Царь Давид

Враги были повсюду: люди Саула и филистимляне. Когда они появились на Соленом море на северном побережье в селении, которое называлось Бет Ха-араба, они узнали от рыбаков, что солдаты из Гивы приходили спрашивать, не видели ли они молодого человека по имени Давид. И поскольку Давид уже назвался, он смог лишь возразить, что в мире много людей с таким именем, как у него. Так как у него был иудейский акцент, он не казался чужеземцем и смог скрыться без лишних расспросов.

Следуя затем по долине Акор, они пересекли пустыню Иеруэль, потом пришли в Иудею и достигли Зифы. Давид отыскал там старого пастуха, с которым работал несколько дней, за что тот предоставил ему кров и пропитание. Остальные добывали свою обычную пищу. Давид думал о том, что Вифлеем в двух днях ходьбы. Может быть, повернуть туда со своим отрядом? Но вес меча возвращал его к действительности. Великий ясновидящий пророчил иное.

Вечерами Давид смотрел на луну. Прошел месяц, Давид спрашивал себя, а не поторопить ли слова Самуила? А остальные, Мелхола, Ионафан, что они? Забыли ли они его?

Он пас стада со стариком, когда увидел на дороге пыль, поднимающуюся от каравана лошадей, ослов и мулов.

– Что делают эти люди в наших краях? – проворчал старый пастух. Он положил руку на свой кинжал. Окрестности кишели грабителями, но они передвигались группами по пять-шесть человек, а этих было намного больше. Кроме того, грабители никогда не садились на ослов, только на лошадей.

Его рука сжала кинжал, и он нахмурил брови, когда маленький караван свернул с дороги, чтобы ехать по тропе, ведущей к ним. Давид встал, и волнение охватило его. Он бросился к первому всаднику.

– Ионафан! – крикнул он, ветер пронес это имя над тонкими стеблями полыни, васильков и мясистых лютиков, которые заполняли долину. Первый всадник остановился, быстро спрыгнул на землю и подбежал к Давиду. Они крепко обнялись.

– Я чувствовал себя брошенным! – выдохнул Давид.

– Как видишь, я здесь! – ответил Ионафан, смеясь.

Другой всадник тоже спешился: это был Жоаб, известный наездник. Весь караван остановился под нахмуренным взглядом старика. Раздавался лай собак.

– Все это твои люди, – сказал Жоаб. – Вот семя твоего народа.

Их было около двух сотен, с оружием и поклажей. Кровь прилила к лицу Давида. Он поднял руки к небу.

– Слава Господу! – вторили ему.

Авиафар и другие вернулись с охоты, шесть солдат из прибывшего отряда первыми бросились к Давиду, обрадовавшись встретить здесь своих друзей. Атмосфера радости заполонила все – вокруг слышались лишь восклицания и смех.

Давид собрал всех пеших. Трое из них подбежали к нему, подняли его, крича от радости, в то время как он смеялся. Это были его братья, трое лучников, – Елиав, Аминадав и Самма.

– Помнишь ли тот день, когда бранил меня за то, что я хотел выступить против Голиафа? – сказал Давид Елиаву, когда они наконец поставили его на землю.

– Мог ли я знать, что это Бог Яхве вооружил твою руку? – возразил Елиав.

Бог. Итак, они тоже приняли Бога Самуила. Он не стал говорить об этом, повернулся к остальным и поприветствовал их, называя каждого по имени: десять всадников и десять лучников. Отныне под его командованием сто двадцать восемь человек.

– Но что говорит Саул? – спросил Давид, повернувшись к Ионафану и Жоабу.

– Какой вес имеет то, что может сказать Саул? – ответил Жоаб. – Эти люди утверждают, что они солдаты настоящего царя.

Давид вздрогнул от неосторожно произнесенных слов. Молчавший до этого Ионафан положил руку на плечо Давида.

– И сюда придут другие, множество других, – сказал он. – Теперь я знаю, что это ты будешь царствовать в Израиле. Я буду твоим помощником.

– Да хранит тебя Господь! – прокричал Давид. – Пусть то, что ты сказал, сбудется!

И, чуть помедлив, на одном дыхании выпалил:

– Мелхола!

Выражение лица Ионафана ответило раньше слов:

– Она жива и здорова, но она несчастлива.

Он посмотрел на Давида печальными глазами.

– Мой отец рассердился на нее за твой побег. Он отдал ее в жены другому.

– Другому! – вскричал Давид.

– Палтиэль. Он хороший человек.

Слезы заблестели в глазах Давида.

– Ей надо было идти с тобой, – сказал Ионафан. – И я тоже должен был идти с тобой. Однако я тебя люблю, поэтому я здесь.

Давид долго молчал. Он подумал, что его помолвки с двумя дочерьми Саула, Меровой и Мелхолой, никому не принесли счастья. И, чтобы отвлечься, он повернулся к Эзеру, который присутствовал при этой сцене, напряженно вслушиваясь в разговор, и спросил его:

– Вы из Гивы приехали такими вооруженными? Вас могли заметить!

– Нет, – ответил Ионафан, – мы ехали не такой длинной дорогой. Мы прибыли из Шефелы близ Лакши, где мой отец и Авенир готовятся штурмовать филистимский город.

– А первое сражение?

– Именно оно вынудило филистимлян уйти на юг.

– Ну, тогда не должен ли я присоединиться к вам? – воскликнул Давид.

Ионафан медленно опустил голову.

– Нет, Давид. Предательская стрела не заставит себя ждать. Это сражение не твое. Я не знаю почему, но мне кажется, что солнце моего отца на закате. Моя жена родила недоношенного ребенка. Мне не нравится этот знак. Это знак того, что удача нас оставила. Нет, я снова повторяю: это не твоя битва. Ты туда отправишь других.

Эзер взял Давида за руки:

– Мы тебя не предадим, даже если мы не вернемся. Понимаешь? А те, кто к нам должен присоединиться, но не сделает этого, предадут тебя.

– Но не должен ли я защищать мой народ? – возразил Давид.

– Это еще не твой народ, – сказал Ионафан. – Для начала ты должен выжить, Давид.

Это было почти слово в слово речью Самуила. Давиду было запрещено рисковать своей жизнью. Любовь нашла те же слова, что и божественное провидение.

– Мне пора ехать к своему отцу и моим братьям, – сказал Ионафан. Он сел на лошадь, помахал рукой и уехал. Вскоре вдалеке виднелась лишь тень всадника в облаке пыли.

– Очень хорошо, – сказал Давид Жоабу, овладевая собой. – Сколько, по-твоему, человек должно к нам присоединиться?

– Я бы сказал, три сотни. Солдат, для которых ты являешься символом победы, довольно много. Я не удивлюсь и тому, если через несколько дней их будет тысяча.

– Тогда нам нужны укрепления, – сказал Давид. – Мы не должны просто так оставаться в пустыне, не защищенные от врагов.

Они решили, что самое близкое и наиболее приспособленное место – это небольшое поселение Орша, на холме на юг от Хеброна. Там находилось три колодца, а население было немногочисленным.

Сгорбленный, безучастный к шуму, поднятому молодыми людьми, старый пастух внимательно наблюдал за этой сценой, подложив руки под подбородок.

– Так это ты – царь Давид, – сказал он, когда Давид подошел проститься с ним. – Я сказал себе…

– Что ты сказал?

– Я сказал, что этот юноша слишком красив, чтобы над ним не было божественного знака.

Глава 27

АВИГЕЯ

В действительности они приходили волнообразно. Пятьдесят в первый день, десять во второй, потом еще сто в третий. Они стекались. К концу четвертого дня Эзер насчитал их еще сто двадцать три.

Но они не останавливались. Казалось, в небе над Вифлеемом сверкала звезда, указывая будущее предназначение, к участию в котором стремились люди, чтобы окунуться в его славу. Человеку нужна слава. А солдату – как двум простым людям, впрочем, эти иудеи были все солдатами.

Через десять дней их были уже сотни. Не дезертиры, а энтузиасты. Необходимость сражаться без Давида лишала их страсти, а сражаться хорошо – это сражаться страстно. Они окружали его ежечасно, чтобы увидеть его, услышать, прикоснуться, если удастся.

– В какое сражение поведешь ты нас? – спрашивали они.

– Завтрашнее сражение будет самым большим и самым прекрасным, – отвечал он.

Некоторые женщины присоединялись к ним. Орша, где до настоящего времени было лишь несколько домов дуаров (бедуины Северной Африки), стремительно разрастался. К удивлению жителей селения, которые жили без предводителя, Давид заставил возводить укрепления с дозорной башней, а также построил новые жилища и даже баню. Орша молниеносно превратилась в цитадель.

Моавитяне не спорили, впрочем, они не были склонны к протестам: люди Давида познакомили их с торговлей, и теперь, когда приходили арабские караваны, купцы, едва остановившись, восклицали от изумления: Орша стала городом. Они спросили, как это произошло. «По воле царя Давида», – ответили им. Они решили, что Саул мертв, а Давид является его сыном. Поскольку, с их точки зрения, если бы это было не так, он не стал бы царем племени иудеев.

Кроме того, людям Орши, которые являлись пастухами, нравилось то, что вновь пришедшие могли защитить их от грабителей. Пастухи округи, моавитяне, аммонитяне или другие, тоже радовались этому: они платили за защиту скотом, зерном и вином.

Раньше не проходило и недели, чтобы грабители не появлялись из соседней Аравии разорять дуар. Обычно по пять-шесть человек на маленьких быстрых лошадях, они убивали несколько человек, насиловали женщин, чтобы показать, что они не шутят. Они были удивлены и одновременно разъярены, столкнувшись с настоящими солдатами, которые устремились на них с копьями и мечами, разрубая их на куски. Их самыми жестокими врагами стали Эли и Амон, в чине лейтенантов, а также другие рекруты-воры. Ни один разбойник не спасался, но Амон отдал приказ отпускать одного налетчика, чтобы он рассказывал о поражении. Через несколько недель в округе наконец воцарился мир. Армия Давида наводила порядок в большей части Иудеи, от этой службы армия получала пищу, одежду, содействие.

Не будучи царем Израиля, Давид был в любом случае царем пустыни Иудеи до берегов Соленого моря.

По мере того как новые солдаты Саула присоединялись к нему, положение становилось все ненадежнее. Запасы мяса и зерна были недостаточны. Более того, из-за предательства или распространения новостей новость об успехах Давида и его группы дошла до Гивы. Достаточно сильные, чтобы править в регионе, они не могли еще противостоять отрядам Саула.

– Нам нужны союзники, – сказал Давид на совете, который был сформирован спонтанно и состоял из его братьев, Эзера и нескольких солдат.

Союзники были уже необходимы, так как часовой заметил отряд солдат Саула. Они с разведкой проходили вокруг Орши. Пастух, которого они спросили, постарался передать их слова: «Итак, вот там прячется узурпатор и его шайка ренегатов. Как только мы закончим с филистимлянами, мы придем свести счеты».

Давид знал, что Орша не выдержит долгой осады, если Саул пошлет несколько тысяч человек.

– Начнем с житейских проблем, – сказал Эзер.

В Кармиле, на юге Хеврона, жил богатый скотовод по имени Навал, который, как и другие, извлекал выгоду от новой армии Давида. Имея три тысячи овец и тысячу коз, не говоря уже о землях и долинах, Навал был влиятельным человеком. Давид отправил к нему четырех эмиссаров, чтобы предложить торг.

Они вернулись через день вечером, раздосадованные и раздраженные. Навал прогнал их.

– Кто такой Давид? Кто этот сын Иессея? В наши дни все беглые рабы провозглашают себя царями! Вы продаете ветер, а просите мясо в обмен! – ухмылялся он. – Идите, скажите вашему хозяину, что все мне говорят, что он просто хвастун и что мой скот – не подарок. Я сам очень хорошо защищусь от всех воров!

Давид рассердился.

– Мы покажем ему, чего стоят армии хвастунов! – закричал он. Он решил выслать карательную экспедицию в короткий срок.

Но на следующий день дозорные донесли, что на дороге, ведущей к цитадели, показался караван. Караван! Давид быстро поднялся.

– Бараны, козы, быки! – кричали ему дозорные с высоты башни и земляных валов. Это явно была не военная экспедиция. Во главе этого странного каравана ехала женщина на ослице. Давид расхохотался.

Женщина двигалась по дороге и когда достигла ворот Орши, Давид пошел встречать чужеземку, удивленный еще больше. Она была красивой. Она осмотрела Давида с ног до головы, и показалось, что она его узнала. Рабыня заторопилась помочь ей сойти на землю, а Давид протянул ей руку. Потом она опустилась перед ним на колени, но он ее поднял.

– Я думаю, что это ты Давид, о котором говорят, что он царь. Я супруга Навала, меня зовут Авигея.

– Это я, – сказал он.

– Если ты не царь, то скоро им станешь, – сказала она звонким голосом под изумленными взглядами собравшихся людей.

– Царь должен быть красивым, а ты красив, как царь. Мой господин и хозяин Навал, – сказала она, откидывая капюшон, – привык находиться в кругу пастухов, вот поэтому у него такие манеры. Впрочем, у него и имя-то такое… (Навал – деревенщина по-древнееврейски). По-моему, он отказался платить тебе за твою царскую защиту? Я это исправила, – сказала она, показывая на скот, который рабы загоняли на тесную площадь Орши. – Здесь тридцать баранов и овец, столько же коз и шесть быков. Я еще привезла птицу, зерно, сыр и вино.

Давид не смог сдержать довольной улыбки. Один осел был нагружен птицей, связанной за лапки, на другом были привязаны бурдюки с вином. Авигея не бросалась словами.

– Добро пожаловать, Авигея, и пусть благословения Господа будут с тобой. Но скажи мне…

Она прервала его:

– Это не ворованное, Давид. Это часть свадебного выкупа, принадлежащая мне.

Эзер еле сдерживал себя, чтобы не взорваться от смеха, думая о двух сотнях краеобрезании, которые были отданы за Мелхолу и о той их части, которая принадлежала ей.

– Мне кажется, что это еще часть справедливости. Авигея объяснялась уверенно, даже немного выспренно, но в любом случае с жаром и искренностью.

– Милостью воздастся тебе за чувство, которое ты называешь справедливостью, – сказал Давид. – Я могу лишь беспокоиться о том, что твой супруг…

Она остановила его жестом руки.

– Он не обеднеет от нескольких голов скота, – сказала она. – Мой супруг очень богат.

Давид с отвращением думал о расправе, которая могла угрожать ей по возвращении. Авигея попросила стакан воды, он предложил ей сок плода тамариндового дерева и пригласил поужинать в Орше.

– Мне придется провести ночь здесь, – заметила она.

– Я устрою тебя в жилище, достойно тебя и твоей щедрости, – ответил он.

Он отдал ей свой дом: в эту ночь он спал у Эзера. Солдаты разместили скот, расставив его по маленьким стойлам. Авигея прошла в предназначенное ей жилище в сопровождении своих рабов.

В первый раз за последние недели в Орше пировали. Стол был простым, но обильным, однако вино текло не менее скупо, чем обычно. На празднике Авигея заняла место царицы. Сидя справа от Давида, она оказалась на троне. В ласковом сиянии лампад она улыбалась очаровательно и величественно.

Но Давид спрашивал себя, было ли великодушие незнакомки искренним, каким она хотела его представить? Очевидно, что супруга Навала привезла с собой уборы, которые не были, конечно, в числе даров, а принадлежали только ей. И, наконец, лукавая сноровка, с которой она расспрашивала Давида о его споре с Саулом, взгляды, которые она бросала на него из-под черных насурьмленных ресниц, не давали поверить в ее бескорыстность. Может быть, она хотела проявить себя? Глаза Давида открылись: Авигея приехала, чтобы завоевать расположение будущего царя. Но она была замужем, и более того, завтра она возвращается.

Продолжение истории ему принесли его люди. В час, когда она вернулась, она застала своего супруга, пировавшего со своими людьми, как если бы он короновался. Он был пьян и поэтому не в состоянии слушать о походе своей жены. Она возобновила свой рассказ на следующий день. Навал пришел в бешенство, а потом рухнул под апоплексическим ударом. Он не умер, но ему не стало лучше. Спустя десять дней второй удар довершил дело. Авигея стала вдовой. Великодушие сразило жадность.

Новости стремительно достигли Орши. Эзер, заметивший интерес Авигеи к Давиду и видя волнение Давида, попробовал поговорить с ним.

– У человека твоего положения должно быть много возлюбленных, – заметил он. – Авигея расположена отдаться тебе. Это самая хорошая партия в округе.

Давид согласился и приказал своему адъютанту просить руки Авигеи.

Другая свадьба состоялась с Ахиноам, дочерью богатого предпринимателя из города Иизреель[5], девственницей, достигшей половой зрелости шесть месяцев назад. Давид решил, что обе свадьбы пройдут в один день.

Все устроилось легко и быстро. Эзер поехал в Кармель с небольшим вооруженным отрядом. Авигея увидела их издалека, потому что она уже ждала их на пороге своего жилища.

– Давид послал нас просить тебя стать его женой, – просто сказал Эзер.

Она пала ниц.

– Я вымою ноги слугам моего господина.

Она была готова через час и в сопровождении пяти служанок, несших ее вещи, она села на ослицу и последовала по дороге в Оршу, сопровождаемая посланниками Давида.

На следующий день Эзер и его эскорт поехали за Ахиноам.

Еще через три дня священник Емафат из Кармеля поженил Давида, Авигею и Ахиноам. Немного опьянев, он многократно повторял за ужином, что обвенчал царя Израиля. Давид услышал его и подумал, что он больше не зять царя…

Праздник был пышный, такого в Орше еще никогда не видели. Авигея сидела справа от Давида, Ахиноам слева. Одна была роскошна, другая худощава. Они были как абрикос и финик. Он возложил на их головы венки из лавра и роз. До этого Давид попробовал только зеленого винограда с дерева Саула и чувствовал оскомину на зубах. Одна пора его жизни проходила, и другую он ждал с нетерпением.

А в конце пиршества Давид поднял к небу глаза и увидел полную луну, третью со дня пророчества Самуила. За Давидом наблюдал незнакомый гость. Это был худощавый и задумчивый молодой человек. Он подошел к Давиду и спросил его:

– Ты считаешь луны?

– Да, – ответил Давид. – Почему ты спрашиваешь?

– Я – племянник Самуила. Он послал меня сказать тебе, что пройдет двадцать пять лун, прежде чем твое имя взойдет на небе.

«Еще одно пророчество, – подумал Давид. – Если верить ему, остается двадцать две луны до постоянного царства».

Ночь была разделена между абрикосом и фиником. И Давид подумал, что лучший способ любить женщину – это иметь другую, так как, вкусив меда одной, лучше чувствуешь кислинку другой. Итак, он посадил пальму и абрикос. Поняли ли они это? Они воздержались от слов, издавая только вздохи или короткие крики, как вскрикивают ночью птицы.

Заря и Авигея застали его, заснувшим в кровати Ахиноам. Авигея принесла ему чашу миндального молока с сушеным виноградом. После понимающей улыбки они с Ахиноам обменялись взглядом. Следовало ли его будить? Лучше предоставить эту честь солнечному лучу.

Глава 28

ЛИЦОМ К ЛИЦУ В ЕН-ГАДДИ

Личная армия, средства к существованию, женщина – красивая, любящая, богатая… Что могло испортить жизнь Давида, напоминавшую сон? Он оставался все еще только тайным царьком. Разве это судьба, предсказанная Самуилом? Или Великий ясновидящий ошибся? В конце концов, он ошибся, называя Саула царем иудеев. Он мог ошибиться также, предсказывая, что Давид будет царем.

Но теперь мечта Самуила была и его мечтой: желание объединить двенадцать племен, объединить эти кучки людей, преследуемых филистимлянами и кананеями, в одну нацию. Настоящую нацию, мечи и копья которой заблестят на солнце Господа! Превратить угнетенных в триумфаторов! Осуществить мечту отцов-прародителей: настоящая Земля обетованная! Каким далеким казалось это!

Впрочем, солдаты теряли терпение. Они начали подсмеиваться над славой Давида; они искали только хлебные местечки. Преследовать оборванных разбойников несколько забавно, но это вам не создаст славы. Они спешили узнать, не отдал ли Саул собакам свою грязную душу.

Наконец, озлобленность Саула тоже торопила события. В своей мании преследования, своем уязвленном высоколюбии он не мог успокоиться, пока Давид был жив.

И так как старость не могла его подвести к концу, нужно было, чтобы хороший удар мечом пронзил это юное сердце. И здесь не поможет ни сентиментальный рохля Ионафан, ни Авенир, который не осмелится пойти против привязанности своих отрядов к Давиду. Итак, сам Саул должен возглавить кампанию – свести свои счеты с этим сыном собаки.

Однажды утром, сказал себе Давид, он увидит Саула на дороге, доведенного до сумасшествия предательством и бессонницей, еще более опасным, нежели львица, у которой убили детенышей, и он был прав.

Действительно, пару раз отряды армии Саула появлялись осматривать укрепления Орши. Давид даже разобрал под каской черты Авенира во главе двух или трех сотен человек. Но эти вылазки не переросли в сражение. Помимо благоговения его отрядов перед Давидом, Авенира удерживало сознание того, что его враг – будущий царь. Возможно, он был разубежден Ионафаном. Так или иначе, он оставил Саулу инициативу такой атаки.

Давид знал, что Саулу будет нелегко. Ионафан и его люди откажутся участвовать. Возможно, что братья Ионафана тоже. Саул был принужден вести атаку с теми отрядами, которые остались ему верны. Но сколько их осталось?

Лазутчики, которых Эзер отправил патрулировать район, донесли, что сам Саул и его отряды и филистимляне были в нескольких часах от Орши. Несомненно, у него тоже были свои шпионы. Вероятно, он думал осадить Оршу.

– Мы не позволим окружить себя в Орше, – сказал Давид.

Он поехал с Эзером и тремя сотнями людей в пустыню Маон, южнее. Саул, видимо, знал об этом, поскольку тоже свернул свои отряды в ту же пустыню. Отряды Саула и Давида разделял холм, столкновение было неизбежным. Давид уже начал наступление.

И все-таки удалось избежать сражения, так как дозорный, выставленный Давидом на вершине холма, вернулся бегом:

– Саул повернул! Филистимляне подходят! Он будет сражаться с ними!

Очевидно, что лазутчики были не только у Саула и Давида, но также имелись и у филистимлян. Они заметили Саула и его отряды так далеко от Гивы, что решили их атаковать.

Давид и его сторонники продолжали свое отступление на восток, где они надеялись найти другое укрепление, Ен-Гадди, оазис на берегу Соленого моря. Амон остался защищать Адуллам, в то время как Эзер, который стал генералом армии, доверил охрану Орши Исабефу Ашмониту. В Ен-Гадди имелась очень удобная пещера, которая могла послужить им хорошим укрытием и где они могли, не опасаясь внезапного нападения, провести ночь.

На следующий день они не получили никаких новостей о столкновении Саула с филистимлянами и уже подумывали выйти из укрытия. Вот тогда-то они и увидели Саула, который вошел в пещеру, чтобы удовлетворить естественную нужду.

Итак, триста человек, сдерживая дыхание, смотрели на ненавистного, одиноко стоявшего врага.

– Пробил час, – прошептал Эзер. – Бог вручил его тебе в руки. Сделай то, что должен сделать.

– Об этом не может быть и речи, – сказал Давид. – Не я должен положить конец дням того, кого избрал Бог. И, кроме того, не в таких условиях.

Но он встал, вооруженный мечом, и тихо подошел к Саулу. Неслышно встав сзади, он приподнял угол царского плаща и отрезал от него кусок материи. Саул обернулся и заметил Давида: изменившись в лице от неожиданности, он подскочил и побежал. Давид пошел за ним.

– Саул, царь мой! – крикнул он сильным голосом. Саул остановился и повернулся. Его отряды были далеко; они не могли защитить его; Давид был моложе и быстрее его.

Люди Давида собрались у входа и наблюдали за сценой. Впервые после того, как Саул бросил в Давида копье, два царя встретились.

– Почему ты говоришь, что я желаю тебе зла? – крикнул Давид, держа в руке кусок плаща. – Ты же видишь, Господь отдал тебя сегодня мне на милость. Я мог убить тебя за все то, что ты сделал мне, но я пощадил тебя.

Он приблизился к Саулу, тщедушному, ошеломленному, изменившемуся в лице от ужаса.

– Посмотри, Саул, мой прекрасный царь, я держу в руке кусок твоего плаща, я мог пронзить твое тело своим мечом, пока ты сидел на корточках, но я этого не сделал, потому что сказал себе, что не могу поднять руку на того, кого избрал Господь. Ты бы умер, мой прекрасный царь, но я тебя пощадил. А ты, ты решил меня убить! Пусть Яхве нас рассудит! И даже если он решит направить мою месть на тебя, то это не я подниму на тебя руку!

Мертвенно бледный Саул смотрел на него, неотвратимо приближающегося, неспособный бежать.

– Ты знаешь пословицу, царь, – вина влечет за собой другую вину? Ты меня преследовал до этих мест, чтобы убить. Бог нам судья! Уверен, он рассудит и оправдает меня!

Давид стоял в трех шагах от Саула, держа кусок плаща в левой руке, меч – в правой. Он смотрел царю прямо в глаза.

– Давид, сын мой! – вскрикнул Саул срывающимся голосом старика, голосом гнусным, пропитанным ужасом и унижением. – Давид, – сказал он в слезах, прижав руки к лицу. Он вскрикнул: – Ты прав! Я ошибаюсь.

Он пытался овладеть собой, чтобы скрыть ужас, который выдавали его плечи.

– Твоя щедрость безгранична. Да, ты мог меня убить и не сделал этого! А я пришел убить тебя! Пусть Бог воздаст тебе за то, что ты сегодня сделал.

Он шмыгнул носом.

– Я знаю, Давид, что однажды ты будешь царем Израиля. Я знаю, что Израильское царство засияет в твое правление. Все, чего я прошу, это не уничтожать мое потомство, не вычеркивать моего имени с дома моего отца!

Прошло некоторое время, когда Давид наконец уверенно сказал: «Я клянусь».

Они долго стояли друг против друга. В течение этого времени чувство мести стало ослабевать между ними двумя, а соответственно, и между остальными присутствовавшими. В действительности Давид уничтожил Саула. Он его раздавил, пощадив, навязал ему свою жалость, обозначил свое превосходство над ним. Саул перестал быть царем, больной карлик. Давид передал его Богу, этим он хотел сказать, что для него Саул уже перестал существовать. Понял ли это Саул? Он не услышал своего адъютанта, появившегося внезапно вдали и выкрикивавшего его имя. Он укутался в свой обрезанный плащ, и его вид от этого стал еще горше. Когда он испытал все это унижение, он повернулся спиной к Давиду и направился к своим отрядам. Скалы быстро скрыли его из вида. Давид постоял немного на месте, посмотрел на клок плаща, который он отрезал, бросил его на землю и не торопясь вернулся в пещеру. Его люди смотрели на него неподвижными, округлившимися от удивления глазами, как у совы, вынутой из гнезда днем. Они не знали, что ему сказать. – Ты действительно царь, – прошептал Эзер. – Отныне даже Саул это знает[6].

Глава 29

МЕЧТА В ОПАСНОСТИ

На пятой луне гонцы приехали в Оршу сообщить Давиду, что Самуил скончался. Его похоронили в Рама, около его дома.

Растерянный Давид услышал их слова и исчез до сумерек. Он ушел в пустыню, сказал себе, что он отныне теперь тоже один, как в пустыне. Отец по плоти – это много, духовный отец, который избрал и поверил в вас, – это намного больше. Боль была настолько сильной, что вызвала не только слезы, но и действия, изменившие жизнь Давида.

Он отправился в Раму в сопровождении одного Эзера. Холм исчез под лесом людей. От каждого племени сюда пришли сотни. На самом деле Самуил был их настоящим царем. Они входили в просторный дом, чтобы поклониться останкам и произнести благословения. После ритуала прощания с Самуилом все они шли выразить свои соболезнования его двум сыновьям и вдове Мириам.

Завернувшись в плащ и надев капюшон, Давид сначала прошел незамеченным. Несомненно, он изменился за прошедшее время. Его узнала только Мириам. Когда она увидела его, она вскрикнула и взяла его руки в свои так, будто он был ее собственным сыном.

– За час до того, как отдать свою душу Всемогущему, он выкрикнул твое имя! Он крикнул, что Всемогущий защитит тебя!

Однако весть о том, что Давид здесь, распространилась сначала по дому, потом наружу, потом за холм.

– Давид! Давид здесь!

Она разошлась в толпе заразительной дрожью и шумела, как ветер в высоких травах. И этот ветер носил несказанную и туманную надежду. Многие старейшины, присутствовавшие на его короновании, Анамель Бен Эфрон, Юсуф Бен Адель, Тобиэль Бен Тобиэль, и не узнавшие его сейчас, бросились к нему, обнимая его руки, плечи.

– Давид! Ты здесь! Конечно, ты здесь!

Это он был настоящий сын Самуила, а они больше не были старыми бородачами, а были свидетелями пророчеств ясновидящего, гарантами законности действий и избранного положения Давида. Другие старейшины, которые его еще не знали, кричали:

– Мой царь! Наш царь!

У Эзера стояли слезы в глазах. Однако они высохли, когда он узнал в толпе Дойка, слугу Саула, который предал их. Он набросился на него:

– Иди, Доик, порочный раб, иди же, предавай Давида еще раз! Ну, беги к своему хозяину Саулу, чтобы рассказать, что Давид был на погребении Самуила, на котором ему было запрещено присутствовать! Иди, Доик, к своему псарю! Г 1ролей еще крови!

И он дал ему пощечину. Доик сопротивлялся, двое мужчин схватили его за руки. Те, кто тоже узнал Дойка, прогнали его с церемонии.

То, что Саула публично осмеяли на похоронах Великого ясновидящего, было доказательством того, что этот царь существовал лишь для своей армии. Его корона была железной шапкой! Но это доказывало также то, что Давид еще не был возведен на престол. Кратко совершившийся в начале царствования Саула союз двенадцати племен нации Израиля агонизировал; скоро его надо переделать.