Клинок Ворона

В ответ сэт оскалился и коротко буркнул на незнакомом мне наречии. От этого Рысь взбесился и был уже готов кинуться на вампира, но его удержал за ворот Медведь.

— Тихо, — ольт, имени которого я до сих пор не знала, попытался успокоить всю эту оруще-рычащую братию, но его голос просто потонул в хоре обвиняющих выкриков.

Я была уже забыта. Теперь оборотни припоминали сэту какие-то старые прегрешения, тот улыбался и отвечал тем же. Скандал планомерно перерастал в базарную склоку: Рысь мимоходом высказался о предках Медведя, и тот добавил свой рокочущий бас в общую кашу.

— Так вот почему Ворон проиграл войну! Где уж тут выиграть, когда отряд отряду в глотку готов вцепиться из-за любой мелочи, — тихо сказала я. Как ни странно, но меня услышали. Ор прекратился сам собой, в комнате повисла недобрая тишина, в любой момент готовая рвануть, как пороховой склад. — Дэв, ты задолжал мне рассказ.

Сэт откинул назад спутанные волосы, осторожно снял с руки шину и сделал пару резких движений:

— Пусть волк расскажет. Ему лучше знать собственную историю.

— Ты о чем? — Айс подозрительно нахмурился.

— Сабира пообещала мне свою кровь в обмен на рассказ о том, где найти Предавшего, — хмыкнул Дэв.

— Найти? Но это же невозможно, — Рысь удивленно переводил взгляд с меня на Айса, потом Дэва и обратно на меня. — Он же подох, лёд знает, сколько лет назад!

— Зачем тебе это? — холодно спросил Айс.

— Меня попросили, — совсем не хотелось рассказывать про статую и голоса. И так все принимают за умалишенную, а после таких историй и вовсе подарят обновку в виде рубашки с длинными рукавами.

— Кто?

— Неважно.

— Кто?! — терпение Айса лопнуло, как мыльный пузырь, и он снова сорвался на рык.

— Дэв, ты задолжал мне историю, — невозмутимо повторила я. — Или оборотни правы, и сэтам не стоит верить на слово?

Айс в бешенстве схватил куртку и пулей вылетел из комнаты, хлопнув дверью так, что она отвалилась. Медведь неодобрительно покосился в мою сторону и вышел вслед за ним. Ольт и Рысь, переглянувшись, последовали его примеру.

Дэв скептически пожал плечами и уселся около брата, который все это время спокойно спал — его не смогли разбудить ни крики, ни гам, царящий вокруг.

— История известная и старая, как мир. Ворон проиграл не потому, что уступал в военной силе — его банально предали. Такое случается вокруг да около, но... — вампир попробовал на остроту собственный клык и продолжил. — У Ворона были хорошие командиры. Доверял он им безоговорочно, как некоторые доверяют своим рукам. Во время одной из кратких стоянок он отослал одного из них к таирам — две армии шли на соединение перед решающей битвой. Обратно гонец так и не вернулся. Через некоторое время стало известно, что он перешел на сторону сабиров и сдал им месторасположение таирских частей. Большого вреда это не принесло — полки успели уйти из-под удара... Но с самим Вороном стали твориться непонятные вещи: он зачем-то увел армию на запад, к Аметистовым горам, приказал разбить лагерь и ждать таиров. А сам, с небольшим отрядом, ускакал на север, где устроил осаду укрепленному форту сабиров. С военной точки зрения это было грубейшей ошибкой. Овчинка не стоила такой выделки — позиция не была столь важна для дальнейших действий. Дар Ворона к тому моменту так возрос, что ему не было нужды все время быть рядом с войском — сабиры лишались силы, стоило им только перешагнуть рубеж из десяти лиг. Форт оказался крепким орешком — не знаю уж, кто там засел, но атаки разбивались об него, как волны о скалы. А потом Ворона убил тот самый командир-предатель. Никто так и не узнал, как ему удалось миновать посты и часовых. А дальше...

— Армию оттеснили к подножию гор, они пытались сопротивляться. Без Ворона все были заранее обречены на мучительную смерть. Их играючи перебил небольшой отряд сабиров. Там земля была бордовой от крови, а они все шли и шли вперед, и умирали. И лес сзади прозрачный... Сабиры даже не сражались — они просто развлекались. Я видела.

— Как ты могла это видеть?

— Во сне. Прошлой ночью, — я поспешила переменить тему. Видение битвы стояло перед глазами настолько отчетливо, что к горлу подступала тошнота. — Так значит, тот командир и есть Предавший?

— Да. Его ненавидели сильнее, чем самих сабиров, ненавидели так, что прокляли весь его род. Он несколько лет жил среди людей, помогал выслеживать уцелевшие отряды. У него это здорово получалось... а потом, во время одного из рейдов, его загрызла волчья стая. Сабиры просто не успели ничего сделать — зверей было слишком много. Они появились словно ниоткуда. Пока люди сориентировались и пустили в ход силу, Предавшего уже разорвали в клочки. Я же говорил, что тебя не устроит такая история. Довольно сложно найти того, от кого остались только обрывки одежды.

— Когда это было?

— Около полутора тысяч лет назад.

— А почему Айс...

— Неужто не догадалась? — усмехнулся сет. — Тот командир был из его рода. За плечами волка пятнадцать веков позора и проклятия. Кому понравится, когда лишний раз упоминают об этом?

— А что за проклятие?

— Из его колена никто не доживает до тридцати. Все гибнут — мор, обвалы, раскаленный металл, нелепые случаи. Ровно за день до своего тридцатого дня рождения. Не знаю, как они ухитряются не прерывать рода...

Сэт замолк. История была рассказана. Но что-то в ней не давало мне покоя. Ведь статуя говорила о Предавшем так, словно он был жив и невредим. Как такое возможно? Либо ошибается каменный ворон, и тогда незачем ломать голову над проблемой, можно свалить все на игру воображения и стресс от дуэли — мол, мерещится тут всякое, статуи говорящие. Либо ошибаются все остальные — тогда выходило что-то еще более нереальное. Все-таки полторы тысячи лет — это не шутка...

— А сколько живут оборотни?

— Не больше шестидесяти. Волчий край — не место для долгожителей.

— А возможно...

Сэт угадывал мои вопросы наперед:

— Нет. Если бы дело касалось одного из моих собратьев, я бы еще подумал, но оборотни... Нет. Такое невозможно.

— А сколько тебе лет?

— Пятьсот два года, и триста из них я провел в замке Роз. Мы живем очень долго, достаточно долго для того, чтобы пожалеть об этом. Если, конечно, нас не убивают раньше, — сэт поднялся с места. — Пойду, позову этих... На дворе не лето, замерзнут еще.

Снова заснуть мне так и не удалось.

Нелюди вернулись незадолго до рассвета, долго перешептывались, стараясь поставить на место вынесенную с мясом дверь и, в итоге, ничего не добившись, улеглись спать.

А я все думала: о том, что через пару часов мне предстоит беседа с командором, после которой я могу отправиться прямо на костер; о том, как переживает мама, думая, что меня уже нет в живых; о том, что даже если я найду способ вырваться из этого мира, то буду четко знать — оборотень, спасший мою жизнь, умрет ровно за один день до своего тридцатилетия, и с этим ничего не поделаешь.

Думала, думала, думала, пока не поняла — еще чуть-чуть и моя голова лопнет, как переспелая тыква. Тогда я строго погрозила себе пальцем и процитировала папины слова о том, что проблемы нужно решать по мере их поступления. А какой вопрос первый на повестке дня? Правильно — командор и иже с ним. А врага — что? Снова правильно — следует знать в лицо. Зря я, что ли, таскаю в рюкзака этот Кодекс? Он, между прочим, тяжелый, как четыре тома словаря Даля вместе взятые.

Отринув возражения собственного организма, я решительно достала злополучный фолиант и уселась возле камина, используя колени на манер пюпитра.

Книга была толстой и ветхой — страницы норовили сломаться под руками. Витиеватый шрифт и необычное начертание букв сбивали с толку. Через первые три абзаца я продиралась, как лось сквозь терновник. Потом пошло легче — глаза привыкли разбирать при скудном и неровном освещении завитушки и загогулины, которыми неизвестный писарь ухитрился снабдить каждую литеру. Иногда приходилось прерываться, чтобы повторить про себя прочитанное и постараться запомнить по возможности дословно.

Осилив первые несколько страниц, я сделала вывод: сабиры были ненормальной нацией. Вся их жизнь от рождения и до смерти состояла из одних только правил. Сабир обязан жениться и зачать ребенка не позднее, чем ему исполнится двадцать шесть. Сабир не может лгать. Он должен спать головой на юг и владеть тремя любыми видами оружия на выбор. «Должен, обязан, полагается» — эти слова повторялись через строчку. За малейшее отступление от законов грозило суровое наказание — вплоть до казни. Например, за разжигание конфликтов внутри рода с виновного снимали кожу, а за преднамеренное убийство закапывали живьем в землю. Покушение на чужую собственность каралось усекновением сначала рук, а затем и головы, а за ложь в любых ее проявлениях заливали в горло раскаленное серебро. Дойдя до этого пункта, я испуганно икнула и рефлекторно потрогала собственную шею — после всего того вранья, что я успела выдать на-гора, мне полагалась тройная норма благородного металла.

Остальная часть фолианта посвящалась законам для обычных людей, а также правилам для нелюди, которая «крови чужой и место ее рядом с животными, от коих она умом не отличается».

Пролистав книгу в третий раз подряд, я выработала строгую линию поведения, которой предстояло придерживаться все время, пока я нахожусь в замке. Она предполагала столько вранья, что знай об этом составитель Кодекса, он придумал бы отдельную статью с самым страшным наказанием.

Отложив фолиант в сторону, я забралась на лежанку и почти мгновенно отключилась. Кто мог подумать, что подробное описание казней так убаюкает? В этот раз местный Морфей сжалился надо мной — ни одно, даже самое простенькое, сновидении не решилось меня потревожить.

* * *

— Не помню.

— Ваше родовое имя?

— Не помню.

— Как вы очутились на пустошах Волчьего края?

— Не помню.

Игра в пинг-понг продолжалась уже больше четырех часов. Командор делал подачу — я отбивала. Иногда варианты моих ответов перемежались редкими «да» и «нет».

— При вас был перстень с гербом?

— Совершенно верно.

— Где он?

— Потерялся.

— Каким образом?

— Не помню.

Железной хваткой вцепившись в эту фразу и прикрываясь ей, словно пехотинец щитом, я сидела в роскошно обставленном кабинете командора и мечтала о несбыточном. Например, о том, как хорошо было бы сейчас оказаться в башне, слопать бутерброд и завалиться спать, а не долдонить эти два слова с настойчивостью попугая-маразматика.

— Откуда у вас меч? — командор оставался спокоен, как удав — казалось, его абсолютно не раздражают мои ответы. Лишь время от времени он начинал постукивать пальцами по темной крышке стола, отбивая какой-то ритм.

Больше всего это напоминало допрос. Только вместо сырых застенков и крыс здесь были шелка и бархат, а вместо бьющего в глаза света — витые канделябры на столах. Только суть от этого не сильно менялась. Командор спрашивал — я отвечала.

— Он был при мне, когда я очнулась.

— С этим оружием у вас связаны какие-либо воспоминания?

— Нет.

Язык присох к нёбу, а горло драло, словно наждаком. В кабинете не предполагалось наличие графинов с водой и тому подобных прелестей цивилизации — еще один пункт в длиннющем списке причин, по которым мне не стоило приходить в замок. «Раньше надо было думать», — ворчливо отозвался внутренний голос и умолк.

Командора, в отличие от меня, проблемы такого рода совсем не беспокоили — он производил впечатление человека, который может обходиться без воды, еды и воздуха столько, сколько потребуется для дела. Грегор, из рода Стайн, восседал в высоком кресле, сцепив на животе руки, по которым синими змеями вились выступающие вены, и, не спеша, задавал мне одни и те же вопросы, всякий раз чуть меняя формулировку и интонацию.

— Ваше имя?

— Предполагаю, что Аня.

— Вы не уверены?

— Да.

На стене кабинета висел большой гобелен с вытканной на нем, потускневшими от времени нитями, картой. Чтобы хоть как-то отвлечься от однообразной тягомотины вопросов, я стала разглядывать рисунок. Замок Роз на нем был ярко-алым цветком, рядом тонкой полосой изогнулась темно-синяя река.

— Вы помните, что происходило до того, как вы очутились на равнине?

— Смутно. Только обрывки. Я с кем-то разговаривала, что-то пила. Скорее всего это было вино... Хотя, нет. Не уверена.

Слева от замка тепло-коричневыми нитками были вышиты горы, а сразу за ними начинались желтые пески пустыни. Сориентировавшись, я постаралась найти на карте поселок оборотней и лес. Пустошь я обнаружила без труда — серое невыразительное пятно в правом верхнем углу, прямо над еще одной горной грядой. А вот леса на карте не было — там, где он должен был находиться, карта заканчивалась.

— Почему вы пришли в замок Роз?

— Хочу вернуть память.

— Похвальное стремление, — пальцы командора продолжали выстукивать навязчивую мелодию — Что за герб был на вашем перстне?

— Серебряная перчатка на алом фоне, — изобретать велосипед не хотелось. Уж коли такие флаги висят по всему замку, то почему бы неизвестной сабире не носить перстень с этой символикой?

Свечи в канделябрах медленно таяли, превращаясь в бесформенные восковые лужицы. Плотно зашторенные окна не пропускали дневной свет. Может, командору просто не нравилось вялое осеннее солнце, а может, это было сделано специально — в таких условиях время замирает, и ты теряешься, не понимая, что сейчас: середина дня или уже вечер?

— Нелюдь свидетельствовал, что мастер, сделавший ваш клинок, ему не знаком.

Так. Значит, с Айсом уже успели побеседовать. Наверно, это произошло еще утром: когда я проснулась, его не было в башне, а в двери вовсю колотил посыльный командора.

— Вы считаете, с моим мечом что-то не так? — я напустила на себя самый невинный вид из всех возможных и глупо хлопнула ресницами.

— Нет, — сабир криво улыбнулся, отчего приобрел сходство с классическим злодеем. — Круг подтвердил ваше право на клинок.

Мне стало интересно, что же видели окружающие, пока я беседовала с приватными глюками?

Крылатую змеюку, которая с серьезным видом кивает и выписывает мне справку о том, что меч является частной собственностью? Или что-то еще более фантастическое?

Руки невольно легли на рукоять клинка, лежащего на коленях. Единственное, что я успела провернуть утром, так это заново перемотать эфес и основание лезвия полосками кожи, чтоб застраховаться от нелепых случайностей. Ножен мне никто не выдал, поэтому оружие приходилось носить, просто закинув на плечо (к элитной коллекции моих синяков прибавился еще один редкой красоты экземпляр).

— Вы не будете столь любезны погасить свечу, — командор указал на ближайший ко мне канделябр. — Вторую в верхнем ряду.

О, это было уже что-то новенькое! Только на кой черт ему это понадобилось?

Я прицельно дунула на трепетавший огонек.

— Нет, я имел в виду другим способом, — командор уставился на меня как будущий шашлык на мангал.

Уже понимая, чего он от меня добивается, я решила продолжить игру «ты начальник — я дурак» и, послюнив пальцы, погасила следующую свечу, напрочь перекрыв бедной подачу кислорода.

— Нет, — в голосе сабира прорезались металлические нотки — похоже, мне удалось нащупать место, где его самообладание заканчивается. — Я хочу, чтобы вы погасили огонь силой.

Картина Репина «Приплыли» в серии выставок «Нe ждали»! В принципе, я предполагала, что именно этим и закончится моя бесславная карьера в замке Роз. На дальнем плане сознания уже маячил уютный костерок и хитро подмигивал блестящим боком ковшик, до краев полный расплавленного серебра.

— Прошу прощения, я еще туго соображаю после всего, что выпало на мою бедную голову, — пришлось улыбнуться. Искренне и весело, словно силы у меня до фига и больше, и свечки я гашу каждые пять минут.

— Итак...

Я незаметно передвинула меч под правую руку. Оставалась маленькая надежда на то, что я успею ударить первой. Времени на раздумья катастрофически не хватало — пальцы сабира все быстрее отстукивали ритм.

— Какая из свечей вас устроит?

— Любая.

Я с неприязнью глянула на канделябр, которому через несколько секунд предстояло стать причиной провала новоявленного Штирлица. Меч под ладонью едва заметно дрогнул, потеплел... и канделябр снесло со стола вместе со всеми свечками и еще парой-тройкой предметов, имевших несчастье оказаться поблизости.

— Кру... кривовато вышло, — я успела переделать чуть было не выскочившее междометие восхищения в разочарованную реплику, и перевела дух. Адреналин в крови носился, как сорвавшийся с привязи цепной пес.

Командор разочарованно почесал подбородок. На него эта «демонстрация мощей» произвела негативное впечатление.

— М-да... Хорошо, что хоть навыки фехтования остались при вас.

По сценарию мне полагалось стыдливо опустить голову, что я и проделала. А сабир продолжил разнос:

— Концентрация отвратительная, контур вектора приложения — из рук вон плохо. Расход силы просто неоправданно колоссальный. Думаю, что вместе с памятью вы утратили контроль. Ваши способности равны талантам только что родившегося младенца, только мощь на несколько уровней выше. Предстоит серьезная работа: заново тренировать контроль дело трудное, но такое уже встречалось — у нас есть опыт в этом плане.

— Вы себе не представляете, как я рада это слышать, — чистосердечно призналась я. Еще бы, поняв, что костер отменяется, я была готова тренировать и приручать контроли стадами. — А как насчет воспоминаний? У вас есть предположения?

— Повторюсь, ваш случай очень интересный, уникальный в своем роде. Потеря памяти вследствие какого-то внешнего воздействия... Возможно, с появлением контроля воспоминания вернутся сами. Если этого не произойдет, мы будем искать другие пути. А пока я хотел бы задать вам еще несколько вопросов, — командор смерил меня внимательным взглядом.

Он знал, что я лгу. Чувствовал вранье, как охотничий пес след зайца. Только вот прямых доказательств у него не было. Уверена, что он уже разослал обо мне вести во все концы, и получил сотню ответов содержания «у нас такая сабира не числится» — но это не являлось нужной уликой. Командор прекрасно знал, что я лгу, и одновременно боялся. По непогрешимому Кодексу Истин за клевету на родича полагалось изгнание.

— Как зовут вашего отца?

— Не помню.

— Вы пили вино из кубка или из чаши?

— Не помню.

Партия в пинг-понг продолжилась, хотя одна из сторон уже знала, что рано или поздно — все равно проиграет.

* * *

В башню я вернулась поздно вечером, голодная, как нильский крокодил и злая, как пять тысяч чертей, которым одновременно прищемили хвосты. Его светлость командор так и не соизволил предложить мне стакан чаю или три корочки хлеба, дав еще один повод не любить сабиров — за патологическую жадность. Блуждания по лабиринтам коридоров в поисках верной дороги хорошего настроения тоже не прибавили.

А когда я, чертыхаясь, как сапожник, доползла до двери комнаты, то меня ожидала сцена из сюрреалистической постановки: оборотни и ольт, усевшись полукругом в центре комнаты, завороженно пялились в один из углов, время от времени обмениваясь тихими комментариями. Сэтов в поле зрения не наблюдалось.

Судя по заинтересованным лицам, каменная кладка показывала им что-то донельзя интересное. Минуту я тупо рассматривала стену в надежде, что и мне продемонстрируют то же самое — кроме грязных разводов и паутины разглядеть ничего не удалось — потом решительно направилась к этой компании и потрогала нос Айса. Оборотень изумленно моргнул и непроизвольно дернулся в сторону.

— Горячий...

— Что?

— Нос говорю, у тебя горячий, — нахмурилась я и повторила ту же процедуру с Рысью, Медведем и ольтом. — И тут аналогичный случай. Похоже на эпидемию. Где вы подхватили эту заразу? Съели что-то?

— Какую заразу? — недоуменно пробасил Медведь.

— Ту, от которой сидят и восторженно глядят в пустой угол.

Айс еще раз непонимающе моргнул, а потом рассмеялся. Искорки веселья так резво прыгали в его серых глазах, что я поневоле заулыбалась.

— Мы не на стену смотрим.

— А на что?

— На плоды твоих ночных трудов, — отсмеявшись, проговорил оборотень.

Теперь настала моя очередь удивленно приподнимать брови.

— Сэты резвятся, — снисходительно пояснил ольт и неодобрительно покачал головой. — Как начали с утра, так до сих пор угомониться не могут. Каждому, считай, пятьсот лет в обед, а ведут себя, как дети.

Я внимательнее присмотрелась и заметила, что угол комнаты был подернут едва заметной дымкой, словно кто-то только что выкурил там сигарету. Большего, как ни старалась, разглядеть не удалось.

— Я не вижу...

— Слишком большая скорость. Сабиры не могут увидеть.

Ответ Рыси меня задел. Как это так: все видят, а я нет?! Положив руку на эфес меча, я сосредоточилась и зажмурилась — так уж получается, что в этом мире через закрытые веки мне удается разглядеть намного больше.

Сначала перед глазами была только привычная, как стертый домашний тапочек, темнота, затем она стала плавно рассеиваться, и на меня вновь накатило то же странное состояние, что и перед дуэлью: словно я видела мир через призму тысячи глаз. Пришлось чуть крепче сжать клинок — я плыла в озере ощущений, и теплый эфес являлся единственной соломинкой, связывающей меня с реальностью. Чувство было не то что неприятным, а каким-то неправильным — будто у меня оттяпали половину души, заменив ее на чужую.

Одновременно с этим мне, наконец, удалось увидеть сэтов. Дэв и Суод играли в пятнашки. Они увлеченно гонялись друг за другом по потолку и стенам, наплевав на все законы гравитации. Со стороны это напоминало скачки двух крупногабаритных и очень резвых гекконов.

Примерившись, я сделала шаг вперед и ухватила одного из сетов за сапог, как раз в тот момент, когда он в невероятном прыжке рванул метра на два вверх. Суод (а это был именно он) от неожиданности потерял равновесие и шлепнулся на пол, а его брат так и замер, прилипнув к потолку, как гигантская бабочка.

— Поздно уже. Ужинать надо и спать. Кто-нибудь в курсе, тут вечерняя кормежка полагается, или раздача слонов закончена, и я все на свете пропустила с этим допросом?

— Сабиру накормят в любое время. Даже ночью на кухне дежурят повара, — Дэв элегантно спрыгнул вниз. — Как тебе удалось нас разглядеть?

— Секретная методика йогов — полная концентрация, дикая усталость и бурчащий живот. Будешь хорошо себя вести — научу, — мрачно пообещала я, усаживаясь на кучу соломы. — Есть гениальное предложение: один из вас, самый быстрый и сильный, несется на кухню и вежливо объясняет поварам, что у него на руках голодная, как мамонт после ледникового периода, сабира. И если ее срочно не покормить, то она скушает их самих. Без приправ и шуток.

Через полчаса я могла только сыто и добродушно мычать. Того, что притащил Айс, изображавший гонца по продуктовым делам, хватило бы на целую роту очень голодных морских пехотинцев. Видимо, у поваров существовали какие-то свои представления о вместимости желудка. Еда была простой и вкусной: жареное мясо, на вкус напоминавшее свинину, целый котелок вареных овощей, большая головка сыра и хлеб. Бутерброды тоже не оказались лишними. В таких ситуациях понимаешь, что счастье не в разнообразии продуктов, а в их количестве. Во всяком случае, этот паек имел одно неоспоримое преимущество — его с лихвой хватило на всех.

Кажется, только теперь нелюди оценили все прелести совместного проживания с бестолковой и несносной сабирой. Что лишний раз доказывало старую, как мир, истину — все пути к сердцам пролегают через пищеварительный тракт. Рысь посматривал на меня все более одобрительно, Медведь благодушно улыбался, сталкиваясь со мной взглядом, а ольт наконец соизволил представиться. Оказалось, что звали его Арк, родом он был из клана, живущего между Стальным перевалом и ущельем Тени в Аметистовых горах. Красивые названия мало о чем говорили, а вот имя вызвало вполне логичные ассоциации. Ольт тут же получил ласковое прозвище Аркаша, что перенес со свойственной ему стойкостью и терпением.

Рысь носил звучное имя Савой, а Медведя звали Рахтыр, хотя все кликали его просто, Pax. Шутить над этими двумя я не рискнула — чувство юмора у оборотней было весьма специфическое. В импровизированном пиршестве не участвовали только сэты — они просто сидели рядом и тихо перешептывались, то и дело бросая на Айса внимательные взгляды.

После такого сытного ужина болтать особо не хотелось, и нелюди стали разбредаться по спальным местам. Мне разбредаться было некуда, отдых на сырой соломе и обрывках шкур уже перестал казаться высшим счастьем. А еще в голову лезли всякие нехорошие мысли, которые гнали сон, как дворницкая метла опавшие листья.

— Айс! — тихонько позвала я, поуютнее устроившись у очага. Оборотень, уже улегшийся в своем углу, вяло буркнул что-то, означавшее полное внимание. — Айс! Расскажи сказку.

— Что такое сказка? — обречено спросил оборотень, высовывая лохматую голову из-под куртки. Видимо, расслышал в моем голосе ехидные интонация и понял, что односложным бурчаньем не отделается.

— Ну, это такая выдуманная история. В ней случаются всякие чудеса. И еще обязательно присутствует счастливый финал. Например, сказка о храбром рыцаре, у которого злой дракон украл принцессу и заточил ее в высокой башне, а рыцарь убил дракона, я все закончилось хорошо.

— Драконы не могут никого украсть и заточить. Это же звери — они могут только убить. И то навряд ли. Обмельчала порода, — подал голос Рысь.

Мысленно пополнив список местной фауны, я упрямо гнула свою линию:

— Так это ж в сказках. Там почти все зверя говорящие и разумные.

— И крысы?

— Что крысы?

— Ну, они тоже говорящие? — уточнил Савой. Я припомнила сказки Гофмана, и, посчитав, что мышь и крыса — это в принципе одно и тоже, кивнула.

— Вранье! — единодушно выразили свое мнение оборотни.

— Не вранье, а сказка! Их рассказывают, чтобы веселее было.

— Говорящая крыса — это весело? — фыркнул Савой.

— Согласна, про крысу не очень весело. Но есть же много других историй: про приключения, неизвестные земли, про эльфов, оборотней, вампиров и других...

— Как про оборотней? — опешил Савой. — Мы же настоящие, а не выдуманные!

— Там, где я родилась, никто никогда не встречал таких, как вы. Может быть, когда-то оборотни и жили в моем мире, раз о них существует столько легенд...

— Расскажешь? — требовательно спросил Айс.

— Хорошо.

Пришлось устроить ревизию всех историй, которые я когда-либо слышала. Три четверти из них пришлось отмести с ходу из-за печального для оборотней финала. В итоге, из всего многообразия осталась только сказка об Иване-царевиче и сером волке. Дело усложнялось тем, что как раз эту сказку я помнила смутно.

«Ничего, по ходу переделаем», — подумала я и придала своей физиономии загадочное выражение, которое полагается каждому мало-мальски уважающему себя рассказчику.

— В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь...

Оборотни слушали, затаив дыхание. Они не перебивали повествование вопросами, хотя думаю, о том, кто такой царь, нелюди только догадывались. Где-то на середине рассказа из своего угла вылезла сэты и уселись рядышком.

Теперь я поняла, что чувствовала Венди, когда рассказывала сказки Питеру Пэну и его команде — огромное и ни с чем не сравнимое удовольствие.

Стоило мне закончить эту сказку, как раздалось требовательное «еще», означавшее, что аудитория прониклась. Следующим пунктом пошли переделанные на новый лад «Белоснежка и семь ольтов».

— А про нас тоже есть истории? — спросил один Дэв, когда я закончила рассказ.

— Ну да, только они очень длинные и страшные, — вздохнула я, прикидывая, стоит ли просвещать сэтов на тему Брэма Стокера и Носферату.

Но Дэв настаивал.

В итоге уснула я под утро, так и не дойдя до середины первого тома Дракулы. А через четыре часа меня опять разбудил человек командора.

* * *

Следующую неделю мне было не до сказок. Его превосходительство взялся за дело всерьез. Первую половину дня я проводила в его апартаментах, твердя, как заводная игрушка, «не знаю, не был, не участвовал». Остаток вечера уходил на тренировку того самого контроля.

Меня препровождали в пустой зал с высокими потолками и заставляли раз за разом передвигать различные предметы. В роли тренера выступал худощавый и вечно недовольный сабир. Он кивком указывал мне на вещь, которую следовало поднять, и, сложив руки на груди, ожидал результатов. Надо сказать, что результаты были плачевней некуда. Я старалась изо всех сил, но последствия оказывались самые дикие.

В первый же день тренировок сабир предложил мне приподнять массивную резную скамью. Сначала я впала в легкую панику, полностью уверенная, что в этот раз у меня точно ничего не выйдет. Но меч, который теперь был приторочен за спиной на кожаной перевязи с петлями, исправно нагрелся, и скамью просто внесло в противоположную стену, прямо рядом с сабиром. Он не стал ничего говорить, а лишь неодобрительно покачал головой, посмотрев на щепки, что остались от мебели, и с тех пор тренировки мы проводили, используя в роли снарядов более мелкие предметы.

Несмотря на то, что я в процессе не участвовала (за меня все делал клинок), после нескольких часов таких упражнений я чувствовала себя, как выжатый лимон.

Каждый день командор спрашивал об успехах на поприще контроля, но я только разводила руками и обещала стараться. Но клинок не хотел слушать никаких увещеваний — он действовал прямо и грубо. Если мне предлагалось чуть приподнять железную плошку от пола и передвинуть ее влево — бедную посудину впечатывало в потолок, а когда тренер пожелал, чтобы я осторожно перенесла дощечку из одного конца зала в другой, то помещение лишилось завидного куска стены, а деревяшка осталась целой и невредимой. Поняв, что подобные упражнения под крышей замка весьма рискованны, занятия перенесли на внутренний двор.