Аквасильва (№2) - Инквизиция

Это было сказано с такой убийственной серьезностью, что я растерялся. Юмор у Персеи достаточно прямолинеен, и всегда понятно, когда она шутит. В этот раз она не шутила.

– Я рассказала им о твоих вчерашних выводах, до изоволны, – извиняющимся тоном призналась Палатина. – Нам нужна помощь.

Интересно, что еще она им рассказала? Неспроста же Персея выступила с подобным замечанием? Но, похоже, остальные не сочли его нелепым.

– На других островах происходит то же самое?

– Ты знаешь столько же, сколько и мы. Но думаю, что да. Весь Архипелаг работает по одним и тем же общим принципам. За исключением Цитаделей и всех, кто там живет и кто по-прежнему витает в облаках.

– Витают только в Цитадели Ветра, – услужливо указал Лиас, и я не мог не улыбнуться. В последнее время было так мало поводов для шутки.

– Что люди думают об инквизиторах? – чуть погодя спросила Палатина, разрушая краткий миг легкомыслия.

– Их не любят, – ответила Персея. – Людей возмущают их действия, но возражать открыто никто не смеет. Город изменился за последние недели – я достаточно хорошо его знаю, чтобы заметить разницу. Да, и еще одно, мне следовало раньше это упомянуть. Ходит масса слухов. Многие из них о Сфере, о том, что – собирается делать Мидий, но есть куча других, и довольно стойких, утверждающих, что принцесса вернулась. Теперь мы знаем, что она вернулась… – я встретился взглядом с Палатиной в минутной вспышке тревоги, рассеянной следующими словами Персеи, – потому что Равенна ушла, чтобы к ней примкнуть.

– Что говорят эти слухи? – поинтересовался Лиас, резко оживляясь. Маска переутомленного помощника с него слетела.

– Что и следовало ожидать. Фараон снова на острове, она где-то прячется, но собирается вернуться и расправиться со Сферой, и даже что она набирает армию. Я и раньше слышала эти слухи, поэтому пока рано говорить, намеренно их распространяют или нет, но люди хотят им верить. Они хотят думать, что эта девушка, которую они ждали двадцать четыре года, наконец-то собирается занять место своего деда и изгнать Сферу.

– И ты тоже хочешь, – заметила Палатина.

– Это совершенно нелогично, зная, как плохи наши дела, но ты права, я тоже хочу, чтобы это было правдой. Мауриз и Телеста этого не понимают.

– Но ты веришь в самого фараона или просто в кого-то, кто избавит вас от Сферы? Ведь именно этого люди хотят больше всего – увидеть, как Сферу раз и навсегда вышвырнут с островов. Я думаю, ради этого они даже примирились бы со штормами. Здесь они не так сильны, как на континентах, мы вполне могли бы справиться.

– Мы – народ Калатара – могли бы сами вышвырнуть Сферу, теоретически. Но мы – просто неорганизованная толпа. Все здесь выросли на рассказах родителей о том, как великолепен был Оритура, как долгое он держал Сферу в узде, как сопротивлялся ей до самого конца. Наши родители пережили Священный Поход, и это они рассказали нам о его внучке.

– Тебе не выиграть этот спор, Палатина, – заметил я из своего угла. Я был весь разбит, как дряхлый старик, все еще не мог передвигаться без посторонней помощи, но этого мало. Магия Оросия оказалась намного пагубнее, чем я думал, и до сих пор сильно на меня давила. У меня все болело, особенно руки и ноги, и я куда лучше стал понимать Кэросия, атакованного тем же способом в последнем сражении Войны. Его так сильно искалечило, что он и не надеялся когда-нибудь вновь творить магию. Но он все же сотворил ее в последний раз, чтобы спрятать Санкцию от Валдура и вычеркнуть себя из истории. Как он при этом выжил – не понимаю. – Оритура – первый за триста лет фараон из апелагов. И его внучка – тоже апелаг.

– Я понимаю, – согласилась Палатина. – Но если принцесса вернулась, что она собирается делать? Об этом вы подумали? Мидий контролирует гавань, почти все войска, городские стены и маленькие города. Не говоря уже о целой куче магов. У фараона нет никакой военной силы, достойной упоминания. А что будет делать Сэганта?

– Если фараон вернется, Сэганте не придется брать на себя ответственность ни за что, – напомнил я. – Он сохранит свое положение, но больше не будет главным козлом отпущения. Зачем, во имя неба, он вообще принял эту должность? Адмирал должен был знать, что она окажется минным полем.

– Сэганта на минных полях как дома, – ответила Персея. – У него врожденный талант к выживанию.

Если верить Равенне, он просто знает, когда надо переметнуться.

Мидий оставил сакри перед воротами, дабы напоминать нам о своем требовании, но они исчезли через два дня, когда страшный шторм обрушился на город. Тучи нависли такие плотные и темные, что ночь фактически наступила на несколько часов раньше. Некоторое время я наблюдал за стихией из окна своей, комнаты, глядя на темно-серое море и лиловые грозовые тучи, затянувшие все небо до самого горизонта. Единственным просветом были молнии и белые буруны, разбивающиеся о волнолом, но даже они исчезли где-то на закате.

Просто быть внутри шторма – этого мало, чтобы что-нибудь в нем понять. Мои возможности были слишком ограничены, к тому же видимость неуклонно уменьшалась и надвигалась ночь. Ясно, что это был циклонический шторм, движущийся вдоль штормовой полосы, как скользящий узел по тросу. Ветер дул с севера, не вдоль восточно-западной оси самой штормовой полосы.

Но хуже всего то, что мне не с кем было это обсудить. Все океанографы слишком боялись Сферы, а единственный человек, целую жизнь изучавший шторма, был мертв уже – сколько лет? Я понятия не имел, когда умерла Салдерис. После ее изгнания сорок лет назад о ней ничего не было слышно. Даже «Призраки Рая» были мне недоступны. Книга принадлежала Телесте, а я не имел никакого желания говорить с ней или Мауризом. В первый раз за многие недели я почувствовал, что у меня снова появилась цель, я снова знал, куда иду. Разговор с фетийцами только разрушил бы это чувство.

Все равно Телеста не океанограф. Возможно, у нее есть интерес к истории океанографии – я не был в этом уверен, – но она не ученый. Тетрик? Действительно жаль, что он не поехал с нами. Он не был связан никакой верностью, которая встала бы поперек дороги. Впрочем, я бы не хотел втягивать его в эти неприятности.

Если бы Сархаддон был океанографом… Меня охватило глубокое сожаление и печаль. Такой интеллект, такое остроумие, и кем он стал в итоге? Фанатиком и инквизитором.

Других океанографов я не знал, и неудивительно: ведь большую часть жизни я провел в Лепидоре. Несколько случайных знакомых из группы, посетившей однажды Лепидор и Кулу… Кажется, они были из Лиона, что в северном Архипелаге, на той же самой системе течений, что и мой дом. Если я когда-нибудь найду «Эон», мне понадобится помощь. Помощь, чтобы им управлять, помощь, чтобы понять, что говорят мне «небесные глаза», помощь даже в том, чтобы снабжать его продовольствием. Об этом я тоже как-то не подумал. Корабль мог сам производить еду, как ни странно это звучит, но после двух столетий все внутри, вероятно, будет мертво.

Равенна… Равенна была магом, не океанографом, хотя по ее просьбе мастер океанографической станции Лепидора дал ей несколько уроков перед нашим отъездом. Я страшно скучал по Равенне, особенно терзаясь тем, что в последнюю нашу встречу она видела во мне соперника, угрозу ее наследию. Персея и Лиас передавали сообщения через своих знакомых, надеясь, что рано или поздно одно из них дойдет до Равенны – они до сих пор считали ее компаньонкой фараона. А я надеялся, что она не ополчится на меня снова, как это случилось в Лепидоре.

Прямо подо мной на фоне огней вырисовывались силуэты пальм, согнутых ветром почти до земли. Время от времени слышался резкий треск отломанной ветки. С дома напротив упала черепица и вдребезги разбилась о мостовую, а еще через минуту мимо с грохотом пролетел оторванный ставень. Если это был большой шторм, он едва-едва начался. Но ведь не может город всякий раз терпеть подобный урон?

– Сегодня хуже, чем обычно, – сказала Персея, когда поздно вечером я нашел ее за рабочим столом в приемной, где мы утром разговаривали с Лиасом. Занавески были отдернуты, чтобы видеть город, и все лампы были полностью зажжены. – Я отовсюду получаю донесения об ущербе, а до глаза урагана еще далеко.

– У вас есть щит? – Я присел на край стола, грея руки под одной из вычурных настольных ламп. Почему-то этим вечером во дворце было очень холодно.

– Есть, но совсем слабый по вашим меркам. Обычно шторма здесь не такие разрушительные. Щит не поможет, если ураган продлится. – Она нацарапала что-то внизу листка бумаги и отложила его в сторону.

– Должна же быть какая-то польза от всех этих магов Сферы.

– Держи карман шире. Да, они могут остановить шторм, но только если захотят. – Персея поежилась, недовольно оглядываясь. – Здесь прямо мороз. Что там с отоплением?

Я слез со стола и приложил ладонь к полу между двумя ферранскими коврами. Там, под полом, имелось пространство, где собиралось тепло от печи. Но камень, который должен быть слегка теплым на ощупь, был холодным.

– Наверное, огонь погас несколько часов назад, а никто не заметил, – сказала Персея, проверив пол тем же способом.

– Уже за полночь – все давно спят.

– А ты почему не спишь?

– Выспался с тем снотворным. Я еще совсем не устал.

– Мне бы тоже хотелось как следует выспаться. Но если мы ничего не сделаем, весь дворец обледенеет. Пойдем посмотрим на генератор.

Я направился к двери, но Персея позвала меня обратно и отдернула занавеску в углу за столом. За занавеской открывался небольшой проем и тесный коридор. Сбоку уходила вниз узкая спираль каменной лестницы, освещенная болезненно ярким изошаром.

– Ты жил во дворце, там должны были быть подобные проходы, – заметила Персея, когда я начал вслед за ней спускаться по лестнице. – Раньше я думала, что потайные ходы – это ужасно экзотично. Сейчас вижу, что они просто полезные. И не очень тайные.

Мы вышли в коридор пошире, из которого вело несколько дверей. Я ожидал увидеть вокруг традиционный грубый камень, но стены оказались крашеными, и в целом проход был удобнее настоящего потайного хода. У нас в Лепидоре тоже имелись два хода, о которых все знали, встречались они и в некоторых более крупных домах. Один из них спас мне жизнь во время оккупации.

– Куда ведет этот главный коридор? – спросил я, следуя за Персеей к одной из дверей. За ней была длинная узкая комната с запертыми шкафами вдоль одной стены.

– Он соединяет все помещения на этом этаже. Это первый этаж, на уровне сада. Генераторы внизу.

– Почему так глубоко?

Мой голос внезапно загремел, когда мы вышли из длинной комнаты и стали спускаться по еще одному пролету лестницы, широкому и прямому, ведущему в генераторную. В ней было еще холоднее, чем наверху.

– Чем глубже под землей, тем безопаснее… Где инженер?

Генератор на огненном дереве, который должен снабжать теплом отопительную систему дворца, высился холодной, темной массой, занимающей большую часть помещения. Хрустальные щели, которые должны светиться голубым от изота, были темными, и вместо гудения реактора стояла полная тишина.

Персея нерешительно протянула руку к внешней обшивке реакторной камеры и, едва прикоснувшись, инстинктивно отдернула ее. Затем она положила ладонь на металл, которому полагалось быть обжигающе горячим, и сообщила:

– Холодный.

Ни инженера, чьей обязанностью было содержать систему в рабочем состоянии, ни его заместителя из ночной смены нигде не было видно. Весь дворец зависел от этого устройства – отопление, горячая вода, печи на кухне, все лампы, в которые не был спущен запасенный изот.

– У нас есть четыре часа резервного освещения, – сообщила Персея, обходя реактор. – Вероятно, оно почти исчерпано. Нам не стоит здесь мешкать. – Она остановилась у противоположной стороны, скрытой от меня. – Гм, Катан, ты не мог бы на это взглянуть?

На задней стороне печи светящимися, нереальными буквами был начертан отрывок из «Книги Рантаса».

Огонь – дар Рантаса. Рантас несет свет и тепло тем, кто боится Его, темноту и смерть тем, кто отворачивается от Него. Когда они останутся совсем одни в ночи, дрожа от холода гор зимой, они узнают истинную власть Его и праведного тепла Его.

– Интердикт, – сказал я, мое сердце сжалось. – Никакие огни не будут зажжены во дворце, пока его не снимут.

Огонь был стихией Сферы, жрецы могли давать его и отбирать по своему желанию. И перед этим мы были беспомощны. Персея обхватила себя руками.

– Как же я забыла, что они могут на это пойти!

– Незачем здесь стоять. Наверху теплее.

– Теперь нигде не будет тепла.

Мы быстро побежали наверх, обратно в кабинет, из которого вышли. Там Персея потушила свет и вызвала ночного управляющего. Его лицо стало пепельным в бледном свечении единственной изолампы, когда мы рассказали ему, что случилось. Дождь стучал по оконным стеклам, как отрезвляющий аккомпанемент.

– Я не могу продолжать управлять домом, мадам, – без обиняков заявил ночной управляющий. – Я уверен, мой начальник согласится, мы не сможем кормить всех в таких условиях. Сегодня ночью станет холоднее, намного холоднее, и завтра не будет ни освещения, ни отопления. Особенно если продлится шторм.

– Нам придется пока как-то продержаться, – распорядилась Персея. – Обойди всех, расскажи своим людям, что случилось, придумайте что-нибудь на сегодняшнюю ночь. Как можно скорее выключите весь свет и найдите все запасные одеяла, что у нас есть. Передай эти же инструкции страже, и пусть завтра все соберутся во дворе или поблизости в обычное время завтрака. – Когда управляющий ушел, Персея повернулась ко мне. – Сейчас пойдем в мою комнату, возьмем побольше одежды, потом сообщим всем. Не беспокойся о Мауризе и Телесте. Это их вина – пусть страдают.

– В таком случае нам понадобится много одежды.

Собрав все, что можно, мы пошли будить остальных. Лиас должен знать, а Палатина не выносит холода. Неудивительно для фетийки.

Мы провели совещание в спальне Палатины, устроившись на кровати, из которой она отказалась вылезать. Я сел с самого краю, привычный к снегу и холодным северным зимам. Но я никогда раньше не спал в нетопленом здании во время шторма, а дворец вице-короля был тропической постройкой, не предназначенной удерживать тепло.

– Мы действительно ничего не можем сделать? – спросила Палатина.

Я покачал головой.

– Мы даже не можем снова зажечь печи, пока они не снимут запрет. Чего не случится, пока нас всех не выдадут.

– Утром я первым делом пошлю за Сэгантой, – сказал Лиас. В его голосе появились басистые нотки, как всегда бывало, когда он сердился. – Пускай разберется с ними. Сволочи, подвергают нас интердикту, потому что мы отказываемся признавать их жалкие сфабрикованные обвинения! Мауриз – противный тип, но, как ни прискорбно это признавать, тут он совершенно прав.

– Но Сэганта не вернется по крайней мере до вечера, а я не уверена, что мы сможем удержать персонал до тех пор.

– Весь персонал ненавидит Сферу также, как мы. Они останутся с нами, сколько смогут.

– То есть примерно до завтрашнего обеда, когда у нас будет пятьдесят человек и никакой возможности ничего приготовить. Никто не захочет целыми неделями есть одни фрукты.

– И без света вся жизнь на закате замрет, – добавила Палатина. – Из-за этого шторма темно даже днем.

– Будем надеяться, что он не затяжной, но я с тобой согласен. Каждую ночь, как только зайдет солнце, будет черным-черно – никакой возможности работать. Ладно бы только главный генератор перестал работать, но и остальные лампы скоро погаснут. Мои отключились перед вашим приходом. Я подумал, в них просто кончился изот. – Лиас уставился в окно. Занавески были отдернуты, чтобы впускать с улицы слабый свет.

– Ты действительно думаешь, что Сэганта сможет заставить Мидия снять интердикт? – с сомнением поинтересовался я. Я не видел выражения его лица, когда Лиас ответил:

– Обычно Сэганта все может.

– Не выдавая всех нас?

– Он не выдаст.

– Пока, – уточнила Палатина.

Лиас повернулся к ней, вероятно, рассерженный, потом снова отвернулся.

– Вы нужны ему по какой-то другой причине. Во-первых, он не уступит вас так легко, если для вас это означает казнь. Во-вторых, это не в его интересах.

– Почему? – резко спросила Палатина. – Он хочет остановить заговор Мауриза против фараона. А как это лучше сделать? Отдать заговорщика Мидию. Мауриз остановлен, Мидий доволен, Сэганта зарабатывает благосклонность, жизнь возвращается в нормальное русло. Вернее то, какое здесь считается нормальным.

Лиас игнорировал последнее замечание.

– И Сэганта теряет расположение народа. Он преследует свои собственные цели. Если он сдаст вас и фетийцев, простые калатарцы будут считать его слабовольным коллаборационистом, он потеряет их поддержку, и, если фараон когда-нибудь вернется, Сэганта останется не у дел. Здешний народ и не такое терпел – я помню, как весь город был под интердиктом почти неделю. Шесть или семь лет назад, когда мои родители какое-то время здесь жили. Все ели фрукты и объедки, и когда темнело, то становилось темно. Отлично, по-моему, – добавил он. – Я стал больше времени проводить со своей девушкой, и никто нас не замечал.

– То было в разгар лета, Лиас, – хмыкнула Персея. – Тогда можно было спать в саду без одеяла. Ты, вероятно, так и спал.

– Мы бы нашли это чудесным, если бы были в том возрасте, – заметила Палатина. – Или детьми. Родители чем-то заняты, все во мраке… пока темнота не причиняет слишком больших неудобств, это очень забавно.

– Можно играть в убийцу или сидеть где-нибудь со свечами. Хотя нет, они бы тоже не горели.

– Притворяться пиратами в пещерах, торжествующими над добычей, – предложила Персея.

– А когда появляется живущий в конюшне кот, он превращается в огромного демонического тигра, – вспомнил я свое детство. Тот кот, что жил у нас, когда я был ребенком, был огромный и черный, с желтыми глазищами и походил на какое-то жуткое порождение ночи. Во многом потому, что он крался по темным местам и пугал людей, появляясь из ниоткуда.

– Не знаю, зачем вам понадобился настоящий кот, – с насмешливым упреком сказал Лиас. – Мы могли вообразить что угодно: шелест ветра в деревьях, и мы все искали лесных демонов.

– Совы, – твердо заявила Персея. – Хуже всего совы. Стоило мне ночью выйти на улицу, одной или с целой толпой народа, совы всегда были тут как тут. Они жутко ухают, а потом слетают с деревьев и кажутся такими большими-большими. Вороны, и черные, и серые, издают кошмарные звуки, но они не такие страшные, как совы.

Я улыбнулся, как улыбнулись и все остальные, на минуту притихнув. Вероятно, нас всех посетила одна и та же мысль. Глядя на прошлое сквозь розовые очки, мы думали, насколько проще была тогда жизнь. Когда нечего было бояться, кроме родительского наказания и тварей, вдруг возникающих в ночи.

Кто-то должен был разбить эти чары в конце концов, но это был не я. А Палатина постаралась сделать это как можно мягче.

– Пора снова все это пережить, я думаю. По крайней мере сегодняшней ночью, – заметила она. – И пока не кончится шторм.

Несмотря на ситуацию, настроение улучшилось. Нам было холодно, и впереди нас ждала ночь без тепла и света, но почему-то это казалось более терпимым после воспоминания о ночах, проведенных в домиках на деревьях. В конце концов в Цитадели я ухитрился проспать одну ночь на камнях посреди джунглей, в нескольких шагах от водопада.

– По-моему, он избрал неправильную тактику, – заявил вдруг Лиас. – Лишает нас света и тепла – но это просто затрудняет нам жизнь. Город не задет. Если бы он сделал наоборот, наложил интердикт на всех, кроме нас, то не прошло бы и двух дней, как перед нашими воротами собралась бы толпа, кричащая, чтобы мы отдали Мидию то, что он хочет.

– Ты действительно так думаешь? – спросила Персея.

– Это бы ему ничего не стоило. Вот если бы Мидий хотел получить фараона, было бы намного тяжелее, и толпа была бы у его ворот, не наших. Но из-за нескольких фетийцев – зачем терпеть неудобство?

– Не подавай им идей. Я ненавижу толпу. Даже когда ты часть ее, это ужасно, потому что ты просто теряешь над собой контроль.

– Большой опыт, Персея? – спросила Палатина.

Персея слабо улыбнулась.

– Еще какой. И я не желаю его повторять. Если только не окажусь на рыночной площади в Посейдонисе, ожидая, когда фараон выйдет на балкон и объявит о новой закладке города.

– Я бы за это выпила, но, боюсь, у меня ничего нет.

– Блестящая идея, – оживился Лиас. – Сейчас вернусь.

Он вернулся с маленькой, тяжелой стеклянной бутылкой и четырьмя тонкими стаканами. Я не смог прочесть этикетку на бутылке, но решил, что это то убойное спиртное, которое так обожают апелаги. Я ошибся.

– Фетийское пряное бренди, – объявил Лиас, наливая понемножку в каждый стакан. – Не бойся, Катан, оно не такое крепкое, как кажется на вкус. Его надо пить залпом.

– За фараона! – провозгласила Персея, когда он снова убрал бутылку. – И за Посейдонис.

– За фараона! – подхватили мы и выпили.

Я едва не поперхнулся от непривычного вкуса бренди, но когда проглотил его и ощутил тепло в груди, то должен был признать, что оно не так плохо.

Мы неуверенно посмотрели друг на друга, потом слезли с кровати и отдали стаканы Лиасу. Перед уходом я бросил Палатине узел с запасной одеждой. Я достаточно хорошо видел в темноте, чтобы найти дорогу в свою комнату, поэтому я расстался с Лиасом и Персеей в коридоре и пошел к себе, чтобы попытаться устроиться как можно теплее. Под шум дождя и завывание ветра я забылся беспокойным сном в ужасном холоде комнаты, а назавтра меня ждал еще более беспокойный день.

Глава 21

Я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидел Палатину, закутанную в военный плащ и с шарфом на голове. Где она их достала?

– Только северянин мог проспать такое.

Я взглянул на окно и упал духом, когда увидел ручьи дождя, бегущие по оконным стеклам, и свинцовое небо снаружи. Прогремел гром, за ним последовали грохочущие раскаты, которые длились и длились, пока темная комната озарялась вспыхивающими одна за другой зарницами.

Я неохотно отбросил одеяла и схватил свой плащ, к сожалению, не военный. Я спал полностью одетый каждую ночь в течение двух недель с тех пор, как заглох реактор, но выбираться из кровати по-прежнему было мучением.

– Зачем так рано? – спросил я девушку, вытаскивая свежую одежду и полотенце оттуда, где я оставил их с вечера. Палатина держала свой сверток под мышкой.

– Не так уж рано – рассвет был три часа назад.

– Какой рассвет? – Мои слова потерялись в еще одном оглушительном раскате грома. – Конца пока не видно?

Палатина покачала головой.

– Горячей воды у нас сегодня в обрез. Наши друзья за стенами слишком заняты, следят, чтобы их дом не рухнул. Пришлось тебя разбудить, иначе ты все прозевал бы.

– Спасибо.

В коридорах тут и там горели отдельные изолампы, и я последовал за Палатиной к маленькой комнате на первом этаже, которая служила импровизированной умывальной. В стене была прорублена дыра, и медная труба была протянута через нее к ближайшему дружественному дому, через дорогу от дворца. Каждое утро наши соседи пускали по трубе столько воды, сколько могли нагреть, но ее всегда не хватало.

– Как раз вовремя, – сказал Лиас, когда я едва не поскользнулся на мокром камне. Здесь было чуть теплее, чем в других помещениях, но все тепло шло только от воды. – Я оставил для вас немного воды. Мы последние, все слуги давным-давно встали.

Я положил свои вещи в отгороженный занавеской закуток, который служил раздевалкой. Там едва помещались два человека, а переодеваться и одному было тесно.

– Вы двое идите первыми, – раздался с другой стороны голос Персеи. – И ради Фетиды, поторопитесь. Вода остывает.

Мы с Лиасом как можно быстрее помылись под импровизированным душем – шлангом, прикрепленным к барабану на конце трубы. Барабан запасал воду и затем подавал ее короткими залпами, обычно между залпами проходило ровно столько времени, чтобы моющийся человек не почувствовал холода. Этим утром вода была лишь тепловатой, и каждый из нас был ограничен двумя залпами – достаточно, чтобы полностью намокнуть, но не больше.

Закончив, я обернулся полотенцем и, дрожа, покачал воду для Лиаса. Затем мы бросились в закуток и как можно быстрее оделись в чистую одежду, не вытершись как следует. Это было неудобно, но терпимо. Всеобщий девиз в течение последних двух недель.

Уже привыкший к этому порядку, через полминуты я был полностью одет и, подобрав свое белье, ждал, пока вымоются девушки. Затем, как последние, кто пользовался умывальной, мы убрали ее, как могли, сложили нашу грязную одежду в мешок для стирки и пошли наверх, надеясь добыть что-нибудь на завтрак.

– Сегодня утром не много поставок, – мрачно заметил Лиас. – Шторм слишком сильный.

– Ты можешь вспомнить другую похожую зиму? – спросил я его.

Лиас покачал головой.

– На моей памяти такой ужасной зимы еще не бывало, и, похоже, достается всему острову, не только нам. В середине ночи сорвало еще одну крышу, довольно много людей пострадало. К счастью, никто не погиб, но мы никого не смогли доставить в лазарет.

– А вице-король?

– Он в своем репертуаре. Решил снова вернуться к полному освещению, поскольку мы восстановили связь с городской сетью. Мы должны включить все сегодня вечером – пусть этот ублюдок в храме знает, что и в силах его магов имеются бреши. Хвала небу: тот, кто строил это огромное здание, был слишком скуп, чтобы установить прямое освещение на огненном дереве.

– Интересно, каково теологическое значение изота, – молвила Палатина, когда мы прибыли на кухню.

Из фруктов остались в основном апельсины, и каждый из нас взял по паре, а также то, что еще удалось найти. Еды было не очень много после того, как все остальные взяли свою долю, но по крайней мере слуг теперь кормили услужливые соседи. На самом деле они питались гораздо лучше, чем мы, хотя дважды за последние две недели вице-король водил нас на обед в ресторан неподалеку. Водил с солидным эскортом, чтобы не дать Мидию ничего предпринять.

Я с нетерпением ждал сегодняшнего дня, пока не начался шторм. Прошлой ночью стражники закончили вновь открывать туннель – настоящий потайной ход, – который вел под гору к маленькому дому, смотрящему на гавань. Он дал нам путь для бегства и, что важнее, шанс выходить в город. Вице-король даже фетийцам разрешил выходить, под честное слово и как следует замаскированным. Если ни тот, ни другой не вернутся в установленное время, Сэганта снимет свою защиту. В такую непогоду ни один корабль не уйдет из гавани, поэтому они не смогут сбежать.

Но я не представлял, куда нам можно пойти в этот кошмарный шторм. Большинство лавок нынче днем будут закрыты, и на улице было так ужасно, что никому из нас просто не хотелось вступать в схватку со стихией. Мы могли увидеть ровно столько же – и точно так же промокнуть – в дворцовом саду.

С другой стороны, во дворце совсем нечем было заняться, и день ото дня мы с Палатиной становились все более нервными и раздраженными. Дворец казался тюрьмой, темной и мрачной тюрьмой строгого режима. И каждый день, когда позволяла погода, на воротах снаружи караулили сакри. Мидий не уменьшил своих требований, не поддался дипломатии Сэганты. Здесь, в Калатаре, все козыри были у него в руках, и Мидий это знал.

– Вот вы где! – раздался голос, когда я доедал свой второй апельсин. Оглянувшись, я увидел в дверях секретаря Сэганты. – Вице-король хочет видеть вас, как только вы закончите.

– Ладно, – откликнулся Лиас.

Что там еще стряслось? Я надеялся, что страшных новостей больше не будет. Количество арестов увеличилось: свыше двухсот человек уже сидели в храмовой тюрьме, ожидая суда за ересь. Некоторых их них сожгут, и всякий раз при мысли об этом мне становилось плохо. Стоит ли вера таких мучений? Жрецы почти всегда предлагают выход, но многие его не принимают. На этот раз, как в Лепидоре, будет хуже: инквизиторы дадут своим жертвам меньше шансов. И здесь они использовали пытки. Что было вопиющим противоречием с их собственными законами, не говоря уже о попрании многочисленных более ранних императорских указов, которые игнорировались как нынешним императором, так и инквизиторами.

Никто в здравом уме не хотел встретиться с пытками или костром. Поэтому арестованные сдавались под угрозами и называли новые имена, и все больше людей отправлялись в тюрьму. Рыбацкие флотилии не могли выйти в море, пока инквизиторы не убеждались, что в команде нет еретиков. И по-прежнему на горизонте не было никакой надежды, кроме старых (уже) слухов о фараоне.

Но сейчас речь шла не о фараоне, как мы обнаружили, придя в кабинет Сэганты. Он был роскошнее того кабинета, которым мы пользовались в его отсутствие, с высоким потолком и дорогими коврами на полу. Увы, слабое освещение его не красило. Стол вице-короля был ярким островком света посреди довольно темной и мрачной комнаты, и по приглашению Сэганты мы все поставили вокруг него свои стулья.

– Палатина и Катан, вам и всем остальным нужно уехать, – заявил он без предисловий, откидываясь на спинку простого кресла с подушками. Управление оккупированной страной из темного и неотапливаемого дворца брало свое, и на лице Сэганты появились морщины, которых раньше не было. Я все еще не имел понятия, почему он принял должность вице-короля. – Я впустил вас в город в качестве временной меры, но так не может продолжаться вечно. Обстановка обостряется, и вы – источник напряженности. Я не выгоняю вас, ни в коем случае, но здесь, во дворце, вы ничего не добьетесь, а вне его вам слишком опасно.

Мы с Палатиной беспокойно переглянулись. Никто из нас не хотел оставаться запертым во дворце, но покинуть остров, Равенну и всякую надежду найти «Эон» было еще хуже.

– Вижу, вы не рады.