Метаморфозы

Времени и не видать. Находилась кленовая шайка

В хижине их, на гвозде за кривую подвешена ручку.

655 Теплой водой наполняют ее, утомленные ноги

В ней отдохнут. Посредине — кровать, у нее ивяные

Рама и ножки, на ней — камышовое мягкое ложе.

Тканью покрыла его, которую разве лишь в праздник

Им приводилось стелить, но была и стара, и потерта

660 Ткань, — не могла бы она ивяной погнушаться кроватью.

И возлегли божества. Подоткнувшись, дрожащая, ставит

Столик старуха, но он покороче на третью был ногу.

Выровнял их черепок. Лишь быть перестал он покатым —

Ровную доску его они свежею мятой натерли.

665 Ставят плоды, двух разных цветов, непорочной Минервы,382

Осенью сорванный тёрн, заготовленный в винном отстое,

Редьку, индивий-салат, молоко, загустевшее в творог,

Яйца, легко на нежарком огне испеченные, ставят.

В утвари глиняной все. После этого ставят узорный,

670 Тоже из глины, кратер и простые из бука резного

Чаши, которых нутро желтоватым промазано воском.

Тотчас за этим очаг предлагает горячие блюда.

Вскоре приносят еще, хоть не больно-то старые, вина;

Их отодвинув, дают местечко второй перемене.

675 Тут и орехи, и пальм сушеные ягоды, смоквы,

Сливы, — немало плодов благовонных в разлатых корзинах,

И золотой виноград, на багряных оборванный лозах.

Свежий сотовый мед посередке; над всем же — радушье

Лиц, и к приему гостей не худая, не бедная воля.

680 А между тем, что ни раз, опорожненный вновь сам собою, —

Видят, — наполнен кратер, вино подливается кем-то!

Диву дивятся они, устрашились и, руки подъемля,

Стали молитву творить Филемон оробелый с Бавкидой.

Молят простить их за стол, за убогое пира убранство.

685 Гусь был в хозяйстве один, поместья их малого сторож, —

Гостеприимным богам принести его в жертву решили.

Розов крылом, он уже притомил отягченных летами, —

Все ускользает от них; наконец случилось, что к самым

Он подбегает богам. Те птицу убить запретили.

690 "Боги мы оба. Пускай упадет на безбожных соседей

Кара, — сказали они, — но даруется, в бедствии этом,

Быть невредимыми вам; свое лишь покиньте жилище.

Следом за нами теперь отправляйтесь. На горные кручи

Вместе идите". Они повинуются, с помощью палок

695 Силятся оба ступать, подымаясь по длинному склону.

Были они от вершины горы в расстоянье полета

Пущенной с лука стрелы, назад обернулись и видят:

Все затопила вода, один выдается их домик.

И, меж тем как дивятся они и скорбят о соседях,

700 Ветхая хижина их, для двоих тесноватая даже,

Вдруг превращается в храм; на месте подпорок — колонны,

Золотом крыша блестит, земля одевается в мрамор,

Двери резные висят, золоченым становится зданье.

Ласковой речью тогда говорит им потомок Сатурна:383

705 "Праведный, молви, старик и достойная мужа супруга,

Молви, чего вы желали б?" — и так, перемолвясь с Бавкидой,

Общее их пожеланье открыл Филемон Всемогущим:

"Вашими быть мы жрецами хотим, при святилищах ваших

Службу нести, и, поскольку ведем мы в согласии годы,

710 Час пусть один унесет нас обоих, чтоб мне не увидеть,

Как сожигают жену, и не быть похороненным ею".

Их пожеланья сбылись: оставались стражами храма

Жизнь остальную свою. Отягченные годами, как-то

Став у святых ступеней, вспоминать они стали событья.

715 Вдруг увидал Филемон: одевается в зелень Бавкида;

Видит Бавкида: старик Филемон одевается в зелень.

Похолодевшие их увенчались вершинами лица.

Тихо успели они обменяться приветом. "Прощай же,

Муж мой!" — «Прощай, о жена!» — так вместе сказали, и сразу

720 Рот им покрыла листва. И теперь обитатель Тианы

Два вам покажет ствола, от единого корня возросших.

Это не вздорный рассказ, веденный, не с целью обмана,

От стариков я слыхал, да и сам я висящие видел

Там на деревьях венки; сам свежих принес и промолвил:

725 «Праведных боги хранят: почитающий — сам почитаем».

Кончил, и тронуты все и событьями и рассказавшим,

Всех же сильнее — Тезей. Вновь хочет он слушать о чудных

Божьих делах, — и, на ложе склонясь, обратился к Тезею

Бог калидонской реки: "О храбрый! Бывают предметы:

730 Если их вид изменен, — остаются при новом обличье;

Есть же, которым дано обращаться в различные виды, —

Ты, например, о Протей, обитатель обнявшего землю

Моря! То юношей ты, то львом на глаза появлялся,

Вепрем свирепым бывал, змеей, прикоснуться к которой

735 Боязно, а иногда ты рогатым быком становился.

Камнем порою ты был, порою и деревом был ты.

А иногда, текучей воды подражая обличью,

Был ты рекой; иногда же огнем, для воды ненавистным.

И Автолика жена, Эрисихтона дочь, обладает

740 Даром таким же. Отец, презирая божественность Вышних,

На алтарях никогда в их честь не курил фимиама.

Он топором — говорят — оскорбил Церерину рощу,

Будто железом нанес бесчестье древней дубраве.

Дуб в той роще стоял, с долголетним стволом, преогромный,

745 С целую рощу один, — весь в лентах, в дощечках на память,

В благочестивых венках, свидетельствах просьб не напрасных

Часто дриады под ним хороводы в праздник водили,

Часто, руками сплетясь по порядку, они окружали

Дерева ствол; толщина того дуба в обхват составляла

750 Целых пятнадцать локтей. Остальная же роща лежала

Низменно так перед ним, как трава перед рощею всею.

Но, несмотря ни на что, Триопей384 топора рокового

Не отвратил от него; приказал рабам, чтоб рубили

Дуб. Но, как медлили те, он топор из рук у них вырвал.

755 "Будь он не только любим богиней, будь ею самою,

Он бы коснулся земли зеленою все же вершиной!" —

Молвил. И только разить топором он наискось начал,

Дуб содрогнулся, и стон испустило богинино древо.

В то же мгновенье бледнеть и листва, и желуди дуба

760 Стали; бледностью вдруг его длинные ветви покрылись.

А лишь поранили ствол нечестивые руки, как тотчас

Из рассеченной коры заструилася кровь, как струится

Пред алтарями, когда повергается тучная жертва,

Бык, — из шеи крутой поток наливается алый.

765 Остолбенели кругом; решился один святотатство

Предотвратить, отвести беспощадный топор фессалийца.

Тот поглядел, — «За свое благочестье прими же награду!» —

Молвил и, вместо ствола в человека направив оружье,

Голову снес — и рубить стал снова с удвоенной силой.

770 Вдруг такие слова из средины послышались дуба:

"В дереве я здесь живу, Церере любезная нимфа,

Я предрекаю тебе, умирая: получишь возмездье

Ты за деянья свои, за нашу ответишь погибель!"

Но продолжает злодей; наконец от бессчетных ударов

775 Заколебавшись и вниз бечевами притянуто, с шумом

Дерево пало и лес широко придавило собою.

Сестры Дриады, своим потрясенные горем — и горем

Рощи священной, пошли и предстали в одеждах печали

Перед Церерой толпой: покарать Эрисихтона молят.

780 И согласилась она и, прекрасной кивнув головою,

Злачные нивы земли сотрясла, отягченные хлебом.

Мужа решила обречь на достойную жалости муку, —

Если жалости он при деяньях достоин подобных:

Голодом смертным томить. Но поскольку ко Гладной богине

785 Не было доступа ей, ибо волею судеб не могут

Голод с Церерой сойтись, обратилась она к Ореаде

Сельской, одной из нагорных богинь, с такими словами:

"Некое место лежит на окраине Скифии льдистой,

Край безотрадный, земля, где нет ни плодов, ни деревьев;

790 Холод коснеющий там обитает и Немочь и Ужас,

Тощий там Голод живет. Войдет пусть Глада богиня

В гнусную грудь святотатца; и пусть никакое обилье

Не одолеет ее. Пусть даже меня превозможет.

А чтоб тебя не страшил путь дальний, вот колесница,

795 Вот и драконы тебе. Правь ими в высоком полете".

Тотчас дала их. И вот, на Церериной мчась колеснице,

В Скифию та прибыла. На мерзлой горе, на Кавказе

Остановилась она и змей распрягла и сейчас же

Глада богиню нашла на покрытом каменьями поле, —

800 Ногтем и зубом трудясь, рвала она скудные травы.

Волос взъерошен, глаза провалились, лицо без кровинки,

Белы от жажды уста, изъедены порчею зубы,

Высохла кожа, под ней разглядеть всю внутренность можно.

Кости у ней, истончась, выступали из лядвей скривленных.

805 Был у нее не живот, а лишь место его, и отвисли

Груди, — казалось, они к спинному хребту прикреплялись.

От худобы у нее вылезали суставы узлами,

Чашек коленных и пят желваки безобразно торчали.

Издали видя ее, подойти не решаясь, однако,

810 Передает ей богини слова; но лишь малость помедлив, —

Хоть и была далеко, хоть едва лишь туда появилась, —

Голод почуяла вдруг, — и гонит обратно драконов!

В край Гемонийский спешит, в выси натянув свои вожжи.

Глада богиня тотчас — хоть обычно она и враждебна

815 Делу Цереры — спешит ее волю исполнить. Уж ветер

К дому ее перенес Эрисихтона: вот к святотатцу

В спальню богиня вошла и немедленно спящего крепко, —

Ночью то было, — его обхватила своими руками;

В недра вдохнула себя; наполняет дыханием горло,

820 Рот и по жилам пустым разливает голода муку.

Сделала дело свое и покинула мир изобильный

И воротилась к себе, в дом скудный, к пещерам привычным.

Сладостный сон между тем Эрисихтона нежил крылами

Мягкими: тянется он к соблазнительно снящимся яствам,

825 Тщетно работает ртом; изнуряет челюсть о челюсть,

Мнимую пищу глотать обольщенной старается глоткой.

Но не роскошную снедь, а лишь воздух пустой пожирает.

Только лишь сон отошел, разгорается буйная алчность,

В жадной гортани царит и в утробе, отныне бездонной.

830 Тотчас всего, что земля производит, и море, и воздух,

Требует; блюда стоят, но на голод он сетует горько.

Требует яств среди яств. Чем целый возможно бы город,

Целый народ напитать, — для него одного не довольно.

Алчет все большего он, чем больше нутро наполняет.

835 Морю подобно, что все принимает земные потоки,

Не утоляясь водой, выпивает и дальние реки,

Или, как жадный огонь постоянно питания алчет

И без числа сожирает полен, и чем больше получит,

Просит тем больше еще и становится все ненасытней, —

840 Так нечестивого рот Эрисихтона множество разных

Блюд принимает и требует вновь: в нем пища любая

К новой лишь пище влечет. Он ест, но утроба пустует.

Вот истощает уже, голодая пустою утробой,

Средства отцовские. Ты лишь один, о безжалостный голод,

845 Не притуплялся внутри; не смирённое пламя пылало

В глотке его. Наконец все имущество кануло в чрево.

Дочь оставалась одна, — не такой подобал ей родитель!

Нищий, он продал и дочь. Но та господина отвергла,

К морю она подошла и, простерши ладони, сказала:

850 "У господина меня отними, о Ты, что похитил

Девства дары моего!" Нептун овладел ее девством.

И не отверг он мольбы: когда увидал ее шедший

Следом владелец ее, изменил ее бог, и в мужское

Деву обличье облек, и снаряды ей дал рыболова.

855 Видит ее господин, — "О ты, что крючочек из меди

Малой приманкой закрыл и следишь за удой, — говорит он, —

Море да будет всегда для тебя безмятежно и рыба

Вечно доверчива, пусть, заглотнув лишь, крючок твой почует!

Девушка в платье простом, что стояла, растрепана, рядом,

860 Здесь на морском берегу, — ибо видел я сам, что стояла, —

Где она, делась куда? Тут сразу следы пропадают".

Внятен ей дар божества, что ставят вопрос ей о ней же, —

Девушка рада душой и спросившему так отвечает:

"Кто бы ты ни был, скажу: ты ошибся; с волны я ни разу

865 Глаз не сводил, целиком своим был занят я делом.

Не сомневайся, поверь, — о, пусть мне подмогою будет

В этом искусстве Нептун! — за время, пока тут сижу я,

Не появлялся никто, и женщина здесь не стояла".

Он не поверить не мог и назад по песку удалился.

870 Так он, обманут, ушел; а к ней вид прежний вернулся.

Но, убедившись, что дочь принимает различные виды,

После отец продавал Триопеиду часто, — и дева

То кобылицей была, то оленем, коровой и птицей

И доставляла отцу беззаконное тем пропитанье.

875 После того, как алчба достояние все истощила,

Снова и снова еду доставляя лихому недугу,

Члены свои раздирать, зубами грызть Эрисихтон

Начал: тело питал, убавляяся телом, — несчастный!

Что о других говорю? У меня самого же способность,

880 Юноши, тело мое изменять в ограниченной мере:

То я таков, как сейчас, иногда же в змею обращаюсь,

То вожаком перед стадом иду, и в рогах — моя сила.

Были когда-то рога… А теперь одного из оружий

Лоб мой, как видишь, лишен…" — и за речью послышались вздохи.

КНИГА ДЕВЯТАЯ

Что за причина вздыхать и как рог обломился у бога,

Просит Нептунов герой рассказать; и Поток Калидонский,385

Под тростниковый венок подобрав свои волосы, начал:

"Просьба твоя тяжела, ибо кто, побежденный, захочет

5 Битвы свои вспоминать? Расскажу по порядку, однако:

Меньше в моем пораженье стыда, чем в боренье — почета,

И победителем я столь великим утешен немало.

Может быть, издалека до тебя и дошло Деяниры386

Имя; когда-то была она дивнопрекрасною девой,

10 Многих влюбленных в нее домогателей целью завидной.

С ними, ее испросить, в дом тестя явился я тоже.

«Зятем меня назови, — я сказал ему, — сын Парфаона!»

Так же сказал и Алкид387. Остальные нам двум уступили.

Тот похвалялся, что даст им Юпитера в свекры, и славу

15 Подвигов трудных, и все, что по воле он мачехи вынес.

Я возражал, что позор, если бог человеку уступит, —

Богом он не был тогда: "Пред собою ты видишь владыку

Вод, что, наклонно катясь, по владеньям твоим протекают.

Нет, не из чуждых краев постояльцем зять тебе прислан, —

20 Буду я — свой человек и часть твоего достоянья.

Не повредило бы мне лишь одно, что царицей Юноной

Я не гоним, не несу никакой подневольной работы!388

Ежели хвалишься ты, что Алкменой рожден, то Юпитер

Ложный родитель тебе, а коль подлинный, — значит, преступный.

25 Матери блудом себе приобрел ты отца: выбирай же,

Иль не Юпитер родитель тебе, иль рожден ты постыдно?"

На говорящего так он давно уже скошенным глазом

Смотрит, не в силах уже управлять распалившимся гневом,

И возражает в ответ: "Не язык, а рука — моя сила.

30 Лишь бы в борьбе одолеть, — побеждай в разговорах, пожалуй!"

Грозный ко мне подступил. После речи такой уж не мог я

Пятиться: тотчас с себя я зеленую сбросил одежду,

Выставил руки вперед и держал кулаки перед грудью,

Став в положенье бойца, все члены к борьбе приготовил.

35 Пригоршню пыли набрав, меня он той пылью осыпал;

Тотчас и сам пожелтел, песком занесенный сыпучим.

То за зашеек меня, то за ноги проворные схватит, —

Правда, иль чудится так, — но со всех он сторон нападает.

Тяжесть моя защищала меня, он наскакивал тщетно.

40 Так неподвижна скала, на которую с шумом великим

Приступом волны идут: стоит, обеспечена грузом.

Вот мы чуть-чуть отошли и уж снова сходимся биться.

Крепко стоим на земле, порешив не сдаваться. Прижались

Крепко ногою к ноге. Всей грудью вперед наклонившись,

45 Пальцами пальцы давлю и на лоб его лбом нажимаю.

Видел я, сходятся так два могучих быка, состязаясь,

Если награда борьбы, красавица первая паствы,

Самка кидает их в бой, а скотина глядит и страшится,

В недоумении, кто завоюет такую державу.

50 Трижды отбросить хотел от себя сын грозный Алкея

Грудь мою в этой борьбе. По четвертому разу объятий

Все ж он избег и сумел свои вызволить руки, отвел их;

Тут же он руку напряг, — это чистая правда! — и сразу

Перевернул меня вдруг и налег всей тяжестью сзади.

55 Верите ль, нет ли, — но я не стремлюсь неправдивым рассказом

Славу снискать! — почудилось мне, что горой я придавлен.

Еле я вытащить мог увлажненные потом обильным

Руки, едва разорвав вкруг груди тугое объятье.

Я задыхался, но он не позволил мне с силой собраться.

60 Шею мою захватил. Наконец, уж не мог я не тронуть

Землю коленом своим и песок закусил, побежденный.

Силой слабее его, прибегаю к своим ухищреньям

И ускользаю из рук, превратившись в длинного змея.

Но между тем как я полз, образуя извивы и кольца,

65 Страшно свистя и притом шевеля языком раздвоенным,

Захохотал лишь тиринфский герой на мои ухищренья, —

Молвив: "Змей укрощать, — то подвиг моей колыбели!

Если драконов других победить, Ахелой, ты и можешь,

Все ж не ничтожная ль часть ты, змей, Лернейской Ехидны?

70 Та размножалась от ран; из сотни голов ни единой

Было нельзя у нее безнаказанно срезать, чтоб тотчас,

Две обретя головы, ее выя не стала сильнее;

Отпрыски новых гадюк появлялись в погибели, убыль

Впрок ей была, я ее одолел и пленил, одолевши.

75 Кто же ты после того, — змеей обернувшийся лживо,

Воин с оружьем чужим, обличьем прикрытый заёмным?"

Так он сказал; и схватил, как узлом, меня сверху за горло

Пальцами. Дух занялся, был я сдавлен словно клещами:

Освободить лишь гортань я большими перстами пытался.

80 После того, побежденному, мне оставался лишь третий

Образ — быка; и, в быка обратясь, вновь в битву ступаю.

С левой тогда стороны он на шею закинул мне руки,

Тащит меня за собой, — побежавшего было, — крутые

В землю вставляет рога и меня на песок простирает.

85 Мало того: беспощадной рукой он ломает мой крепкий

Рог, захваченный им, и срывает, чело искажая.

Нимфы плодами мой рог и цветами душистыми полнят,

И освящают, — и он превращается в Рог изобилья", —

Молвил. Наяда тогда, подобравшись, подобно Диане, —

90 Из услужавших одна, — с волосами, упавшими вольно,

Входит, с собою неся в том самом роскошнейшем роге

Целую осень — плодов урожай в завершение пира.

Лишь рассвело и едва по вершинам ударило солнце,

Юноши, встав, разошлись; дожидаться не стали, что волны

95 Снова покой обрели и текли безмятежно, что воды

Бурные вновь улеглись. Ахелой же свой лик деревенский,

Свой обездоленный лоб — в глубокую спрятал пучину.

Но не вредила ему украшенья былого утрата.

Рог был другой невредим. К тому же ветловой листвою

100 Мог он позор головы прикрывать иль венком камышовым.

Но для тебя, Несс389 лютый, любовь к той деве причиной

Гибели стала, — ты пал, пронзенный крылатой стрелою.

Древле Юпитера сын, с молодой возвращаясь супругой

К отчим стенам, подошел к стремительным водам Эвена390;

105 Больше обычного вздут был поток непогодою зимней,

В водоворотах был весь, прервалась по нему переправа.

Неустрашим за себя, за супругу Геракл опасался.

Тут подошел к нему Несс — и могучий, и знающий броды.

"Пусть, доверившись мне, — говорит, — на брег супротивный

110 Ступит она, о Алкид! Ты же — сильный — вплавь переправься".

Бледную, перед рекой и кентавром дрожавшую в страхе,

Взял калидонку герой-аониец391 и передал Нессу.

Сам же, — как был, отягчен колчаном и шкурою львиной, —

Палицу, также и лук, на берег другой перекинул, —

115 «Раз уж пустился я вплавь, — одолею течение!» — молвил.

Смело поплыл; где тише места на реке, и не спросит!

Даже не хочет, плывя, забирать по теченью потока.

Только он брега достиг и лук переброшенный поднял,

Как услыхал вдруг голос жены и увидел, что с ношей

120 Хочет кентавр ускользнуть. "На ноги надеясь напрасно,

Мчишься ты, дерзкий, куда? — воскликнул он. — Несс двоевидный,

Слушай, тебе говорю, — себе не присваивай наше!

Если ты вовсе ко мне не питаешь почтенья, припомнить

Мог бы отца колесо и любви избегать запрещенной.

125 Но от меня не уйдешь, хоть на конскую мощь положился.

Раной настигну тебя, не ногами!" Последнее слово

Действием он подтвердил: пронзил убегавшего спину

Острой вдогонку стрелой, — и конец ее вышел из груди.

Только он вырвал стрелу, как кровь из обоих отверстий

130 Хлынула, с ядом смесясь смертоносным желчи лернейской.

Несс же ту кровь подобрал: «Нет, я не умру неотмщенным!» —

Проговорил про себя и залитую кровью одежду

Отдал добыче своей, — как любовного приворот чувства.

Времени много прошло, и великого слава Геракла

135 Землю наполнила всю и насытила мачехи392 злобу.

Помня обет, Эхалию393 взяв, победитель собрался

Жертвы Кенейскому жечь Юпитеру.394 Вскоре донесся

Слух, Деянира, к тебе — молва говорливая рада

К истине ложь примешать и от собственной лжи вырастает, —

140 Слышит и верит жена, что Амфитрионида пленила

Дева Иола вдали. Потрясенная новой изменой,

Плакать сперва начала; растопила несчастная муку

Горькой слезой; но потом, — "Зачем я, однако, — сказала, —

Плачу? Слезы мои лишь усладой сопернице будут.

145 Скоро прибудет она: мне что-нибудь надо придумать

Спешно, чтоб ложем моим завладеть не успела другая.

Плакать ли мне иль молчать? В Калидон ли вернуться, остаться ль?

Бросить ли дом? Иль противиться, средств иных не имея?

Что, если я, Мелеагр, не забыв, что твоею сестрою

150 Я рождена, преступленье свершу и соперницы смертью

Всем докажу, какова оскорбленной женщины сила!"

В разные стороны мысль ее мечется! Все же решенье

Принято: мужу послать напоенную Нессовой кровью

Тунику, чтобы вернуть вновь силу любви ослабевшей.

155 Лихасу дар, неизвестный ему, снести поручает, —

Будущих бедствий залог! Несчастная ласково просит

Мужу его передать. Герой принимает, не зная:

Вот уж он плечи облек тем ядом Лернейской Ехидны.

Первый огонь разведя и с мольбой фимиам воскуряя,

160 Сам он из чаши вино возливал на мрамор алтарный.

Яд разогрелся и вот, растворившись от жара, широко

В тело Геракла проник и по всем его членам разлился.

Сколько он мог, подавлял привычным мужеством стоны, —

Боль победила его наконец, и алтарь оттолкнул он

165 И восклицаньями всю оглашает дубравную Эту.

Медлить нельзя: разорвать смертоносную тщится рубаху,

Но, отдираясь сама, отдирает и кожу. Противно

Молвить! То к телу она прилипает — сорвать невозможно! —

Или же мяса клоки обнажает и мощные кости.

170 Словно железо, когда погрузишь раскаленное в воду,

Кровь у страдальца шипит и вскипает от ярого яда.

Меры страданию нет. Вся грудь пожирается жадным

Пламенем. С тела всего кровяная испарина льется.

Жилы, сгорая, трещат. И, почувствовав, что разъедает

175 Тайное тленье нутро, простер к небесам он ладони.

"Гибелью нашей, — вскричал, — утоляйся, Сатурния, ныне!

О, утоляйся! С небес, о жестокая, мукой любуйся!

Зверское сердце насыть! Но если меня пожалел бы

Даже и враг, — ибо враг я тебе, — удрученную пыткой

180 Горькую душу мою, для трудов порожденную, вырви!

Смерть мне будет — как дар, и для мачехи — дар подходящий!

Некогда храмы богов сквернившего путников кровью,

Я Бузирида смирил; у Антея свирепого отнял

Я материнскую мощь; не смутил меня пастырь иберский

185 Тройственным видом, ни ты своим тройственным видом, о Цербер!

Руки мои, вы ль рогов не пригнули могучего тура?

Ведомы ваши дела и Элиде, и водам Стимфалы,

И Партенийским лесам. Был доблестью вашей похищен

Воинский пояс с резьбой, фермодонтского золота; вами

190 Взяты плоды Гесперид, береженые худо Драконом.

Противостать не могли мне кентавры, не мог разоритель

Горной Аркадии — вепрь, проку в том не было Гидре,

Что от ударов росла, что мощь обретала двойную.

Разве фракийских коней, человечьей насыщенных кровью,

195 Я, подойдя, не узрел у наполненных трупами яслей,

Не разметал их, узрев, не пленил и коней и владельца?

В этих задохшись руках, и Немейская пала громада.

Выей держал небеса. Утомилась давать приказанья

В гневе Юнона; лишь я утомленья не знаю в деяньях!395

200 Новая ныне напасть, — одолеть ее доблесть бессильна,

Слабы копье и броня; в глубине уж по легким блуждает,

Плоть разъедая, огонь и по всем разливается членам.

Счастлив меж тем Эврисфей! И есть же, которые верят,

В существованье богов!" — сказал, и по верху Эты

205 Вот уже шествует он, как тур, за собою влачащий

В тело вонзившийся дрот, — а метавший спасается бегством.

Ты увидал бы его то стенающим, то разъяренным,

Или стремящимся вновь изорвать всю в клочья одежду,

Или валящим стволы, иль исполненным гнева на горы,

210 Или же руки свои простирающим к отчему небу.

Лихаса он увидал трепетавшего, рядом в пещере

Скрытого. Мука в тот миг все неистовство в нем пробудила.

"Лихас, не ты ли, — вскричал, — мне передал дар погребальный?

Смерти не ты ли виновник моей?" — а тот испугался,

215 Бледный, дрожит и слова извинения молвит смиренно.

Вот уж хотел он колена обнять, но схватил его тут же

Гневный Алкид и сильней, чем баллистой, и три и четыре

Раза крутил над собой и забросил в Эвбейские воды.

Между небес и земли отвердел он в воздушном пространстве, —

220 Так дожди — говорят — под холодным сгущаются ветром,

И образуется снег, сжимается он от вращенья

Плавного, и, округлясь, превращаются в градины хлопья.

Так вот и он: в пустоту исполинскими брошен руками,

Белым от ужаса стал, вся влажность из тела исчезла,

225 И — по преданью веков — превратился в утес он бездушный.

Ныне еще из Эвбейских пучин выступает высоко

Стройной скалой и как будто хранит человеческий облик.

Как за живого — задеть за него опасается кормщик, —

Лихасом так и зовут. Ты же, сын Юпитера славный,

230 Древ наломав, что на Эте крутой взрасли, воздвигаешь

Сам погребальный костер, а лук и в уемистом туле

Стрелы, которым опять увидать Илион предстояло,

Сыну Пеанта396 даешь. Как только подбросил помощник

Пищи огню и костер уже весь запылал, на вершину

235 Груды древесной ты сам немедля немейскую шкуру

Стелешь; на палицу лег головой и на шкуре простерся.

Был же ты ликом таков, как будто возлег и пируешь

Между наполненных чаш, венками цветов разукрашен!

Стало сильней между тем и по всем сторонам зашумело

240 Пламя, уже подошло к его телу спокойному, он же

Силу огня презирал. Устрашились тут боги, что гибнет

Освободитель земли; и Юпитер с сияющим ликом

Так обратился к богам: "Ваш страх — для меня утешенье,

О небожители! Днесь восхвалять себя не устану,

245 Что благородного я и отец и правитель народа,

Что обеспечен мой сын благосклонностью также и вашей.

Хоть воздаете ему по его непомерным деяньям,

Сам я, однако, в долгу. Но пусть перестанут бояться

Верные ваши сердца: презрите этейское пламя!

250 Все победив, победит он огонь, созерцаемый вами.

Частью одной, что от матери в нем, он почувствует силу

Пламени. Что ж от меня — вековечно, то власти не знает

Смерти, и ей непричастно, огнем никаким не смиримо.

Ныне его, лишь умрет, восприму я в пределах небесных

255 И уповаю: богам всем будет подобный поступок

По сердцу. Если же кто огорчится, пожалуй, что богом

Станет Геракл, то и те, хоть его награждать не желали б,

Зная заслуги его, поневоле со мной согласятся".

Боги одобрили речь, и супруга державная даже

260 Не омрачилась лицом, — омрачилась она, лишь услышав

Самый конец его слов, и на мужнин намек осердилась.

А между тем что могло обратиться под пламенем в пепел,

Мулькибер все отрешил, и обличье Гераклово стало