получение дворянского достоинства). Статус российского потомственного дворянства получили (точнее, сохранили) дворяне присоединенных к России Финляндии, Польши, Закавказья. Личное дворянство приобреталось путем выслуги с 12-го ранга на гражданской и 14-го на военной службе.
      Потомственные дворяне обладали исключительным правом владения крепостными крестьянами, неприкосновенностью дворянского достоинства, освобождением от обязательной службы, от подушной подати и прочих повинностей (натуральных и денежных), освобождением от телесных наказаний ("телесное наказание да не коснется благородного"), преимуществом при чинопроизводстве, при получении образования (причем специально для дворян в закрытых учебных заведениях), монопольным правом на наиболее доходные промышленные производства (например, монополия на винокурение), правом иметь свои дворянские корпоративные учреждения (уездные и губернские дворянские выборные органы), наконец, правом поступать на службу к союзным с Россией государствам, получать ордена, свободный выезд за границу. Личные дворяне обладали привилегиями дворян потомственных, кроме права владения крепостными крестьянами.
      Петровская Табель о рангах, дававшая возможность приобретать потомственное или личное дворянство путем выслуги, способствовала притоку в дворянство представителей других сословий. К 1825 г. таких дворян в составе российского дворянства было уже 54%.
      Личные дворяне жили в основном за счет жалованья за военную и гражданскую службу. Этими же источниками дохода пользовались многие потомственные дворяне, среди которых не все были помещиками. По данным ревизии 1833 г., из 127 тыс. семей потомственных дворян крепостными крестьянами владели 109 тыс. Большинство их (76 тыс., или 70% к поместному дворянству) относилось к числу мелкопоместных, т. е. владевших каждый менее 21 д. м. п. крестьян. Крупных помещиков, владевших каждый свыше 1 тыс. д. м. п., насчитывалось 3,7 тыс. (или 3%), но у них находилось в общей сложности 5120 тыс. д. м. п. крепостных крестьян, т. е. более половины их общего числа. Среди этих помещиков выделялись такие крупные магнаты, как Шереметевы, Юсуповы, Воронцовы, Гагарины, Голицыны, владевшие каждый десятками тысяч крепостных крестьян и сотнями тысяч десятин земли. К середине XIX в. во всей Российской империи (включая Польшу, Финляндию и Закавказье) числилось 887 тыс. дворян обоего пола, из них 610 тыс. потомственных и 277 тыс. личных.
      Привилегированным сословием являлось духовенство, освобожденное от всех податей, рекрутской повинности и от телесных наказаний (более подробные сведения о положении духовенства см. в главе XXVI).