Дестроер (№79) - Вторжение по сценарию

Пригнувшись так, чтобы водитель не смог увидеть его в зеркале заднего вида, Римо напряг мускулы рук и позволил машине тащить себя на буксире. Это напомнило ему детские годы в Ньюарке, когда он частенько катился вот так за автомобилями через всю Брод-стрит. В те годы бамперы на машинах ставили тяжелые, хромированные, за них было легко держаться. А в современных машинах было фактически не за что ухватиться, поэтому Римо, ища точку опоры, впился пальцами в пластик. Когда он отпустит руки, на бампере останутся глубокие вмятины.

Машина, петляя, спускалась с Колледж-Хилл, таща за собой Римо, словно прицеп. На ботинках Римо постепенно скапливалась горка снега. Когда она становилась слишком большой, снег падал на мостовую, чтобы через секунду налипнуть снова. Поскольку делать было нечего, Римо с интересом смотрел, как этот процесс повторяется снова и снова. Он не имел ни малейшего представления, куда везет его Санта-Клаус, зато он точно знал, что когда машина остановится, выражение на лице этого сказочного героя будет весьма забавным. По крайней мере, в те несколько секунд, пока Римо не начнет сдирать с него скальп.

Тогда-то он точно получит ответ на все свои вопросы. Не исключено, что Санта-Клаусу придется пожертвовать рукой или ногой. Да, он сможет оторвать этому ублюдку все конечности, одну за одной, а потом бросить его истекать кровью на заснеженном берегу, там, где он сможет вволю молить о пощаде, не рискуя быть услышанным. Человек, который обучал Римо искусству убивать, наверняка поморщился бы, услышав о таком нелепом методе лишения жизни, однако этот случай был особенным. Ведь на дворе стояло Рождество.

Машина выехала на 95-ое шоссе, направляясь к границе со штатом Массачусетс. Римо понял это, только когда они проехали мимо здания компании, производящей ядохимикаты, рядом с которым красовалась огромная фигура муравья из папье-маше, призванная привлекать клиентов. Как-то раз Римо услышал, что, по утверждению шутников из других штатов, род-айлендцы представляли себе национальный американский символ именно так. Тогда он весело посмеялся над этой остротой, однако теперь, когда вокруг плотной стеной падал снег, а сам он мчался в неизвестном направлении, прицепившись к машине маньяка-убийцы, Римо было уже не до смеха.

Машина свернула с шоссе к городку под названием Таунтон. Римо не имел ни малейшего представления, как называется это место, но даже получи он эту полезную информацию, то не обратил бы на нее внимания. Глаза его застилала красная пелена, и напоминала она не о веселом рождественском наряде, а о крови.

Наконец автомобиль подрулил к гаражу, стоявшему у покрытых тяжелой шапкой снега елей.

Римо не спешил подниматься на ноги. Он услышал, как дверца машины открылась, а потом со щелчком захлопнулась. Топая башмаками, Санта-Клаус направился к стоявшему неподалеку дому. Потом до Римо донесся звук вставляемого в замочную скважину ключа. Санта-Клаус так громко звенел всей связкой, что Римо отлично слышал это с почти двадцатиметрового расстояния.

Потом громыхнула застекленная дверь, и в тишине раздавался только шорох падающих снежных хлопьев. Римо встал в полный рост и двинулся к двери, но внезапно застыл, как вкопанный. Перед ним, в тонированном стекле двери, отражалась жутковатая фигура снеговика.

Это был не веселый, пухлый снеговик, каких дети лепят солнечным зимним днем, а худощавая, абсолютно белая фигура. Нос из морковки отсутствовал, но зато на лице резко выделялись угольно-черные глаза. Римо придвинулся к стеклу поближе, и столкнулся с собственным, ледяным, словно дыхание смерти, взглядом.

Подняв руки, Римо увидел, что они как будто вываляны в муке. Он глядел на свое собственное отражение. Очевидно, он так сильно уменьшил температуру собственного тела, что снег не таял, а просто налипал на него.

Отражение в стекле неожиданно натолкнуло Римо на мысль, и он решительно постучал в дверь.

Через секунду в дверном окошке кто-то показался. Человек, с изумлением глядевший на Римо, хотя и был круглощекий, но на его простодушном лице не было и тени коварства. Это было совсем не то, что ожидал увидеть Римо, совсем не похоже на человека, отрубившего посреди ночи головы семерым ребятишкам, и бросившего трупы под деревом, где их и обнаружили родители.

— Кто... Кто вы такой? — пролепетал обладатель бесхитростного лица.

Голос этого человека казался странным, как будто искаженным.

— Фрости-Снеговик, — без тени улыбки ответил Римо.

— Правда?

Римо кивнул.

— Понимаешь, Санта попросил меня навести кое-какие справки. Хочу узнать, хорошо или плохо ты вел себя в этом году.

Собеседник Римо нахмурился.

— Санта-Клауса на самом деле нет. Мне Винсент сказал.

Римо прищурился.

— А Фрости есть?

Огромное лицо напряженно сморщилось, сразу став похожим на сушеный апельсин.

— Винсент ничего не говорил насчет вас. А теперь вы стоите прямо передо мной, как настоящий. Может быть, мне стоит спросить у него, прежде чем впустить вас в дом. Знаете, мне вообще-то не велели впускать незнакомых людей.

— Послушай, дружок, мне еще нужно обойти восемьдесят семь тысяч домов. Если не хочешь мне помогать, придется просто записать «вел себя плохо».

Спасибо за помощь, — сказал Римо, поворачиваясь, чтобы уходить.

В ту же секунду дверь с грохотом распахнулась, и человек с лунообразным лицом выскочил на улицу. Костюма Санта-Клауса на нем не было. На вид парню можно было дать лет двадцать восемь, но вел он себя, как двенадцатилетний.

— Нет, нет, подождите, — умоляюще проговорил он. — Пожалуйста, заходите. Я готов с вами поговорить, честное слово.

— Ладно, — пожал плечами Римо и вошел вслед за ним в дом.

Окинув парня взглядом, Римо решил, что в нем никак не меньше ста двадцати килограммов живого веса, и почти никаких мускулов. Живот парня нависал над подпоясанными веревкой штанами, подрагивая, как желе, а подбородков с лихвой хватило бы на всю семью Джексонов. Еще, по дороге к симпатичной, хотя и неряшливой гостиной, Римо отметил, что ляжки у парня настолько толстые, что трутся одна о другую. Звук, который производила при этом ткань его вельветовых штанов, мог разбудить и мертвого.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — пригласил его толстяк. — Меня зовут Генри. Может быть, вы хотите пить? У меня как раз есть горячий шоколад.

В голосе его послышалось трогательное желание угодить гостю.

— Нет, спасибо, — рассеянно проговорил Римо, оглядывая комнату, — я ведь могу растаять.

В гостиной не было обычных для этого времени года рождественских украшений — ни елки, ни носков, повешенных в ожидании подарков около камина.

Однако в углу стояла полутораметровая пластмассовая фигура северного оленя, от которой тянулся электрический шнур. Олень слегка светился, особенно горевший красным светом нос. Такие игрушки выставляют обычно на лужайках в парке.

— Это олененок Рудольф? — спросил Римо.

— Разве вы его не узнаете? — обиженно отозвался Генри.

— Нет, просто хотел удостовериться, — сказал Римо. — Ну что ж, перейдем к делу. Мне сообщили, что кто-то в этом доме плохо себя ведет.

— Это не я, — пронзительно вскрикнул Генри.

В ту же секунду из соседней комнаты раздался ворчливый голос:

— Генри, ложись спать!

— Хорошо, мама. Вот только договорю с Фрости.

— Немедленно в кровать! — проревел другой, мужской голос.

— Да, сэр... Уже нужно укладываться, раз Винсент так сказал.

— Это займет всего одну минуту, — сказал Римо. Он заметил, что снег у него на руках уже начал подтаивать. По спине под майкой уже побежали струйки талой воды. Римо прикинул, что у него еще есть минут пять, чтобы получить ответы на все вопросы. Остальное будет несложно.

— Хорошо, — согласился Генри, осторожно прикрывая дверь.

Положив пуку на дрожащее плечо парня, Римо спросил:

— Это действительно правда?

Отвернувшись, Генри пытался найти взглядом пластмассового оленя.

— Что правда? — уклончиво переспросил он.

— Не увиливай! — прорычал Римо, вглядываясь в исказившиеся черты его лица.

Рот, несомненно, был тот же, что и у Санта-Клауса. Да, и запах точно такой же — от Генри пахло хвойным мылом и дезодорантом. И, хотя хныканье Генри никак не вязалось со зловещим «Хо-хо-хо» Санта-Клауса, ошибки быть не могло.

— Мы знаем, что это ты, — решительно проговорил Римо. — Ты убивал детишек.

— Мне... мне пришлось... — несчастно выдавил из себя Генри.

Схватив его обеими руками, Римо, яростно крикнул:

— Но почему, ряди всего святого? Они же были совсем еще детьми!

— Это он мне приказал, — всхлипывая, пробормотал Генри.

Подняв глаза, Римо увидел, что он показывает на пластмассового Рудольфа. Стоящий в углу олень невинно смотрел на них тусклым игрушечным взглядом, лампочка у него в носу время от времени подмигивала.

— Рудольф? — переспросил Римо.

— Он меня заставил.

— Значит, отрубить семерым ребятишкам головы тебя заставил Рудольф-олень. Но зачем?

— Чтобы эти дети не грустили, как я.

— Грустили?

— Винсент сказал, что Санта-Клауса нет. Сначала я ему не верил, но мама тоже так говорит.

— Кто такой Винсент?

— Это мой отчим. Мой настоящий отец убежал. Винсент сказал, что все из-за того, что я слабоумный, но мама его ударила, так что, наверное, он сказал неправду.

— Так как же все это произошло? — спросил Римо, чувствуя, как вся его ярость улетучивается. Этот увалень оказался умственно отсталым.

— После Дня Благодарения я спросил у Винсента, почему у нас нет елки, а он сказал, что она нам не нужна.

— Продолжай, ты все еще не ответил на мой вопрос.

— Ну, я совсем не хотел причинять детям вреда, — пробормотал Генри, теребя свои пухлые руки, — а Рудольф сказал, что если ребенок умирает, еще не зная, что Санта0-Клауса на самом деле нет, то он попадет в рай и будет всегда смеяться. Но если он успеет вырасти, то прямиком отправится в ад, и будет поджариваться на вечном пламени, как бекон.

— Так ты убил их, чтобы они не узнали, что Санта-Клауса не существует?

— недоверчиво переспросил Римо.

— Да, мистер Фрости, сэр. А что, Винсент сказал неправду?

Римо тяжело вздохнул. Прежде, чем он собрался с силами, чтобы ответить, прошло несколько томительных секунд.

— Да, Генри, — тихо проговорил Римо. — Он сказал неправду.

— И теперь в аду буду поджариваться я?

На этот раз Римо уже не медлил с ответом.

— Нет, ты попадешь в рай, Генри. Ты готов?

— А можно мне попрощаться с Рудольфом?

— Боюсь, у нас слишком мало времени. Просто закрой глаза.

— Хорошо. — Генри послушно зажмурился, лицо его напряглось, колени стучали друг о дружку. Он был настолько жалок, что на секунду Римо заколебался. Но потом он вспомнил о газетных вырезках с фотографиями обезглавленных детей и душераздирающих воплях родителей, о которых писали репортеры. И еще ему вспомнилось собственное лишенное радостей детство.

Решительно шагнув вперед, Римо сложил пальцы в щепоть и направил точно рассчитанный удар в область над сердцем.

Генри рухнул на спину, словно перевернувшийся холодильник. Дом содрогнулся от удара его огромного тела. В ту же секунду снова раздался раздраженный, почти бесполый голос:

— Генри, сейчас же в кровать!

Вслед за ним донесся мужской вопль. Винсент, догадался Римо.

— Если ты не утихомиришь своего недоразвитого ублюдка, я завтра же возвращаюсь к Сандре.

Римо взглянул на лицо лежащего на полу толстяка. Оно казалось спокойным, в уголках глаз застыло что-то напоминающее легкую улыбку. Это зрелище только разозлило Римо — он же желал маньяку-убийце страшной и долгой смерти. Он хотел, чтобы тот сполна заплатил за причиненные им страдания. И вот, теперь, он чувствовал, что его обманули. Санта-Клаус был мертв, но в душе Римо не испытывал ни малейшего чувства удовлетворения. Он чувствовал только пустоту, как и каждое Рождество много лет подряд. Может быть, стоит покончить с Винсентом, подумал он.

В этот момент бесполый голос снова прокричал:

— Генри, если через пять секунд я не услышу, как ты храпишь, я отведу тебя в полицию и расскажу, что ты ездишь без прав. Они тут же посадят тебя в тюрьму. В тюрьму, слышишь меня?

Услышав эту тираду, Римо решил, что оставив Винсента в живых, он причинит ему гораздо больше мучений. Выйдя из дома, он забрался в красный рождественский автомобильчик, и, скрутив пару проводков, без труда завел мотор. Римо вырулил на шоссе и свернул в сторону Бостона и аэропорта Логана.

В тот момент, когда казалось, что снегопад, словно сыплющий соль на старую рану, будет продолжаться вечно, он прекратился так же внезапно, как и начался.

— Иногда я просто ненавижу свою работу, — сквозь зубы пробормотал Римо.

— Особенно в это время года.

Сев на рейс до Нью-Йорка, он втайне надеялся, что самолет захватят террористы, однако его ожидания не оправдались. Что ж, может быть, к его возвращению руководство даст ему, ради разнообразия, какое-нибудь стоящее задание. Что-нибудь масштабное, под стать его талантам. И обязательно кровавое.

Случилось так, что именно этой мечте и суждено было сбыться.

Глава 3

Когда зазвонил телефон, Бартоломью Бронзини, сидя в спортзале у себя дома, делал упражнения на разработку суставов руки. Прежде, чем снять трубку, он неторопливо сделал еще несколько движений. Бронзини гордился своей ежедневной программой тренировок, согласно которой он всегда давал левой руке большую нагрузку. У правой мускулы справа развиты обычно значительно лучше, поэтому Бронзини разработал специальный комплекс компенсирующих упражнений, так что мускулы у него были развиты почти одинаково на обеих руках.

Вытирая струившийся по широкой груди пот, Бронзини свободной рукой сгреб телефонную трубку.

— Ага, — отрывисто проговорил он.

— Барт, детка, как поживаешь?

Это был его агент, Шон.

— Что у тебя?

— Наши японские друзья только что переслали мне экспресс-почтой сценарий. Это что-то потрясающее.

— Много изменений?

— Откуда мне знать? Я его не читал.

— Ты же только что сказал, что сценарий потрясающий.

— Так оно и есть. Ты бы видел, в какой он папке! По-моему, это телячья кожа или что-то в этом роде. А страницы, ты только подумай, сверху до низу исписаны от руки! Похоже на... как же это называется... каллиграфию.

Бронзини тяжело вздохнул. Можно было и не спрашивать — в Голливуде сценарии читали только в случае крайней необходимости. В основном, все просто заключали контракт, а потом надеялись на лучшее.

— Ладно, пришли его с посыльным. Я просмотрю.

— Барт, дорогуша, не могу. Люди из Нишитцу уже прислали за тобой лайнер в Бэрбанкский аэропорт. Этот продюсер, ты с ним встречался в Токио... Как бишь его? Еще похоже на название греческой забегаловки...

— Джиро Как-то там.

— Точно! Так вот, он хочет, чтобы к полудню ты уже был в Юме.

— Юма?! Можешь предать ему, что так дело не пойдет. Я целых три дня убил на поездку в Японию к этим молодчикам из Нишитцу. Как вспомню, аж мороз по коже продирает — вечные поклоны, бумаги на подпись, и вопросы вроде «Где вы купили эти туфли?» «А нельзя ли приобрести их в качестве сувенира?» Они все такие вежливые, что у меня просто руки чесались расквасить им носы.

— Юма находится вовсе не в Японии. Это город в штате Аризона.

— А зачем я им понадобился именно там?

— Это место, где будут проходить съемки. С тех пор, как ты вернулся, они объездили всю страну в поисках подходящей натуры.

— Черт, это же рождественский фильм! И действие происходит в Чикаго.

— Наверное, это одно из изменений, которые они внесли.

— Но они не могут снимать «Джонни и Рождественский дух» в Аризоне!

— Почему бы и нет? — рассудительно заметил Шон. — Ведь снимали же «Звездные войны» в Калифорнии. На мой взгляд, вышло ничуть не хуже, чем в открытом космосе.

— В Аризоне не бывает снега, — ядовито заметил Бронзини. — И там не растут елки, одни только кактусы. По-твоему, они на них будут игрушки вешать?

— А разве у кактусов нет иголок?

— Черт бы тебя побрал, Шон, только не начинай!

— Хорошо, хорошо. Послушай, тебе нужно просто с ними поговорить, чтобы утрясти все эти детали. Но сейчас ты им просто необходим, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. У этих японцев проблемы с городской Торговой палатой, или еще чем-то. Насчет лицензии и распорядка рабочего дня.

— Что я, по-твоему, лидер профсоюза? Пускай решают с ними эти проблемы сами.

— Кхм, они почему-то не хотят этого делать.

— Как это не хотят? Я кинозвезда, а не мальчик на побегушках. Ведь это фильм, одобренный профсоюзом?

— Конечно, Барт, — успокаивающим тоном проговорил Шон. — Нишитцу очень, очень крупная фирма. И они хотят запустить лапу в такое прибыльное дело, как американская киноиндустрия. Конечно же, с профсоюзом все в порядке.

— Отлично, потому что иначе я немедленно бросил бы ту затею.

— Ты не смог бы.

— Почему это?

— А ты не забыл, что под контрактом стоит твоя подпись?

— Пусть попробуют подать на меня в суд.

— В этом-то вся и загвоздка. Так они и сделают, и, конечно же, выиграют дело, потому что слушаться оно будет в Японии. Это гигантская корпорация, и они выдоят тебя дочиста. Никаких пони для поло, никаких Ренуаров. Скорее всего, они отберут у тебя даже коллекцию комиксов, если узнают о ее существовании.

Судя по паузе на другом конце провода, Шон понял, что Бартоломью Бронзини задумался. Наконец агент решился нарушить затянувшееся молчание первым.

— Ты же прекрасно знаешь, что они сделают, если ты пойдешь на попятный.

Они просто отдадут роль Шварценеггеру.

— Ну уж нет! — взорвался Бронзини. — Этот перекачанный бифштекс не получит моего рождественского фильма. Единственный актер во всем мире, который не может и двух слов толком связать!

— Конечно, ты прав, вот и не будем доводить их до этого. Договорились?

Бэрбанкский аэропорт, самолет уже ждет.

Бартоломью Бронзини бросил трубку на рычаг с такой силой, что у фигурки Дональда Дака, украшавшей телефон, отвалился клюв.

* * *

Когда Бронзини подъехал на своем «Харли-Дэвидсоне» к аэропорту, самолет корпорации Нишитцу уже ждал его. У люка стоял стюард-японец в белом костюме, откинувший обитый плюшем трап.

Увидев, что Бронзини слез с мотоцикла, стюард быстро поклонился.

— Конничи ва, Бронзини-сан, — проговорил он, непроницаемо улыбнувшись.

Улыбка тут же исчезла с его лица, когда Бронзини принялся закатывать внутрь свой мотоцикл. — Нет, Бронзини-сан.

— Мой «Харли» всегда путешествует со мной, — огрызнулся Бронзини, подталкивая машину наверх так легко, как будто это был велосипед.

Стюард поднялся в салон вслед за ним, и, пока Бронзини пристраивал мотоцикл у борта, закрыл люк. Вслед за этим сразу же зашумели, разогреваясь, двигатели.

Когда, спустя час, самолет приземлился в международном аэропорту Юмы, стюард опустил трап и тут же отскочил в сторону, чтобы освободить дорогу сумасшедшему американцу, который на полной скорости съехал на мотоцикле вниз.

Бронзини с грохотом приземлился на залитой гудроном взлетной полосе, едва не вылетев из седла. Оправившись, он слез с мотоцикла и подкатил его к поджидавшему неподалеку микроавтобусу с надписью «Нишитцу». Глядя, как из автобуса на него ошарашено уставилось лицо Джиро Исудзу, он нетерпеливо подкручивал ручку газа.

Наконец японец открыл дверь и вылез наружу.

— Рад, что вы смогли прилететь, Бронзини-сан.

— Ближе к делу, — ответил Бартоломью. — И зовите меня просто Бронзини.

В чем тут у вас проблема?

— Съемка начинаться через два дня. Много работы.

— Через два дня?!

— У нас плотный график. Нужно торопиться. Пожалуйста, садитесь?

— Поезжайте вперед, — отозвался Бронзини, влезая на мотоцикл. — Все это попахивает надувательством.

Во взгляде Джиро Исудзу промелькнуло раздражение. Он помедлил секунду, как будто собирался что-то сказать, но затем лишь мотнул головой и захлопнул дверь автобуса.

Вслед за микроавтобусом Бронзини поехал по направлению к городу. Судя по первому впечатлению, Юма была абсолютно плоской. По сторонам ведущего в город шоссе то и дело попадались закусочные и магазины с уцененными товарами. Кактусов почти не было.

Тем не менее, когда они проехали через окраину города, во дворах кое-где стояли приземистые кактусы-колла. На большинстве домов виднелись рождественские украшения, однако из-за долетавшего из пустыни теплого ветра и отсутствия снега, Бронзини показалось, что сейчас не зима, а лето.

— Как же они, черт побери, собираются снимать рождественскую картину в этом Богом забытом месте? — пробормотал он, проезжая мимо дома в мексиканском стиле, с неизменным патио, вымощенным булыжником. Над входом в дом висел коровий череп, украшенный шапкой от костюма Санта-Клауса.

Бронзини все еще размышлял над этой проблемой, когда автобус подрулил к зданию мэрии города Юма.

— Здесь-то мы что забыли? — спросил он у Джиро, когда тот выбрался наружу.

— У нас встреча с мэром. Я сообщил ему, что вы собираетесь приехать. За мной, пожалуйста.

— С мэром? — проворчал Бронзини. — Надеюсь, на этот раз мне не будут вручать ключи от города. У меня их и так уже столько, что впору открывать сувенирный магазин.

* * *

Бэзил Кловз пребывал на посту мэра города Юма вот уже шесть лет. Он очень гордился своим городом, одним из самых быстрорастущих населенных пунктов штата. Он гордился тремя телестудиями, имеющей немалое стратегическое значение военной базой и кристально чистым воздухом.

Мэр Кловз никогда не сдал бы этот город иностранным агрессорам по доброй воле. Однако когда его пресс-секретарь объявил о том, что в приемной находятся представители кинокомпании, входящей в Корпорацию Нишитцу, а с ними Бартоломью Бронзини, суперзвезда мировой величины, лицо мэра расплылось в радушной улыбке.

— Мистер Бронзини! — вскричал он, сжимая ладонь актера обеими руками. Замечательно, что вы смогли к нам выбраться. Я видел все фильмы с вашим участием.

— Я рад. Спасибо, — негромко отозвался Бронзини.

Все присутствующие единодушно расценили его слова, как признак равнодушия и скуки. На самом же деле, Бронзини всего лишь смущала официальная сторона, сопутствующая его популярности.

— Я был просто потрясен вашим «Конаном-попрошайкой». Вы выглядели таким... таким мускулистым!

— Очень мило с вашей стороны, — пробормотал Бронзини. Он решил не заострять внимания на том, что главную роль в этом фильме сыграл Арнольд Шварценеггер. Бронзини терпеть не мог, когда люди путали его с этим австрийским буйволом, — Что ж, мистер Бронзини, — начал мэр Юмы, жестом приглашая вошедших садиться. — Мистер Исудзу утверждает, что вы решили снять в нашем прекрасном городе свою новую картину.

— Совершенно верно, сэр, — подтвердил Бронзини, и все решили, что таким образом он показал, насколько снисходителен он бывает к другим людям, несмотря на то, что ничего подобного в виду не имелось.

— Вы, конечно же, понимаете, что когда ко мне обращаются незнакомые люди, прошу прощения, джентльмены, — мэр покаянно поклонился сидевшим с непроницаемыми лицами представителям Нишитцу, — и просят выдать лицензию и все такое прочее, мне хотелось бы получить определенные гарантии. Знаете, у нас в Юме снимается не так уж много фильмов, поэтому я и сообщил этим уважаемым господам, что как только они смогут наглядно подтвердить искренность и добропорядочность своих намерений, я сделаю все от меня зависящее, чтобы договориться с городским советом.

Ну, началось, подумал Бронзини. Ему иногда приходилось выступать в роли продюсера, и он уже успел привыкнуть, что в таких ситуациях на него начинали давить. Когда заключаешь с городским властями контракт на съемки в общественных местах, им никогда не приходило в голову, какой доход это принесет в бюджет города, и сколько местных жителей получат работу на съемках. Их интересовало только, что будут иметь с этого они.

— Поэтому, когда мистер Исудзу сказал, что вы готовы приехать и развеять наши опасения, — продолжал мэр, — то я ответил: «Что ж, думаю, этого будет вполне достаточно».

В этот момент в комнату заглянул пресс-секретарь.

— Они уже здесь, господин мэр.

— Замечательно, — откликнулся мэр Кловз. — Пойдемте, нам нужно с ними встретиться.

В дверях комнаты Бронзини поймал Исудзу за руку.

— В чем дело? — прошипел он.

— Тише! Это скоро закончится.

— Черт! — выругался Бронзини, увидев журналистов, устанавливающих телекамеры. По сторонам застыли корреспонденты из газет, уже занеся над блокнотами карандаши.

— Дамы и господа, благодарю вас за то, что вы здесь собрались, громогласно начал мэр. — Как вы уже имели возможность убедиться, знаменитый Бартоломью Бронзини, снявшийся во многих фильмах, ставших классикой жанра, таких, как «Конан-попрошайка», почтил меня своим посещением. Барт приехал в Юму специально, чтобы попросить моего разрешения на съемки очередного супербоевика. Вместе с ним приехал мистер Джиро Исудзу, продюсер со стороны Корпорации Нишитцу. Думаю, судя по надписям на ваших видеокамерах, вы знаете, что такое Нишитцу, гораздо лучше меня.

Несмотря на то, что никто не составил ему компании, мэр от души рассмеялся. Затем он продолжил:

— Для съемок нового фильма Барта из десятков американских городов эти люди выбрали Юму. А сейчас вы можете получить ответы на интересующие вас вопросы.

В зале повисла томительная тишина. Газетные корреспонденты, казалось, внимательно изучали записи в своих блокнотах. Телеоператоры застыли в нерешительности. Бронзини уже приходилось сталкиваться с подобными ситуациями. Его репутация могла запугать даже развязных тележурналистов. — Может быть, я начну сам? — попытался сострить Бронзини. — Ну, например, насколько жарко у вас бывает в это время года?

Никто даже не улыбнулся. Он просто ненавидел, когда люди не смеялись над его шутками.

Наконец, заговорила развязная блондинка, представившаяся, как одна из обозревателей с телевидения:

— Мистер Бронзини, расскажите нам о своем новом фильме.

— Это рождественская история. В фильме...

— А какое впечатление сложилось у вас о Юме?

— Думаю, достаточно сложно составить представление о городе, когда ты успел увидеть только здание аэропорта и мэрии, — глуповато улыбнулся Бронзини. Он ожидал, что журналистка задаст ему еще один, наводящий вопрос, но пресса уже переключилась на Джиро Исудзу.

— Мистер Исудзу, почему вы выбрали для съемок именно Юму?

— Она отлично подходит для наших целей, — ответил Джиро.

— Мистер Исудзу, как вы думаете, захотят ли американцы смотреть фильм с титрами «Сделано в Японии»?

— Мистер Исудзу, какие прогнозы вы могли бы сделать по поводу лидирующего положения, которое Япония занимает на Тихоокеанском рынке?

— Мистер Исудзу...

И так далее, и тому подобное. Представители прессы с удовольствием тараторили, затрагивая все темы, которые могли меть хоть малейшее отношение к Юме, и даже несколько тем, совсем к ней не относящихся. Когда, быть может, уже через несколько часов, журналисты опубликуют свои репортажи, то все они попытаются сыграть на банальной местной теме. Никто даже и не удосужится упомянуть, что эта роль будет в корне отличаться от обычных для Бронзини героев-суперменов. То, что он является также автором сценария, тоже вряд ли станет достоянием общественности. Если те две короткие фразы, которые Бронзини успел произнести в начале, не переврут, то уже можно считать, что ему повезло.

Все это он тоже ненавидел.

Наконец телевизионщики принялись собирать свое оборудование, а репортеры из газет потянулись к выходу, время от времени оглядываясь и бросая на него полные любопытства взгляды. Бронзини услышал, как одна из женщин сказала своей спутнице: «Ты представляешь? Он заработает на этом фильме миллионы, а сам и двух слов связать не может».

Когда репортеры вышли, снова появился мэр Юмы и началась очередная серия рукопожатий.

— Вы были великолепны, Барт. Ничего, если я буду вас так называть?

— Продолжайте, продолжайте. Насколько я понял, вы уже успели к этому привыкнуть.

— Спасибо, Барт. В следующем году будут перевыборы, и, благодаря сегодняшней пресс-конференции мои шансы взлетят до небес.

— По крайней мере, на мой голос можете рассчитывать совершенно спокойно, — пошутил Бронзини.

— А вы разве зарегистрированы в нашем городе?

— Это была маленькая шутка, — объяснил Бронзини. — Совсем малюсенькая.

Мэр выглядел озадаченным. Во взгляде у него явно читалось: «Так этот неандерталец еще и шутить умеет?» О, каким знакомым все это казалось для Бронзини.

— Ааа! — протянул мэр Кловз. — Шутка. Что ж, приятно слышать, что у вас есть чувство юмора.

— Мне его не так давно пересадили, — ответил Бронзини.

— Так вы уладите дело с лицензией? — поспешил вставить Джиро Исудзу.

— Да-да, конечно. И позвольте мне стать первым, кто пожелает вашей съемочной бригаде всего самого наилучшего.

Бронзини с явным облегчением пожал протянутую мэром руку. Неужели это все? Нет, наверняка еще попросит автограф. Может быть, хоть это будет не так ужасно?

— Ах да, пока вы еще не ушли, — заторопился мэр. — Можно попросить у вас автограф?

— Конечно, — согласился Бронзини, беря у него ручку и собственную фотографию, вырванную из какого-то журнала.

— Для кого сделать надпись? — спросил он.

— Напишите на мое имя, хотя вообще-то это для дочери.

— Угу, — вздохнул Бронзини, расписываясь на фотографии. Дарственная надпись звучала так: «Мэру города Юма от его друга Арнольда Шварценеггера».

Как он и предполагал, мэр проглотил это и глазом не моргнув. Когда они с Джиро Исудзу вышли на улицу, Бронзини прорычал:

— Ну что, все? Теперь, наконец, я свободен?

— Нет, нам осталось нанести еще много визитов. Сначала мы зайдем в отель.