Цвет страха

      Когда сотрудники компании наконец выстроились перед лазером, Читвуд включил таймер и, словно фотограф, который тоже хочет попасть в кадр, торопливо присоединился к остальным. Прошло несколько секунд. Глаза присутствующих заполнил самый насыщенный, ужасный и тошнотворный зеленый свет, какой только можно было представить.
      Очнувшись в лазарете компании, Род зал странный вопрос:
      - Какой сегодня день?
      - Воскресенье.
      - Шестое?
      - Да. Вы провели в обмороке трое суток.
      По щекам парня покатились слезы.
      - Ну, ну, - участливо произнесла медсестра в крахмальном колпаке с бумажными мышиными ушами. - Все пройдет, вы скоро поправитесь.
      - Я пропустил...
      - Что?
      - Я пропустил повтор последней серии "Звездного пути", - дрожащим голосом заявил Род.
      Читвуд наконец выздоровел и намеревался вернуться к работе, но он все же поинтересовался:
      - Значит, зеленый не годится?
      - Еще как годится! Самый что ни на есть агрессивный цвет, - ответили ребята Бисли и показали Роду цветовую карту.
      Как правило, цветовые эталоны подразделяются на дополнительные или контрастные цвета, но у Бисли они делились на агрессивные и защитные.
      Всем им присвоили новые названия. Суперзеленый. Контрасиний. Удьтрарозовый. Оптикрасный. Инфраоранжевый.
      Шло время. Род создавал все новые и новые излучатели, а парни из компании заносили свои приобретения в каталоги.
      - Давайте назовем эти лазеры фазерами, - предложил Читвуд. - Они изменяют фазу света.
      - Нельзя. Это не наша торговая марка.
      - Ах да! - спохватился инженер.
      Когда его попросили съездить в Париж и установить в "Евро-Бисли" цветовые лазеры. Род чуть дара речи не лишился.
      - Я не хочу в Париж!
      - Почему?
      - Французы нас ненавидят. И любят Джерри Льюиса, - Род с отвращением содрогнулся.
      - Тебе необязательно останавливаться в городе. Можешь жить в подвале парка.
      - В подвале? Значит, там тоже есть Утилдак?
      - Утилканар. Это то же самое, только по-французски.
      Утилканар оказался совсем неплох. Здесь были спальни с крохотными кухоньками и телевизорами. Как только Читвуд установил в парке розовый лазер, посещаемость "Евро-Бисли" резко возросла.
      - Как насчет прибавки жалованья? - поинтересовался Род в один из тех дней, когда даже парни из компании не могли скрыть удовлетворения по поводу возросших прибылей.
      - На кой черт тебе прибавка? Пусти в ход свои десять процентов!
      - У меня не было времени на разработку пультоискателя.
      - Ну так сделай - и получишь свою прибавку.
      - Будьте вы прокляты! - проворчал инженер.
      Он с нетерпением дожидался срока окончания контракта с Бисли, но этот день, к сожалению, так и не настал. Вместо него пришли солдаты французского Иностранного Легиона - они попрыгали с круживших в небе вертолетов и устремились к одному из входов в Утилканар.
      К тому времени, когда все солдаты опустились на землю. Род уже знал, что ему делать. Он прикрыл глаза толстыми очками из свинцового стекла и с замиранием сердца нажал клавишу с надписью "суперзеленый".
      Глаза Читвуда были защищены от страшного зеленого света, и тем не менее его тут же вывернуло наизнанку.
      Глава 16
      Безымянный фургон стоял на обочине федерального шоссе номер 460 к югу от питерсбергского национального поля битвы. Шары прилетели с той же стороны, поэтому было бы вполне разумно предположить, что шары и машина как-то связаны между собой. "А на фургонах прессы, с бортов, обычно изображают эмблему или название телекомпании-владельца", - подумала Доминик Парилло, проехав мимо, и остановила свой грузовичок "Европа-1" поодаль, хорошенько замаскировав от постороннего взгляда. Выбравшись из машины, она осторожно двинулась к подозрительному фургону. Тишина. В кабине пусто.
      Однако хитросплетение электронного оборудования на крыше наводило на некоторые мысли.
      Спрятавшись в чаще, Доминик вынула автоматический пистолет "MAC" и вышла на шоссе. Если фургон содержит в себе секрет окрашенных лучей, которые свели с ума ее соотечественников, и если Доминик удастся его раскрыть, то медаль Легиона Чести, не говоря уж о благодарности французов, считай, у нее в кармане.
      И, что еще важнее, девушка наконец покинула бы эту страну, населенную слабоумными болванами.
      Она шагнула вперед.
      И в тот же миг берет Доминик накрыл ее голову, словно цветок-мухоловка, сделанный из ткани.
      Чьи-то руки схватили девушку за плечи и развернули кругом, но ей хватило самообладания вспомнить о пистолете и вытянуть руку вперед. Как только дуло коснулось чего-то такого, что показалось ей грудью противника, она нажала на спусковой крючок.
      Раздался негромкий выстрел - тихий отрывистый щелчок. Пистолет чуть дрогнул.
      - Ага! - победно воскликнула она, сдирая берет с головы.
      Изумленным глазам Доминик предстало знакомое лицо американца по имени Римо, который, глядя на нее, чуть заметно улыбался.
      - Но... Я не могла промахнулься!
      - И тем не менее промахнулись.
      - Это невозможно! Я очень меткая стрелок!
      - Теперь уже нет, - ответил Римо и небрежным движением выхватил пистолет у нее из рук. - Вы ведь француженка, верно? - спросил он, швырнув оружие в сторону.
      - Бельгийка.
      - А разговариваете как француженка.
      - Мы, бельгийцы, говориль на французском. Это наш родной язык.
      Римо посмотрел на маленького седобородого азиата, который стоял у него за спиной, сунув руки в рукава кимоно.
      - Так-то оно так, - покачал головой азиат - Однако у дамы не брюссельский, а парижский выговор.
      - Мы вас разоблачили, - сказал Римо, обращаясь к Доминик. - Вы француженка.
      - Французский женьщины не носят берет, - заметила Доминик.
      - Еще как носят!
      - Такое не есть возможно. Почему вы такой дурак?
      - Упорные занятия и тренировки, - ответил Римо, возвращая Доминик головной убор.
      - Берет не есть красиво. Вы что, не знаком с французский обычаями?
      - Нет.
      - Я категорически отрицаю французское гражданство.
      Маленький азиат повернул голову и произнес:
      - Смотрите-ка! Кто это? Уж не знаменитый ли Джерри Льюис?
      Доминик оглянулась.
      - Джейри? Джейри здесь? Он мой кумир!
      Однако вокруг никого не было, девушка растерянно захлопала глазами, а маленький азиат торжествующе улыбнулся. Римо поцокал языком и, указав на француженку пальцем, набросил на нее воображаемое лассо.
      - Опять мы вас поймали, - заключил он.
      - Я турист.
      - Вы - французский агент. У вас на лбу написано.
      - По-французски, - добавил седобородый азиат.
      - Я все отрицаль.
      - Почему Франция заинтересовалась этим делом? - спросил Римо.
      - Я отказываюсь говорить.
      - У нас есть способы развязать вам язык, - пригрозил старичок.
      - Я абсолютно бесстрашна.
      Внезапно азиат напрягся и выпалил:
      - Слушайте!
      Римо окаменел.
      Доминик прислушалась.
      - Ничего не слышу, - отозвалась она.
      - Ты слышал, Римо? Звук насоса.
      Француженка нахмурилась:
      - Я не чувствую никакой насос.
      - Да, - кивнул Римо. - Из кузова фургона.
      - Два сердца. Одно человеческое, другое искусственное.
      - И человек этот, судя по сердцебиению, чертовски напуган.
      - Надо узнать, в чем дело.
      - Я не слышу сердцебиения, - подала голос Доминик.
      - Римо, придержи эту женщину, а я отправлюсь на разведку.
      - Не кажется ли тебе, папочка, что лучше бы вдвоем...
      - Нет!
      К удивлению Доминик, Римо послушно умолк. Неужели он боится немощного старичка? Смешно и трудно поверить!
      Они стояли и смотрели вслед старику, который проскользнул к задней стенке фургона. Римо схватил женщину за локоть. Его стальные пальцы казались Доминик тупыми кинжалами, и, когда она попыталась высвободиться, он даже не среагировал.
      Пока внимание мужчины было приковано к ее рукам, Доминик попыталась применить прием дзюдо, который никогда ее не подводил.
      Прием выполняется при помощи ног. Нужно лишь отступить и ударить каблуком по подъему стопы противника. После того как он отпрянет, остается лишь подтолкнуть его - пусть падает по инерции. Как-то раз Доминик удалось использовать этот прием против двухсоткилограммового борца сумо.
      - Осторожнее с обувью, - предупредил Римо, едва Доминик вонзила свою шпильку в его стопу. - У меня новые туфли.
      И тем не менее француженка попыталась сбить его с ног.
      Мужчина и не думал падать. Создавалось впечатление, будто его ноги вросли в бетон. Тело мужчины словно не имело определенного центра тяжести во всяком случае, Доминик не сумела его отыскать. Не желая сдаваться, она изогнулась и попыталась ткнуть пальцами в нос обидчика и резко повернуть в ноздрях - подобный способ гарантировал избавление от самой твердой хватки.
      - Не стоит. А то я обижусь. - Римо с легкостью уклонился от стремительных пальцев женщины.
      - Я никогда не встречаль такой мужчина, как вы, - произнесла Доминик, переходя на лесть.
      - Я очень часто слышу эти слова.
      - Еще бы!
      - Даже слишком часто. И хотел бы, чтобы со мной обращались, как с обычным человеком.
      - Я могу сделаль это, если вы мне позволяйт.
      - Извините, но вы не в моем вкусе.
      - А как насчет французски поцелуй? - Доминик пустила в ход привычную уловку.
      - Прекратите дергаться! Я хочу посмотреть, что делает Чиун.
      Француженка уставилась на фургон. Ей не оставалось ничего иного - на затылок вдруг легла тяжелая рука и повернула ее голову в сторону машины, словно водопроводный кран.
      Взгляду Доминик представился маленький азиат по имени Чиун, который уже подобрался к дверце кузова и прильнул к нему крохотным ухом.
      - Что он делает? - прошипела женщина.
      - Хочет убедиться, что это не ловушка.
      - Таким способом?!
      - Чиун может узнать время суток, закрыв глаза и определив лицом расположение солнца.
      - А ночью?
      - Откуда мне знать. При мне ночью такого ни разу не бывало.
      Доминик посмотрела на загрубелые неумолимые пальцы Римо.
      - Как можно быть таким слабым и сильным одновременно?
      - Вспомните Попая.
      - Кто это?
      - Мореход Попай, который глотает шпинат.
      - Вы над мной смеетесь!
      - Скажите это своему Джейри.
      - Вы оскорбляйт великого артиста!
      - Ш-ш-ш.
      Тем временем Чиун взялся за ручку дверцы и, казалось, застыл в неподвижности.
      - Что-нибудь не так? - спросила женщина.
      Римо стиснул ее руку, требуя тишины.
      Доминик во все глаза смотрела на Чиуна и наконец поняла, что тот не застыл на месте, как представлялось до сих пор. Он поворачивал рукоятку, но так медленно и методично, что невнимательному зрителю могло показаться, будто рука старого азиата неподвижна.
      - А он хитер!
      Внезапно дверца распахнулась и тут же захлопнулась. Да так быстро, что у француженки перехватило дыхание. Создавалось впечатление, что на месте дверцы находится пасть механического чудовища, которое проглотило старика, чтобы сожрать его живьем.
      Несколько секунд ничего не происходило.
      Потом дверца по периметру полыхнула самым ярким серым светом, какой только доводилось видеть Доминик, и вылетела наружу, словно испуганное привидение.
      Из салона хлынул страшный, ужасающий свет.
      * * *
      Римо увидел края дверцы, окрасившиеся зеленым. Ему почудилось, что его ударили в живот Он никогда не видел такого зеленого - какой-то отвратительный, дьявольский ящеричий зеленый цвет! Повинуясь инстинкту Синанджу, Римо хотел было отвернуться от фургона, но в этот миг дверца распахнулась, и из салона, размахивая руками, вылетел Чиун.
      Ученик оглянулся, пытаясь рассмотреть, что делает учитель. Увиденное наполнило его душу страхом. Лицо Чиуна было искажено кошмарной гримасой. Он неистово молотил руками и ногами, словно пытаясь отогнать от себя зеленое сияние.
      Зеленый свет окутал его со всех сторон, и, прежде чем потерять сознание, Римо почувствовал, как внутри у него все сжало, а к горлу подступило содержимое желудка.
      А еще он успел подумать, как ненавистен ему теперь зеленый цвет.
      * * *
      Доминик Парилло почувствовала, как ослабла хватка мужчины, и к ней тотчас вернулись профессиональные навыки. И весьма вовремя.
      Она отпрянула в сторону, чудом увернувшись от мерзкой струи блевотины, состоявшей из риса и маленьких кусочков рыбы.
      На лице Римо появилась испуганная мина, и он повалился на землю, ткнувшись носом в свой обед.
      Доминик оглянулась и увидела старого корейца, который слепо шагнул вперед, исторгая из себя молочно-белую кашу.
      Поскользнувшись на траве, Чиун упал и замер.
      Француженка нагнулась и стала шарить по земле своими цветнослепыми глазами, разыскивая пистолет.
      Пока она занималась поисками, из кузова фургона, тяжело ступая, вывалилось какое-то существо.
      Женщина чуть не упала в обморок от страха и подозрения. Сначала ей казалось, будто ее испуг вызван тем обстоятельством, что два грозных американских агента (а Доминик в этом нисколько не сомневалась) пали жертвой неведомой силы, которую она была не в состоянии постичь.
      Тем не менее, страх вскоре исчез, а подозрение переросло в уверенность.
      - Вы - Дядя Сэм, - выдохнула Доминик, глядя на того, кто приближался к ней широкими шагами.
      - Почему ты не валяешься мордой в блевотине? - раздраженно пророкотало в ответ.
      Левый глаз неизвестного вспыхнул мертвенно-серым светом. Глаз был искусственный, а свет напоминал пульсирующие вспышки стробоскопа. Мужчина подходил все ближе и ближе, нацелив на женщину свой глаз, похожий на смертоносный лазер.
      Наконец Доминик поняла. Глазом действительно служил лазер, который не сжигал, но был способен заставить крепких мужчин исторгнуть содержимое желудков и, потеряв сознание, повалиться в лужу собственной рвоты.
      Догадка поразила женщину, словно удар грома, и в то же мгновение пальцы ее нащупали внушавшую уверенность холодную сталь пистолета.
      Она подняла оружие, прицелилась и взвела затвор.
      Ее запястье стиснула огромная рука, состоявшая, как показалось Доминик, из металлических сегментов. И все же француженка нажала спусковой крючок.
      Пистолет не выстрелил - его затвор был намертво зажат стальной рукой, которая вдруг зажужжала и стала сжимать свои пальцы с непреодолимой силой гидравлического механизма.
      Доминик успела высвободить руку за секунду до того, как блестящий ствол пистолета издал явственный скрежет мнущейся стали.
      - Mon Dieu!
      - Француженка?
      - Oui.
      - Ненавижу поганых французов!
      - Вы не Дьядя Сэм, который любиль весь человечество!
      - Я люблю только деньги, - отозвался знакомый голос. Стальная рука выпустила пистолет и схватила женщину за волосы.
      - Что вам нужно? - воскликнула Доминик, корчась от боли.
      - Хочу задать вам один-единственный вопрос.
      - Какой?
      - Скажите мне честно и откровенно - за что вы так любите этого шута Льюиса и почему ненавидите моего Монго Мауса?
      Глава 17
      Первые данные по оценке ущерба, причиненного событиями в Кляксе, вызвали у Президента Франции серьезную озабоченность.
      Это были аэрофотоснимки, сделанные с низко летящей "газели", оборудованной камерой с телескопическим объективом.
      Фотографии легли на стол Президента, и он спросил:
      - Эти люди мертвы?
      - Мы не знаем, месье Президент.
      - Что за жидкость вытекает из их тел? Кровь?
      - Нет. У крови красный цвет.
      - Что же это такое?
      - Моча либо рвотные массы. Наши эксперты еще не дали определенного ответа.
      Глава государства повертел снимки в руках и сказал:
      - По-моему, это рвота.
      - Может быть, оставим этот вопрос специалистам?
      - Моча похожа на воду. А эта жидкость непрозрачная и напоминает кашу.
      - Скорее - суп.
      Президент пожал плечами.
      - Вероятно, солдаты ели суп, а потом их стошнило.
      - Специалисты разберутся, - равнодушно повторил секретарь. - Что будем делать?
      - Нельзя бросить их там, словно игрушечных солдатиков. Это наши соотечественники! Мне больно видеть их красные береты, валяющиеся в грязи.
      - Это асфальт.
      - Грязь, асфальт - какая разница! Поруганная честь не разбирает названий.
      - Надо как можно скорее все замять, пока американцы не пронюхали и не выразили протест.
      - А что, из Вашингтона ничего не поступало?
      - Пока нет. Но скоро поступит. Поэтому вам нужно действовать незамедлительно.
      - Господи, и зачем я послушался этого паяца? - жалобно произнес Президент.
      - О ком вы?
      - О министре культуры.
      - Не такой уж он и паяц. Министр культуры организовал движение против ненавистных франглицизмов, изгнал...
      - Хватит. Довольно. Прикажите Иностранному Легиону взять Бастилию.
      - Вы хотите сказать. Кляксу?
      - Я хочу, чтобы дело завершилось до того, как позвонит этот паяц со своими жалобами! - раздраженно отозвался Президент.
      - Кто? Министр культуры?
      - Нет. Президент Соединенных Штатов Америки.
      * * *
      Когда Жан-Гая Бавара, полковника Иностранного Легиона, спрашивали, что побудило его вступить в ряды самого отчаянного, жестокого, пользующегося самой дурной репутацией воинского подразделения Европы, он не задумывался с ответом:
      - О-о, долгая история...
      На самом деле и рассказывать было нечего, но этот грубоватый комментарий напрочь отбивал у собеседника охоту к расспросам. Это была давняя, проверенная временем уловка солдат французского Иностранного Легиона, при помощи которой они отбивались от назойливых журналистов и излишне любопытных подружек.
      Таким образом, никто и не догадывался, что полковник Бавар записался в Легион из-за неприятностей с пищеварением.
      Сыр вызывал у него обильные ветры. Не просто ветры, а на редкость зловонные, свирепые газы. Стоило полковнику проглотить кусочек шевротина или даже просто понюхать бри, как его кишки тут же начинали бурлить и источать миазмы.
      Это обстоятельство донельзя смущало Бавара. От него отворачивались одинокие женщины, потерявшиеся дети и голодные псы. Даже мухи, и те избегали полковника, когда он шел, окутанный облаком плодов своих стараний.
      У полковника было два выхода: отказаться от сыра либо вступить во французский Иностранный Легион, который привечал всякого, невзирая на причуды и грехи.
      В конце концов, как может уважающий себя француз обойтись без сыра? Бавар и не представлял себе, что кто-то живет без бри. А рамболь и камамбер? Не говоря уж о великолепном ла-вашкири?
      Полковник служил в Кувейте и Руанде и прочих точках франкоязычного мира. И везде ему сопутствовала удача. Он был награжден бесчисленными медалями за взятие пленных. То, что значительную часть пленных составляли его собственные люди, в счет не шло. Количество захваченных врагов намного превышало число собратьев по оружию, которые немедленно теряли самообладание, стоило лишь им вдохнуть благоухание, распространяемое полковником Жан-Гаем Баваром.
      Поэтому нет ничего удивительного в том, что в самую мрачную годину своей истории Франция обратилась именно к нему.
      - Мы выбрали вас, руководствуясь особыми соображениями, - объяснил Бавару командир Иностранного Легиона, принимая его в штаб-квартире.
      Полковник вскинул ладонь к виску:
      - Готов умереть за свой народ!
      - Нам нужен человек, который сумел бы провести своих людей в самый мрачный застенок ада.
      - Страх мне неведом.
      - Ваша цель - Клякса.
      - Но ведь этот парк принадлежит Франции!
      - Да. Теперь он действительно принадлежит Франции. Пятьдесят два процента акций находятся в нашем распоряжении. Точнее - в распоряжении наших горемычных банков.
      - В таком случае я уничтожу Кляксу.
      - Смести ее с лица земли атомным ударом - не проблема. Может быть, впоследствии мы так и сделаем. Вперед наука всякому, кто осмелится навязывать нам свои омерзительные культурные ценности.
      С этими словами командующий протянул полковнику очки со стеклами, крест-накрест заклеенными черной непрозрачной изолентой.
      - Зачем это?
      - Чтобы защитить ваши глаза.
      - От чего?
      - От дьявола Кляксы, - со всей серьезностью ответили полковнику, и тот почувствовал холодок, медленно поползший по его спине истинного галла.
      - Но как же я поведу солдат вслепую?
      - Мы будем направлять вас по радио, отдавая приказы с вертолета.
      - А как же мои ребята?
      - Им выдадут такие же очки.
      - Это замечательно, но как они будут за мной следовать?
      - Теперь самое время поведать о тех причинах, которые побудили нас поручить эту операцию именно вам, mon Colonel. - Командующий вежливо протянул Бавару голубой клинышек ароматного рокфора.
      - Прошу прощения, - пробормотал полковник, торопливо стискивая ягодицы, но было уже поздно. Помещение наполнилось смрадом изрядно загаженного сортира.
      - Приятного аппетита! - воскликнул командующий, натягивая противогаз.
      * * *
      Втолковав своим подчиненным боевую задачу, полковник Бавар добавил, что эта операция отличается крайне низким пукер-фактором.
      На военном жаргоне, принятом во всем мире, это означало, что операция сопряжена с незначительным риском. Пукер-фактор есть степень сжатия анальной мышцы под воздействием страха, вызываемого условиями данного сражения.
      Как правило, чем меньше пукер-фактор, тем охотнее солдаты идут в бой.
      Но только не в том батальоне Легиона, которым командовал полковник Жан-Гай Бавар. Чем выше пукер-фактор, тем легче дышать.
      - Насколько он низок? - робко осведомился кто-то из рядовых, когда полковник разрешил задавать вопросы.
      - Самый низкий, какой только может быть.
      На лицах солдат застыл испуг. Кое-кто заранее прекратил дышать. Казалось, даже красные береты бойцов поникли и сморщились.
      - Не ожидается ли применение отравляющих газов? - с надеждой в голосе спросил сержант.
      - Нет, не ожидается.
      - Давайте все же захватим противогазы, - предложил рядовой.
      - Пользоваться противогазами запрещено, - суровым тоном заявил полковник. Его солдаты, слывшие отчаянными храбрецами, окаменели от страха. - Наденете вот это. - Полковник раздал своим людям заклеенные изолентой очки, защищавшие глаза от ярких лучей.
      Солдаты с сомнением осмотрели очки.
      - Но если мы не будем видеть, как же мы пойдем за вами, господин полковник?
      К их вящему ужасу, полковник расстегнул клапан гимнастерки, достал из кармана и выбросил флакончик с таблетками древесного угля, которые всегда были при нем на тот случай, если понадобится унять разбушевавшиеся кишки.
      - При помощи вашего тонкого французского обоняния, - ответил Жан-Гай Бавар.
      * * *
      Узнав о том, что штурмовать "Евро-Бисли" придется на бронетранспортере, солдаты Бавара едва не дезертировали.
      - Кто вы - мыши или французы? - рявкнул полковник, стоя у распахнутой задней дверцы транспортера и запихивая в рот огромные ломти сыра.
      Это был бронетранспортер "АМХ/10Р" на одиннадцать пехотинцев. Светлые полосы пустынного камуфляжа создавали впечатление, будто четырнадцатитонная машина весила не более пяти тонн.
      - Я поведу! - наперебой закричали солдаты.
      - Машину поведу я, - заявил полковник, к явному облегчению своих подчиненных.
      Он вел бронетранспортер по предместьям Парижа, мурлыкая под нос "Марсельезу", а сидевшие в кузове бойцы орали старинную песню Легиона, заглушая своими голосами неописуемые звуки, доносившиеся из водительского отсека.
      Транспортер беспрепятственно ворвался в ворот "Евро-Бисли", промчался по Бродвею и подкатил к крепостному валу. Здесь по-прежнему царила тишина.
      - Надеть очки! - скомандовал полковник, как только впереди показался перекинутый через ров разводной мост. Бавар еще раньше нацепил очки на лоб, и теперь просто надвинул их на глаза. Потом нажал педаль акселератора и погнал машину вперед, крепко вцепившись в руль.
      Колеса бронетранспортера прошелестели по асфальту, прошлепали по резине, уложенной поверх деревянного настила и, наконец, загрохотали по бетону.
      Потом транспортер развернулся и, взвизгнув тормозами, клюнул носом. Полковник схватил автомат и распахнул дверь.
      - Выходи! - распорядился он.
      Солдаты торопливо посыпали из кузова, сбитые с толку полной слепотой.
      - За мной! - крикнул полковник.
      Возникло секундное замешательство, но потом раздалось хорошо знакомое громовое "пр-руф-ф-ф!", и солдаты как один повернулись на звук. Затем ноздри бойцов уловили ужасающий смрад, и отряд двинулся следом за его источником.
      По свидетельству истории, двинулся он навстречу своей гибели.
      В наушниках полковника раздавались приказы, отдаваемые с висящей в небе "газели".
      - К северу от моста находится ниша, - говорил воздушный наблюдатель.
      - Так!
      - В нише начинается лестница.
      - Так!
      - Эта лестница ведет в Утилканар.
      - Во имя Франции и Легиона! - вскричал полковник и ринулся вперед, оставляя за собой пахучий сырный след.
      Как только его башмаки коснулись верхней ступеньки спиральной алюминиевой лестницы, полковник Жан-Гай Бавар остановился и принял героическую позу. Теперь с него можно было запросто писать портрет для вербовочного плаката.
      И в этот миг, несмотря на то что глаза Бавара прикрывали непрозрачные очки, окружающее внезапно окрасилось алым.
      Впоследствии солдаты, уцелевшие в мясорубке "Евро-Бисли", разошлись во мнениях относительно того, какой именно цвет принес им бесславное поражение. Кому-то вспомнился алый, другим - малиновый, третьи клялись, будто бы их страх имел цвет киновари.
      Полковник же увидел красный. Свет просочился сквозь изоленту, словно лазерный луч, и вонзился в сетчатку глаз Жан-Гая, оставив ощущение удара. Мозг полковника, воспринявший зрительный сигнал, наполнился жарким пламенем.
      Душу его вмиг захлестнула дикая злоба, ненависть к проклятой судьбе, превратившей его, мужчину в самом расцвете сил, в одинокого бездетного человека, не имевшего иной семьи, кроме французского Иностранного Легиона. В этот момент Жан-Гай люто ненавидел Легион и все, что было с ним связано. Он ненавидел свое подразделение, служившее ему прибежищем от мира, который был не в состоянии его выносить.
      Полковник Бавар издал яростный вопль, развернулся и принялся палить с бедра.
      Он не слышал, как пули вылетали из его автомата. Крупное мускулистое тело полковника содрогалось от плотного огня, открытого подчиненными, которые тоже увидели красный свет, хотя одним он показался алым, другим малиновым, третьим - киноварным.
      Они не видели полковника, но обоняли его, и долгие годы сдерживаемой ненависти выплескивались из их ртов в виде цветистых ругательств, а из дул винтовок - в виде стремительных свинцовых пуль.
      Полковник Жан-Гай Бавар так и не понял, что опрокинуло его на спину. Он повалился на лестницу, а пули бойцов все еще раздирали его тело на куски.
      Тем временем оставшиеся в живых солдаты, глаза которых по-прежнему застилала красная пелена, обратили оружие друг против друга, мстя сослуживцам за мельчайшие оплошности и воображаемые обиды.
      В подземелье замка, в самом чреве Утилканара, главный инженер "Евро-Бисли" Род Читвуд снял палец с кнопки, помеченной надписью "оптикрасный".
      - Я не смогу удерживать парк до скончания века, - обеспокоенно пробормотал он. - Энергия уже на исходе.
      Глава 18
      Перед тем как очнуться на больничной койке, Римо Уильямс грезил о своей матери.
      Он никогда не знал матери, но несколько месяцев назад ему явилось видение, и он увидел женское лицо. Полузабытое воспоминание подсказало ему, что это - мать. Она велела ему разыскать отца, но кто его отец, не сказала.
      Во сне мать пыталась ему что-то сообщить, но слов Римо так и не разобрал. Бледные губы женщины шевелились в соответствии с произносимыми звуками, однако стоило Римо напрячь слух, как в глаза ему ударил яркий свет.
      Было утро, но внутренние часы Римо подсказывали ему, что уже миновал полдень. Даже во сне белый мастер Синанджу продолжал счет уходящим часам. Впрочем, солнечный свет, заливавший комнату с белоснежными стенами, свидетельствовал о том, что сейчас утро.
      Потом пришли воспоминания.
      Римо рывком приподнялся на подушке, и окружающий мир завертелся колесом.
      В тот же миг с жутким грохотом распахнулась дверь, и Римо тотчас зажал ладонями уши, которые внезапно стали такими же чувствительными, как и кожа у него под ногтями.
      - Лежебока! Лентяй! Просыпайся!
      - Чиун?
      Мастер Синанджу сорвал с постели одеяла и простыни.
      Римо схватился за голову, пытаясь остановить белые стены, кружившие перед его глазами.
      - Что случилось? - хриплым голосом спросил он.
      - Ты поддался злым чарам!
      - Неужели?
      - Не упрекай себя. Тут нечего стыдиться.
      - Секундочку. А что произошло с тобой?
      - Ну конечно же, я тебя спас, - бесстрастно произнес Чиун, как бы не желая говорить о пустяках.
      Римо бросил на него свирепый взгляд.
      - Чиун?
      Но мастер Синанджу, пожав плечами, повернулся к ученику спиной, и тот ничего не понял.
      - Тебя ведь тоже задело, разве нет? - сказал он.
      - С чего ты взял? - нехотя отозвался Чиун.
      - Потому что в противном случае ты сейчас рассказывал бы мне о том, какое хорошее чучело получилось из Дяди Сэма.
      - Я запрещаю тебе произносить это имя.
      - Ты уже говорил со Смитом?
      - Еще не успел, - откликнулся Чиун, повернувшись к Римо.
      В палату вошла женщина-врач лет пятидесяти. В руках она держала блокнот на дощечке, а на шее у нее болтался стетоскоп. Привлекали внимание ее рыжеватые волосы, забранные в пучок.