Заводи кого угодно, только НЕ КРОКОДИЛА!

      Наступили неприятные часы, когда мне пришлось доказывать свою невиновность; затем солдат, вооруженный автоматом, проводил меня до самой трамвайной остановки. Паренек оживленно рассказывал, что у него дома тоже есть аквариумы, и на прощание посоветовал мне впредь охотиться на ящериц в другом месте.

Морской аквариум

      Окрыленные успехами в аквариумистике, мы решили устроить морской аквариум, приспособив для этого десятилитровый сосуд литого стекла. В зоопарке буквально за гроши можно было купить настоящую средиземноморскую воду. Ее в качестве балласта доставляли в Чепельский порт морские суда. Если зоопарку требовалась морская вода, то ее не спускали в Дунай, а в цистернах-молоковозах привозили из порта в зверинец. Вода первого завоза всегда чуть отдавала молоком; думаю, что молоко на следующий день было несколько солоноватым на вкус.
      Для правильного содержания морского аквариума очень важен контроль за удельным весом воды, поскольку концентрация солей в морской воде вследствие испарения увеличивается. Наладить такой контроль вначале причиняло мне немало хлопот, ведь у нас не выпускают специальных приборов для измерения удельного веса воды; но потом я сообразил, что для этой цели вполне годится и то устройство, с помощью которого определяют удельный вес мочи. Свой первый морской аквариум я заселил двумя актиниями средиземноморского происхождения — Bunodactis verrucosa и более мелким морским анемоном цвета свежего мяса. Удельный вес воды при 15°С составлял 1,027. Каждые две недели я доливал в аквариум водопроводной воды, чтобы компенсировать испарение.
      Если вода у вас в аквариуме нужной солености, то поддерживать ее можно и таким способом: тоненькой полоской пометить на стенке аквариума уровень воды и время от времени доливать водопроводной воды до метки. (Если концентрация солей в воде недостаточна, то ее можно увеличить, добавив неиодированного раствора поваренной соли.)
      Наших актиний я подкармливал два раза в неделю трубочником, направляя к их щупальцам погрузившийся под воду корм с помощью стеклянной палочки. Bunodactis verrucosa я время от времени подбрасывал мелкую рыбешку и кусочки трески. Когда актинии хорошо чувствовали себя, они прилеплялись к какому-нибудь камню и раскрывались диковинным цветком, оставаясь на одном месте. Если же в режиме аквариума что-либо нарушалось, они перемещались с места на место.
      Чаще всего это происходило при увеличении концентрации солей в воде, или значительном скоплении продуктов распада, в результате чего плотность воды повышалась. Последнее может причинить немало хлопот владельцам и пресноводных аквариумов. Проще всего избежать этой опасности, заменяя раз в месяц или же в случае необходимости и раз в две недели третью часть воды свежей водой точно такой же температуры. (Определить, когда возникает необходимость такого рода, можно по поведению животных — рыбы в этих случаях плавают неуверенно, как бы пошатываясь из стороны в сторону, и стараются держаться ближе к поверхности воды, плавники у них покрываются трещинами, а морские анемоны часто меняют место, сжимаются, не берут корм и т. д.)
      В морских аквариумах водные растения (водоросли) не образуют кислорода, более того гибнущие водоросли сами поглощают кислород, поэтому очень важно иметь надежный вентилятор с мотором. Морская вода не должна соприкасаться с металлом или со свинцовой шпаклевкой. В наши дни — в век синтетического клея — это не проблема, но прежде несовершенство битумной, восковой или смоляной изоляции являлось причиной многих бед.
      Мы с Чорге были страшно горды своим миниатюрным Средиземным морем, с точки зрения аквариумистики созданным весьма примитивными средствами. В ту пору ни один из нас еще не видел настоящего моря, и вот частица его вдруг появилась в нашей убогой комнатушке. Часами любовались мы своим морем и, вздумай вода в час «прилива» политься через край аквариума, наверное, даже не удивились бы. Bunodactis verrucosa и другая актиния прожили у меня шестнадцать лет и погибли после того, как я в очередной раз принес им воду из зоопарка. (Может быть, в водосборник случайно попала медная гайка, а может, вода испортилась по какой другой причине — этого мне не удалось установить.)

Поймать бы гадюку!…

      Первые дни летних каникул я провел в крайне возбужденном состоянии. Когда профессор Котлан подписал мои отпускные документы, наконец-то стало ясно, что мы на пару с приятелем Миклошем Янишем можем отправиться в гористую местность Шатор у западных границ Венгрии и под видом сбора клещей поохотиться за гадюками. Странно звучит, не правда ли? Но что поделаешь, если Институту паразитологии требовались клещи, а нам — обыкновенные гадюки. До той поры я гадюк сроду в руках не держал, а уж поймать на воле обыкновенную гадюку казалось и вовсе несбыточной мечтой. Начались лихорадочные приготовления. Были сшиты мешочки для змей и обмотки на ноги из плотного брезента, а поскольку в те времена все еще бытовало поверье, будто от укуса змеи помогают алкогольные напитки, я запасся бутылочкой рома — на большую бутылку денег не хватило. Судя по всему, весть о нашей предстоящей экспедиции нагнала страху на моих родителей, потому что они тоже прислали поллитра палинки; правда, до места назначения палинка не доехала — мы распили ее еще в поезде. В конце концов, чтобы всех успокоить, я стал отрабатывать на медянках приемы ловли гадюк, как мне их растолковал и показал Миклош. Гадюка требует деликатного обращения, ее легко травмировать, и тогда уж в террариуме она ни за что не станет есть. Самый испытанный способ ловли гадюк заключается в том, чтобы палкой прижать ее шею к земле и, схватив другой рукой за хвост, поднять в воздух. При этом необходимо соблюдать осторожность, ведь если придавить ей не шею, а голову, то ничего не стоит повредить хрупкие черепные косточки. А шею нужно прижимать к земле до тех пор, пока не поднимешь змею на высоту, примерно соответствующую длине ее хвоста (в противном случае она может ужалить). Ну а если уже раскачиваешь эту живую ленту в воздухе, то считай, что дело в шляпе: мышцы у гадюки настолько слабы, что она не дотянется до собственного хвоста. Правда, она способна и на такой трюк: медленно, понемногу, добираться до хвоста… по собственному туловищу! Но тут уж надо глядеть в оба — если вовремя встряхнуть гадюку, она сползёт сама по себе.
      Когда наступил долгожданный день отъезда, к нам присоединился еще один наш приятель, который тоже намеревался обзавестись гадюкой. Пропутешествовав целую ночь до пограничной станции Шаторайяуйхей, мы пересели там на допотопный поезд местной узкоколейки. Сцепление между вагонами было столь свободным, что начало состава успевало набрать ход, а хвост все еще стоял на месте; последний вагон, в котором мы находились, тронулся так неожиданно и резко, что мы, отлетев по инерции к задней стенке, чуть не вышибли ее. Крохотный паровозик мог остановиться в пути у какой-нибудь речушки, чтобы набрать воды для котла. Чаще всего наш поезд трясся так медленно, что я время от времени вылезал из вагона, чтобы наловить желтобрюхих жерлянок в канаве, тянувшейся вдоль насыпи.
      Судя по всему, Миклоша достаточно хорошо знали в округе. Когда мы, сойдя с поезда, попросились на попутную подводу, возчик приветствовал нас возгласом: «А вот и змееловы пожаловали!». В Холлохазе — конечном пункте нашего пути — мы явились отметиться на погранзаставу. Командир заставы — он женился на местной девушке и успел пустить корни в селе — созвал весь личный состав погранзаставы и приказал: «Присмотритесь как следует к этим товарищам и не вздумайте потом доставлять их ко мне под конвоем из погранзоны!». После такого командирского напутствия пограничники, стремясь превзойти друг друга, принялись наперебой рассказывать, кто, где и какую гадюку видел. Наконец командир, которому не удалось отличиться по части близкого знакомства с гадюками, расставив руки на полметра, похвастался, что ему удалось застрелить из пистолета «вот такую» бурую лягушку!
      И началась наша охота за гадюками, первое время безрезультатная. Близко подступиться к гадюке очень трудно, потому что, как правило, она первая замечает человека и скрывается молниеносно. Через несколько дней Миклошу посчастливилось поймать самца, а вскоре нам услужил один местный житель — он принес зажатую в двух сучьях крупную самку, у которой в результате столь специфического способа транспортировки оказались сломанными несколько ребер. Можете себе представить мое огорчение: ведь я гадюку еще и в глаза не видел! В тот же день мы в самый зной взбирались по крутому склону горы. Я остановился на минуту перевести дух и вдруг услышал за спиной легкий шорох. Я оглянулся и по движению сухих листьев и травы заметил, что некое невидимое существо быстро спускается вниз. Не раздумывая, метнулся я. в ту сторону и наугад ткнул у куста на краю обрыва своей палкой с раздвоенным концом. Оказалось, я прищемил лишь хвост крупной обыкновенной гадюки, которая вонзила зубы в мою палку, брызжа на нее ядом. Мне никак не удавалось взять добычу в руки — ведь для этого необходимо было прижать гадюке шею. Но рискни я хоть на миг отпустить ее хвост, как она тотчас же бросится с обрыва вниз. (Вот почему не мешает иметь при себе две палки!) Пришлось звать на помощь. Один из товарищей, подоспевших на выручку, прижал своей палкой шею гадюки, а я, схватив ее за хвост, поднял. От волнения меня даже пот прошиб: ведь я впервые в жизни поймал гадюку, к тому же не абы какую, а самку длиной 68 сантиметров! (У самки хвост постепенно сужается, спина красновато-бурой окраски, шея белая, у самца хвост длиннее и у основания он сначала утолщается и лишь потом становится уже, спина серебристо-серого оттенка, а шея черная.) Радости моей не было границ — что ни час я вынимал гадюку из холщового мешочка и любовался ею. В поезде, чтобы змея не продрогла и ей было уютнее, мешочек с нею я сунул за пазуху — через мешочек гадюка не жалит! — «пригрел на своей груди».

Число жильцов пополняется

      Свою гадюку я поместил в террариум приятеля, а мы с Чорге обзавелись медянкой, но незадачливая змея слопала несколько жерлянок и от их ядовитых секреций на другой день погибла. Взамен постигшей нас утраты я раздобыл совсем молодую дикую гадюку (Прежде этот вид гадюки назывался у нас «ракошской» (по месту ее распространения), затем ее перекрестили в «ракошретскую», а теперь за ней закреплено название «дикая»), которая получила у нас кличку Феликс.
      С появлением Феликса начался золотой век нашего пребывания на частной квартире. Зигзагообразная полоса на спинке Феликса пробудила в тетушке Хильде дотоле дремавший инстинктивный страх перед змеями. Во время уборки нашей комнаты она то и дело твердила, что приносить в дом ядовитых змей она согласия не давала. Насилу удалось ей внушить, что наш Феликс — существо в высшей степени дружелюбное. Правда, как-то ночью он заставил нас поволноваться. Перед тем как погасить свет и лечь спать, я решил еще раз полюбоваться своим любимцем, но террариум оказался пустым. Я перевернул в нем каждый камешек — Феликса нигде не было. Что оставалось делать? Пришлось разбудить Чорге и поставить его перед фактом пропажи гадюки. Однако друг мой распаниковался сильнее, чем можно было ожидать: я собирался с утренним поездом отбыть домой, поэтому Чорге ударился в отчаянные поиски. «Тебе хорошо, — жалобно приговаривал он, — ты уедешь, а я тут расхлебывай. Не дай бог гадюка ужалит тетушку Хильду, ведь меня тогда за решетку посадят…»
      Если в загроможденной вещами комнате у вас где-то прячется маленькое животное, то помочь тут может только точный и планомерный научный поиск. Мы начали прочесывать комнату по диагонали. Занятие подобного рода требует известной осмотрительности даже в том случае, если разыскивается не гадюка, а более безобидное животное: беглец может спрятаться под сбившимся половиком или в щели под линолеумом и тогда ничего не стоит наступить на него. К четырем часам утра поиски все еще продолжались, хотя мы по меньшей мере раз десять перевернули в комнате все вверх дном. И тут взгляд мой упал на стол, где стояла лампа на шарнире, а в подставке у лампы была маленькая дырочка. В более спокойном состоянии рассудка я бы и мысли не допустил, что гадюка может пролезть в такое крохотное отверстие. Но сейчас я заявил Чорге, лицо которого приобретало все более серый оттенок, что попробую разобрать подставку у лампы, если Феликса и там не окажется, я сдаюсь. Наступили напряженные минуты, поскольку заржавевшие винты никак не хотели поддаваться и мне стоило немалых усилий вывинтить их. Наконец с подставки удалось снять крышку и, к величайшему своему облегчению, мы увидели Феликса, спиралькой свернувшегося вокруг шарнира.

Хельга, Текла и Паскаль

      У Миклоша Яниша вывела детенышей обыкновенная гадюка, та самая, которую мы получили в подарок в «ущемленном» виде. К моей большой радости, троих детенышей Миклош подарил мне, и по этому случаю мы устроили скромные крестины; в зависимости от размера, оттенка и узоров на коже новорожденные получили имена Хельга, Текла и Паскаль. К сожалению, я не могу сказать, что они отзывались на свои клички — ведь гадюки лишены органа слуха. (Согласно описаниям, за 12-14 часов до землетрясения животные в террариуме начинают проявлять крайнее беспокойство, часто шипят и ползают взад-вперед. По всей вероятности, костями и с помощью органов, наполненных жидкостью, скажем желчного пузыря, они улавливают тончайшие геофизические изменения, магнитные волны и толчки, предшествующие землетрясению. Точно так же, по сотрясению почвы — если не соблюдать максимальную осторожность при ходьбе, — они чувствуют и приближение человека.) Вели себя наши гадюки в высшей степени спокойно, лишь тетушка Хильда с каждым днем все больше лишалась покоя, неустанно повторяя, что не было уговора заводить в доме ядовитых змей. Мне надоело слушать ее причитания, и я решил как-то успокоить хозяйку. Я подсадил к гадюкам такую же по величине медянку (Cornelia austriaca); когда тетушка Хильда зашла в нашу комнату, я незаметно передвинул медянку палочкой в тот угол террариума, где не было гадюк, а затем небрежным жестом на глазах у квартирной хозяйки достал змейку и дал ей поползать по своей руке. Повторенный несколько раз этот трюк и в самом деле успокаивающе подействовал на тетушку Хильду.
      Мы воспользовались мирным периодом в наших взаимоотношениях и выставили из своей комнаты портреты хозяйкиных усатых предков. Тогда я только что сделал два первых своих снимка с натуры, при помощи одолженного в университете аппарата с двойной выдвижной кассетой сфотографировав с близкого расстояния бабочку совку с красными перевязями на крыльях и древесную лягушку. Этими фотографиями — взамен портретов хозяйкиных родственников — мы и украсили стены своей комнаты.
      Красота красотой, но приходилось заботиться и о пропитании для гадючат. При первом кормлении новорожденным гадюкам были предложены мышонок-сосунок, совсем крохотная ящерка и мелкая бурая лягушка. Под бурой лягушкой подразумеваются прыткая, травяная и болотная лягушка, относящиеся к семейству Rana. После неоднократного потчевания каждая гадюка откушала того или иного из предложенных лакомств. Мы старались заставить гадюк ужалить добычу перед тем, как ее съесть. Дело в том, что ядовитая железа — это лишь видоизмененная слюнная, и змеиный яд имеет важное значение в пищеварительном процессе. Оглушенную мышь, проглоченную без укуса, гадюка переваривает гораздо труднее и дольше, чем ту, которая погибла от укуса. Яд растекается по кровеносным сосудам мыши, а для гадюки тем самым процесс пищеварения как бы начинается еще до того, как добыча проглочена.

Гадюку — голыми руками!

      Проблема надежной изоляции обитателей террариума все еще не была нами решена. Теперь, задним числом, такая халатность кажется мне возмутительной, но тогда нам просто было жаль на это денег. Однако после одного ночного происшествия я решил, что, сколько бы это ни стоило, придется заказать надежно запирающуюся крышку к террариуму.
      Низкая железная койка, на которой я спал, стояла вплотную к столу, где разместился террариум с гадюками. В ту ночь я спал как-то неспокойно и вдруг ни с того ни с сего проснулся. Включил лампу, посмотрел на часы, которые лежали на тумбочке по другую сторону кровати: было за полночь. «Ну что ж, еще спать да спать», — подумал я и погасил свет. Но уснуть по-настоящему так и не смог — метался в полусне с каким-то тягостным ощущением. Некоторое время спустя я опять включил свет и повернулся было на другой бок взять часы с тумбочки, как мне вдруг показалось, что над головой у меня что-то раскачивается. Я открыл глаза пошире и увидел голову Паскаля, свесившегося со стола вниз и раскачивающегося надо мной. Совершенно автоматическим движением я протянул к Паскалю руку и сунул его обратно в террариум. И лишь потом до моего сознания дошло, что же я, собственно, сделал: взял и просто так схватил гадюку голыми руками! Мне стало не по себе, я принялся внимательно рассматривать свои руки, но не обнаружил — да и не почувствовал — ничего подозрительного. После этого мне оставалось лишь наскоро пересчитать «по головам» наличный состав террариума, поправить сдвинувшуюся крышку и опять завалиться на боковую.
      Первая зимовка гадюк не причинила нам особых осложнений. В тот год не было сильных и затяжных холодов и змеи перебивались вместе с нами в нашей нетопленой комнатенке при +4°С. В феврале я время от времени стал выставлять террариум на окно, чтобы гадюки могли погреться на солнышке. Мы подсадили к ним мелких прытких ящерок, вдруг да придет охота какой-нибудь гадюке подкрепиться. Однако до этого дело не дошло: ящерки, взобравшись на спинки гадюк, вместе с ними грелись на солнце. При этом одна «кормовая» ящерица несколько раз укусила гадюку, на спине которой пристроилась загорать. Змея не обращала на это ни малейшего внимания, зато Чорге, который был дома один, занервничал. (Он готовился к экзамену, но вместо занятий, бросив книги и конспекты, вот уже несколько часов любовался змеями.) Чорге решил вытащить забияку-ящерицу из террариума. Гадюка, мирно сносившая укусы, впилась зубами в палец Чорге, как только он притронулся к ящерице.

      В тот день мы с ним с утра условились, где и когда встретимся в городе. Я был приглашен на вечеринку и должен был там играть на рояле, а Чорге увязался за мной под тем предлогом, что будет переворачивать ноты. Я часа два прождал моего приятеля в условленном месте, пока наконец он не появился — необычайно бледный, с осунувшимся лицом; неуверенными шагами он приближался ко мне, вытянув вперед правую руку. Подойдя, он заговорил жалобным голосом: «Угадай, что со мной случилось!» Я взглянул на его слегка распухший палец — на нем виднелась красная точка, как от булавочного укола, — и мой ответ не заставил себя ждать: «Гадюка ужалила». Чорге принялся рассказывать всю историю в подробностях. Когда змея его укусила, он очень испугался. Ему тут же припомнился случай с одним работником Гагенбека; змеелова укусила за палец кобра, тот схватил валявшийся поблизости топор и одним махом отсек укушенный палец, прежде чем яд успел всосаться. Чорге тоже направился было в подвал, где у хозяев хранился ржавый топор. Однако у входа туда он остановился, сообразив, что если сейчас отрубит себе палец, то больше не сможет играть на пианино. Чорге повернулся и побрел к корчме на углу, где в качестве противоядия выпил немалое количество рома. Когда мы встретились, в его дурном самочувствии был повинен скорее ром, чем змеиный яд.
      У молодой гадюки после продолжительного голодания и зимовки, да еще в холодную погоду яд был очень слабый, к тому же Чорге досталось его совсем немного — ведь гадюка укусила его лишь одним зубом. Поэтому и удалось ему отделаться изрядным опьянением.

Гадючьи укусы

      Летом я неожиданно получил из Швейцарии срочную посылку. С превеликим волнением я вскрыл деревянный ящик, в котором засунутые в холщовый мешок находились восемь асписовых гадюк. Я впервые увидел этот вид гадюк, распространенный на юго-западе Европы. Поселить всю восьмерку у себя на частной квартире, где уже обосновались на постоянное жительство три обыкновенные и две песчаные гадюки, было бы непозволительной роскошью. Поэтому я выбрал из вновь прибывших самца красивой окраски и черную самку, наспех оборудовал для них надежно запирающийся террариум, а остальную шестерку отвез своему приятелю Тони Борошу.
      Прошло несколько недель, и я решил проведать гадюк. Еще не доходя до дома Тони, я увидел его во дворе, озабоченно хлопочущим вокруг установленного на штативе фотоаппарата. Он увидел меня, и лицо его просияло: «Вот здорово, что ты приехал!» Оказалось, что мой приятель намеревался увековечить на фотопленке средний палец правой руки — вдвое распухший против обычного и весь в сине-зеленых подтеках, — но как ни старался, не мог изловчиться поместить палец в кадр и навести резкость. Пока я нажимал на спуск фотоаппарата, Тони рассказал мне, что случилось. На днях он вытащил во двор столик и хотел сфотографировать на нем одну из приобретенных гадюк, самку длиной сантиметров 50. Стояла жаркая погода, и гадюка вела себя очень оживленно, никак не желая принимать такую позу, какой добивался от нее фотограф. И тогда он решил подправить ее рукой.
      Дальнейший ход событий я излагаю по записям самого пострадавшего:
      «… Когда я попытался придать гадюке нужное положение, она молниеносно метнулась к моей правой руке и впилась одним зубом в нижний сустав среднего пальца. Первой естественной моей реакцией было отдернуть руку, и гадюка слетела со столика. Я успел все-таки сделать один снимок, затем быстро схватил гадюку, запер в ящик и поспешил в дом принять необходимые меры. Я сделал три глубоких надсечки вокруг раны, пустил кровь и присыпал рану марганцовокислым калием. Однако это мало что дало… Укус произошел ровно в 15 ч. Уже в самый момент укуса я почувствовал жаркую, ноюще-пульсирующую боль в пальце. Минут через 15-20 началось головокружение и сильный звон в ушах. Кроме того, я ощутил зуд на коже головы, живота и рук; стоило мне чуть почесать, как зуд тотчас переходил в острую боль. Через час после укуса я чувствовал себя совершенно обессиленным, почти все туловище мое покрылось нестерпимо зудящими пузырьками, как при крапивнице. На белках глаз выступили кровяные прожилки, зрачки были суженными и неподвижными. Нарушились зрение и слух. Глотательные движения сопровождались сильной болью, а желудок, мучимый резкими болезненными судорогами, пытался избавиться от содержимого. После укусов гадюк, что случалось со мною и раньше, я не испытывал описываемых явлений, за исключением пульсирующих болей в лимфатических железах, как правило, всегда появляющихся и возникших и на этот раз. В первые часы после укуса наблюдалась обильная потливость, которая затем сменилась ознобом, не отпускавшим меня несколько часов. В тот период я потерял сознание и не приходил в себя более трех часов. Постепенно самочувствие мое улучшалось, пузырьки и пупырышки на коже пропали. Но боль в лимфатических узлах, коже, глазницах и глазных яблоках, в гортани, желудке и мышцах грудной клетки по-прежнему оставалась. На седьмом-восьмом часу после укуса эти явления — отчасти под действием принятых мною четырех таблеток демальгона и двух таблеток карила — стали слабее, но пульсирующая боль в пальце не давала покоя всю ночь…
      Через 20-22 часа после укуса вокруг раны резко обозначились кровоподтеки, а из самой раны сочилась сукровица. Боль уменьшилась, и я мог сказать, что в очередной раз удачно выкарабкался…
      Сорок часов спустя опухоль на пальце все еще не опала, но я надеялся, что и она со временем пройдет, если только сам я, делая надрезы, не внес какую-нибудь инфекцию.»
      Один фермент гадючьего яда растворяет клетки, образующие стенки капилляров кровеносных и лимфатических сосудов. Таким образом, сосуды «дают течь», из них в ткани просачиваются кровь и лимфа. На всем теле образуются синяки и отеки. (Ужаленный гадюкой человек выглядит так, будто его нещадно колотили дубинкой.) Пальцы распухают, опухоль вскоре распространяется на кисти рук, предплечья, плечи, грудь и на подлопаточную область. Руки до локтей распухают настолько, что кожа на них делается блестящей как зеркальная поверхность.
      Наносится ущерб и оболочкам кровяных клеток. Часть красных кровяных телец растворяется, кровь «расплывается», и область укуса сплошь покрывается сине-зелеными пятнами. (Причина этого заключается в том, что через поврежденную оболочку из красных кровяных телец высвобождается гемоглобин и начинает разлагаться.) И в то же время яд обладает свойством усиливать свертываемость крови. Поэтому когда делают надрезы вокруг раны, то кровь оттуда едва сочится. Наиболее опасным ферментом яда является нейротоксин, который оказывает воздействие на нервную систему. Наряду с нарушениями зрения и слуха он вызывает головокружение, падение кровяного давления, обмороки, а в особо тяжёлых случаях может привести к параличу сердца и органов дыхания. В Европе редки смертные случаи от укуса гадюк. (В районах, где распространены гадюки, от их укусов гибнет рогатый скот, но лишь в тех случаях, когда змея жалит в шею и обширная опухоль сдавливает гортань. Стало быть, удушье животного вызывается не параличом органов дыхания, а «механическим» сжатием дыхательного горла.)
      В случае укуса в первую очередь необходимо установить, ядовитой ли была змея. Для этого не мешает располагать кое-какими специальными познаниями. Если это была ядовитая змея, гадюка, то на месте укуса видны одна или две красные точки, как от булавочного укола, в 6-10 миллиметрах друг от друга — в зависимости от того, одним или двумя зубами был произведен укус. (От яда исходит запах гвоздичного масла или слабый чесночный дух.)
      Ужеобразные оставляют следы крючковатыми, загнутыми назад зубами и вызывают на коже несколько повреждений, похожих на царапины. Если человека ужалила ядовитая змея, необходимо туго перевязать конечность выше укушенного места, чтобы воспрепятствовать распространению яда системой кровообращения по всему организму. Повязку нужно стянуть как можно плотнее, использовав для этого палку. После этого чистым, прокаленным на огне лезвием бритвы или ножом делают несколько продольных надрезов вокруг ранки. Надо постараться по возможности как следует выдавить кровь из надрезов и залить рану крепким раствором марганцовокислого калия или 6-10-процентным раствором карболовой кислоты. Рекомендуется также прижечь место укуса раскаленным железом, Цель всех этих мер заключается в том, чтобы окислить как можно большее количество попавшего в организм яда. Пострадавшему надо обеспечить полный покой, перенести его с солнца в тень. Ни в коем случае нельзя шевелить укушенной рукой или ногой. Стягивающую повязку необходимо каждый час расслаблять на одну-две минуты, чтобы перетянутая конечность не отмерла от застоя крови. Если пострадавший вздумает самостоятельно бежать к врачу, то почти наверняка дорогой потеряет сознание: во время бега кровообращение ускоряется и яд быстрее распространяется по организму. До недавних пор обязательным считалось дать пострадавшему выпить побольше спиртного. В действительности же нельзя применять какие бы то ни было возбуждающие средства, в том числе алкоголь. Даже кофеин дается лишь в том случае, если пострадавший теряет сознание.
      Конечно, самый надежный способ — наряду с обеспечением покоя вовремя ввести пострадавшему противозмеиную сыворотку. Правда, нельзя сказать, чтобы этот способ был самым простым: ведь противодействующее вещество в сыворотке — дифференцированного свойства, то есть оно пригодно лишь в случае укуса той змеи, яд которой был введен лошади, поскольку препарат получают из лошадиной сыворотки. В Европе распространены так называемые тривалентные и бивалентные сыворотки. Тривалентную сыворотку получают, если лошадь подвергается иммунизации ядами обыкновенной, песчаной или асписовой гадюки, и, стало быть, она пригодна как противоядие от укуса всех этих трех видов гадюк. Бивалентная же сыворотка оказывает воздействие при укусе лишь каких-нибудь двух видов гадюк; каких именно — бывает помечено на упаковке препарата. К сожалению, в Венгрии в тех местах, где водится так называемая дикая гадюка, противозмеиная сыворотка — даже если таковая имеется у участкового врача — не действует.
      Наряду со всеми этими оговорками надо иметь в виду, что сыворотку следует хранить в прохладном месте и лишь до определенного срока, по истечении которого она утрачивает эффективность. Вводя пострадавшему препарат, необходимо помнить о том, что он изготовлен на лошадиной сыворотке, и поэтому — как в случаях столбняка — антитоксин иногда может вызвать тяжелые аллергические явления.
      За то время, что я работал в зоопарке, было два случая укуса, и оба раза виновницей оказывалась песчаная гадюка.
      Один из работников отдела пресмыкающихся, несмотря на категорический запрет заведующего касаться террариума с ядовитыми змеями, не смог устоять против соблазна: время от времени он тайком вытаскивал ту или иную гадюку и, держа в руках, любовался ею. И однажды, когда он осторожно, держа за шею, укладывал на место песчаную гадюку, ее товарка, прятавшаяся во мху, ужалила служителя в руку. Тот не решился даже заикнуться о происшедшем, и мы всполошились, лишь когда бедняга потерял сознание. Вначале он пытался сам принять меры — сделал надрезы вокруг укуса, — но кровь почти не выступила. К тому времени, как прибыла машина скорой помощи, рука его чудовищно распухла, а в том месте, где на пальце находилось обручальное кольцо, образовалась перемычка. Врач вслепую перекусил кольцо щипцами, потому что его вообще не было видно под опухолью. Нашего коллегу в бессознательном состоянии возили на машине скорой помощи из одной больницы в другую, так как нигде не «хранили впрок» противозмеиную сыворотку. Наконец удалось раздобыть антитоксин и жизнь человека была спасена. Врач скорой помощи впоследствии признался, что он уж и не надеялся на благополучный исход.
      Другая история началась с того, что одной песчаной гадюке дверцей террариума прищемили хвост. Раздавленные ткани воспалились, и хвост змеи распух, увеличившись в 2 раза. Ветеринар, козырявший тем, что когда-то работал в хирургическом отделении, решил ампутировать поврежденный хвост. Ампутация была произведена по всем правилам, рана зашита, и у змеи стал странный «куцый» вид: туловище ее резко обрывалось по прямой линии операционного сечения.