Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пуговица-камея

ModernLib.Net / Детективы / Оттоленгуи Родриг / Пуговица-камея - Чтение (стр. 3)
Автор: Оттоленгуи Родриг
Жанр: Детективы

 

 


Митчель также принадлежал к высшему обществу, но он был в нем новым лицом, чем и было вызвано удивление при известии об их помолвке. «Кто он такой?» – спрашивали друг друга, и никто не мог ответить на этот вопрос. Он явился из южных штатов, и этого было достаточно, чтобы окружить его ореолом, ослепляющим тех немногих, которые делали слабые попытки заглянуть поглубже.

Миссис Ремзен попыталась воспротивиться, когда Эмилия заявила ей о своей помолвке, но в манере Эмилии было нечто, делавшее почти невозможным сопротивление ее желаниям. Это была женщина с сильной волей.

Семнадцатилетняя Дора представляла полную противоположность своей сестре. Это была просто милая, мягкая, очень впечатлительная хорошенькая девушка, очень любившая мать и обожавшая сестру, которую она называла «королева».

В то утро, когда Барнес нанес такой ранний визит Митчелю, сестры сидели в роскошно убранной гостиной своей квартиры.

– Знаешь ли ты, о чем я очень серьезно размышляла, королева? – спросила Дора.

– Ты и серьезно? – сказала Эмилия, смеясь, и ущипнула хорошенькую щечку сестры. – Куда тебе, маленькой шалунье, быть серьезной!…

– Ты думаешь? Послушай-ка, я попрошу Боба…

– Боба?

– Ах, мистера Митчеля. Я вчера сказала ему, что с этих пор буду звать его Бобом, на что он, поцеловав меня, сказал: решено.

– Он тебя поцеловал? Ну, маленькая бесстыдница, это мне нравится.

– И мне это понравилось, но не брани меня, потому что, ты знаешь, все, что говорит Боб, закон. Ты его так же боишься, как… ну, как другие молодые люди – тебя. Но вот, что я хотела сказать. Боб должен взять меня, когда вы в следующий раз отправитесь в театр. Что ты на это скажешь?

– Что я на это скажу? Я считаю это блестящей мыслью, потому что я очень тебя люблю, сестренка, и охотно доставлю тебе удовольствие.

– Ах ты, прелестная милая королева! – воскликнула молодая девушка, бросившись к сестре на шею и покрывая поцелуями ее лицо. – Могу я тебе еще кое-что сообщить, королева? – продолжала она нерешительно.

– Ну, малютка, что я еще услышу?

– Я пригласила к нам одного господина, – сказала Дора.

– И это все? – засмеялась Эмилия. – Кто же это чудовище? Где ты с ним познакомилась?

– Я его встречала в различных семьях, последний раз он просил у меня позволения сделать мне визит. Я позволила ему прийти сегодня днем, так как знала, что ты будешь дома. Это было очень неприлично с моей стороны?

– Ну, Дора, это не вполне прилично; но так как ты встречала его в нескольких близких нам семьях, то это не такая уж беда. Как его зовут?

– Альфонс Торэ.

– Француз?

– Да, но так говорит по-английски, что его трудно принять за иностранца.

– Я вообще недолюбливаю французов. Я знаю, что это глупое предубеждение, но каждый раз, знакомясь с кем-нибудь из них, я думаю про себя, что это авантюрист. Своей сладкой льстивой манерой они напоминают мне кошек, и я каждую минуту жду, что вот они покажут когти. Впрочем, милочка, твой француз, может быть, и совсем не придет…

– О нет, он придет сегодня днем и потому я сейчас такая возбужденная: я все боялась, что ты вдруг уйдешь, и…

– Нет, я останусь защищать тебя; к тому же я с минуты на минуту жду Боба. Он сказал, что придет около полудня, а теперь уже больше двенадцати часов. Может быть, это он и есть, – вот позвонили три раза…

Вскоре вошел Митчель, подошел к Эмилии и, целуя ее слегка в лоб, прошептал: «Моя королева!»

– Эмилия, я взял на себя смелость пригласить сюда одного моего знакомого, – сказал он громко. – Ты ничего не имеешь против этого?

– Конечно, нет, Рой. – Она образовала это имя, которым его всегда называла, отбросив первый слог его второго имени Лерой, чтобы таким образом звать его «королем», незаметно для всего света.

Почти сразу же вновь раздался звонок и вошел Барнес. Митчель представил его обеим дамам и занялся Дорой, так что сыщик мог без помехи говорить с Эмилией, а когда он с Дорой отошел к окну в жарком разговоре, Барнес подумал, что теперь наступил благоприятный момент.

– Извините, мисс Ремзен, что я так внимательно рассматриваю вашу брошку, она возбуждает во мне интерес коллекционера. В настоящее время камеи в пренебрежении, а между тем нужно большое искусство, чтобы вырезать такую крошечную вещь.

– Я вполне с вами согласна и нисколько не в претензии на то, что вы любуетесь моей брошкой, мистер Барнес.

При этих словах она отшпилила брошку и подала ему. Это была точная копия с пуговиц на жилете Митчеля, только она была заключена в золотую рамку, усеянную брильянтами, и на ней была вырезана голова Шекспира.

– Едва ли вы поверите, мистер Барнес, что это была простая пуговица.

– Это могла быть пуговица, но, во всяком случае, не простая, – возразил Барнес, прекрасно разыграв удивленного.

– Ну, не совсем обыкновенная. Вы, конечно, знаете, что я помолвлена с вашим другом?

Барнес поклонился в знак ответа.

– Вскоре после нашей помолвки я отправилась в путешествие по Европе. Там я открыла ювелира, вырезавшего прекраснейшие камеи, и заказала ему гарнитур пуговиц.

– Все такие же, как эта?

– Сходные с этой, но не совсем. На этой голова Шекспира, на других Ромео и Юлия.

Тут Барнес решился на смелый шаг. Он вынул пуговицу из кармана и передал ее Эмилии.

– Вот камея с головой Юлии. Может быть, она покажется вам интересной.

– Это, правда, удивительно! Одна из моего гарнитура!

– Одна из ваших? Разве вы потеряли одну? Сколько же у вас их было?

– Включая эту с головой Шекспира, семь. Другие шесть… – Она вдруг остановилась и покраснела.

– Действительно ли вы полагаете, что эта пуговица принадлежит вашему гарнитуру, мисс Ремзен? Если это так, я с удовольствием верну ее законной владелице. Но разве вы потеряли одну пуговицу?

– Потеряла? Нет… то есть я не знаю. – Она казалась очень смущенной и с напряженным вниманием рассматривала пуговицу. Но вдруг выражение ее лица совершенно изменилось. – Я ошиблась, – сказала она так спокойно, что Барнес был смущен. – Эта пуговица не принадлежит к первоначальному гарнитуру, но очень сходна с ним.

Барнес совсем не знал, что ему думать. Являлось ли у нее неопределенное предчувствие, что может оказаться опасным признать существование восьмой пуговицы, или этот удивительно ловкий Митчель успел письменно попросить ее, чтобы она сказала, что первоначально было только семь пуговиц? Он не мог объяснить себе этого и решился на второй шаг.

– Я видел ваш портрет, миссис Ремзен, и мне показалось, что профиль на пуговице ваш портрет. Как вы полагаете?

Молодая девушка вновь смутилась.

– Не знаю, – сказала она, вдруг совершенно овладев собой, – и я думаю, вы правы, это – копия моего портрета. Он был написан прошлым летом, и я позволила художнику выставить его. Кажется, с него была снята фотография и, может быть, одна из них попала в руки резчику камей, и он ею воспользовался.

Это было очень остроумно, но не могло убедить Барнеса; ему казалось невероятным, чтобы другой резчик камей воспользовался бы фотографией, назвал ее Юлией, и даже сделал из нее пуговицу. Поэтому он решил, что молодая девушка просто придумала наиболее подходящий ответ на вопрос, на который отказалась ответить. Однако, чтобы не возбудить подозрения, будто он не верит ее словам, он быстро возразил:

– Очень возможно; он не мог бы найти более подходящей модели для Юлии.

– Мистер Барнес, – продолжала Эмилия, – вы только что предлагали мне взять вашу пуговицу, полагая, что я потеряла ее. Конечно, мне не следовало бы принимать подарок от человека, с которым я так недавно только имела удовольствие познакомиться; но вы друг мистера Митчеля, и так как мне неприятно знать, что мой портрет находится в чужих руках, я с благодарностью принимаю ваше предложение.

Такого оборота дела Барнес не ожидал. Он предложил Эмилии пуговицу в уверенности, что она откажется от нее, чтобы не сознаться, что она ее потеряла и что, следовательно, была и восьмая пуговица. А теперь она хотела лишить его важного вещественного доказательства. Он был в нерешительности, что ему делать, когда подошел к ним Митчель.

– Ну что, Эмилия, находишь ты моего друга интересным собеседником?

– Мистер Барнес был необыкновенно любезен, Рой. Посмотри, он даже сделал мне подарок, – отвечала она и подала пуговицу своему жениху, на лице которого Барнес заметил, как ему казалось, торжествующую улыбку.

– Я горжусь тобой, Эмилия. Где бы ты ни являлась, ты вызываешь поклонение. Знаешь ли ты, что мистер Барнес еще сегодня утром отказался подарить мне эту камею? Ты ведь понимаешь, почему мне хотелось ее иметь?

– Потому что на ней вырезан мой портрет?

– Конечно. Мистер Барнес, позвольте и мне вас поблагодарить, вы понимаете, как приятно нам иметь в своих руках эту маленькую вещицу.

Барнес это отлично понимал. Он видел, что снова попал в ловушку и не мог помочь себе, боясь вызвать тяжелую сцену, ибо встретил взгляд Митчеля, напоминавшего ему об его обещании. Он начал уже бранить себя дураком, что дал подобное обещание, да и вообще, за свой визит, когда новое событие дало иной ход его мыслям. Горничная доложила: «Мистер Альфонс Торе».

Сыщик тотчас же вспомнил это имя, стоявшее на визитной карточке, данной ему французом в Стамфорде перед тем, как он сошел с поезда. Он посмотрел на Митчеля, и ему показалось, что на лице у него выразилось неудовольствие. Знали ли друг друга эти люди и не были ли они союзниками?

– Мистер Митчель, позвольте представить вам мистера Торе, – сказала Дора.

– Я уже имел удовольствие познакомиться с мистером Торе, – отвечал Митчель и, сухо поклонившись, отошел к Эмилии, как бы желая помешать тому, чтобы француз был ей представлен; но это, конечно, было невозможно и француз был, видимо, недоволен. Эмилия протянула Торе руку, затем повернулась к Барнесу и представила его ему.

– Ах, мистер Барнес! – сказал Торе. – Я очень рад снова с вами встретиться.

– Как, вы знакомы с мистером Барнесом? – удивилась Дора.

– Кто же не знает мистера Барнеса, известного сыщика?

Он говорил в слащавом тоне, который обычно принимают его соотечественники, когда они желают быть любезными, но Барнесу показалось, что он по каким-то тайным причинам старается особенно выставить его связь с полицией. Может быть, он хочет этим помешать повторению его визита? Если таково было его намерение, то он ошибся в расчете относительно Доры.

– Как, сыщик? – вскричала она в восторге. – Вы действительно великий Барнес?

– Да, я действительно сыщик; но едва ли имею право на эпитет «великий».

– О, без сомнений, вы великий! Я читала, каким удивительным образом вы раскрыли преступление этого Петтингилля. А теперь скажите мне, удастся ли вам также поймать мужчину, обокравшего вчера даму в бостонском поезде?

– Откуда вы знаете, что это был мужчина? – спросил Барнес, радуясь, что разговор принял такой оборот.

– О, это, конечно, не была женщина: женщина не сумела бы так хитро все задумать и выполнить.

– Это очень интересно, – вмешался Торе. – Вы не забыли, мистер Барнес, что я тоже был в поезде и что меня первого обыскали. Негодяй был, во всяком случае, хитрый малый, не правда ли?

Митчель отошел в сторону и, по-видимому, был погружен в разговор с Эмилией, но Барнес был убежден, что он внимательно следит за разговором. При обыкновенных обстоятельствах он не стал бы обсуждать столь важное дело в присутствии человека, на которого падало подозрение, но в данном случае обстоятельства были необыкновенны: здесь присутствовали два человека, находившиеся в связи с преступлением или преступлениями, виновника которых он старался найти. Если один из них или они оба были замешаны, то бесстыдство, с которым они входили в дом, где было совершено убийство, указывало на то, что потребуется большая ловкость, чтобы вывести его на чистую воду. Поэтому сыщик считал наилучшим прибегнуть к столь же смелому образу действий, как и собственный.

– Конечно, я полагаю, что вор хитрый малый, – отвечал он так громко, что Митчель мог его слышать, но не настолько, как думает.

– Как так?

– Он полагал, что обманул меня, и что, заставив обыскать всех, я рассчитывал найти драгоценные камни, а между тем я хотел найти не их, а вора. Я знаю, кто украл камни.

Это было смелое утверждение, так как Барнесу было совсем не ясно, кто украл камни. Он рассчитывал подметить впечатление, которое это утверждение произведет на обоих мужчин, но его ожидание не оправдалось: Митчель сделал вид, что ничего не слышал, а француз остался совершенно спокоен.

– Браво, браво! Вы превосходите Лекока; это совершенное колдовство. Вы заставляете подозреваемых промаршировать мимо вас и затем хватаете преступника за ворот. Это прекрасная метода! – насмешливо говорил Торе. – Однако скажите мне, мистер Барнес, каким способом этот человек спрятал бриллианты? Ведь это были бриллианты?

– Бриллианты и иные драгоценные камни. Но я хочу вас спросить, как бы вы их спрятали, если бы были на его месте?

Удар попал в цель: французу, видимо, не понравилось предположение, что он мог быть на месте преступника; тем не менее, он быстро вернул себе спокойный вид и ответил:

– Знаете ли, я об этом много думал. Конечно, я сделал бы это очень неискусно; однако кое-что я придумал.

– Способ спрятать камни так, чтобы их не нашли при обыске, а вы затем могли их взять?

– Да, именно. Я, может быть, ошибаюсь, но мне мой план представляется недурным. В газетах сказано, что украденные камни были не обделаны. Ну, я их воткнул бы в мыло в умывальной комнате. Никто бы не подумал искать их там, а если бы их даже нашли, я остался бы вне подозрения. Потом я взял бы мыло, а с ним и камни.

– Ну, тут вы неважно рассчитали.

– Как так?

– Вы были первый обысканный, и я следил за вами, пока вы не сошли с поезда. Попасть же затем в поезд, когда он уже отведен на запасный путь и отдан в руки подметальщиц, вам было бы очень трудно, а если бы даже вам это и удалось, вы все же не достигли бы цели, так как я распорядился, чтобы все старые Куски мыла были заменены новыми.

Улыбка, промелькнувшая на лице Митчеля, показала, что он прислушивается к разговору и что ему предусмотрительность сыщика показалась забавной.

– Ну вот, видите, – сказал француз, пожимая плечами, у меня нет мошеннических способностей, к тому же там еще был саквояж, в который я никак не мог бы засунуть в мыло.

– Ну, его-то вы могли бы выкинуть в окно.

– Вы все принимаете к сведению, мистер Барнес, – сказал Торе, бросив на него жесткий, беспокойный взгляд. – Однако скажите же нам, как, по вашему мнению, вор спрятал камни в поезде?

– Он спрятал их вне поезда, – отвечал Барнес и, к своему удовлетворению, заметил, что оба мужчины вздрогнули. Митчель, по-видимому, решил, что пора и ему принять участие в игре; поэтому он оставил Эмилию и присоединился к остальным.

– Вы разговариваете о воровстве в поезде?

– Да, – воскликнула Дора, – и просто удивительно, как мистер Барнес все уже разрешил.

– Все разрешил? Неужели?

– Да, он знает вора и что тот спрятал камни не в поезде.

– Ну, должен вам сказать, мистер Барнес, что это очень ловко с вашей стороны. Да как же иначе и мог он их спрятать, раз поезд и все пассажиры были обысканы!

Манера, с которой Митчель постоянно умалял проницательность Барнеса, сердила его, и потому он сказал с некоторой досадой:

– Я могу вам сказать, куда вор мог спрятать камни в поезде – место, обыскать которое и мне не пришло на ум. Драгоценности лежали у дамы в саквояже. Вор мог вскрыть его, выбросить его из окна, а камни сунуть даме в карман ее платья, пока она спала. Дама, проснувшись и не найдя саквояж, конечно, подумала, что камни у нее украдены, а вор мог снова взять их после обыска.

Барнес возлагал большие надежды на эти слова, но они имели полный неуспех. Или образ действий вора был иной, или Митчель и Торе были невинны, так как оба недоверчиво засмеялись.

– Это уж слишком, мистер Барнес, – сказал Митчель. – Как мог он затем снова взять камни?

– Убив эту даму, – отвечал сыщик.

И опять его удар пропал даром, так как ни один из них и глазом не повел. Барнес на этот раз был побежден, но не обескуражен, так как все же оставалось выяснить, почему они оба вздрогнули, когда он сказал, что камни были спрятаны вне поезда.

– Ну, ну, мистер Барнес, – сказал Митчель, дружески похлопывая его по плечу, – не слишком принимайте дела к сердцу. Упорствуя на таком объяснении, вы портите свою репутацию. Я полагаю, что мог бы придумать нечто лучшее.

– Вам не следует считать меня таким уж глупцом, мистер Митчель. Если вам не нравится мое предположение, то из этого еще не следует, что оно у меня единственное. Мы, сыщики, должны всякий случай рассматривать со всех точек зрения, и я могу держать пари, что знаю ваше предположение.

– Хорошо, я принимаю пари. Я напишу свое предположение на этой бумажке, и если вы верно отгадаете, я буду вам должен хороший обед.

Он написал несколько слов на листке бумаги и передал ее Доре.

– Вы полагаете, что вор передал саквояж своему сообщнику на какой-нибудь заранее условленной станции.

– Браво! – воскликнула Дора. – Вы в самом деле великий сыщик и выиграли пари. Так здесь и написано.

– Не желаете ли вы выиграть еще пари, мистер Барнес? – медленно проговорил француз, подчеркивая каждое слово.

– Конечно, – резко ответил Барнес.

– Так я готов держать с вами пари, что если вам когда-либо удастся выяснить дело, вы вынуждены будете признаться, что ни одно из ваших предположений не оправдалось.

– Я не могу принять такое пари, ибо я убежден, что здесь не был упомянут точный образ действий вора.

– Aгa, y вас есть еще какое-нибудь предположение! – воскликнул Торе почти презрительно.

– Конечно, и вполне достоверное, – отвечал Барнес, – но я предпочитаю умолчать о нем.

– И поступаете вполне правильно! – вмешалась Эмилия. – Откровенно говоря, я ни минуты не думала, что вы выскажете нам ваш настоящий взгляд на Дело, ибо знаю вас как человека чрезвычайно осторожного.

– Да, но иногда неосторожность может быть самым разумным образом действия.

– Совершенно верно. А теперь, милостивые государи, я очень сожалею, что вынуждена вас покинуть. Мы отправляемся сегодня вечером на бал, а вы знаете, что дамы в таких случаях нуждаются в больших приготовлениях.

Такова была обычная ее манера, и гости не рассердились на нее за это, а просто повиновались ей. Барнесу же было очень приятно, что оба гостя вышли вместе с ним, ибо он приготовил для Митчеля западню, а теперь мог завлечь в нее обеих птиц.

VI. Ловушка мистера Барнеса

Читатель будет неправ, если из всего рассказанного выведет заключение, что Барнес потерял свою прежнюю ловкость. Он не мог еще разобраться в этом деле, но это было и не удивительно, так как прошло только два дня с момента совершения кражи, и большую часть этого времени он провел вне Нью-Йорка.

Разочаровавшись в сведениях о найденной им пуговице, он решился на другой опыт, от которого ожидал многого. Ему не раз приходилось видеть, как терялся преступник, когда его неожиданно ставили лицом к лицу с его жертвой, и на этом он построил свой план.

Митчель убедил его, что пуговица не принадлежала к его гарнитуру или, по крайней мере, что ее принадлежность не может быть доказана. Однако оставался несомненный факт, что на ней был вырезан профиль мисс Ремзен; поэтому Барнес все же считал не невозможным, что Митчель убил даму или, по меньшей мере, был в ее квартире. В последнем случае он должен был знать об убийстве, и было бы бесполезно вести его на третий этаж, чтобы показать ему жертву, так как он имел бы время приготовиться к страшному зрелищу. Поэтому Барнес распорядился, чтобы труп был перенесен для медицинского осмотра в пустую комнату подвального этажа, в которую можно было пройти из вестибюля. Здесь труп был положен так, что зияющая рана бросалась в глаза входящему, и докторов попросили не трогать труп до прихода сыщика.

– Господа, – сказал Барнес, когда вошел со своими спутниками в вестибюль, – я прошу вас об одолжении. Вы оба находились в поезде, когда была совершена кража, и я хотел бы задать каждому из вас отдельно один вопрос по поводу этого дела. Согласны вы на это?

– С удовольствием, – отвечал француз.

– Я уже сказал вам, что вы можете меня спрашивать о чем угодно, – заметил Митчель.

– Хорошо. Мистер Митчель, не будете ли вы так любезны подождать несколько минут? Я вас недолго задержу.

Митчель поклонился, и Барнес в сопровождении француза вошел в комнату, где лежал труп, и встал возле стола, на котором лежала несчастная. Он молча смотрел на Торе, который со своей стороны внимательно разглядывал убитую. Ни один мускул не дрогнул на его лице и он вообще не проявил ни малейшего волнения. Барнес решился заставить Торе заговорить первого: может быть, из его слов удастся выведать что-нибудь ценное. Прошли две минуты, показавшиеся Барнесу вечностью, а затем француз действительно поразил сыщика. Смотря ему прямо в глаза, он спросил его самым равнодушным голосом:

– Откуда вы узнали, что я медик?

– Я не понимаю вас, – отвечал Барнес.

– Мистер Барнес, вы ввели меня в эту комнату, говоря, что желаете задать мне один вопрос. Войдя и увидя труп, я тотчас же догадался, что это был только предлог. Я старался понять, зачем вы меня сюда привели, и потому молчал. Вы также молчали. Я не могу объяснить ваш поступок иначе, как тем, что вы желали услышать мнение об убийстве компетентного человека; только я не понимаю, как вы узнали, что я врач, поэтому я и спросил вас об этом. Достаточно ли ясно я выражаюсь?

– Вполне, – ответил сыщик, совершенно разочарованный. – Я могу вам только ответить, что я не знал о том, что вы медик, и привел вас сюда, чтобы задать вам один вопрос.

– В самом деле? Так спрашивайте.

– Не можете ли вы сказать мне, кто эта дама?

– Вы слишком высокого мнения обо мне. Я никогда в жизни не видел этой дамы. Желаете вы еще что-нибудь спросить?

– Нет, благодарю.

– В таком случае, прощайте.

Вежливо поклонившись, Торе собирался выйти из комнаты, но Барнес, боясь, чтобы он не предупредил Митчеля, сам поспешил открыть ему дверь и не выпускал его из виду. Холодно поклонившись Митчелю, Торе вышел из дому, а Митчель вошел в комнату к сыщику. На Митчеля вид трупа произвел совсем иное впечатление, чем на француза. Как только он увидел труп, он с полуподавленным восклицанием ужаса приблизился к нему.

– Бог мой! Мистер Барнес, что же это такое?! – воскликнул он.

– Что? – спокойно спросил Барнес.

Они смотрели несколько минут друг другу в глаза, затем Митчель отвернулся.

– Я дурак! – воскликнул он, и с обычным хладнокровием стал смотреть на труп. – Вы говорили, что желаете меня о чем-то спросить. Что же вам угодно?

– Прошу вас сказать мне, как зовут эту даму?

– Как ее звали, хотите вы сказать. Роза Митчель.

– Aгa, значит, вы ее знали?

– Я обещал ответить только на один вопрос, что я и сделал.

– Вы признались, что вы ее знали.

– Ну, это вам будет трудно доказать.

– Неужели? Вы полагаете? У меня есть свидетели. Господа, прошу вас войти. Дверь на другом конце комнаты открылась, и вошли два доктора.

– Что вы на это скажете? – продолжал сыщик.

– Я вам очень благодарен за то, что вы даете мне возможность подтвердить свидетельскими показаниями все, здесь происшедшее, а также за то, что вы так скоро открыли мне, что мы здесь не одни.

Барнес стиснул зубы при этой насмешке, а Митчель обратился к докторам:

– Господа, – произнес он, – я очень доволен, что вы слышали, что здесь говорилось. Может быть, вам придется быть свидетелями на суде, и тогда вы будете в состоянии удостоверить, что мистер Барнес меня спросил, как зовут эту даму, а я, поправляя его, ответил: «Ее звали Роза Митчель». Верно ли я передаю происшедшее?

– Вполне, – отвечали доктора.

– Мистер Барнес утверждает, будто я сознался, что был знаком с этой дамой; я же заявляю, что признал только одно, что мне известно ее имя, а это не одно и то же.

– Вы признали не только это, – раздраженно произнес сыщик, – вы узнали труп с первого взгляда, следовательно, вы должны были хорошо знать эту даму не только по имени.

– В этом вы правы, мистер Барнес; конечно, я должен был знать ее в лицо. Но я также знаю, например, лицо и имя актрисы Лилианы Руссель. Если бы я узнал ее труп, служило бы это доказательством того, что я лично был с нею знаком?

– В этом случае нет, но не станете же вы утверждать, что эту даму вы узнали таким же способом! Ведь она не была известна публике, как актриса.

– Откуда вы это знаете?

– А разве она была актриса?

– Это новый вопрос, и я отказываюсь на него отвечать, по крайней мере, при свидетелях. Если вы проводите меня на мою квартиру, то я попытаюсь объяснить вам, как это случилось, что не будучи лично знаком с дамой, я узнал ее труп.

– Конечно, я пойду с вами, и вы объясните мне это. Они вышли, молча достигли 5 проспекта. Митчель,

по-видимому, раздумывал о своем положении, а Барнес считал за лучшее не торопить его. Он употребил это время на то, чтобы воспроизвести в уме весь ход дела, и пришел к следующим соображениям:

«Почему оба эти господина вздрогнули, когда я сказал, что драгоценные камни были спрятаны вне поезда? Может быть, потому, что они знали, что именно так было на самом деле. Торе мог знать об этом потому, что он, может быть, и есть вор. В таком случае, Митчель был или его сообщником, или видел, как он спрятал саквояж на какой-нибудь станции. Или, может быть, Митчель сам спрятал мешочек? Но как могло это случиться, когда я всю ночь не спускал глаз с его отделения? Быть может, я уснул, но это маловероятно. Поэтому мне прежде всего следует узнать, какие отношения существуют между этими людьми и не находятся ли они в заговоре? Что касается убийства, то странно, что оба они нашли возможность бывать в этом доме, странно, что оба так равнодушно отнеслись к моему предположению о том, что вор мог убить даму с целью завладеть драгоценностями. Если Торе убил эту даму, то его поведение перед трупом было удивительно. Но, с другой стороны, он признался, что изучал медицину, а на медиков трупы не производят впечатления; к тому же, как медику, ему легко было перерезать сонную артерию простым перочинным ножом, хотя, впрочем, для этого не требуется особенных медицинских сведений. Поведение Митчеля еще загадочнее. Если бы он был убийцей, то ввиду его необыкновенной способности скрывать свои чувства следовало ожидать, что он спокойно взглянет на труп. Вместо того, он был очень возбужден и близко подошел к трупу, чтобы рассмотреть его, тогда как убийцы, обыкновенно, отступают от своей жертвы. Между тем он назвал имя этой женщины, и оно совпадает с названным ею самой. А так как он охотно назвал имя, то какую цель он преследовал, вырезая так тщательно метки из всех платьев? Если же Роза Митчель – это фальшивое имя, почему так тщательно скрывают ее настоящее имя? Пожалуй, я предложу ему некоторые из этих вопросов».

Размышления Барнеса были в этом месте прерваны словами Митчеля:

– Нам обоим, конечно, любопытно знать, о чем каждый из нас сейчас думал, и я удовлетворю ваше любопытство. Я старался взглянуть на себя с вашей точки зрения и отгадать, какие заключения вы вывели из моего поведения в присутствии покойницы.

– Я не могу ничего вам сообщить о моих заключениях, потому что еще не пришел ни к каким, – заметил Барнес. – Моим правилом было всегда не делать слишком скорых заключений; если сыщик имеет предвзятое предположение, он легко может поддаться искушению выискивать подтверждающие его улики. Я же стремлюсь раскрыть истину и потому избегаю предположений.

– Хорошо, я вижу, что мне придется несколько изменить мое мнение о сыщиках, хотя вообще я прав, и вы составляете исключение.

– Лесть на меня не действует, мистер Митчель. Вы находитесь в настоящее время в очень затруднительном положении, и было бы хорошо, если бы вы могли мне объяснить, каким образом вы знаете убитую?

– Это я и сделаю. Я видел эту даму только один раз в своей жизни. Нет еще двух лет, как я поселился в Нью-Йорке и прошлую зиму стал женихом мисс Ремзен. Месяц спустя я получил письмо за подписью «Роза Митчель» с извещением, что подписавшаяся может открыть тайну, касающуюся моей семьи и способную заставить мисс Ремзен взять назад данное мне слово. Она назначила цену за свое молчание и приложила свою фотографию, чтобы я мог узнать ее, так как имела дерзость объявить мне, что лично придет за деньгами. Это она и сделала, и с тех пор до сегодняшнего дня я ее уже не видел.

– Можете вы доказать это?

– Я могу вам показать письмо и фотографию, если вы пойдете со мной в кладовые для хранения – Гарфильдо.

– Это мы можем сейчас же сделать. Вы заплатили деньги?

– Да.

– Подумали ли вы, что очень опасно платить за шантаж? Это может служить доказательством того, что человек чувствует себя во власти вымогателя.

– Совершенно верно; и я был во власти этой женщины.

– Это очень важное признание – особенно в связи с ее убийством.

– Я это очень хорошо знаю. Ну вот, мы уже и пришли.

Они вошли в банк, и Митчель попросил ключ от своего шкафа. Он никогда не брал его с собой, так как считал более безопасным оставлять ключ у служащего этого учреждения. Спустившись в большую кладовую, Митчель достал из шкафа шкатулку и повел Барнеса в соседнюю комнату. Здесь он открыл шкатулку и выложил на стол несколько пакетов, среди которых сыщик, к своему великому удивлению, увидел футляр из юфти, перетянутый ремнем, с тисненным золотом именем «Митчель». Неужели это и был футляр с украденными камнями?

– Вот бумаги и вот фотография, – сказал Митчель и протянул ее Барнесу, который тотчас же узнал убитую. – А вот и письмо. Прочесть вам его?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10