Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Люди и волки (Черная пустошь – 2)

ModernLib.Net / Фантастический боевик / Михальчук Вадим / Люди и волки (Черная пустошь – 2) - Чтение (стр. 18)
Автор: Михальчук Вадим
Жанр: Фантастический боевик

 

 


Кто-то из солдат, находящихся снаружи укрепления, истошно завопил от страха, его подхватили все, кто был с ним – «бизоны» летели к ним, оставалось всего несколько метров, и казалось, что это уже не животные, а сверхъестественные существа, демоны, дьяволы из преисподней, что никто из живущих на земле не сможет их остановить.

Майкл не знал, что происходит снаружи, но рев, оглушающий грохот и сотрясающаяся, как лихорадке, земля заставили его подумать, что пришел момент для решительных действий. Когда Фапгер увидел, как вышли из строя последние аккумуляторы, он решился на крайний шаг – взорвать мины вокруг Форта. Он не мог рисковать жизнями людей.

Представьте себе давно уснувший, но пробудившийся к жизни вулкан, жерло которого плотно закупорено застывшей лавой. Чудовищные по своей силе бурлят, скрытые под базальтовой толщей, вулканические газы, давление нарастает, лава ищет выхода, но все выходы закрыты. С течением времени давление становится настолько мощным, что происходит взрыв. Иногда этот взрыв происходит вокруг закупоренного жерла, образуя вулканическую кальдеру.

Холм – это готовый пробудиться вулкан, но до кальдеры в этом случае дело не доходит. Вокруг его вершины, почти идеальным кругом, вспучивается земляное кольцо, выбросившее вверх тучи земли, перемешанной с клочьями тел мертвых «бизонов», как будто земля пытается разродиться взрывами радиоуправляемых мин. С высоты холм напоминает искалеченный глаз с крохотной точкой зрачка – Фортом, начинающий заплывать расплывающейся гематомой медленно оседающей земли, поднятой в воздух одновременным кольцевым взрывом.

Уже никто не бросает ракеты – солдаты, находившиеся снаружи, отброшены назад, некоторые лежат на земле неподвижно, напоминая тряпочных кукол с вывернутыми ногами и руками. Пыль застилает глаза наблюдателям с крыши, но она не может помешать людям услышать вселяющий еще больший ужас, леденящий кровь, волчий вой…

* * *

…Мы стояли в лесу, под прикрытием спасительных деревьев, наблюдая, как загонщики, выполнив свою нелегкую миссию, отпускают стадо, не оставив мойли ни места для разворота, ни времени на раздумья. Как горный ястреб камнем падает на зайца из прохладной высоты, как каменная глыба катится вниз по крутому склону, так и стадо, показавшееся мне единым обезумевшим организмом, взлетело на холм. Сейры увидели сверкание ярких искр, похожих на ночных светлячков, но только я один знал, что это.

Я не видел, чтобы металлические нити были растянуты на деревянных подпорках, как это было сделано вокруг Черной Пустоши, скорее всего, люди спрятали «паутину» в траве вокруг вершины холма.

– Умно, – прошептал я, глядя на то, как бешеная сила, скрытая в чужом металле, рвет и терзает исполинские тела мойли, как ревут быки, как они падают на землю и продолжают биться в судорогах.

Я вспомнил, как умирал на проволоке мой друг Кас, еще тогда, весной, в тот день, когда люди прибыли в наш мир. Тогда я еще не знал всей опасности, таящейся в безобидных на вид тоненьких нитях, теперь же я знаю, потому что мне пришлось наблюдать за смертью своего лучшего друга собственными глазами. С того места, где мы стояли в ожидании нельзя было уловить запахов, но память – страшная вещь, и я, как наяву, чуял запах паленой шерсти и горящей плоти.

Как и тогда, когда я был бессилен помочь своему другу, сейчас я тоже был вынужден стоять и смотреть.

Велор был мудрым вожаком, он наверняка помнил каждое сказанное мной слово о хитростях людей и их волшебных вещах, поэтому он и приказал пустить впереди нас стадо животных, виноватых лишь в том, что они попались на нашем пути. Я – охотник, по большей части мне безразлична смерть животных, на которых мы охотимся ради пропитания. Это самый первый, основной, закон, которому учатся сейры с самого момента своего рождения – смерть ради жизни. Здесь же этот закон был вывернут наизнанку, теперь жизнь была ради смерти. Глядя на умирающих мойли, я не мог не понимать, что мы, подобно старым жестоким богам, принесли их в жертву, что их смерть, то, как они попадают в ловушки, расставленные людьми на холме, послужит нам во благо. Что они умирают ради того, чтобы сейры остались в живых и принесли смерть людям, засевшим в этой странном сооружении, похожем на те хатки, которые строят для себя и своих семей альгумблы – речные жители, запруживающие реки и подрезающие множество деревьев вокруг прудов и мелких озерец.

Я подозревал, что из-за моего разговора с вождями по поводу войны с людьми, который уже разнесся среди сейров, как лесной пожар во время ветреной засухи, я стал среди них чуть ли не изгоем – большинство сейров меня сторонились, избегали разговаривать, поглядывали искоса и частенько я замечал в этих взглядах чувство, плохо похожее на ненависть или презрение. Я стал обыкновенным воином и старался занять место в племени, как когда-то учил меня отец. Он говорил: «Места впереди – для выскочек, места позади – для трусов и сомневающихся, места посредине – для остальных. Если хочешь иметь лучший обзор, не быть трусом и бахвалом и в то же время быть вместе со всеми – займи место между местами впереди и серединой». Мой отец был одиночкой, одним из лучших охотников северо-запада, но увидев однажды мою мать, он променял свободную, но одинокую, жизнь в лесу на жизнь в племени, где хоть иногда, но тебе приходится подчиняться воле большинства.

Так пришлось поступать и мне. Я не хотел войны, но шел вместе с остальными, потому что понимал – скорее всего, никто из нас не уйдет с этого холма живым. Я хотел умереть, я жаждал этого, но не подавал виду. А еще я не хотел предавать свой народ в такое время, я хотел уйти, но уйти так, чтобы это не выглядело бегством с поля битвы.

Потом земля вздрогнула от одного мощного удара, я увидел взлетающую в небо черную земляную стену, почуял отвратительный смрад особого вещества людей, которое они называют взрывчаткой – люди взорвали холм, так вначале показалось мне, но, присмотревшись, я понял, что это не так. Люди взорвали узкую полосу земли, опоясавшую вершину холма, подобно тому, как змея обвивается вокруг теплого камня на солнышке. Я увидел, как разлетаются, как воронье над осенним лесом, клочья шкур и ошметки плоти, смешанные с землей, как отбрасывает в стороны тела, оказавшиеся чуть в стороне от основного направления взрыва, как тела мойли, бежавших по краям, безвольно съезжают вниз по склонам, как будто капли воды по гладким бокам речных валунов.

Хоть я и передал Алгу свою власть, он, так как был еще молод, старался почаще беседовать со мной, не стыдился спрашивать совета. Заметив, что сейры даже моего племени избегают меня, он большую часть своего времени находился рядом со мной. Но теперь он стоял впереди, рядом с теми, в чье число я входил еще совсем недавно. Я не чувствовал ничего по этому поводу, мне было безразлично.

В ушах еще гремело эхо взрыва, когда я почувствовал чье-то теплое дыхание у плеча.

– Белый, Велор просит тебя подойти, – сказал Алг.

Он просил меня, хотя мог бы просто приказать, и я оценил это.

Я пошел рядом с ним к вожакам.

– Что это было, Белый? – холодно спросил Велор и я понимал, что он всегда теперь будет относиться ко мне с презрением.

Меня утешало то обстоятельство, что всё это должно было скоро закончиться так или иначе.

– Сначала мойли наткнулись на металлическую паутину, о которой я рассказывал вам раньше. Потом, скорее всего, они её порвали, потому что я видел, как следующие быки без видимых последствий пробегали то место, на котором еще только что погибали их сородичи. Заметив это, люди, скорее всего, взорвали всё вокруг своей берлоги, чтобы не допустить её разрушения, – как можно безразличнее и спокойнее сказал я.

– Возможно ли, что паутина, даже разорванная, всё еще сохраняет свою убийственную силу? – спросил он, даже не повернув головы, и я почувствовал, как в моей груди толчками поднимается глухой гнев.

– Это можно проверить только одним путем, осторожный Велор – если первый из сейров, кто вступит на эту паутину, начнет биться в корчах, если его глаза лопнут в глазницах, если его кровь закипит в жилах и если его плоть будет гореть, как в огне – то это будет значить, что паутина еще может кусаться! Если позволишь, Велор, этим первым волком буду я!

Он не ответил мне, даже не посмотрел в мою сторону, и я не мог не удержаться, чтобы досадить ему хотя бы словом:

– А если захочешь, мудрый Велор, то можешь сам пойти впереди, как подобает вожаку.

Вот теперь я заметил в его глазах знакомую мне ненависть, теперь я не был говорящим куском плоти, иногда полезным в некоторых ситуациях. Он так ничего и не сказал мне, он снова посмотрел на холм и завыл, подняв голову. Нам всем знаком этот вой призывный вожака, он говорит всем сейрам: «За мной! На битву!»

Я замер лишь на мгновение, мне не хотелось бежать к смерти бок о бок с ними, но потом я подумал, что не всё ли равно, и устремился к вершине одним из первых. Я лишь надеялся, что кусок металла, который люди называют «пулей» прикончит меня быстро. Я согласен был вытерпеть какую угодно боль, лишь не видеть всего вокруг, чтобы соединиться со своей семьей, наверняка заждавшейся меня в таком краю, где не бывает ненависти и злобы, где есть только добро и любовь…

* * *

– Чего застыли, мать вашу?! – закричал Ричард, глядя на беспомощно замерших снайперов и наблюдателей, уставившихся на оседающую землю после взрыва, – свет давайте!

По краям крыши стояли римские свечи, выстреливающие ракеты с определенными промежутками, как при фейерверке. Один из снайперов поджег свечу со своей стороны крыши, она, шипя, как разъяренная кошка, выплюнула в небо первую порцию огней, и тогда люди услышали волчий вой. Ричард щелкнул колесиком зажигалки и поднес дрожащее пламя к запальному шнуру. Руки у него дрожали: Ричард нимало не сомневался в том, что этот вой, от которого продрала дрожь с головы до ног – сигнал к общей атаке.

– Парни, держать оборону! – прокричал Майкл, на всякий случай выключая питание рации – отвечать Адаму не было времени, – Седжвик – за старшего! Я на крышу!

Лестница опасно тряслась и раскачивалась, но Майклу было наплевать – он должен был видеть, что происходит вокруг. Выскочив из люка, Майкл услышал вой и понял всё.

– Зря ты подорвал мины, Майки, – глухо сказал Ричард, не отрываясь от прицела.

Майкл присел рядом с ним и успел прошептать:

– Я не знал, Ричи. Что это было?

– «Бизоны», – успел ответить Ричард, прежде чем они увидели темные силуэты со сверкающими глазами, пугающе плавно скользящие прямо по разорванным телам «бизонов».

Волки пробегали взрытую полосу земли, перепрыгивая воронки от разрывов мин, они спрыгивали в ров, забитый мертвыми телами и осыпавшейся землей, с каждой секундой, с каждым прыжком неумолимо приближаясь к вершине. Через несколько секунд они должны были выскочить на ровную, как стол, плоскую вершину.

Майкл не сомневался в том, волков не сдержат стены Форта, что они не успокоятся до тех пор, пока не найдут уязвимое место и бросятся туда всем скопом. Их нужно было остановить любым путем и Майкл бросился к накрытым брезентом деревянным ящикам, внутри которых были аккумуляторы и бластер Мазаева…

«Каспер-1» был легче «Титана», поэтому он первым приблизился к высоте «9-21». «Титан» отставал от него на пять минут. «Каспером-1» управлял Дэвид, «Титан» вел Адам, он страшно нервничал из-за внезапно прервавшейся связи с Майклом, он настойчиво гнал от себя навязчивые мысли о том, что Форт пал еще до того, как прибыла кавалерия в виде двух, как говорил Густафсон, «надувных шариков». «Шарики» тащили с собой по две бомбы каждый, а большой дирижабль дополнительно – еще одну канистру с напалмом.

Дэвид уже видел вершину холма и темный деревянный кубик Форта на термовизоре, но всё остальное пока еще скрывали деревья.

– Похоже, сегодня я буду первым, – чуть улыбнувшись, сказал Варшавский.

– Зато я толще, – проворчал Адам, с трудом сдерживая себя.

Он монотонно бубнил в микрофон рации:

– Майкл – это Адам! Майкл – это Адам! Ответь! Ответь! – но в ответ он слышал только тишину – эфир хранил молчание.

В комнате контроля были только Адам и Дэвид – несовершеннолетних «беспилотчиков» было решено не допускать к управлению. Хоть Роджер и особенно Джек упорно сопротивлялись неумолимым старшим «пилотам», доказывая, что даже им, старшим, нужно время от времени отдыхать, что они согласны просто вести дирижабли в дневное время, но Фред неожиданно для всех, кроме Адама, согласился не участвовать во втором налете. Более того, он уговорил младшего брата и Джека согласиться на предложение старших – он хорошо помнил свою боль и шок, когда его пальцы нажали на кнопку сброса. Он помнил это страшное чувство пустоты внутри, это бессилие, круто замешанное на ненависти к себе и окружающим, и чувство утраты, как будто с этим простым движением пальцев он что-то потерял, какую-то важную часть своей души. Как будто что-то сгорело внутри, как будто бы он успел вырасти и состариться всего за один день.

Варшавский и Фолз снова принимали таблетки Ченя Ли и чувствовали себя отлично до тех пор, пока Майкл не сообщил о непонятной аварии в Форте. Дэвид, как всегда, казался спокойным и собранным, лицо Адама постепенно замирало, как будто высыхающая восковая маска.

У Дэвида мелькнула одна догадка, когда он услышал, как Майкл рассказал об электромагнитном импульсе. Хоть он и вел «Каспер-1», в основном, с помощью термооптики, Дэвид рискнул изменить настройки прибора, чтобы сделать его более чувствительным.

Адам заметил, как Дэвид ожесточенно барабанит по клавишам, временами выпуская ручку управления, чтобы помочь свободной руке.

– Что ты делаешь, Дэви?

– Есть у меня одна мысль, Адам, – невнимательно ответил Дэвид.

– Если из-за этой мысли ты угробишь дирижабль, вряд ли это будет хорошей идеей.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Дэвид, – сейчас. Вот! Всё!

Он облегченно откинулся на спинку стула и вздохнул, взявшись за управление. Вид на экране термовизора «Каспера-1» изменился, теперь вместо темных холодных цветов – черного и серого сияло серебристое свечение – прибор улавливал даже незначительный перепад температур, даже холодные предметы сияли, как мощные лампы.

– Ты не боишься, что аппаратура не выдержит? – спросил Адам.

– Боюсь, но мне нужно кое-что проверить. Вот! – вскричал Дэвид, приподнимаясь на стуле и указывая на холм, медленно поднимающийся над окружающими его деревьями.

Холм выглядел горкой из темного хрусталя, в мерцающей глубине были видны очертания сложных геометрических фигур, состоящих из кубов, эллипсоидов, вкупе с острыми гранями тетраэдров и призм, одновременно поражавшие взгляд своей завершенностью и нечеловеческой логикой. Некоторые эти фигуры были темными, но некоторые буквально сияли, сверкая алмазными гранями. Внутри холма, как бьющееся сердце, пульсировал нежно-золотистый шар, он сокращался в размерах, сила его свечения то возрастала, то убывала, тонкие золотые нити тянулись от него к освещенным и по-прежнему темным фигурам.

– Я так и думал, – вскричал Дэвид, – внутри холма что-то есть! Это шар наверняка источник энергии, а эти каналы, которые тянутся от него к этим штукам, просто обязаны быть питающими волноводами!

Дирижабль наконец вышел в зону прямой видимости и «беспилотчики» увидели яркую волну из ослепительно-красных продолговатых капель, накатывающуюся на вершину холма, увидели яркие пунктиры нитей – трассирующих пуль, протянувшиеся из Форта к набегающей волне, крошечные тюльпаны разрывов, над приземистой коробкой Форта взлетали в небо разлетающиеся звезды.

– Черт, плохо дело, – озабоченно проворчал Дэвид, переводя двигатели дирижабля с полного хода на самый полный.

Адам про себя проклинал всё на свете, а по большей части – самого себя, за то, что он предпочел тяжелый «Титан» легкому и маневренному «Касперу», выбрал мощь против скорости и ловкости.

Адам бросил быстрый взгляд на экраны Дэвида и потрясенно прошептал:

– Ох, дьявол…

Дэвид повернул голову и на мгновение застыл: шар внутри холма уже не пульсировал, он увеличился в размерах на треть по сравнению с прежним размером, сила его свечения возрастала с каждой секундой. Странные машины, скрытые в глубине холма, вероятно, тоже начинали оживать…

Малая луна вышла из-за туч, но не это было причиной того, что установка-ловушка снова ожила. Настроенная на определенное время действия, установка произвольно меняла частоту и силу ментальных ударов, но в тот момент, когда Майкл схватил в руки холодную рукоять бластера, Ловушка заработала почти на полную мощность…

* * *

Я вбежал на холм одним из первых. Я хотел умереть, но судьба насмехалась надо мной: вместо смерти она одарила меня не смертельной раной и постыдным забвением.

Я услышал, как рядом со мной в землю ударилось что-то, вылетевшее из узких щелей в стенах человеческой берлоги. Это «что-то» разорвалось с оглушительным грохотом, волна горячего воздуха толкнула меня в бок. Сейр, бежавший справа от меня, исчез в этой вспышке, визжащие осколки металла пронеслись надо мной, не причинив мне вреда, ни один из них даже не задел меня. Я еще успел почувствовать досаду, когда передо мной, как колючий куст, вырос очередной разрыв. Что-то рвануло мой правый бок, темная волна ударила меня и сбила с ног. Я покатился по земле, я чувствовал на языке землю и кровь, и в этот момент, что-то черное упало на меня сверху, и я упал без сознания…

* * *

Седжвик приказал открыть огонь, с крыши стали стрелять из гранатометов. Начали работать снайперы, их огонь был плотным, волки, бегущие впереди, были их основными целями. Гранатометчики стреляли из многозарядных гранатометов, их зарядов должно было хватить на то, чтобы установить непреодолимую стену для первой волны набегающих волков. Пулеметчики на первом этаже укрепления стреляли практически вслепую – им мешали взлетающая земля и дым разрывов, но их огонь был ураганным, они помнили направления стрельбы так, как будто бы они стреляли днем.

Первая волна была практически полностью уничтожена, но волки не собирались сдаваться. Казалось, они уклоняются от пуль, обходят активные секторы обстрела.

Майкл подключил бластер к аккумуляторам и выпрямился, придерживая длинную трубу излучателя левой рукой, как будто держал в руках винтовку. Когда Майкл готовил аппарат Мазаева к бою, он слышал, как один за одним замолкают гранатометы.

Ведь всё зависит от стрелка и от обстоятельств, некоторые стреляют медленно, тщательно целятся и выбирают цели, другие стреляют серией, пытаясь поразить как можно большую площадь. Вот и сейчас один за одним он слышал глухие щелчки ударников, слышал, как отлетают воняющие взрывчаткой гильзы. Это кажется почти нереальным, но Майкл слышал всё.

Он выпрямился в тот момент, когда последняя граната разорвалась, выбросив плотный сноп земли, когда последняя ракета, вылетевшая в небо, чтобы осветить холм, погасла. Кто-то из солдат потянулся за следующей «римской свечой», но его рука замерла на полпути.

Ракеты не понадобилось, ночь осветилась вспышкой света, похожего на гигантский электроразряд в небе – молнию чудовищных размеров. Сияние рассеяло внезапно сгустившуюся темноту, над Фортом сверкнул переливающийся всеми оттенками серебра вихрь, похожий на волшебный посох какого-то волшебника из древних сказок…

Дэвид увидел, как над темной коробкой, опутанной сверкающими нитями пунктирными нитями, сверкнула ослепительная вспышка, как колючий сноп искрящихся частиц ударился во вторую красную волну, поднимающуюся на холм, как молния бьет в бешено раскачиваемое ветром во время бури дерево.

– Майк не дождался кавалерии.

– Будем надеяться, что она ему не понадобится, с такой-то игрушкой из Апокалипсиса, – прошептал Адам…

Майкл ощутил довольно сильную отдачу и сжал бластер обеими руками. Мазаев предупреждал об этом: «Мы не успели усовершенствовать прибор», – Майкл, как наяву видел перед собой его часто моргающие глаза, скрытые за стеклами очков в проволочной оправе, – «при генерации излучения сгорают частички воздуха, соприкасающиеся с лучом, вернее, они даже не сгорают, а взрываются, поэтому имеется отдача, как при стрельбе, ну, вы знаете». Фапгер знал об отдаче, видел, как во время демонстрации прибора в тот день, когда отряд покидал базу, загорались и падали деревья, но он даже не мог предположить, каково ему будет смотреть на работу бластера в бою.

Луч бластера, больше похожий на неряшливо сплетенный пучок пшеничных колосьев колючими молниями «колосков» врезался в кажущуюся сплошной стену из спин, плечей, морд, лап. Майклу показалось, что струя воды из шланга смывает набежавших на веранду загородного дома муравьев, только вода была не водой, а волки никак не были похожи на муравьев. Просто с высоты четырех метров над холмом всё выглядело именно так: рассыпающий искры луч врезается в маленькие фигурки, которые разлетаются, как игрушечные солдатики во время горячей битвы двух пятилетних генералов, как человечки, сделанные из хлебного мякиша и спичек. Черные фигурки сгорают практически мгновенно: вот только что это был взрослый волк, изо всех сил бегущий к отвратительно пахнущей человеческой берлоге, а через миг от него остается обугленный комок запекшегося мяса, сквозь которое белыми толстыми прожилками проступают обнажившиеся кости.

В этот момент Майкл не думал о том, что он убивает сейров, ему уже было наплевать, разумны они или нет, его волновали только две вещи – успеет ли он сделать еще несколько проходов, чтобы «зачистить» восточный и южный склоны и хватит ли ему на это энергии аккумуляторов. Он смел лучом сейров, взбегающих на холм с западной стороны и повернулся, прокричав снайперам и гранатометчикам, перезаряжавшим оружие:

– Лежать! Всем лежать!

Луч мазнул широкой разлапистой струей по соседним склонам и несколько десятков черных фигурок вспыхнули в огне. Майкл уже поворачивался обратно на западную сторону, потому что основная масса волков продолжала штурмовать холм именно с этой стороны, когда его глаза вспыхнули яростной, уже появлявшейся этой ночью, болью, такая же страшная боль пронзила его голову. Из сознания, как будто свирепым ураганом, вымело все остатки мыслей – настолько резкой и мучительной была эта боль. Последней мыслью Майкла была мысль «удержать бы бластер…» Он попытался задрать ствол излучателя вверх, но холодная труба, как будто обладающая собственной волей, вырвалась из его рук.

Луч ударил в крышу, сжег снайперов, схватившихся за головы, сжег гранатометчиков, корчащихся от невыносимой боли, разорвал балки, поддерживающие бревна крыши, тут же исправно поджигая их. Он скользнул дальше и разрушил часть западной стены здания. Он прошел бы и дальше – в аккумуляторах за спиной падающего Майкла осталось еще достаточно энергии, – но вместе со вспышкой боли, ужаса и паники вспомогательные излучатели Ловушки снова уничтожают то немногое оборудование, оставшееся у гарнизона Форта, в том числе и энергетический бластер. Но это уже мало заботит тех, кто остался в живых.

Бревна, из которых люди построили Форт, тут же вспыхивают, как будто их облили бензином и подожгли. Часть разрушенной стены валится наружу, но гораздо большая её часть накрывает солдат, продолжавших стрелять до последней секунды. Обломки бревен разлетаются в замкнутом внутреннем помещении, подобно шрапнели. Некоторые большие обломки длиной с руку взрослого мужчины, самые маленькие обломки величиной с карандаш. Их очень много – луч почти полностью раздробил верхнюю часть стены, они разлетаются, визжа, как осколки бомб, со скоростью пуль. Ими ранены или убиты практически все, многие солдаты погибают под раскатившимися бревнами.

Может быть, это выглядит издёвкой судьбы – умирать, ничего не видя и не слыша вокруг из-за боли, терзающей тела, истязающей внутренние органы и периферическую нервную систему.

Крыша проседает под тяжестью тел и оборудования, скопившегося наверху. Она почти полностью объята пламенем. Когда она обваливается внутрь здания, в живых не остается почти никого. Те, кто еще был жив, оглушен упавшими досками и бревнами или ранен разлетевшимися обломками, теперь, скорее всего, обречены заживо сгореть в огне. В здании начинается пожар, на месте провалившейся крыши остается только несколько бревен в углу: их поддерживает угловая крепежная балка. Вообще, обрушить угол даже такого наспех построенного здания не так уж и просто.

Свечение, охватившее холм, снова тускнеет. Источник энергии Ловушки окончательно иссяк, мастерство Хозяев Стихий или их канувших в лету слуг теперь обречено вечно покоиться в глубинах холма, склоны которого щедро усеяли трупы сейров. Холм как будто с благодарностью принял дар и пожертвования в свою честь, как будто бы этим изначально мертвым машинам был очень нужен этот погребальный костер, разгорающийся на вершине холма…

Дэвид видит, как разгорается свечение шара в глубине холма и успевает поставить бомбы «Каспера-1» на боевой взвод. Он успевает заметить, как сияющий скипетр из белого небесного серебра очерчивает широкий круг вокруг игрушечного деревянного кубика, как белая молния пронзает этот спичечный коробок, как будто штопальной иглой. Из груди Дэвида вырывается глубокий вздох, он выключает двигатели дирижабля и в этот самый момент его экраны подергиваются рябью, которые телевизионщики обычно зовут снегом.

– Меня сбили, Адам, – говорит Дэвид, хотя ситуация не нуждается в объяснениях.

Просто ему нужно что-то сказать, чтобы хоть как-то разрядить гнетущее беспокойство, как невидимый туман, сгущающееся в комнате контроля, это напряжение, подобное насыщенному электричеством воздуху перед грозой.

Адам кивает и говорит:

– Ты видел – они включили бластер.

– Да.

– Их ударило в тот момент, когда они стреляли из бластера. Ты видел, как упал луч?

Дэвид промолчал.

– Мне показалось, может быть, я и не прав, но мне показалось, что их накрыло лучом. А что видел ты?

– Трудно сказать точно, – отвечает, как всегда осторожный, Дэвид.

– Их накрыло, – тихо сказал Адам, как будто самому себе, – черт меня подери, их точно накрыло. Майк говорил, что перед электромагнитным импульсом была волна резкой боли, что у них болели глаза и был оглушающий свист, я еще подумал, что это инфразвук, а если их накрыло в то время, когда они работали бластером, то…

Адам замолчал и сжал зубы.

– Дэвид, помоги мне, пожалуйста, ты ведь теперь безлошадный.

– Конечно. Что делать?

– Настрой мою термооптику, чтобы я мог видеть так же, как видел ты.

– Ты будешь продолжать вести «Титан» к высоте?

Дэвид не дождался ответа и молча стал настраивать термовизор Адама.

– А если еще один импульс? – спросил Дэвид. – Что тогда? Ведь мои бомбы, скорее всего, пролетели впустую.

– Надо рискнуть, Дэвид, – сказал Адам и горько рассмеялся над своими словами, – «рискнуть», ха! Как будто мы действительно чем-то рискуем, помимо этой чертовой техники. Ведь меня не накрыло вместе с тобой. Значит, радиус излучения ничтожно мал.

– Конечно, Адам, конечно.

– Их же там убивают, Дэви, – прошептал Адам, как будто не слыша слов Варшавского.

– Я не спорю с тобой, Адам, я абсолютно с тобой согласен. Я тоже боюсь за наших парней, – пальцы Дэвида дрожали от напряжения, иногда ему приходилось по несколько раз повторять команды, – вот. Всё готово.

Теперь экран термовизора «Титана» стал молочно-серебристым, как всего минуту назад был экран «Каспера». До высоты осталось полторы минуты лета…

* * *

Я очнулся от боли. Похоже, боль стала моей единственной верной подругой в последнее время. На мне лежали тела убитых людьми воинов, мне пришлось расталкивать их лапами, чтобы выбраться на свободу. Вдобавок, нас порядочно присыпало землей. Мне не хватало воздуха, я задыхался, но вскоре смог освободиться из-под тяжести мертвых тел. Я оказался очень близко от постройки людей, меня это нисколько не заботило, мне показалось, что так я смогу точно получить то, к чему я стремился – смерть.

Я не услышал выстрелов, еще мгновение назад оглушительно грохотавших в ушах, и меня даже охватило некоторое раздражение. «Вот перед вами сейр, который желает умереть, а вы, глупые люди, убиваете тех, кто еще мог бы жить». Я перевел дыхание, посмотрел вверх и замер, очарованный и испуганный одновременно.

Я увидел небесно-белую молнию, рассекавшую небо. Я обернулся назад, чтобы посмотреть, куда же ударит, и увидел, как молния, упрямо не желающая пропадать, мгновенно превращает моих сородичей в горящие ошметки. Эта молния тянулась откуда-то с высоты, с вершины человеческой постройки. Это не могло быть ничем иным, как очередным страшным оружием людей. Илайджа ничего не знал об этом оружии, я знал это, он не мог мне соврать, но от этого боль, вспыхнувшая в моем сердце, не стала слабее. Я снова был вынужден смотреть, как гибнут сейры, я не мог равнодушно смотреть на столь безжалостное истребление, я не мог слышать, эту тишину, не нарушаемую ни воем, ни рычанием сейров – когда бежишь вверх, нужно держать дыхание.

Они и умирали молча, без стонов и воплей – молния, моментально сжигающая их, не давала им возможности сказать хоть что-нибудь. Самое страшное в этом молчаливом беге навстречу смерти было то, что сейры не останавливались. Они видели, как погибают их сородичи, братья, охваченные серебристым сиянием, похожим на дождевые капли, они видели, как их тела тают, как лед на солнце, в огне, превращаясь в пепел, обгорая до костей, умирая. Но никто из пока еще живых не остановился, не замешкался ни на миг, не испугался.

Мое место было рядом с ними. Я уже повернулся, чтобы бросится в этот белый колдовской огонь, но молния вдруг сделала гигантский круг. Я остановился на её пути, она неминуемо должна была поглотить меня, но вдруг уже знакомый страх ударил меня. Я упал на землю, надеясь, что хоть сейчас смерть придет ко мне. Я не защищал свой разум, мне это было абсолютно безразлично, я пил этот ужас, как измученный жаждой, но колдовство было настолько сильным, что убивало не разум, а тело. Мои лапы сжимались и разжимались, голова дергалась, как голова змеи, отделенная умелым взмахом когтя от туловища, я чувствовал, как горят мои глаза, и молил смерть забрать меня.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19