Тина Хэдис (№4) - Незийский калейдоскоп

— Думаю, за Лиргисо у тебя не права отнимут, а спасибо скажут, — возразила Тина.

— И праздник получился кошмарный, — Тлемлелх был безутешен. — Не вечеринка, а сплошной скандал. Я-то понадеялся, что моя злая судьба осталась на Лярне, но она даже здесь меня настигла!

Глава 12

Изжелта-белые купола дворцов Месеодге жарились на утреннем солнце; некоторые из этих скорлупок, рассыпанных по берегу моря, обросли кустиками и птичьими гнездами, другие щетинились антеннами. Вокруг раскинулась геометрическая мозаика крыш, плоских и невзрачных, и коттедж, принадлежавший Лиргисо, ничем не выделялся среди прочих.

Стив посадил аэрокар на «этажерку» на одной из соседних улиц, дальше пошли пешком. Поль сказал, что не чувствует опасности, но Тина продолжала внимательно оглядывать редких прохожих и сканировать пространство в доступном радиусе. Это была ее затея, и она считала себя ответственной за любые возможные неприятности.

Погорелая вилла Лиргисо находилась неподалеку от Месеодге, но коттедж был зарегистрирован на другое имя. Небольшое респектабельное строение на уводящей к морю длинной улице. Тина так и не засекла ничего подозрительного, и пока Стив открывал электронные замки, она ненадолго расслабилась, окунулась в солнечную тишину незийского захолустья.

В Месеодге не было времени, как нет его на картине, запечатлевшей аккуратно изъятый из реальности кусок пейзажа или городского ландшафта. Все здесь оставалось неподвижным, никуда не текло, ни к чему не стремилось — по контрасту с постоянной лихорадкой Тининой жизни.

Бросив рассеянный взгляд на блестящее море в конце улицы, она вошла вслед за Стивом и Полем в окруженный решетчатой оградой дворик. Под окнами коттеджа цвели пышные лиловые кьямавы, напоминающие земные розы. Возле крайней клумбы замер садовый автомат с растопыренными усами-датчиками, поливочный резервуар придавал ему сходство с улиткой.

— Замаскированный сторож, — кивнул на него Стив. — Стрелять в нас он вроде не собирался, но я его на всякий случай выключил.

Внутри никакой мебели, как будто всю обстановку отсюда вывезли — а может, ее никогда и не было. До блеска натертый черный паркет, тревожные переливы ковровых покрытий, светильники в виде притаившихся под потолком странных тварей.

— Это его стиль, — негромко сказал Поль. — Ни с чем не спутаешь. И девушка здесь — где-то внизу, видимо, в подвале.

Вниз вела винтовая лестница, оплетающая покрытую бронзовой чешуей колонну. Все пароли оказались верными, двери открывались с первого раза, охранная автоматика пассивно дожидалась, когда Стив ее заблокирует, и Тина уже начала думать, что никаких сюрпризов здесь нет, но скоро выяснилось, что это не так.

Раздвинулись створки последней двери, и они вошли в комнату, где стояло несколько мягких кресел, а также холодильник с прозрачной дверцей, за которой виднелись бутылки с напитками и всевозможные деликатесы. «Кокон спасения» находился в смежном помещении, за аркой, а стена справа представляла собой тонированное синеватое зеркало, и на его поверхности были нарисованы черным фломастером Лиргисо-энбоно и Поль — резкими уверенными штрихами, в реалистической манере, в натуральную величину.

Когда Поль увидел это произведение искусства, у него кровь от лица отхлынула. Несколько секунд он молча созерцал непристойную картинку, потом сомнамбулическим движением сунул руку в карман и вытащил лазерный пистолет.

— Стой, это же зеркало! — Тина вовремя стукнула его по запястью. — И вообще, можно проще.

По стене побежали трещины, зеркальное покрытие с тихим звоном осыпалось на пол.

Шагнувший к арке Стив обернулся на шум.

Поль невнятно выругался и сел в ближайшее кресло, руки у него слегка дрожали.

— Хорошо, что мы Ивену с собой не взяли, — прошептал он после паузы. — Еще б она это увидела…

— Да он все время порнуху рисует, — сказала Тина. — Сколько раз он меня в аналогичном виде изображал… Неужели ты ждал от него чего-то другого?

— Он ведь попросил нас о помощи, и все равно не удержался от гадости! — Поль смотрел на нее, недоуменно морщась. — Вот чего я не понимаю!

— А он просто не смог удержаться — это выше его сил, сколько бы он ни хвалился своим самообладанием, — помолчав, Тина добавила, чтобы хоть немного разрядить обстановку: — Зато он поесть нам оставил.

— Да меня тошнит после этого образчика его творчества! Ты видела, какое выражение лица у меня было на этой картинке?

— Так ведь это не твое лицо, а плод его воображения.

Поль овладел собой достаточно быстро. Как обычно: сначала всплеск эмоций, а затем переход в состояние, когда доминирует рассудок, и эмоции, какими бы они ни были, не мешают ни думать, ни действовать.

К оставленному в холодильнике угощению никто интереса не проявил, и они прошли в комнату с «коконом». Лейла, или Дина Вански, как ее звали раньше, или, по новым документам, восемнадцатилетняя иммигрантка с Яхины Фелита Нирок, лежала под прозрачной крышкой неподвижно, с закрытыми глазами. Фарфорово-бледная кожа, прямые черные волосы, тонкие черты лица. Если в Месеодге время остановилось, то погруженная в бессрочную летаргию Лейла находилась в сердцевине этого окаменевшего куска времени и вместе с ним никуда не двигалась.

— Поль, последнее слово за тобой, — сказала Тина. — Я хотела бы ей помочь, но боюсь сделать ошибку. Попробуй почувствовать будущее и определить: если мы ей поможем, не закончится ли это для кого-нибудь очень плохо?

Стив взглянул на нее с оттенком удивления и кивнул — как будто собирался предложить то же самое, но Тина его опередила.

Поль подошел к «кокону», постоял около него несколько минут, потом повернулся и произнес:

— Не могу сказать, что она мне нравится, но если мы ей поможем, вреда не будет.

— Вот и хорошо, а то все-таки жалко девочку.

— Это будет сложно, — добавил Поль. — Даже не знаю, как описать словами то, что с ней случилось…

— Я понимаю, о чем ты, — отозвался Стив. — Но попробовать можно.

Поль смоделировал на компьютере трехмерную схему. Выглядело это, как абстракция: свернутый, буквально спрессованный объект, оплетенный пульсирующей красной паутиной.

— Вот приблизительно то, что я вижу, — пояснил он. — Эта красная пакость — гипноблок, что-то вроде компьютерного вируса. Пока он не уничтожен, выводить Лейлу из комы бесполезно.

— Когда есть наглядный материал, работать проще, — заметил Стив. — Я начинаю.

Ничего не менялось. Он стоял возле «кокона», телепортированного вместе с пациенткой в Хенуду, такой же неподвижный, как Лейла, похожая на белый пластолитовый манекен в черном парике. Но если посмотреть глазами Полины Вердал, открывалась совсем другая картина: столб слепящего цветного пламени, который был Стивом, выбросил пылающий протуберанец, и Лейлу тоже охватило пламя, а через некоторое время нити «паутины» начали исчезать, одна за другой, и намертво спеленутое существо пошевелилось.

— Есть активизация жизненных процессов, — сообщила Тина, сидевшая перед мониторами, подключенными к системам «кокона».

«Паутина» горела — и не только «паутина»: некоторые из омертвелых перемычек, появившихся у Стива после нападения на орбите Гелхэ, тоже исчезали без остатка. Помогая Лейле, он одновременно лечился сам, и вряд ли сознавал это. Тина рассказывала, что у Стива очередной прорыв способностей происходил всякий раз, когда ситуация становилась критической и требовалось совершить невозможное. Уничтожить хитросплетения лярнийского гипноблока — это была непростая задача; Стив делал то, чем никогда раньше не занимался, и параллельно его силы возрастали.

Вряд ли Лиргисо имел в виду такой эффект, когда подсунул Стиву эту задачку. Узнай он об этом, он бы локти кусал от досады, — эта мысль заставила Поля мстительно усмехнуться.

Поль вышел из комнаты до того, как «паутина» сгорела дотла и Лейла открыла глаза. Он по себе знал, каково это: лежать обнаженным и беззащитным, в то время как над тобой стоит одержавший верх противник, и не хотел находиться рядом с Лейлой, когда та очнется.

Стив и Тина этого момента не учли. Глядя сквозь приоткрытые жалюзи на полурастворенные в тумане горы, Поль слушал, как Тина терпеливо объясняет Лейле, какова ситуация на самом деле. К нему присоединился Стив.

— Она испугалась, когда увидела нас.

— Это логично. Как ты себя чувствуешь?

— Вроде бы неплохо.

— Часть тех тусклых перемычек исчезла, ты не заметил?

Стив прикрыл веки, прислушиваясь к внутренним ощущениям, потом согласился:

— Похоже, что так.

— Я теперь кто — заложница? — донесся из соседней комнаты голос Лейлы.

— Вы свободны, — ответила Тина. — Лиргисо передал мне для вас достаточно большую сумму денег. Правда, ниарское гражданство вы потеряли вместе с прежним телом, сейчас вы находитесь в теле нелегальной иммигрантки с Яхины, но если заплатить въездную пошлину, вы получите статус туристки.

— Я хочу посмотреть на себя. Можно зеркало? — спросила Лейла и после паузы отметила: — Прелесть, я похожа на Веронику Ло, вашего донора!

Поль чуть поморщился и направился к выходу. Лейла копировала характерные интонации Лиргисо, и вообще она внушала ему неприязнь — не настолько сильную, чтобы это прорвалось наружу, но достаточную для того, чтобы ему не хотелось с ней общаться.

Стив вышел следом: он свою работу завершил. В коридоре их ждала Ивена.

— Получилось? — спросила она шепотом.

— Да. Сейчас Тина с ней разговаривает.

— А что мы будем делать дальше?

— Полетим на одну необитаемую планету, у которой даже имени нет, — улыбнулся Стив. — Там спрятан корабль, принадлежавший раньше «Конторе Игрек».

Вспоминать всю свою жизнь от начала до конца и прощаться с воспоминаниями Саймон не собирался. А вот не станет он этого делать! Может быть, тогда он сумеет перехитрить Преисподнюю, и его казнь будет снова и снова отодвигаться в будущее, с той же неизменной скоростью, с какой настоящее превращается в прошлое?

Пока он не попрощался, его нельзя переселять в тело кудонского келнисуаца. Это непременное условие, Лиргисо не посмеет пренебречь столь важным правилом. Иногда на дне души начинали копошиться сомнения, но Саймон сразу их давил: если они подточат его представления о том, что может, а что не может случиться, он попросту сойдет с ума.

Да и нет для них никаких оснований. Лиргисо ведь сказал, что переместит его в тело келнисуаца после того, как он простится со своей человеческой памятью? Теперь уже не вспомнить, что он в точности сказал, но смысл вроде был именно такой. Значит, лазейка есть.

Несколько раз Саймону снилось, что он сидит в ниарской тюрьме, отбывает свой пожизненный срок, и никто не собирается выгонять его на волю. Это были счастливые сны, однако стоило открыть глаза — и ощущение, что жизнь более-менее сносная штука, уходило, как теплая вода из ванны с выдернутой пробкой.

Лиргисо не появлялся. Может быть, он забыл про Саймона Клисса? Два раза в день медицинский робот кормил узника питательной кашицей через зонд (есть Саймон по-прежнему не мог, зато желудок перестал выворачиваться наизнанку при малейшем намеке на присутствие пищи), а больше ничего не происходило.

Клисс часами сидел, съежившись, на матрасе и старался ни о чем не думать, ничего не вспоминать: пока его память неподвижна, то отвратительное будущее, к которому приговорил его Лиргисо, не может осуществиться, но стоит что-нибудь неосторожно задеть — и все поползет, как лавина в горах, тогда уж катастрофы не миновать. Как бывший эксцессер, Саймон знал кое-что о катастрофах!

Приставленный стеречь его «цербер» — черная, хищно-прилизанная механическая тварь — тоже хранил неподвижность. Саймон с горечью подумал, что Лиргисо тот еще перестраховщик: ну зачем, скажите на милость, нужен сторожевой робот экстра-класса, если охраняемый объект — несчастный, раздавленный, до полусмерти замученный маленький человек, ни в чем, вдобавок, не виноватый?

Так все и продолжалось изо дня в день, но однажды Саймон услышал голоса. В коридоре за дверью нецензурно ругались, роняли какие-то предметы, топали, кто-то отрывисто отдавал команды и спрашивал, «где эта сволочь». Ага, опять по его душу пришли, опять хотят, чтобы он за что-то отвечал! Взгляд Саймона заметался по круглой комнате с тошнотворными кровавыми разводами на нежно-перламутровых стенах: даже спрятаться негде, ничего тут нет, кроме «цербера» и матраса…

И лишь потом до него дошло, что речь идет не о нем. Эти, в коридоре, ищут другую сволочь, им нужен не Саймон Клисс, а Лиргисо.

Господи, да это же спецназ!

Саймон настолько ослаб, что с первого раза его услышал только «цербер», угрожающе пошевеливший манипуляторами.

— Помогите! — срывая надтреснутый голос, снова позвал Клисс. — Заберите меня отсюда!

Теперь услышали.

— За этой дверью кто-то есть! — донеслось из коридора. — Энзо, проверь!

Видимо, у Энзо был биосканер, и чуть погодя другой голос подтвердил:

— Там кто-то живой.

Саймон на четвереньках подполз к двери. «Цербера» такое проявление активности пленника насторожило, он придвинулся ближе, неслышно переступая суставчатыми лапами на присосках.

— Эй, кто там? — спросили снаружи.

— Я! — отозвался Клисс. — Спасите меня!

Главное, ни слова про «цербера», а то они сюда не сунутся, потому что «цербер» — это серьезно. Из их обрывочных реплик Саймон понял, что Лиргисо они все-таки упустили; значит, тем более нельзя тут оставаться.

Характер шума внезапно изменился. Возгласы, ругань.

— Уходим!

— Все слышали?! Уходим! Сейчас тут все полетит к чертовой матери…

— Там живой человек!

— Здесь живой человек! — оценив обстановку, закричал Саймон. — Не бросайте меня, я все знаю про Лиргисо! Вам нужна информация?!

— Отойди подальше от двери и прикрой голову! — потребовали из коридора. — Эй, ты понял? Сейчас мы взорвем дверь!

Что-что они сделают?.. Саймон задохнулся от ужаса.

— Не надо! Ничего здесь не взрывайте, Лиргисо этого не простит! Он же опять меня поджарит, если что-нибудь взорвется!

Его обматерили, а после попытались выбить дверь, но та не поддавалась.

— Уходим!

— Там этот псих, не бросать же его!

— Не бросайте меня! — всхлипнул Саймон. — Будьте вы прокляты, если вы меня бросите! Я ценный, я помогу вам поймать Лиргисо, я про него столько знаю — пальчики обли… тьфу ты, не пожалеете! Заберите же меня отсюда!

— Отойди от двери, мудила!

— Тут нельзя ничего взрывать! Если вы меня тут оставите, Господь вас покарает!

— Я тебе, …, популярно объясняю: не отойдешь от двери — е…шься вместе с ней! У тебя есть пять секунд, время пошло!

Так бы сразу и сказали. Клисс проворно ретировался в сторону, прикрыл голову. Краем глаза покосился на «цербера»: тот выдвинул стволы и приготовился к бою с незваными гостями. Ох, что сейчас будет… Саймон пожалел о том, что у него нет съемочной аппаратуры, но потом спохватился: на кой ему аппаратура, тут бы ноги унести!

Удар по барабанным перепонкам, болезненная встряска. Дверь упала на середину комнаты, раздавив влажно чавкнувший гелевый матрас. «Цербер», только этого и дожидавшийся, открыл огонь, но вскоре с ним разделались, потому что у спецназовцев были кумулятивные гранаты.

Оглушенного, порезанного осколками Саймона выволокли в коридор. Трое в бронекостюмах лежали на полу — жертвы «цербера», то ли убитые, то ли тяжело раненные, и за углом как будто шел бой, и освещение пульсировало, вызывая резь в глазах и дезориентацию, и по потолку ползла какая-то жуть, не понять, механическая или живая… Последние маски сорваны, Преисподняя больше не пыталась казаться чем-то иным.

— Мы в ловушке! — взвизгнул Клисс. — Видите?! Видите это?!

— Да заткните его кто-нибудь! — взмолился один из спасителей.

Другой закованный в броню спецназовец вынул из кобуры парализатор. Перед тем, как он нажал на спуск, Саймон успел крикнуть:

— Топаза убейте, если найдете!

Корабль на треть занесло песком, на его ребристом сером корпусе с золотыми эмблемами Космопола распластались песчаные звезды — название дал им Поль, из-за их сходства с морскими звездами. Эти были крупнее, их тела покрывала жесткая щетина, они кишели повсюду — то закапывались в песок, то выбирались наружу, погреться в бледных лучах маленького, окруженного размытым ореолом солнца.

Планета была холодная, с ядовитой для людей атмосферой, обитали тут примитивные создания с непонятным метаболизмом (Фласс, забросивший сюда псевдокосмополовский корабль, находил их вполне съедобными), ценных ископаемых почти не было — мирок, ни для кого не представляющий интереса, затерянный в глубине малонаселенной области Галактики.

Корабль действительно когда-то принадлежал Космополу — стандартная патрульная посудина, неведомо какими путями доставшаяся «Конторе Игрек». Экипаж на сто процентов состоял из людей; того силарца, который вызвал Стива, не существовало в природе — синтезированное изображение, неотличимое от реальной записи. Когда Стив разобрался, что к чему, он сам был обескуражен тем, на какую избитую уловку попался.

На борту не нашлось ни одного документа, указывающего на местонахождение хотя бы самой захудалой базы «Подразделения Игрек». Агенты знали, что крупно рискуют, выдавая себя за патруль Космопола, и соблюдали конспирацию.

Не было необходимости здесь задерживаться, но после Манокара и той сумятицы, которая захватила Тину, Стива и Поля на Незе, эта планета казалась почти санаторием. Поль здесь наконец-то ожил; они с Ивеной затеяли снять фильм о местной фауне и подолгу выслеживали с видеокамерами щетинистых червей трехметровой длины, которые, как и звезды, гнездились в источенной ходами и норами почве под слоем песка, а также стайки блеклых муаровых «запятых», порывисто скользящих по поверхности желто-серых барханов. Кто на кого охотится, «запятые» на червей или наоборот, оставалось загадкой. Похоже, охота была взаимной, а песчаные звезды поедали останки и тех, и других.

Стив часами тренировался, и его способности восстанавливались быстрее, чем он предполагал вначале. Поль сказал, что «перемычек» в его «невидимом огненном теле» становится все меньше.

Тусклые, в мягких тонах, пейзажи безымянной планеты напоминали Тине некоторые из миниатюр Тлемлелха — такие же печальные и слегка размытые, а песчаные звезды были похожи на вымышленные существа, которых он иногда изображал. Только эти были щетинистые и живучие, и не стремились уползти за горизонт, им и здесь всего хватало. Как будто живешь в картине, и любые перспективы иллюзорны, как проекция трехмерного объекта на плоский лист, зато неожиданности исключены, можно сколько угодно размышлять, вспоминать, перебирать недавние события, никто тебя не прервет. Вначале Тине это нравилось, но потом и ей, и остальным захотелось сменить обстановку.

Яхта стартовала, а корабль с эмблемами Космопола достался щетинистым звездам — выступающий из песка островок, чужеродный, но прекрасно вписавшийся в пейзаж.

Это хорошо, когда ты в цене и не надо искать работодателей, те сами тебя найдут; плохо только, если это происходит помимо твоих желаний и расчетов. Саймон опомниться не успел, как стал агентом-стажером «Подразделения Игрек»: все получилось само собой.

На допросе он выложил все, как есть, и про себя, и про Лиргисо, и про свой плачевный теракт на вилле. Была у него мыслишка насчет того, как обернуть это себе на пользу.

— …Ниарский суд приговорил меня восемь лет назад к пожизненному заключению, а потом они решили, что я исправился, пока сидел, и меня помиловали. Вас когда-нибудь выбрасывали на улицу? Меня из тюрьмы пинками гнали, как подохшую собаку из конуры! Это называется гуманизм, чтоб они себе такой же гуманизм получили… А я не оправдал человеческого доверия, и я полностью признаю свою вину. Я рецидивист, я виновен в попытке умышленного убийства, заранее спланированного, с использованием взрывчатки — то есть, при отягчающих обстоятельствах. Если б эти два выродка не телепортировались, они бы сгорели живьем, поэтому я прошу вернуть меня в тюрьму. Лучше в ту, где я сидел раньше, уж теперь-то меня оттуда не выкинут!

Те, кто его допрашивал — костлявый пожилой мужчина с лысым черепом и глазами почти бесцветными, но при этом пронзительно-яркими, словно включенные экранчики мониторов, и второй, помоложе, оплывший, как груша, с покатыми плечами, — переглянулись.

— Саймон, скажите-ка, из каких соображений вы хотели убить Лиргисо? — спросил молодой.

У него был глубокий, хорошо поставленный голос, и вопросы он задавал то доброжелательно, то с подковыркой. Клисс предположил, что он, наверное, психолог.

— Потому что Лиргисо опасен, я понял это сразу, еще когда не знал, кто он такой. Нутром почуял! А Поль еще хуже. Таких надо истреблять, и если меня оставят на воле, с моей стороны будут новые рецидивы. Учтите, я не раскаиваюсь в содеянном! Если б я мог, я бы снова убил их, уж на этот раз наверняка. Я угроза для общества, я должен сидеть за решеткой.

Они снова переглянулись, после чего заговорил старший:

— Саймон, не болтай ерунду. С такими качествами ты должен не за решеткой сидеть, а работать в нашей организации. Ты принят.

Клисс открыл рот, чтобы возразить, но передумал. Мало ли, к чему приведут возражения…

— Я постараюсь оправдать оказанное доверие. Но, видите, у меня проблемы со здоровьем… — он прикоснулся к рубцу на месте левой ушной раковины. — С тех пор, как я съел свое ухо… — пришлось замолчать, чтобы подавить слабый рвотный спазм, — я не могу нормально питаться, какой из меня работник…

— Ты еще скажи, что не работник, потому что занозил палец! — проворчал пожилой. — Наши медики вырастят тебе новое ухо. Меня называют Маршалом, а твоим наставником на время стажировки будет Римма Кирч. Все вопросы задавай ей или Бишону, это наш психолог.

Грушевидный субъект приветливо улыбнулся и слегка подался из кресла вперед. Маршал поднялся и вышел.

— Это ваш шеф? — задал Саймон первый вопрос, когда дверь закрылась.

— Не «ваш», а «наш», — поправил Бишон. — Саймон, запомни главное: мы одна команда — шеф, я, ты, остальные ребята. Индивидуалистам у нас приходится туго.

— Не надо на меня наседать, — вздохнул Саймон. — Я по натуре истинный коллективист, но мне столько пришлось пережить, что я стал неадекватным. Что это за жуть была в логове у Лиргисо, когда меня оттуда вытаскивали? Помню, что-то несусветное творилось…

— Всякие голографические эффекты плюс инфразвук. Видимо, он приготовил это специально на случай вторжения — своего рода психологическая мина.

— Всего-то? — Клисс с облегчением усмехнулся. Столь простое объяснение не приходило ему в голову.

— Там были и настоящие мины — роботы, начиненные взрывчаткой. Они разнесли компьютер и сейфы, так что мы ничего не успели забрать. В группе захвата было двенадцать человек, а вернулось оттуда пятеро, и ты шестой. Саймон, ты все-таки законченный индивидуалист, это твой главный минус. Постарайся стать членом команды, а я постараюсь тебе в этом помочь.

Груша (так называли Бишона остальные, чаще за глаза) был не самым худшим психологом: после третьего терапевтического сеанса Клисс вновь обрел способность есть самостоятельно, и его при этом больше не рвало. Но только не мясо, упаси Боже, только не мясо! Теперь Саймон был убежденным вегетарианцем.

По крайней мере, с одной из его проблем Бишон разобрался, однако это не мешало Саймону втайне посматривать на Грушу свысока: будущее покажет, кто из нас лучший знаток человеческих душ — ты, дипломированный всезнайка, или я, бывший эксцессер.

Зато Римма Кирч, новоявленная наставница Саймона, оказалась настоящей язвой. Девчонка лет двадцати пяти, плотная, крепко сбитая, с широким и упрямым, чуть курносым лицом фермерской дочки и зычным мальчишеским голосом. Ее родиной была Яхина — планета, где большую часть территории занимают крупные поместья и заводы по переработке сельхозпродукции, а население переполненных городов живет впроголодь, поскольку продовольствие идет на экспорт. Несмотря на свою внешность деревенской сорвиголовы, Римма была горожанкой. Она ухитрилась улететь с Яхины «зайцем», добралась до Рубикона и промышляла там мелким воровством, пока ее не завербовал кто-то из агентов «Подразделения Игрек».

Клисс ее побаивался, она была еще хуже Лейлы. Она не носила юбок, предпочитала удобные комбинезоны и стриглась коротко и небрежно: неприятное, беспокоящее Саймона сходство с Тиной Хэдис. Но если Тина при этом обладала почти аристократическим изяществом — результат то ли тергаронской военной муштры, то ли воспитания, полученного в детстве на Манокаре, — то Римма была неуклюжа, неряшлива и манерами напоминала лесных зверушек из мультфильмов про Умазайку.

Она сразу же объявила:

— У нас тут казарма, и нам наплевать, нравится тебе это или нет, так что привыкай!

Судя по блеску ее глаз и наставительно-торжествующему тону, ей «казарма» нравилась. Римма также сообщила, что Саймон на первое время будет «салагой» — мол, от этого никуда не денешься, такова традиция.

— Детка, сказать тебе по секрету, сколько мне лет? — вздохнул Клисс. — Сказать, а? Без малого тридцать восемь. Не знаю, на сколько я выгляжу после этих … пластических операций, но в салаги я не гожусь.

— Не называй меня деткой, в зубы получишь! — огрызнулась Римма. — У нас тут своя субординация, и на твои претензии нам наплевать. Будешь как все.

Чтобы приспособиться, Саймон начал играть под дурачка: мол, после пыток, которым подвергал его Лиргисо, он слегка свихнулся, так что с него взятки гладки. Это сработало, и все же кое-кто его невзлюбил: Клисса считали виновником гибели десантников, расстрелянных «цербером». Как будто от него что-то зависело!

На третий день после того, как Саймона приняли в штат, ему довелось присутствовать при казни агента, совершившего должностное преступление. Штаб-квартира «Конторы Игрек» располагалась на борту корабля, и всех собрали в одном из пустых грузовых отсеков. Просторный серый зал, стеллажи вдоль стен, по потолку растянулись ряды одинаковых плафонов. Надо смотреть под ноги, чтобы не запнуться о крепления для контейнеров. Когда Римма объяснила, что здесь произойдет, Саймон ощутил почти забытый внутренний зуд, знакомый каждому эксцессеру: вот бы все это заснять!

Агента осудили за самовольный расстрел гостей на приеме у Тлемлелха в Синсаодге. Маршал (Саймон уже знал, что он первая шишка в «Конторе Игрек» и прилетел на Нез, чтобы лично руководить важной операцией) собственноручно привел приговор в исполнение, а затем убрал пистолет в кобуру, оглядел хранящих молчание подчиненных и спросил:

— Кто-нибудь считает, что это несправедливо? Можете высказаться, я всех выслушаю. Энзо, это ты, кажется, говорил, что Гулер не заслуживает смерти?

— Говорил, — после заминки отозвался Энзо. Саймон не видел его из-за чужих спин, слышал только напряженный от сдержанного негодования голос. — На этом приеме в Синсаодге собрались со всей Галактики шлюхи и педики, которым нет никакого дела до наших целей. Если их нельзя убивать — тогда я не знаю, Маршал… Может, нам тогда всем скопом попроситься в полицейские на Незе или уйти в монастырь? А Гулера довели, у него был срыв. Он перед этим поймал обрывок разговора, как Лиргисо заявил, что будет добиваться легализации, чтобы его повсюду принимали в высшем обществе. Ну, и Гулер решил его подставить, чтоб ничего такого не было, а вы его за это к вышке…

— Дурак, — тяжело вздохнул Маршал. — И ты дурак, и Гулер был дураком. Он решил подставить Лиргисо, а вместо этого подставил организацию! Мы теперь террористы! Может, Энзо, ты впервые об этом слышишь? Об этом сейчас кричат все незийские телеканалы! Потому что все то дерьмо, которое собралось в Синсаодге — это деятели культуры, известные творческие личности, и галактическая общественность считает, что стрелять в них нельзя! «Подразделение Игрек» скомпрометировано, мы вне закона. Незийские спецслужбы не умеют работать, но не сегодня-завтра здесь будет космополовское подразделение по борьбе с межзвездным терроризмом, правительство Неза уже заключило соглашение с Космополом. И все из-за одного-единственного дурака!

— У него был срыв… — повторил Энзо, теперь уже неуверенно и подавленно.

— Его можно было бы оправдать, если бы он ликвидировал Лиргисо и Тину Хэдис. А то ведь перестрелял подвернувшуюся под руку шушеру, а эти остались невредимы!

— Хэдис он ранил в плечо, — напомнил другой голос. — А Лиргисо применил какие-то экстрасенсорные заморочки, так что в него невозможно было попасть.

— Задание не выполнено, организации нанесен ущерб, — жестко подытожил Маршал. Сделал паузу и добавил: — Гулер не был предателем, но его ошибка равносильна предательству, поэтому он заслужил казни. А если просто по-человечески, то парнем он был неплохим, и я скорблю о нем вместе со всеми… Похороним его с обычными почестями.

Саймон принял к сведению, что за ошибку тут могут и прихлопнуть. Ничего, он будет полезным и осторожным, с ним такого не произойдет. Цели «Подразделения Игрек» он одобрял: Великая Чистка, защита человечества от всего аномального и непонятного, предотвращение необратимых перемен, ликвидация мутантов любого толка и в первую очередь — так называемых «экстрасенсов-бойцов» (Стив Баталов, Тина Хэдис и Лиргисо принадлежали именно к этой особо опасной разновидности).

Правда, понятие «человечество» тут трактовалось чересчур растяжимо: и люди, и гинтийцы, и шиайтиане, и незийцы, и даже волосатые кесолиане — все друг другу братья и сестры, от такой расовой уравниловки Клисса коробило. Зато к негуманоидам в «Конторе Игрек» относились с прохладцей: никаких силарцев или синиссов, никаких энбоно. Пусть чужаки остаются сами по себе, человечество в них не нуждается.

— Скорее всего, Баталова мы не стали бы трогать, — сказал Саймону Бишон. — Пришелец из параллельной Вселенной, да еще с силарским гражданством — не наш клиент. Но есть одно серьезное «но»: вирулентность. Достоверно известно, что Тина Хэдис не обладала раньше экстрасенсорными способностями. На Тергароне ее как только ни тестировали, однако ничего подобного не выявили. Потом она в течение долгого времени жила с Баталовым, и в результате — мутация. Можешь представить, что будет, если это пойдет по цепочке? Если начнется эпидемия?