Листьев медь (сборник)

По заброшенной еще со второй мировой войны узкоколейке на территорию КБ подвели состав, груженый корпами и персонал предприятия – все как один от творческого инженерного состава до увечного с рождения садовника перевозил на тележках, перетаскивали на руках, волокли на пластиковых полозах по всем отделам и кладовым. Толстые тетки с инвентарных складов, по двое – по трое, обхватив ребристые холодные алюминиевые поверхности, тащили их в свои коморки с чайниками на застеленных цветастой клеенкою письменных столах и ухоженной жирной традесканкцией в горшочках, развешенных по стенам. Седовласые начальники комплексов с молодецкими шуточками везли телеги в свои кабинеты, застревая в дверях гудящих от напряжения грузовых лифтов.

После забегали по лестницам спорые наладчики в синих комбинезонах с ядовитым кристаллом снежинки на отложных воротниках, придерживая рукою на бедре многокарманные сумки с тестерами и отвертками – и к началу следующей бесконечной рабочей недели корпы стояли на столах и в нишах, покоились на установочных кронштейнах и свешивались с потолков на телескопических штырях. КБ «Запуск» было полностью корпотизировано. А Анпилогов мучался от несварения желудка.

Только в конце недели его отпустили к семье – у жены уже был готов для него овсяной отвар.

16

А после заказ навалился на Анпилогова с непреодолимой силой.

Огонь. Просто реакция окисления с выделением тепла? И все зависит от калорийности топлива? Нет. В том-то и загадка. По полулегендарным описаниям прорыва в Гражданку, когда на подступах к столице был выведен на сцену военных действий огнемет ударный типа 1-19-23, прозванный потом Плещеевским огнеметом, то, по свидетельствам очевидцев – одного этого было достаточно, чтобы дивизия главного прорыва добровольческой армии внезапно отступила, оставив на поле сражения чуть ли ни половину личного состава, что до сих пор будоражит умы стратегов исторического факультета Высшей школы артиллерии.

Правда, на факультете химфизики, где Анпилогов проходил стажировку после окончания Южного политеха, в существование полумифического огнемета мало кто верил. Но легенда жила и поступивший с самого верха заказ на поиск материалов, осуществление необходимого анализа и подготовку записки о перспективах использования принципа огнемета в имитации крайне дорогостоящих испытаний основного движка изделия КЛ14, говорили о том, что наверху верят в эту идею. Причем, поскольку после последних пока неясных событий к руководству страной вернулся ни кто иной, как опальный, всеми забытый комрад Нифонтов, то начальник отдела имитации мог предположить, что легенда тесно коснулась именно этого лица. Но Анпилогов молчал о своих наблюдениях, и решил сделать буквально все возможное, чтобы не остаться в роли низкооплачиваемого статиста в этом внезапно начавшемся шумном и красочном представлении с корпотизацией всей страны.

Ведь – и Анпилогов это понял сразу же, ознакомившись с открытой и закрытой документацией – не только стать асом, но и хоть сколь-нибудь сносным специалистом в области этой неведомой и внезапно свалившийся на него технологии он был просто не в состоянии – голова не совсем та и, к сожалению, возраст. Вот Улька закончила этот лиготехникум с «усиленным изучением ряда предметов» – пусть она и разбирается.

Итак, шесть документов.

Письмо Выборгского. Ну, здесь он предвидит открытие оксалитовой трубки, выделение одним из доступных способов элементов «Л», какую-то их очистку и обработку, и затем использование в устройствах для вычислений и управления. Причем возможности, по его предвидениям, столь высоки, что управлять можно будет как роботизированным производством так и большими массами людей – и все это на основе устройств различного назначения, устроенных, впрочем, в соответствии с одни и тем же принципом – по правилу ступеньки – гора – пропасть, подъем-провал, скачок-ребро. Можно еще и так сказать – есть сигнал – нет сигнала, ноль – единица.

Ну что тут обсуждать – на основе двоичной арифметики и устройств, обладающих двумя устойчивыми состояниями, строили машины уже не менее трех десятков лет. Начали это делать в нескольких странах практически одновременно в – сразу после окончания мировой войны, что вполне понятно. Войны подстегивают технологию. А далее, производили их всюду с переменным успехом, но, в последние годы, наиболее удачные образцы производились на богатеньком Западе, у нас же приноровились их копировать. Но все это было крайне слабо – не хватало скорости, мощности, коммуникации оказывались излишне громоздкими, наиболее важные узлы перегревались. Расчеты, технологические ухищрения, медленное продвижение вперед… Все это было.

А ведь Выборгский предсказывал совсем иное – мгновенный прорыв – крайнее усиление сигнала, сверхпроводимость, самообучаемость, отказоустойчивость – чего же еще? И – монополия. Монополия государство на добычу в… трубках. Ведь подобного минерала, вроде бы, более нигде в мире не обнаружили. Или – тщательно скрывают обнаружение. Политика в этом вопросе иных правительств была Анпилогову совершенно непонятна – переводы в журналах были крайне скудны, периодика поступала в весьма ограниченных количествах, да Анпилогов и не удосужился как следует освоить ни один иностранный язык, голоса иностранных радиостанций даже в кратковременный период капели продолжали глушить.

Оставалось предположить, что данное месторождение пока существует только в нашем государстве, и есть идеи, что трубки будут открыты и восточнее Пятого прииска.

Судя по всему, Нифонтов долгие годы, еще со времен гениального предвидения Выборгского, вынашивал планы широкомасштабного использования технологии лигокристаллов, о чем свидетельствовал последний документ из указанных. Почему-то, Анпилогов полагал, что это был блокнот Нифонтова, невесть какими путями затесавшийся в архив опального Явича, и некоторые последующие рассуждения это вполне подтверждали.

Кроме того, по поводу этого блокнота Леника потом брали сомнения очень многие годы.

17

Барокамера

Писака… Ох, этот писака. Ему нужно было отвечать, а Ленику очень не хотелось ему отвечать, именно сейчас, когда Ульяна пошла знакомиться с Мальпостом.

– А как так получилось, что уже первая система – КЛ14-111, в просторечье «прок», которую предложила Барокамера, дала такой серьезный эффект?

– Да, о чем тут особо говорить, все, что мы делаем – не подражательство, не передирание уже существующего – это результат опыта. Мы обобщаем опыт…

– Да, я все понял, – поморщился писака – А опыт чего, Леонид Михайлович? Тот опыт, что вы накопили, работая с лиготехникой?

– Это вы зря, господин Сокулер, все мы плыли в одной лодке, и не вам судить… – повысил голос Анпилогов.

Ему было совершенно не до этих разбирательств. Он слишком опасался подвоха со стороны иного лица, и ему было необходимо все это устранить. Или хотя бы притормозить.

Он невежливо бросил Максима и направился наружу.

Развал перед конюшней ему не нравился, но Анпилогов туда пошел. Перед входом в конюшню оформители нагородили декоративных пней с вывороченными и залакированными корнями, и Леник все думал эти излишества поубирать.

Заглянув в стойла, в эту галерею или анфиладу со скульптурными головами лошадей – он полюбовался на давние и недавние приобретения. Добрался до отсека Мальпоста – большого черного коня, которого ему сосватал Гера Фельдштейн – уж у кого он его перекупил, понять было невозможно – и вывел Мальпоста в манеж. Потом оба они пооставляли топкие следы в песке, пообтирались боками-плечами, разжевали одну на двоих подсоленную горбушку и Анпилогов, поглаживая Мальпоста по атласной щеке, пошептал ему…

Потом Мальпост стал занят. Кто-то шел к манежу, возможно, кто-то из обслуживающих конюшню девчушек – конюшни ведь всегда обслуживают низкорослые мускулистые девчушки в старых кожаных куртках – и Мальпост занялся этим. Он высвободился из рук Анпилогова, плавно отошел, правда, быстро меняя скорость движений, а затем, подойдя к цепной ограде, задрожал кожей, отнял от песка сразу два огромных черных копыта, взбрыкнул, и вдруг конец живота его, прибивавшийся к задним ногам выбрасился, отяжелился, и гигантский даже для огромного тела высокого коня отросток выпростался из кожных покровов – а извивистый оглушительный крик дополнил этот выброс.

– Ну и ладно, ну и понял… – пробормотал Анпилогов, отходя от манежа.

Девчушку в изгрызенной на плечах порыжевшей кожаной куртке, низкорослую, мускулистую и слегка кривоногую, он повстречал по дороге и сунул ей – очень настоятельно – дурманно пахучую ржаную корку в маленькую крепкую замызганную ладонь, сказав: «Дамскому любимцу». Девчушка положила корку в карман, сплюнула в сторону, кивнула: «Иес, сэр…» – и, даже не взглянув на коня, повернула к стойлам.

Но писака снова достал едва возвратившегося Леника. Подслеповато сморщившись, он проговорил, не открывая глаз:

– Не все мы – в одной лодке, и кое-кто может… и судить…, – потом даже шмыгнул носом. – А, скажем, тот опыт, что вы приобрели, трудясь на Ледострове? Ведь служили там, так ведь, Леонид Михайлович?

Анпилогов уставился на писаку Максима Сокулера, помедлил, потом твердо сказал:

– Да, вы это точно отметили. Как вас по имени-отчеству?

– Максим.

– Отлично, Максим. Это есть во всех сносках обо мне. Не секрет. На прохождение армейской службы я был направлен в распоряжение 21-части дивизии Хран, которая патрулировала Северные прииски по всей территории государства. Да, на экспериментальном объекте Ледостров использовался труд заключенных, причем отнюдь не только физический, но и интеллектуальный.

– И одним их ваших подопечных был Федор Выборгский – кличка Явич?

– Это вы тоже обнаружили в открытых публикациях?

Писака Макс поерзал сигаретой в кристально чистой пепельнице, причем уже начавший раздражаться Леник обратил внимание, какие у Сокулера белые руки – даже ногти белесые, ровные, бескровные. И было такое ощущение, что в поры кожи на руках въелся то ли какой-то порошок, то ли мазь… Наверное, болезнь какая-то, – подумал Леник.

– Да нет. Я ничего особо не искал, слухом полнится… пространство и время.

– Хорохо, (буква «ш» проваливалась в горло Леника, и у него, когда он начинал злиться, получалось: «хорохо»). – Я скажу, произнесу, приисповедаюсь, бутер-р-р… слоеный…

– Это, что у вас, простите, лагерный или, скорее, островной жаргон?

– Д-дда… Федор Иванович Выборгский не признавал крепких выражений – вот и приходилось заниматься изобретательством.

– И что же – общие принципы учения вертикалистов для создания системы анализа предокаменелых слоев вы освоили именно там?

– Ну, у меня было четыре курса местного политеха – забрили-то меня с пятого курса за… – ну, это уже неважно – так что рассуждения Явича в спецстоловке я слушал во все уши. И основные принципы верикалистов – да, это оттуда.

Максим поджал губы, как-то очень глубоко, при этом его довольно большая верхняя губа свернулась вовнутрь, оставив голую побелевшую от напряжения кожу под носом:

– Ладно, об этих – выделяя последнее слово, сказал Сокулер, – принципах мы пока забудем. Значит, на их основе была продумана система предокаменелых слоев и создан приисковый объект?

– Да, остров на шельфе северных морей на каркасе из легких металлоконструкций с искусственным ледовым покрытием. Система поиска – тоже вылилась оттуда. Но дело же, в конце-концов, не в этом, – распалился Анпилогов, подстрекаемый тайной и непонятной ему презрительной злобой писаки Сокулера и постоянной, фоновой мыслью о прибытии вороного коня Мальпоста, – дело в сложившемся в то время и в том месте круге людей, ученых, инженеров…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.