Безрассудная девственница

Стараясь сконцентрировать свое внимание на приятных вещах, Куэйд держал себя в руках. Этому он научился у индейцев и, когда больше ничего не помогало, с успехом пользовался наукой своих лесных друзей.

Бондарь Фиск тыкал пальцем в его бесстрастное лицо и отвратительно улыбался беззубым ртом.

— Да, да. Это тот самый Куэйд Уилд, который сбежал от меня двенадцать лет и несколько месяцев назад, — заявил он важным судьям, одетым во все черное. — Бесчестный малый. Сбежал, как вор, ночью и с тех пор ни разу не объявился.

— Фиск, я ничего у тебя не взял, — ответил ему Куэйд. — И ты не имеешь на мена никаких законных прав. Меня отдали тебе против моей воли, и я ничего тебе не должен.

— У вас есть доказательства? — спросил один из судей.

— Нет, — сказал Куэйд. — Я был тогда мальчишкой и не мог защитить себя от взрослых, которые взялись распорядиться моей судьбой.

— Значит, вы не согласны с обвинением? Фиск замотал головой так, что у него затряслись толстые щеки.

— У меня есть документ, по которому ты должен был отработать на меня десять лет, а ты отработал всего пять, — не утерпел Фиск.

Куэйд устремил на него горящий взгляд.

— Ты сказал, что взял за меня плату, — возразил он.

— Половину платы, — поправил его Фиск, вздрогнув под его взглядом. — Вторая половина тоже должна быть уплачена, а если нет, ты мне отслужишь.

— Господа, — Куэйд повернулся к судьям. Хитроумному бондарю надо было бы придумать что-нибудь получше, если он хотел опять завладеть Куэйдом, — этот человек принял половину платы, а половину я отработал, как он признал. Так что он получил все сполна, и то, что еще осталось неуплаченным, ему не принадлежит.

Судьи посовещались и решили, что Куэйд ничего не должен Фиску, а деньги Фиск может получить только в том случае, если этого захочет неведомый даритель.

Фиск запыхтел и побагровел, понимая, что ничуть не приблизился к долгожданным деньгам.

— Плата пришла через год после того, как Куэйд сбежал, — завопил он. — Мне пришлось нанимать работника, и он должен заплатить мне за это. Он убежал, пока еще договор оставался в силе, и, кем бы он ни был сегодня, за те двенадцать месяцев должен заплатить.

Тот, кто за него заплатил, не снял с него совершенное раньше преступление. Судьи опять засовещались.

— Вы правы, господин Фиск, — объявил один из судей.

— За побег мы назначаем Куэйду Уилду тюремное заключение сроком на один месяц.

— Господа! — возмутился Куэйд, однако судьи приказали ему замолчать.

Куэйд повиновался, но внутри он весь кипел, и его счастье, что никто ничего не заметил.

— Господин Фиск, — обратился к нему судья, — что до ваших расходов, то присланной суммы за глаза хватит покрыть все ваши расходы. Если же вам откажут в этих деньгах, то Куэйд Уилд возместит вам сумму, которую вы заплатили работнику за один год.

Фиск чуть не заплясал от радости.

— Ну что, Куэйд Уилд, ты уже не петушишься? То ли еще будет, когда ты месяц отсидишь в тюрьме! Там ты не очень пошикуешь на хлебе и воде. Вот так-то, — глубоко посаженные глазки блестели от удовольствия. — Надолго запомнишь Эйвери Фиска.

Куэйд сжал зубы и сцепил пальцы, чтобы не ударить своего бывшего хозяина. Если бы не Глория, он бы, не выходя из суда, свернул негодяю шею. Он плохо представлял себе, как это сделать, но ему во что бы то ни стало надо было передать весточку девушке, чтобы она не ждала его понапрасну. Теперь ему было жаль, что они поссорились перед его отъездом. Она была ему нужна. В Кроссленде у него совсем никого не было. Фиск знал, что говорил.

Судьи подписали документ, освобождающий Куэйда Уилда от уплаты денег Эйвери Фиску, а потом еще один, удостоверяющий, что он жив и здоров. Потом его отвели в тюрьму и заперли в камере с одним узким окошком, все удобства которой состояли из двух ведер, одного для воды, другого для естественных надобностей, трехногого стула и сломанной койки с матрасом, набитым сухими кукурузными листьями Фиск смотрел, как запирают Куэйда, а потом просунул в отверстие для хлеба желтый конверт.

— Печать не сломана, как видишь, — крикнул он. — Надеюсь, тебя ждут плохие новости.

Куэйд прикусил язык и взял письмо, не желая ничего оставлять в руках Фиска, а потом швырнул его через всю камеру. У него не было настроения читать лживое послание дяди.

Глава 10

Джосия Беллингем стоял у дома Уорренов, немного расстроенный тем, что Глория помогает госпоже Дуглас ухаживать за заболевшей дочерью.

— Госпожа Дуглас совсем уморила себя. Она ни на минутку не отходит от кроватки Мэри. Глория заменит ее на несколько часов, пусть поспит немного. К счастью, девочка любит Глорию, — сказала Моди-Лэр.

— Конечно, — согласился Беллингем. — Я заеду туда, когда мы поговорим. Странная болезнь. Поговаривают, это колдовство.

— И вы тоже так думаете? Моди-Лэр сцепила задрожавшие пальцы, боясь, как бы он не обвинил в колдовстве Глорию. Однако Беллингем развеял ее страхи.

— Нет, я уверен, что Сили-Гроув слишком хорош для ведьм.

Они бы тут не прижились. Однако от этого не легче. Вчера вечером заболела самая маленькая дочка Коббов.

Моди-Лэр пригласила священника в дом, и он снял шляпу с серебряной пряжкой.

— Джейн?

— Она. У нее тоже температура, и она мучается, как еще никто не мучился. Что с вами, госпожа Уоррен? Вы плохо себя чувствуете?

Беллингем сменил тему, ибо пришел говорить не о болезнях и не о колдовстве.

Моди-Лэр провела его в просторную гостиную.

— Господь милостив ко мне, — ответила она. — Я здорова. Беллингем уселся в высокое кресло возле камина, его ждали, поэтому чай был уже заварен, а рядом с чашкой на столе лежали хлеб и варенье. Моди-Лэр разлила чай по чашкам и тоже села в кресло, сработанное специально для нее еще Ноблом Уорреном. Покончив с делами, она вопросительно посмотрела на священника. Даже не отпив чаю, он приготовился говорить. Если это не то, чего она боится, то что же тогда?

Хотя Беллингем вполне мог бы проговорить целый день на любую заданную тему, на сей раз он с трудом подбирал слова.

— Я пришел к вам по очень важному делу, — сказал он наконец. — И я бы хотел просить вашей помощи.

Моди-Лэр неплохо разбиралась в людях, но даже она не имела ни малейшего представления, о чем он собирается просить ее.

Немного успокоившись, он продолжал:

— Для вас не секрет, что ваша дочь Глория уже взрослая девушка. Пора приискать ей мужа.

Моди-Лэр слегка нахмурилась. Неужели кому-то не понравилось поведение Глории? Наверно, она слишком дает себе волю? Значит, Беллингем пришел ее ругать?

— Скоро ей будет девятнадцать, и она, кажется, начинает проявлять интерес к замужеству, — осторожно ответила Моди-Лэр.

— А вы хотите, чтобы она вышла замуж? Скрывая свой жгучий интерес к ответу вдовы, священник опустил глаза в чашку и отпил из нее.

— Это решать Глории. Я не буду стоять у нее на дороге.

— Мне кажется, вы уже кое-что надумали, — вдохновившись, Беллингем отставил чашку и задал следующий вопрос. — Вы уже выделили ей приданое?

Моди-Лэр изумленно уставилась на него. При чем тут приданое? Или ей надо торопиться, и он сейчас скажет почему?

— Ферма на две трети принадлежит ей. Это будет ее приданым, — в конце концов выдавила из себя Моди-Лэр. — Когда я умру, все достанется ей.

Беллингем возликовал. Замечательно. Даже если ферму и дальше сдавать в аренду, дохода от нее хватит, чтобы вести приличный образ жизни без всяких дополнительных заработков. Теперь надо сказать, что он в свою очередь может предложить жене.

— Немало, — проговорил Беллингем, чувству, что у него даже вспотела шея, едва он вспомнил о своем ничтожном доходе. По обычаю жених должен был владеть суммой, соответствующей половине приданого. — Трудненько будет подыскать подходящую пару.

Моди-Лэр улыбнулась, решив, что Беллингем хочет посплетничать, подобно многочисленным кумушкам в Сили-Гроув. Верно, уже пошли слухи, что Глория собралась замуж за охотника Куэйда Уилда, и священник пожелал узнать об этом из первых рук.

— Думаю, моя дочь захочет, чтобы жених любил ее не меньше, чем она его.

Беллингем вцепился в ручки кресла. Лучшего ответа даже он не мог придумать.

— Это она получит, — заявил он.

— Извините? — промямлила Моди-Лэр, смущенная его словами.

— Разве я неясно выразился?

Священник приосанился, зная, что его красивое лицо и широкие плечи всегда производят благоприятное впечатление. Пусть у него нет тугого кошелька, зато он может пустить в продажу свою внешность.

— Нет. Я вас не поняла.

— Это Глория, — улыбнулся он, словно собирался сказочно одарить женщину. — Я хочу жениться на вашей дочери.

— Я… она… я не могу ответить за нее, — смешалась Моди-Лэр, потому что предложение Беллингема застало ее врасплох.

Она действительно не желала отвечать за Глорию, хотя ей самой Куэйд Уилд нравился гораздо больше священника. Однако охотник еще не сделал официального предложения. Если по чести, то она не могла не дать Глории возможность самой решить свою судьбу.

— Она сама должна выбрать, — Моди-Лэр тяжело вздохнула. — Я могу только благословить ее.

— Значит, вы разрешаете просить ее руки?

И опять Моди-Лэр не знала, что сказать.

— Я… я уже сказала. Все в ее воле. Простите, если хотите, — она долго молчала. — Надеюсь, сэр, она удивится вашему предложению не меньше меня.

Беллингем улыбнулся, вспомнив, как принимала его Глория в этом доме.

— Может быть, вам будет чему удивляться, — ответил он.

Моди-Лэр покачала седеющей головой.

— Да уж, я очень удивлюсь. Это правда. Вскоре Беллингем уехал, предварительно узнав у вдовы, когда Глория намеревалась покинуть дом Дугласов. Он знал, по какой дороге она пойдет домой, и, будучи не в состоянии ждать, решил ее перехватить. Чем раньше, тем лучше.

Он увидел ее издалека и сразу узнал по легкой походке и распущенным волосам. Глорию было трудно с кем-нибудь спутать. Черные волосы рассыпались у нее по плечам, и даже на довольно большом расстоянии он без труда мог представить, какие они шелковистые на ощупь и как красиво будут лежать на обнаженной коже, все равно на чьей — на ее или на его. Он не стал порицать себя за похотливое настроение. Отныне все меняется. Скоро Глория станет его женой, а какой же это грех — желать собственную жену?

Не ожидая никого встретить, Глория вскрикнула в испуге.

— Добрый день, сэр. Что привело вас сюда? Беллингем остановил коня и, когда она подошла поближе, с обожанием воззрился на нее.

— Я хочу навестить госпожу Дуглас и Мэри. Как девочка себя чувствует?

— Лучше. Даже выпила немного бульона.

— Хорошо. Значит, можно не спешить. Тем более что у меня есть другие дела. Правда?

Когда он спешился, Глория изумленно посмотрела на него, как незадолго до этого смотрела на него ее мать.

— Да, сэр, — сказала она. — Если вы говорите, значит, так оно и есть, хотя я ничего не понимаю.

— Скоро поймешь, — Беллингем повернулся, чтобы привязать коня. — Присядем? — предложил он, показывая на широкий плоский камень ярдах в пяти-шести от дороги, похожий на скамейку. — Мне надо с тобой поговорить.

Глория подождала, пока конь успокоится, потом вместе со священником направилась к камню, вспомнив, как мать говорила ей о предстоящем визите священника.

— Вспомнила! — воскликнула она. — Вы хотели видеть мою маму по срочному делу.

— Значит, ты помнишь? — он окинул взглядом ее всю и не нашел ничего такого, что бы его не радовало. — Скажи, ты догадываешься, что за дело у меня к твоей матери?

— Нет, — ответила Глория, подумав, что священник очень странно себя ведет.

С детской непосредственностью она плюхнулась на камень и постукала ножкой о ножку, чтобы стряхнуть приставшую к башмакам землю. Беллингем уселся рядом.

— Это касается тебя.

— Меня?

От его затуманившегося взгляда ее бросило в дрожь. Она подумала то же самое, что и ее мать. Не хуже Моди-Лэр она знала, что любой самый невинный поступок люди толкуют по-разному, и стала вспоминать, чем она могла вызвать неудовольствие священника.

Кое-что она, конечно же, вспомнила, но об этом Беллингем никак не мог узнать.

— Глория Уоррен, ты красивая девушка. Он придвинулся ближе.

— Благодарю вас, сэр.

Думая, что ему тесно сидеть, она тоже подвинулась.

— Такую девушку, как ты, любой мужчина с радостью взял бы в жены. Глория зарумянилась.

— Надеюсь, это правда, сэр.

И еще она надеялась, что, когда Куэйд вернется, он будет думать именно так, а если нет, то она сама виновата в этом. От Дугласов Глория вышла повеселевшая, потому что Мэри стало лучше, а теперь ее опять охватила тоска. Она плохо себя вела, но об этом она скажет только Куэйду.

Не правильно истолковав ее задумчивость, Беллингем взял ее маленькую ручку в свои.

— Правда, — подтвердил он. — Глория, ты хочешь замуж?

— Да, — не стала она скрывать. — Я много об этом думаю.

И он больно сжал ее руку.

— И я тоже, — проговорил он сладким голосом, который безошибочно действовал на паству. — Я прошу тебя, Глория Уоррен, быть моей женой!

— Сэр!

Глория от удивления открыла рот и округлила глаза. Очень долго она не могла прийти в себя и только смотрела, ничего не понимая, на священника.

— Ты, кажется, удивилась, дорогая? Беллингем опять взял ее руку в свои, быстро поднес к губам и принялся целовать. В конце концов к Глории вернулся голос.

— Вы меня удивили, сэр. Не знаю, что и сказать вам, разве что я буду плохой женой для священника.

Весело ухмыльнувшись, Беллингем кивнул.

— Это уж мне решать. Для тебя же чувствовать себя недостойной вполне естественно, — он ласково улыбнулся ей, потому что больше всего любил в женщинах скромность. — Я научу тебя всему, что надо знать жене священника. А, в общем, между женой священника и любого другого мужчины почти нет никакой разницы.

Глория покачала головой так, что ее волосы разлетелись в разные стороны.

— Боюсь, я не смогу, — сказала она. — Я не сумею.

Черные шелковистые волосы Глории щекотали ему руки, и он не остался равнодушным к их прикосновению.

— Я буду очень терпеливым учителем, — настаивал он. — Под моим руководством ты быстро все усвоишь, — добавил он, чувствуя, как его охватывает неодолимое желание.

— Нет, я не могу. Я совсем не такая послушная, какой должна быть ваша жена. Обо мне слишком много болтают. Да и, самое главное, мое сердце…

— Твое сердечко трепещет, — он позволил себе обхватить ее головку руками. — Я понимаю, о чем может думать молоденькая девушка. Тебя заботит, что у тебя есть недостатки и тебе нужно время, чтобы подумать о них. Конечно, ты должна посоветоваться с матушкой. Мы с ней уже обсудили твое приданое.

У Глории перехватило дыхание. Ее мать не могла согласиться. По крайней мере, до разговора с Куэйдом.

Глаза у Глории засверкали, и слова посыпались одно за другим.

— Вы не поняли. Я люблю…

Она запнулась от волнения, которое Беллингем принял за ожидание поцелуя. Он прижался губами к ее устам, причиняя ей боль и не давая дышать. Она попробовала вырваться, но у нее не хватило сил бороться с мужчиной, который целый год не прикасался к женщине.

Беллингем ощущал себя словно в земном раю. Правда, горячие мягкие губки не отвечали ему так, как бы ему этого хотелось, и он подумал, с каким удовольствием будет учить эту красивую девочку премудростям любви. Сам он мгновенно ощутил, к чему его может привести несдержанность, потому что ему неодолимо захотелось ощутить под руками молочно-белое тело, но он был человеком высокой нравственности и не позволил себе ничего, что мог бы осудить в других. Сделав над собой усилие, он отпустил Глорию.

— Скоро мы все уладим, — сказал он и заспешил к своему коню.

Глория была слишком ошеломлена, чтобы найти в себе силы остановить его.

Ей не хватало воздуха. Когда же дыхание восстановилось, она крикнула:

— Подождите!

Беллингем был далеко. Глория упала на камень, лишившись последних сил, чтобы продолжать путь. У нее болели искусанные губы, а на нижней даже выступила капелька крови. Коленки дрожали. С ума он сошел, что ли? Как он мог подумать, что она станет его женой? Женой Беллингема? Джосии Беллингема?

Глория тяжело вздохнула и медленно побрела домой. Ей была нужна подруга, с которой можно было бы посоветоваться! Глория вспомнила Сару и ощутила, как много она потеряла. Потом она подумала о Куэйде. Он был нужен ей. И ей очень хотелось, чтобы он поскорее вернулся.

После того как Джосии Беллингему посчастливилось потрогать и поцеловать Глорию Уоррен, он уже места себе не находил от желания как можно скорее заполучить ее в жены. Из всех преимуществ брака больше всего он ценил обладание красивой женщиной. А ее кожа была мягче самого лучшего шелка. Беллингем предвосхищал тот день, когда увидит ее в самом прелестном одеянии, данном ей от природы. Он весь покрывался потом, едва представлял себе Глорию на мягкой перине и на ней себя.

Погруженный в свои мечты, Беллингем крутился в седле, которое доставляло ему ужасные страдания. Будь он человеком безнравственным, он бы рукой снял напряжение, а вместо этого он молился Богу, чтобы тот побыстрее избавил его от одиночества.

Пока же он считал себя дважды благословенным оттого, что женщина, внушающая ему столь сильное желание, еще к тому же богата и скоро он сможет забыть об унизительной бедности.

Беллингем пришпорил коня. Она нарожает ему детей, однако он надеялся, что это случится не сразу. Ему хотелось наслаждаться ее прекрасным телом и как можно дольше, прежде чем его испортит беременность. А потом можно будет нанять служанку, чтобы она ухаживала за детьми, а у нее было бы достаточно времени для мужа. И пусть теща продолжает исполнять свой долг.

С его губ не сходила улыбка. Все складывалось как нельзя лучше. Он обретет деньги и свободу, чтобы развивать свои способности, а также печатать свои труды и распространять их там, где они принесут ему наибольшую известность. Со временем ему наверняка предоставят больший приход, а пока он переделает гостиную в доме Уорренов в кабинет. В первое время надо будет побольше времени уделять жене. Это необходимо. Нельзя пренебрегать юной женщиной.

Он отер лоб платком. Надо поторопиться с венчанием. Самое большее через две недели. Он даже представить не мог, как будет теперь жить один, когда она дала согласие. Правда, предстоит еще многое сделать. Во-первых, поставить в известность отцов города, чтобы они дали ему позволение на брак, хотя это чистая формальность. Впрочем, этим можно заняться прямо сейчас. Главный среди них Баррелл Колльер, и как он скажет, так и будет.

Правильно. Надо поговорить с господином Колльером, как только он закончит с делами в доме Дугласов.

Уже смеркалось, когда Беллингем вновь отправился в путь, однако было еще не поздно и ему не хотелось откладывать визит к Барреллу Колльеру. Воображая головку Глории на своем плече, он трусил по улицам Сили-Гроув.

В доме Колльеров его пригласили в гостиную и предложили стакан вина, от которого он не отказался. Ни гость, ни хозяин не знали, чего им ждать друг от друга. Сара же, несмотря на опасность прогневать отца, уселась в уголке на лестнице, давно облюбованном детворой как отличный наблюдательный пункт. Она видела Беллингема в кресле. Он смотрел прямо в лицо Барреллу Колльеру. Сердце у нее едва не выпрыгивало из груди, потому что она была уверена в том, что священник пришел просить ее руки.

Светлые и влажные от пота волосы Беллингема блестели в освещенной свечами комнате. Он положил одну ногу на другую, демонстрируя великолепные башмаки. Сара не сводила с него обожающих глаз, желая, чтобы они с отцом поскорее кончили разговаривать и наступил ее черед остаться с ним наедине. Тогда свершится то, о чем она уже давно мечтает. Он наконец попросит ее руки.

Сначала Беллингем поинтересовался здоровьем Руфи.

— Ей гораздо лучше, чем когда вы были у нас в последний раз, — ответил Колльер.

Заверив отца, что он непременно помянет его дочь в своих молитвах, Беллингем заговорил о своих делах.

— Господин Колльер, — сказал он, должным образом соединяя в своем голосе важность и покорность, — я хочу поставить вас в известность о моих дальнейших планах, хотя мне бы не хотелось, чтобы они стали преждевременно достоянием горожан.

Заинтересовавшись, Колльер внимательно посмотрел на молодого священника.

— Положитесь на меня, если это только в моих силах.

— Да. Потому что эти планы касаются моей личной жизни, — Беллингем откинулся на спинку кресла. — Тем не менее мне хотелось бы немного подождать с оглаской, — он повертел в руках стакан и подождал, пока Колльер не сел на краешек кресла в ожидании чего-то особенного. — Я решил жениться.

Сара обеими руками зажала себе рот. Многое бы она отдала, чтобы броситься на шею Джосии.

— Давно пора, — Колльер довольно улыбнулся. Мысленно он представил себе, как наливает еще вина и произносит тост, после того как они обо всем договорятся. Хорошо, что он не поторопился сам начать разговор о Саре, ведь теперь он будет диктовать условия и назначать приданое. — Мужчина не должен жить в одиночестве, — громко сказал он. — Это не правильно.

— Я тоже так думаю, — согласился с ним Беллингем. — Однако не позже, чем через две недели, с моим одиночеством будет покончено. Я хочу взять в жены Глорию Уоррен.

— Глорию Уоррен! — Колльер чуть не подавился. — Я не ослышался? Вы сказали — Глорию Уоррен?

Господин Колльер быстро сосчитал в уме. Если он попробует соперничать с этой богачкой, то пустит себя по миру. Тяжело вздохнув, он достал платок и вытер мокрый лоб. Ничего не поделаешь. Придется Саре поискать другого жениха. А он не будет валять дурака и вмешиваться в дела, в которых у него нет ни одного шанса на успех.

Беллингем был доволен собой и радостно потирал руки.

— Красивая девушка, вы согласны? И репутация у нее безупречная.

— Я тоже ничего плохого о ней не знаю, — запинаясь, проговорил Колльер.

— И не узнаете, — заявил Беллингем. — Это добрая и скромная девушка, и она будет хорошей женой для священника.

И еще Колльер подумал, что она богато одарена Богом как красотой, так и богатством. Что ж, если Богу было угодно обратить его взгляд на нее, пусть попытает счастья. Джосия Беллингем человек набожный, но он не витает в облаках, и Баррелл Колльер не мог осудить человека за то, что он ищет, где ему лучше. Останься он сам вдовцом, он поступил бы так же.

Успокоенный тем, что отцы города будут только приветствовать новый брак своего священника, Беллингем покинул дом Колльеров и вернулся восвояси, где все показалось ему нищенским и недостойным его, ибо он уже не сомневался в грядущих переменах.

Убрав вино и погасив свечи, Колльер вышел из гостиной и направился в кухню. Следом за ним спустилась, зажимая рот рукой, Сара. Она выбежала в сад, и тут ее вырвало. Обессиленная, она упала на траву и горько заплакала. Судьба жестоко посмеялась над ней, и она не понимала почему.

Почему она не родилась с блестящими голубыми глазами? Почему Бог не наградил ее совершенным лицом? Почему ее Джосия должен принадлежать Глории? Разве гадание не сказало ей, что это она выйдет замуж за священника? Неужели она не правильно поняла? Разве не доказала она Джосии, какой любящей и преданной женой она была бы ему?

Сара вытерла передником нос и глаза. Почему он предпочел ей Глорию? Почему?

Сара попыталась успокоиться, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание домашних. Все сложилось столь неудачно! Еще всхлипывая, она подняла глаза и увидела, как ей показалось, тень на луне. Такую тень могла навести только ведьма, пожелавшая посмеяться над ней. Конечно же, ее сглазили.

Слезы мгновенно высохли. Сара села. Не может быть, чтобы священник поддался только на хорошенькое личико и блестящие глазки.

Конечно, нет. Пока Сара снимала мокрый от слез передник, эта мысль уже крепко засела у нее в голове. Глория Уоррен лучше умеет колдовать, чем она с ее волосами и ногтями. Она знает какое-то новое страшное заклинание, перед которым Джосия оказался бессильным. Ну правильно, Глории Уоррен достаточно только поглядеть на мужчину своими… ведьминскими глазами…

И она вспомнила стишки Джозефа Эллина. Ответ пришел сам собой. «Ведьминские глаза — у Глории Уоррен».

Девушка, едва дыша, поднялась с земли. Разве она не знала этого с самого начала? Джосия недаром предпочел Глорию. Но это не его выбор. Его околдовали.

Глория Уоррен — ведьма.

У Глории Уоррен от слез покраснели глаза.

— Где он может быть? Ведь он уже давно должен был приехать, — она шмыгала носом и всхлипывала, перебирая картошку. — Тебе не кажется, что он мог вернуться в лес?

— Нет, — ответила ей мать. — Если все было, как ты говоришь, он не ушел бы, не предупредив тебя, даже если вы поссорились. Его задержали. Ничего особенного. Вернется.

— Вернется, — простонала Глория. — Он тоже так говорил.

— Девочка, тебе всегда не хватало терпения.

И Моди-Лэр легонько шлепнула Глорию пониже спины, как, бывало, делала это в детстве.

— Ой, мама, — Глория немножко повеселела. — Я знаю, что мне надо исправляться. Но, пожалуйста, скажи, что мне делать с преподобным Беллингемом? Он думает, будто я согласна выйти за него замуж.

Сжав зубы, Моди-Лэр перестала помешивать суп и ловко переворошила угли.

— Да, все не так просто. Боюсь, ему будет нелегко смириться с отказом.

— Да он даже не выслушал меня, — пожаловалась Глория. — Решил, что я не могу ему отказать. А теперь он уж совсем уверен, что его предложение принято, и удар будет вдвойне тяжелым.

— Лучше всего написать ему письмо, — предложила Моди-Лэр. — Мне кажется, наш преподобный отец не захочет огласки. В любом случае надо поосторожнее. Не стоит обижать человека.

— Не знаю, — Глория дочистила последнюю картофелину и принялась нарезать ее кубиками, чтобы затем бросить в суп. — Я тоже хотела пощадить его чувства, а он все понял не правильно. Лучше бы я не щадила.

— Делай, как считаешь нужным. Однако не откладывай. Он должен знать, что ты думаешь, прежде чем о его намерении станет известно в городе.

— Ты права, — вздохнула Глория в ужасе от того, что ей предстояло сделать. — Напишу письмо, а потом лягу спать.

Утро было под стать плохому настроению Глории. Тяжелые свинцовые тучи закрыли небо, налетел сильный ветер, полил дождь, размывая дороги и наполняя водой ручейки и речушки, которые понемногу превратились в бушующие потоки. Ураган продолжался несколько часов. К вечеру все стихло. Однако в течение дня ни Глория, ни ее мать не осмелились высунуть нос на улицу. Тем не менее, дождь не дождь, а идти было надо. Письмо не могло ждать.

Тем временем в Сили-Гроув начиналась буря, пострашнее всякой другой. Она началась с шепотка Прюденс Оливер и случайного разговора с Джозефом Эллином.

— Я знаю ответ на твою загадку, — сказала ему Сара. — Это Глория Уоррен. Джозеф ответил ей не сразу.

— С чего ты взяла?

Сара поглядела на него, как на дурачка.

— Потому что она попробовала свое колдовство на мне. Она отняла у меня то, что принадлежит мне по праву.

— Что? — спросил Джозеф. Однако Сара была слишком горда, чтобы сказать ему правду.

Вспомнив ходившие по городу слухи, она проговорила:

— Глория — ведьма! Она мучает мою сестру!

Джозеф побледнел, а потом тоже припомнил, как несколько недель назад видел Глорию с девочками на площади. Там была Руфи…

— И Абигайль, — задумчиво проговорил он, — и Мэри Дуглас, и Джейн Кобб. Они были с ней все четыре. И все одинаково заболели.

Размышляя о том, что сказал Джозеф, Сара пошла дальше, не зная, говорить матери или не говорить о своих фантазиях. У нее хватило храбрости обвинить Глорию перед Прюденс и Джозефом, но перед матерью сделать это было много труднее.

Джозеф оказался решительнее. К вечеру половина жителей Сили-Гроув была в курсе его подозрений. Одни ругали его за длинный язык, другие слушали с любопытством, и все готовы были поверить, что Сили-Гроув не обошла ведьминская эпидемия.

Наслаждаясь своей популярностью и забыв о наказании, обещанном преподобным Беллингемом, а вместе с ним и о своем обещании, он придумал еще несколько строчек:

Кто всех колдует без причины, Не зная возраста и чина?

Слова застревали в головах людей словно крючки, потому что человек не может жить без вольного слова и развлечений. Вскоре все уже знали, о ком песенка и лишь самые ленивые оставались в неведении.

— Говорят, ворон, который всегда сидит у нее на плече, делает все, что она ни прикажет, — заявила госпожа Уайт соседке, которая пришла попросить у ней углей на растопку.

— А еще говорят, что она умеет усмирять диких зверей. Они сами идут к ней и едят у нее из рук.

— Ведьма она — вот и все. Я своими глазами видела, как она в субботу завлекала девчонок.

— Зачем это ей? Неужели она отдаст наших детей дьяволу?

Не зная о разговорах в городе, Глория с матерью ехали к Рашели Леонард, которой Моди-Лэр везла свежее масло.

Глория оставила мать перекинуться несколькими словами с госпожой Леонард, а сама направилась к дому преподобного Беллингема. Если ей повезет, то священника там не будет и она оставит письмо в ящике, прибитом к двери.

Дороги развезло. От земли поднимался неприятный запах разложившихся нечистот, ведь куры, свиньи, собаки свободно гуляли по городу, где хотели. Глория надела высокие башмаки, чтобы защитить от грязи изящные кожаные. По дороге ей встретились всего три человека, которых дела погнали на улицу. Один из них торопливо перешел на другую сторону, едва увидел ее. Другой свернул в боковую улочку и сделал вид, что не заметил, как она с ним поздоровалась. Третий вошел в ближайший дом. Проходя мимо, она обратила внимание, что ребенок бросился от окна, заметив ее, но не подумала ничего дурного. От такой погоды немудрено озлобиться. Не подумала, пока не увидела, что Сара совсем не удивлена таким поведением людей.