Люди и волки (Черная пустошь – 2)

Я встал перед ними.

– Вот я перед вами – сейр, который уже прошел по этому пути. Я чуть было не потерял рассудок, когда выбрал этот путь, я потерял гораздо больше, чем вы – я потерял своих близких, братьев и сестер не один и не два раза, а три! Первый – во время первого столкновения с людьми я потерял свою семью. Второй – во время стычек в лесу я потерял почти всех своих братьев. И третий – я потерял их всех в тот момент, когда Илай предложил нам мир. Я отказался о своей мести, потому что понял – если я не приму его слова, если позволю себе продолжать мстить – я превращусь в зверя. Перед лицом погибших и тех, кто остался жить в ваших племенах, я сделал свой выбор в пользу всех сейров, всех, без исключения. Я смог простить столько смертей! Неужели теперь вы не сможете простить людям?! Они ведь ничего не знали об Илае!

– Ты потерял рассудок, Белый, и из-за кого? Из-за этого человеческого последыша? – прорычал Лоро.

– Этот последыш, как ты его называешь, был таким же, как и мы, – сказал я. – Он так же ненавидел, так же заблуждался, как и мы, но так же, как и мы, он был способен на раскаяние и прощение. Он признал ошибки своего народа! Почему же вы не можете понять, что сейчас все мы совершаем ошибку, самую страшную ошибку, которая будет стоить жизни нашему народу?!

Они молчали.

– Я не говорю, что смерть наших братьев и сестер бесполезна. Я знаю – то, что произошло с нами, без сомнения, самое чудовищное зло, которое могло случиться. Я не ищу оправдания поступку людей, я знаю, почему они это сделали, я пытаюсь найти объяснение тому злу, что они натворили. Но даже это не главное. Если мы ответим злом на зло – мы упадем в пропасть, откуда уже никому и никогда не будет возврата.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, Белый, – глаза Велора были похожи на два черных камня, – ты предлагаешь нам простить людей, забыть нашу смерть…

– Простить – да, но не забыть.

– Ты предлагаешь нам предать свой народ, – продолжал Велор, как будто не слыша моих слов, – покорно уйти подальше в леса, прятаться, подобно червям, и каким-то образом дать понять людям, что мы не желаем им зла.

– Я сам могу отправиться к ним, – сказал я и мои слова повисли в воздухе.

– А я говорю, что этого не будет никогда, – глаза Велора полыхнули яростным огнем, – я говорю, что теперь перед нами стоит очень простой выбор – либо мы, либо люди. Третьего не дано никому – ни нам, ни людям. Пока хоть один человек оскверняет своим присутствием наши земли, я не успокоюсь – клянусь своей душой.

– Клянусь, – прорычал Касп, с ненавистью глядя на меня.

– Клянусь, – повторил Лоро.

Сайди молча склонил голову, не глядя ни на кого.

– Завтра мы выступаем к поселению людей в лесу. Я спрашиваю тебя, Белый, пойдешь ли ты с нами? Мне безразлично – отправишься ли ты на битву в качестве вождя или нет, но я должен знать – ты с нами или нет?

– Я выйду на битву как обыкновенный воин, Велор, – ответил я.

– Хорошо, – он равнодушно, как на пустое место, посмотрел на меня, – тогда ты должен покинуть совет, твое место займет твой преемник.

– Пусть будет так.

– Наверное, ты испугался, Белый? Испугался, что мы убьем тебя так же, как убили твоего дружка, больше похожего на бледную жабу, если ты пойдешь с нами?

– Ты всегда был глуп, Лоро, – как можно презрительнее ответил я.

Над моей головой взметнулась его лапа, занесенная для удара.

– Я не потерплю, чтобы сейчас сейры убивали сейров, – взревел Велор и Лоро отступил, – у нас есть дела поважнее!

Лоро посмотрел в мои глаза и я понял его мысли: «Когда-нибудь, в другом месте и в другое время, Белый».

И я кивнул ему в ответ – «Когда-нибудь»…

* * *

Знакомо ли вам ощущение надвигающейся беды? Предчувствовали ли вы когда-нибудь нечто страшное, что происходило потом? Отмахивались ли вы от своих предчувствий?

Это давящее на грудь чувство, как духота перед грозой. Ветер стихает, деревья замирают, как будто молятся небесам. Небо заволакивают серые плотные тучи. Земля кажется укрытой плотным стеганым одеялом, горячая прослойка воздушных масс давит, как прессом. Вы смотрите на небо и вас охватывает внутренняя дрожь – вы знаете, что должно произойти. Задыхаясь и обливаясь потом, вы знаете, что будет потом.

Налетит ветер, его порывы будут ломать деревья, опрокидывать вывески, швырять пыль прямо вам в лицо. Потом небо расколется на части от раскатов оглушительного грома. Потом яркие цепные ленты молний ударятся о землю. Из расколотого неба на землю хлынут потоки воды. Душная неподвижность сменится пронизывающей до костей влажностью. И вы будете говорить – «Так должно было случиться, я чувствовал».

На Лимбе тоже ждут бури. Гораздо более страшной, чем проливной дождь или ураган. Эта буря принесет с собой смерть.

Это, так или иначе, чувствуют все. Сейры, неумолимо приближающиеся к холму, на котором солдаты построили свой Форт. Это чувствуют солдаты, бесполезно пытающиеся заснуть в преддверии грядущих событий. Это чувствуют «беспилотчики», которые ведут дирижабли далеко в лес.

Что-то должно произойти. Все знают, что, но всех их – и сейров, и людей, – терзает мучительный вопрос – когда?…

Майкл Фапгер спит за своим столом, уронив голову на сложенные руки. Два часа назад он думал, что заснуть ему не получится, но он ошибся. Он спит чутко, как сторожевой пес – даже во сне он прислушивается к отрывочным звукам и шорохам. Он слышит, как шумит ветер в кронах деревьев, как скрипят наспех сбитые доски перекрытий.

Рация, лежащая рядом с ним, шепчет голосом Ричарда Вейно:

– Майк, Майк! Где ты там? Майк!

Фапгер просыпается сразу же, как по команде. Он хватает рацию, еще толком не проснувшись, его движения замедлены, как будто бы он плывет на глубине:

– Да!

– Мы дождались, Майки! Черт подери, мы дождались!

Глаза Фапгера мгновенно из осоловевших становятся колючими и настороженными. Сон пропадает, как будто смытый ведром холодной воды.

– Иду!

Он подхватывает винтовку, прислоненную к стене, и неслышно поднимается на крышу. Он движется настолько плавно и осторожно, что не скрипит ни одна перекладина. Низко согнувшись, чтобы его не было видно из леса, он подкрадывается к темным фигурам, замершим у края крыши. Снайперы напоминают черные мешки, набитые сеном – они накрыты маскировочными накидками, скрывающими их. Только по едва заметным движениям винтовочных стволов можно заметить, что они наготове.

– Началось, – шепчет Ричард.

Он спокоен, его руки не дрожат, но внутри его начинает бить мелкая противная дрожь, как перед прыжком с десятиметровой вышки. Ричард знает, что эта дрожь пройдет, как только он прильнет к окуляру прицела и сделает всего один глубокий вздох, но он ненавидит себя в эти секунды, когда напряжение этих изматывающих дней прорывается наружу.

– Где? – шепчет Майкл.

Ричард молча подвигается в сторону, освобождая место для Майкла. Фапгер заглядывает в экран термовизора и чувствует, как холодный воздух проходится по спине.

– Сколько же их там, – шепчет он изумленно.

На экране – темная кромка леса как будто бы освещена изнутри светом сотен светящихся красным тел. Эти тела легко узнать, даже не надо смотреть в обычный бинокль, чтобы увидеть эти тени со сверкающими, как угли, глазами. Майкл осторожно проводит датчиком по сторонам.

– Они окружили нас, можешь не проверят. С восточной стороны – та же картина, – шепчет Ричард.

Красное сияние окружает холм со всех сторон.

– Поднимай парней.

– Дон, – шепчет Майкл, прижимая к шее ларингофоны рации, – Дон! Тревога! У нас гости.

– Слышу, не глухой, – слышится знакомое ворчание.

– Поднимай всех, только тихо.

– Понял. Выполняю.

– Майкл, когда ты в последний раз связывался с Башней? – шепчет Ричард.

– Дирижабли уже на подходе. Черт, быстро же они обернулись, – шепчет Майкл и Ричард знает, кого он имеет в виду.

– Все – на местах, – слышит в наушниках Майкл.

– Хорошо. Ждать команды.

– Есть…

Над лесом всходит вторая, маленькая луна Лимбы. Ее свет настолько слаб, что он не освещает, а наоборот – затуманивает. Вторая луна в черном небе похожа на обглоданную кость.

Пока еще никто не ощущает этого, но древние силы, скрытые под толщей земли, оживают. Холм скрывает в своей сырой глубине древнюю установку Полигона. Её действие очень простое – она предназначена для того, чтобы вселять ужас в любое существо, оказавшееся в радиусе её действия. Установка почти полностью разрушена, многие излучатели давно уже вышли из строя, но некоторые всё еще – в рабочем состоянии.

Сегмент Полигона приходит в действие. Источник древней энергии, скрытый в глубинах земли, почти полностью иссяк. Его иссушили бесчисленные войны, безжалостные приказы Хозяев, прошедшие годы и неумолимый ход времени, но даже тех крох, что остались, хватает для того, что запустить установку. Оживают преобразователи энергии. Те немногие излучатели, оставшиеся в строю, начинают испускать электромагнитные волны, модулируемые по неизвестным законам специальным устройством – модулятором напряжения.

Люди еще не знают об этом, но у этой установки-ловушки имеется весьма неприятный побочный эффект излучения…

Сначала Майкл слышит негромкий звук, похожий на комариный писк. Звук усиливается, переходя в басовое гудение. Мощность его нарастает с каждой секундой. Майкл чувствует, как у него ноют зубы, потом в глазах появляется неприятное ощущение, как будто покалывание тысяч раскаленных иголочек – это лопаются мельчайшие кровеносные капилляры. Люди ощущают, как их охватывает чувство страха, постепенно перерастающее в нечто большее. Волна сверхъестественного страха окатывает людей, вал леденящего кровь ужаса, выметает все мысли, люди начинают беспорядочно метаться или корчиться в судорогах. Холм окутывает мертвенно-белое свечение, похожее на туман…

* * *

Мы услышали, как пробудились древние силы. Сейров охватил страх. Кто знает, что произошло бы с нами, если бы не вопль Велора:

– Закройте свой разум! Закройте скорее – это Полуночный Ужас!

Многие из нас слышали рассказы стариков об этом колдовстве бывших Хозяев. В определенное время, в некоторых местах сейры впадали в панику, сходили с ума, набрасывались друг на друга или мчались прочь, не разбирая дороги, не обращая внимания на раны от падений и столкновений. В это время глаза отказываются служить – страшная боль ослепляет, как удар молнии. Ужас парализует, сковывает тело, как будто сильнейшим холодом. Эти чары приходят в виде светящегося тумана и вселяют страх во все живое.

Единственный способ не поддаться влиянию чар – представить себя мертвым, отключить сознание, вообразить, как будто ты – кусок дерева или холодный камень. Нельзя думать ни о чем – чары чувствуют тебя и набросятся на тебя с утроенной силой, если ты позволишь своему разуму проявить слабость.

Все старики советовали, как только тебя охватывает Полночный Ужас – нужно бежать без оглядки, иначе – смерть. Тебя не спасет способность установить барьер против этих чар в своем сознании. С каждым мгновением чары будут усиливаться и даже самая крепкая защита неизбежно рухнет под их натиском. Если не убежишь – потеряешь рассудок.

Мы увидели, как холм заволокло призрачной завесой. Многие из нас понимали, что убежать не удастся – мы подошли слишком близко к проклятому месту.

Но нам повезло – эта сила была слишком старой. Мы почувствовали, как слабеет давление на наше сознание, как чары постепенно сходят на нет, а потом и вовсе пропадают без следа. Свечение над холмом померкло и предательский туман растаял.

Мы замерли, в испуге глядя друг на друга, многие не успели защититься, и теперь в запоздалом ужасе оглядывались по сторонам, как бы спрашивая, каким образом они оказались здесь. Мы стояли и с опаской смотрели на холм, не зная, что нам делать дальше…

* * *

Гудение перешло в писк, вскоре растворившийся во внезапно наступившей тишине. Ричард обалдело тряс головой, Майкл прижимал ладони к глазам.

Боль отступила, как будто бы ее не было. Кто-то простонал, уже не заботясь о том, чтобы не шуметь:

– Господи боже, что это была за чертовщина?

Многие терли зудящие глаза. Некоторые, у которых были пломбы в зубах, морщились от боли.

– Черт, мне показалось, что мои коронки сейчас повылетают к чертовой матери.

– Я как-то попал на маленьком самолете в грозу, – тихо сказал кто-то из снайперов, – рядом с нами ударила молния, все приборы сгорели, как свечки, а мой напарник так же, как сейчас, схватился за челюсти и заорал.

– Майки, ты как? – спросил Ричард, хорошо помня о том, что половина зубов Майкла были искусственными.

– Показалось, что моя челюсть запрыгала, как заводная лягушка, – проворчал Майкл, – наверное, хотела убежать в лес, к волкам.

– Ладно, ребята, – громко сказал Майкл, – что бы это ни было, оно уже кончилось. Будьте начеку. Как там наши зверюшки? – спросил он у Ричарда.

– Майки, – прошептал Ричард, его челюсть бессильно отвисла, как у дряхлого старика.

– Что? – повернулся к нему Майкл и тут же осекся.

Мониторы термовизоров были черными, как нефть. В окулярах оптических прицелов ночного видения навсегда поселилась темнота. Во всем Форте погас свет. Все приборы, всё оборудование, питавшееся от аккумуляторов, вышло из строя…

* * *

– Братья, прогоните страх! – разнесся крик Велора. – Это было очень старое колдовство, и вы сами почувствовали, что оно было очень слабым. Вспомните, зачем мы пришли сюда! Мы должны уничтожить людей!

Мы, сейры, по натуре своей не склонны отказываться от своих намерений, чего бы нам этого не стоило. Когда мы выходим на битву, у нас есть только два пути – победа или смерть, третьего не дано.

– Загонщики, вы знаете, что делать! – прокричал Велор и эхо повторило его крик…

* * *

– Ричи, ты за главного! – прокричал Майкл, рывком вскакивая на ноги. – Я – вниз!

– Хорошо.

Майкл слетел по бешено раскачивающейся лестнице, успев подумать, что еще пара таких подъемов или спусков – и на крышу придется лезть по веревке. Внизу возле аккумуляторов на корточках возились трое солдат и Седжвик, остальные напряженно вглядывались в темноту, сжимая в руках оружие.

– Что тут, Дон? – спросил Майкл, чувствуя, как у него всё холодеет внутри.

– Всё сдохло, – с отвращением отбросил в сторону пассатижи Седжвик. – Эй, – закричал он, поднимаясь на ноги, – первое отделение! Бегом на улицу! Занять позиции на флангах! Я хочу, чтобы через двадцать секунд вся территория была освещена! Тащите осветительные ракеты! Быстро, парни!

Солдаты потащили наружу тяжелые ящики с ракетами.

– Ричи, – крикнул наверх Майкл, – бросай ракеты каждые пятнадцать секунд, не дай им выйти из леса незамеченными!

– Такие дела, Фапгер, – проворчал Дон и наклонился к запасным аккумуляторам, – помоги, чего стоишь?!

Они подтащили два тяжелых ящика к распределительной коробке, от которой наружу выходили провода к растянутой проволоке.

– Давай, старик, давай!

– Не гони, не лошадь!

– Подключай, Донни, – умолял Майкл, лихорадочно раскручивая крепление клемм, – не дай бог, они сейчас на нас кинутся, а мы тут, как со спущенными штанами.

– Не плачь, мамаша, – ворчал Седжвик, перебрасывая электрокабели и яростно орудуя отверткой в глубине электрощита.

– Что с рацией?

– Сдохла, как сука, наглухо.

Майкл грязно выругался:

– …, мы теперь даже сигнал на радиомины не передадим, не то что о помощи не попросим! Что с запасной рацией?

– Не знаю, Фапгер, – Седжвик закреплял последний кабель, больше всего боясь в спешке перепутать полярность.

Майкл подбежал к столу, на котором стояла теперь уже бесполезная коротковолновая радиостанция, выхватил пистолет и рукояткой сбил предохранительную панель на металлическом ящике с запасной рацией. Про себя он молился, чтобы было питание, и ему повезло – рация работала. Майкл схватил микрофон:

– Отряд – базе! Отряд – базе! Где вы там?!

– База слушает, – послышался спокойный голос Адама. – Это ты, Майки?

Фапгер облегченно перевел дыхание:

– Да, я. Где дирижабли, Адам?

– Им до вас пятнадцать минут лёта. Что случилось?

– У нас охрененные проблемы, Эйд, охрененные и это еще слабо сказано! Нас обложили со всех сторон!

– Постарайтесь продержаться.

– Мы пытаемся, Эйд, но у нас одна очень большая проблема. Я не знаю, какая хренотень случилась, но у нас погорели все приборы, которые питались от аккумуляторов. У нас ни хрена нет энергии, Адам! Я даже не знаю, сможем ли мы дать ток на проволоку.

– Что произошло?

– Не знаю, Эйд. Мне показалось, что это электромагнитный импульс, как после ядерного взрыва, перегорело всё, мы – как слепые котята! Рация, ночное видение, термооптика, все активные аккумуляторы – всё сгорело к чертям!

– Как же ты смог выйти на связь?

– Работаю на запасной.

– Понятно.

Через бойницы в стенах были видны колеблющиеся красноватые всполохи – в небо взлетали осветительные ракеты. Кто-то из солдат разбросал вдоль рва зажженные фальшфейеры, их должно было хватить минут на пятнадцать.

– Адам, ты можешь постоянно находится со мной на связи?

– Конечно, Майки. Хочешь пару свеженьких анекдотов расскажу?

– Не смеши, Фолз, – мимолетно улыбнулся Фапгер. – Знаешь, что странно? Перед тем, как всё вырубилось, нас как будто оглушило. Какой-то звук, он всё время усиливался, глаза начало резать, как огнем, уши заложило, у кого коронки были в зубах металлические или штифты – тех вообще скрутило по-черному.

– Может, помимо электромагнитного излучения, вас еще оглушили инфразвуком?

– Ни черта не знаю, Эйд, – устало потер ноющие виски Майкл, – может быть.

– Есть какие-то догадки, откуда это всё взялось?

– Точно знаю – это не волки. Чтобы вывести из строя всё, что у нас было, нужна была какая-то установка, а насколько я знаю, наши сейры с техникой не дружат.

– Это точно. Вы проверили местность в округе?

– В первые два дня прочесали весь лес в радиусе десяти километров. Мои парни, конечно, ничего конкретного не искали, помимо волков, но какую-нибудь постороннюю железяку они ни за что бы ни пропустили.

– Майк? – спросил Седжвик.

– Подожди, Эйд. Что, старик?

– Парни проверили всё, что было подключено к аккумуляторам. Сдохло всё, что находилось во включенном состоянии. Аккумуляторы – все по нулям, как будто их ведьмы высосали насухо. У нас есть несколько запасных ПНВ, но это комариный чих – их всего десять.

– Отдай их парням снаружи и два передай на крышу.

– Ладно.

– Как я сам уже понял, всё, что не было включено – нормально работает. Ты подключил проволоку?

– Да. Там пока всё нормально.

– Адам? – спросил Майкл. – Ты все слышал?

– Да, Майки. Ответь мне на самый важный вопрос – ты держал бластер во включенном состоянии?

– Слава богу, которому ты не веришь, Эйд, я даже его к аккумуляторам не подключал.

– Аккумуляторы для бластера не сгорели?

– Тоже – нет.

Радиоволны донесли облегченный вздох Адама. Майкл в это время настраивал передатчик, чтобы в случае нападения подать сигнал на радиомины, одновременно разговаривая с другом и одной рукой перелистывая брошюрку с набором активных частот, чтобы вспомнить, на какой частоте нужно передавать сигнал.

– Да не волнуйся ты там, Эйд, – сказал Майкл, – надеюсь, такая чертовщина не повторится и мы устроим нашим друзьям горячий прием.

Адам что-то ответил, но Майкл не расслышал его – яростный, сводящий с ума, вой донесся из леса. От этого воя многие вздрогнули, как от прикосновения ледяных мертвых рук. Вой сменился оглушающим рокотом, похожим на сход горной лавины, когда перемешано всё – снег, лед, камни, и вся эта масса, ревя, как тысяча паровозов, несется вниз по склону, сметая всё на своем пути. Майкл увидел, как на столе, как кузнечики, запрыгали рассыпанные в спешке патроны и почувствовал, как сотрясается земля под ногами…

* * *

Мы подошли к холму, на котором наверняка ждали нас люди, разделившись на две стаи. Первая стая была гораздо меньше второй, нашей основной целью была разведка. Воины, вошедшие во вторую стаю, стали загонщиками. Им предстояла трудная и опасная работа, таким делом никто и никогда из сейров не занимался. Сейры стали пастухами. На подходе к холму вторая стая окружила стадо мойли численностью в двести голов и погнала их к цели нашего нападения.

Легко сказать – «погнала»! Мойли – не олени, они гораздо сильнее любого лесного зверя, за исключением сейров. Мойли, особенно быки, знают толк в обороне, их рога, хоть и коротковатые, но от этого не менее смертоносные, способны проткнуть даже опытного, зазевавшегося всего на миг, охотника. В стаде быки обычно защищают коров и телят, они берут их в кольцо, а сами пресекают любые попытки разрезать стадо на отдельные разобщенные части. Даже преследовать мойли – нелегкое дело, для этого нужно располагать силами не менее двадцати охотников – это в том случае, если стадо небольшое.

Теперь же перед загонщиками стояла поистине кажущаяся неразрешимой задача – повести за собой стадо в двести голов, и не просто гнать, ожидая удобного случая, чтобы отрезать от основной массы стада слабых или больных мойли, а подвести их к нужному нам месту, не давая возможности быкам прорвать кольцо охотников.

У нас есть одна из черт характера, которая роднит нас с людьми – когда мы чего-то очень сильно захотим, мы этого добьемся. В этот раз загонщики тоже смогли добиться своего. В этом им помогла их численность и наша наши ментальные способности.

Загонщиков было много больше, чем мойли, они смогли подавить естественный рефлекс травоядных перед лицом хищников – защищаться или бежать.

Я отправился в путь с первой стаей, но я мог представить себе эту грандиозную по своим масштабам картину, как будто бы видел её своими глазами. Как наяву, я видел, как множество сейров неслышно окружают мирно пасущихся мойли, как кольцо серых предрассветных теней постепенно сужается вокруг стада. Я как будто бы слышал в своей голове неслышный шепот: «Подчинись, подчинись, подчинись», как будто шорох миллионов лапок лесных муравьев по сухим листьям, как монотонное падение дождевых капель в безветренную погоду, как шорох опускающихся на землю снежинок. Я видел, как первыми чуют опасность вожаки стада, как они озабоченно, но пока не испуганно осматриваются по сторонам, как срываются с места, но, пробежав несколько шагов, останавливаются. Уже слишком поздно: в их примитивный разум уже, подобно тысячам змей, вползают тысячи чужих мыслей и приказов – «подчинись, делай то, что приказано, у тебя нет воли, нет желаний, нет ничего, кроме наших голосов».

Они упрямы и примитивны, они мыслят не так, как мы, их желания и мысли – это мысли и желания животных: «есть, пить, спать, бежать, спасаться». Из-за этого их сознание трудно подавить, это подобно тому, как если бы родители заставили своего детеныша вместо мяса есть траву и жевать ветки, но из-за того, что сейров много, им удается сломить животную волю мойли.

Наверное, это было удивительное и немного пугающее зрелище – видеть, как хранящее молчание, чтобы не нарушить ментальный контакт, сейры медленно подходят вплотную к исполинам северных лесов, которые одним ударом копыта могут сломать позвоночник или раздробить череп неосторожного охотника. Видеть, как мойли, обычно сразу же старающиеся отогнать нас подальше от стада, почти никак не реагируют на то, что их исконные враги, которых они знают, как по запаху, так и по внешнему виду, стоят перед ними на расстоянии прыжка. Как стадо, лишенное сломленных загонщиками вожаков, послушно снимается с места, как быки идут впереди, наклонив огромные головы, шатаясь из стороны в сторону – так велико давление со стороны сейров. Всё происходит практически беззвучно, слышно только шумное, с присвистами и надрывными вздохами дыхание мойли…

Когда Полночный Ужас выполз из-под земли, подчиняясь воле малой луны, вторая стая находилась недалеко от холма, но достаточно далеко, чтобы колдовство древних не ударило по ним. Это, в какой-то мере спасло нас – загонщики не смогли бы контролировать мойли и животные, сами попавшие под влияние страшных колдовских чар, бежали бы напролом. Если бы это произошло – мы не досчитались бы многих.

Велор прокричал загонщикам и они направили стадо на холм. Теперь задача усложнялась многократно – все бегущие инстинктивно выбирают наиболее легкий путь. Заставить стадо бежать в гору можно было только одним путем: постоянно находиться рядом и направлять бег мойли до самого последнего момента, когда у стада уже не будет возможности отвернуть в сторону.

Сейры первой стаи расступились, дав проход загонщикам. Воины смогли построить быков так, чтобы они составили кольцо вокруг основной массы коров и телят для того, чтобы быки, своей массой тела и мощью не дали никому покинуть смертельную западню во время бега.

Стадо устремилось к холму…

* * *

Мерцающий рассеянный свет ракет, взлетающих над холмом, слепил наблюдателей, одевших приборы ночного видения. Снайперы, занявшие позиции на крыше и снявшие инфракрасные прицелы со своих винтовок, увидели, как просветы между деревьями, как будто зубцы расчески, выпустили наружу черный поток, показавшийся им сначала черной рекой, вышедшей из берегов. Эта «река» с огромной скоростью вылетела из леса и понеслась по направлению к Форту. В первые секунды никто не мог ничего понять: это примитивный человеческий инстинкт – замереть при опасности, не проронить ни звука, чтобы не расстаться с жизнью.

В эту страшную ночь счет времени шел на секунды, по крайней мере, в тот момент, когда стадо «бизонов» вылетело из-под сумрачного покрова леса, для людей не было ничего более драгоценного, чем эти ничтожные частички неумолимого времени. Время безжалостно и своей скоротечностью, и тем, что его невозможно остановить.

Ричард Вейно успел пожалеть об этом, но это случилось гораздо позже: у него просто не осталось времени на раздумья.

В первые секунды, когда стадо взбегало по пологому западному склону, когда земля дрожала, как во время землетрясения, когда люди, прильнувшие к бойницам, пытающиеся хоть что-то различить в этом пятнадцатисекундном чередовании вспыхивающих и гаснущих, как падающие звезды, ракет, никто не мог понять, что происходит.

Проволока уже находилась под током – в ожидании неминуемой атаки Седжвик подал напряжение, не дожидаясь команды Майкла. Сам Майкл, будь он месте Дона, сделал бы то же самое – когда весь Форт остался практически без энергии, Майкл панически испугался, что на них тут же навалятся волки – страх перед их способностями давал о себе знать. Когда Ричард увидел, что на них мчатся не сейры, а «бизоны», он уже ничего не мог изменить.

А что бы он мог сделать? Крикнуть, чтобы отключили ток? Чтобы открыли огонь? Взорвали мины? Он не знал, что ему предпринять в этой ситуации, а ситуация уже сама рвалась к самой быстрой и решительной развязке. Времени не было ни на что.

Волки, загоняющие стадо, прекрасно справились со своей ролью воронки, направляющей льющийся широкий поток падающей воды в узкую тугую струю. Сейры, сжавшие стадо с обеих сторон, как в тисках, плавно разошлись в стороны, сбегая вниз по отлогим склонам, предоставив мойли рваться вперед. И стадо продолжило бег. Ничего не понимающие и не помнящие вожаки, бегущие впереди, отупелые от страха и растерянности быки, зараженные общим страхом и паникой коровы продолжали нестись вперед со скоростью пассажирского экспресса. Их ничего не могло остановить – скорость была слишком велика. Бегущие впереди понимали, что развернуться им не удастся – их тут же сомнут бегущие позади и ничего не видящие перед собой быки. Ни в чем ни повинных животных ждала страшная и незаслуженная участь – послужить живым тараном и послушным орудием воли сейров, жаждущих мщения.

«Бизоны» нарвались на «активную» проволоку, как будто первый штормовой вал накатился на скалистый берег – по животным, бегущим впереди прокатилась волна ярких фиолетовых искр. Многих убило сразу, их тела, продолжавшие двигаться по инерции страшного бега, пролетели вперед, некоторые, в основном взрослые быки, умерли мгновениями позже. Их тела, напоминавшие черные, поросшие шерстью, кометы, на всём бегу врезались в землю, выбрасывая во все стороны комья взрытой земли. Картина напоминала поле боя, на котором рвутся странные бесформенные ревущие снаряды – фонтаны земляных разрывов, удары мертвых и умирающих тел, бьющихся в конвульсиях на незаметных в траве металлических нитях.

Сзади неслись остальные, они ревели, предчувствуя смерть, бессильные избежать её. Они, волна за волной, продолжали накатываться на вырастающий на глазах вал из мертвых тел. Быстрота происходящего сделала это побоище неимоверно ужасным, как будто бы преисподняя на секунду приоткрыла перед людьми свой ужасающий отвратительный лик – содрогающиеся в конвульсиях тела, какофония из рева и топота сотен копыт, смрад горящей шерсти. Такое не могло продолжаться долго.

Послышались два глухих хлопка и над двумя последними аккумуляторами Форта всплыли два облачка ядовито пахнущего дыма. Аккумуляторы вышли из строя из-за резких скачков напряжения, вызванных тем, что на проволоке скопилось уже достаточно много «бизонов», отличавшихся от волков и объемом, и массой тел.

Однако это было еще не всё – в тот момент, когда пришел конец надежде людей на электрическую ловушку, оставшиеся в живых «бизоны» продолжали рваться вперед, обезумевшие от паники. Поднимая фонтаны брызг, они ворвались в ров, напарываясь на колья, скрытые на дне, они ревели от боли и ярости, тут же сзади на них налетали их сородичи, еще глубже втаптывая умирающих в раскисшую землю или в предательское дно оборонительного рва.