По следам морского змея

Как видите, вопрос о «млекопитающей» природе мегофиаса далек от разрешения абсолютно определенным образом. По всей видимости, самым сильным доводом в пользу теории доктора Удеманса являются очевидные волнообразные колебания тела морского змея в вертикальной плоскости при движении, и это единственное, что строго поддерживает гипотезу голландского ученого.

Ахиллесовой пятой работы Удеманса является его навязчивая идея породнить мегофиаса с ластоногими, и только с ластоногими.

Наличие растительности вокруг пасти змея далеко не доказано. К тому же ластоногие не обладают монополией на усы среди морских обитателей. Нет ничего невозможного и в том, что усы могли иметь Arheocetes и особенно зейглодоны.

Мегофиас, по Удемансу, имеют целых две пары ластообразных конечностей, и это не позволяет причислить их к китообразным. Но на каком количестве наблюдений, приведенных в его книге, основано такое предположение? На двух — ни больше ни меньше!

Первое из них относится к поимке в середине XVIII века четырехлапого морского змея длиной 6 метров норвежскими крестьянами у Сандмора. Вторым мы обязаны капитану Хоупу, который с борта военного английского корабля «Флай» сквозь прозрачные воды Калифорнийского залива увидел подобного монстра, плывущим у самого дна. Однако одна деталь в описаниях этих двух существ должна привлечь наше внимание. В первом случае уточнялось, что чудовище «похоже на крокодила», во втором — что голова и общие контуры тела монстра «напоминали аллигатора». Это совсем не те признаки, по которым можно узнать лебединошеего тюленя доктора Удеманса. Отметим, кроме того, что из всех, выбранных голландским ученым как достоверные, свидетельств, это практически единственные, где неизвестные животные описываются похожими на крокодилов! Возможно, в этот ряд входят еще «морской крокодил» «Сакраменто», о котором Удеманс не знал, и морской змей «Игла», отвергнутый им за агрессивное поведение.

Те редкие экземпляры морских змеев, у которых очевидцы видели четыре конечности, определенно могли быть рептилиями. Что касается тех, чья «млекопитающая» природа не вызывает больших споров, то они могли иметь только передние конечности и принадлежать, следовательно, к китообразным, но не к ластоногим.

Удеманс сам себя сбил с пути, отказавшись допустить, что может существовать несколько видов морского змея. Все указывает на то, что он ошибся и, в конце концов, его метод «фоторобота», который он составил для себя перед началом работы, стал причиной, помешавшей ему разрешить проблему.

Представьте на минуту, что по показаниям свидетелей сделан фоторобот преступника, но они приняли за злоумышленника различных людей. Можно обвинить одних свидетелей в близорукости, других в ошибке или в лжесвидетельстве только потому, что их описание не похоже на того, кто им действительно является, по мнению большинства. И это было бы правильно, если бы был только один преступник. Но если преступление было совершено несколькими злоумышленниками? В этом случае оказались бы отброшенными не только некоторые совершенно верные описания, но и возникла бы опасность сильно исказить портрет личности, описываемой большинством наблюдателей, деталями, относящимися к некоторым из его сообщников, что привело бы в итоге к созданию фоторобота, не похожего ни на одного из преступников. Нет смысла говорить, что это сделало бы почти невозможным арест любого из них, даже того, в описании которого наблюдалось бы некоторое согласие. Если бы последний и попал в руки полиции, поскольку его силуэт, рост, некоторые основные черты лица оказались похожими на распространенный фоторобот подозреваемого, его пришлось бы отпустить, когда заметили бы отсутствие некоторых характерных, слишком бросающихся в глаза примет (например, шрам на лице или ампутированный палец), на наличии которых настаивало большинство свидетелей. И совершенно напрасно, просто эти приметы принадлежали соучастникам…

Доктор Удеманс совершил такую же фундаментальную ошибку, считая, что на бескрайних просторах океанов существует только единственный вид морского змея. Это заставило его отбросить некоторые заслуживающие доверия свидетельства и, напротив, принять за истинные очень сомнительные, а потом выдвигать предположения, часто притянутые за уши, чтобы согласовать описания с собственным представлением. Его мегофиас оказался прокрустовым ложем, на котором были искалечены многие морские змеи.

Удеманс, без сомнения, выдающийся ученый, вероятно, в глубине души сознавал непрочность, хрупкость своей позиции, он должен был это чувствовать хотя бы подсознательно. Но он знал, что в главном он прав: морской змей существует и является не тем, чем его обычно считают. Но он не мог быть уверен в правильности методов, с помощью которых пытался установить его природу. Этим чувством неуверенности можно было бы объяснить его агрессивность по отношению к противникам своей теории и даже к авторам, идеи которых не намного отличались от его собственных. Он часто был несправедлив и совсем не признавал заслуг предшественников, подготовивших почву для него самого. «Сами ученые-естествоиспытатели, — писал астроном Ричард А. Проктор о проблеме морского змея, — оказались гораздо менее расположены к недоверию, чем простая публика». Когда это прочитал Удеманс, он аж подпрыгнул от возмущения и его губы сложились в горестно-ехидную улыбку: «Если бы только это было правдой! — отвечал он — До сих пор ученые, во всяком случае зоологи, не приняли даже саму возможность существования неизвестного еще вида животных, называемого морским змеем».

Проктор был прав: многие ученые-естественники, в том числе и зоологи, еще до Удеманса верили в существование морского змея, как в еще не описанный вид. Простим этот небольшой каприз голландскому ученому, который хотел быть первым зоологом, поверившим в существование морского змея. Ему было недостаточно иметь славу автора, первым посвятившего змею такое смелое, полное и тщательно систематизированное исследование!

Резкие выражения и преувеличенный сарказм доктора Удеманса можно также частично объяснить и опасением, что его скандальная книга будет враждебно встречена общественным мнением.

Опасения Удеманса были не беспочвенны. Еще до выхода в свет его книги ее готовы были уже разорвать на клочки на основании только анонса, в котором лишь проскользнуло упоминание о несчастном животном. Там, в частности, было написано, что автора увлекла эта проблема после сообщения о морском змее, появившегося в журнале «Нейчур» 8 ноября 1880 года (это была опечатка — надо читать 18 ноября).

«Так как „Нейчур“ не выходил 8 ноября 1880 года, — издевался один из авторов этого журнала, — многие люди будут считать, что эта опечатка относится и к природе самого мифического животного, о котором она сообщает».

Когда же книга увидела свет, на нее свирепо набросились со всех сторон.

«На первый взгляд, — писал один анонимный критик в газете „Тайме“, — она похожа на серьезное научное исследование, этому способствует то, что сам ее автор рассматривает проблему очень серьезно. Но присмотревшись внимательней, замечаешь, что перед нами скорее неудавшаяся и неуклюжая шутка, хотя, может быть, и неосознанная».

Как и прежде, в хор хулителей добавили свои голоса и не самые проницательные журналисты, снова затянув ту старую песню, которая раздается каждый раз, когда появляется сообщение о животном, еще неизвестном науке: «Мы поверим в его существование, когда его останки будут найдены и исследованы компетентными учеными. Выражение „Сначала поймайте вашего зайца“ всегда было справедливым и даже необходимым советом всем тем, кто любит полакомиться заячьим рагу».

Это — совершенно антинаучная позиция, кастрирующая науку, делающая невозможной любой прогресс в наших познаниях. Конечно, есть ученые мужи, которые готовы ее принять без колебаний. Мы должны также признать, что имеются ученые, которые просто не обладают необходимым мышлением.

В общем же ученый зоологический мир более благосклонно, чем можно было ожидать, принял дерзкое произведение доктора Удеманса. В 1894 году австрийский океанограф доктор Эмиль фон Марензеллер опубликовал небольшую брошюру под названием «Морской змей», чтобы представить и защитить в основных чертах точку зрения доктора Удеманса в Австрии. Через несколько лет шведский профессор доктор Петер Ольссон сделал еще лучше. В Емтланде, в самом сердце Швеции, находится большое озеро Стурсен. По слухам, в нем обитал «монстр». Шведский ученый провел опрос среди местного населения и получил таким образом 22 свидетельских показания, достойных доверия. Из них следует, что какое-то огромное животное, размеры которого колеблются от 4 до 14 метров , на самом деле живет в озере. Было оно серого цвета, имело голову собаки, перепончатые лапы и гладкую блестящую шкуру и, наконец, плавало, волнообразно изгибаясь в вертикальной плоскости. «Это должно быть, — делал вывод Ольссон, — и есть неизвестное ластоногое, очень похожее на мегофиаса доктора Удеманса».

Затем, в 1903 году, ведущие французские зоологи, такие, как профессор Эмиль Раковица и профессор Э. Л. Труссар, посвятили книге Удеманса большие хвалебные статьи, чтобы привлечь внимание и ознакомить с ней во Франции ученых и публику. Еще через десять лет профессор Эдмон Перрье продолжил эту пропагандистскую кампанию, заявив, среди прочего, что книга Удеманса «была настоящим проявлением научной смелости». Произведение сегодня является классическим и никто больше не осмеливается насмехаться над ним. Много воды протекло под палубами кораблей с 1892 года, и в этой воде многие морские змеи имели неосторожность появиться перед глазами любопытных наблюдателей, среди которых были и «компетентные зоологи»…

В 1895 году, через три года после появления книги, доктор Удеманс вынужден был покинуть пост директора Зоологического и ботанического общества. Как пишет его биограф Дж. Л. Ван Эйндховен, «по некоторым вопросам его точка зрения расходилась с мнением его начальников». Это легко можно представить. Его начальники должны были, без сомнения, с глубоким сожалением узнать, что их самый главный зоолог настолько экстравагантен, что опубликовал огромную монографию о животном, которое не имело никаких шансов, по их мнению, пополнить ряды обитателей аквариума.

Удеманс, приблизившийся к своему сорокалетию, стал преподавать биологию сначала в Снике, затем в Арнеме, в том самом лицее, где он сам когда-то учился. Там он работал в течение почти двадцати семи лет и оставил о себе память как об учителе, необъятная культура и эрудиция которого не переставали восхищать и изумлять.

За эти долгие годы преподавания голландский натуралист опубликовал кроме многочисленных научно-популярных произведений на такие разные темы, как ботаника и глубоководная фауна, множество оригинальных статей о клещах и истории зоологии, ставших классическими, о птице додо (дронте), этом крупном медлительном голубе Маскаренского архипелага, исчезнувшем еще в прошлые века. Ему удалось по нескольким костям, которые были в его распоряжении, рассказам моряков и рисункам местных жителей восстановить облик дронта, принятый, так или иначе, многими учеными во всем мире, а это было не простое дело. И все же это были детские игры для того, кто когда-то, не колеблясь, погрузился в запутанные лабиринты проблемы морского змея.

В 1923 году, в шестьдесят пять лет, Удеманс ушел в отставку и принялся за свое основное произведение («Историко-критический обзор акарологии»), для которого успел окончить только три первые части, всего девять томов. Любопытная вещь: в то время как в вопросе о морском змее он страдал непреодолимым желанием все унифицировать, здесь он, не колеблясь, взорвал сложившееся представление об единстве клещей и разделил их на два вида, которые оказались даже не близкими родственниками. Затем он всю свою жизнь посвятил задаче еще больше углубить этот раздел и буквально расколол целый класс паукообразных.

Погрузившись в эту каторжную работу, Удеманс не прекращал параллельно обогащать новыми сведениями свое досье на морского змея. После появления его книги последовало множество новых сообщений или увидели свет старые, которые раньше не попали в поле его зрения. Они приходили со всех концов света. Британский геолог и минералог Роберт Филиппе Грег прислал ему даже свой собственный архив материалов о морском змее. И наконец, английское агентство, специализирующееся на подборке газетных вырезок, предоставило в его распоряжение все, что было опубликовано прессой Великобритании об этой вечно живой проблеме.

Удеманс долго надеялся дать своей книге продолжение и включить туда все новые или пропущенные в свое время сообщения, но был слишком занят своим трудом о клещах и, в конце концов, был вынужден от этого отказаться. Однако, когда в 1933 году разразилось дело чудовища из озера Лох-Несс, он опубликовал несколько статей на голландском языке и одну брошюру на английском, чтобы показать, что животное, о котором шла речь, не кто иной, как вид Megophias megophias, заблудившийся в шотландском озере. Для Удеманса, к тому времени полысевшего, с совершенно белой мефистофельской бородкой, но по-прежнему живо блестевшими за стеклами пенсне глазами, это была уникальная возможность разрешить проблему, интригующую человечество уже столько веков. Морской змей оказался, если можно так сказать, на расстоянии вытянутой руки!

Но время шло, а никто не собирался с помощью современных технических средств изучать пресловутого монстра или хотя бы попытаться его поймать. Старый ученый потерял всякую надежду увидеть реализованной свою мечту. Об этом можно судить по тем полным разочарования строкам, которыми он в 1938 году отказался продлить подписку на вырезки из прессы, касающиеся его любимого Megophias:

«Я начинаю понемногу отдавать себе отчет, что даже этот самый молодой из морских змеев, появившийся в озере Лох-Несс, никогда не станет экспонатом зоологического музея. Английские зоологи не предпринимают ни малейших усилий, чтобы стать обладателями хотя бы одного экземпляра. Следовательно, как и многие его предшественники, он скоро умрет в своем озере, опустится на дно и будет безвозвратно потерян для науки.

И даже если бы зоологи решили предпринять какую-нибудь попытку в этом направлении, она бы обязательно провалилась: во-первых, потому что местные чиновники сделали бы все, чтобы помешать его поимке; во-вторых, любопытствующие и журналисты провалили бы любую попытку поймать животное. Даже если запретить всякое движение вокруг озера в радиусе километра от берега, газеты, которые обладают большими средствами, наняли бы аэропланы, чтобы днем летать над озером на самой низкой высоте, ночью же они освещали бы его поверхность прожекторами с вершин окружающих сопок, что сделало бы еще более пугливым и так не очень общительное животное».

Как видно, восьмидесятилетний ученый не питал больше никаких иллюзий. Но надо почти не иметь чувства реальности, чтобы вообразить, что можно легко поймать пугливое животное, даже такое большое, как кит, в просторном водном бассейне шириной в среднем почти в 2 тысячи метров, но длиной больше 35 километров ! В таком случае — почему не допустить эту идею? — проблема морского змея может быть разрешена определенным образом только в результате удачного стечения обстоятельств: вероятно, если какой-нибудь случайный экземпляр выбросится на берег. Очевидно, в руках ученых пока находится только одна часть головоломки, и понятно, что окончательное решение может иметь варианты.

А пока зоологи могут только снова и снова кропотливо пытаться составить анатомический и физиологический портрет, представить себе поведение животного, которое стало легендой. Великолепный пример этому показал доктор Удеманс. Если однажды появится возможность получить достаточные средства, чтобы попытаться поймать морского змея, то его работы увеличат шансы на удачный исход дела, так как будет известно точно не только, где искать, но и какое животное надо стараться поймать. Каждый знает, что разные средства требуются для ловли кальмара и акулы, тунца и угря, морской черепахи и крокодила, тюленя и кита.

БЛАГОСЛОВЕННОЕ ВРЕМЯ (1892 — 1914)

Пароход «Ратминес», вышедший из Кейптауна несколько дней назад, неторопливо бороздил море, когда вокруг него неожиданно стали происходить довольно странные вещи. Трое журналистов, находившихся на корабле, подробно описали все эти события: Мечфилд — американец из Дайтона, Огайо, голландец — главный редактор одного из журналов в Йоханнесбурге, и английский репортер, пожелавший остаться неизвестным, которому мы и обязаны изложением этой истории.

Море вдруг вздулось, и на водной глади образовалось что-то вроде жидкого темного холма; видимо, этот внезапный прилив был вызван извержением подводного вулкана. В ту же секунду резко похолодало, затем на море лег густой туман. Очевидно, глубинные слои воды были подняты на поверхность, и влажный тропический воздух начал охлаждаться.

Но эта мистическая картина, столь неожиданная в тех широтах, была лишь фоном. Глазам изумленного экипажа предстало странное видение: футах в шести-семи над фальшбортом из тумана появилась голова настоящего чудовища. Впрочем, предоставим слово очевидцам.

«Огромная пасть была раскрыта, там виднелся до смешного миниатюрный язык, похожий на слоновий. Попробуйте представить длинные губы с бледноватыми складками кожи по углам, белые усы, свисающие как у усача[3], и беззубый рот.

Но самыми ужасными были глаза — совершенно слепые пустые зрачки на белом фоне, словно кости, опаленные солнцем».

Когда волны улеглись, стала видна длинная шея морского чудовища. Оно, видимо, было ранено во время катаклизма, агонизирующее чудовище извивалось кольцами на поверхности. Страшные крики животного привлекли к нему кого-то из сородичей. Похоже, это была самка: с душераздирающим стоном она обвилась вокруг умирающего монстра и исчезла вместе с ним в пучине.

Американец и его коллега из Южной Африки бросились писать отчеты, чтобы не забыть ничего из увиденного, что же касается английского журналиста, то он не торопился и лишь заметил своим товарищам, что их статьи обречены на скорую смерть, ибо никто им не поверит. Поразмыслив хорошенько, южноафриканец порвал свои записки; американец же был более упрям и принужден был убедиться в правоте своего друга уже на суше, безуспешно пытаясь «пробить статью». Даже в Штатах нечего было и думать о публикации, не переделав ее в фантастический рассказ.

— Увы, истина подобна обнаженной купальщице, — заметил его собеседник. — Настоящий джентльмен либо должен помочь ей одеться, либо обязан отвернуться и сделать вид, будто ничего не видел.

Отчаявшемуся американцу пришлось уступить и накинуть на свою даму яркие наряды вымысла. Его рассказ, появившийся в 1893 году, как нельзя лучше передает атмосферу всеобщего скепсиса, который царил повсюду к моменту выхода книги Удеманса. Впрочем, это будет видно и по другим свидетельствам.

23 сентября 1892 года Габриэль Хальфорсен Нордмарк, норвежский крестьянин, работал в поле на побережье Сульдаля вместе со своими товарищами, когда их внимание привлек какой-то странный предмет, который несло течением в их сторону. Вода за ним пенилась, словно за пароходом. Долгое время ничего нельзя было разобрать, пока наконец необычное существо — ибо это было какое-то животное — не показалось на поверхности примерно в двухстах локтях (около 140 м ). Оно было похоже на опрокинутую лодку с торчащим вверх килем. Гладкая черная кожа, ни хвоста, ни плавников не видно. Само чудовище было бы вроде бы не столь огромно — примерно восемь-девять локтей (около 6 м ), но вода вокруг него так и кипела, вздыбленная мощным туловищем, о размерах которого можно было только догадываться.

Кое-кто, возможно, возразит, что история эта, появившаяся в номере «Бергене тигенде» от 14 октября, не имеет никакого отношения к феномену морского змея. Ведь это вполне мог быть обыкновенный кит. Случай этот тем не менее был не совсем обычным (возможно, кстати, что в газетной публикации были опущены некоторые детали), ибо 7 октября по представлению музея Ставангера основной свидетель и один из его родственников были вызваны в Верховный суд Сульдаля для засвидетельствования аутентичности своего рассказа.

Несколько дней спустя еще более необычное зрелище представилось глазам изумленных рыбаков из Броути-Ферри, предместья Данди, что в устье Тея, Восточная Шотландия. Томас Гэлл и четыре человека команды, находившиеся на борту «Катрин», увидели метрах в 30 от их шлюпа что-то вроде извивающегося змеиного хвоста. Он был голубовато-аспидного цвета, к концу светлее, почти белый. Секунду спустя он исчез, и метрах в 30 появилась из воды тяжелая темно-коричневая голова чудовища. Оно было не слишком огромным — около 12 метров , да и вообще вся эта история не вполне заслуживала титула фантастической и тем не менее принята была с редкостным недоверием. В шотландских водах уже не первый раз встречалось подобное чудовище, но на сей раз никто не поверил в морского змея, да еще возле самого Данди.

«Надо меньше пить!» — таков был общий приговор.

Несколько времени спустя еще более колоритное существо было обнаружено офицерами и экипажем парохода «Ангола» в Гвинейском заливе. «Добро тому врать, кто за морем бывал» — их рассказу не поверил ни один человек. Минут десять, не меньше, они наблюдали плывущее примерно в миле от них чудовище, которое плескалось в нигерийских водах между Бич-Беем и Лагосом. Оно передвигалось со скоростью 10 километров в час и длиной было метров 60. В какое-то мгновение оно подняло голову над водой, и людям на борту показалось, что ужасные зеленые глаза разглядывают корабль. Потрясение невольных свидетелей было столь велико, что они подписались под рапортом всем экипажем. «Глазго уикли» заметила 29 октября по поводу рассказа моряков: «Увы, наивность наших корреспондентов стала объектом бесчисленных шуток».

Ни поручительство Всевышнего, ни обилие свидетелей и свидетельств — ничто не поколебало угрюмой подозрительности общественности. Интервью директора Британского музея Уильяма Флауэра в «Дейли грэфик» стало своеобразным манифестом официальной науки. «В существовании морского змея нет ничего невозможного, ибо слишком ничтожны наши сведения о мире, чтобы мы могли отвергать что-нибудь априори, — говорит Флауэр, — но проходит год за годом, а нашим знаниям по-прежнему недостает конкретности».

— Пусть мне принесут, — патетически восклицает сэр Уильям, — чешуйку или зуб, словом, хоть что-то, действительно принадлежащее ему, и тогда я буду готов рассуждать о том, что он из себя представляет, а не о том, есть он или нет.

Но убедят ли закоренелых скептиков «вещественные доказательства»? Тоже вопрос.

Как раз в это время редакция лондонской «Тайме» получила письмо от доктора У. Расселла, врача из Шотландии. Речь шла как раз о пресловутых чешуйках морского змея.

«В 1851 году я гостил некоторое время в доме госпожи Эвандю М'Ивер, матери известного режиссера, здравствующего и поныне. Из ее уст я услышал подробный рассказ о недавнем появлении огромного морского змея в небольшой бухточке Грейс, неподалеку от ее виллы на побережье Шотландии. Она подарила мне несколько чешуек — размерами и формой они напоминали раковины морских гребешков, — найденных на скалах, о которые чудовище терлось головой. Надо заметить, что госпожа М'Ивер рассказывала не понаслышке: она собственными глазами видела странное существо, лениво плывущее вдоль отмели, и косяк рыб, в ужасе выбрасывающихся на берег. Почтенная дама, чьи слова не вызывали ни малейших сомнений ни у кого из знавших ее, утверждала, что чудовище направлялось к скале, на которой удили рыбу обитатели поместья; оправившись от изумления, они выстрелили и, по всей вероятности, ранили змея. Некоторое время он отдыхал на скалах — была видна голова и трехметровая шея, затем скользнул в воду и исчез, оставив за собой внушительный бурун. Рыбаки обнаружили чешуйки, о которых идет речь, среди камней и подарили несколько госпоже.

Много лет спустя, беседуя с сэром Ричардом Оуэном в Ист-Шине, я коснулся этого происшествия. Он спросил, не могу ли я показать ему чешуйки. Каково же было мое отчаяние, когда, перерыв всю коллекцию своих диковин, я убедился, что вещественные доказательства исчезли! Это было тем ужаснее, что сэр Оуэн, ныне профессор, всегда слыл человеком недоверчивым. Что касается меня, то я никогда не сомневался в существовании морского змея. Коль скоро существуют змеи 5 — 6 футов длиной, то почему не вообразить, что бывают экземпляры в десять раз длиннее? На это сэр Оуэн возразил мне: «Бог мой, если вы скажете, что видели человека 7 или 8 футов ростом, я охотно вам поверю, но боюсь, не сумею вас понять, если вы станете рассказывать о двадцатипятифутовых людях». Вероятно, его не убедили бы и чешуйки».

Нам следует оговориться. Ничто не доказывает, что чешуйки, найденные в скалах, были оставлены раненым животным. Просто так они вряд ли могли бы выскочить, для этого требуется все же некоторое усилие. Не исключено, правда, что они были выбиты пулями или что чудовище, пытаясь избавиться от боли, царапало боками камни… Но ведь это вполне могла быть и рыбья чешуя или, к примеру, гребешки, выброшенные приливом еще до появления монстра.

Кроме того, надо заметить, что к рассуждениям доктора Расселла, которыми он оправдывает существование восемнадцатиметровых чудовищ лишь потому, что встречаются змеи длиной 6 футов , никак невозможно относиться всерьез, и реплика сэра Оуэна, без сомнения, разумна.

Тем не менее нельзя не восхититься честностью и искренностью шотландского врача, не побоявшегося поставить на карту свою репутацию, изложив столь щекотливое дело профессору Оуэну, человеку весьма влиятельному и не склонному верить в небылицы.

Великий Оуэн с пренебрежением относился ко всем сообщениям о морском змее по одной лишь причине: они всегда принадлежали — используем здесь его выражение — людям неквалифицированным. Но что значит «квалификация»? Неужели это должен быть зоолог? Да еще специализирующийся в области крупных морских животных? Мне кажется, куда лучше подошел бы для этой цели какой-нибудь моряк, наделенный практическим интересом к океанской фауне, нежели ученый, посвятивший жизнь мотылькам и ленточным червям. Доверия достоин всякий свидетель, какой бы ни была область его собственной деятельности. Пусть только он будет искренен и лишен иллюзий. А уж зоологи смогут интерпретировать сами рассказанное им!

Увы, сэр Ричард Оуэн умер слишком рано. В 1893 году, спустя меньше года после его смерти, некто доктор Ф. Матесон, лондонский врач, пусть и не дипломированный зоолог, но человек, которого сложно было заподозрить в незнании анатомии, обнаружил огромное морское чудовище у берегов Шотландии, катаясь на лодке со своей женой в Киле, как называется узкий вход в гавань Лох-Алш.

«Был чудесный день, — рассказывал он, — о каком можно только мечтать, солнце светило вовсю, на небе не было ни облачка. Час, не то два часа дня. Наша лодка резво идет под парусом, как вдруг прямо перед нами нечто огромное будто бы вырастает из воды: выше нашей мачты, гладкое, словно длинная шея. Я сначала не понял, что происходит, и бросил жене: „Видишь?“ Она спросила, что это такое, голос у нее был несколько испуганный.

Нас разделяло метров двести, и расстояние неумолимо сокращалось. Вдруг шея опустилась, и я понял, что перед нами огромное морское чудовище, что-то вроде громадного ящера. У него была коричневая кожа с отливом и черная полоска под головой. Оно было похоже на жирафа, разве что длиннее и голова расположена несколько иначе, не под прямым углом к шее, а скорее как продолжение ее. Голова покачивалась из стороны в сторону и видно было, как блестит на солнце влажная кожа».

Животное скрылось в воде, минуты через две появилось вновь и стало удаляться. Доктор Матесон плыл за ним около мили, пока оно наконец не исчезло в пучине.

«Туловища я не видел, — продолжает рассказчик, — только волны там, где оно должно было находиться, но размеры его, вероятно, внушают уважение. Мне кажется, это была не просто морская змея, а какой-то невиданный зверь, большой и мощный, наподобие гигантской ящерицы. И, насколько я знаю, ни угорь, будь он столь велик, ни змея так не поднимают шею».

Интересно, как отнесся бы сэр Оуэн к подобному свидетельству человека явно образованного? Увы, не исключено, что скептически. Даже близкие друзья доктора выслушали его рассказ с недоверием. И хотя ученый недвусмысленно заявил, что никоим образом это не могло быть оптическим обманом, много лет спустя его сын, тоже доктор Матесон, полагал, что отец принял за чудовище обычный вихрь. Воистину: «Кого любить? Кому же верить? Кто не изменит нам один?»

Многие читатели полагали, что Киплинг ничего не выдумывал, что в образе английского журналиста он описал самого себя. Впрочем, разве не напоминает Киплинга следующий сюжет?

В 1905 году английский писатель возвращался с Капа на борту «Армадейл Каста», когда корабль наткнулся носом на огромное морское чудище метров 20 длиной. Туловище его свесилось с форштевня с одной стороны, голова — с другой. Матросы явственно расслышали, как бьется хвост умирающего монстра о переборки судна. Капитан отдал приказ остановить машину и дать полный назад, чтобы освободить раненого зверя. Как только корабль остановился, чудовище скрылось в пучине.

— Надо было втащить его на борт лебедкой, — крикнул кто-то из команды. — Ведь нам никто не по верит!

Умирающая неизвестная рептилия, писатель, путешествующий морем, и боязнь непонимания — все это более чем напоминало новеллу «A Matter of Fact». Вся разница состоит в то, что у Киплинга это было существо из отряда китообразных. Эти существа настолько неповоротливы, что мы знаем множество случаев, когда они сталкивались с кораблями подобным образом.