Преступления могло не быть !

      Судье приходится часто делать усилия, чтобы раскачать, отвлечь от тягостных дум Фиалковского, хотя его единственное желание - всемерно помочь суду. Он, бывший шофер, приехал на север Казахстана из Молдавии, там познакомился с Виноградовым. Фиалковский был ассистентом маэстро, расстанавливал аппаратуру, необходимую для опытов, готовил сцену. Но в истории с деньгами, присвоенными с помощью подложных билетов, он оказался также виновен. Пожалуй, по интеллекту, по внутреннему равновесию он ниже Старцева, тем более Виноградова. Есть что-то знаменательное в том, что Виноградов оказался в соседстве с этими внутренне несостоятельными людьми.
      Тяжеловесность и скованность Фиалковского, для которого сейчас явно не пора размышлений, находятся в разительном противоречии с веселой легкомысленностью Валерия Старцева. Он внушает скорее любопытство, чем отвращение. Он совершенно не злой человек. Заочник юридического факультета, знаток уголовного права, он сейчас обеспокоен тем, что судимость не позволит ему продолжать образование. О делах минувших он предпочитает не говорить или говорить как о факте, заслуживающем вовсе не такого уж строгого разбирательства; он поругивает болтливого шефа, в душе перед ним преклоняясь, но покровительственно-лакейски опекая его в своей нынешней оценке характера Виноградова. Высокая и редкая талантливость Виноградова для Старцева неоспорима, она как бы выведена за грань противоморального проступка. Старцев даже написал в "Вечернюю Алма-Ату" письмо с протестом по поводу того, что в статьях "Телепатия без маски" неуважительно охарактеризован и Виноградов.
      Занятнейший человек Валерий Старцев, тип, достойный пера Достоевского, который сказал о таких: "... я не видал между этими людьми ни малейшего признака раскаяния, ни малейшей тягостной думы о своем преступлении и... большая часть из них внутренне считает себя совершенно правыми". Старцев напоминает спившегося, невероятно опустившегося и утомленного сердцееда без блеска и очарования, циничного философа подворотен и трущобных каморок. Он был очарован ослепительным вознесеньем - правом повелевать, пользуясь близостью к талантливому и оригинальному артисту, возможностью свободного передвижения по стране. Это богемно-аристократическое препровождение времени, непрочность подобного бытия настроила Старцева на окончательно скептический лад, иронии его и издевательствам нет конца. "Какой он гипнотизер, - говорит он о Виноградове, - двое суток не мог уломать одну девчонку..." Развращенность Старцева заставляет жалеть его больше, чем Виноградова.
      Дело не в суде, который, как никто не сомневается, покарает с должной строгостью и непреклонной справедливостью. Правда, подсудимые радовались, что над ними не было показательного процесса в зале "Казахконцерта" - тогда всем были бы даны, как они предполагают, предельные сроки наказания. Нет, дело не в суде, которого Старцев не очень боится, демонстрируя в судебном заседании точное знание всех формул обращения: "Разрешите задать свидетелю вопрос? Разрешите напомнить подсудимому Виноградову..." и так далее, с веселой щеголеватостью, неунывающий, являющийся очень резкой противоположностью угрюмой отрешенности Фиалковского и мертвенно-радушной улыбке Виноградова.
      Дело в очевидности морального поражения Старцева, а признать это поражение, видимо, намного труднее, чем признаться в том, что продавал поддельные билеты или устраивал "левые" представления. Мошенничество не позволило накопить Старцеву ни рубля, да это и не было его целью. Но свобода от ответственности жестоко отомстила Старцеву. Насколько он осознает происходящее, сказать трудно: мы оставляем его с циничным молодечеством, с пошловатыми историями, человека, не вовсе глупого, но в чем-то решительно ограниченного. Возврат к новому мошенничеству для него возможен, потрясение недостаточно.
      Виноградов все так же не соглашается ни с одним фактом, свидетельствующим против него, упорно и хладнокровно отказывается от показаний, изобличающих его как человека, не чуждавшегося денег, добытых нечестным путем. Застывшая радушная улыбка, не обращенная ни к кому, в которой есть что-то актерское и беспомощное, по-прежнему на лице, когда конвоиры выводят его из зала. Но по прошествии нескольких недель, пока длилось судебное разбирательство, многое в психологической подоплеке преступления разъяснилось.
      Евгений Виноградов предал свой талант. Чем-то его судьба напоминает судьбу Оскара Лаутензака, блистательно рассказанную Фейхтвангером. Немецкого ясновидца впоследствии настигла гибель - предательство таланта не проходит безнаказанно. И здесь осквернение таланта махинациями и недобросовестным отношением к людям обернулись изоляцией, равнодушием и презрением, в полной мере испытанных Виноградовым. Любовь к власти, стремление стать сильной личностью привели к тому, что начали использоваться все методы. Виноградов решил: ему можно то, чего остальным нельзя. Он оказался за той гранью, где анализ поступков человека производится с помощью Уголовного кодекса. Но еще раньше, не дожидаясь вынесения судебного приговора, сам Виноградов пожелал, чтобы его имя не было связано с тем, что запятнало его профессиональное реноме. Он категорически отказывался в чем-либо признаться. Его мало беспокоило то, что суд не стал интересоваться его профессиональным мастерством, он не просил пощады у судьбы. Но жесткость моральной позиции Виноградова с небывалой последовательностью отрицавшего все что можно было бы назвать преступным, была, несомненно, направлена к защите своего ремесла. Он пожелал сам нести полную ответственность за совершенное. Он понимал, что чистосердечное раскаяние могло значительно облегчить его судьбу, как это и произошло с одним человеком, привлекавшимся по делу в качестве свидетеля, но которому председательствующий довольно резко напомнила, что он мог бы быть на скамье подсудимых. Однако Виноградов не хотел, никак не хотел отождествить себя самого с прежним Виноградовым, который совершал неблаговидные поступки, бывшие по всей незаконной своей сути обыкновенным мелким мошенничеством. Карьера мелкого мошенника приговором суда была оборвана. Кто знает, может быть, после трех лет наказания, к которым его приговорил суд, начнется, пусть и нелегко, судьба нового человека...
      А.БОЙКО,
      А.ЕРШОВ
      ПЕРЕШАГНУВ ПОСЛЕДНИЙ РУБЕЖ
      Два года назад они еще сидели за школьными партами, учились, спорили, решали свои ребячьи проблемы, мечтали о будущем. И никаких отступлений от норм, как говорят врачи и психологи, в их физическом и интеллектуальном развитии не наблюдалось. Правда, в сферу их личной жизни никто не пытался вторгаться, и, следовательно, мало кто мог знать, как одно они узнали слишком рано, другое поняли превратно, третье осквернили, не узнав ему настоящей цены. В результате, понятие о любви, чести, долге сменилось цинизмом, стремлением жить, пренебрегая законами и общественной моралью.
      И вот эти трое парней на скамье подсудимых. Что привело их сюда? Какое преступление совершили они перед обществом?
      Осенью в городе поселилась тревога. По ночам в тиши окраинных улиц и переулков неизвестные нападали на одиночных прохожих, неожиданно наносили удары твердым предметом по голове. А когда человек падал и терял сознание, бандиты обшаривали его карманы, снимали часы, раздевали.
      Потом в этих ограблениях стала чувствоваться зловещая преднамеренность: три нападения подряд, и все жертвы - шоферы такси. Трагический конец выстрел из обреза в затылок.
      Милиция сбилась с ног в поисках преступников, орудовавших нагло, по-зверски. Но шли дни, осень сменилась зимой, уже теплым дыханием заявила о своем приходе весна, а преступники продолжали разгуливать на свободе, увеличивая счет своим жертвам. Город не знал такого прецедента, и поэтому дико было слышать об изуверствах, совершаемых какими-то выродками.
      Но час расплаты пробил. Перед судом стоят трое и рассказывают о своих похождениях. Они даже пускают слезу, молят о пощаде.
      В зале напряженная тишина. Перед присутствующими проходят свидетели и потерпевшие. Их много, более ста. Они отвечают на вопросы суда, дополняют показания. В зал заседания явились и "подруги" обвиняемых. Это юные, раскрашенные девицы в миниюбках, развязные, наглые. Некоторые из них "приблизительно" знали о проделках своих дружков, даже подсказывали им "быть поосторожнее"(?). Как ни странно, на лицах этих "свидетельниц" нет и признаков стыда и раскаяния. Выходит, что их мало интересовали методы добычи денег, на которые устраивались кутежи и попойки.
      Теперь они протрезвели от угара разбойной жизни. Пробыв в камерах предварительного заключения не одну ночь наедине с собой, эти горе-герои передумали многое, и логика содеянного привела их к неумолимому выводу: пощады не будет. Всхлипывает Григоров, судорожно вздрагивают тонкие губы Замирайлова, хнычет Яуфман.
      Трусы, достойные презрения! Какая стихия породила вас? Какие обстоятельства способствовали порождению звериных инстинктов?
      Разобраться во всем этом, конечно, не так-то просто. Но ясно одно: ни школа, где они учились, ни коллектив, где они работали, ни все в целом наше общество, где властвует закон братства, где честь, гуманность, труд являются символом гражданской доблести, мужества, не были средой, породившей преступников.
      Ответ дают сами подсудимые. Их жизненное кредо ничтожно, объяснения примитивны и смахивают на браваду бездумных прожигателей жизни, кутил, пропойц и бездельников.
      В семьях, где выросли эти лоботрясы, царила атмосфера мещанства. Здесь бытовали такие взгляды, как "тащи не из дома, а в дом", "не украдешь - не проживешь", "на общественное надейся, а свое держи" и другие, аналогичные.
      Не сразу, а постепенно, исподволь складывались у трех молодых преступников своеобразные понятия о достижении благ в жизни, возникало и крепло намерение любым способом обогатиться. Дух и нравы, царившие в семьях Замирайловых, Григоровых, этих островках мещанства, изо дня в день подготавливали почву для произрастания ядовитых растений. Мирок обитателей этих островков был настолько ограничен, что в нем не нашлось места ни книгам, ни интересам.
      Мы листаем пухлые папки следственных дел, читаем протоколы допроса, знакомимся с биографией обвиняемых. Вот один из них - Замирайлов, вдохновитель и главарь шайки. В возрасте двенадцати лет он остался без отца. В дом пришел отчим, грубый и вечно под хмельком. На что он пил, на какие источники ублажал свою душу, мальчишка узнал быстро: отчим открыто похвалялся своими махинациями на производстве.
      "Побочные" доходы имела и мать Замирайлова. Работая на фабрике, она крала там кожу и из-под полы продавала ее на вещевом рынке. Иногда сбывать краденое помогал ей сын, получая за это щедрые вознаграждения. Один из подарков - мотороллер - был превращен Замирайловым в средство добычи денег. Окрепший питомец не захотел оставаться в числе "честных дураков", зарабатывающих хлеб "своим горбом". Он рыскал по городу, ища дружков и легкой удачи в жизни.
      Еще будучи в школе, Замирайлов стал упорно заниматься боксом. Любовь к спорту отнюдь не была потребностью его души. Он просто-напросто вознамерился быть крепче и сильнее своих сверстников и при удобном случае отомстить им за их "неуместное" рыцарство. (Ребята однажды поколотили его за то, что он потехи ради втиснул в рот девчонке-однокласснице стручок жгучего перца).
      Теперь судом и следствием досконально установлено, что не только для воздания мести за ребячью обиду готовился Замирайлов, тренируясь в секции бокса. Классически отработанный удар "пригодился" ему в ночных грабежах.
      По характеру скрытный и замкнутый, Замирайлов чурался людей. Чтобы меньше встречаться с родными и знакомыми, он потребовал у своих родителей отдельную комнату с изолированным ходом. Отказа не последовало. Получив возможность жить в одиночестве, Замирайлов уходил из дома и приходил домой, когда ему вздумается. В семье никого не заботило, где бывает допоздна парень, с кем водит дружбу и чем занимается по ночам.
      Впоследствии его комната превратилась в своеобразный склад, куда сносилось награбленное. Здесь окровавленные вещи стирались, сушились, приводились в порядок.
      Однажды Замирайлов объявил своей матери, что больше не пойдет в школу. И мать не удивилась. Она будто бы ждала этого решения. Ее сын стал слишком "практичным". Он "познал" жизнь и теперь все измерял рублем: время. труд, знания, авторитет людей. Учеба, по его глубокому убеждению, - дело совсем невыгодное. Не считал он веселым занятием и работу на производстве. За 100-120 рублей вкалывать целый месяц!? Дудки! Нет, ему нужен такой бизнес, чтобы сразу оказаться за рулем собственной "волги".
      Эти мечты и планы едва оперившегося бизнесмена явились, по существу, предтечей дальнейших трагических событий. Ночью на одной из тихих алма-атинских улиц раздался первый роковой выстрел. От него погиб шофер такси А. Ф. Пешков, пожилой человек, участник Великой Отечественной войны, отец семейства. Он вез в Малую станицу трех угрюмых парней. Жизнь его оборвалась в тот момент, когда машина на малой скорости завернула в глухой переулок, указанный пассажирами.
      Прохожие видели "волгу", забуксовавшую в арыке, но не подошли к ней, потому что в машине сидело несколько мужчин, и они, по-видимому, не нуждались в посторонней помощи. Правда, сидевший за рулем "волги" Замирайлов был не настолько опытным водителем, чтобы сразу же вырваться из затруднительного положения. Боясь посторонних глаз, он попытался выключить внутренний свет в машине, но нарушил всю проводку. Мотор заглох. В темноте обшарив карманы убитого водителя (у него оказалось лишь 18 рублей), бандиты скрылись.
      Второй выстрел грянул спустя две недели в том же районе. На этот раз жертвой убийц стал шофер такси М.И.Рящиков. Добыча опять оказалась мизерной - 23 рубля.
      Надежды не оправдались. Таксисты, оказывается, не располагают большими деньгами. Не те объекты.
      Идея ограбления кассы треста "Казэлектромонтаж", где числился слесарем Замирайлов, возникла под впечатлением какого-то зарубежного детективного фильма. Особенно запомнился кадр, когда две угрюмые личности ловко орудовали автогенным аппаратом, вскрывая сейф.
      Из кинотеатра Замирайлов вышел с приподнятым настроением. В тресте ему знакомы ходы и выходы, охрана. Дружки признали идею гениальной. Началась подготовка к "делу".
      В мастерской треста Замирайлов припрятал переносный сварочный трансформатор, комплект проводов, подобрал необходимый инструмент. А потом постепенно переправил все это домой. И никто на производстве не хватился исчезнувшего имущества. Не обнаружила пропажи и комиссия, проводившая инвентаризацию в мастерской. Поверила на слово: кому, мол, нужны эти причиндалы?
      В данном случае бесхозяйственность на предприятии способствовала совершению очередного преступления. Несомненно, что кто-то из работающих вместе с Замирайловым видел, как тот прилаживал сварочный аппарат, но махнул рукой, дескать, кто в деле, тот в ответе.
      Никто из сотрудников мастерских фирмы "Кзыл-Ту", где работал Яуфман, не задумался над тем, зачем парню искрогаситель, ружейные пули, над изготовлением которых он трудился у станка.
      Судя по всему, подготовка к ограблению кассы шла беспрепятственно. Обуреваемые страстью к деньгам, бандиты шли на риск. Чтобы перевезти сварочный аппарат из дома к месту задуманного преступления, нужно было раздобыть автомашину.
      На одной из оживленных улиц они остановили такси, за рулем которого сидел А.П.Ветров. Ничего не подозревая, он по их просьбе остановился в темном переулке. Здесь бандиты хладнокровно убили его из обреза, как если бы выкурили папиросу.
      Сбросив труп в канализационный колодец и завладев "волгой", убийцы подъехали к конторе треста. Но совершить гнусное дело не удалось - помешала милицейская засада. Заметив возле дерева людей в форменных фуражках, Замирайлов нажал на сцепление, и "волга" скрылась.
      Бандиты улизнули, как говорится, из-под самого носа милиции, не вызвав даже подозрений о своих преступных намерениях. Раздосадованные неудачей, они бросили машину, вернулись домой и на своем мотороллере помчались к канализационному колодцу, куда час назад сбросили труп шофера такси. Им было жаль, что забыли снять с головы убитого ондатровую шапку! Единственной деталью, свидетельствующей о ночном вояже грабителей, был змеиный след мотороллера, оставленный на снегу.
      Перед милицией стояла задача не из легких. Пострадавшие, оставшиеся в живых, не могли сообщить что-либо определенное о грабителях. И все же добытые данные помогли работникам уголовного розыска напасть на след, ухватиться за ниточку, нащупать осиное гнездо преступников.
      Началось все под Новый год. В милицию прибежал некто Курносов, ранее судимый за хулиганство, и, показывая на раненую ногу, сказал дежурному, что на него напали четверо бандитов с обрезом, когда он шел к своей тетке на вечеринку.
      Работники милиции провели расследование, побывали на квартире тетки пострадавшего, допросили свидетелей, среди которых были Замирайлов, Григоров и Яуфман. Все они подтвердили рассказ Курносова: дескать, парень вбежал в дом насмерть перепуганный оттого, что едва не лишился жизни.
      Следствие по делу Курносова было приостановлено ввиду отсутствия прямых улик. Но спустя три месяца к нему снова вернулись. Следователи усомнились в правдоподобности заявления пострадавшего. Как же могло случиться, что Курносов на относительно освещенной улице не видел в лицо бандитов и не запомнил какие-либо приметы? Странно! И почему все-таки выстрел произведен в ногу, а не в затылок? Что-то не похоже на почерк орудовавших в городе бандитов.
      Эти вопросы привели следователей к соседям тетки Курносова. Здесь была установлена еще одна немаловажная деталь. Оказывается, выстрела на улице никто не слышал, но вот в доме, где под Новый год пьянствовали Замирайлов, Яуфман и Григоров, чье-то ружье бабахнуло так, что люди выбежали на улицу.
      Теперь вряд ли следует сомневаться в том, что появление Курносова в милиции - это инсценировка, маневр бандитской группы, чтобы замести следы своего пребывания на новогодней вечеринке.
      Работники милиции произвели обыск. В туалете был найден обрез.
      На первом же допросе тех, кто участвовал в пирушке, выяснилось, что из обреза стрелял Григоров, который, поссорившись с Замирайловым и Яуфманом, решил их припугнуть. Его хотели разоружить. В потасовке случайным выстрелом был ранен Курносов.
      Так оружие, ранее служившее средством убийства и грабежей, на этот раз сработало против самих же бандитов. Припертые неопровержимыми уликами, они сознались в своих злодеяниях.
      Десять дней в переполненном зале шло судебное заседание. Было допрошено около ста пятидесяти свидетелей и потерпевших. Взвесив каждую деталь многотомных следственных дел, Верховный суд установил степень виновности каждого подсудимого, а Президиум Верховного Совета отклонил их просьбу о помиловании. Все они приговорены к расстрелу. Приговор приведен в исполнение.
      * * *
      Возмездие свершилось. Оно оказалось справедливым, но запоздалым, потому что рубеж всего человеческого, что есть в личности, этими подонками был давно перейден. Уже наступило в их жизни то звериное, бесчувственное состояние, когда человека убивают не глядя, привычно нажимая на спусковой крючок обреза. А до этого была длинная и отвратительная дорога.
      Она, эта дорога к преступлениям начиналась с мелкого элементарного хамства, с циничных реплик, жестоких драк, когда несколько человек бьют в темноте одного, зверея и распаляясь от беззащитности жертвы.
      Потом, тупея от постоянных пьянок, дикого истерического смеха в неосвещенных подъездах, они стали делать все молча и рационально: удар чем-нибудь тяжелым по голове - и обшаривание карманов.
      Сказать, что здесь была какая-то одна серьезная причина, которая привела трех потерявших человеческий облик людей на скамью подсудимых, нельзя. Трагедия в том, что это не отдельные преступления, не ряд трагических случайностей, а целая многообразная и преступная жизнь трех деградирующих молодых людей.
      Жизнь - это работа, досуг, мечты, планы. Все это было у них, только в своем, извращенном и эгоистичном понимании. Была система, воздействующая на психологию сильнее, чем положительные примеры, школьное воспитание.
      Единственное практическое действие мог оказать труд, но они шли на работу с предвзятым мнением людей, обиженных судьбой, с лицемерным вздохом о его полезности, с ожиданием "настоящей", в их понимании, жизни после рабочего дня.
      Ложно понимаемая романтика делала для них героев из самых отпетых, всякая попытка самостоятельного мышления, как мы знаем, о таких компаниях преследуется и не одобряется. Принцип - живи как мы - довлеет над молодым неоформившимся сознанием.
      Сказать, что причина в их бескультурье и необразованности - значит указать лишь на один из многочисленных факторов морального падения.
      Главное заключалось в постоянном воздействии отрицательной среды, которая по истечении двух-трех лет уже заставляет тебя думать, как все ее представители.
      ...У парня появились лишние деньги? Обязательно пропить, как Витька Косой или Серый! Они-то знают как жить. Купить книжки?! Ха-ха! И одеваешься ты, парень, не как наши. А перед танцами (забыл?) - бутылку надо обязательно раздавить...
      Такова их мораль и психология. Культ грубой силы легко подчиняет неоформившееся сознание, давит на психику, заставляет мириться с несправедливостью.
      Светлые моменты в жизни молодых парней с каждым днем становились все реже. И все чаще и постоянно - то, чуждое нашему обществу воздействие. Дома была мещанская психология родителей-рвачей, на улице - никчемное времяпрепровождение, мелкое хулиганство, и наконец, первый, ободранный как липка, прохожий.
      Вначале это пьянит и будоражит кровь неожиданностью, безнаказанностью и связывающей всех тайной пропитых сообща денег. Вначале нет анализа, сомнений и угрызений совести. Ведь недаром большинство несовершеннолетних преступников считает самым легким проступком хулиганство.
      Можно даже "побалдеть" над лежащим у забора и стонущим от недавней "обработки" пьяницей ("А ты не зевай, не пей!" - звучит поначалу ухарская "справедливая" присказка). Но в этой-то постепенности, незаметности и заключена трагедия. Безнаказанность и рождает зло. И теперь уже грабят женщин, подростков, не задумываясь для чего, из каких побуждений.
      Эта начавшаяся преступная жизнь теперь не прерывается ни на один вечер. Потребность встреч и "общих дел", неумение заполнить образовавшийся духовный вакуум уже подталкивают парня. Уже ежевечерние "друзья" говорят ему: "Пошли побалдеем. Там все наши".
      В такие вечерние часы зарождается преступное ожидание более "острого дела", щекочущего тупеющий ум. Здесь изобретательность и острота мышления направлены в одно русло - преступной жизни.
      Подростки, не умеющие организовать свою жизнь юноши, могут не увидеть всех этих опасных поворотов дороги преступника, не осознать трагичности своего будущего. И потому так важна здесь дружеская и твердая рука взрослого человека: внимание и беспокойство родителей, тревога за безалаберную жизнь сына, соседского мальчишки и даже незнакомого паренька. Из-за преступного рубежа, который перейдут вчерашние мальчишки, не всегда возвращаются. На нем обесценивается человеческая жизнь и дальнейшие преступления становятся почти обыденными: человека в таких случаях убивают из-за ондатровой шапки, из-за 13 рублей денег и даже из-за крепких малоношеных ботинок.
      Очень важно показать молодежи наклонность такой дороги, ведущей к обрывистому концу, к неумолимому возмездию. Бездумность и никчемность существования трех молодых лоботрясов стоила жизни нескольким честным и прекрасным людям, и кровь этих людей, горе их семей потребовало справедливого наказания.
      Преступники не думали об этом логическом и неотвратимом конце по незнанию жизни ли, по неумению мыслить вообще. Но неотвратимость беды уже явственно проступала тогда, когда их начало засасывать размеренное и бездумное существование, ибо, раз начавшись, преступное деяние вырастает в целый ком обманов, гнусностей, предательства своих лучших идеалов, презрения к людям-труженикам и, наконец, убийств, после чего молодой человек уже никогда не сможет сказать простых слов: "Никто не скажет, не смеет сказать, что я был нечестен".
      Но вряд ли думали об этом трое молодых убийц, потому что всю свою короткую жизнь они прожили подло и бездумно.
      В.ШАМАРДИН,
      зам. редактора газеты "На страже"
      ПОД ДУЛОМ ОБРЕЗА
      Перед дорогой шофер "водовозки" Виктор Ильич Фетисов присел на валун, что лежал возле заднего ската, закурил...
      У подножия гор на снегу серым пятном выделялось стадо овец. Чабан верхом на лошади гнал отару вниз к теплым кошарам. Длинная палка в руках чабана была похожа на копье сказочного богатыря. Над юртами курился дымок.
      Водитель поднялся, замял окурок. Кто-то окликнул его: к машине торопливо шагал старый чабан. От быстрой ходьбы лисий треух съехал на затылок, открыв кирпичное лицо аксакала.
      - Куда путь держишь? - спросил он.
      - В Аксуек, - ответил Фетисов.
      - А где воду сливать будешь?
      - Здесь и в Тогусе.
      - Возьми меня, - попросился старик. - Кое-что купить надо.
      - А зачем тебе мотаться туда-сюда? Дорога сейчас - одно мученье. Давай деньги, а я куплю, что надо, и привезу.
      - Ой, хорошо! - обрадовался чабан. - Рахмет тебе, хороший человек.
      Виктор Ильич спрятал деньги и шагнул к машине. Но открыв кабину, опешил: там сидел незнакомый человек.
      - Эй, парень! - спросил шофер незнакомца. - Ты как сюда попал?
      Тот живо повернулся. На шофера глянули серые настороженные глаза. Незнакомец приветливо улыбнулся, и это как-то не вязалось с холодным немигающим взглядом, которым он продолжал ощупывать шофера.
      - Садись, папаша, все равно один едешь. Вдвоем веселее будет.
      - А ты кто такой? Откуда? - спросил Виктор Ильич, которому не понравилась эта манера парня смотреть в упор, не мигая, холодно и бесцеремонно.
      - Садись, садись! - настойчиво приглашал незнакомец, по-прежнему улыбаясь. - Едем! По дороге я тебе расскажу все как есть: и кто я, и откуда...
      Фетисов нерешительно потоптался у открытой кабины, потом махнул рукой: вдвоем так вдвоем!
      - Ладно, поехали, - сказал водитель и полез в кабину.
      Мягко заурчал мотор...
      Двое в кабине молчат. Фетисов крутит баранку, курит и искоса поглядывает на незнакомца. На попутчике легкое, не по сезону, осеннее пальто, шапка надвинута на глаза, на верхней губе - белый пушок. "Пацан еще", - решает шофер.
      - Слушай, парень! - обратился Фетисов к нему. - Ты обещал рассказать, кто ты и откуда. Так давай, выкладывай.
      - О чем рассказывать? - нехотя отозвался тот.
      Незнакомец сидел ссутулившись и засунув правую руку за борт пальто.
      - Решил чабаном стать, овец пасти буду...
      И опять Фетисова поразила его нагловатая улыбка. Было что-то в ней затаенное, недоброе.
      - Есть ли нужда забираться в такую глухомань?
      - Охоту люблю. Вот и побалуюсь вволю с ружьишком...
      Впереди показались разрозненные одноэтажные домики, окруженные высокими
      тополями. Возле сельмага Фетисов притормозил.
      - Ты чего, папаша?
      - В магазин забегу. Аксакал просил купить кое-что.
      - Вместе пойдем! - жестко потребовал попутчик.
      - Зачем вместе!? Сиди. Я - в один миг...
      Шофер открыл кабину, но парень цепко ухватил его за руку.
      - Не торопись! - свистящим шепотом приказал он и выхватил из-за пазухи обрез. - Сиди тихо!
      Шофер побледнел и, как загипнотизированный, не сводил глаз с ружейного ствола.
      - Слушай сюда! Поможешь мне скрыться. Ежели что и тебе и мне конец!
      "А ведь действительно шлепнет, и рука у подонка не дрогнет", - подумал Виктор Ильич.
      Пришлось вновь сесть за руль. А пассажир словно издевается:
      - Так, уразумел, папаша? Ежели поможешь, в долгу не останусь.
      Парень искоса, не поворачивая головы, поглядел в окно кабины. Машина стояла возле невысокого, плохо выбеленного домика с узкими оконцами. Это был сельмаг. Снег вокруг густо утоптан и желт от конского помета. Рядом с крыльцом - коновязь, где одиноко стоял поджарый, темно-пегий жеребец.
      Но вот дверь отворилась, и с крыльца сбежал коренастый казах, неся перед собой груду пакетов. Он подошел к коню, рассовал покупки в переметные сумы. Потом отвязал уздечку, ловко, не касаясь ногой стремени, вскочил в седло и поскакал прочь.
      - Так ты в магазин, папаша? - парень отвел взгляд от окошка и выжидающе посмотрел на шофера.
      "Волк тебе папаша!" - едва не крикнул Виктор Ильич, но сдержался. Он вдруг с удивлением обнаружил, что страх, который сковал его несколько минут назад, когда незнакомец столь необычным образом отрекомендовался, так же внезапно исчез, уступив место жгучей ненависти.
      - Нет, не пойду, - спокойно сказал он и сам подивился этой вдруг возникшей в нем спокойной уверенности. - В Аксуеке хороший магазин. Выбор богат. Там и куплю, что старик просил.
      - Дело твое. Гони в Аксуек. Только не забудь, о чем я просил.
      Фетисов молча кивнул головой и включил зажигание. Разбрызгивая мокрый снег, машина выбралась за поселок.
      Снег оседает мокрыми хлопьями на ветровом стекле, тает. Струйки воды бегут по стеклу, и хлопотливый "дворник" уже не успевает убирать водяную пелену. То и дело шофер встает со своего места и на ходу, придерживая правой рукой баранку, протирает рукавицей лобовое стекло. Но на пассажира не смотрит.
      - Чего ж ты не спрашиваешь, за что меня ищут? - вдруг заговорил "попутчик".
      - А мне какое дело, - равнодушно ответил Фетисов.
      Они сидели рядом, и всякий раз, когда машину бросало на колдобинах, Виктор Ильич локтем ощущал под боком твердый ствол обреза.
      "Что же натворил этот тип? - размышлял водитель. - Может, убил кого пли ограбил? Ишь ты, и руки в наколках. Молодой да, видать, ранний... Надо сообщить людям, милиции, - лихорадочно билась мысль. - Но как? Это нелегко, а надо. И не ради спасения своей собственной жизни... "
      Дождь вскоре перестал, и окна кабины быстро просыхали на ветру. Дорога блестела в лучах проглянувшего солнца и дымилась, как река летним утром.