Король абордажа

И снова Морган ловил себя на мысли, что ему хотелось бы, чтобы Анни Пруэтт стала свидетельницей его торжества и увидела, как сбылось все то, о чем он ей говорил тогда в винном погребе. Хорошо бы и если бы острый на язык сэр Эдвард Морган смог признать, что Лиззи не так уж плохо сделала, выйдя замуж за юного капитана пиратов. На мгновение у него мелькнула мысль, нет ли Карлотты в толпе, которая приветствовала его, когда он выбирался из гички на берег. Но он знал, что Карлотта — это уже пройденный этап его жизни.

Морган, как обычно, махнул рукой, ожидая тишины, а потом заговорил, рассказав о доблести полковника Брэдли, стойкости пиратов и редких способностях Принса, Коллиера, Бледри Моргана и других капитанов.

Он такими яркими красками расписал мужество французских братьев, что узкое лицо Трибитора расплылось от удовольствия в широкой улыбке.

Когда команды, уже наполовину пьяные, толпясь, повалили на берег, горя желанием скорее поведать о своих подвигах, Морган незаметно ускользнул от беснующейся толпы и отправился в поместье Данке — к Мэри Элизабет.

Конь был уже весь в мыле и тяжело дышал, когда он наконец въехал в свои ворота.

— Лиззи! — закричал он. — Лиззи!

Почти сразу же появилась его жена. Она выбежала на террасу и спустилась вниз к подъезду. На ее загорелом лице сияла радостная улыбка.

Морган соскочил на землю и с громким криком заключил ее в железные объятья. Забыв о сбежавшихся слугах и тяжело дышавшей лошади, которая двинулась вперед, таща за собой поводья, они улыбались друг другу.

— Теперь весь мир признает, какой ты великий человек, — прошептала Мэри Элизабет, — но я всегда это знала.

По щекам Моргана проползли две слезинки.

— Спасибо тебе, любимая, потому что твои слова — это самая дорогая, самая ценная награда за все, чего я достиг.

Словно простой крестьянин, прогуливающийся с подружкой, Морган обнял жену за талию, и вместе они исчезли в прохладной темноте дома.

Вся фигура Мэри Элизабет излучала гордость, когда она на следующее утро внесла в кабинет адмирала кипу портфелей, в одном из которых лежал план внушительного дома.

— Это, — объявила она, — будет Пенкарн-холл.

— Пенкарн? — Морган был глубоко тронут. — Но, Лиззи, так называлось мое родовое поместье, пока «круглоголовые» не сожгли его.

Его жена кивнула и продолжала:

— Работы уже начаты.

— Боже Всевышний! А если бы я потерпел поражение в Панаме — а ведь еще немного, и так и было бы!

Мэри Элизабет улыбнулась.

— Я знала, что ты победишь — ты всегда побеждаешь. Поэтому, учитывая твои приобретения в Панаме, — как деликатно она избегала слова «добыча», — мы можем построить приличную резиденцию и… и купить еще землю под названием «Поместье Артура» — идеальное место для разведения сахарного тростника, а в Пенкарне можно выращивать кофе и какао.

Стратегические таланты Моргана помогли ему оценить, как мудро Лиззи распоряжается его собственностью.

— И во сколько мне обойдется «Поместье Артура»?

— Всего в пять тысяч фунтов — золотом.

— Думаю, я с этим справлюсь, — ответил он, — а как насчет какао? Когда я отплывал, разве у нас не погиб урожай?

— Да, поэтому я планирую заменить эту культуру на индиго или коноплю.

Она сжала его руки.

— Гарри, обещай, что ты больше не уедешь на войну.

Он опустил глаза, и его лицо посуровело.

— Без поддержки королевской власти, нет. Между прочим, если бы не ангелы-хранители, кому ты молилась день и ночь и которым пришлось славно потрудиться в Панаме, ты бы сейчас была вдовой. Нет, Лиззи, я не дурак и не считаю, что фортуна будет вечно улыбаться мне. — Он заговорил серьезно, обдумывая слова: — Мне нужен флот настоящих боевых кораблей и дисциплинированные войска из Англии, и я намерен все это получить. Клянусь Богом, тогда я захвачу Картахену и Гавану!

Мэри Элизабет решительно покачала головой.

— Гарри, я… я боюсь и говорить об этом; но не обманывай себя. У тебя много могущественных врагов. — Она понизила голос. — Скажи, ты действительно не знал, что прошлым июлем был подписан мирный договор с Испанией?

Морган оторвал взгляд от плана Пенкарн-холла.

— Брэдли слышал об этом в Сан-Лоренсо, а я в Панаме, но решил, что это очередная выдумка испанцев. Кроме того, в Европе часто заключают мир, при котором можно вести военные действия в колониях. — Он фыркнул. — Представляю, как сейчас испанский королевский двор оплакивает Панаму.

— Да, Гарри, об этом я и говорю.

— Не расстраивайся, курочка. Я не скоро снова соберусь в поход — здесь слишком много дел, — к примеру, с землей.

Морган прошелся по комнате и остановился перед зарешеченным окном, неподвижно глядя на разбитые внизу клумбы. Он задумчиво стукнул кулаком одной руки по раскрытой ладони другой, а потом резко развернулся.

— Лиззи, — начал он, — я… ну, все эти планы и земля, к чему они?

— Я тебя не понимаю.

Морган рассматривал половицы у себя под ногами.

— Мы должны признать тот печальный факт, дорогая, что у нас не будет наследников; виноват я, а не ты.

Мэри Элизабет взглянула на него с глубоким состраданием; только она — и еще одна женщина — могли понять, чего стоило этому крепкому, полному сил мужчине признаться в этом.

— Поэтому я подумал, что кто-нибудь нашей крови может принять мое имя — Боже Всевышний, Лиззи, я не могу вынести мысли, что имя, за которое я боролся, умрет вместе со мной. Морганы из Лланримни — древний и достойный род, их знают по всему Уэльсу.

Женщина своим быстрым умом мгновенно схватила и оценила его намерение.

— Ты хочешь сделать наследниками детей моей сестры?

— Да, если кто-нибудь из детей мужского пола Биндлоссов или Арчбольдов примет фамилию Морган, то я… я завещаю им свои земли — после твоей смерти.

— О Гарри, дорогой, я уверена, что ты найдешь приемного сына среди детей Арчбольдов или Биндлоссов. Их отцы так уважают и любят тебя, что, конечно, согласятся. — Она подбежала, и ее пальцы мягко коснулись его щеки. — Как ты мудр, у нас появится новый смысл в жизни, и дети будут нашей крови.

— Твоей крови, — мягко поправил он.

Однажды днем доктор Армитедж вышел на улицу и, несмотря на плохо сгибающиеся руки — след его плена, — поскакал к поместью Данке.

Внешне врач держался непринужденно и вежливо, как обычно, но Морган мгновенно распознал в его поведении такую нервозность и тревогу, что как можно скорее увел Армитеджа в свой кабинет.

— Значит, ты скоро уезжаешь учиться в Лондон? Что ж, это неплохо. — Морган улыбнулся. — Бог благословит твои занятия, Дэвид. Я предсказываю тебе, что ты скоро станешь известным врачом.

Армитедж сжал широкую загорелую руку адмирала.

— Спасибо, Гарри, за присланный кошелек с дукатами, но в нем не было необходимости, ты и так был щедр ко мне.

Морган нахмурил брови.

— Что тебя тревожит, старина хирург? У тебя такой вид, словно вот-вот лишишься богатого пациента.

Армитедж стянул с головы платок и пригладил короткие волосы на голове.

— Все гораздо хуже, Гарри. Я могу потерять двух богатых пациентов.

— Ага, значит, снова начинается лихорадка? — Морган закурил трубочку и вопросительно посмотрел на своего гостя. — И кто эти два пациента?

— Ты и сэр Томас Модифорд.

Рука Моргана замерла.

— Я сегодня в хорошем настроении, — сказал он, — продолжай свою шутку.

— Я бы хотел, чтобы это была шутка, — честно признался Армитедж. — Ты знаешь, что из Англии только что прибыл фрегат королевских военных сил под названием «Желанный»?

Морган фыркнул и затянулся трубочкой.

— Что ж, давно пора лордам Торговой палаты послать сюда нам на помощь настоящий военный корабль. И что из этого?

— Тебе это не понравится, — медленно и серьезно сказал Армитедж, — но фрегат прибыл вместе с сэром Томасом Линчем на борту.

— Тьфу! Чума побери этого надоедливого пустомелю! — плюнул Морган, но голове его неожиданно стало холодно. — Мы были так рады избавиться от него в шестьдесят четвертом году.

Армитедж наклонился вперед.

— Лоцман, мой бывший пациент, подслушал разговор на борту, когда он вводил «Желанного» в гавань. Гарри, — он замолчал и взглянул на Моргана своими голубыми глазами, — Линч прибыл, чтобы сменить на посту сэра Томаса Модифорда!

— Что?

— И не только это. У Линча есть ордер на арест губернатора и обвинение в преступлении против мира и достоинства королевской власти.

Морган не верил своим ушам.

— Ты ошибаешься, Дэвид. Существует элементарная благодарность.

— Может, ты слышал о «благодарности королей»? — заметил Армитедж. — Более того, если я не ошибаюсь, то речь идет и о тебе.

Трубка Моргана упала на пол и разбилась.

— Они не посмеют! Гори они адским пламенем, эти благородные рыцари в Лондоне! — С момента захвата Порто-Бельо Армитедж не слышал, чтобы адмирал так ругался.

Виргинец сидел молча, пока не затих поток ругательств.

— Говори что хочешь, но я боюсь, что это правда. Полковника Биндлосса и других уже прошиб холодный пот. Говорят, что испанский посол в Уайтхолле просто бесился от гнева и стыда, когда получил вести из Панамы.

— И пускай бесится, папистский ублюдок. Англия — простые люди — поймут, что я воевал за них. Они поддержат меня!

— Может, и так, но не забывай, что, с другой стороны, Англия сейчас не в том состоянии, чтобы развязывать еще одну большую войну. Казна его величества истощена, правительство недостаточно прочно сидит на своих местах, а сторонники парламента готовы в любой момент попытаться снова взять власть в свои руки. Испанский посол, граф де Молина, потребовал под угрозой войны, чтобы Модифорда и тебя, — он в отчаянии поднял на Моргана глаза, — вернули в Лондон и повесили за нарушение прочного договора о мире.

Непроизвольно пальцы Моргана потянулись к шее. Здесь, в Карибском море, он научился, как распутывать нити политической интриги, как ценить друзей и врагов, но Лондон, до которого было три тысячи миль, казался ему коварной, непредсказуемой трясиной.

— Ясно, что сэру Модифорду не выпутаться. Но, Гарри, в конце концов, виноват он, потому что не вернул твою экспедицию. Поэтому я и все твои друзья считаем, что тебе надо собрать все самое ценное и бежать на Тортугу, пока есть такая возможность.

Морган хлопнул кулаком по столу.

— Черт тебя побери, Дэйв, я думал, ты меня лучше знаешь. Ты думаешь, что я сбегу и оставлю Тома одного под угрозой виселицы? Никогда! Даже если после этого мне придется жариться в аду целую вечность. Брось, мы положим этому конец. Я уверен! Ямайка не допустит такой черной неблагодарности.

Он выскочил в коридор и во все горло заорал, требуя лошадей и одежду.

Информация Армитеджа оказалась почти достоверной. Ордера об аресте Моргана не было, но Модифорд оказался в опасности.

Линч прекрасно понимал, что попытка публично арестовать такого популярного губернатора, как Модифорд, приведет только к волнениям и, возможно, бунту, поэтому он заманил сэра Томаса на борт «Желанного». Тогда, и только тогда, он опубликовал в Порт-Ройяле указ королевской власти, в котором он назначался вице-губернатором острова и временно исполняющим обязанности губернатора.

Обстановка в городе накалялась, даже самые низкие души возмущались отказом Линча отпустить своего пленника под честное слово, чтобы навестить сына, умирающего в Испанском городе.

Морган бурей ворвался в город и с удивлением узнал, что о нем самом не было опубликовано никаких распоряжений; в настоящий момент вся ответственность за атаку на Панаму была возложена на Модифорда, не только потому, что он выдал каперские поручения, но и потому, что не сообщил адмиралу о вновь подписанном мире.

Поговаривали, что Морган и его ребята ворвутся на борт королевского фрегата и силой освободят любимого губернатора, но когда гарнизоны фортов проявили достаточную дисциплинированность и признали действия сэра Томаса Линча законными, друзья Моргана убедили его, что для защиты Модифорда будет лучше, если не оказывать физического сопротивления королевской власти.

Утром 22 августа 1671 года Чарльз Барр вместе со своим хозяином смотрели на заштопанные паруса старого протекающего брига, который, словно в насмешку, назывался «Ямайский купец». В его трюме сидел в цепях глубоко несчастный сэр Томас Модифорд. Заплывшими, слезящимися глазами Морган проводил набиравший скорость и постепенно тающий вдали силуэт.

Барр вздохнул.

— Слава Богу, эти завистливые шакалы при королевском дворе не посмели так же несправедливо поступить с тобой, после всех сражений, которые ты для них выиграл. — Он подмигнул. — И богатства, которое ты заработал для королевской власти. Боюсь, Гарри, они вздернут беднягу Модифорда, чтобы умилостивить испанцев, но тебя… тебя они не тронут.

Книга четвертая

БЛАГОДАРНОСТЬ КОРОЛЕЙ

Глава 1

СПИТХЕД

Капитан Джон Кини, командующий фрегатом «Желанный» английских королевских военно-морских сил, резко окликнул своего квартирмейстера:

— Возьми на две метки влево; проклятый дождь с туманом, я на расстоянии вытянутой руки ничего не вижу.

В этот дождливый день 4 июля 1672 года ветра почти не было, чему Кини был рад, потому что дождь усиливался, а туман сгущался. Он скомандовал:

— Убавить паруса!

— Господь меня разрази, если я еще хоть раз выйду в море на этой развалюхе, — буркнул он. — Просто чудо, что она держится.

Обшивка скрипела, угнетающе действовало на нервы постоянное чавканье помп, но в то же время капитан Кини поздравил себя с тем, что ему удалось проскользнуть через блокаду — уже третий раз начиная с мая прошлого года, после того как была объявлена война с Голландией.

Когда судовой колокол прозвонил четыре склянки, капитан Кини оперся о перила мостика и крикнул:

— Мистер Армстронг, вы можете вывести заключенного.

Одновременно с этим возгласом из колеблющегося тумана выплыл огромный нос первого помощника Барклея. От холода и влажности он весь посинел и поблескивал.

— Мы уже подходим, сэр? — прогнусавил он.

— Нет еще, но мы должны войти в бухту Спитхед до заката, когда весь этот проклятый туман поднимется наверх.

Снизу раздался топот ног, появились двое военных моряков и застыли в ожидании.

— Неудивительно, если полковник Морган не придет, — заметил капитан Кини. — Говорят, что его так замучила дизентерия, что он и встать не может.

Они оба смотрели, как Морган с трудом взбирается по лестнице. Хотя он попытался выпрямиться, как в начале их трехмесячного пути, одному из охранников пришлось поддержать его, чтобы он не потерял равновесие на качающейся палубе фрегата.

Барклей громко высморкался.

— Есть ли зрелище печальнее, чем вид впавшего в немилость героя? Скажите мне, сэр, неужели королевские министры повесят его?

Капитан Кини не отводил взгляда от основного паруса — марселя.

— Похоже на то. Пару капитанов Моргана уже повесили в прошлом январе — мерзавцев по имени Харрингтон и Рикс. Королевский военный бриг «Роза» перехватил их, когда они грабили испанцев на Кубе.

Западный ветер усилился, наполнил залатанные паруса «Желанного», и тот быстрее двинулся через серебристо-серый туман. Ветер развевал лохмотья заключенного, которые когда-то были сюртуком.

Генри Морган, уже не адмирал, но все еще в звании полковника, оперся на поручень, слегка подрагивая на свежем воздухе от холода. Однако его плечи не поникли от унижения, и хотя он согнулся от приступа кашля, но потом снова выпрямился и поднял голову. Немного передохнув, он начал прохаживаться по палубе туда и обратно, сцепив руки за спиной; один рукав лопнул по шву и висел, словно крыло подбитой птицы.

Постепенно небо посветлело, и скоро дождь прекратился, оставив на палубе неглубокие лужицы.

Словно по мановению руки кудесника, туман развеялся и проглянуло солнце, осветив линию побережья.

Там лежала Англия. Руки Моргана вцепились в поручень, а красные глаза наполнились слезами. Да, это была Англия, о чьей величайшей славе и мощи он мечтал, за которую сражался и страдал; Англия, которая оказалась так безумна, что не протянула ему руку, в которую он уже собирался насыпать сокровища колониального мира.

Его охранники изумленно взглянули на него, услышав горький, прерывающийся смех. Так вот каково триумфальное возвращение завоевателя — второго Дрейка? Вот уж повезло!

В бледной морской воде выступили песчаные отмели. Появилось больше чаек, которые кружились над длинным красным вымпелом, трепыхавшимся на грот-мачте «Желанного».

Морган стиснул поросшие щетиной челюсти.

— Эти ублюдки могут повесить меня, но, клянусь славой Божьей, никто не сможет отрицать, что я поднял британский флаг в самом сердце испанских колоний!

Вслед за лоцманом на борт поднялся тощий, с каменным выражением на лице майор кавалерии, некто Джон Тернбулл. Он не стал зря тратить время.

— У вас на борту находится некто полковник Генри Морган? — скорее утвердительно, чем вопросительно осведомился он у капитана Кини.

— Да. — Кини был краток. Как морской офицер, он ненавидел испорченную сторонниками парламента армию и ее офицеров, готовых в любой момент поменять свои убеждения.

— Заключенный в хорошем состоянии?

— В плохом. Мы плыли долго, и плавание было тяжелым.

— Это меня не интересует. Приготовьте Моргана к высадке, как только бросите якорь. — Майор Тернбулл протянул свиток. — Вот приказ, передающий его в мое подчинение.

Капитан Кини не мог удержаться, чтобы не полюбопытствовать:

— А что будет с полковником Морганом?

Майор мотнул красным длинным носом.

— Говорят по-разному; но в целом, три к одному, — что он станцует джигу на виселице. Все зависит от того, какая из любовниц короля сейчас в силе.

— Что? Как это?

— Леди Кастлмейн, старшая в гареме, обязана чем-то испанскому послу, который поклялся на Священном Писании, что объявит войну, если не увидит на одной виселице нашего драгоценного друга Модифорда и пирата Генри Моргана. А если сейчас в фаворитках Нелл Гвин, то он может спасти свою шкуру и даже кое-что выиграть.

Как только «Желанный» встал на якорь возле мыса, появился Морган, которого немедленно посадили в маленькую шлюпку майора Тернбулла; туда же сели двое крепких драгун с оружием наготове. Четверо матросов дружно взялись за весла, и гичка понеслась мимо виселицы, на которой раскачивался грязный, наполовину разложившийся труп повешенного.

Морган глянул вверх, увидел труп и поклонился, не вставая с места.

— Ага. Не сомневаюсь, еще один верный слуга королевской власти. Привет тебе! Спасибо, что встречаешь меня, друг.

Майор Тернбулл открыл рот, чтобы сделать ему замечание, но вместо этого с любопытством спросил:

— Скажите, полковник, вы правда захватили Панаму с отрядом меньше тысячи людей?

— Меньше семисот, — последовал беззаботный ответ. — Если бы вы были там, сэр, я уверен, что мне пригодился бы ваш меч.

Человек с невозмутимым лицом околачивался возле закрытой кареты и посматривал, что там творится. Майор Тернбулл искоса поглядывал на него. Несмотря на отвратительные предчувствия, Морган несколько раз глубоко и с удовольствием вздохнул. Как чудесно избавиться наконец от зловонных испарений, исходящих от прогнившего днища «Желанного». Как чудесно снова видеть солнце, пусть ему и не хватает тепла. Будет ли он когда-нибудь снова греться под жарким карибским небом?

Как только карета выехала из порта в сопровождении четырех верховых драгун, поведение майора Тернбулла разительно изменилось.

— В той корзине есть еда. Вы больны, полковник, поэтому я распорядился как можно быстрее ехать в Лондон.

— Сэр Томас Модифорд содержится в Тауэре?

Майор Тернбулл кивнул, а потом неожиданно извлек на свет Божий серебряную флягу.

— Это французское бренди, одно название, а не выпивка, но лучше вам глотнуть. До Лондона еще далеко.

Наступил второй день поездки. Закрытая карета начала подскакивать и переваливаться по плохой булыжной мостовой на окраинах Лондона. Майор Тернбулл вел себя дружелюбно, но был слишком сдержан и не отвечал ни на один из тех вопросов, на которые Генри Морган так жаждал получить ответ.

Поведение кавалерийского офицера было загадочным. Взяв с Моргана честное слово, он требовал, чтобы тот немедленно отправлялся в отведенную ему комнату на многочисленных почтовых станциях. Похоже, он боялся появления других соглядатаев, вроде человека, встреченного в порту.

Очевидно, больше всего майора Тернбулла заботило, чтобы никто не узнал загорелого лица его пленника, потому что каждый раз при приближении к какой-либо деревушке он плотно задергивал занавески на окнах кареты и приказывал четырем драгунам приблизиться.

— Никогда не знаешь, что может случиться, — однажды обмолвился он.

Зачем так мчаться, чтобы запрятать его в Тауэр? Моргана это удивляло, потому что, скорее всего, судебный процесс над ним будет всего лишь профанацией.

Карета пробиралась сквозь запутанные переплетения улочек. За занавесками раздавались голоса, и несколько раз на лицо пленника падали красноватые блики от факелов, которые несли слуги впереди экипажа какого-нибудь богача. Каким огромным должен быть Лондон, раз карета так долго едет по улицам.

Морган сложил руки на груди. Он отощал, живот у него подтянулся, как в былые времена, когда его в гичке сначала долго носило по волнам, а потом выбросило на берег Эспаньолы. Морган подумал, что сбросил половину прежнего веса со времени своего ареста.

Наконец карета повернула влево, съехала с грязных булыжников на ровный, утоптанный двор. Откуда-то донесся громкий звук закрываемой железной двери.

В этот момент майор Тернбулл выпрыгнул, отворил дверь кареты, которая остановилась прямо перед резным порталом и отделанной бронзой дверью.

— Выходите, полковник, — тихо распорядился он, — и быстро проходите внутрь.

После тьмы, царившей в карете, Моргана ослепил поток яркого света, который вырвался из высокой двери. Ему пришлось на ощупь нашарить ступеньки кареты ногой. Майор Тернбулл предупредительно подал ему руку. С плоской шляпой без перьев, прикрывавшей его давно не мытую голову, Морган, все еще щурясь, перешагнул через порог и решил, что у него началась белая горячка.

Его уши оглушили звуки музыки и женский хохот, а в воздухе плыл запах табака, вина и вкусной еды. Чтобы успокоиться, заключенный, не отрывая глаз, уставился на свои растоптанные, грязные туфли.

— Гарри! Слава Богу! — Подняв глаза, он увидел прямо перед собой лицо сэра Томаса Модифорда. Он совсем не был похож на висельника. Наоборот. Модифорд выглядел элегантно в тщательно завитом парике, накрахмаленной шелковой рубашке, ярко-оранжевом сюртуке с серебряными пуговицами, голубых сатиновых бриджах и красных туфлях на высоких каблуках. Он бросился вперед и обнял своего друга. — Слава Богу, ты в безопасности. Мы боялись, что испанская партия попытается перехватить тебя в пути. Отличная работа, Тернбулл.

Из облака табачного дыма выступило еще полдюжины пышно разодетых фигур.

С радостной улыбкой на тощем лице Модифорд показал на красивого юношу лет девятнадцати.

— Милорд Альбемарль, могу я представить вам главного козла отпущения в хитросплетении интриг леди Кастлмейн? Леди и джентльмены, позвольте представить вам доблестного адмирала Генри Моргана, которого заслуженно прозвали «Сокрушителем испанцев», покорителя Порто-Бельо, Маракайбо и Панамы!

Тупо моргая, слишком ошарашенный, чтобы поверить в реальность происходящего, Морган; стоял словно окаменевший, — грязная серая фигура среди раззолоченной толпы. Наконец он выдохнул:

— Том, неужели это и правда ты?

— Да, Гарри, и я горжусь, что мне выпала честь, встречать тебя.

— Но… но я думал, что ты сидишь в Тауэре…

— Я и сидел, — рассмеялся Модифорд, — но пока война с голландцами идет успешно, мы с тобой в безопасности. Испанцы не посмеют поддержать голландцев против Франции и остальных.

Мужчины и женщины, обладатели пышных титулов, многие из которых Морган никогда не слышал раньше, подошли поближе и протягивали ему мягкие, великолепно ухоженные руки.

Лорд Альбемарль свежим молодым голосом звучно произнес:

— Мы и правда рады приветствовать величайшего солдата Англии на море со времен сэра Френсиса Дрейка. Надеюсь, что скоро мы сможем публично воздать вам почести.

Раздались приветственные крики, и кто-то сунул Моргану в руку изящную золотую рюмку. Все еще не в силах поверить, что это не галлюцинация, он выпил и облизал губы.

— Благодарю вас за теплое приветствие, джентльмены и леди, но я мог бы полнее насладиться вашим обществом, если бы не был так оборван и если бы от меня не пахло, как от торговца рыбой из Ньюгейта.

Альбермарль кивнул.

— Давайте вернемся в залу, а адмирал пока приведет себя в более подобающий его славе вид. Сэр Том, вы проводите нашего друга?

Модифорд повел Моргана по широкой, залитой светом лестнице со словами:

— У меня для тебя есть несколько сюрпризов, в том числе и приятных.

Сквозь открытые двери спальни, залитой светом восковых свечей, Морган увидел полотенца, мыло, готовую оловянную ванну и — о, чудо из чудес — свой собственный сундук с одеждой!

Модифорд хлопнул его по плечу.

— Да не смотри ты так. Твоя жена выслала одежду и кругленькую сумму денег на корабле, который плыл побыстрее, чем «Желанный». Она отправила их с северного побережья, хотя могла бы послать и прямо из Порт-Ройяла.

С удовольствием скинув грязную одежду, которую он не снимал почти четыре ужасных месяца, Морган глотнул еще вина и заявил:

— Черт меня побери, если я понимаю, зачем была нужна закрытая карета, охрана и все такое.

Модифорд посерьезнел.

— Просто потому, что у испанского посла в Спитхеде есть шпионы и на дороге тоже. Если бы с тобой не обращались как с опасным преступником, которого везут на суд, то де Молина услышал бы об этом и поднял бы вой до самых небес. Как я уже говорил, мы в безопасности только на время.

Бывший губернатор принялся объяснять, стараясь говорить понятнее, какие сложные интриги определяли жизнь европейских дворов.

Гинсон подошел к огромной кровати и деликатно прокашлялся, прежде чем отдернуть тонкие шелковые занавески. Адмирал все еще спал, поэтому слуга снова откашлялся, а потом еще раз и наконец произнес:

— Адмирал, сэр, почти десять утра, и ваш врач ждет.

Поскольку спящий все еще не просыпался, то Гинсон тронул хозяина за плечо и шарахнулся в сторону, потому что Морган подпрыгнул, словно развернувшаяся пружина, и схватил его за запястье.

— Отпустите меня, пожалуйста, сэр. Это я, Гинсон.

— Гинсон? — Морган еще не проснулся и таращил глаза, поддергивая спадавшую с плеч ночную рубашку. — Ох, ох! Уйди, ради Бога. У меня голова просто раскалывается.

— Как хотите, сэр, но ваш врач ждет.

— Он все еще здесь? А? А разве гости еще не разошлись?

— Да, сэр, кроме сэра Гарри Пауэрса, его светлости герцога Сомерсетского, и… э… графини Брэйн.

— Проклятье! Я что, никогда от них не избавлюсь? — Он замолчал, потому что зевнул с риском вывихнуть челюсть. Боже! Как тут холодно. — Гинсон, давай одеваться. Знаешь, я все бы отдал, чтобы снова почувствовать тепло ямайского солнца.

Слуга подал ему фланелевый халат с воротником из куницы.

— Между прочим, заходил портной и поставщик свеч.

— Заплати. Заплати им. — Морган яростно закашлялся.

— Извините, сэр, мистер Барр говорит, что у нас нет средств.

Морган вытаращил глаза.

— Этого не может быть! Ведь только в последнем месяце я получил восемь тысяч фунтов.

Гинсон попятился.

— Я не знаю, сэр, но так сказал мистер Барр.

Морган снова зевнул и потряс гудевшей головой.

— Боже Всевышний! Разбили много?

Гинсон подал оловянный таз с горячей водой, от которой шел пар.

— Боюсь, сэр, что ваши гости вели себя не слишком вежливо. Две дамы чуть не подрались, хотя джентльмены их растаскивали. Леди Чартерис упала и, падая, сорвала розовые занавески из Дамаска, а милорд Беркли свалился на хрустальную чашу для пунша и разбил ее вдребезги.

Морган снова закашлялся так, что на лбу у него выступили вены. Когда приступ кашля прошел, то он горько пожаловался Гинсону:

— Эта чаша стоила мне сто гиней. А во сколько мне обойдется этот скандал?

— Мистер Барр, говорит, что примерно в тысячу фунтов, сэр.

— Господи! Это конец, Гинсон. Ничего не остается делать, как подавать петицию о помиловании его величеству. Я не могу два года ждать суда и жить при этом на свой счет. Еще несколько месяцев — и я окажусь полным банкротом и к тому же заболею. А теперь иди и позови врача. Хуже от него не будет, а проклятый ревматизм может пройти.

Босиком он прошелся по комнате, подошел к окну и посмотрел на плотный туман и коричневый смог, который стелился по улице Кларж. Внизу плелся ободранный продавец угля, издавая безнадежные унылые вопли. За ним прошел трубочист и точильщик ножей. Потом проскакал человек в сером длинном плаще.

Из окна второго этажа он смотрел на нескончаемые ряды дымовых труб, извергающих грязно-коричневый дым. Его охватило уныние, которое только усугубляло известие о том, что война с голландцами затянулась и дела идут из рук вон плохо. Неудивительно, что де Ронкильо, новый испанский посол, ведет себя все более заносчиво, потому что он прекрасно знает, что его величество Карл II практически разорился и поэтому вынужден любыми способами избегать войны с Испанией. Да, с момента неудачной битвы в бухте Сол 27 мая 1672 года над ним снова нависла тень виселицы. Он и Модифорд вскакивали при любом внезапном стуке и ждали, что за ними вот-вот придут солдаты.

Морган уселся в кресло и снова почувствовал дергающую ревматическую боль в ногах. Раздался осторожный стук, и он пригласил нового врача войти.

На пороге возникла фигура в простом темном сюртуке с белым воротником и круглой шляпе с темно-красным пером.

— Боже мой! Да это же Дэйв Армитедж!

И виргинец навсегда запомнил, как просияло лицо адмирала, как он бросился к нему с распростертыми объятиями и обхватил его за плечи.