Смерть в рассрочку

      Пашина содрогнулась.
      - Не хочешь меня, значит? - Большаков сжал зубы.
      - Не хочу.
      - Зря, жалеть потом будешь.
      Его мутный взгляд уперся в стену.
      Лида испугалась. Она проклинала себя за то, что впустила его в квартиру. Зачем дверь, дура, не спрашивая, открыла? Она ругала себя сейчас последними словами. Открыла потому, что думала, Слава снова за чем-то вернулся.
      - Лида, - Вадим смотрел на нее. - Я сейчас работаю на очень влиятельного человека. У него громадные возможности. А я рядом с ним. У меня все будет, все! Я тебя разодену, как куклу. Вот, смотри!
      Он щелкнул замком кейса, крышка откинулась, и Лида увидела тугие пачки долларов.
      - Часть этого принадлежит мне. Я не вру, Лидочка! Хочешь, это будет твое, хочешь?
      - Нет, прошу вас: уйдите.
      Большаков решил изменить тактику.
      - Ладно, не хочешь спать со мной, не надо. Меня интересует Карлин. Если будешь сообщать о нем кой-какую информацию, получишь хорошее вознаграждение. Сделать это для тебя будет совсем нетрудно. Вячеслав Анатольевич наверняка обсуждает с тобой свои дела, делится новостями. Так как, годится?
      - Нет!!
      Молчание, повисшее в комнате, не предвещало ничего хорошего. Говорил ведь Мастинскому, со злостью подумал Вадим, бесполезно с ней разговаривать. Вцепилась в своего Славика, будто других мужиков на свете нет. Сволочь! Пренебрежительное отношение Лидочки в очередной раз больно ударило по самолюбию.
      Протрезвевший Большаков громко щелкнул замками кейса.
      - Сука!
      Он с ненавистью уставился на женщину.
      - Да за такие деньги пол-Москвы можно на карачки поставить.
      - Так что вам мешает? - спросила Лида и мгновенно поняла, что не надо было этого говорить.
      Шея Большакова побагровела. Пашина с ужасом наблюдала за ним.
      - Ничего, - медленно выговорил он и, развернувшись всем корпусом, бросился на женщину.
      Лида не успела пикнуть, как её руки были схвачены сзади.
      - Помо...
      Вадим свободной рукой зажал ей рот. Он толкнул её к дивану, стоявшему в гостиной. Она упиралась.
      - Не хочешь на мягком, - приговаривал он, распахивая на ней халат, - и на полу сойдет, на ковре.
      Он связал ей руки поясом от халата. Лида вырывалась, как могла, но силы были слишком неравные.
      Большаков продолжал зажимать ей рот. Она пыталась укусить его за пальцы. Это ей удалось.
      Вадим, выругавшись, ослабил хватку.
      Лида воспряла. Но тут же почувствовала, как что-то прочное и липкое намертво склеило губы.
      "Скоч!" - поняла она, и слезы брызнули из глаз. Это конец!
      Вадим, справившись с Пашиной, кинул её на ковер. Он тяжело дышал.
      Глазами, полными ужаса, женщина следила за ним. Связанные руки делали её беспомощной, скоч залепил рот.
      - Вот, не хотела по-хорошему, будешь по-плохому, - приговаривал Большаков, растегивая брюки.
      Он взглянул на беспомощную Лиду. Ужас, застывший в её глазах, на секунду остановил его. Вадим медлил, словно раздумывал, стоит ли...
      Пашина дернулась. Распахнутый халат обнажал её по-девичьи стройное и по-женски желанное тело, на котором оставались одни трусики и бюстгальтер.
      Вадим решился. Нагнулся и расстегнул бюстгальтер. Он задохнулся при виде роскошной женской груди с розовыми сосками.
      Он протянул руку. Лида замычала.
      - Только что из-под мужика, тепленькая еще. Сучка!
      Он стал лапать её грудь.
      - Слава тебя как ласкает? - приговаривал он, тиская соски. - Так?
      - Он больно сжал их пальцами.
      Лида корчилась на полу.
      - Так, теперь трусишки снимем. Подними ножку.
      Панина постаралась лягнуть его.
      - Кобылка! Не хочешь сама?
      Он ухватил её за трусы и, что есть силы, рванул их. Тонкий трикотаж не выдержал, лопнул.
      - Вот так-то лучше.
      Он смотрел на подбритый темный треугольник.
      - Он тебя трахал сегодня? Отвечай, ну?
      Вадим больно ущипнул за сосок. Из глаз Лиды брызнули слезы.
      - Чувствительная больно, это хорошо. Всем бабам нравится. Еще раз спрашиваю, Слава на тебя сегодня лазил? Или как вы там любите... Ты мне покажешь.
      Лида замотала головой.
      - Значит, лазил. Ну, ничего, где один мужик был, там и другому достанется. Раздвинь ноги!
      Лида ещё плотнее сжала колени. Вадим рассвирепел.
      - Ты знаешь меня, - зловеще прошипел он. - Будешь сопротивляться, синяков навешаю.
      Он слегка ущипнул её за ляжку.
      - А тело-то, тело какое! Не зря Славик на тебя запал. Я, может, и не сох бы по тебе, если бы ещё в первый раз дала. Сопротивление возбуждает аппетит. Чем сильнее будешь противиться, тем дольше буду тебя трахать.
      Он разделся, оставшись в одной рубашке.
      - Смотри, какой у меня... - Он взял в руки свой половой орган. - В обиде не будешь. У Карлина наверняка меньше.
      Он положил руку ей на лобок. Она почувствовала, как его пальцы грубо лезут внутрь.
      - Не упрямься, будь умницей, не порть удовольствия. Помнишь, я ещё тогда сказал, что попробую тебя.
      Его глаза загорелись, он, не в силах справиться с собой, уже наваливался на неё всем телом.
      Лида выгибалась, как могла, это был единственный способ сопротивляться. Она пыталась освободить руки, связанные и закинутые вверх, но это было невозможно.
      Она почувствовала вонючее дыхание.
      "Гадина, сволочь, убить его мало!" Она билась под ним, как рыба на льду, такая же беспомощная.
      Он, кусая её за грудь, продолжал раздвигать ноги.
      - Еще самой понравится, - бормотал он, ошалев от власти над голым извивающимся на полу телом. - Сисечки какие...
      "Хоть бы он заткнулся, тварь!" - молила она. Тело устало от сопротивления.
      Большаков мгновенно почувствовал, что она стала сдавать. Он двумя руками резко раздвинул её ноги.
      Лида не успела пикнуть, как он вошел в нее.
      - Все, бесполезно рыпаться, крошка!
      Он со знанием дела стал качаться на ней. Закрыл глаза и несколько минут проделывал это молча. Скольких баб перетрахал, какие только места они ему не подставляли, а такое наслаждение испытывал впервые. Он прислушивался к себе. Каждый толчок доставлял новое удовольствие. Иногда он поднимал голову и видел глаза, полные ненависти. Это не смущало. В этом было что-то такое, чего не испытывал раньше. Острота, понял он, и замычал от удовольствия.
      Он приподнял её за теплую попку и ещё раз с силой вонзился в нее.
      - Неужели не нравится? - прохрипел он. - Твой Славик - импотент по сравнению со мной. Как я в тебя засадил! Ух! - Он опять ухватил её за ягодицы и дернул на себя. - Роскошная женщина, роскошная! Я всегда это чувствовал, - бормотал он. - Ты даже не знаешь, до чего хороша, только идиоты, которые больше трех баб в жизни не имели, думают, что все дырки одинаковые.
      Он стал быстро двигаться на ней. И это тоже было необычно для него. С его выдержкой могли сравниться немногие. Он мог довести бабу до оргазма, а сам оставаться относительно спокойным. Здесь все было наоборот.
      - Все, поплыл... - он закатил глаза.
      Через минуту он сполз с нее. Лида почувствовала, как между её ног стало влажно.
      - Вот как он тебя любит, успокоиться не может.
      Вадим с удивлением смотрел на свой по-прежнему вздыбленный организм.
      Он прошел в ванную. Когда вернулся, Лида продолжала лежать на полу с закрытыми глазами.
      Он почувствовал, как его опять охватывает желание. Он подошел к женщине и хлопнул её по щеке.
      Она открыла глаза и, увидев Большакова, замотала головой.
      - Очнулась? Ты меня слышишь?
      По тому, как она дернулась, он понял, что она пришла в себя.
      - Поворачивайся, я хочу еще.
      - У-у-у... замычала она.
      - Да!
      Он резко повернул её и положил животом на ковер.
      - Приподнимись на колени, сука!
      Она была сломлена и, всхлипывая, стала исполнять его приказание.
      При виде голой задницы, широко расставленных ног и груди, которая упиралась сосками в ковер, его даже затрясло от желания. Об этом он мечтал всегда! Задрать на ней платье, уткнуть лицом вниз и... Она и в самом деле ведьма! Он никогда не испытывал такого желания. Он хотел её снова и снова. Замучить, сжать до боли, чтобы в крик заорала. Чтобы сидела на нем и стонала. Он заставит ее!
      - Будешь делать все, что я скажу, слышишь? - Он шлепнул её по голой заднице. - Хороша кобылка, сейчас я тебя снова оседлаю.
      Вадим сунул ей руку между ног. Обычно очень брезгливый, сейчас он делал это с удовольствием. Его пальцы проворно сновали туда-сюда. Он насиловал её рукой и чувствовал, как желание охватывает его все сильнее и сильнее.
      - Сказал, будет по-моему, значит, будет. Привыкла своему Карлину
      ...изду подставлять, теперь моя очередь.
      Он не торопился и, желая продлить удовольствие, подошел к журнальному столику и набулькал себе последнюю рюмку.
      Обернувшись, он плотоядно рассматривал Лидочку. Хороша бабенка, ох, хороша! Даже на расстоянии он чувствовал, что от неё идет какая-то электрическая волна. Он вытер губы ладонью.
      - А твоего Карлина скоро подорвут, и тогда уже не промахнутся.
      Он подошел к ней и опустился на колени. Его руки облапили женскую грудь.
      - Это тебе понравится ещё больше.
      Приговаривая, он прилаживался к её телу сзади, как вдруг прозвучал звонок.
      Большаков замер. Потом сел на пол.
      - Это что? - хрипло спросил он.
      За дверью стоял Сема. Он слышал почти все, что происходило в квартире.
      - Ну и гадина, - бормотал он, сжимая кулаки от бессилья.
      Он, вор Сема Резаный, ни одной женщины не взял силой. Он считал, что на это способны только отморозки. Он и представить себе не мог, что такой фраер способен на это.
      На несколько минут ему пришлось отойти от квартиры, на лестничной площадке появились жильцы. Пока они торчали возле двери, потом спускались вниз, ситуация за стенкой обострилась.
      Семе не было дано никаких указаний, но он не мог оставаться безучастным.
      Похоже, его звонок прозвучал вовремя.
      Большаков, путаясь в штанах, дрожащими руками застегнул ширинку и быстро стал натягивать на себя остальную одежду. Он испугался.
      Вдруг это Карлин вернулся? Мысли метались в беспорядке.
      Стоя в дверях, уже одетый, он вдруг сообразил, что Лиду нельзя оставлять в таком виде.
      Он поднял её и потащил к дивану. Она слабо стонала, не понимая, чего он хочет от нее.
      Он швырнул безвольное тело на диван и укрыл халатом. Так! Он шарил глазами по сторонам. Нормально! Если что, на первый взгляд сойдет. Пробьется!
      Он стоял в прихожей, но больше звонков не было. Непонятно... Он прислушался, но не мог уловить ни единого звука. За дверью стояла полная тишина.
      Он решился и повернул ключ в замке. За дверью никого не было. Лифт Большаков решил не вызывать. Не теряя времени, он стал быстро спускаться по лестнице.
      На площадке третьего этажа, отвернувшись к окну, кто-то стоял. Мужик! Вадим Алексеевич даже споткнулся, но тут же взял себя в руки и двинулся дальше. Его никто не остановил.
      Сема Резаный - на лестнице стоял он - проклинал себя за то, что не спустился вниз. Он думал, что этот фраер вызовет лифт, и ошибся.
      Паршиво, поморщился он, второй раз на глаза мужику попался. Непрофессиональная работа.
      Глава 18
      - Ты, мудак, ты знаешь, что натворил?! - Чапа сгреб Илью Шаныгина за ворот махрового халата и швырнул в кресло.
      - Что случилось?
      Илья таращил глаза на разъяренного приятеля, который, как тайфун, ворвался к нему в квартиру несколько минут назад.
      - Это, что, что? - завопил Чапа и швырнул в продюсера охапку газет, которые принес с собой.
      - А что здесь такого? - невозмутимо спросил Илья. - Не понимаю, какое тебе до этого дело?
      - Не понимаешь, да? - зловеще прошипел Чапа. - Я тебя уже который день разыскиваю. Туда-сюда, туда-сюда, говорят, нет нигде. Я думаю, что ты как раз очень хорошо все понимаешь, если скрылся ото всех.
      - Я жену хоронил, - торжественно произнес Илья.
      - Жену-у-у? - насмешливо переспросил Чапа.
      - Да.
      - Жену, значит? Да из тебя муж, как... - Он с ненавистью пнул ногой кресло. - Стало быть, ты сейчас вдовец?
      - Не понимаю, что ты разоряешься?
      - Сейчас поймешь. Ты журналистов на Стрелецкую натравил?
      - Да как сказать... Дал парочку интервью. Они там такого понаписали, что чертям тошно.
      - Вот именно.
      Импульсивный Чапа сорвался с места и, не в силах справиться с собой, забегал по комнате.
      - Мне на твою, прости, Господи, Польди... - он выругался. Но ты по своему раздолбайству зацепил Стрелецкую. Я намекал, что её трогать нельзя? Намекал или нет?
      - Ну... - замялся Илья.
      - ...уй гну! После смерти Дробышевой она рта не открыла. Я видел её выступления по телевизору. Зачем ты натравил на неё газетчиков, какая в этом была необходимость?
      Шаныгин молчал. Не скажет же он этому дельцу, что необходимость была. Ему нужно было отвести подозрения от себя. Вот и решил, пусть потреплют Стрелецкую, создадут общественное мнение. Но не будет же он все рассказывать этому сумасшедшему?!
      - Чего ты дергаешься? - примирительно сказал он. - Журналисты оставили Валерию в покое. Сейчас они за Мызникова взялись. Вот старый козел! - не скрывая радости воскликнул продюсер. - Угораздило же дурака так попасться! Проскочила информация, что он был последний, кто в тот вечер видел Польди живой.
      Шаныгин, когда узнал об этом, от радости чуть с ума не сошел. Повезло ему, да ещё как! С сожалением он подумал о том, что уже успел кинуть тень на Стрелецкую. Поторопился, значит. Ну да что теперь делать?
      - Он не мог ее?.. - спросил Чапа.
      - Да кто его знает... - пожал плечами Илья.
      - Хорошо бы. А ты где в тот вечер был? - подозрительно спросил он.
      - В клубе. Меня все видели.
      - А, ну-ну, - странным голосом произнес Чапа.
      Он развернулся к Шаныгину всем корпусом и внимательно его рассматривал.
      Продюсеру его взгляд не понравился.
      - Ты чего? - всполошился он.
      - Да вот думаю, не ты ли свою женушку укокошил, а?
      - Ты с ума сошел! - Илья побледнел.
      - Как знать, как знать, - задумчиво произнес Чапа. - Может, и сошел, потому что с тобой связался. Ты понимаешь, что все дело завалить можешь, а?
      - Что ты меня все пугаешь? То с Дробышевой, теперь со Стрелецкой. Не случилось тогда ничего, и сейчас пронесет.
      - Нельзя было трогать Стрелецкую. Теперь вот сиди Чапа и думай, что делать. Ты знаешь, кого зацепил? Артема Беглова. Слыхал про такого?
      - Смутно.
      - Есть слушок, что за певичкой этой стоит Беглов, а ты её в уголовное дело пытался впутать. Так что помолись, чтобы пронесло. С Бегловым шутки не шутят. Он любого сроет.
      - Я не понимаю...
      - А тебе и понимать ничего не надо. Хорошо, что этот мудак, как его...
      - Мызников, - подсказал Илья.
      - Вот-вот, хорошо, что этого деятеля Мызникова прихватили. Может, и обойдется все.
      Подельники молчали. Каждый обдумывал ситуацию.
      Илью меньше всего волновал мифический Артем Беглов, которым пугал его приятель.
      А Чапа в который уже раз прикидывал: можно ещё разок использовать продюсера для переправки партии антиквариата за рубеж или нет. Он потому и пришел сегодня к Шаныгину. Уголовщина его не волновала. Смерть Дробышевой списали на наркотики, убийство Максимовой - висяк. Федор сознаваться в милицию не побежит, даже если сгребут парня, молчать будет. Один Чапа знает, какие подвиги за ним числятся. Федору подельника сдать, все равно что самому с повинной в прокуратуру явиться. Здесь Чапа был спокоен. Ему и надо-то всего ничего продержаться. А дальше... Ищи ветра в поле.
      Он давно все продумал. Отвалить собрался. В страну Шиллера и Гете. Потрудился он хорошо. Везло до сих пор, но прекрасно понимал, что когда-нибудь фарт закончится. Сколько он стариков, божьих одуванчиков, обобрал, не счесть. Зачем им старинные вещи? С собой в могилу не заберут.
      Убийство Польди Лэнд и шумиха, поднятая вокруг Стрелецкой, по-настоящему напугали его. Кретин Шаныгин едва не сорвал операцию. Продюсер волновал его по-настоящему. Неужели он сам свою женушку?.. Идиот, ох, идиот! Впрочем, его, Чапы, это совершенно не касалось. Последний раз использует канал, и - прости-прощай!
      Он решился.
      - Ты когда улетаешь в Германию?
      - Послезавтра, а что?
      - А то! - с ударением произнес он. - Надо кое-что переправить. Сможешь?
      Илья занервничал.
      - Понимаешь, я сейчас в таком состоянии...
      - Мне плевать на твое состояние, - жестко сказал Илья. - Мне нужно чтобы ты мне помог. Или не уверен, что прокуратура тебя выпустит?
      - Да ты что? - взорвался Илья. - На что намекаешь?!
      - На то самое и намекаю. Так как? Часть денег плачу сейчас.
      Он вытащил из кармана стодолларовые купюры и бросил на стол. Чапа скосил глаза на "зеленые". Чапа наблюдал за ним. Клюнул! Он, как всегда, оказался прав.
      - Федор полетит с тобой, - уже как о деле решенном сказал компаньон. Детали обсудим перед самым отлетом. Придется поднапрячься, партия будет значительно больше обычной.
      Чапа, покидая квартиру Шаныгина, думал о том, что ему бы лишь это последнее дело провернуть. А дальше только его и видели. А может, пропустил он свой срок, проволынил лишнего? - кольнула нехорошая мысль, но он тут же успокоил себя. Чего дергаться попусту? Все спокойно, никто его не трясет. Проводит Шаныгина с Федором, и тут же сам с места снимется.
      Конечно, жалко было бросать раскрученное дело, но где выход, где? Жареным запахло со всех строн. Точно, сматываться пора. Он себе состояние сделал. Пусть уголовка с теми, кто здесь остался, разбирается. Он умывает руки. А продюсеру должок с уголовки получать придется. Пропади они все пропадом!
      Чапа повеселел и тут же одернул себя: а не рано ли победу празднует? Многое ещё не сделано. Он опять занервничал. Вспомнил, как один умный человек говорил, что уходить надо вчера. Не успел он отвалить раньше. Ему бы только последний разок проскочить! Шаныгина запугал, тот все сделает, лишь бы отвязаться от него.
      А Илья, проводив гостя, с тоской думал о том, как ему выбираться из сложившейся ситуации. Провезет он этому кровососу его штучки-дрючки, но оставит ли тот его в покое в конце концов? Какие намеки делал, до сих пор мороз по коже... Стукнет, куда следует, и - хана.
      Шаныгин подошел к бару и достал бутылку виски. Что-то часто он в последнее время прикладываться начал. Раньше не позволял себе так расслабляться.
      Больше, чем Чапа, его сейчас беспокоил другой человек. Костя из "Голубой луны", который убрал Польди. Парень исчез, словно сквозь землю провалился. И это тревожило Илью все больше и больше.
      Он побывал в клубе, поговорил с одним, с другим, но Костю в последние время никто не видел. Был здесь, доложили продюсеру, похоже, на взводе. С тех пор исчез, догуливает где-нибудь.
      Доза кончится, приползет, успокаивал себя Илья, но это помогало мало.
      А тут ещё сны стали сниться. Польди с разбитой головой, вся в крови. Лежит, неподвижная, в гробу. Он стоит рядом. Она вдруг открывает глаза и говорит: "Смотри, как хорошо меня загримировали, натурально все, правда?" Кровь исчезает прямо на его глазах. Лицо Польди по-прежнему молодое и красивое. Она смеется.
      Он хочет убежать, но ноги приросли к полу. А покойница вдруг перестала смеяться и пальчиком ему грозит: "Это ты меня убил!"
      Шаныгин несколько раз просыпался в холодном поту. Он не боялся мертвых, он опасался живых, но эти сны изрядно трепали нервы.
      Он стал пугливым и подозрительным. Однажды ему показалось, что за ним следят. Ни опровергнуть, ни подтвердить своих подозрений он не мог, и от этого дергался ещё больше.
      Ничего, вернется с гастролей, отыщет Костю. Потолкует с ним. Он уже свыкся с мыслью, что парня придется убирать самому. Еще когда решил от Польди избавиться, знал это. Решиться на убийство жены было легко. Чужими руками все делать проще.
      После всего, - даже наедине с собой не называл вещи своими именами, и от этого они не казались страшными, - после всего он уедет лечить нервы в Швейцарию. Там превосходные условия. Денег у него хватит. Вернется свободным и здоровым и впредь будет вести себя осмотрительнее. Не сядет на крючок к какому-нибудь Чапе, не позволит вить из себя веревки.
      Слежка Шаныгину не почудилась. За ним действительно ходили люди Беглова.
      Борис Еремин приехал в "Разгуляй" докладывать Артему.
      - Завтра продюсер улетает в Германию.
      - Сведения верные?
      - Да, ручаюсь. Реквизит сегодня упаковывали. Везет контрабанду.
      - Помошник Чапы с ним летит?
      - Федор? Да.
      - А сам Чапа?
      - У него билет взят на следующий день. Один вылетает и тоже в Германию.
      - Та-ак, - подытожил Артем.
      Пока все шло по плану.
      - Уверен, что Шаныгин среди реквизита повезет антиквариат?
      - Да, шеф, - подтвердил Еремин.
      - Если есть сомнения, скажи сейчас, можно подкинуть несколько икон.
      - В этот нет необходимости, - по-военному доложил Борис. - Этот хмырь упаковался под завязку. Если его тряхнут на таможне, много шуму будет.
      - Тряхнут, будь спокоен. Об этом я позабочусь.
      Артем об этом действительно позаботился. Даже если бы Шаныгин на сей раз летел пустой, контрабанду ему просто-напросто подложили бы.
      Артем подумал о Еремине. Ишь, как отрапортовал. И опять что-то в его глазах не понравилось Беглову.
      Артем в раздражении заходил по комнате. Что он, в самом-то деле, старой ошибки парню забыть не может? Сам тоже ошибался. И ещё как! С Блиновым ошибся, с тем же Яковлевым... Блинова не уберешь, как директора казино "Белый жасмин", губернатор все-таки. Убрать оно, конечно, любого можно, да только смысл какой? Мастинский на его место своего человека воткнет и втиснется на его, Беглова, место. С такими высокими покровителями - запросто. Так что нет резону убирать сейчас Блинова. Следить за ним в оба - это да. И на крючке держать. На это у Артема сил хватит. Надо контролировать людей, работающих в регионе. Карлин пока в Москве, но это ненадолго, скоро назад отправится.
      Беглов вспомнил о Семе. Что-то давненько тот не появлялся. Молчит, значит, нет ничего интересного, сделал вывод Артем.
      Сема Резаный дал о себе знать к вечеру, позвонил по телефону.
      - Артем Семенович, - услышал Беглов знакомый голос. - Есть кое-какие новости. Да вот не знаю...
      - Не знаешь, дуй ко мне, разберемся, - распорядился Беглов.
      Сема появился очень быстро. Он рассказал все, что ему удалось узнать.
      Беглов, услышав про изнасилование, крякнул.
      - Такая падла этот мужик! У меня кулаки чесались его отмудохать,
      - с жаром говорил Сема. - Фамилию подонка я не знаю. Эта самая Лидочка его по имени-отчеству называла: Вадим Алексеевич. Он ей предложил следить за Карлиным, она отказалась.
      Беглов при этих словах поднял голову.
      - Еще какие-нибудь имена назывались?
      - Нет.
      - Может, ты не все слышал?
      - Когда предлагал Пашиной шпионить за Карлиным, все уловил, ручаюсь. Потом пришлось отойти, соседи на площадку вышли. Когда вернулся, эта гнида её насиловать начал. Не выдержал, позвонил в дверь, жалко бабу стало.
      Артем, не скрывая интереса, смотрел на Резаного. Он его в Москве к Карлину приставил так, на всякий случай. Оказалось, прямо в цвет угодил.
      - Проследил я за этим пижоном.
      Сема назвал адрес одной из квартир, которая принадлежала Мастинскому.
      Артем не удивился. Он уже понял, откуда дует ветер. Да, Гудков его предупреждал, опасный тип, этот Мастинский, обойдет, не заметишь как.
      Игра становилась все интереснее и интереснее.
      - Ходить за Карлиным больше не надо, - распорядился Артем. - Начинаешь пасти Вадима Алексеевича.
      Резаный скромно молчал. Он знал, кто даст шефу наводку на этого кобеля. Карлин. Уж он-то должен знать, кто насилует его бабу!
      Борис Еремин приехал в аэропорт заранее. Его сопровождали ещё двое парней. Одного из них звали Вадим Сидельниклв. Он состоял в личной охране Беглова.
      Сердце у Бориса нехорошо заныло, когда он узнал об участии Сидельникова. Уж, кажется, исполнительнее и четче его, Бориса, человека нет, но, видно, не доверяет ему шеф до конца.
      Обидно стало: пашешь, пашешь, а толку...
      Группу артистов во главе с продюсером Шаныгиным задержали в аэропорту при попытке вывоза за границу антикварных вещей, представляющих культурную и историческую ценность. На вывоз подобных предметов требуется разрешение Управления культуры города Москвы. Никакого разрешения, разумеется, и в помине не было.
      Шаныгин пробовал качать права, начал что-то доказывать, но быстро скис.
      Группу в полном составе сняли с рейса.
      - Порядок, шеф, - докладывал Беглову Еремин. - Всех замели. Чапы в Шереметьево сегодня не было.
      - Уверен? Хорошо смотрел?
      - Да, - твердо ответил Борис.
      - Думаю, что завтра он никуда не полетит.
      - Наблюдение с него снять?
      Артем раздумывал недолго.
      - Проверь на всякий случай. Он - мужик шустрый и наглый. Если появится в аэропорту, прими меры, чтобы не улетел, только без явной уголовщины.
      Но Чапа в аэропорту на следующий день не появился. Его билет никто не сдал.
      Вечером того дня, когда группа артистов во главе с Шаныгиным должна быть в Берлине, он позвонил своему человеку.
      Тот сразу же выпалил:
      - Господин Шаныгин ожидаемым рейсом не прилетел. Я был в гостинице, где он обычно останавливается. Забронированный номер пуст.
      У Чапы нехорошо заныло внизу живота.
      - А в аэропорту? Он прилетел в Берлин? - Он хотел заорать громко, но что-то случилось с горлом, голос вдруг пропал.
      - Звонил в аэропорт. Ответили, что такого пассажира не было.
      - Что, что случилось? - едва шевеля языком, выговорил Чапа.
      - Они не располагают подробностями, - твердил голос по ту сторону с едва заметным акцентом. - Других справок компания дать не может. Надо интересоваться там, у вас.
      При этих словах боль внизу живота усилилась.
      - А как же... как теперь быть?.. - растерянно спрашивал компаньон с легким акцентом. - Клиент ждет.
      Чапа едва сдержал себя, чтобы не выругаться. Хрен с ним, с клиентом! Ноги уносить надо.
      - Я позвоню, - коротко бросил он в трубку.
      Он сидел в своей разоренной квартире, - загнал все, что можно было загнать и что представляло хоть какую-то ценность, - и судорожно думал, как быть. В голове мутилось.
      Залетел-таки этот мудак! А он-то, он тоже хорош. Все мало ему было, мало! Последний раз... Вот и дохапался. А может, сумеет прорваться за кордон?
      Он поднял голову. Да нет, куда... Федора быстро не расколоть, но Шаныгин заговорит сразу. Да и Федор... Чем скорее сдаст его, Чапу, тем для него лучше. Меньший срок посулят. Там уговаривать умеют.
      О-ох! Чапа схватился за голову и забегал по комнате. В западном банке денежки лежат, его дожидаются, а он вшей на нарах кормить будет. И все из-за собственной жадности и дурости.
      Вчера уходить надо было, вчера, шептал он горячими губами и думал, что делать. Затаиться, залечь на дно, а дальше что? Что?! Выхода он не видел.
      Глава 19
      Борис Ефимович Мастинский приехал в свой подмосковный особняк, расположенный в районе Клязьминского водохранилища.
      Первые коттеджи появились здесь лет шесть - семь назад. Место превосходное, денежные люди это сразу оценили. Иметь недвижимость в красивейшем уголке Подмосковья - дело хорошее, всегда себя окупит, смекнули они.
      Раньше на самом берегу водохранилища между пахучими соснами стояли летние студенческие лагеря. Палатки, гитары, смех - место так и называлось: бухта Радости.
      Сюда собирались отдыхающие со всего Мытищинского района. Вернее, собирались те, кто имел автотранспорт, потому что добираться было сложно. Основная часть ехала до Пансионата, куда часто ходили автобусы.
      В бухту Радости без личного автотранспорта приезжали те, кто был по-настоящему влюблен в этот изумительный уголок природы. Подгадывали к жостовскому автобусу, который ходил редко и, как правило, был переполнен. Если опаздывали, то выходили на развилке и дальше шли пешком километра три.
      Эти мытарства окупались. Здесь было не так многолюдно, как на огромных песочных пляжах Пансионата. Величавые сосны бухты, шашлыки по доступной цене, подвезенное пиво, - отдыхай, не хочу.
      Зимой жостовский автобус возил рыбаков, но они ехали дальше, бухта их почему-то не привлекала. Каждый ищет, где глубже.
      Летом здесь было раздолье любителям парусного спорта. Яхты, лодки, всевозможные плавающие средства, - воды залива пестрели от разноцветных парусов. Любители отводили душу.
      Хорошо было отдыхать в бухте Радости: доступно, недорого, комфортно и уютно. А воздух какой! Стройные сосны усыпали все вокруг своими иглами. Так приятно было ходить по ним босиком... Или валяться, задрав голову, на шершавой земле.
      Эти времена давно прошли. Исчезли дешевый шашлык и недорогое пиво. Не было массового наплыва отдыхающих. Не до того стало. Частники, конечно, по-прежнему приезжали на машинах, и было их тоже достаточно, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что было раньше. С тех пор, как общество резко разделилось на богатых и бедных, здесь тоже произошли изменения. Местность сохранила лишь название - бухта Радости.
      Началось строительство коттеджей. Земля в округе стоила безумно дорого. Коренному населению - в основном это были те, кто проживал в поселке Жостово, где изготавливали замечательные жостовские подносы и другие поделки, разрешили по льготной цене приобрести участки земли в десять соток. Некоторые, взяв землю, так и не смогли её освоить. Дорого, средств не хватало.
      Красивейшим в Подмосковье местом заинтересовались люди богатые. Эти скупали землю правдами и неправдами.
      Для таких, как Мастинский, десять соток было маловато. Они приобретали подряд три - четыре участка и возводили роскошные особняки.
      Борис Ефимович, когда затевался со строительством коттеджа, был просто богатым человеком. Влиятельным он стал позднее. Он любил бывать здесь. Привлекало то, что добираться до Москвы очень удобно.