Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Безрассудная девственница

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Парнелл Андреа / Безрассудная девственница - Чтение (стр. 6)
Автор: Парнелл Андреа
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


— Да, — Глория подняла голову и их глаза встретились. Она поняла, что он прав, — я постараюсь не торопить события и не ловить тебя в капкан, — прошептала она. — Я хочу, чтобы ты пришел ко мне по доброй воле, а не потому, что так надо. Сколько тебе потребуется времени, столько у тебя будет, — пообещала она. Потом лукаво улыбнулась и сверкнула глазами:

— Пусть не говорят, что я лишила мужчину воли.

Куэйд занялся лошадью, а Глория принялась беседовать с Пэдди. Уилд часто поглядывал на нее, пока она стояла в проеме двери на фоне уходящего дня, и думал, что с ней просто не будет, а будет даже сложнее, чем он представлял. Ведь он ожидал найти скромную малышку, которая будет трепетать от одного его взгляда и от которой он сможет уйти, едва она надоест ему, но та Глория не имела ничего общего с настоящей.

Он тяжело вздохнул, но, к счастью, это слышала только лошадь. Живая Глория была лучше своей воображаемой тени. Она горячая и нежная искусительница, которая еще не знает своей власти. И Куэйд испугался, что, когда она узнает, то станет тише воды, ниже травы. Что ж, и это неплохо. Размышляя, Куэйд не забывал о лошади, которая вскоре была распряжена и накормлена. К этому времени и дождь немножко поутих.

— Пойдем, любимая? — позвал он, беря Глорию за руку и выходя из сарая.

Хорошо бы Моди-Лэр не встречала его с мушкетом в руках.

Глава 6

У Анны Колльер остались четыре стеклянных стакана из восьми, принадлежавших еще ее бабке. Это была большая ценность, и их держали на верхней полке, доставая только по самым большим праздникам, чаще всего на крестины младенца. В обычные дни все пили из оловянных и деревянных кружек, и никому из детей Колльеров не разрешалось к ним прикасаться.

Именно по этой причине Сара проскользнула словно мышка на кухню и тихо-тихо подвинула стул к шкафу, потом, почти не дыша, влезла на него и нащупала два стакана, после чего все так же в темноте пробралась обратно в свою комнату. Несколько мгновений спустя она уже была на кровати.

— Принесла? — шепотом спросила Прюденс Оливер.

Она сидела в белой рубашке на перине, скрестив ноги и убрав в чепчик волосы, и была похожа на толстую гусыню в ожидании кормежки.

— Два, — также шепотом ответила ей Сара.

— Можно зажечь свечу?

— Шшш… Сейчас посмотрю, уснули ли сестры.

Прюденс осталась сидеть на кровати, а Сара выглянула из-под одеяла и прислушалась к ровному дыханию Руфи и Джудит, а потом опять тщательно расправила его, чтобы зажженная Прюденс свечка не разбудила их.

— Давай, — нетерпеливо проговорила она. Девушки не осмелились идти через весь дом со свечой, и Прюденс стала высекать огонь с помощью кремня и огнива, причем ее работа осложнялась тем, что ей приходилось действовать в совершенной темноте. К счастью, у нее было достаточно опыта, и не прошло и четверти часа, как они уже зажгли свечу.

Сгорая от нетерпения, девушки соскользнули на пол между кроватью и стеной и поставили между собой свечу и стаканы.

— Согрей воду, — Сара показала на маленькую мисочку возле ножки кровати.

Прюденс взяла миску в руки, а Сара вытащила из-под подушки два свежих куриных яйца в салфетке, которые она утащила вечером из курятника.

Держа миску подолом рубашки, чтобы не обжечься, Прюденс согрела на свечке воду.

Сара пальчиком попробовала, достаточно ли она горячая.

— Лей осторожно, — прошептала она, боясь, как бы яйцо не лопнуло.

Будь в доме стеклянная миска, она взяла бы ее, но такой не было, а дело, которое она задумала, было слишком серьезным, чтобы она могла позволить себе неудачу.

Несмотря на свою полноту, Прюденс была достаточно ловкой и налила полные стаканы, не пролив ни капли воды.

— Все, — выдохнула она, и глаза у нее заблестели. — Ты сначала или я?

— Ты, — ответила Сара, не слишком взволнованная, чтобы не позволить себе продлить удовольствие. Она с важностью протянула яйцо Прюденс. — Закрой глаза и постарайся сосредоточить свои мысли. Подожди немного, и потом разбей яйцо…

— Остальное я знаю, — перебила ее Прюденс.

Держа в обеих ладонях яйцо, она зажмурила глаза. Сара подумала, что если бы Прюденс не старалась сделать все как положено, то яйцо можно было бы разбить и раньше, не дожидаясь, когда пройдет минута.

— Пора, — пробормотала она, сосчитав шестьдесят секунд.

Прюденс медленно открыла глаза, осторожно расколола скорлупу и принялась собирать в одну половину желток, а в другую белок. Половинку с белком она держала над стаканом, а потом довольно громко произнесла заклинание и вылила белок в стакан.

— Ты в стакане покажи, — проговорила она заговорщически, — кто любимый мой.

Подружки склонились над стаканом, следя за тем, как расплывается в воде белок. Теперь все зависело от воображения. К тому же каждая видела то, что ей хотелось увидеть.

— Это молоток, правда, Сара, или серп? — пухлые щечки Прюденс тряслись от волнения. — Ты как думаешь, Сара?

— Не молоток и не серп, — ответила Сара, изучая содержимое стакана, словно в нем была заключена тайна мироздания. — Мне кажется, это наковальня, — Прюденс недоверчиво посмотрела на нее, и Сара вспомнила, что она на три года старше, а значит, и умнее подруги. — Я уверена, что наковальня, — решительно повторила она. — Вот, видишь? — улыбнувшись Прюденс, она взяла ее за руку. — Твой любимый кузнец.

Все сомнения Прюденс мгновенно рассеялись, когда она представила крепкого красивого парня у горна. Один из таких совсем недавно пришел учиться к ее дяде. Его звали Эли.

— Кузнец! — радостно воскликнула она. — Я буду женой кузнеца!

— Шшшшш! — Сара испугалась, как бы не проснулся отец, который Бог знает что может сделать, если увидит, что они гадают, особенно теперь, когда все только и говорят что о ведьмах. Однако черная это магия или не черная, а спорить нечего. Все знают, это гадание — самое верное средство. Разве Пейшиенс Таун не говорила, что выйдет замуж за колесного мастера? И вот, пожалуйста. Через полгода вышла за Рича Доти, который продал ее матери прялку.

— Твоя очередь, — напомнила Саре Прюденс.

Сара закрыла глаза на минуту, разбила яйцо точно так же, как несколько минут назад Прюденс, и дрожащими руками вылила белок в стакан. У нее вспотели ладони от напряжения. Саре обязательно надо было получить подтверждение тому, что сердце ее не обманывает, а то отец уже намекнул, будто бы Исаак Хокинс не прочь взять ее за себя. Подумать только, не хватает ей еще Исаака Хокинса!

Когда всякое движение в стакане прекратилось, Прюденс не выдержала.

— Ну же, Сара, что там? — спросила она, вертя головой и со всех сторон заглядывая в стакан. — Я ничего не вижу.

Сара тоже низко наклонила голову, рассматривая расплывающийся в воде белок.

— Книга, — тихо проговорила она, и, уверовав, что это правда, почувствовала, как у нее чуть не остановилось сердце.

— Книга? — взволнованно переспросила Прюденс. — Кто же это? Ученый? Учитель?

— Нет, — шепнула Сара, и счастливые слезы выступили у нее на глазах. — Сама посмотри, какая это книга, — она вытянула вперед тоненький пальчик. — Видишь, вот тут, похоже на крест.

— Да, — шепотом отозвалась Прюденс, убежденная, что она тоже его видит. — Сара, ты выйдешь замуж за священника. Ну и чудеса!

Однако чудеса были еще впереди. Сара вымыла стаканы, аккуратно поставила их на место и, озираясь, чтобы ее никто не заметил, закопала скорлупу под кустом возле кухни. Она еще долго не могла заснуть. Прюденс уже давно спала, свернувшись калачиком на ее постели, а она все лежала с открытыми глазами. Вдруг прямо перед собой она увидела лицо, словно оно было живое. Сара и так была взволнована сверх всякой меры, а тут вовсе потеряла над собой власть. Больше она не сомневалась, что станет женой священника. Гадание ее не обмануло.

— Я выйду замуж за Джосию Беллингема, — прошептала она, в первый раз произнеся вслух свое заветное желание.


Прошла неделя. Все было, как всегда, разве только Куэйд старался держаться подальше от Глории, убедившись, что даже случайное прикосновение может лишить его разума. Она же становилась все красивее с каждым днем. Вскоре Куэйд понял, что слышать ее голос и видеть ее улыбку стало для него постоянной потребностью.

Ее открытое сердце он считал редким даром судьбы, но в ней было и очаровательное лукавство. Владелец лавочки в Сили-Гроув назвал ее своенравной девчонкой, когда она потребовала, чтобы он обслужил стоявшего в очереди Уильяма Кука, а уж потом ублажал мальчишку с тугим кошельком.

— Глядит мне прямо в глаза и разговаривает, словно она судья, — жаловался он потом. — Катается повсюду на своей лошади, как мужчина. Нет, женщина должна быть боязливой.

Куэйд терпеливо выслушивал его, но согласился не со всем. Он не удивился, что о единственной дочери состоятельной вдовы говорят больше, чем о других девушках. Да и праздной она не была, хотя, конечно же, ее мать могла позволить себе нанять кого-нибудь, чтобы избавить дочь от черной работы. А кого любили дети и животные? К тому же, если ей кто нравился, она не умела этого скрывать.

Куэйд усмехнулся. Такая девушка обязательно должна вызывать зависть. Он бы как раз предпочел, чтобы она не была такой хорошей и доброй, тогда он мог бы спокойно оседлать коня и убежать в лес. Куэйд сам себе признавался, что теперь его желание скрыться в лесу даже ему самому не нравится, потому что оно порождено страхом. Слишком долго его сердце было закрыто для людей, а теперь любовь делала его мягче и теплее.

Однако он решил переселиться от Уорренов. Кое-какие его вещи, хотя их было немного, он сложил в пещере в нескольких милях к северу от города, и, когда нанял комнату у Асы Дугласа, у него появилась возможность забрать их оттуда.

— Не понимаю, почему ты должен ехать, — рассердилась Глория, стоило Куэйду рассказать о своих планах.

Как ни было ей трудно, но попросить его остаться в их доме она не решилась.

Пряча довольную улыбку, Куэйд внимательно рассматривал вьючную лошадь, которую Моди-Лэр одолжила ему, чтобы он привез вещи из пещеры.

— Надо, — сказал он, встречаясь с горящим взглядом Глории. — В двух днях пути у меня шкуры и еще кое-что. Если я хочу жить с удобствами, надо их перевезти.

Глория тяжело вздохнула и потрепала лошадь по холке.

— Не думаю, чтоб тебе вообще надо было переезжать, — не сдержалась она. — У нас ведь достаточно большой дом.

Она боялась отпускать Куэйда. А вдруг он больше не вернется? Не нравилось ей, и что он хочет перебраться к Дугласу, хотя его дом совсем недалеко. Она не сомневалась, что мать ей не разрешит ходить к нему, а она уже привыкла постоянно быть с ним рядом.

— Вот именно, — подхватил он, — у вас. У каждого человека должен быть дом, который он может назвать своим, будь это поляна в лесу или комната.

— Но это все равно не твоя комната. Ты будешь ее снимать, — удивленно подняла она брови. — И, если тебе так обязательно платить, мы тоже можем назначить тебе плату за твою комнату.

Моди-Лэр нахмурилась, но Глория не обратила на это внимания.

Куэйд ухмыльнулся. Если бы ему была нужна послушная жена, то Глория для этого явно не годится. Все-таки она немного избалована и слишком самостоятельна.

Рука Глории гладила шею лошади, и Куэйд нежно накрыл ее своей.

— Твоя мать и так позволила мне очень долго жить у вас, — сказал он, сжимая ее руку. — У меня должен быть свой дом, где я буду хозяином.

— Но… — Глория не могла больше делать вид, что не замечает взгляда матери. — Когда ты вернешься?

Куэйд выпрямился в седле и убрал руку.

— Дней через пять, — сказал он. — Как получится.

Глория нахмурилась, и ее ясные глаза потемнели, как небо перед бурей.

— Ты сам сказал, что туда всего два дня пути, — склонив голову к плечу, возразила она. — Почему?..

На сей раз Моди-Лэр не ограничилась взглядом. Приблизившись к дочери, она слегка ткнула ее локтем в бок.

— Доброй дороги, — пожелала она охотнику.

Глория отступила, подчиняясь матери.

— До свидания, — неохотно проговорила она.

Куэйд кивнул и, в последний раз оглянувшись на Глорию, пришпорил коня.

Глория чуть не прокусила себе нижнюю губу. Ей казалось, что теперь мать отругает ее. Но еще более неприятное ощущение у нее было оттого, что мать права. Моди-Лэр вернулась в дом, пошевелила огонь, заварила свой знаменитый чай, а Глория не находила себе места в ожидании.

Наконец они уселись за стол, и Глория было подумала, что ничего не будет, но Моди-Лэр забарабанила пальцами по столу. Это значило, что она собирается сказать что-то важное. Глория не поднимала головы от кружки.

— Доченька, чего ты хочешь от Куэйда? — спросила Моди-Лэр.

Глория горько улыбнулась. Ей было нетрудно ответить на этот вопрос, однако ответила она не так, как ей хотелось бы.

— Чего я хочу? — повторила она. — Чтобы он предпочел меня лесу. Чтобы я была единственной в его жизни. Единственной в его мыслях и чувствах.

— Ты любишь его?

Не понимая, то ли мать спрашивает, то ли делает вывод из услышанного, Глория помедлила с ответом.

— Да, — сказала она наконец и покраснела. Ей никогда не приходило в голову что-либо скрывать от матери. — И он меня тоже, хотя из-за своего упрямства не желает это признать.

— Он боится потерять свою свободу, — Моди-Лэр откинулась на спинку стула, не спуская глаз с дочери.

— Да зачем мне его свобода? — возразила дочь. — Просто он любит приключения.

— Да, и это тоже, — согласилась Моди-Лэр. — Неужели ты думаешь, что такой человек привяжет себя к юбке?

— К юбке? Нет, — решительно проговорила Глория. — Он этого не потерпит, — и она широко открыла глаза.

— Да, — лукавый огонек сверкнул в глазах матери, — в этом он похож на твоего отца. И, как твой отец, он всегда будет рваться туда, где ничто не связывает мужчину. Поэтому, когда он захочет уйти, отойди в сторону и отпусти его. Ласково улыбнись ему на прощание и не теряй надежду, что он вновь найдет дорогу к твоему дому.

Глория кивнула.

— Юбка… — произнесла Глория и попыталась представить, какой видел ее Куэйд, когда она требовала, умоляла, настаивала. Оставалось надеяться, что она не совсем испугала его.

Через три дня после отъезда Куэйда Глория осталась в доме одна. Моди-Лэр позвали принимать роды. Поскольку было неизвестно, когда она возвратится, Глория попеременно занималась и ее, и своей работой. Однако время от времени она давала себе передышку и поднималась на чердак посмотреть на котят Тэнси.

Когда она поднялась туда в третий раз, кто-то постучал в дверь. Глория решила, что это Уильям, который не нашел ее в кухне. Наверно, пришел узнать, не надо ли что сделать.

Однако это был не Уильям, а Джосия Беллингем. Ожидая, пока ему откроют, он не терял времени даром и придирчиво осматривал постройку. Хотя он бывал тут не раз, раньше ему не было надобности убеждаться в добротности дома.

Его острого взгляда не избежали ни царапины на штукатурке каменного фундамента, ни трещины в бревнах. Обратил внимание он на просторный сарай, и на курятник, и на коптильню, и на другие постройки и остался доволен.

Зажиточный дом. Все в полном порядке.

Окна и двери выдержат любой ветер, и дождь ему не страшен. В Силли-Гроув было еще два или три таких дома. Для священника совсем неплохо, вот только далековато от города, ну да с хорошей лошадкой это не страшно.

— Неплохо, — пробормотал он, одергивая рукава и проверяя, не пристала ли к нему грязь. Вдова не ждала его, но он не сомневался в том, что она пригласит его в дом.

Он довольно улыбнулся, и ироническое выражение исчезло с его лица. В последнюю субботу охотника не было в городе, с чем он поздравлял себя. Еще он похвалил себя за то, что превратил слабоумного Уильяма Кука в бесценного помощника, сообщавшего ему о многом, что происходило в доме госпожи Уоррен. Без всяких усилий, например, он узнал о том, что Уилд взял вьючную лошадь и уехал неизвестно куда.

Беллингем коротко рассмеялся. Что ж, все решилось как нельзя лучше… А ведь он еще даже не подучил ответа из Кроссленда.

Дверь распахнулась, и на пороге он увидел не госпожу Уоррен, а изумленную Глорию с непокрытой головой.

— Преподобный отец, — пролепетала она, — я вас не ждала.

Она вскинула руки к голове.

— Простите меня, — смущенно проговорила она, испугавшись, что позволила застать себя простоволосой, да еще самому священнику. — Пойду накину платок.

Она уже было собралась уйти, но вспомнила о своих обязанностях хозяйки. Нельзя же бросать гостя, тем более такого, на крыльце.

Беллингем снял шляпу и учтиво поклонился.

Без матери она никого не впустила бы в дом, преподобного Беллингема нельзя было не пригласить войти. Для нее он был священником, и только. Ей даже в голову не приходило думать о нем как о мужчине.

Глории нравился Беллингем. Его проповеди волновали ей душу, однако она не всегда соглашалась с тем, что он говорил. Она воспринимала его как церковную принадлежность, как кафедру, например, и не видела в нем ничего человеческого.

С деланным спокойствием, словно не была она босая и простоволосая, Глория пригласила Беллингема войти.

— Вы, наверно, устали. Я принесу вам сидра.

Жадно сверкнув светлыми глазами, Беллингем кивнул и, медля, переступил порог.

Глория не успела отойти в сторону, как он уже стоял рядом и трепал ее по плечу.

— Какое имеет значение в платке ты или без платка? — сказал он, не отрывая глаз от черных кудрей, рассыпавшихся по спине девушки. У бедняжки Эстер волосы были редкие и какого-то неопределенного цвета, а Глория вполне могла бы соперничать со скромницей леди Годивой, если бы пожелала. — Забудь о платке, — сказал он и представил, как она будет во время супружеских забав, когда они обвенчаются, играть роль легендарной дамы, а он — ее коня.

— Как скажете, — улыбнулась Глория. Беллингем одобрительно осмотрел голубое платье, лишь подчеркивавшее красоту блестящих глаз. Материя была добротной и не хуже мягкого восточного шелка облегала строгую фигуру девушки, когда она повернулась, чтобы закрыть дверь. Налетевший ветерок приподнял юбку, открыв глазам священника изящные икры и маленькие ступни. Для него, довольно долго не имевшего никаких отношений с женщинами, это было искусительное зрелище.

Он стиснул зубы. Хорошо еще, что шляпу он держал у живота, а то от стыда ему пришлось бы провалиться сквозь землю. Тем не менее, не убирая шляпы, он повернулся к стене, сделав вид, что ему очень понравилась висящая на ней вышивка.

— Замечательная работа, — заметил он, торопливо вытаскивая платок и отирая лоб.

В доме было довольно прохладно, однако его воспламенившаяся плоть требовала своего, и не будь Глория столь поглощена мыслями о Куэйде, она заметила бы, что со священником творится что-то неладное.

— Неплохая, — проговорила Глория. — Я вышивала это для отца. Сейчас я сделала бы лучше, но ему все равно понравилось.

Беллингем стоял к Глории спиной, и она покачала головой, удивляясь, что он нашел замечательного в детской вышивке. Ничего он в этом не понимает. Глория была искусной прядильщицей и ткачихой, но вышивала она так себе. Смутившись от его похвал, она пригласила его в гостиную.

Тяжело дыша, Беллингем последовал за ней в уютную комнату и остался стоять у камина, несмотря на приглашение присесть.

Тогда Глория тоже не стала садиться, а отошла к окну, предоставив Беллингему созерцать свой точеный профиль, освещенный ярким полуденным солнцем. Беллингем таращился на нее, потеряв дар речи и забыв обо всем на свете.

— Наверно, вы хотели поговорить с моей матушкой? Ее нет дома.

Беллингем даже не понял, что она сказала, словно слух отказал ему, дабы зрение могло наилучшим образом оценить красоту девушки. В солнечном свете кожа у нее была нежная, как бархат, цвета слоновой кости, и священнику пришлось крепко-накрепко сцепить пальцы, чтобы не дать им воли. Запах лаванды, исходивший от нескольких охапок, подвешенных к перекладине, кружил священнику голову. Беллингем даже подумал, что обязательно велит убрать лавандой комнату для их первой брачной ночи.

Интересно, понимает ли Глория, какие чувства он испытывает к ней? Скорее всего нет. Беллингем сощурил глаза. Удивительное простодушие. Впрочем, чем меньше она знает, тем лучше. Он, сам научит ее быть покорной и послушной женой.

Редко бывало так, чтобы Беллингем терялся и не знал что сказать, тем не менее он молча простоял несколько минут не в силах оторвать взгляд от девушки и даже вспомнить, зачем он собственно пришел.

— Мне надо поговорить с твоей матушкой, — в конце концов выдавил он из себя. — Мне очень надо поговорить с ней.

Глория нахмурилась. Разве он не слышал, что матушки нет дома? Не настолько он уж стар, чтобы не расслышать ее слов. Не более чем на двадцать лет старше ее самой.

— Служанка госпожи Тилден позвала ее сегодня к хозяйке. У той начались роды.

— Значит, я напрасно пришел.

Беллингем даже не позаботился скрыть своего разочарования.

Он бы не возражал подождать Моди-Лэр, но кто знает, насколько могут затянуться роды. Кроме того, нельзя оставаться наедине с Глорией. Слишком она соблазнительна. Не будь он так щепетилен, он мог бы и остаться, но ему приходилось думать о своей репутации.

В конце концов он не спеша отправился к двери, удрученный неожиданной задержкой. Ему было известно все, что творилось в городе, в котором не один он считал Глорию Уоррен лакомым кусочком. Уже теперь многие отцы подумывали о том, как бы собрать для своих сыновей капитал, не уступающий ее приданому. Беллингему, правда, и в голову не приходило, что она может предпочесть ему другого, однако и рисковать ему тоже не хотелось.

Он вздохнул. Теперь только после субботы он может снова, не вызывая пересудов, появиться в этом доме. И хотя ждать он не желал, ничего иного ему не оставалось. Вдовство для мужчины ужасное испытание, особенно если он не желает пятнать свою репутацию связями с порочными женщинами. Надо поскорее жениться, или его окрутят, не успеет он и охнуть. Ни молитвы, ни пост не укротили его плоть. Пришлось Беллингему утешиться хотя бы тем, что охотника здесь больше не было.

Глории поведение священника показалось странным. Не похоже на него, чтобы он и десятка слов не произнес. А вдруг он пришел с жалобой на нее. Глория задумалась, но вспомнила только, что один раз дико проскакала по городу на своей лошади, когда ее послали с поручением. Да нет, не может быть.

— Я скажу матушке, что вы заходили, — сказала она и направилась к двери.

— Конечно. Спасибо. В субботу я условлюсь с ней, когда опять загляну к вам.

Беллингем тоже направился к двери, однако, подойдя к ней, не смог опять не поддаться искушению. Другого такого случая не представится. Его плоть возмущалась ее покорностью, и он подумал, что, наверное, матери легче будет согласиться на брак, если дочь сама захочет стать его женой. Да и самое худшее, что может случиться, — девица будет скомпрометирована и ему придется пойти с ней под венец, а разве не этого он жаждет?

— Она будет рада, — спокойно ответила Глория, убедив себя, что визит священника не имеет к ней никакого отношения.

Она уже хотела было отворить дверь, как он напомнил ей о сидре.

— Мне очень хочется пить, — проговорил он с напускным безразличием.

— О, я прошу прощения, — вспыхнула Глория.

Ну надо же быть такой бестолковой. Матушка придет в ужас. Глория бросилась на кухню и торопливо налила полную кружку сидра. Затыкая пробкой бочонок, она с изумлением увидела стоявшего рядом Беллингема.

— Зачем тебе бегать туда-сюда? — он взял у нее кружку, не упустив возможности прикоснуться к ее пальчикам. — А ты не выпьешь со мной?

— Хорошо, — ответила Глория, боясь показаться совсем уж неучтивой.

Она тоже налила себе в кружку и попросила Беллингема присесть.

На сей раз Беллингем внял ее просьбе, ожидая, что она сядет рядом. Глория уже устроилась в кресле напротив него. Тогда Беллингем решил занять ее разговором. Он обратил внимание на подходящее тесто.

— Вижу, ты печешь хлеб.

— Да. Это последняя пшеница. Теперь будет только ржаной до следующего урожая.

— Все равно этот лучше, чем подают в таверне. Там хлеб совсем невкусный, — Беллингем пил сидр и чувствовал себя почти как дома. — Мне нравится, что ты такая хозяйственная. Это хорошо.

Глория звонко рассмеялась:

— Боюсь, вы напрасно меня хвалите. Если погода хорошая, у меня часто бывает искушение забыть о домашних делах.

— Я всегда слышал о тебе только самое лестное, — успокоил он девушку. — Все говорят, что из тебя получится добрая жена.

Глория вспыхнула. Откуда священник знает, что она собирается выйти замуж за Куэйда?

— Надеюсь, они не ошибаются, — пролепетала она. — Мне бы очень хотелось стать доброй и ласковой женой для моего будущего мужа.

— Значит, ты хочешь замуж?

Беллингем видел, как она раскраснелась и затеребила передник. Ну конечно. Он едва не рассмеялся. Как же он не понял? Девушка влюблена в него. Однако он сдержал смех и лишь ласково и понимающе поглядел на нее.

Глория опустила глаза, окончательно смутившись под странным взглядом священника.

— Когда придет мое время, — ответила она, — когда тот, кого я люблю, тоже захочет этого.

Выражение на лице священника не изменилось. Глории оставалось только надеяться, что он не спросит, кто ее избранник. Еще рано было называть его.

Беллингем чувствовал себя как нельзя лучше. Он был совершенно уверен, что ему не откажут, когда он попросит руки Глории. Наверняка малышке нужно услышать доброе слово, но он не собирался поощрять ее, пока не переговорит о приданом с ее матерью.

— Я уверен, что все будет, как ты хочешь.

— Да? — она с облегчением вздохнула. — Вот было бы хорошо.

Он похлопал ее по руке, лежавшей на столе.

— Терпение — одна из главных добродетелей. Храни… — неожиданно у него дернулось колено, и он пролил на стол сидр из кружки. — Что там такое? — пробормотал он и, наклонившись, увидел черно-белую кошку, которая изо всех сил терлась о его ногу.

Глория вскочила с кресла и подхватила кошку. Прижала ее к груди.

— Прошу прощения. Это наша Тэнси.

— Я, правда, испугался, — не разжимая губ, улыбнулся Беллингем.

Он терпеть не мог кошек и ни за что не позволит держать их в своем доме. Но пока лучше попридержать язык. Такие проблемы лучше решать после венчания.

— Она не хотела ничего плохого, — Глория отпустила кошку и взяла тряпку вытереть стол. — Наверно, она опять голодная, — пока священник приходил в себя, Глория взяла со шкафа блюдце с молоком и поставила его на пол перед кошкой:

— У нее на чердаке котята, — пояснила она, глядя, как Тэнси лакает молоко. Котята были очень трогательные и забавляли Глорию своими бесконечными играми. Ей даже казалось, что она не меньше Тэнси гордится ими. — Хотите посмотреть?

Беллингем хотел было уже отказаться, но, подумав, согласился. Не зря же она так разоткровенничалась, наверняка хочет, чтобы он побыл подольше.

— Да, — сказал он и уже было протянул руку, чтобы погладить Тэнси, но отдернул ее, увидев, как она навострила уши, — пойдем взглянем.

Глория поднималась впереди него по лестнице, и Беллингем обещал себе, что будет долго молиться сегодня вечером, чтобы искупить грешные мысли, витавшие в его голове, когда он глядел, как колышутся ее бедра под платьем. Чердак освещался всего лишь одним узким оконцем, так что сначала надо было привыкнуть к полумраку. Наконец Глория сделала первый шаг. Чердак был достаточно высокий. Столбы и перекладины отбрасывали тени, но все же Беллингему приходилось наклоняться, чтобы нечаянно не стукнуться головой. Везде в корзинах и просто на полу лежали кукурузные початки. Но одна корзина была отдана котятам, которые подняли писк, услыхав шаги. Глория опустилась возле них на колени. Беллингем сделал то же самое, но старался придвинуться поближе к Глории, чтобы хотя бы плечом касаться ее тела.

Пока Тэнси устраивалась в корзине и собирала свое пищащее потомство, Глория успела погладить каждого. Беллингем лишь с любопытством поглядел на котят. У него было на кого обращать внимание.

— Мы не можем их всех оставить себе, — сказала Глория, не замечая горящего взгляда священника, который, раздразненный темнотой и забытой близостью женщины, изо всех сил старался не выдать своих мук. Глория взяла в руки одного котенка и показала его Беллингему. — Не хотите его взять, когда он подрастет? — спросила она. — Они будут хорошо ловить мышей, если пойдут в мать.

— Нет, — голос не повиновался ему. Полумрак, Глория, запах лаванды. Он с трудом удерживался, чтобы не наброситься на нее. — Ты добрая девушка, — пробормотал он, — но я не лажу с кошками.

С этими словами он встал, забыв о низком потолке и чувствуя себя так, словно тысяча бесенят явилась из ада искушать его. Пот лил у него со лба, и он боялся, что плоть окажется сильнее духа в этом уединенном месте. Поглощенный своими терзаниями, Беллингем выпрямился во весь рост и со всего размаха ударился головой о перекладину. Схватившись за больное место, он громко застонал, но успел подумать о том, что наказание за грехи иногда настигает слишком скоро.

— Ой, Господи!

Глория подскочила к нему, быстро сняв передник и прикладывая его к ушибу на случай, если пойдет кровь.

Все еще держась за голову, Беллингем все же попытался успокоить ее и сказал, что, по-видимому, дело ограничится синяком и шишкой. Как ни странно, боль действительно утихла, стоило ему подумать, какой великолепный случай предоставляет ему судьба.

— Боюсь все-таки, как бы мне не упасть, — он опять застонал, потом потрогал перекладину и кивнул Глории. — Будь добра, подай мне руку, когда мы будем спускаться по лестнице.

— Ну конечно.

Глория была только рада помочь священнику, которого ей вдруг очень захотелось увести с чердака, потому что с ним творилось что-то непонятное. Может, ему жарко? Внизу ей легко будет осмотреть его голову, и если с ней ничего страшного не случилось, пусть он лучше идет домой. Да, ничего не скажешь, гостеприимная она хозяйка. Сначала забыла напоить его, а потом хочет его выставить вон с разбитой головой.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16