Клинок Ворона

Тем временем оборотень поднялся с колен, поправил на плечах потрепанный плащ, проверил, легко ли выходит меч из ножен, взмахнул на прощанье рукой и, развернувшись, растворился в густом тумане. Не исчез, не ушел в серую муть, а именно растворился — словно сам состоял из того же тумана.

Ушел к своему Ворону. Теперь уже насовсем. Пророчество из книги сабира начало сбываться: Предавший обрел смерть, а вместе с ней и свободу.

Боль воспользовалась тем, что некому ее отогнать, и стала безнаказанно вгонять в затылок железные сваи. Наконец-то можно было закрыть глаза, покрепче сжать в кулаке медальон и позволить себе потерять сознание. Первый раз за всю жизнь я погружалась в беспамятство с такой радостью.

* * *

Ворота медленно выплывали навстречу из вечернего тумана, как гигантский силуэт «Титаника», — совершенно идентичные тем, первым, на пустоши, через которые мне довелось пройти целую вечность назад. Возвращаться обратно в замок решили именно через них, плюнув на предосторожности. Для того чтобы оживить каменного дракона, не было ни крови, ни сил, ни времени, а возвращаться нужно было обязательно. И быстро.

— Нас будут ждать, — Дэв остановился, чтобы снять вконец развалившиеся сапоги. — Как думаешь, нас сходу на костер отправят или немного попытают для порядка?

— Нет. Это произойдет не сразу, — ответила я. — Предполагаю, что они нам позволят выйти из ворот и даже сделать пару шагов по мосту, а может и дальше. Знаешь, почему нам так везет?

— Везет? Это ты называешь удачей?

— А что? — от взгляда на тонкие босые ступни сэта, которым были нипочем снег и холод, меня пробрала дрожь. — Мы до сих пор живы, отряд Патруля стал кормом для червей, пророчество начало сбываться. Аллилуйя! Чем ты недоволен? — я пожала плечами и продолжила менторским тоном: — А везет нам только потому, что командор, при всем своем уме, страдает двумя грехами — он тщеславен и чертовски любопытен. Вместо того чтобы тихо и незаметно убить такую подозрительную личность, как я, Стайн устроил цирк. Хотя, наверно, его можно понять. Впервые за долгое время появилась тень угрозы, а сабиры всего лишь люди, пусть и наделенные силой. А людям очень хочется, чтобы враг был, ну хоть самый завалящийся. Вы на эту роль уже не подходите. Вот командор и вцепился в меня, как кот, который всю жизнь играл только с плюшевыми мышами и вдруг увидел живую. Ему стало любопытно: Стайн верит, что пророчество может сбыться, но, одновременно с этим, полностью уверен, что способен в любой миг прекратить надоевшую игру.

— Возможно, но зачем ему это?

— Командору скучно. Тяжело искать черную кошку в темной комнате, особенно когда ее там нет. Для проверки своих подозрений он изобрел изощренный план. Как в овечьем стаде найти маскирующегося волка, если зверь хитер и осторожен? Просто запустить туда своего, прикормленного и верного, а еще лучше — созданного своими руками. Тогда настоящий зверь тут же ринется в драку. Сильно сомневаюсь, что бродяга, с таким успехом выдающий себя за Ворона, состоит из крови и плоти — скорее это просто колдовство, глиняный голем. Один раз сабиры уже провернули этот фокус с подменой — тогда жертвой стал предок Айса, но командор решил пойти еще дальше и создал лже-Ворона, чтобы заставить меня действовать.

— Если ты все заранее знала, тогда зачем...

— Да не знала я ничего! Командор ошибся, понимаешь?! Я не Ворон, никогда не была им и никогда не стану!

— Но ты и не сабира, — констатировал Суод.

— Кстати, все время забываю спросить: а откуда у вас такая уверенность? Вы единственные, кто в это поверил.

Дэв осклабился:

— Все просто. У тебя кровь солонее.

— Что, было невкусно? — обиделась я. — Тоже мне, гурманы!

— При чем здесь это? У оборотня нюх — второе зрение, для него ты пахнешь человеком, для ольта, способного видеть сквозь камни крупинку золота — ты выглядишь как человек, и только мы смотрим глубже, — философски рассудил Дэв. — Кровь не лжет: ты не сабир. Да и на человека не тянешь.

Перед воротами вышла короткая заминка — сэты поспорили, кому идти первым. Вскоре мне надоело слушать препирательства, и я, рявкнув «Довольно!», шагнула в распахнутый проем.

Расстрельной команды поблизости не наблюдалось. Мост был пуст, только алые полотнища знамен на башнях слабо шевелились на ветру, создавая иллюзию жизни.

За время нашего отсутствия замок претерпел изменения: западной стены больше не было — на ее месте грудами лежали каменные блоки, целясь крючьями крепежных скоб в серое небо; по одной из остроконечных башен черной змеей вилась толстая трещина.

— Что тут произошло? Не припомню, чтобы мы, уходя, разнесли ползамка. Неужели сабиры перепили сока винных ягод и устроили дебош? — Дэв призраком возник за моим плечом.

— Или командор нашел труп своего прислужника и решил воздвигнуть ему надгробие из самых нижних каменных блоков? Чтоб с зеленоватым оттенком, — внес свою лепту Суод.

— Нет. Просто замку не понравилось ваше отсутствие.

Сэты переглянулись, как санитары психиатрического отделения для буйных, и критически осмотрели меня с ног до головы.

— Я потом объясню. Хорошо? — жалобно спросила я, не задумываясь, что «потом» может уже не быть. — Ну что, двинули?

Мост форсировали без приключений, под аккомпанемент рева рвущегося через быки потока и еле слышный звук собственных шагов. Чем ближе мы подходили к замку, тем очевиднее становилась степень его разрушения: сети трещин, свежие сколы на вековых камнях; голые ветки шиповника не столько скрывали, сколько подчеркивали плачевное состояние цитадели.

— В обход? — Дэв проверил ворот арбалета, одолженного у одного из покойных патрульных. Толку от оружия против сабиров было столько же, сколько слону вреда от комариного укуса, но сэтам доставляло удовольствие держать в руках бесполезные игрушки.

— Нет. Через главные ворота. Какой смысл прятаться? — судя по тому, что атаковать нас никто не торопился, командор задумал какую-то более изощренную, чем простое убийство, гадость. — Тем более, тогда мы сможем добраться до башни, не заходя в замок. Не горю желанием блуждать по коридорам и ввязываться в драку с каждым встречным.

Железная решетка на воротах была чуть приподнята, и мы проползли под ней, оставляя на частых заостренных прутьях лоскуты одежды. Большой внутренний двор был также безлюден, как Северный полюс до пришествия первой экспедиции.

— Подозреваю, что оркестр и девушки с цветами отменяются, — сказала я, осмотревшись. — Музыканты репетируют реквием, а девушки крутятся перед зеркалами, выбирая покрой траурных чепцов. Похороны будут достойными!

— Не нравится мне все это, — Суод заложил болт в арбалет и потянул на себя ворот.

Оставалось лишь кивнуть и, стараясь не слишком торопиться, зашагать через первый внутренний двор в сторону арок. Нас по-прежнему сопровождала лишь тишина.

До дверей башни мы добрались без приключений, хотя я готова была поклясться, что из каждого окна и каждой бойницы за нами внимательно следили. Ощущение взгляда в спину было почти материальным и напоминало щекотку. Сэты тоже чувствовали неусыпное наблюдение — Суод то и дело тер шею, а Дэв часто и с силой втягивал воздух, словно силясь различить, откуда конкретно исходит угроза.

Пока я не потянула на себя хлипкую дверь входа в башню, казалось, что все происходящее вокруг — всего лишь затянувшийся на месяцы сон: ну не может такое в самом деле происходить со мной, человеком, от которого на протяжении восемнадцати лет шарахались даже самые безобидные и безопасные приключения! Но стоило войти под знакомые сырые своды башни, как чувство реальности происходящего рухнуло на голову пудовой гирей. Внезапно я поняла, что все серьезней некуда, и если сегодняшняя стычка будет проиграна, то можно смело вживаться в роль Жанны д'Арк.

Сэты обогнали меня на узких переходах лестниц. Суод первым достиг чуть приоткрытой двери в комнату и разочарованно свистнул.

— Что там?

— Пусто, как зимой в волчьем желудке, — Суод отошел в сторону, давая мне возможность оглядеться.

Все как всегда: кучи соломы и шкур, покрытый копотью и грязью потолок, плесень в углах — и никого.

— Они ушли совсем недавно, не больше двух часов назад — угли уже прогорели, но пепел еще теплый, — Дэв продемонстрировал зачатки дедуктивного метода, пошарив рукой в камине.

— Сомневаюсь, что они ушли по собственной воле. Скорее всего...

— Айс и остальные в башне, — я резко прервала сэта. — Наверху, на смотровой площадке.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю и все, — лгать не пришлось, уверенность была стопроцентной. Я уже развернулась, собравшись выйти из комнаты, но меня остановил окрик Суода.

— Подожди! Мы кое-что должны тебе рассказать... Кое-что очень важное, — сэт в задумчивости водил пальцем по серому пеплу в камине, вычерчивая странные рисунки, напоминающие тайные арабские руны. Его точеное лицо словно светилось в полумраке. — Когда мы поднимемся наверх, нам придется драться. Скорее всего — насмерть. Ворон не дурак, и сам в бой не вступит — просто натравит на нас оборотней и ольта, и они ему подчинятся. Твой меч хорош, слишком хорош! А злость и обида, накопившиеся в сердце, только прибавят ему сил — никто из нелюдей не выдержит натиска. Их не спасет быстрота реакции и врожденное умение сражаться: клинок срежет их жизни так же легко, как человеческие женщины срезают цветы в садах. Я не знаю, кто ты, человек, сабир или Ворон, но поклянись, что не прольешь ни капли крови тех, с кем делила хлеб и крышу над головой, — глаза сэта требовательно сверкнули в полумраке.

Я покорно кивнула.

* * *

На башню мы поднимались медленно. Спешить не хотелось, слишком многое нужно было обдумать за эти двести ступенек, да и сэты предпочли смирно тащиться позади, вместо того, чтобы, как обычно, идти в авангарде.

Чем выше мы поднимались, тем холоднее становилась рукоять меча: он чуял, что там, на смотровой площадке, лже-Бродяга и лже-Ворон ждет нашего появления. Клинок готовился к бою: с каждой ступенью я ощущала, как через незримые каналы, что связывают меня и меч, течет энергия. Оружие словно высасывало из меня силы, забирая все то, что так щедро отдавало прежде. Следующую лестницу пришлось штурмовать, держась за стену. Меня шатало, как моряка в первый день увольнения на берег.

«Я прошляпила что-то важное, — ощущение было сродни уверенности, что, уходя, забыл выключить утюг. — Есть ошибка в словах пророчества. Ведь командор ошибся в разгадке, сделав ставку на то, что Ворон именно я, а он располагал куда большим резервом времени и информации. Или он вовсе так не думал? Нужно успеть понять.

«В год, когда предавший простит, а проклятый предаст, Ворон возвратится в родное гнездо». «Предавший» простил. Не уверена точно, но свободу он обрел — допустим, это и есть «простил». «Проклятый» предал. Потешу свою манию величия, предположив, что речь идет о разговоре с Айсом. «Ворон возвратится в родное гнездо» — ну, здесь ларчик просто открывается, достаточно посмотреть на карту времен бунта. «Легки шаги его по черному снегу и крылья несут погибель всему живому. В его тени — пожарища и мор». Бла-бла-бла: аллегории, добавленные для таинственности — прорицатели любят красивости, без них любое предсказание превращается в сухой прогноз завтрашнего курса валют. «Под слепой дланью звери, крови вкусившие» — кристально ясно — нелюдь последует за предводителем. «След меча укажет ему путь, и сам встанет по правую руку» — как след может вставать?.. »

Еще пара секунд, и свирепый ветер, бесновавшийся над башней, ударил мне в лицо.

Нас ждали. Самозванец сидел на полу, расслаблено облокотясь на иззубренный венец разрушенной стены: глаза закрыты, губы искривлены в брезгливой гримасе. На коленях у него лежал тот самый деревянный меч, с которым я обучалась фехтованию. Оборотни и ольт стояли вокруг лже-Ворона молчаливой и мрачной свитой. Савой щурился от закатных лучей и не отпускал рукоять тяжелого мясницкого ножа у себя за поясом. Арк стоял, чуть пригнувшись, демонстрируя костяной гребень, пластины которого стали длиннее на добрых двадцать сантиметров и заострились подобно шипам розы. Медведь с показной ленцой переминался с ноги на ногу, и если бы я не знала, как он может атаковать, точно бы решила, что это самый неуклюжий и медлительный из противников. Айс стоял чуть в стороне от других и равнодушно смотрел куда-то в сторону, в отличие от Рыси солнечные лучи ничуть не мешали ему (оборотень их просто не замечал), а лишь ярче подсвечивали застывшие в серых глазах льдинки. Он больше походил на мраморную статую, ожившую на мгновение только для того, чтобы понять, что в движении нет ничего интересного.

— Ты вернулась, — надтреснутый голос самозванца эхом разнесся над руинами площадки. Лже-Ворон так и не удосужился открыть глаза, только его рука небрежно легла на эфес тренировочного меча. — Я думал, ты умнее...

— Какая сенсация — булыжник умеет думать! — соблюдать правила этикета сейчас было непозволительной роскошью. Да и какой смысл выказывать вежливость тому, кого собираешься убить? Я затылком почувствовала, как сэты шевельнулись, занимая более выгодную оборонительную позицию. Нужно было тянуть время, давая им возможность отойти как можно дальше. — Или тебя сделали не из камня, а из соломы? А, чучело? Скольких людей командор укокошил, чтобы дать тебе возможность говорить и двигаться? Сотню, две, три? Должно быть больше, ведь ты еще и думать умеешь. Хорошая работа, качественная, и ведь не подумаешь, что ты всего лишь сшитая из содранной кожи и наполненная под завязку силой марионетка!

Савой угрожающе зашипел, а Медведь, глухо рыкнув, передернул богатырскими плечами. Айс даже не обернулся.

— У-у-у, какие мы сердитые! Может, расскажете, каково это — служить и подчиняться существу, в котором души меньше, чем в полене? Не хотите рассказывать? Экие вы сегодня неразговорчивые! — издевательски протянула я. Сэты отвоевали еще пару сантиметров свободного пространства. — Тогда еще один момент, и перейдем непосредственно к делу. Айс, меня попросили кое-что тебе передать!

Оборотень неспешно перевел на меня колючий взгляд — медуза Горгона, и та смотрела на Персея куда приветливей. Если бы холод, исходящий от клинка, не выстудил меня насквозь, то этот взгляд точно бы заморозил на веки вечные.

— Лови! — медальон Атора, звякнув, упал у ног Айса.

В этот момент бродяга соизволил открыть глаза. Искривленные в злой усмешке губы разомкнулись и беззвучно произнесли лишь одно словом «убить».

Савой неспешным движением вынул нож из-за пояса и сделал шаг вперед. Pax, глаза которого мгновенно почернели и перестали походить на человеческие, приподнял верхнюю губу, демонстрируя постепенно удлиняющиеся покрытые желтым налетом клыки. Ольт расстегнул пряжку пояса, и обвил его вокруг руки: легкий щелчок, и импровизированный кастет ощерился тысячью острых и тонких игл. Только Айс так и остался стоять неподвижной статуей, бездумными глазами смотря под ноги, на тускло блестевший медальон.

Атаковать нелюди не спешили — они прекрасно знали, на что способен мой клинок. Самозванец не торопил их, только все также кривил губы в холодной усмешке.

Я подняла меч, готовясь отразить нападение, внутренне мобилизуясь совсем для другого — не дать клинку убивать, любыми способами добраться до лже-Ворона, и при этом не пролить ни капли крови.

Оборотни скользящими, словно перетекающими друг в друга движениями, неуловимо приблизились и замерли, словно ожидая чего-то. Мгновение полной неподвижности зависло над башней: солнце, уже почти скрывшееся за кромкой горизонта, на секунду задержало свой ход, желая увидеть, чем все закончится, и даже ветер, увлеченный необычностью происходящего, замер на вершине ближайшей горы и затаил дыхание.

Пауза закончилась внезапно, будто местным богам надоело затянувшееся представление и они дали пинка задремавшему в будке суфлеру. Мгновение рассыпалось калейдоскопом осколков.

Айс наклонился, и его рука сомкнулась на медальоне, крепко зажимая его в кулак, и, почти одновременно с этим движением, клинок резко и очень сильно дернулся вперед. Не ожидая этого, а по инерции наклонилась и упала, успев краем глаза заметить позади себя, примерно на том уровне, где секунду назад находилась моя шея, яркий росчерк рассекающей воздух стали и разочарование в желтых глазах Суода.

От недоумения я на миг утратила всякую возможность соображать — просто тупо сидела на земле, глотала ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, и шептала «почему?». Ответа мне никто давать не спешил. С одной стороны подступали оборотни и ольт, а с другой, не торопясь, приближались сэты: оба вооружены мечами убитых мною патрульных. «Интересно, где они их все это время прятали?» — отстраненно подумала я. Арбалеты, которые вампиры посчитали лишними, остались сиротливо лежать на первых ступенях исчезающей в темноте лестницы.

Черный клинок впадать в ступор не собирался — предательство сэтов вызвало у него лишь злость. Не ярость, какую он испытывал при виде сабиров, не всепоглощающую ненависть, какую меч испытывал к самозванцу, а простую злость, смешанную с досадой и обидой, почти человеческую. Клинок рванулся в руке, вынуждая меня подняться.

Клубок злости внутри разрастался грозовой тучей, затуманивая голову и застилая зрение пеленой, мешая видеть. В висках однообразно бухали кузнечные молоты, дублируя пульс. Смотрящие в никуда глаза Айса, напряженные плечи Медведя, острый нож в руке Рыси, ярость на лицах сэтов, бронзовые плечи Арка — все исчезло, остались только равнодушная улыбка на тонких губах лже-Ворона, синий, бесконечно холодный блеск его глаз и тень, что бросали спутанные космы грязных волос на невыразительное лицо.

«Добраться! И перегрызть горло! » — рявкнуло чужое существо, засевшее у меня меж ребер с того самого момента, когда клинок впервые показал свою силу. И в кои-то веки я была с ним полностью согласна. Солнце в ужасе бросило на башню последний бледный луч и испуганно ухнуло за горизонт.

Оскалившись в жуткой улыбке, я коротко отсалютовала клинком — черный металл ликующе взвыл, со злобным шипением разрезав необычно плотный воздух — и, не дожидаясь, когда атакующие ударят, устремилась вперед. Первый же шаг швырнул меня в мир замедленного времени, как тогда, на дуэли с Лайоном. Воздух сгустился до киселя, смешанного с песком, и застрял в горле, очертания камней под ногами оплавились.

Но Айс не зря говорил, что ни один человек не выстоит против нелюди в прямом бою — даже возможность повелевать материей времени, которую даровал клинок, не дала большого преимущества, а лишь сравняла шансы.

Первый удар, нацеленный на Савоя, достиг цели. Рысь, получивший плоской стороной клинка по руке, тонко взвыл и скорчился на камнях, прижимая к груди кисть, на которой багровела полоса сильного ожога. Нож металлической птицей на секунду завис в воздухе и начал, кружась вокруг своей оси, опускаться вниз, а я уже подкатывалась под ноги так и не успевшему до конца сменить обличье Медведю. Короткое движение клинка, рывок в сторону, чтобы меня не накрыло заваливавшейся на бок тушей, еще один взмах — и ольта отбросило на остатки каменной кладки как тряпичную куклу. Где-то сбоку коротко свистнула сталь — сэты включились в бой.

Повинуясь лишь командам, которые давал меч, я ложным движением ушла вбок, одновременно разворачиваясь, и в последний момент успела перевести клинок в другую плоскость. Звук, с которым сломались хрупкие ребра Дэва, перекрыл яростный звон, царивший у меня в ушах. «Ничего, вы сейчас сытые! До свадьбы заживет». Существо в груди бесновалось от жажды крови, билось о ребра и пыталось высунуть наружу свою уродливую башку. «Сама справлюсь! Без тебя! » — зло подумала я, встречая на лезвие меч Суода. Сталь не выдержала столкновения с черным металлом и разлетелась стальными брызгами, оставив в руке сэта лишь бесполезную крестовину эфеса. Следующий удар был нацелен в ноги, клинок легко прожег тонкую ткань и с шипением вошел в плоть. Не острием, а плашмя, но и этого было достаточно, чтобы Суод рухнул, как трава под косой.

Мир диким скачком вернулся в прежнюю колею. Нож Рыси наконец упал, воткнувшись в зазор между камнями.

Теперь между мной и целью оставался только Айс. Он по-прежнему стоял соляным столбом, сжимая в кулаке покрытый темными пятнами медальон.

Чужак, обосновавшийся в моей груди, все сильнее рвался на волю. Ему было мало подобия боя, он хотел крови, и чем больше, тем лучше. Для него не имело значения, кого убивать. Черная сущность меча, его основа, поселившаяся во мне, жаждала только боли, мучений и смерти. Сил, чтобы усмирять ее, почти не осталось — монстр рывками пробирался все ближе к горлу, вспарывая когтями легкие. И Айс стоял на его пути.

— Убей ее! — надтреснутый голос лже-Ворона ударил по барабанным перепонкам.

Оборотень даже не пошевелился.

Я шагнула вперед. Нужно было спешить. Где-то на грани бокового зрения тяжело поднимался Медведь, держась за прожженное чуть ли не до кости бедро. В его глазах, опять ставших нормальными, кроме боли и решительности, плескалась какая-то странная жалость, смешанная с полубезумной надеждой.

— Уйди с дороги! Пожалуйста, — прошептала я Айсу, ощущая, как черный клинок помимо моей воли уже начинает замах. Шаг, еще шаг — бездна синих глаз и кривая улыбка самозванца приближались. Клинок выл уже безостановочно. — Уйди с моей дороги!

Оборотень моргнул, тряхнул гривой разноцветных волос, сбрасывая с себя оцепенение, отсутствующе улыбнулся, одевая себе на шею проржавевшую цепочку с медальоном и...

Я не успела понять, когда Айс атаковал, просто внезапно увидела перед глазами покрытые колючей изморозью черные плиты башни, и ощутила, как дыхание застряло ежом в солнечном сплетении. В следующий момент мне пришлось откатиться в сторону — зубы волка клацнули, схватив вместо моего плеча пустоту. Уже почти ничего не соображая, я перехватила меч за основание лезвия, не давая клинку возможности действовать по своему железному разумению, и почти не глядя ткнула эфесом туда, где по моим расчетам был оборотень. В нос ударил запах паленой шерсти, и последовавший за этим жалобный собачий визг подтвердил, что я не промахнулась.

Сглотнув наполнившую рот горькую слюну, и опираясь на клинок как на костыль, я медленно поднялась на ноги. В глазах двоилось: мир, и без того почти черно-белый, стремительно терял остатки красок. Монстр в груди утроил свои усилия — я балансировала на острой грани, в любую секунду рискуя сорваться в пропасть, откуда нет возврата.

«Давай! Осталась самая малость!»

Лже-Ворон ждал меня: он даже не потрудился встать и поднять для защиты тренировочный меч, а все так же спокойно сидел, опираясь на разрушенный венец стены, и кривил в ухмылке губы, словно знал что-то такое, чего не знала я.

Вороний клинок, чуя близость главного врага, окончательно взбесился: рванулся вперед, волоча меня за собой, как машинку на веревочке, злобно, торжествующе взвыл, размахиваясь для рубящего удара, и почти сразу металлически взвизгнул от боли. Лезвие лишь бессильно скользнуло по плечу самозванца, не нанеся вреда, а на его прежде гладкой поверхности появилась щербина. Лже-Ворон лениво повел рукой, едва дотронувшись до меня, но ощущение было таким, будто в грудь врезался огромный и окованный железом таран, которым разбивают в щепки ворота крепостей. Я отшатнулась назад и задохнулась от боли. Следующее невесомое прикосновение почти вышвырнуло меня за пределы площадки — от падения уберег лишь клинок, прочно засевший в узкой щели между двумя плитами. Теперь я висела на тридцатиметровой высоте, изо всех сил вцепившись в рукоять меча. Внизу обманчиво мягкой периной лежал снег, завлекая разжать быстро немеющие руки и упасть в его пушистые объятья. Если бы там были стальные копья, вместо этого белого и зовущего покрывала, я бы и то испугалась меньше. От страха ноги сами уперлись в щербатые камни башни, в руках неизвестно откуда появилась сила, и я рывком втянула себя обратно на площадку. В ушах звенели многоголосый шепот и злой смех. Несколько мгновений понадобилось, чтобы понять — смеются где-то рядом. Я попыталась приподняться, но тяжелый сапог самозванца опустился между лопаток, еще сильнее вжимая меня в холодный камень.

— Ты меня разочаровала, девочка, — насмешливо протянул до боли знакомый властный голос. Его превосходительство все-таки не удержался и лично пожаловал в башню, дабы насладиться триумфом. — Тот, прежний, хотя бы пытался сражаться. Харуну пришлось здорово попотеть, прежде чем удалось его успокоить, — командор гортанно рассмеялся собственной шутке.

«Значит, у этой дряни есть название — харун. Буду знать, что высечь на могильном камне», — зло подумала я и постаралась чуть приподнять голову.

Стайн стоял у входа на смотровую площадку, небрежно опираясь на почти рассыпавшийся в труху откос давно почившей двери, и сыто улыбался, будто объевшийся сметаной кот.

«Мать честная, да он себя ведет, как ребенок! Сейчас, словно злодей в дешевом фильме, начнет выкладывать свои злодейские планы», — мимоходом удивилась я, продолжая осматриваться.

Pax все-таки перекинулся и теперь с рыком разевал пасть, скалясь на командора. Сэты, Арк и Рысь стояли позади Медведя, прожигая Стайна взглядами, не сулившими последнему ничего хорошего, кроме долгой и мучительной смерти. Айс, уже принявший человеческое обличье, был рядом с ними. Медальон Атора на его груди утратил прежний тусклый блеск и сиял словно второе солнце. Пятна ржавчины и вмятины исчезли, будто их никогда не было.

— Должен признать, тебе удалось пару раз меня удивить. Это ж надо, так уверовать в старые легенды и решиться на вызов каменного дракона! Выражаю свое искренне восхищение! — командор согнулся в шутовском поклоне. — По правде сказать, не верил я в дурацкое пророчество, думал, что это только выдумки, которыми зверообразная мразь пичкает своих щенков, вселяя в них глупую надежду, — короткий кивок в сторону нелюдей, которые отреагировали на него грозным рыком. — Только дернитесь, и она умрет, — спокойно пообещал Стайн и продолжил: — «Ворон», «след меча, указывающий путь», «конец мира» — как много громких слов! А вместо этого...

Командор говорил что-то еще, но я уже не слушала. В голове огненными буквами полыхали его последние слова. Это больше походило на озарение. Наверно, так чувствовал себя Ньютон, когда на него упало яблоко. Только мое «яблоко» весило несколько тонн. Кусочки детской мозаики, которые я вертела, пытаясь уложить в нужном порядке, сами собой легли, как надо, и, щелкнув, слились воедино.

И тогда я рассмеялась. Я хохотала, как ненормальная, понимая, что это последний раз, когда я смогу так от души повеселиться: фыркая и закашливаясь, плюнув на то, что тяжелый сапог харуна все сильнее давил на спину, выжимая из легких остатки воздуха. Командор недоуменно замолк, и теперь над башней звучал только мой, больше походящий на карканье истеричной вороны, смех.

— Ошибочка вышла, ваше превосходительство. Внимательнее надо предсказания читать. Столько расчетов, планов, стараний, столько людских жизней — и все впустую. Искренне жаль вас разочаровывать, но я не Ворон, — хрипло проговорила я, отсмеявшись.

Тонкая перегородка, удерживающая ревущего внутри меня монстра, дала трещину. Я зажмурилась и, мысленно попрощавшись с собой, усилием воли смела последние барьеры с пути чудовища, которым мне предстояло стать. В груди тут же полыхнуло огнем, словно кто-то плеснул на сердце лавы. Оно на мгновение замерло, потом гулко стукнуло в ребра и погнало по артериям раскаленный металл. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, как тает застрявший между плитами Вороний клинок — всему иллюзорному приходит конец, когда появляется настоящее. Замок содрогнулся и запульсировал, будто внутри заработал огромный компрессор.

Нужно было поторопиться сделать то, что должно, пока еще оставались силы сохранять человеческую форму. Я поднялась, стряхивая харуна, который уже не представлял опасности, потянулась к нему, с интересом наблюдая, как кожа на руке темнеет и обретает металлический блеск. От этого прикосновения лицо самозванца исказилось судорогой боли, в синих, прежде равнодушных, глазах появился страх. Моя ладонь с легкостью прожгла замызганную куртку, и рука по самое запястье погрузилась в грудь лже-Ворона, обнаружив там лишь пустоту, заполненную черным дымом, который стал ленивыми ручейками вытекать через образовавшуюся дыру. Одежда и оболочка самозванца начали медленно тлеть, а затем он вспыхнул, как праздничная шутиха, озарив уже почти погрузившуюся в сумерки площадку неестественно ярким оранжевым светом. Подоспевший с гор порыв ветра взметнул вверх серый пепел — то немногое, что осталось от голема сабиров.

— Я не Ворон, — повернуться к командору оказалось почти непосильным делом, шея и спина словно окаменели, а ноги стали весить по тонне каждая. — Я всего лишь его меч.

Лицо Стайна исказилось в злой гримасе, когда сабир понял, что проиграл. Но командор был кем угодно, только не трусом — словосочетания «бежать от опасности» он не знал, возможно, потому, что никогда не встречался с опасностью лицом к лицу.

— Не думаю, что это что-то меняет, — прошептал он, извлекая из богато украшенных ножен меч.

Я почти увидела, как над ним непроницаемым щитом сгущается сила. Сабир не понимал, что честной драки не будет. Чувствуя, как постепенно немеет лицо, и с усилием заставляя шевелиться губы, я проговорила:

— Ты зря пришел, старик, — голос стал похож на звук, с которым железо трется о железо. — Твоя сила на исходе. Ведь на этой башне нет шиповника, чтобы удержать камень.

Сабиру понадобился миг, чтобы осознать сказанное, он попытался дернуться в сторону от постепенно сжимающейся арки входа, но его ноги по колено ушли в черную плиту, будто это был не камень, а жадная трясина. Стены сходились медленно, словно им доставляло удовольствие каждое мгновение смертельного ужаса, который испытывал попавший в ловушку командор. Через несколько секунд все было кончено: замок, больше всего на свете ненавидящий людей и вынужденный терпеть их присутствие уже полторы тысячи лет, поглотил его превосходительство Грегора Стайна.

— В тот год, когда предавший обретет свободу и простит, а проклятый предаст и расплатится, — тихий голос Суода, казалось, заполнил собой все вокруг, — Ворон возвратится в родное гнездо, опутанное мертвыми цветами.