Дневник актрисы

Открывая дверь, Дани слышала трель телефонного звонка. Он звонил и звонил, пока она пыталась попасть ключом в замочную скважину. Прихрамывая, она метнулась телефону, оставив дверь распахнутой. Оливер не спеша последовал за ней с сумкой в руках.

Дани нервно схватила телефонную трубку, сама не понимая, отчего она так всполошилась из-за какого-то телефонного звонка.

– Я могу поговорить с Оливером Ковердейлом? – послышался хрипловатый женский голос.

Дани слегка опешила. Кто мог разыскивать Оливера у нее дома? А точнее, кто мог знать, что он находится у нее?

– Минутку, – отозвалась она.

Прикрыв трубку ладонью, она вопросительно взглянула на Оливера.

– Это тебя, – сообщила она сухо.

Оливер с неподдельным изумлением воскликнул:

– Меня? Ты не ошиблась?

– Не ошиблась, – холодно сказала она, передавая ему трубку телефона. – Я пойду, распакую вещи. Буду наверху. Ты можешь разговаривать без помех.

Какая дерзость! Как он смеет давать ее телефон какой-то женщине! Не оборачиваясь, она пошла наверх.

И с яростью принялась тормошить свою сумку, беспорядочно вываливая на кровать вещи.

– Дани? – раздался сзади голос Оливера. – Я уезжаю. С мамой случился приступ. Это звонили из больницы.

Дани устыдилась. Почему она сразу думает о людях плохое!

– Я поеду с тобой! Не возражай, пожалуйста! Я обязательно должна ехать!

Он печально улыбнулся.

– Я как раз собирался попросить тебя об этом. Спасибо.

– Извини, пожалуйста. – Дани вспыхнула. Ее резкость явно задела Оливера. Она схватила сумочку и повернулась к нему. – Я готова. Поехали.

Уже в машине она осмелилась спросить, страшась услышать самое худшее.

– А эта женщина, из больницы... Она сказала, что произошло?

– Она, собственно, не из больницы... Она представилась как личный секретарь Мэтта. Того самого, что был тогда в гостях у мамы. И сказала, что мама в его частной клинике.

И он мрачно замолчал. Второй раз он назвал мать не Конни, как обычно, а мамой! Дани испугалась по-настоящему.

Значит, Мэтт, тот симпатичный пожилой джентльмен, врач? Это объясняло некоторые странности: и то, что он так опоздал к обеду, и то, что отказывался от алкоголя – возможно, на случай, если придется выехать к пациенту. И ведь так и случилось – он вынужден был срочно уехать по делам, которые нельзя отложить. К тяжелому больному?

Но почему он не сказал, какой факультет окончил? Какая у него специальность? Наверное, он не простой врач, если у него своя клиника!

По выражению лица Оливера она догадалась, что тот тоже понятия не имел о том, что Мэтт – врач. Так что спрашивать Оливера бесполезно. Да и жаль дергать его вопросами, на нем лица нет от беспокойства.

Он сосредоточился на дороге, и по горькой складке губ она поняла, как ему больно. И страшно.

Дани протянула руку и тихонько коснулась его плеча.

– Все будет хорошо, – тепло сказала она, удивляясь сама себе.

Зачем она это сделала? Зачем она это говорит? Она понятия не имеет, что произошло и, конечно же, она знает, чем все закончится! Но, если молитвы помогают, она будет молиться...

Оливер на секунду оторвался от дороги, чтобы улыбнуться ей.

– Спасибо. Надеюсь, ты не против, что они позвонили тебе домой? Они, кажется, отыскали меня, позвонив твоему деду. А он уж дал твой телефон.

И теперь, наверное, тоже теряется в догадках, что происходит, подумала Дани.

– Хорошо, что им удалось найти тебя, остальное значения не имеет, – решительно сказала она. И нерешительно спросила: – Но что случилось, Оливер?

Он с трудом сглотнул.

– Я только одно знаю – что ей стало плохо, и два часа назад ее доставили в клинику Мэтта. – Он вполголоса выругался. – Эта идиотка не пожелала ничего мне сказать. Сказала, что по телефону ничего не расскажет, что Мэтт ждет меня и сам мне все сообщит. Но сейчас-то мне это не поможет! Теперь я должен мучиться не известностью.

Дани всей душой сочувствовала ему. Она по себе знала – неизвестность хуже всего! И потом... у него нет никого, кроме Конни. То есть, он думает, что у него никого нет.

Хотя это и не так, Дани-то знала об этом. То, что она поняла вчера, означало, что у Оливера есть семья и кроме Конни.

Но сейчас это ничего для него не меняет. Нужно смотреть правде в лицо. Сейчас главное – узнать, что с Конни, и надеяться на то, что с нею все будет в порядке. Что ничего серьезного не случилось. Однако... присутствие за ужином Мэтта, сам стиль их общения с Конни теперь, когда Дани узнала, что он врач, выглядел совсем иначе. Несомненно, они с Конни давно уже знакомы. И, несомненно, то, что Дани приняла за несколько фамильярную нежность, теперь выглядит совсем иначе. И очень напоминает зависимость больного человека от своего врача...

Поворачивая машину во двор клиники, Оливер сказал каким-то сдавленным голосом:

– Дани, я хочу, чтобы ты знала... Я очень рад, что ты сейчас со мной. Что ты согласилась со мной поехать.

Она снова без слов пожала ему руку. Они выбрались из машины и бок о бок пошли по гравийной дорожке к главному входу.

– Я очень привязалась к твоей матери, Оливер. Она такой необыкновенный человек – сразу вызывает любовь к себе.

При ее обычной сдержанности эти слова прозвучали как-то формально. Но Дани чувствовала, что Оливеру сейчас не нужны никакие изъявления чувств. Ему достаточно знать, что есть рядом еще один человек, который будет всей душой желать его матери выздоровления.

Он повернулся к ней и чуть улыбнулся – она поняла, что сказала именно те слова, что были ему необходимы. И еще одно она поняла с болезненной отчетливостью: она любит Оливера. Не охвачена страстью, а именно любит его. Никогда раньше она не ощущала с такой ясностью, что она находится на одной с ним душевной волне.

Она не знала, когда это произошло с ней. Она просто знала – она уже давно любит его. Любит настолько, что ей смешно даже вспомнить о той едва теплящейся симпатии, которую она испытывала к Джонни.

И вместе с пониманием, осознанием этого чувства пришла боль. И сколько еще боли сулит ей это чувство...

Как все женщины, она думала: любовь принесет ей самые прекрасные, самые драгоценные мгновения жизни. С любовью связывала она все надежды на будущее. А теперь оказывается, что ее любовь принесет ей лишь несчастье!

Приоткрывшаяся перед ней завеса семейной тайны сделала ее глубоко несчастной женщиной. А теперь, когда она поняла, что ей суждено испить до дна горечь неразделенного чувства, она стала несчастнее вдвойне... Потому что она не видела выхода из этого лабиринта.

– Оливер! Наконец-то!

Мэтт встречал их в приемной. Сегодня на нем был деловой темный костюм и белая рубашка, галстук приглушенных тонов завязан в ровный узел.

Он пожал руку Оливеру и повернулся к Дани. Дани ответила на его сдержанное приветствие и первой осмелилась задать мучивший их с Оливером всю дорогу вопрос. Как тяжело, должно быть, было Оливеру переждать эти необходимые формальные приветствия.

– Мэтт... Скажите скорей, как Конни?

– Счастлив, что могу сейчас сказать вам: ее состояние стабильное, – невозмутимо отозвался Мэтт.

– Что это означает? – нетерпеливо торопил его Оливер. – И что с ней, черт возьми, приключилось?

Доктор покачал головой.

– Мне кажется, будет лучше, если я предоставлю возможность все объяснить самой Конни.

– А я так не думаю, – взволнованно воскликнул Оливер.

Он смотрел на врача с гневом, недоумевая, как тот может так долго держать их в неведении. Мэтт развел руками.

– Сожалею. Но существует такая вещь, как врачебная тайна. Ничем не могу помочь.

– Какая к черту тайна! – взорвался Оливер. – Речь идет о моей матери!

Он сжал пальцы в кулаки, на подбородке запульсировал нерв.

– Мне прекрасно это известно, Оливер, – ровным голосом отозвался доктор.

– Тогда вам должно быть также известно, что мне необходимо точно знать, что с ней произошло! – не унимался Оливер.

Мэтт беспомощно повернулся к Дани, словно обращаясь к ней за помощью. Но что могла она сделать? Она сама не имела понятия, как обращаться с Оливером, когда он в таком состоянии! И потом, если бы на месте Оливера была она сама, она вела бы себя точно так же! Это ведь естественно для людей, которые тревожатся о своих близких!

– Оливер, я думаю, Конни уже ждет тебя! Вопросы подождут, а сейчас ей нужно твое присутствие. Когда она увидит тебя, ей сразу же станет легче, я в этом уверена. А поговорить с Мэттом ты можешь и позже.

– Совершенно верно, – поспешно согласился Мэтт, благодарный за то, что Дани отвела от него грозу.

Он распахнул перед ними двойные двери, что вели во внутренние помещения клиники.

– Да, я должен вас предупредить, – вспомнил врач, – я назначил Конни кое-какие обезболивающие препараты. А у них несколько специфическое действие... В общем, если вам покажется, что Конни немного вялая и сонная, не волнуйтесь. Это побочное действие препарата. И, по возможности, постарайтесь недолго. Ей нельзя утомляться.

– Какого черта... Какие такие препараты? – Оливер все больше волновался. – О какой боли вы тут толкуете? Мэтт, да скажите же вы наконец...

Но он вынужден был замолчать, потому что доктор без лишних слов распахнул перед ними дверь палаты.

– Конни, к вам посетители! – радостно возвестил он. – И, несомненно, долгожданные посетители.

Он бросил Конни ободряющую улыбку и посторонился, давая дорогу Дани и Оливеру.

Дани, входя, не знала, чего ей ожидать, в каком состоянии она увидит Конни. Но Конни была столь же красива, как и обычно. Может быть, чуть бледнее, но яркие глаза были так же прекрасны, как раньше.

– Оливер, – тепло улыбнулась она, протягивая сыну руку.

– И Дани, – с такой же теплотой произнесла она и подала ей вторую руку.

Дани судорожно сглотнула. Только теперь она поняла, как привязалась к Конни. И какую же радость доставило ей искреннее удовольствие Конни! Как странно... За несколько недель Конни так прочно вошла в ее жизнь. Она значила теперь для нее не меньше, чем ее сын...

Оливер сжал тонкую руку матери.

– Конни, что случилось, скажи скорее!

Мэтт отступил к дверям:

– Я, пожалуй, оставлю вас одних, чтобы вы могли поговорить. Но, прошу вас, недолго, договорились?

И он исчез, бесшумно прикрыв за собой дверь.

– Я, наверное, тоже лучше за дверью подожду. – Дани пожала руку Конни.

– Нет! – решительно остановила ее Конни. И сказала мягче, словно извиняясь за непривычную резкость: – Останься, пожалуйста, деточка моя. Так приятно вас обоих видеть! Я соскучилась, – с чувством добавила она.

Теперь, приглядевшись, Дани поняла, что Конни выглядит совершенно измученной. Раньше в ней было столько живости, столько огня, столько непререкаемой уверенности в счастливом завтра... А теперь жизнь словно ушла из нее, и кожа на ее тонкой руке казалась почти прозрачной.

Дани бросила осторожный взгляд в сторону Оливера. По горькой складке губ она догадалась, что Оливер тоже заметил внезапную слабость матери.

– Давай-ка присядем, Оливер, – с натянутым оживлением сказала она. – Конни неудобно с нами разговаривать, когда мы над ней вот так нависаем!

– И правда, садитесь, дети мои, – согласилась Конни со слабым подобием своего всегдашнего энтузиазма.

– Мама...

– Садитесь, я вам говорю, – возвысила голос Конни.

К изумлению Дани, Оливер сразу же подчинился. Тяжело опустился на шаткий больничный стул. Правда, Конни не оставила ему выбора. В сложившихся обстоятельствах он предпочел не спорить с матерью.

– Перестань дуться, Оливер, – поддразнила его мать. – Морщины заработаешь.

Он сделал глубокий вдох.

– Конни, я вижу, что ты стараешься уйти от разговора. Предупреждаю, у тебя ничего не выйдет. И я не собираюсь ждать объяснений до скончания века.

– Какой у меня нежный, мягкосердечный сын, – с притворным укором покачала головой Конни. Поскольку у Оливера был такой вид, что он сию минуту начнет крушить мебель, Конни смягчилась. – Ну хорошо, сейчас расскажу. У меня неожиданно начались довольно сильные боли в груди. И Мэтт настоял на том, чтобы я легла в больницу на полное обследование. Анализы, всякие тесты, снимки и прочее.

– Какие такие анализы? – прищурился Оливер. – Какого черта тогда этот доктор морочил мне голову?

– Да обычное обследование, – махнула рукой Конни. – Вот что, дорогой, позвони, пожалуйста, Джанет и попроси, чтобы она собрала мне...

– Конни! – не выдержал Оливер. Дани давно уже ожидала, что еще секунда – и он взорвется. – Скажи мне наконец, чем ты больна!

– Видимо, у меня был небольшой сердечный приступ, – легким тоном сообщила Конни.

– Видимо? – Оливер отбросил хрупкую руку матери и вскочил на ноги. – Видимо! А скажи, пожалуйста, эти небольшие сердечные приступы у тебя, видимо, были и раньше?

– Скорее всего, нет, – мягко сказала Конни.

Гнев сына не произвел на нее ни малейшего впечатления. Она лишь тайком чуть сжала ладонь Дани. Дани растерялась, изо всех сил стараясь не выдавать свои чувства. Что означает этот тайный жест? Может быть. Конни просит ее о помощи? Она пристально взглянула на пожилую женщину. Заметила мелкие бисеринки пота на гладком лбу, бледность, проступившие синяки под глазами. В одно мгновение грозные признаки болезни проступили на ее лице.

Дани решительно поднялась.

– Оливер, – сказала она твердо. – Нам пора идти. Твоей матери надо отдохнуть.

– Но ведь мы... – начал было Оливер.

– Мэтт велел нам не утомлять Конни, – решительно прервала Дани.

Теперь она была уверена, что правильно поняла жест Конни. Она почувствовало еще одно слабое рукопожатие – жест благодарности.

Оливер пристально посмотрел на мать.

– Что ж, превосходно, – заявил он. – Но только не надейся, что ты ответила на все вопросы. Я вернусь попозже, ближе к вечеру, и тогда мы с тобой поговорим обо всем.

Он с неохотой поднялся. Дани взглянула на него с сочувствием. Было видно, что разговор с матерью не только не успокоил его. Напротив, у него теперь было еще больше тревожных вопросов, чем раньше...

– Если Мэтт тебе разрешит, то приходи, – с легкой и нежной насмешкой поддразнила его Конни.

– Разрешит, будь спокойна, – мрачно отозвался Оливер. – И тогда ты расскажешь мне, что случилось.

Конни устало засмеялась.

– Ничего другого я от тебя и не ждала, – с нежностью отозвалась она. – Забыла спросить: вы хорошо провели выходные?

Непроизвольно Дани сжала ей руку. Конни бросила ей испытующий взгляд. Она с тонкой женской интуицией поняла, что Дани есть, что сказать ей.

Но Дани, едва увидела Конни в таком состоянии, в постели, бледную, измученную, поняла: пройдет какие-то время, прежде чем Дани сможет задать свои вопросы.

– Было очень мило, – отозвалась Дани, отпуская руку Конни. – Желаю вам скорейшего выздоровления, – добавила она неловко.

– Спасибо, милая, я постараюсь, – рассеянно ответила Конни. Она прекрасно поняла, что Дани нарочно избегает какого-то серьезного разговора. – Увидимся позже. Оливер, пожалуйста, не досаждай Мэтту, хорошо? – с улыбкой добавила она, целуя сына.

Оливер знакомым жестом сдвинул брови.

– Этого Мэтта голыми руками не возьмешь, – недовольно сказал он. – Но мы с ним еще поговорим, будь спокойна.

– Я в этом не сомневаюсь, – нежно засмеялась Конни.

Они уже закрывали за собой дверь, когда сзади послышалось:

– Дани?

Она обернулась.

– Дани, милочка, задержись на минутку, хорошо? – попросила Конни.

Она приподнялась на подушках, явно готовая к разговору.

– Я не долго. – Дани ободряюще улыбнулась Оливеру, предостерегающе вытянув руку: он уже собирался вернуться вслед за ней в комнату.

Конни пристально взглянула на нее.

– Скажи, за эти два дня случилось что-то, о чем я должна знать?

Конни понизила голос, чтобы Оливер, который стоял в дверях, не услышал ее.

– С Оливером? Нет, ничего, – так же тихо ответила Дани.

Пожилая дама с пониманием кивнула.

– Понятно. Значит, все же что-то случилось. Я не ошиблась.

– Нет, не ошиблись, – опустила голову Дани.

К чему было скрывать? Конни, несмотря на болезнь, сердцем почувствовала, что что-то произошло. Ее не удалось бы обмануть. Материнское сердце не обманешь.

Коннй пристально вглядывалась в лицо Дани.

– Понимаю. Ты догадалась. Я права? – тихо проговорила Конни, стараясь поймать глазами взгляд Дани.

Дани судорожно сглотнула. Она спиной чувствовала, что Оливер стоит в дверях и пристально смотрит на нее. Он не слышит слов, но наверняка понимает, что разговор непростой. И обязательно начнет задавать вопросы!

– Да, я догадалась. – Дани еще ниже опустила голову.

– И теперь ты хочешь поговорить со мной об этом, – предположила Конни.

– Нет, не сейчас, – покачала головой Дани. – Это может подождать вашего выздоровления.

К чему теперь спешка? Один этот краткий диалог подтвердил, что опасения и догадки Дани – истинная правда.

– Действительно, – согласилась Конни с грустной улыбкой. – Эта тайна ждала своего часа тридцать восемь лет. Подождет еще несколько часов. Приезжай ко мне завтра, хорошо? Только без Оливера.

– Если Мэтт разрешит, – кивнула Дани. – Приду обязательно. Но, право же, спешки никакой нет.

И Дани ласково пожала руку Конни.

– Есть. Поверь мне, нужно торопиться, – неожиданно сказала Конни, и Дани с изумлением увидела, что прекрасные глаза заблестели от слез.

Дани вгляделась в глаза Конни и почувствовала, как сердце ее словно придавил камень – так красноречив был взгляд Конни, таким ясным было ее безмолвное послание.

Дани с трудом перевела дыхание.

– Я обязательно приду завтра, – пообещала она. – Приду одна.

– Вот и хорошо. – Конни с явным облегчением откинулась на подушки. – И знаешь что, Дани. Не переживай. Поверь моему опыту. То, что кажется тебе черным, на самом деле не так страшно. Так же, как и белое вовсе не так прекрасно, как кажется. В жизни черного и белого вообще нет.

Дани не была в этом так уверена. Слишком трагичное выражение промелькнуло в глазах Конни. Словно во сне, она вышла из дверей клиники. Оливер не отставал он нее.

– Что сказала моя мать? – требовательно повторил он в десятый раз.

Настойчивые вопросы начались сразу же, едва за ними закрылась дверь палаты.

Дани лихорадочно обдумывала ответ.

– Она поручила мне позвонить Джанет и попросить, чтобы она привезла ей кое-какие вещи. – Она не смогла придумать ничего лучше этого. – Речь идет о некоторых интимных принадлежностях. Она бы попросила тебя, конечно, но раз пришла я, Конни подумала, что женщина с этим справится лучше. Вот и все.

– Понятно, – безразлично кивнул Оливер. Объяснение, к облегчению Дани, не вызвало у него никаких подозрений. – Что ж, я, пожалуй, пойду поищу Мэтта.

– Конечно, – с готовностью кивнула Дани. – Я понимаю, тебе будет проще разговаривать с ним без свидетелей. Так что я, пожалуй, пойду и....

– Пожалуйста, останься со мной, Дани, – глухо сказал он, и Дани почувствовала, как сжались его пальцы на ее запястье. Она повернулась к нему – на лице его было отчаяние.

Она понимала, как неуверенно он себя чувствует. Сама Дани давно привыкла к мысли, что не является центром жизни для своей матери. И мать тоже не была главным человеком для нее. Но для Оливера мать была самым главным, самым близким на свете человеком... Ему, наверное, кажется, что весь мир рухнул. Дани молча кивнула.

– Спасибо.

Руки Оливера обвились вокруг ее плеч, и он нежно и тепло прижал ее к груди. Дани чувствовала неровное биение его сердца, слышала его прерывистое дыхание и понимала, как тяжело ему сейчас. И знала, что под его напором и показной грубостью скрывается душа уязвимая и нежная.

И, если то, что прочла Дани в глазах его больной матери, – правда, то этой ранимой душе придется очень, очень тяжело.

12

Дани поставила на обеденный стол тарелку с омлетом и салат. Не бог весть что, но перекусить нужно.

– Спасибо, ты такая заботливая, – улыбнулся Оливер.

Дани смутилась. Поскольку она знала, что уезжает на три дня, она не сделала никаких продовольственных запасов. Так что, когда она пригласила Оливера переждать несколько часов до вечера у нее, она немного беспокоилась – боялась, что угостить его будет нечем. Но Оливер, казалось, был вполне доволен тем, что ему дали. И если он не слишком заинтересованно ковырял вилкой в тарелке, то не потому, что еда ему не нравилась, а потому, что от беспокойства у него не было аппетита. Дани очень хорошо это понимала.

Она молча взяла себе тарелку и уселась напротив. Ей тоже не слишком-то хотелось есть.

Она все же настояла на том, чтобы подождать в машине, пока Оливер разговаривал с Мзттом. Так что, кроме сбивчивых комментариев вроде «Мэтт утверждает, что это был легкий сердечный приступ, как будто мне это о чем-то говорит», она не получила никакой новой информации о состоянии Конни. Но можно было догадаться, что Оливер тоже не получил новой информации. Он тоже не знает, что мог означать тот красноречивый взгляд Конни, который перехватила Дани при последнем разговоре. Дани больше не задавала вопросов...

– Извини, – грустно улыбнулся Оливер, – боюсь, из меня сегодня не получится интересного собеседника.

– Я этого и не жду, – улыбнулась в ответ Дани, – я понимаю, какой это удар для тебя.

Он тяжело вздохнул и отложил вилку и нож. Аппетита не было, и он перестал делать вид, что ест.

– Наверное, это естественно для детей – думать, что их родители вечны, – проговорил он. – А потом вдруг происходит что-нибудь вроде этого сердечного приступа, и ты понимаешь, что ошибался. И начинаешь думать о том, как несправедлива жизнь.

Для Оливера это вдвойне сложно, подумала Дани. У него всегда была только одна мать... До вчерашнего дня...

А вдруг... А если именно поэтому Конни отыскала ее...

Ей нужно как можно скорее поговорить с Конни!

Дани ободряюще похлопала Оливера по руке.

– Конни очень сильная. У нее внутри крепкий стержень. Она выкарабкается, вот увидишь.

Она от души надеялась, что говорит правду. Изо всех сил старалась в это поверить.

– Надеюсь, – сказал Оливер, хотя вид у него был совсем не уверенный, – и знаешь... я тут думал про вчерашний день.

– Про вчерашний день? – испугалась Дани.

– Я подумал... Я, наверное, допустил бестактность. Не надо было мне упоминать о том, что тебя удочерили. Я подумал, что из-за этого ты была такая расстроенная.

– Ах, это! – с невероятным облегчением воскликнула Дани. – Да забудь об этом, Оливер. Много лет в нашей семье об этом не говорили. Мама пришла в ярость, когда я упомянула об этом факте в книге. Но я-то спокойно к этому отношусь. Просто я не ожидала, что ты об этом заговоришь, вот и все.

Она перевела дух. На минуту ей показалось, что он собирался говорить с нею совсем о другом!

– Но ты после этого была сама не своя, – напомнил он. – Зря я об этом заговорил.

– Прошу тебя, забудь об этом, – твердо сказала Дани.

Этот новый, мягкий, сговорчивый Оливер был так не похож на прежнего, ироничного, язвительного, что ей было не по себе. И она с изумлением поняла, что ей страшно не хватает прежнего несносного грубияна! Но была готова ждать: когда у человека мать в больнице, трудно ждать от него искрометного веселья...

Он сжал ее руку в ответ. Глаза его пристально смотрели в самую глубину ее глаз.

– Дани...

Что бы ни хотел он сказать, пронзительная трель дверного звонка не дала ему такой возможности.

Дани нахмурилась. Кто может прийти к ней без предварительного звонка в полседьмого вечера в воскресенье? Но в то же время она была рада – звонок прервал наверняка неудобный для нее вопрос. Ей пока многое и самой не ясно – она просто не может отвечать на вопросы Оливера! И тем более нельзя допускать еще большей близости между ними, чем установилась сейчас волею обстоятельств.

– Пойду, дверь открою. – Она решительно поднялась, и он был вынужден выпустить ее руку. – Наверное, опять предложат мне купить какой-нибудь чудодейственный стиральный порошок.

– В воскресенье вечером? – хмыкнул Оливер. – Вряд ли.

– Почему? – пожала она плечами. – Самое лучшее время. Большинство людей сидит дома.

С этими словами она пересекла холл и распахнула входную дверь.

– Джонни?

Дани смотрела на своего друга, как на привидение. Второй раз за этот уик-энд он удивлял ее неожиданным визитом. Причем второй раз ставил ее в крайне неловкое положение.

Он улыбнулся без всякого смущения.

– Я о тебе беспокоился. Из-за твоей ноги, – пояснил он, поскольку Дани продолжала смотреть на него непонимающе. – Вот и решил зайти посмотреть, как ты справляешься. И еще я подумал, что, может, тебя надо будет отвезти завтра на работу.

Последние часы она даже не вспоминала о своей ноге – странно было бы волноваться из-за какого-то растяжения сейчас, когда Конни в больнице. А вот о чем она не могла забыть ни на секунду – это о присутствии в ее квартире Оливера. Оливера, который был за стеной, всего в нескольких метрах от нее.

– Мог бы и позвонить, я рассказала бы тебе по телефону, что у меня все в порядке, – сухо отозвалась Дани. И тут же пожалела о своей неприветливости – человек беспокоится из-за нее, а она такая неблагодарная! Она постаралась смягчить тон: – Я уверена, что утром прекрасно смогу сама сесть за руль. Спасибо. Не волнуйся за меня.

– Вот и хорошо, – обрадовался Джонни. – Должен сказать, что ты и впрямь выглядишь лучше.

– Я знаю, – кивнула она.

Ну что ему стоит сейчас повернуться и уйти! Она сказала ему, что в его помощи не нуждается! Но Джонни стоял и, улыбаясь, смотрел на нее.

– Я только что вернулась. И мне ничего больше не хочется, только залезть в ванну, – с намеком сказала она.

– Да, горячая ванна поможет снять боль, – согласился он.

Почему он не уходит! В любую секунду Оливер выйдет посмотреть, кто же это пришел. Двое мужчин неминуемо столкнутся, и, кто знает, чем все это обернется...

Поздно. В эту самую секунду сзади раздались решительные шаги. Она не обернулась. Ей достаточно было увидеть, как широко раскрылись от изумления глаза Джонни, как метнулся его взгляд куда-то ей за спину. Несомненно, появился Оливер.

– Все в порядке, Дани? – осведомился он.

Твердым шагом он приблизился и встал рядом, тяжелым немигающим взглядом глядя на соперника.

А Джонни... с жалостью и презрением Дани увидела, что Джонни просто-напросто... испугался!

Что же ей делать? Сбежать и оставить двух мужчин наедине друг с другом – нет, это не годится!

Она отступила и повернулась так, чтобы видеть обоих.

– Разрешите вас познакомить, – ровным голосом сказала она. – Джонни, познакомься, это Оливер Ковердейл. Оливер, это Джонни Раст.

Она намеренно не сказала большего, назвала только имена – прежде всего потому, что вовсе не была уверена, что кто-либо из этих двоих останется в ее жизни! Судя по тому, как враждебно оба они смотрели и друг на друга, и на нее, ее сомнения имели под собой самые серьезные основания!

Она могла бы представить Джонни как бывшего друга – только бывшего. Она могла бы сказать, что Оливер – сын Конни Ковердейл. Но разве это все, что она может теперь сказать о нем?

Мужчины, обдавая друг друга ледяными взглядами, все же пожали друг другу руки. Словно два быка на арене, подумала Дани.

– Что ж, Джонни, если это все, что ты хотел узнать... – решительно начала Дани.

– Ковердейл... – задумчиво протянул Джонни, и глаза у него заблестели. – Сын Конни Ковердейл, я не ошибся?

– Даже если и так? – враждебно спросил Оливер.

– Ничего, – простодушно и открыто улыбнулся Джонни. – Дани все мне рассказала про книгу, которую она пишет для вашей матери.

Дани похолодела. Прозрачные холодные глаза обратились к Дани.

– Вот даже как? – бесстрастным голосом проговорил он.

Дани внутренне застонала. Ну что городит этот Джонни! Как это она ему все рассказала! Сказать, что она работает над книгой, – вовсе не значит сказать все! Но, конечно, она не может отрицать, что Джонни знает о книге...

– Вовсе не все, – опровергла она заявление Джонни, и сама поняла, как беспомощно звучит ее протест.

Сердце ее упало. Она поняла, что Оливер воспринял слова Джонни совершенно буквально. Думая, что они с Джонни близки, он, несомненно, сделал вывод, что она делилась с близким человеком всем, что важно для нее. И, следовательно, она обманула его, когда вчера заявила, что Джонни ничего не знает о дневниках.

Она с мольбой протянула к нему руки.

– Оливер, прошу тебя...

– Надеюсь, вы оба извините меня, – холодно бросил Оливер, не замечая протянутой руки. – Мне нужно ехать обратно в больницу. Всего доброго.

Дани бессильно уронила руки. Она понимала, что разговаривать с ним сейчас совершенно бесполезно. Пока рядом Джонни, из этого все равно не выйдет ничего хорошего. Может быть, из этого никогда не выйдет ничего хорошего.

– Я сам поговорю с Джанет насчет вещей моей матери, – тусклым голосом произнес Оливер. И презрительно бросил Джонни, проходя мимо него: – Счастливо оставаться.

Дани с отчаянием смотрела, как он стремительно спускается по лестнице к тротуару, перешагивая через две ступеньки.

Дани в ярости повернулась к Джонни. Она не могла бы с уверенностью сказать, какое будущее ожидает их с Оливером отношения. Но одно она знала твердо – они не должны были расстаться вот так, злейшими врагами.