Одиночка

– Именно об этом я тебя и спрашиваю, Коэн. Кто это? Нгуен передавала тебе технологию в качестве платы. Что ты собирался делать с ней? Для чего она была нужна ALEF?

– Она им не нужна. Она нужна мне.

– Почему?

Коэн начал говорить, но неожиданно замолчал и отвернулся, чтобы закурить еще одну сигарету.

– Выйди из линии. Я пороюсь в базах данных ALEF, поболтаю с несколькими старыми знакомыми и подумаю, что смогу добыть, не привлекая нежелательного внимания. А ты возвращайся в шахту. Определи точно, что делала там Шарифи. С кем она разговаривала. На связь со мной не выходи. Нгуен наверняка будет просматривать твою исходящую почту, и я думаю, что безопаснее было бы не общаться до того, пока я не подключу источник запутанности вне потока.

Он встал и посмотрел на свои тонкие, как бумага, наручные золотые часы кремово-розового цвета, гладкий циферблат которых был украшен стилизованным крестом тамплиеров. Наступила пора расставаться. Ли получила все ответы на сегодняшние вопросы.

– Тогда пошли. – Он улыбнулся, взял ее за руку и помог подняться. – Давай пройдем через сад. Может быть, увидим птиц. Я говорил тебе, что наше отделение биологических исследований восстановило белолобую ласточку, способную самостоятельно размножаться натуральным образом? И я хотел бы показать тебе свою новую сирень. Она должна понравиться тебе, несмотря на твою варварскую практичность.

Он взял ее под руку, и они парой прошли через высокую дверь в его персональные джунгли, покрытые яркими зелеными пятнами от солнечного света, заливавшего их.

ПЛАСТ НА «АНАКОНДЕ»: 16.10.48

Они привозили крыс обратно, когда Ли с Маккуином добрались до надшахтного здания на следующее утро.

Крыс привозили в ловушках, изъеденных ржавчиной клетках, в каких-то коробках совершенно невообразимых форм и размеров. Шахтеры, направлявшиеся на смену, даже умудрялись притащить их с собой из Шэнтитауна на наземных челноках. Шесть полных контейнеров оказались в клети, в которой Ли и Маккуин спускались вниз. Когда спуск был окончен, «шахтерские пони» уже дожидались, чтобы перегрузить их на угольные вагонетки и отправить во все дальние уголки шахты. Судя по горе пустых клеток, скопившихся здесь, Ли поняла, что это переселение длилось уже, по крайней мере, вторую смену.

Никто из руководства не рискнул прекратить это. Они не осмелились. Несколько наиболее серьезных стихийных шахтерских забастовок в истории Мира Компсона вспыхнули после отравления шахтных крыс. Шахтеры любили своих крыс. Относились к ним как к друзьям. Верили им. Крысы чуяли ядовитый газ задолго до людей и постантропов. И они ощущали колебания перекрытий, предшествующие обвалу. Когда крысы покидали шахту, это предвещало опасность. Если крысы были на месте, это значило, что в шахте не более опасно, чем обычно.

– Как они так могут? – прошептал Маккуин, когда они вошли в основной штрек.

Ли проследила его взгляд, направленный на шахтера, который сидел на куче отработанной породы. Он отламывал кусочки от своего бутерброда и бросал их крысиному трио. Это была странная картина: чернота покрытого угольной пылью человека, черный крысиный мех, круглые черные крысиные глазки, прикованные к грязным шахтерским пальцам, постоянно нырявшим в поблескивающую коробочку для завтрака.

– Они довольно чистые, – сказала она. – От них ничем уж особенно не заразишься, разве только чумой. И даже этим, скорее всего, сегодня легче заразиться от людей.

Маккуин только покачал головой и поперхнулся слюной.

– Вы еще размышляете о Гоулд? – спросил он. Ли пожала плечами.

– Ну, зачем ей было отправляться в медленном времени? Вот что я не могу понять.

Теперь они шли по главному штреку. Он был все еще достаточно широк, чтобы два человека могли идти по нему бок о бок, но потолок нависал уже над самой головой, заставляя Маккуина наклоняться и идти, согнувшись по-шахтерски.

– Похоже, что у тебя есть теория? – решилась спросить Ли.

– Ну, не совсем… хотя…

– Хотя что?

– Мне представилось, что, может быть, смысл был не в том, чтобы отправить… как бы это выразиться… саму Гоулд во Фритаун, а в том, чтобы не дать никому схватить ее, пока она туда не попадет.

Ли замерла, задумавшись над пришедшей ей в голову идеей.

– То есть ты говоришь, что для нее этот полет – вроде места для передачи информации.

– Ну, я не совсем, чтобы именно так думал, но… да. Получается, как только этот корабль попал в медленное время, он пропал. Никакого радиоконтакта. Невозможно остановить его, или зайти на его борт, или даже найти его. По отношению к нам, можно сказать, он как бы не существует вообще.

– Пока не прибудет во Фритаун.

– Совершенно верно.

– Ты считаешь, что для нее все равно, если мы узнаем, что это такое, до того, как она попадет туда?

– Правильно.

– Потому что?

– Потому что как только она доберется туда, будет уже слишком поздно для нас останавливать ее.

Ли остановилась и уперлась взглядом в пол, в угольную пыль, уже покрывшую ее ботинки. У нее в голове крутились мысли.

– Я просто так подумал, – сказал Маккуин. – Думаю, в действительности в этом нет никакого смысла, если взглянуть таким образом.

– Нет, – медленно произнесла Ли. – Смысл есть. Большой смысл.

Он посмотрел на нее, и его лицо, освещенное лампой, казалось белым в темноте.

– Что мы должны делать теперь? – спросил он.

– Идти по другим следам и молить Бога, чтобы недели через три распутать это дело.

Маккуин улыбнулся.

– Другие следы – это Луи?

– Да, другие следы – это Луи.

В шести километрах от ствола шахты, по подсчетам Ли, штрек сделал резкий поворот, и они оказались в длинном зале с высоким потолком, служившим временным домом для забоя восьмой «Южный». Поисковые группы, должно быть, уже побывали здесь и не нашли стоивших внимания залежей кристалла; шахтеры взрывом откололи большой пласт угля и теперь выбирали его с помощью циркулярной врубовой машины, установленной на транспортной платформе. Большая машина выбрасывала клубы вонючего черного дизельного выхлопа и издавала такой шум, что потолок осыпался. Не было никакого смысла разговаривать с кем-либо во время работы. Поэтому Ли и Маккуин устроились в укромном уголке и оттуда наблюдали за происходившим.

Видимо, их заметили. Когда бригада остановилась, чтобы дать передохнуть машине и поднять направляющие устройства, штейгер поднял свои защитные очки на лоб и подошел к ним.

– Луи, – представил его Маккуин, улыбаясь.

Луи легко можно было сравнить с Хаасом, но его большое тело не несло следов ожирения от сидячей работы. Везде виднелись узловатые шахтерские мышцы. Казалось, что этот человек мог двигать горы. Он вытащил грязную тряпку из комбинезона и протер ею руки. Ли показалось, что он просто перенес угольную пыль и дизельную смазку с одного огромного пальца на другой.

Закончив размазывать грязь, он достал из потайного кармана жестяную коробку с табаком и предложил всем угоститься. Ли и Маккуин отказались. Луи взял щепотку и засунул ее за щеку.

– Ну, – сказал он, оглядывая Маккуина сверху донизу. – Хозяин в большом доме не обижает тебя?

– Очень смешно, – ответил Маккуин и пояснил для Ли: – Мы с Луи вместе ходили в школу.

Луи рассмеялся.

– Но только в начальную. Для каждого из нас она была и последней.

– Майор Ли хотела бы задать тебе несколько вопросов.

– Вопрошай и обрящешь! – ответил Луи, распахнув свои сильные, блестящие от угля руки. – Давать ответы – это пустяки. Это не с билетами на мировой чемпионат расставаться.

Один из забойщиков отошел от машины и с любопытством смотрел в их сторону. Луи взглянул на него, а затем посмотрел на Ли и Маккуина.

– Ну, так вы считаете, что «Метс» вылетит из чемпионата?

Ли громко рассмеялась.

– Это она от сожаления, – пояснил Маккуин. Забойщик прошел мимо и свернул в боковой туннель.

– 9 Правильно, – сказал Луи. – Он пошел отлить. Это займет около двадцати секунд, после чего он еще минуту-другую побродит, чтобы не возвращаться к рабочему месту. Это значит, что у вас осталось полторы минуты до того, как он вернется, чтобы послушать, о чем это мы тут разговариваем. Здесь, внизу, и у стен есть уши.

Он слушал, пока Ли объясняла ему, что она ищет, потом посмотрел на Маккуина.

– Ты можешь доверять ей, – сказал Маккуин спустя мгновение.

– Ага, но могу ли я доверять тебе?

– Ты знаешь, что можешь.

Луи пристально взглянул на Маккуина. Затем обратился к Ли.

– У Шарифи не было постоянной команды. Поэтому тех, кто был с ней, нельзя найти в журналах регистрации. Хаас разрешил ей выбирать шахтеров из забоев, где работа шла медленно. Большинство из них – опять на «Тринидаде», бедняги.

– Вы сможете достать нам полный список? Он пожал плечами.

– Наверное, проще будет дать им знать, что вы ищете их.

– Вы ведь сами не работали с ней?

– Вы с ума сошли? Чтоб я туда спустился!

– А как она уговорила других пойти с ней?

– Очень просто, – Луи рассмеялся, и его глаза расширились внутри белых кругов, оставленных защитными очками. – Она платила по профсоюзным расценкам. Фактически поместила внизу в шахте объявление, что платит вот так. Хотелось бы мне увидеть выражение лица Хааса, когда он читал это.

– Откуда ей было знать профсоюзные расценки? – спросила Ли, заранее зная ответ.

Луи пожал своими массивными плечами. Ли оглянулась и убедилась, что никто не сможет подслушать.

– Этот проект был профсоюзным? При официальной поддержке?

Луи сразу же ухватил нить. Профсоюз постоянно посылал своих членов в те или иные забои или рудники в зависимости от своих, зачастую непонятных, политических или экономических целей. Если профсоюз поддерживал проект Шарифи, то это должно было привлечь более квалифицированных и сильнее мотивированных рабочих. Профсоюзных рабочих. И профсоюз осуществлял надзор. Даже если одним из правил этой игры в кошки-мышки между профсоюзом и руководством компании было то, что никто не брал на себя риск открыто заявить, что являлся членом профсоюза. Достаточно ли политически грамотна была Шарифи, чтобы понимать это? Или профсоюз обратился к ней по своей собственной инициативе?

– Я об этом ничего не знаю, – сказал Луи, в упор глядя на Ли.

Он как будто хотел что-то сказать своим взглядом, но Ли не поняла что.

– Но что-нибудь вы, наверное, слышали?

– Есть вещи, о которых я предпочитаю ничего не слышать.

– Кто представитель шахты? – спросила Ли.

Лицо Луи закрылось наглухо, как дверь.

– Ой, брось! – сердито воскликнул Маккуин. – Ты прекрасно знаешь, кто представитель. Ведь твой братишка, черт его возьми, был им два выборных периода до этого!

Луи смотрел на Маккуина, и Ли заметила недоверие и обиду на его широком лице.

– Все, что мне известно, – сказал он, – так это то, что ты получаешь зарплату из кармана Хааса, как и другие пинкертоны. И если ты думаешь, что я душу наизнанку выверну только потому, что мы…

– Отлично, – прервала его Ли, услышав шаги в туннеле. – Просто шепни кому надо, хорошо?

– Хорошо. – Луи наклонился, чтобы проверить свою лампу. – Увидимся, Брайан.

– И на том спасибо, – раздраженно ответил Брайан.

Луи ответил так тихо, что Ли не расслышала его за возней бригады у врубовой машины. Она наклонилась к нему.

– Что?

– Я сказал, поговорите со священником. Но не говорите ему, что это я послал вас.

Священника звали Картрайт, и прошло полсмены, прежде чем они смогли найти его. Он нацарапал свой знак в регистрационном журнале смены, но не выписал себе лампы Дэви, и они не нашли его номерного знака ни на одной из досок штрека.

– Вольноопределяющиеся, – сказал Маккуин, – настолько уверены, что компания лишит их найденных ими жил, что скорее умрут, чем сообщат спасательным командам, где они. Мы должны выбраться отсюда и поискать его внизу. Если, конечно, вы думаете, что это стоит делать.

– Ты знаешь его? – спросила Ли.

– Конечно, – ответил Маккуин и покрутил пальцем у виска. – Этого придурка все знают.

Остальная часть смены работала среди неясных очертаний стен и мерцающих огней ламп. Вскоре Ли и Маккуин покинули ту часть шахты, где была установлена электропроводка АМК, и попали туда, где шахта освещалась только шахтерскими лампами и случайными, питавшимися от батарей, дежурными лампочками. Они пробирались сквозь извилистые штольни и проходы, мимо сгнивших вентиляционных перемычек, еле-еле пропускавших свежий воздух через свои отсыревшие туннели. На каждом повороте они останавливались, прислушивались и шли на звук шахтерских кирок.

Им казалось, что они видели одну и ту же призрачную сцену десять, двенадцать, пятнадцать раз, пока не расслышали первый слабый стук молотков и не увидели свет лампы, отраженный от обтесанных стен. Затем из темноты появились люди, которые следовали по узким лучам шахтерских ламп, их глаза блестели, подобно углю под бегущей водой.

– Священник? – спрашивала Ли у всех, кто попадался на пути, – Картрайт?

И каждая небольшая группа, встречавшаяся им, направляла их в сужавшиеся туннели, уходившие все глубже и глубже.

По мере ухудшения вентиляции становилось более душно. Ли начала потеть, стараясь вдохнуть как можно больше воздуха через загубник своего дыхательного аппарата. Маккуин сбросил с себя комбинезон, подвязав его рукавами вокруг пояса, и снял рубашку. Ли сделала то же самое, оставив на себе футболку; у нее на теле были заметны следы шахтерского «ожерелья», оставшиеся с тех пор, когда она ребенком работала под землей, и ей не хотелось, чтобы возникали неловкие вопросы о том, работала ли некая Кэтрин Ли в шахте и помнит ли ее кто-нибудь.

Вскоре она прекратила сверять маршрут по картам АМК в своей базе данных. Они уже вышли из зоны, нанесенной на карты компании, и, кроме того, у нее стал пропадать прием. В конце дня последняя бригада шахтеров указала им путь в крутую и узкую штольню, которая шла за пластом «Уилкс-Барре», где он нырял в разлом у горного хребта. После двадцатиметрового подъема они наткнулись на резкий изгиб штольни. Сразу же за поворотом они нашли узкую щель между двумя наклонными слоями породы, сквозь которую в начинавшийся за нею темный туннель мог пробраться только очень худой человек. Ширина туннеля не позволяла проникнуть в него шахтеру в полном снаряжении со всеми средствами безопасности. У входа в туннель кто-то мелом нарисовал символический знак: полумесяц с крестом под ним.

– Это знак Картрайта, – сказал Маккуин. – Но с дыхательным аппаратом не пройти. Я думаю, и у него там нет.

Итак, Картрайт оказался генетической конструкцией. Неусовершенствованный шахтер мог снять маску дыхательного аппарата, чтобы успеть выполнить задание в штреке, но только генетическая конструкция может рискнуть отправиться в отдаленные туннели без запаса чистого воздуха для дыхания, на случай если она попадет в газовый карман.

– Сколько вольноопределяющихся являются конструкциями на сегодня? – спросила она Маккуина.

– Большинство, – ответил Маккуин, подтвердив тем самым ее предположение. – Кто еще сюда полезет? И к тому же у них есть преимущество по сравнению с нами: им не нужно покупать воздух у компании.

Ли села, держась за выступ породы, и начала отстегивать дыхательный аппарат.

– Нужно найти его, – сказала она. Маккуин засомневался:

– Может, стоит подождать. Она ободряюще улыбнулась ему.

– А зачем? Этот уровень чистый, Брайан. Посмотри на свой значок Шпора. Мы доберемся туда, ну… за двадцать минут. Нет ничего такого, чем ты можешь до смерти надышаться за двадцать минут. Такой же вред можно нанести себе, выкурив пачку сигарет.

– Вы не видели, как умирают от пневмокониоза, – испуганно произнес Маккуин.

Ли встряхнула головой, чтобы отогнать воспоминания, вызванные словами Маккуина.

– Никто не умрет, – сказала она.

Маккуин выплюнул загубник, и она услышала тихий щелчок выключателя питания его дыхательного аппарата. Они протиснулись сквозь щель в породе и стали пробираться по проходу, который круто поднимался вверх, следуя за руслом подземного потока. Вода была чистой и прохладной, без следа серы, и Ли ополоснула лицо и шею от пота. Должно быть, у Картрайта была солидная жила, что стоило пробираться к ней таким путем.

Вскоре они подошли к уступам, напоминавшим лестницу, и начали подъем, постоянно опираясь на стену то одной, то другой рукой, чтобы не поскользнуться на мокрых камнях. По мере восхождения дыхание Ли становилось более частым и менее глубоким или от усталости, или от недостатка воздуха. Казалось, прошла вечность до того, как проход выровнялся, вода теперь бежала по неглубокому рукаву сбоку от них.

В одном из узких мест Ли развернулась, прижалась спиной к стене и уперлась ногами в противоположную. Маккуин сделал то же самое, хотя ему в этом проходе было еще теснее. Он дышал часто и неглубоко, а от лампы на его голове исходили призрачные голубые отблески. Ли принюхалась и уловила слабый запах фиалок. Это был признак появления рудничного газа.

Маккуин тоже почувствовал это. Он проверил свой значок Шпора. Когда он поднял глаза, они были широко раскрыты.

– С тобой все в порядке? – спросила Ли.

Он кивнул головой, но лицо его побледнело и покрылось испариной, а в глазах появился лихорадочный блеск.

– Спускайся назад.

Он отрицательно помотал головой.

– Делай, что говорю. Хочешь погибнуть? Встретимся в десять.

Ли наблюдала, как он спускался по крутому проходу, пока не оказался на ровной поверхности, после чего спросила себя, хорошо ли то, что она задумала.

Проход продолжал идти вверх, а рудничный газ обычно скапливался у потолка в больших помещениях. К тому времени, когда она найдет Картрайта, воздух будет достаточно ядовит, чтобы убить человека, не оборудованного специально. Ее присутствие там раскроет, кто она есть на самом деле. Но если он мог находиться там, то и он был таким же. И разве одна генетическая конструкция должна предавать другую?

Она сняла свой нагрудный знак и положила его на дно туннеля. Затем поставила шахтерскую лампу и шлем рядом со знаком, отключила свое внутреннее записывающее устройство и переключила оптику на инфракрасный режим. Она не могла выключить свой черный ящик, но если его когда-нибудь откроют, то тогда ее вряд ли будет беспокоить факт, что какой-то тех из Космической пехоты узнает, что она не была генетической квартеронкой.

Запах фиалок становился все сильнее. Вскоре Ли шла, вся окутанная смертельным коктейлем из серы и окиси углерода. Ее внутренние устройства, борясь с удушьем, вбрасывали волнами в кровь дезактивирующий состав. Наконец она услышала стук шахтерского молотка. Картрайт был там, наверху. Один. Без вентиляции и кислорода. В поисках конденсатов в ядовитой дымке рудничного газа. Она встряхнулась, словно пробуждаясь от дурного сна, и начала карабкаться вперед сквозь удушливый мрак.

Она наткнулась на него неожиданно – так обычно люди встречались в этих узких проходах при мерцающих лучах ламп. Он подрубал пласт, выдалбливая место для отвала отколотого угля и кристалла, и врезался в уголь настолько глубоко, что снаружи были видны только его ноги.

Желтые I-образные прутья из вирустали упирались в ничем больше не укрепленную стену, и вырубленный уголь скапливался за ними, образуя гигантские черные кротовины. При подрубке он вытаскивал прутья, и уголь падал сверху. Подрубать угольную стенку без помощи взрыва было тяжелой, медленной и опасной работой. Но она оправдывала себя, если жила была достаточно богатой. А эта была богатой: открытая поверхность слоя кристаллов светилась раскаленно-белым цветом в инфракрасных лучах, как сверкающие бриллианты.

Картрайт не слышал, как она появилась. Его молоток заглушал любой посторонний звук. Она наблюдала за ним, задержав дыхание. Вскоре он перестал стучать, и она услышала, как он дышал, слегка присвистывая. Когда он заговорил, она подумала, что он разговаривает сам с собой.

– Привет, Кэйтлин, – сказал он. – Или как ты там себя сейчас называешь.

Она замерла, сердце бешено застучало.

Она боялась этого момента, как чего-то ужасного. Но никогда не думала, что он именно так наступит. Видел ли он ее? Слышал ли? Как он узнал ее?

Картрайт вылез из подкопа. Штанины его комбинезона были закатаны на худых голенях. Сверху он был гол по пояс. Широкие угольные шрамы на спине и плечах выглядели как контурная карта гор, недра которых он разрабатывал всю свою жизнь.

– Сколько лет прошло, Кэти? Восемнадцать? Двадцать?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Картрайт в ответ просто склонил свою голову набок, как собака, ждущая свистка своего хозяина.

– У тебя все еще голос твоей матери, – сказал он. – Хотя говорят, что ты забыла ее. Это правда? Ты действительно ее забыла? Ну, ничего. Дай мне на тебя взглянуть.

Он положил свои руки на ее лицо, и, почувствовав прикосновение пальцев, Ли поняла, что беспокоило ее во время разговора: вокруг не было света. Картрайт работал в абсолютной темноте, без лампы или инфракрасных очков.

Он был слеп.

Он ощупал ее нос и губы, потрогал глазные орбиты.

– Ты изменила лицо, – сказал он. – Но ты – дочь Джила. Мирс сказала им, что ты умерла, но я-то знал. Они должны были сказать мне. Но, конечно, хранили свои тайны. Хотя такое они должны были мне сказать.

– Кто должен был вам сказать?

– Святые, Кэти. Ее святые. Только не говори, что перестала молиться Ей. Ты не должна так поступать, Кэти. Ей нужны наши молитвы. Он живет благодаря им. И Она отвечает на них.

Ли посмотрела вниз и увидела холодный огонь серебряного распятия, висевшего на покрытой рубцами груди священника. Сдавленный крик эхом отлетел от скалы, и она поняла, что крик вырвался у нее. Картрайт продолжал говорить, словно ничего не услышал.

– Ты пришла, чтобы спросить меня о пожаре, верно?

Ли судорожно сглотнула, собрав мысли воедино.

– Что было ему причиной, Картрайт?

– Шарифи.

– Как? Что она здесь искала? Что она хотела от тебя?

– А что и всегда хотят ведьмы: где добыть кристалл.

– Но при Шарифи была ведьма компании.

– Так. Но она ведь не верила ведьме компании, правда? И с самого начала. Она взяла ее с собой для грязной работы.

– Вы имеете в виду работу в «Тринидаде»? Но что там делала ведьма, если они уже нашли конденса… кристалл?

– Шарифи нужен был кто-то, кто напел бы кристаллам вместо нее, ведь так? Она хотела говорить с ними и проводить свои проклятые работы. Я не собирался делать это за нее. Да и потом ей все равно не нужен был священник. – Его лицо исказилось. – Она не была верующей женщиной.

– Я не понимаю. Что вы не стали бы делать для нее?

– Работу Хааса, – ответил Картрайт. – Дьявольскую работу.

– Но она передумала, ведь так? – спросила Ли, охваченная дрожью уверенности, что Картрайт все знал и был в центре всего происходившего. – Или кто-то заставил ее передумать? Что случилось перед пожаром? Почему Шарифи уничтожила все свои данные? Чего она боялась?

– Огня адова, – ответил Картрайт, перекрестившись. – Ее справедливого возмездия.

Ли затрясло, и она услышала постукивание защелки молнии у своего горла и шуршание своей собственной одежды о тело и камень.

– Тебе следует навестить свою мать, – сказал Картрайт. – Нехорошо избегать ее.

– Вы меня с кем-то перепутали, Картрайт.

– Не так говорит твой отец.

Воспоминания нахлынули изнутри подводной рекой. Она сдержала их, замуровав для них все двери в своем сознании.

– Мой отец мертв, – сказала она резко. – И я пришла сюда за информацией, а не за проповедью.

– Ты пришла по той же причине, что и мы, – сказал Картрайт. – Она позвала тебя.

Ли прокашлялась от угольной пыли.

– Был ли проект Шарифи одобрен профсоюзом?

– Я – подчиняюсь Ей, а не профсоюзу, – ответил Картрайт.

– Не заговаривайте мне зубы.

Она подняла правую руку жестом благословляющего Христа, чье поблекшее изображение сопровождало молящихся на субботних вечерних мессах во времена ее полузабытого детства.

– Вы как два пальца одной руки. Я это хорошо помню.

– Тогда ты помнишь достаточно и сама ответишь на вопрос. Разве ты там не была? Мне сказали, что ты плавала там.

– Сияющая воронка, – прошептала Ли, вспоминая блестящие стены и готические своды тайного зала Шарифи. – Это была часовня. Ты нашел ей часовню.

– Моя мать принесла меня к последней часовне на руках, спустившись в независимую шахту, – сказал Картрайт. – АМК выкопала ее и продала на другую планету. Как они поступают всегда. Но не в этот раз. В этот раз мы были готовы.

Он улыбнулся, и Ли показалось, что его слепые глаза смотрят сквозь нее на яркий свет, который она не могла видеть.

– Понимала ли Шарифи, что она нашла, Картрайт?

– Она знала ровно столько, сколько мог знать неверующий.

– Вы имеете в виду, сколько вы решили рассказать ей. Вы использовали ее. Вы использовали ее для того, чтобы найти и выкопать это и остановить работу компании. И после этого вы ее убили.

– Я ничего не делал, Кэти. Что бы там Шарифи ни открыла, она пришла сюда за этим. Мы все ходим по тропам, указанным Ею. Никакой человеческий выбор не сможет изменить этого. Все, что происходит, уже предрешено.

– И стоило ли это того, Картрайт? Сколько времени понадобится Хаасу, чтобы доставить сюда бригаду, не состоящую в профсоюзе? Неделю? Две? Всего лишь на это время ты сможешь удержать свою драгоценную сияющую воронку. И сколько человек погибло ради этого?

– Никто не погибает, Кэти. Волна больше суммы ее траекторий.

Картрайт что-то делал с конденсатами вокруг них. Ли чувствовала, как они обволакивали ее и замыкали ее внутренние устройства.

– Я помню. – Она дрожала, дышать стало трудно и больно. – Я помню, что вы сделали с моим отцом. Я помню.

– Он здесь, Кэти. Ты хочешь поговорить с ним? Все, что требуется, это поверить в Нее. Она потеряла своего единственного Сына. Она понимает твои страдания, если даже ты забыла о них. Она сможет простить тебя.

Все, что он говорил после этого, Ли уже не слышала. Она бежала, спотыкаясь на крутом склоне, разрывая об острые камни свою форму и кожу на ладонях.

Она ничего не видела, ее устройства издавали лишь бесполезные статические разряды. В темноте она обо что-то ударилась. Прикоснувшись, она узнала свою лампу Дэви. Лампа погасла. Она зажгла ее на ощупь своими дрожащими пальцами, надела на себя и в течение тридцати секунд просто сидела, уставившись в стену.

Маккуин ждал ее у штрека. Он уже выглядел гораздо лучше.

– Вы в порядке? – спросил он.

Ли вспомнила о своих ободранных ладонях и одежде и с ужасом подумала, на что похоже ее лицо.

– Да, со мной все в порядке. Я просто свалилась и все.

Он странно посмотрел на нее.

– Вы разговаривали с ним?

– Не смогла добраться туда. Нет воздуха. – Она надела свой дыхательный аппарат, плотно зажала загубник губами, радуясь, что он приглушил и изменил ее голос. – Нужно убираться отсюда.

ЛАЛАНД 21185 МЕТА СЕРВ: 17.10.48

Рука Шарифи была теплой, ее рукопожатие – твердым и энергичным.

– Майор, – сказала она. – Добро пожаловать.

– Спасибо, – ответила Ли, представляя себе, в какую корпоративную базу данных залез Маккуин, чтобы найти такую драгоценную штуку.

Ли огляделась, зевая без всякого смущения. Они стояли в интерактивном пространстве, представлявшем собой дизайнерскую мечту о физической лаборатории. Высокие потолки, ясный солнечный свет системы Кольца, проходящий сквозь двухэтажные окна в рамах из псевдостали, новейшее лабораторное оборудование, аккуратно расставленное так, чтобы создать впечатление по-сумасшедшему активной, но безупречно организованной работы.

Ли повернулась к Шарифи. Перед ней стояла моложавая энергичная женщина пятидесяти с небольшим лет, ниже среднего роста. Широкое лицо китайского типа обрамляли густые черные волосы. Не полная, но массивная и плотная. Шарифи производила впечатление умной и рассудительной и выглядела очень харизматично. Она, несомненно, являлась генетической конструкцией. Ли было знакомо это тело. Она узнавала крепость бедер, крутую переносицу, плавный изгиб черепа от уха до виска.

«Ведь так буду выглядеть я сама», – подумала она и вздрогнула.

– Давайте начнем с краткого обзора, – сказала Шарифи.

Пока она говорила, Ли почувствовала, как в ее систему пытался влезть зависимый AI из программы сбора средств. Выуживались финансовые данные, справки о денежных пожертвованиях, любая информация, способная содействовать продаже. Ее собственный AI принял меры защиты, и она дала ему разрешение открыть комплект ложных персональных файлов.

За Шарифи развернулся голографический дисплей. Она просунула палец сквозь решетку и активировала его, вытягивая за собой сверкающую волнистость. Дисплей ожил, и перед Ли оказалась одна из икон века: упрощенная схема процесса телепортации, основанной на принципах Бозе-Эйнштейна, для неспециалистов.

Шарифи улыбалась, показывая ровные красивые зубы.

– Квантовая телепортация, или, точнее, квантово-скорректированная спино-поточная репликация (КССР), определяется как наихудшая система перемещения в пространстве со скоростью выше скорости света. Если сформулировать точнее, то КССР объединяет в себе два неизбежно некорректных метода перемещения в пространстве с целью увеличения их преимуществ и компенсации недостатков.