Одиночка

– Я имею в виду кого-то, кто пытался пообщаться. Не мертвого.

Он задумался.

– Я не знаю. Я не часто хожу в церковь. Но они были там. Вы понимаете, о ком я говорю? Они были… разные.

– А вы… – Ли остановилась, чтобы прокашляться. – Вы видели доктора Шарифи?

– Нет.

– А вы узнали бы ее, если б увидели?

– Конечно, я ее встречал несколько раз. Она была похожа на… ну, скажем, была такой, как они всегда выглядят.

Он замолчал, глядя на покрашенный пенопластовый потолок госпитального модуля. Молчание длилось долго и прервалось жужжанием мухи, бившейся о грязное стекло в попытке вылететь из плена. Лицо Дэйвза смягчилось и приняло озадаченное, огорченное выражение.

– Дело в том, – сказал он, – что я чувствовал: они были там неспроста. Словно старались сказать мне что-то особенное, очень важное, по их мнению.

– А что они хотели сказать? – спросила Ли, затаив дыхание.

К ее удивлению, он улыбнулся.

– Похоже, это – главный вопрос. Человек АМК все время задавал мне его. Ответить было не просто, поскольку он также пытался заставить меня говорить, что я упал, ударился головой и совсем ничего не видел. Даже Картрайт спросил меня об этом.

У Ли внутри все сжалось.

– Картрайт был здесь?

– Старый чудак, можно сказать, ждал меня у двери, когда я очнулся. Он стал болтать со мной раньше, чем врачи узнали, что я очнулся. Ему хотелось узнать, где это случилось. На каком уровне. Какие залежи были рядом. Думаю, что у него есть своя теория или что-то вроде этого.

– Он не поделился с вами?

– Не совсем. Но я понял, что он думал о каком-то религиозном обряде. И ему это не по душе. Сильно. Он все время говорил о «непотребных сосудах» и был похож на мужа, поймавшего свою жену в объятиях водопроводчика.

– Что, по-вашему, там произошло?

– Я не знаю, что и думать. – Лицо Дэйвза снова потемнело. – Кто угодно испугается, особенно если оканчивается срок оплаченного отпуска по болезни и скоро снова лезть под землю. Я помню, что делалось с шахтерами, когда они начинали общаться с шахтными священниками. У них все еще в ходу старые слова: Иисус, Мария, святые. Жертва. Но вдруг понимаешь, что значат они что-то иное. И им не хочется раскрывать это тебе до той поры, когда слишком поздно отступать.

Он провел рукой по лицу и вздрогнул, так как движение отозвалось болью в его сломанных ребрах.

– И вот еще что, – добавил он. – Они никогда не говорят о Боге. Только о Марии. Дева – то, Дева – се. Ее святые. Ее Царствие Небесное. Но святые – не Ее, это – святые Господа. Подлинные святые, по крайней мере. Вы знаете, что мне сегодня сказал Картрайт? – Он приподнялся на локтях. Взгляд его был лихорадочно испуган. – Он сказал, что Бог не знает нас. Что Бог избрал только стопроцентных людей. Землю и людей. И только Мария любит нас так, что добралась до Мира Компсона. Почему он сказал мне это? Что это за место такое, куда даже Богу не добраться? Что происходит, когда ты умираешь здесь?

– Эй! – Один из охранников сначала заглянул в палату и только потом зашел, сопровождаемый двумя милиционерами. – У нас на линии Хаас. И он говорит, что приказ никого не впускать распространяется и на вас, майор.

Ли сначала опешила и не сразу переключилась с мрачных видений Дэйвза.

– Дайте мне поговорить с Хаасом, – сказала она.

– Хорошо. Только поговорите с ним где-нибудь в другом месте, а то, если вы не уберетесь отсюда сейчас же, мне придется подставить собственную задницу.

Ли обернулась на Дэйвза. Он слегка пожал плечами и в ответ посмотрел на нее широко раскрытыми глазами, будто говоря, что все происходящее для него – загадка. Она попыталась быстро соединиться с Хаасом, но услышала сообщение, что его нет в офисе. Это ее не удивило. Он, без сомнения, будет оставаться вне офиса, пока не решит, что можно позволить Ли поговорить с Дэйвзом.

В холле высокий молодой человек в комбинезоне разговаривал с дежурной сестрой. Ли чуть не прошла мимо него, но знакомый жест заставил ее остановиться и оглянуться. Это был представитель ИРМ Рамирес. Она уловила из разговора, что он просил сестру пропустить его в палату Дэйвза.

– Что вы здесь делаете? – спросила она резче, чем хотела.

– Хочу навестить друга, – спокойно ответил Рамирес.

– Ну надо же, как мило.

Если Рамирес и уловил сарказм в ее голосе, то он никак не показал этого.

– Ой, – сказал он медсестре, улыбнувшись и коснувшись ее плеча. – Я вас попозже поймаю, ладно?

Он положил руку на талию Ли и проводил ее через холл к двери с надписью «Выход».

– На самом деле очень хорошо, что вы оказались здесь, – сказал он ей. – Мне так хотелось поговорить с вами.

Они вышли из двери в золотисто-зеленую солнечную дымку осеннего полудня и остановились прямо у сотовидной решетки пожарного выхода, откуда открывался вид на Шэнтитаун, атмосферные процессоры, стоявшие за его окраиной, и медленно дымившиеся трубы электростанции. Легкий ветерок играл обшивкой госпитальных модулей и лениво подергивал ветроуказатель на площадке хоппера скорой помощи.

– Привет тебе, попутчик, – сказала Ли. – Разве ты не должен сейчас вместе с другими демонстрировать свою солидарность с рабочим классом и готовиться возводить баррикады, когда впереди покажутся танки? Или ты собираешься удрать в антракте и пропустить последнее действие? Думаю, именно так подобает поступать лучшим людям.

– Послушайте, расслабьтесь. Я думал, что просто представился случай возобновить контакт и… посмотреть, сможем ли мы помочь друг другу найти выход из создавшегося положения.

Она прищурилась.

– Это мнение Дааля или ваше личное?

– Это мнение нас обоих.

– И что вы оба хотите в результате?

– Вот об этом-то я и хотел поговорить с вами. Но нужно хотя бы минуту.

– У вас их пять, – сказала Ли. – Даже шесть фактически, в зависимости от того, как скоро мне захочется закурить. Сигарету?

Она оперлась на перила и вытряхнула из пачки сигарету.

– Нет, спасибо, – сказал Рамирес – Это вредно для легких.

Она бросила на него жесткий взгляд.

– Вы знаете, человек вроде вас мог бы сделать здесь много полезного, майор.

– Что значит «вроде меня»? – тихо спросила она.

– Вы выросли здесь. Вы знаете, насколько здесь тяжело. Вы действительно смогли бы открыть глаза людям в зоне Кольца.

– И что бы это дало?

– Все. Это разоблачило бы ложь корпоративной пропаганды о территориях, находящихся под опекой ООН, о том, что происходит на шахтах. Это позволило бы людям на старых планетах узнать, куда в действительности идут их деньги.

Она не смогла сдержаться и рассмеялась.

– Они знают, Рамирес. Они знают столько, сколько хотят знать. Или ты слишком молод и идеалистичен, чтобы понять это?

Рамирес покраснел.

– Послушай, я не хотела тебя обижать. Но я столько видела молодых идеалистов в этом городе. И все они верили в одно и то же. Что если они поговорят с честными представителями прессы, попадут в нужную спин-передачу, опубликуют нужную книгу, все несправедливости системы волшебным образом прекратятся. Нет, так не будет. Система – такая, какая она есть, потому что людям так нравится. Поскольку она подходит большинству людей. Или, по крайней мере, большинству тех, кто обладает достаточной властью.

– Это довольно цинично звучит.

– Зато реалистично.

– И хороший повод к тому, чтобы ничего не предпринимать.

– Прекрати проповедь, Лео. – Ли смахнула пепел с сигареты и проследила, как ветер унес его. – Это совсем не интересно, и, кроме того, я приношу пожертвования у себя в офисе.

– Я понимаю, почему вы так считаете. Вы долго добивались того, что имеете. И не хотите ставить все это под удар…

– Ты ничего не понимаешь, – отрезала она.

– Но…

– И никаких «но». Мне приходилось встречать богатых ребятишек вроде тебя всю свою жизнь. Вы вылупляетесь из университетского общежития, или из маменькиного дома, или откуда-нибудь еще. Вы мутите мозги всем вокруг себя, в результате чего нескольких шахтеров убивают, а вы откупаетесь от любой неприятности и убираетесь восвояси к спокойной работе в симпатичном офисе. Но шахтеры, которых убили из-за ваших разгоревшихся страстишек, остаются лежать в гробу. А их родители, дети, братья и сестры по-прежнему таскают за собой баллоны с кислородом, пока им не стукнет пятьдесят.

– Мне жаль, если вы думаете подобным образом, – сказал Рамирес, странно покачивая головой. – Вы знаете, что работы на «Тринидаде» снова начались? – спросил он, внезапно поменяв тему.

– Нет, – ответила Ли, действительно удивившись на этот раз.

– Может ли это изменить ваше мнение?

– Нет. Это все, о чем ты думал, когда тащил меня сюда, или ты еще что-нибудь хочешь?

– Да, хочу. – Он облокотился на перила пожарного выхода и сложил руки на груди. – Послушайте. К нам недавно обратились… Есть люди, которые желают знать, над чем конкретно работала доктор Шарифи накануне пожара. И они хотят поддержать… хм, действия, которые мы недавно обсуждали. Как с финансовой стороны, так и с других.

– Полагаю, ты имеешь в виду Андрея Корчова, – сказала Ли. – Нет, мне не интересно с ним что-либо обсуждать. И уж абсолютно точно ничего, что находится в компетенции Техкома.

– Ничего, даже если…

– Ничего, даже если.

Рамирес пожал плечами, затем поморщился как от боли и схватился за шею. И неожиданно Ли поняла, почему его движения казались ей странными.

Он закрывал рукой разъем недавно установленного черепного контакта, который был замаскирован лоскутом самоклеющейся кожи. Бугорок под лоскутом и вспухшая раздраженная кожа вокруг нового имплантата не оставляли сомнения в его происхождении.

– Это самодельное оборудование? – спросила она, показывая сигаретой на его шею.

– Не знаю, о чем вы говорите.

– Эти штучки для входа во «ФриНет» хороши на первый взгляд, но побочные эффекты чудовищны. Ты видел, как умирают от настоящего вируса?

– О чем вы?

– О том, что я не стала бы связываться с неграмотным техом на твоем месте. – Она затушила окурок о перила и бросила его на пустую площадку у соседней двери. – Можешь передать мой совет и Даалю тоже. Считай, что это – бесплатная услуга с моей стороны.

– Мы не стали бы заниматься кустарщиной, если бы Совет Безопасности не контролировал полностью все потокопространство. Это ясно?

– Эй, не смотри так на меня. Я просто работаю на этих ребят.

– Ну, хорошо. – Рамирес произносил слова четко и быстро. – Просто верный маленький солдатик, выполняющий любые приказы. Ведь именно для этого вас и создал «КсеноГен»?

Ли почти бросилась на него, не задумываясь. Но сдержалась. Он даже не успел заметить, что его чуть не ударили. Она отошла, испугавшись того, что могло произойти.

– Ты, сукин сын, – расист, – прошептала она. – Попробуй сказать это мне еще хоть раз. Ты меня не знаешь. Ты еще ничего обо мне не знаешь.

Согласно старому анекдоту, были только три причины для встречи в реальном мире: секс, шантаж и запугивание с глазу на глаз.

Ли не надеялась, что ей удастся запугать Хааса, но если он собирался сорвать ее расследование, то, по ее мнению, должен был, по крайней мере, сообщить ей об этом. И поскольку файлы всегда можно подделать или исказить, он мог бы сказать ей об этом лично. А тут она и записала бы его слова, которые впоследствии пригодились бы в суде. А запись упаковала бы и закодировала в своем собственном банке данных.

Но ее надежды оказались напрасны. Когда она добралась до офиса, Хааса там не было.

– Если вы хотите, чтобы он позвонил вам… – начала его секретарь.

По выражению ее лица можно было догадаться, что она хорошо понимала, для чего пришла Ли, и что Хаас не вернется, пока она не удалится.

– Ничего, – ответила Ли.

Она уже подошла к двери, когда кто-то, находившийся в тени, окликнул ее.

В дверях офиса Хааса стояла Белла. Босая, в шелковом платье на бретелях, облегавшем еле заметные округлости ее бедер и живота. Она показала знаком, чтобы Ли следовала за ней. Они вошли в потайную дверь, прошли по темному коридору и оказались в частных апартаментах Хааса.

По станционным стандартам помещение было просторным и обставленным в том же дорогом, агрессивно-современном стиле, как и офис. Белла не включила свет, оставив открытыми иллюминаторы в полу, через которые проходил отраженный свет от Мира Компсона, рождавший дезориентирующие перевернутые тени.

Ли не смогла удержаться и спросила:

– Ты живешь здесь?

Белла посмотрела на нее. Лицо ее было так близко, что Ли прочитала выгравированный синими буквами по краям радужных оболочек глаз логотип Синдиката Мотаи.

– Это тебя шокирует?

Ли никогда не находилась рядом с конструкцией из Синдикатов, если не считать солдат серии «Д» и отдельных полевых офицеров. Ни разу ни с одной женщиной. И никогда не видела такую женщину, как Белла.

Белла была выше, чем представляла себе Ли. От нее исходил острый дикий запах, напоминавший о горных лесах. Ли мельком подумала, духи ли это или дорогой опцион, включенный в ее геном дизайнерами из Синдиката Мотаи.

– Почему это должно меня шокировать? Это не мое дело, с кем ты живешь.

Белла наклонилась к ней еще ближе. Звездный свет упал на ее лицо, и Ли увидела на ее тонкой скуле след синяка. Она взяла Беллу за подбородок и повернула ее лицо к свету.

– Кто тебя так?

Белла прикусила губу. Это было неосознанное движение, пугливое и чувственное одновременно, оно вызывало в Ли желание защитить ее.

Более чем защитить ее.

Ли отдернула руку и сказала:

– Ты можешь подать на него в суд.

Но, еще не закончив фразу, она осознала всю тщетность попытки.

Белла улыбнулась.

– Ты не любишь, когда людям причиняют боль, – сказала она. – Ты добрая. Как Ханна.

– Ты хорошо ее знала? – спросила Ли.

– Достаточно, чтобы почувствовать ее доброту.

– У нее в ежедневнике на странице, помеченной числом за несколько дней до смерти, стояла буква Б. Была ли у вас договоренность о встрече в ту неделю? Вы встретились? Говорили о чем-нибудь?

Белла отвернулась и принялась ходить по комнате, свет проникал сквозь складки ее юбки. На ходу она слегка касалась пальцами стульев, книжных полок, спинки дивана. Ли вздрагивала, словно Белла касалась ее собственной плоти, а не мертвой вирустали и кожаной обивки.

– Сядь, – попросила Белла. Ли села.

Белла остановилась перед блестящим черным ящиком потокопространственного терминала Хааса. Ее черные волосы спадали с плеч, словно вода, текущая по поверхности угля. Щелкнув замком, она открыла терминал и продемонстрировала плотное сплетение различных спин-устройств вокруг ярко светящихся стержней из квантового конденсата коммутационного класса.

Она раздвинула спутанные провода своим бледным пальцем и провела им по конденсатам.

– Они холодные. Они всегда холодные после форматирования. Странно. В шахте они говорят со мной, и только со мной. А здесь они говорят с каждым… а для меня – как мертвые камни.

Ли смотрела на внутренности терминала, пытаясь понять, что хотела сказать ей Белла.

– Тебе они слышны? – спросила Белла. – В шахте? Ты слышишь их?

– Не совсем, – ответила Ли. – Они просто нагревают мои внутренние устройства и все.

– А мне они поют. Слушать их – это самое прекрасное, что есть в моей жизни. Я создана для этого. То, что понятно мне, недоступно людям.

– Ты это и делала для Шарифи? Искала кристаллы? Вместо ответа Белла наклонилась над терминалом и вынула один из кристаллических стержней. Он излучал слабый свет. Белла подняла его и посмотрела сквозь него на Ли. Сквозь кристалл преломлялся темно-лиловый цвет ее глаз.

– Ты знаешь, как они работают на самом деле? – спросила Белла.

Ли пожала плечами.

– Я читала что-то перед выпускным экзаменом в офицерской школе. Хотя… ну кто может знать, как они работают на самом деле?

Белла отвернулась, тень от волос закрыла ее глаза.

– Ханна знала. Она знала о них все.

– Белла, – спросила Ли очень тихо. – Что делала Шарифи в шахте в день своей гибели?

– Работала.

– Нет, она спустилась, чтобы встретиться с кем-то. Кто это был?

Белла склонилась над клубком чипов и проводов, чтобы поставить кристаллический стержень на место.

– Если бы я помнила, – ответила она наконец, – то неужели ты думаешь, что я скрыла бы это от тебя?

Произнося это, она отвернулась от Ли, направив свой взгляд в темноту.

– Я стараюсь найти ее убийцу, Белла. Мне нужна твоя помощь. Мне нужна любая помощь.

Белла молча взглянула на Ли, подошла к ней, встала на колени перед ее креслом, обняла ее за бедра своими мягкими бледными руками и прошептала:

– Я хочу помочь. Ты должна мне верить. Я сделаю все, чтобы помочь тебе.

Ли чувствовала тепло ее рук даже сквозь толстую ткань своей военной формы. Она понимала, что должна сохранять дистанцию, и решила, что если продолжать сидеть в такой позе, откинувшись в кресле, то это могло выглядеть намеком на приглашение.

А Белла искала совершенно другого. Она искала помощи, поддержки и дружбы, что, очевидно, получала от Шарифи. Она совсем не желала, чтобы Ли была следующей после Хааса и многих других, желавших воспользоваться ею. И от мысли, что Ли смогла даже подумать, чтобы предложить это, ее замутило.

Ли взяла ладони Беллы и убрала их со своих бедер. Затем поднялась из кресла и обошла стоявшую на коленях женщину. Белла не пошевелилась, чтобы остановить ее.

– Ты когда-нибудь встречалась с Андреем Корчовым? – спросила Ли, когда успокоилась и собралась с мыслями.

В глазах у Беллы что-то дрогнуло.

– С кем?

– С Корчовым?

– Нет. А что?

– Мне кажется, он платил Шарифи за информацию об ее проекте.

– Нет! – Белла вскочила на ноги. – Ханна не могла этого делать. Ее совершенно не волновали деньги.

– Для человека, которого не волнуют деньги, она тратила слишком много времени на поиски фондов.

– Она вынуждена была этим заниматься. Вставляя микрофиши в принтеры и кубики в компьютеры. Так она это называла. Но для нее это было совсем не важно.

– А что ей было важно? Для чего она всем этим занималась?

Белла встала и разгладила платье у талии жестом, привычным для тех, кто вырос в низкой ротационной гравитации орбитальных станций.

– Все ради кристаллов. Она всегда говорила только о них. О том, что люди делают с ними. Она хотела защитить их.

– От чего?

Белла пожала плечами и провела рукой, словно объединяла потокопространственный терминал Хааса, планету под их ногами и все пространство Объединенных Наций.

– От… этого.

– Шахтеры думают, что конденсаты умирают. Это так, Белла?

В ответ она резко рассмеялась.

– Нам осталось двадцать лет добычи, от силы – тридцать. Геологи никак не могут договориться о точном числе, но разве оно имеет значение? Начальство никогда не пропускает отчеты. – Она улыбнулась. – Это маленький грязный секрет АМК.

– И Шарифи раскрыла этот секрет?

– Она ради этого сюда приехала.

– И что случилось в сияющей воронке, Белла? Шарифи пыталась заставить Хааса остановить добычу? Они спорили?

– Я тебе уже говорила. – Голос Беллы захрипел от досады. – Я не знаю. Я не могу вспомнить. Но искать нужно там. В шахте. Рядом с кристаллами.

СТАНЦИЯ АМК: 22.10.48

Ли пришлось однажды ознакомиться со своей спецификацией. Это произошло на техническом совещании, на военном корабле после взлета с обратной стороны пятой луны планеты Палестра накануне ее первой боевой операции.

Она пережила мучительный момент, но присутствовавшие в комнате не догадались, что она поступила на службу незаконно и не была всего лишь на четверть конструкцией, за которую она себя выдавала. И это изменило ее жизнь.

Ли сидела в комнате для инструктажей, наблюдая, как строки кодов бежали перед ней по экрану, и слушая, как техи обсуждали уравнения силы упругости, строение скелета, саморазвивающиеся иммунные системы, искусственно созданную флору кишечника и дыхательной системы. И она впервые в жизни осознала, что она и все генетические конструкции представляли собой универсальных рабочих животных межзвездной эпохи. Наивысшее достижение в результате вмешательства человека в генофонд Земли в течение десяти тысяч лет.

Это знание оставалось с ней во время скачков и на всех новых планетах, где она побывала после этого инструктажа. Мысль об этом таилась где-то глубоко в ее сознании, когда она таскала тяжести, работала до ночи, проникала в потокопространство, занималась любовью.

Она подумала об этом опять, когда сидела на тренировочном мате и наблюдала, как Маккуин снимал с себя пропотевшую футболку, обнажая веснушчатый торс. Его внешность демонстрировала хорошую тренированность и лишь слегка подкорректированный геном. Чуть покрепче, сильнее и шире нормы, но, несомненно, продукт двух родителей со случайным набором из сорока шести хромосом, он во всем соответствовал букве закона и был совершенно недосягаем для длинных рук Техкома.

– Ну и жара же здесь, – сказал Маккуин, бросив свою футболку на край мата. – Даже если не смотреть, что вы устроили мне нехватку кислорода. Вы уверены, что все было по-честному?

– Богом клянусь, – ответила Ли. – Я убавила в своей системе все, что было возможно.

Она поднялась, стащила с себя футболку и обтерла ею пот с лица.

– Ты это видишь? – Она показала рельефный мускул на своем животе. – Знаешь, чего стоило мне добиться этого? Вспоминай об этом каждый раз, когда захочешь подольше поспать, вместо того чтобы заставить себя пойти в тренировочный зал.

На дальней стене висело зеркало, и когда она обернулась, то увидела себя в нем. Ничего необычного: сбитое мускулистое тело, генетически запрограммированные шесть процентов жира, грудь достаточно плоская для того, чтобы свести к минимуму женскую застенчивость и необходимость надевать спортивное белье.

Требовалось много работы, чтобы поддерживать военное внутреннее оборудование в надлежащем состоянии. Часами она упражнялась в тренировочном зале только для поддержки силы мускулов и прочности костей, чтобы уберечься от переломов при перегрузках. И хотя ее конструктивные гены давали прекрасную возможность сводить тренировки к минимуму, она не пользовалась ею. Это было единственным проявлением ее тщеславия.

Она снова взглянула в зеркало. И, посмотрев на себя критически, подумала, что Коэн был прав и она действительно худая. Слишком много она совершила скачков и мало времени проводила в тренировочном зале. Нужно попросить Шарпа прислать ей упаковку гормональных препаратов, чтобы не перестараться и не растянуть что-нибудь.

– Вы на модные татуировки не тратитесь, да? – спросил Маккуин, показывая на голубенькую надпись «КПОН».

Это была единственная татуировка, которую она сделала вместе со всеми бойцами ее взвода, когда они пьянствовали целую неделю после первого настоящего боя. Имена первых боевых товарищей выпали из ее мягкой памяти, но она все еще помнила ощущение от укола холодной и острой иглы и напряженное лицо портового художника-татуировщика, склонившегося над работой.

– Хорошо еще, что татуировка не на той руке, – сказал Маккуин. – А то шрам пришелся бы как раз на нее.

Ли изогнулась, чтобы впервые за долгие годы посмотреть на эти синие буквы, и улыбнулась от смешной банальности татуировки:

– С ума сойти!

Она настояла на программе физической подготовки личного состава службы безопасности прежде всего ради удовольствия, хотя это имело значение и для морального состояния тех, кто постоянно находился на станции. Главное в этих занятиях было то, что несколько работников службы официально могли собраться вместе и помериться силами на борцовском ковре. Ли не собиралась внушать им идею о том, что постоянные тренировки при уменьшенной мощности внутренних устройств откроют для каждого рядового сотрудника новые горизонты карьерного роста. Она просто назначала время, а там – как получится. Если они хотели прийти – приходили. Если нет, то – нет.

И Маккуину это нравилось. Он приходил сюда каждое утро и получал от нее свою долю мучений. Он просто горел наивным желанием показать себя. Работая с ним, Ли обнаружила, что к ней возвращается былой пыл, острое ощущение счастья, которое она не испытывала уже давно, задолго до Метца. Она поймала себя на мысли, что если ей удастся помочь ему выбраться с Компсона, то можно будет сказать, что она потратила здесь время не впустую.

– Вы действительно не бывали здесь с самого поступления на службу? – спросил он, когда они отрабатывали стойку для особо трудного броска, которому Ли пыталась его научить. – А почему? Плохие воспоминания?

Ли отошла к краю мата, выпила воды, вытерла лицо и руки.

– Не совсем. Просто не было повода.

– А семьи нет?

– Насколько мне известно, нет.

Они отработали прием еще несколько раз молча. Маккуин все ловил на лету. Он заулыбался от радости, когда Ли наконец позволила бросить ее почти с полной силой. Правда, она моментально пожалела об этом, как только ее больное плечо коснулось мата.

– Без семьи, я думаю, еще и легче, – сказал он, продолжая беседу. – Мои родители не очень-то хотят, чтобы я попал в Космическую пехоту. Они читали о побочных эффектах невропродуктов, о скачковой амнезии.

Он улыбнулся и пожал плечами, стараясь отмахнуться от озабоченности родителей и их переживаний, свойственных старикам. Ли все же ответила на его скрытый вопрос:

– Если ты общаешься с психотехами и копируешь все очень аккуратно, то ты мало что забудешь. В противном случае… конечно, потери неизбежны. Но даже если что-то пойдет не так, то это совсем не та ситуация, которая была десять лет назад. Они минимизировали скачки, реже переводя личный состав с места на место. Даже рядовых.

Черт, можно получить постоянное назначение на планету и совершить не более пяти-шести скачков за всю службу. Если, конечно, будет мир.

– Если будет мир. В этом-то и проблема, верно?

– А что ты хотел? – спросила Ли, с удивлением обнаружив, что повторяет фразу, сказанную ей Хаасом несколько недель назад. – Обещаний?

Веснушчатое лицо Маккуина вспыхнуло.

– Я не это имел в виду. Я хотел сказать… что война дала многим колонистам шанс показать себя. Таким людям, как вы, например. Людям, которым в мирное время ни за что было не добраться до командных должностей. Теперь не то время. А дома еще хуже. Многопланетчики торгуют с Синдикатами, отнимая у местных жителей на Компсоне последние рабочие места. В южном полушарии уже есть шахты, в которых под землей работают конструкции серии «Д». Вместо шахтеров. Мой отец постоянно твердит, чтобы я оставался дома и занимался лавкой, но где здесь будущее? Как только многопланетчики поймут, что могут использовать рабочую силу Синдикатов, придет конец для независимых и вольноопределяющихся. А не будет вольноопределяющихся – на планете исчезнет валюта ООН. А не будет долларов ООН, останутся одни дензнаки компании. А это значит, что магазины компании вытеснят нас всех. Все к тому и идет, останутся только многопланетные компании из зоны Кольца и Синдикаты. Для маленького человека ничего не остается, как работать на правительство. Если он сможет найти такую работу.

– И в самом деле на шахтах работает серия «Д» ? – спросила Ли.

Ей еще не приходилось слышать об этом, и она не могла себе представить, как Техком разрешил это.

– Работают везде, – ответил Маккуин, – где только можно. Зачем нанимать местного рабочего, когда можно подписать тридцатилетний контракт и получить конструкцию, запрограммированную на бесплатную работу. В случае болезни или других неприятностей ее можно заменить другим клоном.

«А почему и нет, действительно?» – подумала Ли.

– Ладно, – сказал Маккуин, – извините за болтовню. Вы хотите поужинать сегодня с кем-то еще из дневной смены? Посмотреть игру или что-нибудь еще?

– Не могу, – с улыбкой ответила Ли. – У меня важная встреча.

Маккуин посмотрел на нее и закусил губу.

– А это еще что такое?

– Ну… вы не с Беллой встречаетесь?

– Прошу прощения?

– Станция маленькая. Разное говорят.

– Ну, в этом случае слухи безосновательны. Какими бы они ни были.

– Хорошо, – сказал Маккуин. Он немного подумал и добавил: – Мне просто не хотелось бы, чтобы вам было плохо.

Ли чуть не спросила, кто, по его мнению, мог бы сделать ей плохо, но в зал вошел Кинц в сопровождении своих приятелей.

– Доброе утро, – сказал он Брайану. – Берешь частные уроки?

Маккуин покраснел, к удовольствию Кинца. А у Ли внутри все закипело: Маккуин никогда не сможет командовать выпускным классом, не говоря уже о боевом подразделении, если не научится сдерживать себя.

– Грустно, что на тебя никто внимания не обращает? – бросила она Кинцу. – Я могу помочь.

В течение минуты она отправила остальных работать на тренажерах, и они с Кинцем встали в борцовскую стойку напротив друг друга на мате у двери. Кинц был быстр и точен, и, несмотря на то что в целях безопасности его внутренние устройства были поставлены в режим пониженной мощности, он двигался уверенно, как профессионал. В обычной обстановке Ли посчитала бы встречу с таким умелым противником настоящим удовольствием. Но Кинц вызывал у нее сильную неприязнь, и ей не хотелось входить с ним в клинч. Не хотелось даже дотрагиваться до него.

Она привела дыхание в порядок и постаралась почувствовать противника, чтобы найти его слабые места и использовать против него. Кинц выглядел молодцом. Лучше любого другого на станции. Он был самонадеян и любовался собой, и его самодовольство позволило Ли найти в его обороне достаточную дыру, чтобы въехать туда на танке.