От легенды до легенды (сборник)

– Потомки твои разберут, – старик подмигнул. – Вот отойдет внучка от горя немного, вернемся. Ненадолго, чтоб не растаять. Больно уж горячи люди. Но я радость больше люблю. В праздник какой показываться будем. Впрочем, теперь я и с ворогом вас один на один не оставлю. Помогу, если что. А кто я… – Дед усмехнулся и ударил посохом оземь. Воздух зазвенел, деревья затрещали, нос защипало. – Думай!

Давыдов еще раз обернулся на застывшую у сосны девушку. Ее там не было. Перевел взгляд на Архипа. Где стоял старик, курился парок, словно кто-то вздохнул на холоде. Давыдов тряхнул головой, потер рукавицей щеку.

– Мороз, однако… – поежился он и побежал отогреваться в избу.

Мария Широкова

Первый поезд в самайн

Все началось во время чая. Именно тогда, намазывая на румяный тост грушевый джем, Перси впервые услышал голос Морбрада.

От неожиданности рука дрогнула, и янтарная капля джема приземлилась на белоснежную скатерть.

– Ты не меняешься, – с улыбкой заметила тетя Дженни, – все так же обожаешь сладкое и портишь скатерти.

– Мама, он сейчас скажет: «Простите, тетя, я больше не буду», – ехидно произнесла Флоренс. – Не так ли, кузен?

Перси рассмеялся.

– Осторожнее, Фло, – заметил он, – я ведь могу вспомнить еще какую-нибудь мальчишескую повадку. Например, дергать вредин за рыжие косички.

Юная леди хмыкнула и с невинным видом принялась пить чай. Перси прекрасно понимал, что Фло не терпится расспросить кузена о тысяче вещей, наговорить ему кучу уморительных колкостей и истребовать подарки, но, увы, приходилось сидеть чинно. Он украдкой подмигнул девочке, но та только строго сдвинула брови. Ну, ничего, успеется.

– Что это был за шум? – спросил Перси у отца.

Сэр Генри Уотертон оторвался от просматривания письма.

– Не поверишь, – усмехнулся он. – Горное эхо. Здешние окрестности – настоящий акустический феномен. Мне рассказывали, на склоне есть ущелье, где каждый звук, будь то крик птицы или скатившийся с кручи камень, порождает целую симфонию. Здесь еще ничего, ближе к тоннелю куда громче.

– Напоминает рокот прибоя, – сказал Перси, откусывая от тоста.

– Местные называют его голосом Морбрада. Привыкнешь.

Сэр Генри вернулся к письму. Перси не обижался: хорошо знал, что постоянная занятость приучила главного инженера Королевской Юго-Западной железной дороги делать несколько дел одновременно. Вот как сейчас: пить чай, беседовать с сыном, которого не видел больше полугода, и изучать корреспонденцию. Так было всегда, сколько Перси себя помнил.

Для бесед по душам имелась в мире миссис Дженнет Клейтон – тетя Дженни. Она укоризненно покачала головой, взглянув на брата, и сразу же перенесла заботливое внимание на племянника.

– И все-таки ты вырос, – произнесла она. – Несмотря на джем. Ты сейчас очень напоминаешь мне Генри в двадцать лет: те же широкие плечи, светлые вьющиеся волосы, упрямый взгляд. Только улыбка как у матери. Видела бы она своего малыша Перси…

Тетя Дженни умолкла, вытирая глаза кружевным платочком. Несколько минут в гостиной было тихо, но потом Фло осторожно потянула мать за рукав.

– Мама, – громким шепотом спросила она, – а что, дядя Генри в молодости был таким же долговязым и тощим, как кузен?

– Флоренс, несносная ты девчонка! – простонала тетя Дженни, не отрывая платка от лица, но Перси был готов поставить крону, что она улыбнулась.

Чаепитие продолжилось, и Перси отдал должное и тостам с джемом, и холодной ветчине, и прочим яствам, которые расставляла на столе Лакшми – вдова солдата-сипая, нанятая отцом на службу во время строительства укреплений Агнипура.

– Вот что, дамы, – спасая сына от обжорства, сэр Генри свернул письмо и поднялся из-за стола, – мы с Персивалем вас на время оставим. Пойдем, сынок, покажу тебе строительство.

Улицы городка разбегались от площади с кирпичной церковью вниз по склонам холма, точно ручьи, падающие с уступа на уступ. Отец и сын шагали, покуривая папиросы, и вели неспешный разговор.

– Вы уютно устроились, – сказал юноша, оглядываясь на аккуратный двухэтажный коттедж, южную стену которого обвили пожелтевшие листья плюща. – Я, право, не ожидал. Думал, что городишко – дыра дырой.

– Разумеется, не столица, – ответил сэр Генри. – Но все это на время. Работа требует постоянного присмотра, не приезжать же в такую даль через день. А Дженнет все устроила как дома, это она умеет. Жаль, что твоя сестра сейчас в Каире…

Перси развел руками. Что поделаешь, с той поры, как Эмили выскочила замуж за армейского капитана, семье никак не удается собраться вместе.

– Ну, как твой дипломный проект? – спросил отец.

– Еще море работы, – признался Перси. – Я привез кое-какие расчеты и чертежи. Может, взглянешь, если выдастся свободная минутка?

– Обязательно посмотрю. Через несколько дней, когда откроем наконец тоннель и утрясем дела. Министерская комиссия заявилась раньше, чем мы планировали.

– Но ведь все прошло успешно. Я читал во вчерашней газете.

– Да, лорд Теренс остался доволен. Обещал доложить премьер-министру. И, кстати, спрашивал о тебе.

– Обо мне? – Перси расстегнул форменный студенческий сюртук. – С чего бы?

Сэр Генри остановился.

– По-моему, тебе лучше знать, – усмехнулся он. – Мисс Элен передает тебе самый теплый привет.

– О господи! – выдохнул Перси. Сэр Генри хмыкнул в усы, но воздержался от комментариев.

Дома под черепичными крышами остались за спиной. Впереди темнели скучившиеся времянки – сколоченные из теса жилища рабочего люда, хлопала пожелтевшая парусина палаток для оборудования. Над вагончиком посреди вытоптанного пятачка земли ветер играл полотнищем флага. Несмотря на предзакатный час, лагерь был пуст. Кудлатая собака, развалившаяся перед ступенями вагончика, подняла морду, безразлично проводив прохожих взглядом, и снова ткнулась носом в пыль.

– До вечернего колокола уже немного. – Сэр Генри сверился с часами. – Пойдем дальше, к путям.

Спуск закончился. Они миновали последние бараки и выбрались на простор. Перси смотрел по сторонам с большим интересом: единственной крупной стройкой, в которой он участвовал, было строительство канала в Ренни, куда его направляли для прохождения практики.

Долина была перекопана и взъерошена. Тут и там громоздились груды щебня и песка, чернели сложенные в штабеля шпалы, бревна, чугунные балки. Впереди вздымалась насыпь железной дороги, и на боковой ветке посвистывал паровоз. И всюду, словно муравьи, суетились люди, занятые каждый своим делом: копали, везли по мосткам тачки, тащили носилки, перекликались, спорили. Ветер нес запахи пыли и дегтя. Перси с удовольствием втянул эту едкую смесь в легкие. Ему нравилась деловая суета, не смолкающее до ночи движение мускулов и мысли, способное раздвинуть мироздание, и еще больше нравилось знать, что он тоже станет – уже стал – частью этого грохочущего яркого мира.

– Ну как? – с улыбкой поинтересовался сэр Генри.

– Потрясающе, – совершенно искренне ответил Перси. – Когда я приезжал в прошлый раз, все только начиналось, а теперь…

Он развел руки, словно пытаясь охватить пространство.

– Ты еще тоннеля не видел, – довольно ответил сэр Генри, кивнув в сторону нависшей над долиной темной громады горы. – И вообще, надо было тебе пройти практику здесь или хотя бы наведываться в гости почаще. Но ведь ты упрямый… А вот и Гилберт!

Из-за затянутого брезентом штабеля показались люди. В шагавшем впереди невысоком шатене в темных очках, что нес под мышкой свернутые в трубку бумаги, Перси без труда опознал друга и помощника отца – сэра Гилберта Каннингема.

– О, Персиваль, наконец-то! – воскликнул сэр Гилберт, обмениваясь с юношей рукопожатием. – Вовремя, а то мы думали, ты так и не сумеешь выбраться из Реннского болота.

– Разве я мог пропустить такое событие? – ответил Перси. – Но я думал: все работы завершены…

– Официально строительство окончено, но сколько еще нужно расчистить, проверить, вывезти. – Каннингем махнул рукой. – Кстати, Генри, бухгалтер просит зайти в контору, что-то уточнить по смете. И еще: я проверял крепежи на втором участке…

Сэр Генри повернулся к сыну:

– Придется вернуться в лагерь. Пойдешь со мной? Правда, я понятия не имею, сколько эта волокита займет времени.

– Я, пожалуй, прогуляюсь, – решил Перси. – К ужину вернусь.

Инженеры стали подниматься по склону, а Перси неторопливо побрел вдоль насыпи по направлению к тоннелю. Вокруг копошились люди, и никому не было дела до молодого человека со значком Высшей инженерной школы на отвороте сюртука.

Мысли текли неспешно, в такт шагам. Может, и впрямь не стоило своевольничать и уезжать почти на год на север. Здешний проект куда масштабнее и интереснее, чем отводной канал через торфяники. Но в глубине души Перси понимал, что должен был попробовать себя, ощутить, каково это: не опираться на родительское плечо. А его большие стройки еще впереди.

Гора надвинулась, закрывая полнеба, и Перси уже явственно различал прямоугольное отверстие, уводящее в чернильную подземную пустоту. По обеим сторонам насыпи еще высились кучи породы. Крепкие балки поддерживали свод, но они казались соломинками в сравнении с массой, давящей сверху. Перси остановился, рассматривая еще одно свидетельство победы человеческого разума.

Тяжелый рокочущий звук возник словно бы ниоткуда и, набирая силу, поплыл над долиной. Он достиг высшей ноты, словно разбившийся о скалы прибой, и постепенно сошел на нет.

Перси ошеломленно потряс головой. Рабочие, тащившие по насыпи носилки с деревянными плашками, опустили груз наземь.

– Бесится старик, – сказал тот, что помоложе, стирая грязной ладонью пот со лба.

– Да, не по нутру Морбраду дыра, – согласился старший, крепкий мужчина лет пятидесяти. – Совсем не по нутру.

– Перекурить бы такую страсть, – заметил первый. – Есть табачок-то, Эванс?

Его напарник хмуро сплюнул.

– Не видел ты настоящей страсти. Берись давай, отбой скоро. Понесли.

Подтверждая его слова, вдалеке раздался звон сигнального колокола. Рабочие подхватили носилки и торопливо зашагали к лагерю. От тоннеля тоже группками и поодиночке потянулись люди. Перси повернулся к городку.

Его обгоняли, и вскоре он оказался в хвосте длинной людской вереницы, а потом и в одиночестве. И очень удивился, когда услышал тихий голос.

– Сударь! Сударь, постойте!

Перси оглянулся. Под насыпью стояла маленькая согнутая старушка. Она опиралась на суковатую палку и тяжело, одышливо дышала. Темная шаль покрывала плечи, седые волосы были убраны под опрятный белый чепец. На земле рядом с ней Перси заметил большую плетеную корзинку.

– Сударь, – попросила старушка. – Помогите бедной женщине подняться на насыпь.

Разумеется, Перси подал руку. Очутившись рядом с юношей, старушка долго переводила дыхание.

– Благодарствую, добрый джентльмен, – наконец сказала она. – Я ходила в гости в соседнюю деревню и решила срезать путь. Да не те мои годы, чтоб весь день взбираться на кручи. А до мостков топать да топать…

Она с трудом подняла корзинку и, помогая себе клюкой, потащилась дальше. Перси поглядел на темнеющее небо, потом на скрюченную спину.

– Давайте я помогу, – предложил он, в два шага догоняя женщину. – Куда надо идти?

Сумерки уже сгустились и на небе замерцали звезды, когда Перси со своей неожиданной спутницей добрались до конца извилистой улицы. У маленького домика на окраине старушка остановилась.

– Ну вот и пришли, слава Господу, – борясь с одышкой, сказала она.

Дом был погружен в темноту. Сразу за невысокой оградой из булыжников начиналась пустошь, над которой черной тяжестью нависали склоны горы. Стояла полная тишина, только проснувшийся ветер шелестел засохшей травой.

Перси поежился и поднял воротник. Ночная свежесть пробиралась сквозь сюртук.

– Вы здесь живете? – спросил он.

– Да, сударь, – подтвердила старушка. – Это мой старый добрый дом. Знавал он и лучшие времена, как и его хозяйка. Но что было, то прошло. Как же мне вас благодарить-то?

Перси протянул ей корзинку. Его ладонь на миг соприкоснулась с узловатыми пальцами.

– Да вы, сударь, никак замерзли? – охнула старая женщина. – Рука-то ваша словно ледышка. Пойдемте-ка в дом скорее…

Перси запротестовал, но старушка продолжала уговоры:

– Погреетесь, чаю выпьете. Ведь в какую даль возвращаться. А у меня булочки свежие и… Тс-с!

Женщина смолкла, приложив палец к губам. Перси недоуменно огляделся.

– Что… – начал он.

– Они идут, – шепотом ответила старушка. – Они думают, что я не слышу, как они появляются. Но я-то всегда знаю, что они рядом.

Перси стало не по себе. Улица была пустынна, ни звука шагов, ни движения. Однако женщина все прижимала палец к губам.

«Может, она не совсем в себе? – подумал Перси. – Тихая безобидная сумасшедшая…»

Старушка склонила голову к плечу, словно прислушиваясь, и негромко рассмеялась.

– Они снова затаились. Не поверите, сударь, вечно играют со мной в прятки! Будто дети!

– Я пойду, – поспешно сказал Перси. – Доброй но…

Перси готов был поклясться, что секунду назад вблизи никого не было. Но стоило моргнуть, и на краю ограды появилась высокая темная фигура. Несколько мгновений человек стоял неподвижно, а затем как ни в чем не бывало зашагал по камням. Быстро и совершенно бесшумно.

Перси невольно подался назад. Но старушка лишь всплеснула руками.

– О, Дилан Ллевелин, когда же ты перестанешь дурачиться, будто мальчишка?! Люди же смотрят.

Услышав ее голос, человек легко спрыгнул с ограды и подошел к женщине.

– И вам доброго вечера, матушка Маллт, – сказал он веселым звучным голосом. – Кто это с вами?!

– Молодой джентльмен, который был так добр, что проводил меня до дома и донес мою корзинку. Не то что некоторые: только бездельничают да стирают булыжники подметками.

– Ну-ну, не сердитесь, милая вы старушка. Клянусь, я оставлю ограду в покое. – Повернувшись к Перси, человек слегка склонил голову и спокойно произнес: – Здравствуйте, сэр.

В темноте нельзя было разглядеть ни лица, ни одежды, но что-то в голосе и манере говорить намекало: этот странный тип отнюдь не фермер или мастеровой.

– Добрый вечер, – сухо ответил юноша. – Простите, не имел чести…

– К чему блуждать во мраке, когда можно выйти на свет, – произнес за спиной женский голос, и на дорогу упали желтые лучи.

Перси обернулся. У обочины стояла девушка, держа в поднятой руке фонарь. Свет заставил юношу прищуриться, но он разглядел серебристо-серое платье и небрежно наброшенную на плечи шаль.

– А вот и моя девочка, – встрепенулась старушка. – Опусти-ка фонарь, дай на тебя полюбоваться.

Девушка отвела руку в сторону и приблизилась.

– Доброго вечера, матушка. Здравствуйте, сударь.

– Персиваль Уотертон, к вашим услугам, – поспешил представиться юноша.

– Дилан Ллевелин, лорд Бринна, и моя сестра леди Карис, к вашим услугам, – услышал он в ответ.

Отвертеться от приглашения не удалось. Перси не успел опомниться, как уже сидел в крошечной, очень чистой кухоньке на скрипучем, но вполне устойчивом стуле. Под потолком висели связки лука и чеснока, сушились нанизанные на суровую нитку шляпки грибов, на подоконнике были разложены душистые пучки трав.

Гудел, закипая, подвешенный над очагом чайник, а на столе возникали глиняные кружки, сахарница, масленка и нехитрая снедь. Леди Карис вооружилась ножом и весьма ловко принялась нарезать сыр и ветчину. Перси только диву давался.

Девушка была красива, но странной, непривычной красотой. Правильные черты казались резковатыми, а яркие каре-зеленые глаза – слишком большими на смуглом живом лице. Темные волосы были уложены в строгую прическу и сколоты на затылке серебряной заколкой с зеленоватым камнем. Леди не произнесла ни слова с той поры, как вошла в дом, и Перси почему-то казалось, что настроена она недоверчиво.

Словно почувствовав на себе его вгляд, девушка перестала орудовать ножом. Зеленые глаза посмотрели на Перси с легкой насмешкой, юноша смутился и повернулся к лорду Ллевелину, расположившемуся напротив.

– Признайтесь, вы удивлены, – заметил Дилан Ллевелин. – Вряд ли вы когда-либо раньше видели благородную леди, нарезающую сыр в деревенском домике.

– И лорда, прыгающего по ограде, точно воробей, – добавила девушка.

Перси улыбнулся.

– И это тоже. – Дилан Ллевелин скрестил под подбородком длинные «музыкальные» пальцы. Он, казалось, был старше Перси лет на пять, такой же темноволосый и зеленоглазый, как сестра. – Но странностям есть простое объяснение. Матушка Маллт когда-то служила в нашей усадьбе. И мы иногда навещаем старушку. Вспоминаем детство и позволяем себе некоторые вольности в поведении.

– Уж такие они озорники были, – откликнулась хозяйка, снимая с очага чайник. – А вот и чай! Угощайтесь!

Разговор за чаем пошел оживленный и беспечный, точно собеседники знали друг давно, а не познакомились полчаса назад. Узнав, что Перси лишь второй раз в Карнарвоншире и вообще в Уэльсе и нигде толком не бывал, брат и сестра засыпали его названиями мест, которые следует посетить, и живописных руин, стоящих непременного осмотра.

– Эта земля полна загадок, – сказала Карис. – Здесь еще живут истории об Артуре, настоящие, без лоска, приданного им рыцарскими романами. Не так давно на английский перевели «Мабиногион». Вы читали?

– Ну, сестренка, – проговорил Дилан, – ты требуешь от мистера Уотертона слишком многого. Вряд ли инженеру интересны подобные вещи.

– Отнюдь, – заверил Перси. – Я люблю таинственные легенды. Моя матушка была родом с севера, из Глазго. Она часто рассказывала сказки о храбрых горцах и страшных колдунах, а еще о кэлпи.

Дилан откинулся на спинку кресла.

– А местные истории вы слышали? – поинтересовался он. – Они не менее занимательны, чем сказки севера.

– Не сомневаюсь, – ответил Перси. – Но времени у меня пока не было. Может быть, леди Карис прочтет что-нибудь из этого Маги…

– «Мабиногион», – поправила девушка, – но я почитаю вам из «Кад Годдо».

Она отставила чашку в сторону, и рыжая кошка, гревшаяся у очага, немедленно прыгнула ей на колени.

Множество форм я сменил, пока не обрел свободу.

Я был острием меча – поистине это было;

Я был дождевою каплей, и был я звездным лучом;

Я был книгой и буквой заглавною в этой книге;

Я фонарем светил, разгоняя ночную темень…[80]

Пальцы девушки рассеянно гладили пушистую кошачью шерсть, отрешенный взгляд был устремлен в темноту за окном, а слова все лились неторопливым завораживающим потоком. И Перси чувствовал, что поток этот властно уносит его прочь, за пределы освещенной огнем комнаты, туда, где звездный свет льется на каменистую землю и растрепанные облака касаются вершин, плоских от времени и морских ветров.

И слово Господне сошло с небесных высот на землю:

«Чтоб Пеблиг могучий не смог твой край предать

разоренью,

Пусть войском твоим деревья и травы лесные станут».

Тяжкий нарастающий рокот пронесся над домом, медленно замирая вдали. Наваждение исчезло. Девушка смолкла, обводя комнату задумчивым взглядом.

– Старику Морбраду не спится, – заметила матушка Маллт, разливая по чашкам свежий чай.

– Он сегодня сердит, – ответил Дилан.

– Нигде раньше не встречал подобного, – сказал Перси. – А Морбрад – еще одна местная легенда?

– Да, – произнесла Карис. – Древняя, как сами здешние камни, и грустная. Матушка Маллт, может быть, расскажете?

– Отчего же не рассказать?

Старушка поудобнее устроилась в потрепанном кресле и начала историю:

– Давным-давно это было. Много воды утекло с той поры в Ди, много листьев сорвал ветер с деревьев и развеял пылью об утесы. Еще до того, как Максен Вледиг увидел во сне свою невесту, и до того, как римляне воздвигали форты, жили в Гвинеде[81] два брата – Йорат и Оуэн. Были они рыбаками и пуще всего на свете желали славы и богатства.

И вот прознали они, что далеко на западе лежит остров Аннуин, а там в потаенном саду растут яблони, увешанные плодами, и кто сумеет сорвать и съесть хоть одно яблоко, обретет невиданную силу и власть. И решились они добраться до неведомой земли и добыть дивные плоды.

Сказано – сделано. Погрузили братья в коракль оружие да еду, подняли красный парус и поплыли на закат. Долог и труден был путь, много опасностей они испытали, прежде чем однажды утром увидели вдали белые скалы Аннуина. Наконец они пристали к берегу и с мечами наготове пошли по зеленой траве. Вскоре в расселине между скал увидели они сад, и яблони, столь высокие, что братья не могли дотянуться и до нижней ветки, и яблоки величиной с конскую голову. Стали братья думать, как тут быть.

Йорат был старше и умнее, но не вышел ни силой, ни ростом, Оуэн же был здоровым и крепким. Йорат сказал: «Заберись на дерево, брат, и срежь плоды мечом, а я останусь здесь и буду собирать падалицу в мешок». Оуэн послушно полез, с великим трудом, обдирая в кровь руки и колени. Он срезал несколько яблок, и тут за скалами послышался чудовищный шум, будто двигался кто-то огромный. Оуэн испугался, не удержался на ветке, полетел вниз и сломал себе ноги.

Йорат меж тем наполнил мешок яблоками. Он потащил брата к берегу, но мешок был тяжел, а шум все надвигался. Вершины деревьев колебались, птицы разлетались прочь с криками. Йорат понял, что не успеет с такой обузой добраться до лодки.

Тогда он бросил Оуэна на песок, покрепче сжал мешок с яблоками и побежал прочь. «Брат! Куда же ты?» – кричал несчастный, но Йорат ни разу не оглянулся. Он достиг лодки, швырнул в нее добычу и, поставив парус, вывел на морской простор. И тут до него долетел предсмертный крик брата, полный такой муки, что беглец не выдержал и посмотрел назад. На берегу стоял великан, громадный, как гора, и грозил Йорату кулаком.

Когда остров скрылся из вида, Йорат почувствовал себя в безопасности. Он вытащил из мешка яблоко и решил съесть. Но, проглотив кусочек, с трепетом ощутил, как тело его начинает меняться, наливаться нелюдской силой и расти. И в тот же миг разразился шторм.

Йорат сделался столь огромен, что коракль треснул, точно скорлупа ореха, и парень упал в морские волны. И как ни велик он стал, а пучина вод была еще глубже. Волны разбушевались, и молнии полосовали тучи огненными копьями, гудел гром, точно огромный молот бил по небесному своду. И беглец понял: не миновать смерти.

Но волны расступились, и поднялся из глубин Манавидан – повелитель моря и в гневе крикнул:

– Проклят ты за предательство свое! Не примет море тело твое, не повезет моя лодка подлую душу в Страну юности! Прочь из моего владения, Морбрад – морской предатель!

Великая волна встала горой до самого неба, подхватила его и швырнула на сушу. И было это только началом…

Часы над очагом со скрипом начали бить. Восемь! Перси едва не схватился за голову: его уже давно ждали. Пришлось с извинениями прервать рассказ матушки Маллт и распрощаться с новыми знакомыми, сердечно благодаря старушку за теплый прием.

Примечания

1

Местное прозвище панцирной пехоты, «подобной крепостным башням».

2

Кириа (новогреч.) – госпожа, обращение к уважаемой пожилой женщине, бабушке.

3

Базилевс (обычно переводится как «царь») – наследственный монарх в Древней Греции, правивший одним или несколькими городами (не всей страной).

4

Де симфоно (новогреч.) – я не согласен.

5

Агапиты фили (новогреч.) – дорогие друзья.

6

Эфхаристо (новогреч.) – спасибо.

7

Архонт – в древнегреческом городе-государстве высшее должностное лицо, соправитель базилевса. Обычно назначались (выбирались) на установленный срок или пожизненно.

8

Не к добру это. Быть беде (здесь и далее – перевод с серб.). Ударения в сербском языке ставятся, как правило, на первый слог, в длинных словах – на второй.

9

В качестве эпиграфов здесь и далее использованы отрывки из стихотворения Милана Ракича (1876–1937) «Симонида». Пер. Виктора Кочеткова.

10

Будь здоров, государь мой.

11

Благодарю тебя. И благодарю страну эту, воистину великую, ибо в ней обитают ангелы.

12

Мраморное море.

13

Воины мои! Много раз я водил вас в бой – и мы всегда возвращались с победой. Мы разбивали врага и брали богатую добычу. Но такой добычи у нас еще не было. Смотрите, я привез ангела!

14

Твой народ приветствует тебя, моя королева!

15

Вот моя невеста!

16

Я король, мне и решать.

17

Свадебная капуста.

18

Золотые вилки.

19

Что ж ты – чашу заздравную на свадьбе отца своего не подымешь?

20

Ежели я всякий раз буду чашу заздравную поднимать, когда кобель на сучку вскочит, то скоро мне пьяным под забором валяться.

21

Не бойся, ангел мой. Я не медведь, не кусаю.

22

Сердце мое отныне принадлежит тебе, моя королева!

23

За здоровье господаря! Всем бы мочь так, как он, в годы свои!

24

Византийская золотая монета, имела хождение во всей империи, в Европе и даже на Руси.

25

Дочери мои милые!

26

Брат убивает брата, отец убивает сына, а сын – отца.

27

Постой же, сердце мое! Дай хоть взгляну на тебя!

28

Душа моя!

29

Жить нет мочи. Или убей меня, или сжалься.

30

Поцелуй же меня, душа моя.

31

Капюшон, колпак в одеянии иноков.

32

Зачем уходишь, душа моя! Побудь еще.

33

Зачем уходишь, радость моя! Побудь еще.

34

Зачем уходишь, сердце мое! Побудь еще.

35

Ступай, раз так решила.

36

Поцелуй меня, радость моя.

37

Ах так?! Неблагодарный щенок! Так получи, что просил!

38

Вы все слепы! Сами слепы!

39

Что наделал я! Я убил их обоих!

40

Схизма (греч.) – раскол, ересь. Схизматик – раскольник, отщепенец. В словоупотреблении Римско-католической церкви схизматиками называются лица, отпавшие от церковного единства, но оставшиеся правоверными в догматическом отношении; поскольку церковное единство поддерживается папой, то под схизматиками разумеются главным образом восточные христиане (православные).

41

Современный Дубровник.

42

Ежели кого еще увижу, сам повешу!

43

Род палицы или шестопера.

44

Поберегся б ты, господарь.

45

К черту!

46

Я король, мне и решать.

47

Народ мой! Радуйся и благодари Господа, ибо свершилось великое! Родился Неманич!

48

Поезжай. Грех тебя не пустить.

49

Езжай, сердце мое.

50

Возлюбленный мой, слышишь ли ты меня?

51

Это я, Симонис.

52

Прости меня, прости!

53

Так это ты? Ты?! Ты пришла ко мне – или это снова сон?

54

Это я, я… Прости меня, любимый, если сможешь.