Мой ласковый и нежный мент

Валентина Мельникова

Мой ласковый и нежный мент

Все происходящее в романе – полностью плод авторской фантазии, возможные совпадения с реальными событиями и людьми абсолютно случайны.

К северу от Саянских гор протянулись на три стороны света, на десятки километров серые от дождей и похолодевшие от промозглых ветров степи. Вершины гор за Вознесенским уже посеребрила зима, а там все еще текут не скованные ледяным панцирем реки.

Поредел лес, открылись дальние дали, сопки стали пустынными, бездумно открытыми ветрам и морозам. Только пихтовые и кедровые боры стоя! по-прежнему непоколебимо и сурово, истинный бастион на пути всепроникающих метелей и пронизывающего насквозь ветра. Снег припорошил сверху черно-зеленые конусы пихт и залихватски заломленные шапки великанов-кедров, улегся на ветках, но вниз не просыпался, лишь завалил опушки и сделал непроходимыми подступы к лесу. Тайга стала еще темней, внизу по-прежнему лежала сухая хвоя, а в ней все еще шуршала и попискивала мелкая лесная живность.

Уже спускались по склонам гор осторожные маралухи с подросшими оленятами, но на утренней заре еще уходили наверх, стараясь укрыться от рыси, медведя, волка и иногда захаживающего сюда с Алтая красавца снежного барса – ирбиса. Вместе с маралухами, держась особняком, совершали путешествие сверху вниз и обратно пугливые косули, изящные и быстроногие, получившие в наследство от предков по-девичьи смирный характер.

Застигнутые в горах обильным снегопадом или пургой, маралы и косули спокойно ложились под защиту скал, густых кустов или в пихтарнике и долгими часами дремали, поджав ноги и полузакрыв большие блестящие глаза. Только длинные чуткие уши ни на минуту не переставали поворачиваться туда-сюда. Влажный черный нос ловил запахи леса и подрагивал, учуяв непонятное. Переждав ненастье, животные отправлялись по глубокому снегу в известном только им направлении, высоко и грациозно поднимая ноги, прыгали, обрушивая и приминая сугробы всей тяжестью тела.

То в одном, то в другом ложке или на поляне поднимались стожки сена, лежали в кормушках березовые и ивовые веники, белела под навесами соль.

Звери принимали человеческую заботу как должное, как выплату процентов по тому долгосрочному кредиту, который люди позаимствовали у природы, почти истребив в Саянах когда-то огромное стадо маралов, косуль, гордых козерогов и диких северных оленей – сокжоев.

А день между тем разгорался. Солнце хотя и поднялось над горизонтом, но спряталось за длинное белое облако, окрасив его в веселый розовый цвет.

Девушка еще затемно вышла из дому и уже несколько часов шла по тайге на лыжах, устала, но первый привал сделала, лишь пройдя самый сложный участок пути – огромные нагромождения камней на опушке пихтового леса. В двух километрах отсюда лежала небольшая поляна, где на днях она со своими учениками установила небольшой стожок для косуль и развесила на специальные вешала заготовленные с лета березовые веники. Вчера весь день шел обильный снег, и косули, а возможно и ланки с оленятами, должны прийти к кормушкам. Она посмотрела на часы, позволив себе еще пять минут отдыха. На душе было тихо и спокойно, кик тих и спокоен окружавший лес, застывшие в седоватой дымке горы за спиной и девственно чистые снега, тронутые редким звериным или птичьим следом…

Внезапно справа хрустнула ветка и на поляну мощным прыжком выскочил матерый марал. Девушка подавила вздох восхищения: таких великолепных рогов, такой гордой осанки и благородной головы с ярко блестевшими глазами она еще ни разу не видела. Олень находился в великолепной бойцовской форме, которую не остудили ни первые холода, ни ледяные метели.

Красавец фыркнул и, раззадоривая себя, ударил копытом, взбив невысокий снежный фонтанчик.

Прислушался и вдруг, закинув рога на спину и вытянув шею, смешно оттопырил губы. Дерзкое и одновременно тоскливое «бээ-уэ-а-а!..» разнеслось по горам далеко-далеко – первобытный и дикий клич, древний как мир любовный призыв и вызов сопернику.

Марал снова прислушался, фыркнул и заметил наконец странную неподвижную тень. Но не испугался, только скосил глаза и, грациозно переступая ногами, стал обходить загадочное существо по кругу.

А чтобы у врага не осталось никаких сомнений насчет его намерений, изредка опускал голову и поддавал снег рогами, так что комья летели во все стороны, а вместе с ними куски веток и листья кашкары и карликовой березки. В довершение всего марал то и дело рыл снег копытом, а сам все шел и шел по кругу, пока порыв ветра не донес до ноздрей страшный запах человека и железа.

Секунда – нет, четверть секунды! – гигантский прыжок через кусты, скошенные в сторону смертельно испуганные глаза, треск ломающихся под тяжелым телом веток, грохот осыпающихся камней – и все стихло, исчезло, как видение…

Девушка печально усмехнулась. Вот как боится олень одного только запаха человека. Даже здесь, в заповеднике… Сколько все-таки зла принесли люди несчетным поколениям этих красивейших в мире животных, если боязнь стала уже выверенным, запечатленным инстинктом!

Она встала на лыжи, закинула карабин за спину и опять пошла-побежала по лесу, отмеряя последние сотни метров до кормушек. А вслед ей, отражаясь от скал и мрачной стены пихтарника, неслось торжественно-величавое «бээ-уэ-а-а-а... бэу-уээ-уа-а-а!..»

Глава 1

Подполковник милиции Денис Барсуков сидел, вытянув под столом длинные ноги, и усердно пытался изобразить на лице неподдельный интерес к пространным докладам многочисленных руководителей районного масштаба. Речь шла о подготовке хозяйств к зиме. Начальники разных рангов и уровней потрепаться любили, поэтому вырваться раньше обеденного перерыва не усматривалось никакой возможности.

Барсуков украдкой посмотрел на часы, потом измерил на глазок очередь из желающих выступить и еще больше уверился в том, что обед – единственный шанс улизнуть с совещания и заняться своими непосредственными обязанностями, количество которых, несмотря на ненормированный рабочий день и полное игнорирование выходных, росло поистине с космической скоростью.

Теперь требовалось придумать подходящую причину, по которой ему позарез необходимо смыться. И достаточно убедительно объяснить потом главе районной администрации Кубышкину Евгению Александровичу, что начальник райотдела милиции выполняет какое-то очень важное задание, а отнюдь не игнорирует вопросы обеспечения крупного рогатого скота кормами, а сельчан – дровами и углем.

В кабинете было жарко, от сидевшего рядом редактора районной газеты Федюнина несло застарелым запахом пшеничного самогона, который он тщетно пытался зажевать очередной порцией «дирола». Хотя Федюнин старался дышать в сторону, потел и вздыхал он столь выразительно, что даже без сопоставления оперативных данных, на основе только косвенных улик было понятно, кто еще, помимо подполковника Барсукова, лелеет тайную мечту исчезнуть с очередного судьбоносного для района совещания.

Барсуков вновь взглянул на часы. До перерыва оставалось минут сорок, плюс еще пять минут, которые уйдут на стаскивание с трибуны очередного увлекшегося выступающего. Выходит, без малого час ему придется терпеть похмельные запахи справа и созерцать сытую физиономию визави – Игоря Ярославовича Надымова, бывшего председателя рай потребсоюза, а ныне удачливого предпринимателя, успевшего вовремя прибрать к рукам все торговые точки района. Надымов изредка ласково поглядывал на подполковника, а во время короткого перерыва вышел вслед за ним на крыльцо – подышать свежим воздухом и выкурить длинную заморскую сигаретку. Очень ему хотелось затеять легкий разговор, вроде ни к чему не обязывающий, но способствующий сближению. Совсем легкий разговор, ни о чем. На затравку – невинная охотничья байка. Следом – безобидный анекдот. Потом – вздох по поводу скверной погоды и не менее скверных дорог. Мечтательное: "В баньку бы сейчас! А потом бы водочки холодненькой, да под пельмени!! – и взгляд в сторону неулыбчивого начальника РОВД. Как реагирует? Понимает ли намек на возможность грядущих удовольствий в компании милого и приветливого Игоря Ярославовича?

Но подполковник на крыльце не задержался, а прямо направился к желто-голубым «Жигулям», переговорил по рации с дежурным: все спокойно, начальство пока не тревожит, криминальная обстановка на десять утра существенных изменений не претерпела, раскрыта по горячим следам утренняя кража козы Риголетты с подворья пенсионерки Симбирцевой.

Перерыв закончился, и Игорь Ярославович, взгрустнув, вернулся на прежнее, хорошо насиженное место. Следом появился подполковник с капельками воды от растаявшего снега на погонах, не слишком дружелюбно оглядел собравшихся и устроился рядом с еще более поскучневшим и осунувшимся от неумеренного употребления «дирола»

Федюниным.

За окном продолжали тихо кружиться крупные, похожие на гусиный пух снежинки. Они ложились на окружавшие село рыжие сопки, на серый, в цвет низкого неба асфальт, на плечи и головы редких прохожих, на крыши разноцветных торговых киосков и автомобилей, скопившихся на стоянке перед зданием районной администрации, именуемым в народе «Кактус». Стены его покрывала ярко-зеленая краска. Призванное олицетворять свежие, как молодая листва, идеи и помыслы новой метлы района, это халтурное исчадие забугорной промышленности в первый же месяц после ремонта пошло пузырями, потрескалось, а в некоторых местах откровенно облезло, породив частушку, которую не преминула обнародовать на Празднике урожая зловредная директриса районного очага культуры Антонина Веденеева:

Как в родном моем селе

Кактус вырос по весне.

Цветом он зелененький,

Словно доллар новенький.

Но осенний ветер дунул,

Кактус тут же захирел,

Весь морщинами покрылся,

Как коленка облысел…

Денис вздохнул. Завтра на восемнадцать ноль-ноль у него назначена встреча с этой самой Веденеевой, которая командует единственной в республике народной дружиной и, как ни странно, весьма успешно со своим делом справляется. Правда, за месяц пребывания в должности начальника РОВД ему пришлось столкнуться с такой коллекцией нелепостей и несуразиц, что он почти не удивился, узнав, что во главе добровольных радетелей за мир и спокойствие в селе стоит молодая дама. И, как отозвался о ней начальник милиции общественной безопасности Коля Кондратьев, особа довольно привлекательная, но настырная, способная своими выходками довести до точки плавления даже бюст Петра Великого, установленный в скверике на месте памятника вождю мирового пролетариата.

Жара и духота в кабинете становились прямо-таки нестерпимыми. Денис протянул руку и осторожно коснулся радиатора отопления. Ладонь не терпит! Он посмотрел на тщедушного начальника коммунального хозяйства, который все совещание сидел, уткнувшись носом в ворот толстого, домашней вязки свитера, а во время своего двадцатиминутного отчета о готовности коммунальщиков к зиме больше сморкался и откашливался в носовой платок, и понял, что батареи будут так жарить, похоже, еще с недельку, до полной ликвидации простуды и связанного с ней озноба у хлипкого коммунального начальства.

До обеденного перерыва оставалось уже совсем ничего, а подполковник так и не придумал убедительного предлога, чтобы исчезнуть с совещания. Он взглянул на Надымова, тот немедленно мило ему улыбнулся, а Федюнин закряхтел, завозился на своем стуле, привстал и во весь голос заявил: «Господи! Духота какая! Неужто нельзя форточку открыть?»

Никто из присутствующих не успел отреагировать на реплику редактора должным образом. Из-за дверей кабинета донесся непонятный гвалт, затем более определяемый грохот: кажется, кто-то отбросил в сторону стул. Раздавшийся вслед за этим визгливый вскрик и плаксивый речитатив любимой секретарши Кубышкина Верунчика подтвердил, что вместе со стулом в сторону отлетела и сама Верунчик. В довершение под дверями главы администрации послышался совсем уж непотребный шум и шипение, словно стая диких кошек выясняла отношения, В следующее мгновение двери распахнулись и на пороге появилась неизвестная Барсукову девица с короткой, почти как у самого подполковника милиции, стрижкой, раскрасневшимися щеками, яростно блестевшими глазами, одетая в распахнутый на груди бушлат военного образца с полуоторванным цигейковым воротником. В одной руке она держала песцовую ушанку, во второй – ножку от пострадавшего в схватке стула, а локтем пыталась отпихнуть секретаршу, уцепившуюся за нее мертвой хваткой бультерьера.

Верунчик силилась обойти девицу и перехватить инициативу, но та весьма успешно прижала ее бедром в камуфляжных брюках к косяку и сердито приказала: «Верка, отвяжись!»

– Людмила! – ахнули одновременно директор заповедника Кочерян и глава администрации. Директор вскочил со своего стула и еще более растерянно добавил:

– Сейчас же покинь кабинет!

– Еще чего! – Девица резким движением сбросила с плеч бушлат, не глядя отправила за спину ушанку, далее последовала ножка стула. Верунчик едва успела уклониться от летящих в ее сторону предметов одежды и остатков мебели. Неожиданная посетительница переступила порог, решительно сдула нависшую на глаза прядку волос, в два шага преодолела расстояние до Надымова и остановилась за его спиной.

Денис с удивлением отметил внезапную бледность, проступившую на пухлых щечках Игоря Ярославовича, и явный испуг в его глазах. Но не успел подполковник должным образом оценить это аномальное явление на самоуверенной физиономии местного Рокфеллера, как девица ловко ухватила того левой рукой за галстук, а правой отвесила весьма звонкую и, несомненно, крепкую пощечину.

Верунчик и зав районными финансами Раиса Федоровна испуганно вскрикнули. Все присутствующие загалдели, вскочили на ноги. Федюнин потянулся через стол и попытался удержать агрессивную девицу за руки, та вырвалась и, ухватив Надымова за грудки, одарила редактора таким бешеным взглядом, что он невольно подался назад и чуть не сел мимо стула. С белоснежной сорочки Игоря Ярославовича в разные стороны брызнули пуговицы. Девица, захватив сорочку в кулак, приподняла свою жертву со стула, несколько раз сильно встряхнула и выкрикнула срывающимся от гнева голосом:

– Ax ты, мразь! Опять на косуль охотился? Дети их сеном подкармливают, от голода спасают, а ты на вездеходе из карабина… – Она не договорила и вновь отвесила Надымову затрещину, теперь уже левой рукой по правому уху.

– Денис Максимович! Полковник! – Кубышкин, вероятно от неожиданности, повысил Дениса в звании, но тем не менее посмотрел на него крайне грозно. – Сейчас же прекратите это безобразие и удалите эту хулиганку из кабинета!

Худой и горбоносый Кочерян подскочил к девушке и попытался за локти оттащить ее от Надымова. Но она лишь разгневанно раздула ноздри и прокричала с еще большей яростью:

– Отойди, Ашот! А то и тебе достанется! – Затем вновь с презрением посмотрела на Надымова и с явным сожалением произнесла:

– Скажи спасибо, тварь, что карабин дома оставила, а то не сносить бы тебе головы. – Она оттолкнула его от себя, брезгливо отряхнула руки и посмотрела на директора заповедника:

– Как вы можете, Ашот Саркисович, сидеть за одним столом с этой гадиной? Ведь он со своими дружками не менее десятка косуль сегодня ночью положил. Сволочи! – Она посмотрела в сторону Надымова, торопливо поправляющего галстук и приводящего в порядок прическу. – Ничего, все равно я на этого подонка управу найду!

– Это я на тебя управу найду, Людочка! Допрыгалась, голубушка! Думаешь, все, что ты сейчас наговорила и натворила, тебе с рук сойдет? – процедил Надымов сквозь зубы, старательно отводя взгляд от девушки. – И за рукоприкладство ответишь, и за оскорбления, и за клевету… – Он посмотрел на продолжавшего молчать подполковника:

– Сегодня я обязательно напишу заявление на ваше имя, Денис Максимович, а сейчас очень прошу задержать эту взбесившуюся особу, пока количество пострадавших ограничивается только мной и этой милой девочкой. – С прежней ласковой улыбкой он посмотрел в сторону Верунчика.

Но та вдруг неожиданно сердито сверкнула глазами и пробурчала:

– Вы себя защищайте, Игорь Ярославич, а за меня не беспокойтесь. С Людмилой мы и без вас разберемся. – И, подхватив вещи своей недавней противницы, секретарь покинула кабинет, хлопнув за собой дверью.

На мгновение в кабинете воцарилась тишина, все вопросительно смотрели на начальника РОВД.

Все, кроме самой возмутительницы спокойствия.

Она ехидно усмехнулась и с вызовом оглядела подполковника с ног до головы:

– Прежде чем меня кто-то арестует, я все-таки успею разделаться с этой обезьяной! – Она выхватила из рук директора заповедника увесистую кожаную папку и занесла се над ранней лысиной Игоря Ярославовича. Тот вздрогнул и прикрыл голову руками.

Но удара не последовало. В последнее мгновение Барсуков успел схватить девушку за запястья, вырвать у нее папку и отбросить в сторону. Девушка зашипела, как рассерженная кобра, попыталась вывернуться из милицейских объятий, а когда это не удалось, попробовала пнуть его по ноге. Подполковник резко отклонился в сторону директора заповедника, тот тоже подался назад, не удержался на ногах и упал на колени Раисе Федоровне, лицом в низкое декольте, прикрытое легким шелковым шарфиком.

Дама оглушительно взвизгнула, обозвала Кочеряна полуприличным словом, одновременно что-то выкрикнули Кубышкин и Надымов, но Денису было уже не до эмоций разгневанного начальства. Он был озабочен серьезной проблемой: как вытолкать негодную девицу из кабинета. Отбивалась она отчаянно и, нужно признать, умело и так вывернула ему палец, что пришлось применить особый захват со спины и, слегка подпихивая коленом сзади, вывести нарушительницу из кабинета.

За дверями их встретила Верунчик и недружелюбно посмотрела на подполковника:

– Куда вы ее повели, Денис Максимович?

В этот момент девица сделала новую и почти удачную попытку освободиться. Она внезапно присела и почти выскользнула из рук подполковника.

В последнее мгновение Барсуков успел схватить ее за брючный ремень.

После непродолжительной борьбы ему наконец удалось усадить ее на диван. Девушка молча, с неприкрытой яростью смотрела на него и все так же в бешенстве раздувала крылья небольшого, аккуратно выточенного природой носа.

Верунчик подошла к задержанной, села рядом и успокаивающе погладила по руке:

– Успокойся, Мила! – Она осуждающе посмотрела на подполковника, который сел за ее стол, открыл папку и достал лист чистой бумаги:

– Протокол небось собираетесь писать?

– Собираюсь! – сухо ответил Барсуков и поднял глаза на девушку:

– Потрудитесь сообщить свою фамилию, имя, отчество и род занятий.

Девушка устало махнула рукой:

– Отвяжитесь от меня! Ничего я вам не скажу, потому как знать вас не знаю и знать не хочу!

Денис строго посмотрел па нее:

– Не дерзите, гражданка! Я – начальник РОВД подполковник Барсуков и потому намерен вас задержать и проводить в отдел для выяснения обстоятельств хулиганства, которое имело место быть только что…

Девушка язвительно улыбнулась:

– Имело место быть… Вы по-человечески умеете выражаться, гражданин мент? Или только суконным языком протокола? – Она рассмеялась, слегка откинув голову назад, и опять повторила:

– Имело место быть… Грамотей!

– Возможно, вы захотели усугубить ваше положение, гражданка, – спокойно произнес Барсуков, затем вернул бумагу в папку, застегнул ее на «молнию» и поднялся на ноги, – и потому решили намеренно оскорбить меня, обзывая ментом, но, к вашему сведению, именно так я себя и называю. – Он неожиданно и, возможно, излишне шумно перевел дыхание, но продолжал не менее строго:

– И весьма горжусь, когда меня так называют другие. В особенности те, которых я исправно ловлю и отправляю в места не столь отдаленные.

– Ловят вошь под мышкой, – проворчала девица и протянула ему руки. – Надевайте наручники, господин мент, и пошли выяснять отношения, но учтите: дальнейшая жизнь вам сладкой не покажется! Уж это я вам обещаю!

– Во-первых, на дам наручники мы не надеваем, – достаточно учтиво произнес Барсуков и положил руку на плечо нарушительницы. – Во-вторых, не забудьте одеться. ИВС не больница, и лечить ваши сопли там будет некому.

– В ИВС?! Это что ж, теперь так КПЗ называется? – Девица сбросила его руку со своего плеча и толкнула подполковника в грудь. – Отойди! От тебя ментурой за сто верст несет!

Денис неожиданно для себя сделал шаг назад и поежился под взглядом женских глаз, смотревших на него с такими презрением и ненавистью, что он, опять же крайне неожиданно для себя, смутился и не нашелся, что ответить.

Верунчик с не меньшим негодованием смерила Барсукова взглядом, протянула девушке ее бушлат и ушанку и тихо сказала:

– Люда, не горячись! Сама знаешь, с милицией лучше не связываться! Да и против Надымова не попрешь, все у него давно куплено и перекуплено!

– Как ты можешь спокойно об этом говорить, Вера? – Девушка с неподдельной горечью посмотрела на нее. – Они же, сволочи, на джипах своих... с карабинами… И знают ведь, что не уйти косулям по глубокому снегу… Не убежать! – Она вновь опустилась на диван, уткнулась лицом в ушанку и всхлипнула. – Кормушки разнесли в щепки, сено, веники – все перемесили колесами… Да я их следы ни с чьими не спутаю… – Она подняла голову и гневно посмотрела на Дениса:

– Только глубокоуважаемые господа менты изволят ничего не замечать, потому как все им по барабану…

– По барабану? – переспросил ошеломленно Денис. – По какому еще барабану?

– По африканскому! – постучала девушка ладонью себя по лбу. – По вашему деревянному тамтаму, господин милиционер! Потому что мыслите вы исключительно статьями Уголовного кодекса, а на то, что творится вокруг, вам глубоко плевать!

Барсуков скептически усмехнулся:

– А вам, выходит, не по тамтаму? Вы – активный борец с несправедливостью, но почему действуете незаконными методами? Или Уголовный кодекс для вас уже не указ?

– Только прекратите эту полицейскую дребедень!

Меня от нее не просто тошнит, а скоро и вывернет наизнанку… – Людмила нахлобучила ушанку на голову, сердито буркнула:

– Пошли, что ли, – и первая направилась к выходу.

Глава 2

– Садитесь в машину! – произнес в спину задержанной гражданке Барсуков и открыл перед ней заднюю дверцу «Жигулей».

– Ах какие предосторожности! – фыркнула девица и с вызовом посмотрела на Барсукова. – А почему бы вам лично не провести меня пешком через все село с усиленным конвоем, с автоматами и овчарками? Пусть все видят, что милиция не дремлет!

И даже не боится ловить особо опасных преступников!

– Не тратьте свой яд понапрасну, гражданка!

И садитесь в машину, пока я не превратился в особо опасного начальника милиции! – усмехнулся Денис. – По всему видно, не дают вам покоя лавры народной героини! Что ж, могу устроить по знакомству небольшой костерок на площади для новоявленной Жанны д'Арк! Но дрова и растопка за ваш счет! Увы, милицейский бюджет и так трещит но швам, а после подобного мероприятия мы окончательно вылетим в трубу!

Девица хмыкнула, окинула подполковника насмешливым взглядом и с елейной улыбкой на устах произнесла:

– Гран мерси за заботу, господин подполковник!

И за счастье лицезреть легендарного Барса – кажется, так вас называют восторженные поклонницы?

Видно, сам Господь Бог снизошел до нашей Тмутаракани и послал вас порядки наводить и преступников в каталажку определять! Ну что ж, желаю вам крепкого здоровья и успехов на столь благородном поприще, господин мент!

Барсуков только вздохнул в ответ: он терпеть не мог своего прозвища. Подполковник совсем уж собрался захлопнуть дверцу за строптивой задержанной, которая наконец-то соизволила устроиться в углу заднего сиденья, но не тут-то было! В последнее мгновение девица с силой ударила ногой в дверцу, отчего подполковник, и так не слишком твердо державшийся в новых кожаных туфлях на покрытом тонким ледком асфальте, пушечным снарядом пролетел к крыльцу и с высоты своего приличного роста всей почти стокилограммовой тяжестью впечатался в небольшой сугроб, скопившийся у подножия гипсовой урны.

Урна, крякнув от неожиданности, распалась на части. Над головой поверженного начальника РОВД взметнулся вихрь из конфетных фантиков и оберток от жвачки. Приподнявшись на локтях, он увидел, что девица на всех парах мчится прочь от машины в компании двух лохматых подростков, причем совершенно не понятно, мальчишки это или девчонки.

Барсуков встал на ноги, окинул грозным взглядом двух кумушек, притормозивших напротив и с неподдельным интересом наблюдавших за попытками подполковника более основательно закрепиться на скользкой поверхности.

Из «Жигулей» выскочил верный водитель Барсукова Сережа, велел любопытным дамам закрыть варежки и следовать дальше своим курсом, выразительно похлопывая по руке ПР (она же палка резиновая, она же «демократизатор»).

– Что без толку на теток лаешься? – упрекнул Сергея начальник, слегка прихрамывая вернувшись к служебному автомобилю, и, навалившись па капот, достал пачку сигарет. – А правонарушителя упустил!

– Да какой же она правонарушитель? – удивился водитель. – Это ж Людмила Алексеевна, она моего братишку в школе ботанике учит. Пестики-тычинки всякие…

Барсуков с удивлением уставился на Сергея:

– Так эта хулиганка – учительница? Что ты мне голову морочишь?

Сергей пожал плечами и отвел взгляд в сторону:

– А какой мне резон вам ее морочить? Учительница она и есть учительница, правда не настоящая. В школе учителей не хватает, вот ее и попросили уроки биологии вести и, кажется, еще географии. А так она в заповеднике работает, по научной части. Замом у Ашота Саркисовича.

– Учительница? Зам по науке? – Барсуков озадаченно посмотрел на водителя и вдруг неожиданно расхохотался. – Ну и лихая дамочка эта твоя Людмила Алексеевна! И частенько она так хулиганит?

– Да нормальная она девка, Денис Максимович! Горячая больно, но без дела ни с кем ссориться не будет! А что, – он с явным интересом посмотрел на начальство, – Надымова она успела отлупить?

– А ты-то откуда знаешь? – опешил подполковник.

– Да не знаю я, а только предполагаю, – ответил уклончиво Сергей и отвел взгляд в сторону. – Я в машине сидел, вас дожидался. А Людмила подбежала, дверцу открыла – и ко мне. «Дай, – говорит, – на время свою дубинку, надо мне хорошенько одного стервеца отлупить!» Я, конечно, посмеялся, думал поначалу, что она шутит, а потом смотрю – она вся белая и от злости прямо невменяемая. «Стой, – кричу, – Людмила, успокойся!» А она рукой махнула – и в администрацию. Ну, думаю, держись теперь Надымов!

– Надымов? Так ты знаешь, по какой причине она его отлупила?

– Так эту причину с утра все село знает! Ругаются, плюются, а связываться в открытую боятся.

Только вот одна Людмила и осмелилась ему репу начистить.

Барсуков хмуро посмотрел на Сергея, щелчком отправил окурок в сторону поверженной урны и скомандовал:

– Ладно, хватит об этом! Поехали в отдел!

Он сел рядом с водителем и сердито захлопнул за собой дверцу. Все село знает и плюется… Взбесившаяся учительница избивает местного богатея…

События развиваются, как в дешевом романе, а он только по десятку бессвязных фраз может судить о том, что случилось нечто весьма незаурядное, возможно криминальное, он, начальник РОВД, даже не в курсе, что творится у него под носом.

– Поехали, – повторил он еще более недовольно, но тут заметил косой взгляд Сергея на свое плечо и чертыхнулся сквозь зубы: сержантской лычкой лег поперек погона вкладыш от жвачки с полнотелой грудастой девицей. Водитель виновато улыбнулся, содрал с погона начальства наглую красотку, а с его рукава – шелуху от семечек и торопливо спросил:

– Может, проедем до пруда? Людмила ведь туда побежала. Не дай бог, кому-нибудь голову оторвет!

– С чего ты взял? – опешил Барсуков. – Я думал, она убежала, потому что испугалась, что я и вправду ее задержу…

– Как же, испугается она! Она в прошлом году в одиночку шатуна завалила, а по весне двух «мичуринцев» с оружием задержала, – рассмеялся Сергей. – А дверью вас шарахнула из-за того, что Славку, брата своего, и Светку, девчонку его, увидела. На пруду в полынье лебедь-подранок живет.

Они за ним присматривают, подкармливают. А тут, похоже, кто-то из местных бичей решил его на обед забить. Я, по правде, ничего толком не понял, потому что вы в снег упали, Людмила ракетой из машины вылетела, Светка белугой ревет…

– Хорошо, поедем к пруду! – вздохнул подполковник. – Кажется, сегодня я только тем и буду заниматься, что защищать чужие физиономии от мордобоя…

* * *

«Жигули» на предельной скорости рванули через все село к старому пруду. Лет тридцать назад стояла там колхозная мельница, водилась пропасть карася, а сейчас только пиявки да комары стали его постоянными обитателями. И лишь разжиревшие от избытка питания лягушки тревожили по весне его поверхность страстными прыжками в воду.

К сожалению, милиция поспела лишь к заключительному акту трагедии. Бездыханная тушка лебедя лежала на присыпанной снегом кочке. Рядом с ней на коленях стояла рыжеволосая девчонка и рыдала в голос, размазывая по щекам слезы вперемешку с грязью. Высокий парень со светлыми, собранными в хвостик волосами стоял рядом и угрюмо наблюдал за попытками Людмилы дотянуться длинной веткой до небритого субъекта в рваной телогрейке, распластавшегося на животе на тонком, еще прозрачном льду по другую сторону от полыньи.

– Лежи спокойно, не шевелись! – крикнула наконец Людмила и, отбросив в сторону ветку, огляделась по сторонам, очевидно, в поисках более убедительного орудия то ли спасения, то ли наказания. Мужик, заметив милицию, заерзал брюхом по льду, выругался по матушке и попытался отползти подальше к противоположному берегу. Лед тут же закряхтел и стал прогибаться под тщедушным телом.

– Кому сказала, не шевелись! – Людмила сердито топнула и посмотрела на выскочивших из машины милиционеров. – Сергей, топор есть?

– Есть! – Шофер нырнул в багажник и выхватил небольшой туристский топорик в брезентовом чехле. Людмила ловко поймала его за топорище и, не глядя на Дениса, ткнула топор ему в руки:

– Рубите слегу, да поживее! Надо этого придурка вызволять! – Она кивнула в сторону мужичонки, притихшего на льду в позе парашютиста, выполняющего затяжной прыжок.

Через несколько минут милиционеры перекинули два срубленных дерева с берега на лед. Ветки накрыли мужика с головой. Он шустро ухватился за них и, перебирая обеими руками по стволу, опасливо поглядывая на полынью и слегка поскуливая от страха, когда лед вдруг начинал «дышать», пополз ужом к берегу. Но где-то за метр от кромки заспешил, засуетился, приподнялся на коленях, и лед не выдержал, треснул и разошелся в стороны. Мужик отпустил спасительные ветки и, оказавшись по пояс в воде, закричал отчаянно, забил по воде руками, подняв низкую черную волну, подернутую густым ледяным «салом».

– О, черт!

Людмила Отшвырнула носком ботинка ненужные теперь слеги, заскочила по колени в воду, ухватила мужичонку за шиворот, рывком вытянула на берег и, отвесив ему внушительный подзатыльник, толкнула в руки Дениса:

– Забирайте эту мокрую тварь, а не то я ему точно голову сверну, как он лебедю.

– Людмила Алексеевна! – кинулась к ней девчонка. – Переодевайтесь живее, а то застынете! – И протянула ей толстые шерстяные носки.

– Подожди, – отвела Людмила протянутую руку, посмотрела на подполковника и неожиданно виновато сказала:

– Простите, что ударила вас дверцей, но у меня времени не было объяснять, что случилось…

– Пройдите в машину, – сухо сказал Барсуков, – объясняться будете в отделе.

– Люда, – светловолосый парень приблизился к ним, – не спорь, поезжай в милицию, а то и вправду простынешь.

Людмила улыбнулась и лихо подмигнула девчонке, все еще протягивающей носки:

– А, была не была! Добровольно сдаюсь в руки правосудия!

Она присела на кочку рядом с убиенным лебедем, стянула с ног лыжные ботинки, вылила из них воду и перебросила их парню:

– Держи, Слава! – Потом сняла мокрые носки, закатала до колен промокшие штанины и взяла из рук девочки сухие носки:

– Спасибо, Светлана! – И тут же прикрикнула:

– А ну, бегом домой! Сапоги небось на голую ногу надела?

– У меня колготки! – смутилась девчонка и, оглянувшись на лебедя, скривилась. – А что теперь с Гришаней делать? Похоронить?

Людмила надела носки и прямо в них пошла к машине. Мужичонка, успевший сделать пару глотков из фляжки Сергея, которую тот возил с собой на всякий пожарный случай, ожил, приободрился, а в присутствии надежной защиты в лице двух милиционеров несколько обнаглел.

– Ты, Светка, точно совсем с ума съехала! – высунулся он из машины. – Я что, зря жизнью рисковал, дичь добывал? Я из нее неделю похлебку варить буду, а ты в землю зарыть ее надумала…

– Заткнись, Пырей! – Сергей за шиворот втянул его в машину. – Сиди, погань, и Бога благодари, что из этой лужи вовремя вытащили, а надо было на льду оставить до следующего утра за дела твои сволочные. Ребятишки за этой птицей день и ночь присматривали, от лис и собак бродячих охраняли, так ты почище тех шавок зверюгой оказался.

– Так жрать ведь охота, начальник! – поскреб в затылке Пырей – кочегар районной котельной Васька Матвейчук – и вздохнул:

– Надо было тебе, Людка, прискакать, такую закуску по твоей милости упустил. – Он грязно выругался, приоткрыл дверцу со своей стороны и смачно сплюнул на землю. Вытер щербатый рот рукавом и с вызовом произнес:

– А посадить меня все равно не посадите, граждане начальники, птица эта ничейная и сдохла бы через неделю, если не раньше.

– За ворону, возможно, и не посадил бы, – спокойно произнес Барсуков, устраиваясь на сиденье рядом с Сергеем, – но ты, голубь, забыл, что лебедь занесен в Красную книгу и потому находится под охраной государства. Действия твои попадают под определение «незаконная охота», то есть под двести пятьдесят восьмую статью УК. А по ней грозит тебе приличный штраф, который ты полжизни выплачивать будешь. И если учесть еще нецензурную брань в присутствии женщины и детей, а также представителей правоохранительных органов, то только за это суток десять – пятнадцать будешь работать на общее благо, к примеру на восстановление порушенных кормушек. Как вы считаете, Людмила Алексеевна, это возместит ваши материальные и моральные потери?

Людмила не нашлась что ответить. Только слегка пожала плечами: дескать, как знать!

– За что, начальник? – Пырей нервно заерзал на сиденье, и Людмила отодвинулась поближе к дверце.

От насквозь промокшего мужичка несло псиной, на полу натекла уже приличная лужа. Девушка подтянула под себя ноги и брезгливо сморщилась:

– Давай, Сережа, езжай уже, а то от этой твари больно дух тяжелый, того гляди, загнемся от токсинов, что его портки выделяют!

«Жигули» тронулись в обратный путь. В зеркало заднего обзора Денис заметил, что парень укладывает в спортивную сумку тушку лебедя. Девочка вынула из кармана куртки вязаную шапочку, нахлобучила ее на голову приятеля, потом поднялась на цыпочки и поцеловала того в щеку. И подростки стали медленно подниматься по косогору в сторону села.

– Это ваш брат, Людмила Алексеевна? – спросил Денис не поворачивая головы, – Да, – односложно ответила она и, помедлив секунду, глухо добавила:

– Дети тут ни при чем! Это я загнала Пырея на лед. Вернее, он сам туда забрался, когда увидел, что я с ребятами бегу.

– А что ж ваш брат, вроде достаточно крепкий парень, не в состоянии был защитить птицу от этого заморыша? – поинтересовался подполковник, по-прежнему не сводя взгляда с кочковатой проселочной дороги, летящей под колеса автомобиля.

– Его там не было в это время. Они со Светой из школы возвращались, а соседский мальчик навстречу бежит, кричит, что Гришаню убивают! Он как раз дежурил на берегу, когда этот мерзавец, – кивнула она на притихшего Пырея, – вздумал на лебедя поохотиться. Мальчику всего десять лет, разве мог он взрослого стервеца, да еще с поленом в руках, остановить…

– Тебя бы, Пырей, этим самым поленом да по некоторым местам! Живодер проклятый! – произнес сквозь зубы Сергей. – Мало того что всех окрестных дворняг на унты да шапки извел, теперь ребячью забаву уничтожил. Ни стыда, ни совести у тебя нет, как был гадом, так и сдохнешь им! – Сергей резко вывернул руль, объезжая воз с сеном, на вершине которого восседал известный в округе оптимист дед Банзай, по привычке горланящий: «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“…»

«Жигули» остановились в двух шагах от высокого крыльца районного отдела внутренних дел.

– Сергей! Матвейчука передай в дежурную часть, пусть пока оприходуют его в «клетку», а вы, гражданка, – повернулся Денис к Людмиле, – следуйте за мной… – Поймав ее взгляд, он осекся: прямо у крыльца снег, разбитый колесами автомобилей, образовал приличную лужу. Денис хмыкнул и озадаченно посмотрел на Сергея. Шустрый водитель понял это по-своему. Оставив в покое шиворот Пырея, он подхватил Людмилу на руки, молча перенес ее через лужу и поставил на нижнюю ступеньку.

– Спасибо, – тихо сказала девушка и, не оглядываясь, поднялась на крыльцо.

Пыреи, ворча и ругаясь под нос, рысцой преодолел ступеньки и прошмыгнул в дверь вслед за Людмилой, учтиво придержав створку перед Барсуковым.

Оперативный дежурный Орляк поднялся со стула, приветствуя начальство, и тут же расплылся в почти радостной улыбке:

– Опять, выходит, этого хмыря хлопнули, товарищ подполковник? Мы ж его и часа не прошло как выпустили… По примирению сторон…

– Это он у нас по сто шестьдесят первой проходил? – Барсуков проследил, как заместитель дежурного старшина Вдовушкин водворяет Пырея в «клетку» – незамысловатое сооружение из выкрашенных в синий цвет прутьев рядом с дежуркой.

– По ней, родимой… Кража козы у гражданки Симбирцевой…

– Выходит, простила его гражданка Симбирцева? – задумчиво протянул подполковник. – Ну что же, в следующий раз удачливее будет.

– А мы о чем, товарищ подполковник? – вздохнул Орляк. – Мы ей то же самое пытались внушить, так нет, ни в какую! Видите ли, ее религиозные принципы не позволяют, чтобы эту погань отдали под суд.

– Что ж, поглядим на ее религиозные принципы, когда он эту козу на шашлыки пустит… – Барсуков посмотрел на девушку, присевшую на широкой скамье, и приказал освободившемуся Вдовушкину:

– Старшина, проводите гражданку ко мне в кабинет и проследите, чтобы не сбежала, а я на несколько минут зайду к Дроботу.

* * *

Кабинет майора Станислава Васильевича Дробота, начальника криминальной милиции, располагался на первом этаже и выходил окнами на покосившееся от старости здание ИВС – изолятора временного содержания, в просторечии «иваси», в котором до поры до времени скучали задержанные жители Вознесенского района. Большую часть из них составляли осужденные по так называемой «хулиганской» статье мужики, подвергнутые административному аресту за различные смелые поступки в состоянии алкогольного опьянения.

Из-за двери раздавался громкий, слегка раздраженный голос Дробота, из чего Денис заключил, что тот не один. Тем не менее толкнул дверь и вошел в кабинет. Первым, кого он увидел, оказался Надымов, с неприкрытым негодованием взиравший на вальяжно раскинувшегося в своем кресле майора.

Стас, несмотря на томный вид, инициативу разговора держал в своих руках, это Барсуков определил по нервному подрагиванию пальцев Игоря Ярославовича, в которых тот сжимал листок белой бумаги, густо усыпанный мелкими фиолетовыми буковками.

– Денис Максимович, – раздраженно произнес Надымов и поднялся со стула, – как это ни странно, но мы не нашли взаимопонимания с вашим заместителем. Станислав Васильевич наотрез отказывается принять у меня заявление по поводу хулиганских действий Людмилы Ручейниковой.

– Я так понимаю, Игорек, тебе страсть как хочется засадить ее в «клетку» на пару с каким-нибудь алкашом? – лениво сказал Дробот и притушил сигарету о край пепельницы.

– Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость! – Надымов поджал губы и с осуждением посмотрел на подполковника, молча устроившегося на стуле рядом с книжным шкафом, забитым пожелтевшими от времени бланками и засиженной мухами юридической литературой.

– Справедливость? – ласково протянул Дробот и почти незаметно для глаз сменил позу. Безмятежный повеса и бонвиван в мгновение ока уступил место жесткому и упрямому оперу, которым Стас и был на самом деле, лишь иногда любивший изобразить из себя пресыщенного жизнью персидского кота. – Вы захотели справедливости, Игорь Ярославович? – Он пододвинул к себе кожаную папку, вынул из нее несколько листков серой бумаги и пробежался по ним глазами. – Будет вам справедливость! – Он прихлопнул листки ладонью и, перегнувшись через стол, пристально посмотрел на сморгнувшего от неожиданности Надымова. – Итак, сколько косуль вы добыли прошедшей ночью, господин хороший, подчеркиваю, незаконным способом, с применением механических транспортных средств и в ночное время?

– На отстрел косуль у меня имеется лицензия…

– Возьми эту лицензию и подотрись ею, сам знаешь где! – ласково улыбнулся Дробот и вновь посуровел взглядом. – По моим сведениям, у вас были лицензии на трех косуль, а положили вы не меньше десятка, потому что с пьяного куража палили почем зря… Вот у меня показания свидетелей, и учти: нескольких, которые представляют нам достаточно впечатляющую картину ваших похождений, гражданин Надымов, в компании с директором акционерного общества «Факел» Арцыбашевым и владельцем частного предприятия, известного всем как лесопилка, господином Ивантеевым. Вооружившись тремя карабинами, вы загрузились в принадлежащий лично вам, гражданин Надымов, «джип-грандчероки» и отправились ни близко ни далеко, а аккурат на известную всему Вознесенскому поляну в урочище Аян, где дети, возглавляемые гражданкой Ручейниковой, еще в сентябре соорудили специальные навесы-кормушки для косуль и маралов, на случай экстремальных погодных условий, когда вышеозначенные животные не в состоянии добывать себе корм из-под глубокого снега…

– Мы охотились не на территории заповедника. – Надымов обвел хмурым взглядом Дробота, потом повернулся к Барсукову:

– Товарищ подполковник, когда прекратится этот произвол в отношении уважаемых в районе людей? Я вам ответственно заявляю, что не намерен более терпеть оскорбления от вашего заместителя! Вы, вероятно, еще не в курсе…

– Я в курсе, – перебил Барсуков. И уточнил:

– Я уже в курсе ваших художеств, господин Надымов.

И намерен более детально заняться этим делом, в частности выяснить, какой материальный ущерб нанесен государственному заповеднику Малый Айдат, на чьи средства были сооружены уничтоженные вами кормушки. Помимо этого есть еще одно существенное обстоятельство, которое характеризует вас не совсем положительным образом. – Подполковник поднялся со стула и, остановившись напротив Игоря Ярославовича, заложил руки за спину и задумчиво произнес:

– Я так думаю, вы уже успели распределить мясо добытых вами косуль под видом баранины в принадлежащие вам магазины и, в частности, в колбасный цех? И документы о закупке мяса у вас имеются, и справки о прохождении ветэкспертизы, липовые, естественно…

– Позвольте, – пухлые щечки Надымова побагровели, – на каком основании?..

– На вполне законном, Игорь Ярославович, на вполне законном, – успокоил его Стас Дробот и, лениво потянувшись, окинул Надымова скучающим взором. – Грубо работаете, Надымов, грубо и нагло!

Учтите, времена меняются, и ваши бывшие приятели кто на пенсии, а кто и того хуже, в местах не столь отдаленных. Местечко вам греют на нарах, скучают, болезные!

– А вы меня не пугайте, майор! – Надымов побагровел еще сильнее и начал хватать ртом воздух. – От заявления я все равно не откажусь, но только дополню его рассказом о том, как меня пытались запугать начальник районного отдела внутренних дел и его заместитель. Через час это самое заявление, – он потряс измятой бумажкой, – ляжет на стол прокурора района, и посмотрим тогда, кто из нас больше пострадает!

– Давай, дуй! – Дробот легким движением руки показал Надымову на дверь и заявил уже в спину разгневанному предпринимателю:

– Слушай, правдоискатель, может, посоветуешься с прокурором и насчет тех десяти бочек спирта, которые вчерашней же ночью сгрузили в подвал твоей бывшей тещи в Сухановке, где, по оперативным данным, действует подпольный заводик по производству бодяжной водки?

– Какой заводик? – прошептал растерянно Надымов и застыл на пороге, не решаясь переступить его.

– По всем расчетам, – Дробот посмотрел на часы, потом на Надымова, – мои ребята уже опечатали его и с минуты на минуту доставят твою разлюбезную бывшую тещу в сей кабинет. Представляешь, что она скажет, когда вы встретитесь здесь лицом к лицу? Ты же ей полную безопасность и неприкосновенность обещал, и вдруг такой конфуз!

– При чем тут я? – вскричал Надымов и вновь вернулся к столу. – Никаких отношений со своей бывшей тещей я не поддерживаю и ни о каких заводиках понятия не имею!

– Полностью с тобой согласен, – склонился в ехидном поклоне Дробот и вновь перешел на «вы», – о заводике вы не знаете, и откуда фальсифицированная водка в ваши торговые точки поступает, тоже ни сном ни духом. Ох, Надымов, Надымов, – покачал он головой и преувеличенно тяжело вздохнул, – мы ведь с вами в одном классе учились, не подозревал, что вы настолько тупой и ограниченный гражданин…

– Хорошо, я понимаю, чего ты добиваешься. – Надымов медленно разорвал заявление на мелкие кусочки и высыпал их горкой на стол перед начальником криминальной милиции. – Черт с ней, с Людмилой! – Он перевел дух. – Но про заводик ничего не докажете! Здесь я чист как стеклышко!

– Вали-ка ты отсюда кулем, Игорек, пока я добрый и тещенька твоя не прибыла! Глазоньки тебе она уж непременно постарается выцарапать, нутром чую, потому как с детства знаком с ее гнусной натурой!

Надымов вновь побагровел, но ничего не сказал, лишь махнул с досадой рукой и покинул кабинет.

– Я смотрю, ты, как всегда, опередил события, Станислав Васильевич, – улыбнулся Барсуков. – А что теперь прикажете делать с этой самой гражданкой Ручейниковой, которая дожидается меня у дверей кабинета?

– А я предлагаю пойти на компромисс. Штрафанем ее рублей на двадцать, чтобы неповадно было морды бить в присутствии начальства, а вообще-то советую с ней познакомиться поближе.

Верная подруга моей Тоньки и весьма оригинальная особа. Никакого внимания к собственной внешности, но в то же время одна из самых красивых девок в селе. И не замужем, учти, начальник!

Правда, где-то жених сшивается, но никто его не видел, и, на мой взгляд, это просто индивидуальное средство защиты, вроде противогаза, от нежелательных ухажеров.

– Красивая, говоришь, и оригинальная? – усмехнулся Барсуков. – Честно сказать, мне обратное показалось. Весьма дерзкая и неприятная девица.

Вздорная и недалекая…

– Ну-ну, – рассмеялся Дробот, – насчет дерзкой полностью согласен, а вот что касается всего остального, то это весьма проблематично! Ладно, не журись, Денис Максимыч! Пошли знакомиться! – Он поднялся из-за стола и удрученно вздохнул, кивнув в сторону окна, за которым обиженный Игорь Ярославович что-то нервно выговаривал своему водителю. – Ох, чует мое бедное сердце, не кончится эта история с мордобитием хеппи-эндом, попьет нашей кровушки Надымов, и когда уж только захлебнется от жадности, кровопивец!

Барсуков промолчал, но одарил своего зама мрачным взглядом и первый вышел из кабинета.

Глава 3

– Нет, Людка, с тобой точно каши не сваришь! – Антонина прошлепала босыми ногами по кухне и остановилась напротив подруги, уперев руки в бока. – Ты только посмотри на себя! Разве ты похожа на передовую сельскую интеллигенцию, на представителя науки, наконец? – Она удрученно покачала головой, наблюдая, как Людмила молча раздевается и определяет многострадальный бушлат на вешалку. – Стас только что звонил, на тебя жаловался. Что ты на его нового начальника взъелась? Чего вы с ним не поделили?

– Препротивный товарищ этот новый начальник, грубый и неотесанный мужлан. – Людмила опустилась на табуретку у порога и протянула ноги все в тех же желтых носках с черными от грязи подошвами к печной дверке.

Антонина с еще большим удивлением уставилась на ее ноги:

– Боже, Людка! Ты почему босиком? Или в милиции тебя разули, чтобы не сбежала, а ты…

– Естественно, сбежала! – Подруга с досадой посмотрела на нее. – Перекусила зубами решетки, на собственных колготках спустилась по отвесной скале и, подстрелив из пальца двух ментов, сумела уйти от погони. Ну что, спрячешь меня на некоторое время от своего злыдня Стаса? А потом в багажнике автомобиля переправишь за границы родной республики, в Минусинск, например, или дальше, в Туву.

– Ох, Людмила, Людмила, – улыбнулась Тонька, – хватит уже зубы мыть. Пододвигай лучше табурет к столу, я тебя кормить буду. В милиции небось ужином не угостили?

Она засуетилась около плиты, забренчала крышками кастрюль, не переставая корить подругу:

– Сколько раз я тебе говорила, чтобы не связывалась с этим толстым отродьем. Стас говорит, еле отмазал тебя сегодня. Надымов крепко взъярился, даже хотел к прокурору идти жаловаться!

– Брешет он, пугает только, – сказала Людмила устало, – он меня больше прокурора боится. А с заявлением в милицию потому пришел, чтобы нового начальника прощупать, посмотреть, чем тот дышит.

– И чем же, если не секрет, он дышит? – полюбопытствовала Антонина, придвигая к ней тарелку с борщом.

Людмила задумчиво повертела в руках ложку и усмехнулась:

– Скверно он дышит, Тонечка, ох как скверно!

Штраф мне надышал. Небольшой, правда, в двадцать рублей всего, но не это самое страшное. Завтра мне со школьной директрисой придется объясняться за пропущенные уроки, а ты знаешь, какие у нас с ней отношения.

– Ладно, ешь пока, а после решать будем, как дальше жить. – вздохнула Тонька и опустилась перед подругой на колени. – Давай носки снимай! А то весь пол мне затоптала.

Через пару минут Людмила отодвинула от себя пустую тарелку, потянулась к блюду с пирожками и опомнилась, лишь когда и оно опустело. Девушка сконфуженно улыбнулась и развела руками:

– Прости, Тоня! Даже не заметила, как все съела! Наверно, опять без ужина тебя оставила?

– Не беспокойся, я твои таланты знаю, поэтому пирогов и на свою долю, и на Стаськину оставила, – успокоила ее подруга.

– Выходит, я не вовремя! – всполошилась Людмила – Ты Стаса ждешь?

– Да я его каждый день жду, подруга, – вздохнула Антонина. – Но сама знаешь, как часто он заглядывает. Нет мужика, но и Стас тоже не мужик! В кои-то веки забежит, супу похлебает, смотришь, а у него уже глаза закрываются. До постели еле-еле доплетется – и вся любовь! На кой ляд мне такие отношения?

Я неделю его выглядываю, машину где увижу, сердце замирает, а он придет, наестся до упора, хорошо еще, если в щечку поцелует, спасибо, дескать, Тонечка, – и на боковую. Ни ласки тебе, ни внимания.

Проплачусь у него под боком, а что толку?

– А может, вам пожениться?

– Чтобы он со мной по обязанности спал? Ну уж нет! Лучше соберусь я как-нибудь с духом да устрою ему от ворот поворот. И замуж выйду, например, за Пашку Иватеева, по крайней мере всегда с дровами буду. Давно он меня за себя зовет.

– И ты решишься променять Стаса на эту обезьяну?

– А что мне остается, Людочка? Лучше уж с обезьяной спать, чем с милиционером. У него вся энергия на преступников уходит, а на меня уже ничего не остается. А Ивантеев – он шустрый, так и скачет, так и скачет, как мартышка по веткам, – усмехнулась Антонина и вдруг уткнулась лицом в плечо подруги. – Что толку от красивого мужика, если он ни богу свечка, ни черту кочерга… Это сейчас он хоть немного побаивается, что брошу его, где ж еще он на дурничку брюхо свое будет набивать, а распишемся – совсем обнаглеет, скажет, теперь уж никуда не денется.

– Да-а, дела что сажа бела! – Людмила погладила подругу по голове. – А мне кажется, зря ты паникуешь: любит он тебя, просто работа у него такая.

– А мне от этого легче? – Антонина подняла голову и сердито сверкнула глазами. – Если появится сегодня, то с ходу вопрос ребром поставлю: или я, или работа его поганая!

– А если он все-таки работу выберет?

– А я, думаешь, сомневаюсь в этом? Она же для него и мать, и жена, и любовница. Мент проклятый! – выругалась Антонина и вытерла кулаком глаза. – Совсем у меня крыша от него поехала! – И разрыдалась окончательно. – Люблю я его, Мила, просто спасу нет, как люблю! Позвонит на работу, жди, мол, вечером, и я тут же все, готова, поплыла от счастья, ничего не вижу, не слышу, через десять минут на часы пялюсь, когда уж можно будет домой бежать. А дома тоже покоя нет: под окнами туда-сюда бегаю, все слушаю да выглядываю, не подъедет ли. И хорошо, если, как обещал, вечером придет, а то ведь и под утро завалится – ни рожи ни кожи от усталости, а зачастую, бывает, только пообещает… – Она махнула рукой и опять обняла Людмилу за плечи. – Совет мой тебе, подружка, никогда не влюбляйся в милиционера, если лишних переживаний не хочешь.

Людмила усмехнулась:

– Вот уж на это точно не надейся! Я Вадика ни на какую милицейскую рожу не променяю, пусть она хоть золотой будет, или серебряной, или такой красивой, как у твоего драгоценного Стаса.

– Ну, это ты зря про рожу-то! – обиделась вдруг Антонина. – Сама знаешь, что сейчас в райотделе ни одного подонка не осталось, с которыми ты прежде воевала. Всех разогнали! Пара алкашей, правда, еще имеется! Но Стас говорит: Барсуков им предложил по собственной инициативе рапорты написать, пока дело до греха не дошло.

– Тоня, а за что его Барсом прозвали? – Людмила налила себе чаю из самовара и взяла из вазочки карамельку. – Шибко крутой, что ли?

– Говорят, что крутой! Стас с ним вместе в Высшей школе милиции в Омске учился, правда на курс младше, так такие легенды о нем рассказывает! Девки за ним гуртом бегали, в волейбол, в футбол как бог играл, чемпион по боксу… И опером был классным. – Антонина вздохнула. – Милицейская, как ты говоришь, рожа, а школу и академию с красным дипломом закончил. И звание досрочно по приказу министра получил. В тридцать пять уже подполковник. Это для тебя что-нибудь значит? Голова, выходит, у него соображает.

– Возможно, и соображает, только что ж он После академии и вдруг в нашу дыру согласился поехать?

Или успел проштрафиться?

Антонина посмотрела на подругу и, присвистнув от удивления, покрутила пальцем у виска:

– Ты точно не от мира сего, Людка! Вся деревня уже в курсе, почему он сюда приехал.

– Ну, так будь добра, доведи до сведения своей непутевой подруги эти сплетни.

– Это не сплетни, – рассердилась вдруг Антонина. – Говорят, об этом даже в газетах писали. Самого Барсукова жена лет пять назад бросила и замуж за какого-то банкира выскочила. Сына с собой забрала… А прошлой зимой этого самого банкира в машине вместе с женой и грохнули. Сынишка Дениса Максимовича только по счастливой случайности спасся. Его из машины взрывом выбросило.

Тяжелая контузия, сильные ушибы, но жив остался.

Сейчас он в санатории вместе с дедом, отцом Барсукова. И все бы хорошо, да только не разговаривает мальчонка – то ли контузия на него повлияла, то ли до сих пор от шока прийти в себя не может.

– О господи! – Людмила вздохнула. – Бедный ребенок! Выходит, Барсуков из-за сынишки сюда приехал? – Ну, наверно, не только из-за него. – Антонина внимательно посмотрела на нее. – Стас по секрету мне сказал, что Барсуков тех поганцев брал, которые взрыв устроили, и, кажется, не слишком благородно с ними обошелся. А поначалу ему в городе хорошую должность предлагали…

– А сколько мальчику лет?

– Точно не знаю, но вроде лет шесть-семь.

– Господи, маленький совсем! – вздохнула Людмила.

Антонина покосилась на нее:

– А теперь скажи, по-честному только, как тебе его папаша показался?

Людмила недовольно поморщилась:

– Опять ты за старое! Я же сказала: весьма неприятный тип. Мрачный, смотрит исподлобья…

Антонина закинула руки за голову и неожиданно громко рассмеялась:

– Мрачный, говоришь? А что ж тогда этот неприятный тип самолично тебя до моего дома довез?

– И до сих пор подобного порыва простить себе не может. Он, похоже, это из элементарной вежливости предложил и, поверь, даже зубами заскрипел от огорчения, когда я вдруг взяла да согласилась!

– Ох и дура ты все-таки, Милка, любые души прекрасные порывы готова осмеять и извратить самым непотребным образом. Потому и шарахаются от тебя мужики, что ты им никакой свободы слова и действия не позволяешь.

– У меня жених есть. – Людмила с неприязнью посмотрела на подругу. – Можешь что угодно по этому поводу думать, но я люблю Вадика и не собираюсь крутить за его спиной сомнительные романы.

– Ну, как же, как же, в школе учились и кое-что из классики помним: «Но я другому отдана, и буду век ему верна…». Интересно, твой Вадим тоже посторонних женщин избегает или как?.. – Антонина с явно преувеличенным интересом заглянула в глаза подружки. – Сколько ему? Тридцать есть уже? Даже тридцать два? И как ты думаешь, он в вашу супружескую постель абсолютным девственником ляжет?

– Антонина, – подруга грозно посмотрела на нее, – иногда мне хочется тебя удавить!

– А мне тебя! – не растерялась Тонька. – Такой классный мужик в селе появился, а ты на него – ноль внимания, фунт презрения! Да твой Вадик ему и в подметки не годится! Смотри, подруга, брошу я своего криминалиста и вплотную займусь этим Барсуковым. Что-то глаз у меня на пего разгорелся!

– Это твое личное дело! – сухо сказала Людмила. – Смотри только, чтобы спираль не перегорела от чрезмерного усердия, а то придется в темноте не глазами сверкать, а тем фонарем отсвечивать, что Стас не преминет тебе навесить, когда о твоих новых интересах прознает.

– А ты за меня не бойся! – рассердилась Тонька. – Не хочешь любовь с милицейским начальством крутить – твое дело. Думаю, с этим у него и без тебя не заржавеет. Вон ко мне в дружину уже десять новых девок записались. Даже Надька из детсада рысью прибежала, свой священный долг исполнить, а попутно, если получится, начальника РОВД закадрить. А мне что, пусть пытаются, главное, теперь никаких проблем с дискотеками не будет – вон сколько добровольных помощниц появилось.

– Что ж, этот Барсуков и на дискотеки твои ходит? – ехидно справилась Людмила.

– Естественно! Танцевать не танцует, но время от времени появляется, контролирует ситуацию, общается с народом и тут же проверяет, как милицейский наряд службу несет. Да, к слову, – Тонька посмотрела на часы, озабоченно покачала головой, но тут же перевела взгляд на подругу, – завтра мы с ним как раз по поводу народной дружины встречаемся. Вот уж присмотрюсь я к нему так присмотрюсь! – Она потерла ладони. – Точно не уйдет от меня живым, мамой клянусь!

– Не глупи, Антонина! – нахмурилась Людмила. – На кой ляд он тебе сдался! Со Стасом хотя бы поговорить можно, пошутить, посмеяться.

– А давай я его тебе уступлю. Испытания на разговорчивость он на «ура» прошел, и в постели, если расшевелишь, тоже очень даже неплох!..

– Дура ты, Тонька! – окончательно рассердилась на нее Людмила. – Все разговоры у тебя об одном и том же. Постыдилась бы!

– Ох, какая совестливая! Какая морально устойчивая! – Тонька сердито стукнула чашкой по столу, остатки остывшего чая выплеснулись на клеенку. – Жди-дожидайся своего Вадима, пока окончательно в старую вешалку не превратишься! А он себе молодую найдет и скажет: прости, мол, дорогая, но я внезапно полюбил другую, а ты со своими несколько поблекшими внешними данными уже не соответствуешь моим возросшим эсютическим потребностям.

– Тоня, дай мне какую-нибудь обувку, и я оставлю тебя в покое, – тихо сказала Людмила и вдруг, отвернувшись от подруги, тихо всхлипнула.

Антонина подошла к ней сзади, обняла и прижала к себе:

– Прости меня, ради бога! Но я ж тебе добра желаю! Что ты, обсевок какой, Людка, чтобы так себя изводить? Красоту свою прятать… Что, тебе одеться не во что, кроме этого бушлата? Ну какой мужик обратит на тебя внимание, если ты в этих брюках мимо пройдешь? Господи, только про Вадика своего больше ни слова, – замахала она руками, заметив, что Людмила пытается что-то сказать в ответ на ее обличительную тираду, – иначе соберусь с деньгами и найму киллера, чтобы пристрелил" наконец, твоего жениха. Может, перестанет тогда из тебя жилы тянуть!

– Тонька! Я тебя ненавижу! – прошептала Людмила, схватила с печки пару подшитых резиной валенок, натянула их на ноги и выскочила за дверь, крикнув на прощание:

– Ноги моей у тебя больше не будет!

– Валенки верни сначала, а потом зарекайся! – крикнула ей вслед Антонина, подошла к ходикам, подтянула гирьку, с досадой посмотрела на циферблат и печально вздохнула. – Сегодня опять не придет, паразит! – Затем вернулась к столу, задумчиво повозила пальцем по желтой чайной лужице, опустилась на табурет и вдруг упала щекой на клеенку, зарыдала в голос, с причитаниями и подвыванием – так деревенские бабы плачут в минуты безысходного горя.

Глава 4

– Тут не иначе как сто шестьдесят пятой пахнет. – Начальник утро положил перед Барсуковым несколько листков бумаги, явно вырванных из школьных тетрадей. – Шесть заявлений от граждан. В августе еще проехали по селам два хмыря из города, закупили мясо у частников, обещали через неделю расплатиться, и вот уже три месяца глаз не кажут. Эти заявления из Арыштаевки, но, насколько нам известно, имеется еще не меньше двух десятков потерпевших и в других деревнях.

– Договоры купли-продажи заключались? – Барсуков пробежал глазами одно заявление, другое. – Сколько уж можно попадаться на удочку разных проходимцев-перекупщиков и верить им на слово! Ладно, – прихлопнул он ладонью заявления, – проработайте пока оперативные мероприятия, проверьте личности этих мошенников, подключите своих оперов – пусть свяжутся с соседями. Вполне вероятно, что эти приятели и у них успели нагадить.

Кто у нас за Арыштаевку отвечает? Ты, Безъязыков?

– Я, – встрепенулся тот, – но мне машину надо, чтобы туда добраться.

– Объединись с Панферовым, он сегодня в Маркелово едет по поводу кражи скота, тебя попутно подбросит и на обратном пути заберет. Дня хватит?

Аркаша Безъязыков, совсем еще юный оперуполномоченный уголовного розыска, с белобрысым коротким чубчиком, тяжело вздохнул:

– Мне еще до Зинки Таманцевой добежать надо.

У нее насос со скважины кто-то свистнул. Нечем воды накачать. А у нее мал мала меньше…

– Хорошо. – Барсуков почесал в затылке ручкой. – Машина все равно раньше двенадцати не пойдет. Так что беги до Зинки. Да, ты ж сегодня прямо с дежурства? Поспать успел хоть немного? – справился начальник.

Безъязыков махнул рукой:

– Не удалось пока, да я в машине высплюсь!

Подполковник покачал головой, но ничего не сказал. Жалко мальчишку, рвет жилы на работе; несмотря на чрезвычайно молодой возраст, уже один из лучших оперов в отделе. Но людей не хватает, и приходится закрывать глаза на то, что Аркадий уже сутки не спал. Остается только надеяться, что сегодня не стрясется ничего серьезного и парень сможет хорошенько отоспаться.

Оперативники разбежались по своим делам, после них пришел черед инструктажа водителей ГАИ, потом начальник штаба принес на утверждение план проведения операции «Сигнал» и график оперативного дежурства. Барсуков тщательно проверил все пункты плана, подчеркнул карандашом неуклюжее словосочетание и внимательно посмотрел на начштаба:

– Опять мы с тобой бодаться будем, Василий Борисович? Смотрю, на выходные внештатников оперативными дежурными ставишь? А напортачат опять, кто за это отвечать будет?

– Но Орляк, сами знаете, дочку замуж отдает, Пекарев на операцию ложится… Не могу же я каждый день одного только Савельева ставить на дежурство!

– Конечно, не можешь, значит, проводи более тщательный инструктаж, учи их внимательнее и аккуратнее работать с документами. Да, а почему планы печатаются на серой бумаге?

– Потому что белой мало, но для вас я велел напечатать на белой.

– Вот я-то как раз и обойдусь серой, а те, что на белой, на стенды вывеси…

До обеда он почти ни разу не встал со своего кресла. Двери кабинета не закрывались ни на секунду, причем почти ничего конкретного из того, что он запланировал на день, пока выполнено не было.

Текучка в очередной раз вцепилась в него зубами, наступила на горло благим порывам, а после обеда предстоит провести еще парочку совещаний, принять с десяток граждан по личным вопросам. Выходит, раньше восьми не уйдешь, но, возможно, это и к лучшему. Возвращаться в гостиничный номер с рассохшейся кроватью, колченогим столом и ржавыми потеками на стенах страсть как не хотелось.

Денис посмотрел на часы. Скоро обед, а значит, неизменные две порции пельменей, чай и пара пирожков с картошкой. Надо еще успеть в магазине что-нибудь на ужин купить, а то в холодильнике у него хоть шаром покати…

Он подошел к окну. Со второго этажа хорошо просматривалась центральная сельская улица: серые от непогоды дома, опустевшие, слегка прикрытые снегом черные квадраты огородов, разлохмаченные осенним ветром копны сена и кроны тополей. Из труб змеились сизые дымки, в доме напротив трепыхалось на веревке детское бельишко. Денис вздохнул, вспомнив вдруг сына. Через неделю Костя и отец появятся здесь, а у него до сих пор не решен вопрос с жильем. Придется опять выяснять отношения с Кубышкиным.

У крыльца остановилась красная «нива». Из нее вышел Дробот, но в райотдел не поднялся, а окликнул проходящую мимо молодую женщину; та остановилась и, просияв, поспешила ему навстречу. Барсуков проследил, как незнакомка целует его подчиненного в щеку, тот с явным наслаждением трясет ее ладонь и оба, счастливо улыбаясь, о чем-то щебечут рядом с открытой дверцей автомобиля.

За спиной подполковника послышались шаги.

Он обернулся. Поглощенный созерцанием встречи Дробота с симпатичной гражданкой, он не расслышал, как открылись и закрылись двери за его заместителем по кадрам, спокойным и рассудительным Александром Генриховичем Келлером, немцем по национальности, педантичным порой до невозможности, но отменным исполнителем. Любой не успевший вовремя поесть опер или следователь в его кабинете всегда мог рассчитывать на домашний пирожок или булочку, которые в изобилии пекла Лидия Петровна, жена Келлера и по совместительству повар школьной столовой.

– Смотри-ка, наш Стас в своем репертуаре, – улыбнулся Келлер. – Вместо того чтобы к начальнику с докладом бежать, он ручки дамам целует. А кто ж это такая? – Он снял очки и вгляделся в молодую особу в узких черных брючках и короткой кожаной курточке. – Никак Людмила? Точно, она! – Он озадаченно покачал головой. – Я ее и не узнал поначалу.

Барсуков неожиданно для себя судорожно сглотнул. Кажется, он тоже узнал ее. Но женщина, что стояла сейчас внизу и весело болтала с Дроботом, совсем не походила на ту разъяренную и растрепанную особу, что вчера бушевала у него в кабинете по поводу несчастной двадцатки, на которую ее оштрафовали. В какой-то момент он даже пожалел, что пошел на поводу у Стаса и не наказал эту нахалку на более существенную сумму. Вдобавок пришлось подвозить ее до дома, не мог же он позволить, чтобы она шлепала через все село в одних носках.

– Какая Людмила? – на всякий случай поинтересовался подполковник.

Келлер глянул с удивлением, но счел своим долгом объяснить:

– Ручейникова. Та самая, с которой вы вчера воевали.

Барсуков недовольно поморщился. Похоже, уже весь отдел в курсе вчерашних баталий в его кабинете, хотя проходили они в присутствии единственного свидетеля, Стаса Дробота, и за плотно закрытыми дверями.

– Хорошая девушка, – вздохнул за его спиной Александр Генрихович, – но не для Дробота, конечно! Тот со своей Антониной никак разобраться не может! Жениться ему надо, Денис Максимыч, а то окончательно избалуется!

– На его нынешней должности не сильно избалуешься! – усмехнулся Барсуков. – Наша святая обязанность – загрузить его работой выше макушки, чтобы по девкам не бегал!

– Да и без девок тоже плохо дело! – улыбнулся Келлер. – Он, когда у Антонины переночует, как на крыльях летает, да и процент раскрываемости прямо на глазах растет.

– Ну ты, Генрихович, и загнул! – рассмеялся Денис. – Выходит, показатель раскрываемости в нашем отделе зависит лишь от постельных побед начальника криминальной милиции? Ты об этом самому Стасу расскажи, представляю, как он воспрянет духом от твоих наблюдений.

– Да я ж пошутил, – сконфузился зам. – Просто Антонину жалко! Мается девка, страдает…

– А ты-то откуда знаешь, что страдает? Или тебе в жилетку не только милиционеры плачутся?

– Мы с ней в одном доме живем. И Лидия моя у нее частенько пропадает. Поэтому мы в курсе некоторых событий. Вчера вот Стас не пришел, и с Людмилой они поссорились, так что проревела Тонька весь вечер и сегодня точно не в духе, особенно если Стас ей с утра не позвонил. И чует мое сердце, что не позвонил, потому как в девять утра еще уехал на водохранилище. К утопленнику, о котором на планерке дежурный сообщил. А сейчас вон как живенько с Людмилой болтает, про Антонину небось и не вспомнил. А что? Ручейникова девица очень даже симпатичная, когда нормально оденется да причешется, не чета нашим сельским лахудрам, которые тонны краски на физиономии изводят, а толку чуть!

Барсуков открыл было рот, чтобы язвительно прокомментировать заключительную часть речи своего достопочтенного зама, но в этот момент женщина подняла глаза, и их взгляды встретились. Денис почувствовал нечто вроде молниеносного удара под коленки, а в кончики пальцев впились тысячи острых иголок; он вздрогнул и пришел в странное, совершенно необъяснимое смятение, словно его застали за чем-то неприличным.

Тонкие черные брови слегка приподнялись в удивлении, в больших темных глазах, окаймленных густой щеточкой ресниц, промелькнула легкая усмешка. Женщина прикусила нижнюю губу, с вызовом посмотрела на ошеломленного начальника районной милиции и склонила голову в едва заметном приветствии.

Денис ощутил паническое желание спрятаться за широкую спину своего заместителя. И не потому, что девица на самом деле оказалась прехорошенькой и совершенно не походила на взъерошенную ведьму, которую ему с трудом пришлось выдворять из кабинета Кубышкина. Он вдруг, независимо от собственной воли, понял, что откровенно завидует Стасу, так свободно разговаривающему с девушкой, о которой сам Денис не мог вспоминать без некоторого содрогания. Впервые в жизни он встретил женщину, которая совершенно безбоязненно дерзила ему, не терялась от его взгляда и, без всякого сомнения, обладала более острым и злым языком. Вчера он несколько раз ощущал себя на грани нокаута, да и сейчас оказался весьма близок к подобному состоянию, ощутив внезапный укол самой что ни есть настоящей ревности.

Он нахмурился, недовольный собственной реакцией на эту бесцеремонную и не слишком воспитанную особу, но вежливо улыбнулся и кивнул ей в ответ. Женщина откровенно насмешливо посмотрела на него и опять перевела взгляд на Стаса, что-то весело ему сказала, потом приподнялась на цыпочки, снова поцеловала в щеку и, помахав рукой на прощание, быстро пошла в сторону центра села.

Через пару минут в кабинет ввалился Дробот.

Слегка запыхавшись от стремительного подъема по лестнице, он быстро доложил о ситуации с утопленником. Очередной неопознанный труп, а значит, убогая могила в дальнем углу кладбища с номером и надписью на фанерке «Неизвестный».

Барсуков, нахмурившись, пробежал глазами протокол осмотра места происшествия, не очень художественное описание трупа, а также протоколы допросов, которые Стас снял с двух местных бомжей, первыми заметивших труп.

– Ладно, с этим все ясно. – Барсуков закрыл папку. – Но на всякий случай скажи Афимовичу, чтобы еще раз хорошенько осмотрел тело, может, какие-то зацепки появятся.

Афимович был судмедэкспертом, дело свое знал на пять с плюсом и не раз помогал следствию вывести безнадежное казалось бы дело из тупика.

Внезапный резкий звонок по внутренней связи заставил собеседников вздрогнуть.

– Денис Максимович! Евгений Александрович вас требует! – сообщила секретарша.

– Соедини! – Денис выключил кнопку громкой связи.

С первого выдоха главы администрации в трубку Барсуков понял, что тот в ярости. Не поздоровавшись, Кубышкин почти выкрикнул:

– Какого черта, Барсуков, тебе и твоим ментам государство зарплату платит?

– Не понял, – насторожился Денис. – С каких это пор наша зарплата стала причиной вашего недовольства?

– А с таких! – Кубышкин перешел на более высокий тон. – Пока ты задницу паришь в своем кабинете, главу администрации чуть ли не в заложники берут… – Денис переложил трубку в другую руку и опять включил громкую связь, кивком предложив Дроботу и Келлеру подойти ближе.

Теперь голос Кубышкина грохотал, как пожарный набат:

– :.И кто бы ты думал? Ребятишки из школы!

Дробот привстал со стула, сделал большие глаза и, кивнув в сторону окна, попытался что-то объяснить подполковнику на пальцах.

Денис недовольно покачал головой и движением руки приказал ему сесть.

– Чего они хотят? – жестко спросил Барсуков.

– Совсем ничего, сущие пустяки. Чисто детские требования у наших ребяток, – несколько сбавил тон Кубышкин, – но приемную мою взяли приступом профессионально, насмотрелись западных боевиков, негодяи.

– Что все-таки происходит? – Барсуков протянул руку к стоящему рядом стулу, взял лежащую на нем фуражку и нахлобучил ее на голову.

– Они требуют вернуть их дорогую, драгоценную, любимейшую учительницу Людмилу Алексеевну Ручейникову, которую директор школы имела неосторожность отстранить от преподавания.

– И что, никак нельзя решить эту проблему более мирным путем? – учтиво справился Барсуков.

– Думаешь, ты самый умный? – огрызнулся Кубышкин и нетерпеливо приказал:

– Срочно пришли наряд; пусть этих безобразников выдворят из моей приемной. Я через час должен быть на совещании в правительстве области, и, если я на него опоздаю, тебя ждут крупные неприятности.

– Сейчас буду! – Денис положил трубку и посмотрел на Дробота:

– Ты в курсе, за что Ручейникову уволили?

– Формально все по закону, Денис Максимович, а если по совести… – Стас с досадой махнул рукой, поднялся со стула и потянул вверх «молнию» на куртке. – Я вместе с вами еду, по дороге постараюсь все изложить в деталях.

На крыльце и на первом этаже здания администрации толпились учителя, ученики младших классов и несколько бабок, торгующих сигаретами и семечками возле сельского универмага.

Ребятня с криками и свистом окружила две милицейские машины. Денис приказал начальнику МОБа Кондратьеву навести порядок на нижнем этаже, а сам в сопровождении Дробота и пяти сотрудников поднялся на второй этаж.

Навстречу ему бросилась директор школы Полина Романовна Колыванова:

– Денис Максимович! Прекратите это безобразие! – Она схватилась за сердце. – Оба одиннадцатых класса там... в кабинете у Евгения Александровича!

Денис, не проронив ни слова, направился в приемную. Колыванова засеменила следом.

Дробот придержал се за плечо и тихо попросил:

– Притормозите, пожалуйста, Полина Романовна. Наши сотрудники обойдутся без вашей помощи.

– Но там же дети! – Колыванова заломила руки. – Надеюсь, их не будут бить?

– Смею вас заверить, – усмехнулся майор, – бить кому-либо морду в нашу задачу не входит, а обеспечить порядок – прямая обязанность.

– Станислав Васильевич! – Колыванова ухватилась за его рукав. – Но я ведь ни в чем не виновата. Ручейникова постоянно играет с ними в демократию, вот и доигралась!

– Так вы ее за игры в демократию уволили? – поинтересовался, не поворачивая головы, Барсуков и толкнул дверь в приемную.

На стульях, на подоконнике и прямо на полу сидели десятка три мальчишек и девчонок, которые при появлении подполковника и сопровождавших его милиционеров нехотя поднялись на ноги.

– Что тут происходит; ребята? – Денис снял фуражку и пригладил рукой темно-русый ежик волос. – По какому праву вы заняли приемную главы администрации и мешаете ему нормально работать? – Он окинул школьников внимательным взглядом. – Предлагаю вам вернуться в школу и обещаю, что мы рассмотрим ваши требования и решим вопрос по справедливости.

– В вашу справедливость мы как раз и не верим, – из-за спин одноклассников выдвинулась худенькая рыжеволосая девочка. Денис узнал ее.

Это она плакала вчера над убитым лебедем.

Девочка нервно сглотнула, поднесла руки к груди, но продолжала твердо и решительно:

– Мы требуем, чтобы немедленно восстановили на работе Людмилу Алексеевну. Мы не уйдем отсюда, пока ее не вернут в школу. Мы передали наши требования Евгению Александровичу, а он только посмеялся над нами. Велел Полине Романовне вызвать наших родителей и разобраться с зачинщиками.

– Ваша Людмила Алексеевна не имеет педагогического образования, – вылезла из-за спины Стаса Колыванова. – Сейчас мы нашли педагога и, естественно, предложили Ручейниковой уволиться.

– Мне неудобно, Полина Романовна, уличать вас во лжи, – девочка склонила голову и исподлобья посмотрела на директрису, – но мы знаем, по какой причине вы уволили Людмилу Алексеевну.

– Светлана! – ахнула Колыванова. – Тебе же экзамены сдавать…

– А вы не пугайте нас экзаменами, – встал рядом с девочкой высокий паренек. – Размахиваете ими, как дубинкой, хотя прекрасно понимаете, что районе не позволит вам никого завалить. Лично я готов пожертвовать золотой медалью, чтобы Людмилу Алексеевну вернули в школу.

Ребята загалдели, зашумели, обступили милиционеров плотным кольцом, но Светлана подняла руку, и шум мгновенно стих. Девочка сделала шаг вперед, подошла вплотную к подполковнику. Ей пришлось слегка закинуть голову, чтобы видеть его лицо.

– Денис Максимович! Мы считаем, что именно из-за вас Полина Романовна решила уволить Людмилу Алексеевну. Если бы вы не задержали ее вчера или хотя бы не оштрафовали, Полине Романовне не к чему было бы придраться. Она давно повод ищет…

– Как ты смеешь, Светлана, – вскрикнула Колыванова, – повторять этот вздор, да еще в присутствии милиции!

– Погодите, Полина Романовна! – довольно неучтиво прервал ее Дробот. – Мы вам еще дадим слово.

Директриса побагровела, но отошла в сторону и присела на освободившийся стул.

Светлана перевела дух, окинула взглядом обступивших ее одноклассников и продолжала:

– Полина Романовна давно злится на Людмилу Алексеевну. В прошлом году опергруппа заповедника поймала ее мужа и сына на браконьерстве. Все село знает, какой они штраф заплатили. Людмила Алексеевна на этом настояла.

– Светлана, я упорно прошу тебя не возводить на меня клевету! Предупреждаю, это может плохо для тебя кончиться! – с явной угрозой в голосе произнесла Колыванова, но, заметив пристальный взгляд подполковника, отвернулась и сделала вид, что сморкается в носовой платочек.

Девочка, даже не повернув головы в сторону школьной начальницы, весьма язвительно произнесла:

– А как тогда объяснить, что шесть лет вы не могли нарадоваться на Людмилу Алексеевну? Или она стала хуже работать?

– Вчера ваша дорогая Людмила Алексеевна сорвала пять уроков биологии! Посудите сами, разве может называться педагогом человек, оштрафованный за хулиганство? Кроме того, я повторяю это уже в двадцатый раз, мы нашли человека с педагогическим образованием.

– Что ж вы раньше его не находили? – с изрядной порцией яда в голосе справился черноглазый паренек, решивший пожертвовать золотой медалью.

– Ее и искать не требовалось! Всю жизнь в библиотеке работает! – выкрикнул из толпы девичий голосок.

– Вы, Полина Романовна, кого угодно готовы взять, лишь бы от Людмилы Алексеевны избавиться! – поддержал ее какой-то паренек по-мальчишески срывающимся баском. – Библиотекарша подорожник от крапивы отличить не может, зато будет малышей ботанике учить…

– Ну все, – прекратил начинающийся базар подполковник. – Теперь я вчерне знаком с вашими требованиями. А сейчас прошу остаться тех, кому вы доверите провести переговоры со школьной администрацией в присутствии, допустим, меня и Евгения Александровича.

Ребята столпились вокруг Светланы, сомкнули головы, зашептались. Барсуков искоса оглядел собравшихся. Долговязого светловолосого парня, брата Ручейниковой, в приемной не наблюдалось.

Подполковник подошел к дверям, ведущим в кабинет Кубышкина, и нажал на ручку. Дверь не открылась.

Из-за детских спин вынырнула Верунчик и угрюмо пояснила:

– Я его заперла, чтобы эта банда туда не ворвалась!

Барсуков и Дробот переглянулись. Стас молча протянул руку, взял ключи и передал подполковнику.

Светлана и ее черноглазый одноклассник подошли к Барсукову:

– Мы идем с вами, Денис Максимович! – Девочка с вызовом посмотрела на него и добавила:

– Мы надеемся на вашу справедливость. Но если вы не поможете, завтра мы поедем в город, в министерство образования.

– Что ж, постараюсь оправдать ваше доверие в меру своих сил и возможностей, – слегка улыбнулся Денис и открыл ключом дверь в кабинет Кубышкина. Разъяренный хозяин района вырос на пороге.

Барсуков мягко подтолкнул его в глубь кабинета и бросил через плечо:

– Полина Романовна, поспешите, пожалуйста!

Давайте постараемся обсудить сложившееся положение, пока Евгений Александрович не уехал на совещание.

– Я уже пригласил заведующего отделом образования. – Кубышкин прошел к своему столу и сел в глубокое кожаное кресло. – Надеюсь, Полина Романовна, он даст должную оценку всем этим событиям.

– Я требую, чтобы данный вопрос обсуждался без детей. – Колыванова нервно тискала в руках платок, лицо ее пошло красными пятнами. Слегка дрожащими пальцами она оттянула от шеи высокий ворот лохматого свитера из ангорки.

– Мы не уйдем из кабинета, пока вы не выслушаете нас, Евгений Александрович! – Света шагнула из-за спины Барсукова. Но он придержал ее за руку.

– Никто не собирается вас выгонять, – сказал он спокойно и показал на стулья, стоящие у стены. – Присядьте пока. – И опустился на стул рядом с детьми.

Колыванова смерила его недовольным взглядом, сердито дернула плечом и демонстративно села напротив.

Барсуков склонился к Светлане и спросил:

– А приятель твой где же? Он что, не поддерживает вас?

– Славка, что ли? – Девочка вздохнула. – Поддерживает, но он брат Людмилы Алексеевны, и мы решили, что он не должен идти с нами. – И добавила тише:

– Чтобы Полина нас потом не обвинила, что мы пошли на поводу его личных жлобских интересов. Она и так на него все время бочку катит. Это он тогда по весне ее сына и мужа обнаружил, прямо на месте преступления, за разделкой марала.

Дверь кабинета распахнулась. Через порог шагнул заведующий районе Ерахтин Оглядев из-под очков собравшихся, прошествовал, слегка выпятив круглый животик, через весь кабинет и сел рядом с Колывановой.

Кубышкин прошелся по всей компании тяжелым взглядом и предложил:

– Не будем тянуть время! – Он посмотрел на Светлану. – Ну, кто из вас, террористов, первым будет говорить?

Глава 5

Людмила смела веником снег с валенок, стряхнула его с воротника полушубка и с ушанки. Оглядела двор и озадаченно покачала головой. Недавно выпавший снег был утоптан множеством ног. Выходит, дома опять аншлаг. Вероятно, ребята празднуют победу, которую одержали в сегодняшней схватке со зловредной директрисой Колывановой.

Девушка вздохнула и усмехнулась. Она была из тех людей, которые всегда усмехаются, если их что-то особо раздражает, и особенно улыбчивы при очередной подножке, подставленной им судьбой. Чем сильнее Людмила злилась, тем шире становилась ее улыбка.

Над сараем, который отгораживал двор от огорода, розовым покрывалом на бледно-сиреневом закатном небе разлеглась вечерняя заря. Солнце только что спустилось за темную громаду горы Хан-Тегир, нависавшей над селом своей трехглавой вершиной. В складках скал уже угнездилась холодная ноябрьская ночь, и только укрытая глубоким снегом тройная макушка все еще сияла отраженным солнечным светом.

Людмила вошла в дом и замерла на пороге. Похоже, сегодня здесь собралась добрая половина школы.

По крайней мере, она разглядела нескольких шестиклассников, у которых вела географию. Убрав с пола ковер и сдвинув в углы немудреную мебель, вся шатия-братия разместилась вокруг огромного двухведерного самовара почтенного, чуть ли не столетнего возраста, с медалями на латунных боках.

Девушка обвела взглядом притихших при ее появлении мальчишек и девчонок. Кажется, посуду для чаепития собирали со всех соседей, но и ее не хватило, поэтому кто-то довольствовался стеклянной банкой, кто-то эмалированной кружкой. А два ближайших приятеля Славки – Артем и Димка – вместе с ее непутевым братцем делили на троих небольших размеров глиняную крынку, в которой она обычно топила молоко.

– Та-а-ак! – протянула Людмила задумчиво.

Повесив на вешалку полушубок и определив поверх него ушанку, она присела на низкую скамеечку у входа, не спеша сняла валенки и надела на ноги мягкие замшевые тапочки, отороченные оленьим мехом. И только тогда спросила:

– По какому случаю сабантуй?

– По случаю вашего восстановления на работе, Людмила Алексеевна! – Артем торжествующим жестом взметнул вверх руку с зажатой в ней крынкой. – Виват! Виктория! Виват! Победа!

Людмила улыбнулась и покачала головой:

– Хулиганы! Не успела я обрадоваться, что сбросила с плеч эту обузу, как вы тут как тут со своей инициативой! Ну и что мне теперь делать? На завтра я запланировала поездку на кордон Туртагеш, а теперь все мои планы по вашей милости насмарку!

– Не сердитесь, Людмила Алексеевна! – тихо сказала Светка и виновато опустила голову. – Простите, что не предупредили вас! Но мы старались сделать лучше, и потом, мы совсем не хотим, чтобы уроки биологии у нас вела библиотекарша, которая сроду в школе не работала.

– Заврайоно так нам прямо и сказал, что приказ о вашем увольнении недействителен. – Артем поставил крынку на пол рядом с собой и поднялся на ноги. – Мы же знаем, что вы только для порядка на нас ворчите, а на самом деле рады не меньше нас, что в школу возвращаетесь. Но вы не бойтесь, мы уже не избалуемся, вышли из этого возраста.

А некоторым соплякам, – он шлепнул по затылку некстати вынырнувшего из-под локтя шестиклассника и весело сверкнул черными глазами, – живо устроим отрывание голов и выдергивание конечностей, если успеваемость вздумают понизить по биологии или географии!

– Ребята, я очень вам благодарна, но не следовало применять такие неординарные меры. Ведь не каждый рассуждает, как вы. Назавтра в поселке будут судачить, что это я вас настроила. Боюсь, что и для вас это не пройдет бесследно – всем вам сдавать физику у Полины Романовны…

– Ничего ока нам не сделает! – Димка тряхнул лохматой головой. – Денис Максимович за нас, и Евгений Александрович тоже, кажется, разобрался и поддержал наши требования.

– Ну хорошо. – Людмила обвела взглядом притихших ребят и улыбнулась. – Спасибо вам, братцы!

Честно сказать, я ни на чью поддержку не рассчитывала, тем более, – она озорно подмигнула своим повеселевшим ученикам, – от Дениса Максимовича и Евгения Александровича, – А ментовский начальник – во мужик! – выставил вверх большой палец Артем. – Четко и быстро так разобрался и Колывановой тоже все популярно объяснил. Кубышкин да Ерахтин только головами кивали. А потом до школы нас со Светкой довез и все расспрашивал, как наш «экологический патруль» действует. Оказывается, он в детстве тоже в «зеленом патруле» работал.

– Ну, тем более, – усмехнулась Людмила, – придется его теперь в почетные члены нашего клуба принимать за особые заслуги.

– А он на Светку запал, потому и до школы вас довез! – ехидно пропел вдруг девчоночий голос.

Людмила заметила, как полыхнули яростью глаза ее до сих пор молчавшего брата.

– Ты, Нинка, хоть и подруга мне, но мозги у тебя куриные. – Светлана брезгливо скривилась в сторону приятельницы и добавила:

– Денис Максимович старый уже, почти в отцы мне годится.

– Ладно, хватит выяснять отношения! – прекратила разгорающуюся ссору Людмила. – Ночь на дворе, и у меня закралось подозрение, что ни у кого из вас уроки до сих пор не сделаны. Я, конечно, понимаю, триумф победителей и все такое, но зачем же его завтрашними двойками омрачать?

– На всех двоек все равно не хватит! – философски заметил Артем, но тем не менее приказал:

–Давай по домам, ребята! Людмиле Алексеевне отдохнуть надо!

Ребята принялись разбирать сваленные в кучу пальто, шубейки, куртки, натягивали ботинки, сапоги и гуськом потянулись к выходу. Остались только Светлана, Димка и Артем.

– Вы, Людмила Алексеевна, не расстраивайтесь, что мы все тут затоптали! – засуетилась Светлана. – Идите в свою комнату, а мы тут приберемся, я ужин приготовлю. Отдыхайте пока! – И не успела Людмила возразить, как девочка приказала Славке и его приятелям:

– Ты, Артемка, быстренько садись картошку чистить, а ты, Вячеслав, и ты, Дмитрий, тряпки в руки и полы мыть.

* * *

Людмила прошла в свою комнату, включила свет. Согнала с покрывала кошку Мавру и двух ее котят, которые не желали обживать приготовленную для них корзину и ежедневно перекочевывали с помощью заботливой мамаши на кровать хозяйки. Сняла брюки, теплый свитер, переоделась в длинную юбку и светлую футболку, подошла к зеркалу и присела на стул перед ним. Интересно, когда она в последний раз так пристально разглядывала себя? Она запустила пальцы в волосы, слегка взлохматила их. Возможно, не следовало стричься так коротко. С этой прической она похожа на мальчишку-подростка. Первые, еще почти незаметные морщинки вокруг глаз… Она приблизила лицо к зеркалу и вгляделась внимательнее. Нет, если не знаешь, то не заметишь! Но вот само лицо… Целый день провела на улице, а прежде нелюбимый ею румянец так и не проявился. И щеки излишне впалые, и губы шелушатся, потому что она постоянно забывает пользоваться помадой.

За спиной послышался шорох. Людмила повернулась и застала негодницу Мавру на месте преступления. Один еще слепой котенок беспомощно болтался у нее в зубах, а второй снова ползал по покрывалу.

– Ну и пакостная же ты кошка. Мавра! Прикажешь мне в корзинке спать вместо твоих котят? – Она вновь переложила котят в корзину и пододвинула ее поближе к обогревателю. Мавра, мурлыча, нагло потерлась головой о ее руку и вдруг, подняв хвост, резво помчалась на кухню.

Людмила слегка приоткрыла дверь. На плите в большой чугунной сковороде жарилось мясо, в кастрюле булькала картошка, а Светлана, как заправская хозяйка, раскладывала по тарелкам квашеную капусту, соленые огурцы и помидоры. Заметив Людмилу, улыбнулась:

– Минуть десять еще погодите, Людмила Алексеевна! Я пока хлеба нарежу!

– А мальчишки где? – поинтересовалась Людмила.

– Телевизор смотрят. Спортивные новости.

– Что ж они тебе не помогают?

– Да ну их! – махнула рукой девочка. – Шуму и суеты много, а толку никакого! Слава богу, полы помыли да дров принесли. – Она заглянула в подпечье. – Теперь вам должно на утро хватить. Да, – Света искоса посмотрела на Людмилу, – я велела Славке еще до вашего прихода баню протопить на всякий случай, так что можете быстренько ополоснуться, пока ужин поспевает. Не должна еще баня остыть, так я думаю!

Людмила вышла из своей комнаты, обняла девочку за плечи, прижала к себе:

– Ох, Света, Света! Что бы мы со Славкой без тебя делали?

– А Славке это все до фонаря, Людмила Алексеевна! – тихо сказала девочка, вдруг уткнулась в ее плечо лбом и тихо всхлипнула. – Только и разговоров у него про город да как в институте учиться будет! А про меня и речи нет!

– А ты так и не надумала в институт поступать?

– Ну куда мне, Людмила Алексеевна? – Девочка подняла голову, шмыгнула носом и бросилась к плите – снять крышку с кастрюли, в которой кипящая вода переплескивалась через край. Потыкала вилкой в картошку, слила воду и, только взяв в руки толкушку, проговорила:

– Сами знаете, что мамка без меня окончательно сопьется и помрет. Тут я хоть вместо нее пенсию получаю да на улицу не выпускаю, когда у нее запои. А так кому она нужна? – Она тяжело вздохнула. – Буду в селе работать, если получится, на заочный в юридический пойду. Меня обещали секретарем в суд взять… Конечно, рано еще загадывать, всякое может случиться…

– Но Слава мне сказал, что вы вместе надумали в Красноярске поступать!

– Думали, да передумали, Людмила Алексеевна!

Куда уж мне! Пусть с Димкой да Артемом едет! Ему с ними интереснее!

– Ну ты прямо совсем уж в безнадегу какую-то впала! – Людмила села на табурет, наблюдая с веселым удивлением, как ловко подружка брата управляется с картошкой. – Я думала, у меня невестка будет веселая да жизнерадостная. Славку поможет мне приструнить…

– А кто его знает. – Девочка исподлобья глянула на нее. – Может, такая вам и попадется. Городские – ведь они шустрые, пронырливые, быстро вашего братца к рукам приберут!

– Света, – Людмила взяла ее за руку и притянула к себе, – а ну-ка, посмотри мне в глаза и объясни, какая кошка между вами пробежала?

– Да что тут объяснять? И так все понятно! – Девочка отвела глаза в сторону, закусила губу, с трудом сдерживая слезы. – Его ж сразу в оборот возьмут. Это здесь меня девки побаиваются, не шибко пристают, а там – полная свобода действий и выбора! Парень он видный, спортсмен, а ударник какой классный! Что ж, думаете, без внимания останется? А мне куда с городскими тягаться? Они и одеваются вон как, и на язык резвые, и в театры ходят, и косметики всякой у них навалом!.. – Она шмыгнула носом, провела ладонью по глазам и улыбнулась. – Да ладно, Людмила Алексеевна, не обращайте на меня внимания. Я…

Договорить она не успела. На крыльце кто-то громко затопал ногами, сбивая снег, и через несколько минут на пороге возникла Антонина в новой беличьей шубке и шапке из белого же песца.

– Привет честной компании! – Она весело оглядела накрытый стол и потерла ладони, – Я как чуяла, что здесь не иначе как пир горой затевается по случаю победы над супостатом! – Она достала из сумки бутылку шампанского и приказала Светлане:

– А ну-ка, Светка, тащи бокалы! Будем шампанское пить, чтобы вашей директрисе икалось при этом!

– Тоня, ты выражения выбирай-то, у детей и так постоянные трения с Колывановой, – укорила ее Людмила, когда Светка, выполняя приказ Антонины, скрылась в комнате.

– У этих детей скоро свои дети появятся, и заметь, гораздо быстрее, чем у нас с тобой, – расхохоталась подруга и вдруг, склонившись к Людмиле прошептала, как опытный заговорщик:

– Как и. обещала, разглядела я сегодня нашего легендарного Барса со всех сторон, от макушки до пяток, и скажу тебе… – Она осеклась. Мальчишки и Света показались в дверях кухни, и Антонина тут же переключилась на них:

– А ну, паршивцы, живо за стол! Будем вашу победу праздновать! Уже вся деревня об этом гудит. Сегодня репетиция хора ветеранов из-за этого чуть не сорвалась. Вы и представить себе не можете, с каким восторгом бабули мыли-перемывали кости вашей директрисе, врагу такого не пожелаешь!

Говорят, совсем детей, то есть вас, до ручки довела!

– Антонина!

– произнесла угрожающе Людмила, и та, прикрыв рот ладонью, зачастила:

– Молчу, молчу! Мамой клянусь, больше никаких антипедагогических разговоров!

Ребята, сделав по несколько глотков шампанского, быстро управились с картошкой и жареным мясом и заспешили домой. Славка ушел провожать Светлану. Подруги наконец остались одни.

Антонина вновь налила в бокалы шампанское, посмотрела сквозь него на свет и задумчиво сказала:

– Сдаем мы с тобой позиции. Мила, медленно, но верно сдаем. Еще годик-другой, и останемся, старые мы вешалки, у разбитого корыта.

– Откуда вдруг такой пессимизм, Тонечка? – усмехнулась Людмила. – Или опять со Стасом нелады?

– Лады, нелады… Какая разница, если в селе девки как грибы подрастают, и все одна другой краше. – Она быстро, как водку, выпила шампанское и отставила бокал в сторону. – Собрала я сегодня свою боевую дружину, подруга, да лучше бы и не собирала. Пришли они на встречу с Барсуковым, вырядившись да накрасившись, словно на конкурс красоты. А в первом ряду самые нахальные устроились, нога на ногу, колготки тебе не колготки, сапоги на высоких каблуках, юбки чуть ли не до пупка задраны. Мы на сцене с Кондратьевым и с этим Барсуковым за столом сидели. Так я со стыда чуть не померла. Всех бы поубивала, будь моя воля! – Она подцепила на вилку кусочек мяса, задумчиво оглядела его со всех сторон, намазала горчицей и отправила в рот. – Ух, и крепкая же, стерва! – Она быстро задышала открытым ртом, потом через силу выговорила:

– Этой бы горчицей да моим дружинницам одно место намазать, чтобы неповадно было этим самым местом перед начальством крутить. Барсуков, когда закончил о целях и задачах рассказывать, разрешил себе вопросы задавать. Что тут началось! Я уж покаялась, что девок на эту встречу пригласила, вполне бы одних мужиков хватило.

Люди все семейные, серьезные, а эти заразы им и рта не дали раскрыть. И Барсукова, похоже, достали до невозможности. Ни одного вопроса по делу не задали, все больше им самим интересовались: какие книги читает, какие фильмы любит, как свободное время проводит… Ну прямо «Любовь с первого взгляда», а не собрание добровольной народной дружины.

– И что же он, отвечал? – спросила Людмила.

Она отодвинула от себя пустую тарелку. С одной стороны, ей и хотелось услышать продолжение рассказа Антонины, и в то же время она почувствовала легкий озноб. Такое ощущение она испытала, когда заметила устремленный на себя из окна мужской взгляд.

Впервые в жизни она пережила подобное смятение и с трудом сдержалась, чтобы не отвести глаза первой.

Как и тогда, у нее слегка задрожали пальцы и странный холодок потек где-то в области сердца.

– Конечно, отвечал. Вежливо и корректно, но так, что девицы вмиг потеряли интерес к его личной и служебной жизни и разошлись по домам морально и сексуально неудовлетворенные. А Барсуков потом в дуэте с Кондратьевым еще с полчаса нотацию мне читал, дескать, что я несерьезно подхожу к подбору кадров и что народная дружина не ярмарка невест, а их самих демонстрацией голых коленок не удивишь.

И что план выходов на дежурство в декабре до сих пор не составлен, и что рейдов совместных с оперативной группой заповедника не планируем, и что стенд никак не оформлю… В общем, долбили они меня, долбили, пока я окончательно не разозлилась. – Антонина подцепила вилкой очередной кусок мяса и отправила его в рот. – Словом, разжевала я их, как хотела, и выплюнула. Долго будут помнить, как с Антониной Веденеевой связываться. – Она отхлебнула чай из большой фаянсовой кружки и весело подмигнула подруге. – Что я, нанималась их долбаной дружиной руководить? В рейдах, видите ли, им надо, чтобы мы участвовали. Да моя дружина потому и дружинит, что бесплатно в кино и на дискотеки пускаю.

Хотела бы я полюбоваться на того героя, что из одних идейных убеждений на дежурство придет! Раньше хоть три дня к отпуску давали, премировали, грамоты принародно вручали… А сейчас никто за просто так работать не будет. – Она отложила вилку в сторону, вдруг уткнулась лицом в ладони и расхохоталась. – Представляю, как Надька Портновская из детсада в ваш «уазик» садится. Оперативница, мать твою!.. Он же по самую крышу в снег уйдет, как подводная лодка!

– Что ты на Надьку взъелась? Или она тебе дорогу перебежала?

– Не перебежала, так перебежит! Она меня на пять лет младше и девка в самом соку, а не суповой набор, как мы с тобой, подруга! Сегодня Надька больше всех перед Барсуковым выпендривалась.

А Лизка, продавщица, давеча рассказывала, как она в магазине Стаса обихаживала. И представь себе, ушли они вместе, и эта стерва висела на его руке, как шишка на родном кедре. Да и он, если Лизка не врет, конечно, был тому обстоятельству очень рад и улыбался, подлец, на все тридцать два зуба. Вот и думаю я сейчас, что в первую очередь сделать: то ли Стаське зубы проредить, то ли этой лахудре кудри расчесать!

В сенях стукнула дверь, и в кухню ввалился Славка, с ног до головы облепленный снегом.

– Ой, мамочка милая! – всплеснула руками Антонина. – Тебя что, в снегу катали? Или снеговика лепили?

– Убирайся сейчас же в сенки! – прикрикнула на брата Людмила. – Снега натащил, нет чтобы на крыльце его обмести!

– Ты посмотри, что на улице творится! – огрызнулся Славка, но из кухни вышел. Некоторое время из сеней доносились его недовольное бурчание и резкие хлопки: Славка сбивал снег с полушубка.

Людмила подошла к окну и выглянула на улицу.

Там вовсю крутила метель. Сплошная стена снега укрыла от взгляда деревья, дома на противоположной стороне улицы, даже забор из штакетника утонул в этой чудовищной круговерти.

– Ну и ну! – протянула за ее спиной Антонина. И добавила:

– Придется мне сегодня у вас ночевать, братцы-кролики. И еще неизвестно, как завтра до работы добираться, – похоже, пурга не на один день. А ты как считаешь, Вячеслав? – обратилась она к Славке, который только что вернулся на кухню.

Тот взял со стола крынку с молоком, сделал несколько глотков, вытер белые молочные усы и резонно заметил:

– Барометр падает, так что точно дня на три зарядит, если не дольше! – Он прихватил крынку, кусок хлеба и устроился на скамеечке у открытой духовки. – Бр-р! Промерз насквозь! Хлопотное, оказывается, дело – девчонок до дому провожать!

– Ну ты и поросенок. Славка! – протянула удивленно Антонина. – В наше время парни за честь считали девчонку проводить, а если уж она себя поцеловать позволит…

Славка пожал плечами и вновь отхлебнул из крынки.

– В ваше время, Антонина Сергеевна, и парни другие были, а девчонки тем более…

– Ишь ты, «ваше время»! – передразнила его Антонина. – Ты что ж, совсем нас за старух держишь?

– Ну-у-у! Для Станислава Васильевича вы, наверно, не совсем старуха, а для меня…

– Ах ты, негодяй! – рассмеялась Антонина и попыталась схватить Славку за ухо. Внезапно непонятный глухой удар за стеной заставил всех насторожиться. С лета никто во второй половине дома не жил. И этот звук был более чем странный!

– Там кто-то есть! – прошептала Антонина и боязливо оглянулась на окна. – Привидения!

– Скелеты ожившие! – зловеще прошипел Славка. – В окровавленных саванах! Со свечой в костлявых пальцах!

– Слава, прекрати сейчас же! – прикрикнула на него Людмила и прислушалась. – Там точно кто-то есть! Слышите, вроде шаги. И, кажется, что-то передвигают!

– А я что говорю! – Славка допил молоко и поднялся со скамеечки. – Я когда домой возвращался, вдоль ограды шел, чтобы с дороги не сбиться, так еще внимание обратил: вроде в окне огонек светится.

– Ой, кто это? – Антонина всплеснула руками. – А если это беглые какие с зоны? В такую пургу далеко не уйдешь!

– Да какие еще беглые? – отмахнулась от нее Людмила. – Скорее всего, бичи местные. Прознали, что квартира пустует. Не дай Бог, напьются и пожар устроят. Надо бы, Слава, проверить, кто там ночевать устроился.

– Я вас никуда не отпущу! – Антонина подошла к телефону. – Сейчас милицию вызову, пусть подъедут и проверят.

– А если там нет никого, может, это кошки хороводы водят? Представляешь, что нам менты скажут, когда по такой свистопляске впустую машину сгоняют!

– Не облезут! – проворчала Антонина, но от телефона отошла. – Эти кошки не иначе размером со слона или бегемота, во как копытами стучат.

– Слава, неси мою «рысь», а сам возьми папин карабин. Пойдем проверим на всякий случай, кто там шарится! – приказала брату Людмила и посмотрела на Антонину:

– А ты сиди дома, чтобы под ногами не путалась. Если что, вызывай милицию!

– Ну уж нет, подруга! – решительно заявила Антонина и подошла к вешалке. – Как в жилетку поплакаться или десятку занять, так «Антонина, Антонина!..». А как подвиг совершить, сразу же:

«Отойди в сторону!» Не дождетесь, дамы-господа, я тоже хочу, чтобы мое имя куда-нибудь золотыми буквами вписали…

Глава 6

Сначала они никак не могли выйти наружу. Ветер был настолько сильным, что едва они пытались протиснуться в образовавшуюся щель, как тут же налетал мощный снежный заряд, двери словно припечатывало чьей-то богатырской ладонью. В одну из таких попыток Антонине весьма ощутимо прищемило пальцы. Прошипев нечто явно не для детских ушей, она принялась дуть на ушибленную руку, успевая поносить на чем свет стоит так некстати разразившуюся пургу и неизвестного злоумышленника.

Людмила и Славка попытались вдвоем справиться с дверью, но сошедшая с ума стихия еще пару раз свела на нет их усилия, пока Славка не догадался вставить в проем деревянный ящик.

На улице творилось что-то совсем уж невероятное! Снег кружился вихрями и лип, как пластырь, к лицу и одежде. Все вокруг уже на расстоянии нескольких шагов тонуло в непроницаемой темноте.

Вьюга не позволяла двигаться прямо, резкие порывы, колотившие в грудь не хуже профессионального боксера, то и дело заставляли отступать назад, сбиваться с шага, падать на колени.

До забора, разделяющего двор на две половины, было не более десятка метров, но добирались они до него, казалось, целую вечность. Потом, опять же целую вечность, пытались перебраться через сам забор. Славка зацепился полушубком за гвоздь и едва не вырвал из него приличный клок.

Пока Антонина освобождала незадачливого верхолаза, Людмила прокралась к окну и заглянула в него. Все стекло было забито снегом, обросло куржаком, так как эти окна не утеплялись на зиму. Но пушистая бахрома инея указывала и на то, что из оконных щелей на улицу пробивается теплый воздух, а это означало одно: в доме топится печь и есть люди, которые эту печь затопили. Людмила встала па завалинку, сняла рукавичку и потерла пальцами забитое снегом стекло, подышала на него и вдруг отпрянула. В темноте комнаты проявился вдруг слабый огонек, задрожал, заколебался и двинулся в сторону окна. Неужели ее заметили? Она скатилась с завалинки в снег.

Подползли Антонина и Славка, и они сомкнули головы, чтобы обсудить, что делать дальше. В доме определенно кто-то был, но при свете свечи не определишь, сколько там человек. Хорошо, если один, а если несколько?

– Ну их к черту! – прошептала Антонина и боязливо оглянулась на темные окна. – Может, и вправду бандиты какие! Ты в дверь, а они тебе пулю в лоб!

– Ага, как на Диком Западе! – захихикал Славка. – Вот пуля пролетела, и ага…

Антонина схватила его за шиворот и несколько раз ткнула головой в снег. Славка вывернулся, обхватил ее руками, повалил навзничь, потом уселся верхом и принялся натирать Антонинины щеки снегом, приговаривая:

– А, попалась, которая кусалась! Будешь знать, как мужское достоинство оскорблять!

– Твое мужское достоинство еще под микроскопом нужно разглядывать! – Антонина, пыхтя, вывернулась из-под него и, зачерпнув полную горсть снега, в свою очередь размазала его по мальчишеской физиономии. – Знай, ребенок, как со взрослыми тетеньками связываться!

– Прекратите возню! – громким шепотом приказала Людмила. Подняла свалившуюся с головы брата лисью шапку, стряхнула с нее снег и натянула ему на голову. – По-моему, вы уже забыли, зачем мы сюда заявились.

Тонька поднялась из сугроба, безрезультатно попыталась сбить снег с шубы и погрозила Славке кулаком:

– Знала бы, что ты такой злодей, ни за что бы не сняла с гвоздя. Надо было оставить на ночь, чтобы сопли поморозил, может, научился бы старших уважать.

– Оба друг друга стоите! – подвела черту под перепалкой Людмила и приказала:

– Ты, Славка, становись слева от двери, я – справа. Тоня, ты стучишь и сразу в сторону, ныряй в сугроб.

– Совсем девка сдурела! – выдохнула испуганно Антонина. – Ты что, решила их приступом взять?

– А что ж нам теперь – здесь до утра задницы морозить?

– Давай я все-таки побегу, вызову милицию!

– Ты еще своих дружинниц кликни! – усмехнулась Людмила и придержала подругу за рукав. – Остынь, может, тут всего и дел, что бомж занюханный…

– Смотрите, а пурга ведь стихает помаленьку!

Вон огни на водонапорной башне уже видны! – Славка вытянул руку в направлении светлого пятна, проступившего вдруг на фоне сплошной стены падающего снега. Ветер и вправду стих, а они за спором и не заметили.

Людмила вздохнула с облегчением: заваруха кончилась и, похоже, до утра уже не возобновится. Да, давненько столь сильная пурга не обрушивалась на село и тайгу, и такое количество снега всего за одну ночь уже года три как не выпадало. Вероятно, потому, что осень необычайно затянулась, слишком поздно облетела листва, а всего неделю назад вовсю еще поливал обильный, почти весенний ливень.

Девушка осторожно поднялась на крыльцо, превратившееся в сугроб, как и все вокруг, и заняла условленное место. Славка, приученный сестрой и не к таким передрягам, молча махнул рукой с противоположной стороны крыльца: дескать, готово! Выпускай Антонину!

Подруга несколько раз быстро перекрестилась и, как коза, запрыгала по глубоким следам Людмилы к порогу. Склонилась на мгновение к замочной скважине, подняла лицо, тускло белеющее в темноте, и прошептала:

– А пробой-то на месте. Кажется, замок ключом открывали…

Людмила достала из-за пазухи фонарик, поставила синий фильтр и навела бледный пучок света на замок. Следов взлома не наблюдалось. Выходит, в дом проникли цивилизованным путем.

Но слишком долго раздумывать не пришлось.

Дверь с треском распахнулась. В следующее мгновение Антонина, взвизгнув от неожиданности, отскочила и, оступившись, полетела с крыльца вверх ногами в сугроб.

– Людка! У него пистолет! – истошно заорал Славка и бросился в ноги выбежавшему на крыльцо человеку.

– Бросай оружие! – крикнула Людмила и попыталась ударом ноги выбить из рук противника пистолет. Но валенки были слишком тяжелыми от налипшего на них снега, она поскользнулась и вместо намеченной цели угодила ногой в косяк и чуть не упала. Противник весьма ловко уклонился в сторону, перехватил пистолет в другую руку и сильным пинком отшвырнул Славку в сугроб, отчего вставшая было на ноги Тонька опять завалилась на спину и выругалась совсем уж неприлично, пытаясь столкнуть с себя мальчишку.

Дуло пистолета уткнулось Людмиле в лоб. Холодный металл обжег кожу. Девушка вздрогнула, а незнакомец, не опуская пистолета, попытался вырвать у нее карабин. Она сжала зубы, но оружие не выпустила.

– Дура! – пробормотал человек. – Отдай карабин! – И резко притянул его к себе. Людмила уперлась носками валенок в порог, но снова удержала «рысь».

Краем глаза она заметила, что куча мала из Славки и Антонины распалась и брат, стоя на коленях, поднял ружейный ствол в небо. Полыхнула вспышка, раздался гулкий, словно в бочку, выстрел. Человек быстро оглянулся, на долю секунды отвел пистолет от липа Людмилы и чуть ослабил захват руки на карабине. Но ей было достаточно и этого. Что было сил она рванула карабин на себя, обледеневшим валенком ударила противника по правому колену, а приклад направила прямо в солнечное сплетение. Человек согнулся пополам, зашатался, и Людмиле только и оставалось, что следующим ударом отправить противника вниз головой с крыльца в тот же сугроб, из которого с грехом пополам выкарабкались Славка и Антонина.

Незнакомец приземлился на еще не тронутую снежную поверхность, рядом с ямой, в которой только что барахтались его противники, попытался приподняться на руках и вдруг застонал и обессиленно упал лицом в снег.

– Господи! Ты что, его пристрелила? – прошептала Тонька и прижала руки к груди. Она потеряла в сугробе шапку, снег набился ей в волосы, они смерзлись в жалкие кудельки, но она не замечала этого, с испугом вглядываясь в неподвижную фигуру у ног. – А здоровый бандюга, как он нас всех тут не прибил!

– Я в него не стреляла, только прикладом ударила. – Людмила спустилась с крыльца и подошла к обезвреженному противнику. Он не шевелился – похоже, потерял сознание. Тем не менее она приблизилась к нему осторожно, закинула карабин за спину и, склонившись над неподвижным телом, вдруг ощутила нечто похожее на панику. Кажется, она перестаралась. Рядом с головой незнакомца расплывалось по снегу большое темное пятно. И это означало одно: он не просто потерял сознание, но еще и серьезно поранился.

– Тоня, кажется, он ранен! – Людмила перебросила карабин в руки брата, встала на колени рядом с мужчиной и попыталась перевернуть его на спину. Он был тяжел, как камень. Антонина пришла на помощь, им с трудом, но удалось пошевелить его.

Человек застонал, попытался подняться на локтях, но опять откинулся назад и замолчал. Людмила направила луч фонарика ему в лицо, но оно было покрыто обледеневшим снегом вперемешку с кровью.

Она почувствовала уже не просто панику, а самый настоящий ужас.

– Людка, я в доме посмотрел, что к чему! – торопливо прошептал Славка. – Там, кроме раскладушки и огарка свечи, ничего нет. Наверно, к нам домой его придется тащить.

– Да, теперь точно без милиции не обойдешься, да и врача, как ни крути, нужно вызывать, – вздохнула Антонина. – Затаскают нас на допросы до смерти, замордуют объяснениями да снятием показаний, хорошо, если в каталажку не посадят!

– Давай пока не будем об этом. – Людмила скинула бушлат и расстелила его на снегу рядом с раненым. – Надо его как-то перенести в дом и перевязать, хотя бы на первый случай.

Обратный путь показался им еще длиннее, хотя ветер почти стих и снег валил уже не с прежней силой. Пришлось откапывать калитку в одном дворе, потом в другом, а в промежутке тащить по снежной целине неподвижное тело. Но тяжелее всего было внести его в дом. Ступени покрылись ледяной коркой, и они чуть не уронили раненого сначала на крыльце, затем Славка, который придерживал бушлат сбоку, все-таки оторвал недавно пришитый воротник. Но в последний момент исхитрился подставить под спину раненого руки, и тот не успел грохнуться на пол веранды. Наконец удалось затащить типа на кухню, и только здесь оценили его весьма нестандартные габариты. Незнакомец занял почти все пространство от кухонного стола до дверей Людмилиной комнаты.

Людмила сняла с себя забитый снегом свитер и бросила его в угол, следом последовали ушанка и валенки, а она в одних носках перешагнула через раненого и прошла в свою комнату, чтобы взять аптечку.

Но не успела она протянуть руку к шкафчику, в котором хранились лекарства и бинты, как в кухне упало что-то стеклянное и, судя по всему, разбилось, а Антонина жалобно и вместе с тем испуганно вскрикнула:

– Е-мое, Людка, ты смотри, кого мы угрохали! – и добавила уже более сердито:

– Ну как тут, Вячеслав, не выругаться? Гляди сюда! Это ж нам теперь век свободы не видать!

– Что случилось? – Людмила вернулась на кухню.

Антонина стояла на коленях к ней спиной и, склонившись над раненым, протирала ему лицо мокрым полотенцем.

Славка с другой стороны поддерживал его голову, и взгляд у брата был мрачнее тучи. Сердце Людмилы сжалось. Бывший противник был одет в милицейские брюки и тельняшку. И она знала только одного человека в Вознесенском, кто был подобного роста и телосложения и носил к тому же форму милиционера.

Она молча опустилась на колени рядом с Антониной, уже не ожидая от дальнейшей жизни ничего хорошего. И зачем было затевать эту разведку боем?

Теперь от ее художеств пострадают ни в чем не повинные брат и подруга.

– Как он? – спросила она шепотом.

Антонина отвела от лица Барсукова полотенце и вздохнула:

– Надо же, как не повезло! Пускай бы уж кто-нибудь из ментов попался, но не сам же начальник РОВД! Интересно, по какой статье нас судить будут?

Мелким хулиганством не отделаешься.

– Нанесение тяжких телесных повреждений, не иначе, – разъяснил юридические аспекты Славка. – А так как мы чуть не угробили самого ментовского начальника, нам наверняка лет пятнадцать строгого режима светит.

– Спасибо, успокоил! – Антонина взяла из рук Людмилы бинт и с удивлением посмотрела на нее. – Ты что побелела вся? Вот уж не думала, что ты крови боишься!

– Прямо, крови она боится! – заступился за сестру Славка. – Она за этого мента испугалась. Жалко небось стало?

– А ты как думаешь? – рассердилась Людмила. – Он мне вреда не причинил, да ты и сам сегодня ему дифирамбы пел.

– Я как раз не пел, – насупился брат, – это Артем да Светка изощрялись, а меня в конторе не было, что я могу о нем сказать! А рана у него пустяковая, щеку немного ободрал и еще нос расквасил, а сознание потерял из-за того, что лбом к бревну приложился. Там еще с прошлой осени несколько березовых кругляков валяется. – Он взял с пола карабин и, недолго думая, приложил холодный ствол ко лбу подполковника. – Ничего, сейчас очухается и еще покажет нам кузькину мать!

– Ради бога, Вячеслав, убери эту дуру подальше! – вскрикнула Антонина и покачала головой. – Да-а! Рана, конечно, не велика, просто ссадина приличная, но ты посмотри, какой рог у него на лбу вырос! Да вдобавок еще фингалы под обоими глазами!

– Он, случайно, переносицу себе не сломал? – Людмила осторожно дотронулась кончиками пальцев до переносицы Барсукова и облегченно вздохнула. Кажется, все в порядке. И только тут поняла, что ее трясет как в лихорадке, а кончики пальцев, которыми она продолжала исследовать его лицо, отплясывают сумасшедший танец.

Множество раз ей приходилось оказывать первую помощь, обрабатывать и перевязывать и более страшные раны. А два года назад, когда сломалась машина и ей вместе с егерем пришлось десять дней пешком выбираться из тайги, она самолично, когда уже не помогали ни травы, ни крутой кипяток, охотничьим ножом отрубила загнивший мизинец своего попутчика. Но здесь она испытала не просто страх. И не наказания она боялась. Тут было нечто другое. И, как ни силилась, объяснение этим непонятным ощущениям пока не находила.

Антонина тем временем обработала края ссадины спиртом, затем подумала секунду, заклеила ее бактерицидным пластырем и, окинув критическим взором содеянное, громко вздохнула:

– А вам не кажется, господа хорошие, что у подполковника явно пиратская рожа? Наверняка в одной из своих прежних жизней он был каким-нибудь Джонни Вырвиглазом, а я – прекрасной маркизой, донной Беллой-Каролиной или кем-то вроде того.

Людмила искоса взглянула на подругу и страдальчески завела глаза к потолку. Потом капнула нашатыря на ватку и поднесла к носу Барсукова.

Подполковник чихнул, приоткрыл глаза и мутным взглядом уставился на девушку:

– Что здесь... происходит?

– Чисто милицейский вопрос! – Антонина опустилась на пол рядом с ними и приказала подруге– Подними-ка ему голову выше, а то вдруг тошнить начнет. – И справилась у Дениса:

– Голова не болит?

Не кружится? Во рту не сушит?

– Нет вроде. – Денис провел ладонью по лбу, наткнулся на пластырь и уже более просветлевшим и удивленный взором обвел склонившиеся над ним лица. – Откуда это украшение? – Он снова потрогал пластырь указательным пальцем. – И как вообще я здесь оказался?

Девушки переглянулись. Людмила решительно начала.

– Все случилось по моей вине. Мы услышали за стеной непонятный шум и подумали, что в пустую квартиру забрались какие-то бродяги. А они, сами знаете, и пожар устроить могут, если напьются… Вот мы и отправились... проверить…

Денис оперся руками об пол и сел, прислонившись головой к обогревателю. Посмотрел на Славку и попросил:

– Попить принеси!

– А может, лучше выпить чего-нибудь? Покрепче? – вмешалась Антонина.

– Лучше! Если есть! – Барсуков потер пальцами виски и поморщился. – Чем это вы меня шарахнули?

– Это вы сами, Денис Максимович, с крыльца упали. – Антонина кокетливо улыбнулась и поднесла ему стопку водки и нанизанный на вилку огурец – Пожалуйте выпить и закусить! Если хотите, могу капустки предложить квашеной, с лучком и подсолнечным маслом, и картошечка есть, остыла только. Хотите, Денис Максимович?

– Хочу. – Подполковник, похоже, особой застенчивостью не отличался. Водку выпил не поморщившись и с огурцом расправился тоже без особых церемоний.

Туг Антонине пришла в голову новая идея:

– А если пельменей сварить? Горяченького сейчас похлебать в самый раз. И мы с вами заодно, правда. Мила? А то я что-то до сих пор согреться не могу!

– Я не против – Барсуков без особых усилий поднялся на ноги, оглядел кухню и спросил Антонину, причем Людмиле показалось, что ее намеренно обошли взглядом:

– Выходит, это я у вас в гостях?

– А вот и нет! – произнесла Антонина с торжеством и обняла Людмилу за плечи. – Мы с вами на пару в гостях у Людмилы Алексеевны и се милейшего братца Вячеслава, который до отчества еще не дорос.

– Очень приятно! – буркнул Барсуков, не глядя в глаза хозяйке. – Значит, это о вас меня предупреждал Кубышкин?

– Предупреждал? – удивилась Людмила. – О чем он вас мог предупреждать?

– Да ничего особенного! – Подполковник пожал плечами. Потом вдруг озабоченно огляделся по сторонам. – У меня в руках ничего не было?

«Еще как было!» – подумала Людмила, но сказать ничего не успела: Славка метнулся к своему полушубку, достал из кармана пистолет, протянул его Барсукову и, выхватив взглядом металлическую пластинку на рукоятке «Макарова», выдохнул:

– Наградной?!

– Наградной, – сухо сказал подполковник, затолкал пистолет за пояс брюк и опустил тельняшку. – Пожалуй, я пойду!

– Никуда вы не пойдете! – Антонина показала ему на стул. – Садитесь и ждите, пока мы ужин приготовим. – Она посмотрела на часы и усмехнулась. – Одиннадцать уже, и ужин наш поздний будет, но, чтобы закрепить добрососедские отношения, надо немного выпить и хорошенько закусить.

Давай, Слава, неси-ка из сеней пельмени, я пока воду для них поставлю. А ты. Мила, сальца нарежь, капустки достань, огурчиков-помидорчиков. – Она весело подмигнула Барсукову:

– Гулять так гулять, любить так любить!

– Антонина Сергеевна! Может, не стоит так суетиться? Пить я больше не буду. Завтра мне на работу к семи. Так что спасибо за заботу. Все-таки мне лучше уйти.

– Куда вы пойдете? – подала голос Людмила. – У вас там ни света, ни воды, наверно? Сейчас Слава принесет вашу раскладушку. Переночуете у нас.

Барсуков с некоторым удивлением посмотрел на нее, помолчал долю секунды и неожиданно согласился:

– Хорошо! Только за вещами я сам схожу, а вы, Слава, если не трудно, помогите мне.

– Есть, товарищ подполковник, – лихо откозырял мальчишка и метнул на стол полотняный мешочек с пельменями. – Людка, ты папкин полушубок дай Денису Максимовичу, а то на улице, кажется, опять ветер задул.

Барсуков молча натянул предложенный ему полушубок и вышел за Славкой в сени. Антонина посмотрела им вслед и тихо сказала:

– Неужто он ничего не помнит? Или придуряется? Боится, что мы ночью сбежим и уйдем от справедливого наказания? Потому и переночевать здесь согласился. Хотя если он свою рожу в зеркале увидит, то возмездия нам уж точно не избежать!

Глава 7

Денис посмотрел на светящийся циферблат часов. Начало шестого. Выходит, еще почти час до подъема, а он так и не решил, как ему поступить.

Совершенно непонятно, по какой такой причине он согласился переночевать в этом доме, совсем упустив из виду, что ему придется подняться раньше хозяев, побриться, умыться, погладить брюки и свежую рубаху. Ну, с рубахой, допустим, можно как-то перебиться. Она лежит в чемодане, и если на ней и образовались складки, то их вполне скроет китель.

Но вот брюки! Те, в которых он был вчера, конечно же надевать нельзя. После вчерашней схватки вид у них весьма непрезентабельный. Если он в столь жеваном виде, да еще с соответствующим украшением на физиономии появится на планерке…

Денис вздохнул. Не зря Кубышкин предупреждал его, что соседи у него люди беспокойные, шумные, одно хорошо, что не алкоголики. При этом он как-то странно посмотрел на Барсукова и даже покачал головой. Денис только сейчас догадался, что было это не просто удивление, а скорее сочувствие и даже сожаление по поводу столь опрометчивого поступка нового начальника РОВД: не случалось еще в практике Евгения Александровича подобного события, чтобы кто-нибудь отказался от прекрасной благоустроенной квартиры в центре села и согласился поселиться чуть ли не на окраине, в доме с печным отоплением, но с огородом и садом, да еще обрадовался, что от речки и леса недалеко. Барсуков был уверен, что мысленно Кубышкин уже не раз покрутил пальцем у виска. Конечно, квартира, которая предназначалась начальнику РОВД, ни в какое сравнение не шла с той, которую ему предоставили взамен. Даже при слабом свете свечи он разглядел, что штукатурка в комнатах кое-где отлетела, углы заросли паутиной, полы и подоконники щелястые, щербатые и давно не крашенные…

Конечно, даже самый примитивный – дотянуть бы до весны – ремонт влетит ему в копеечку, но что поделаешь, если в голову отцу пришла идея завести свое хозяйство, собаку, кошку – удовольствие, которое он не мог себе позволить в городе. И Денис скрепя сердце согласился. Возможно, потому, что надеялся: возня с животными, прогулки с дедом в лес и на речку помогут Косте гораздо быстрее выздороветь, окончательно прийти а себя и стать прежним веселым и озорным мальчишкой, гораздым на проказы и шалости.

Барсуков улыбнулся, вспомнив, как сын и отец любили петь дуэтом старые песни. Те редкие дни, когда Лидия позволяла Косте погостить у них, превращались в настоящие праздники. Дед брал в руки баян и запевал любимую «Тачанку»: «Ты лети с дороги, птица, зверь, с дороги уходи…»

Внук тоненько подхватывал: «Видишь, облако клубится, кони мчатся впереди…»

Денис с силой сжал зубы. Перед отъездом в Вознесенское он побывал в санатории, провел с сыном и отцом несколько часов. Но Костя по-прежнему старался не смотреть в его сторону, сидел рядом с дедом нахохлившимся воробышком и, если Денис спрашивал его о чем-то, бросал на него исподлобья мгновенный взгляд и тут же отворачивался.

Он поговорил с врачами. Все они в голос заявляли, что психических отклонений у мальчика не наблюдается, со здоровьем все в порядке, голосовой аппарат не нарушен, слух не поврежден, просто нужно дать ребенку время, чтобы захотел говорить, и он заговорит, непременно заговорит, как прежде. Просто нужен какой-то особый толчок, способный заставить его сделать это снова.

Но после их последней встречи прошло уже две недели, а положение не изменилось. Так что единственной надеждой оставалось, что идея деда оправдает себя. И общение с животными, близость леса и речки все-таки помогут мальчику преодолеть последствия того ужаса, который ему пришлось пережить чуть меньше года назад…

Денис осторожно перевернулся со спины на бок и вгляделся в едва заметный на фоне стены оконный проем. Похоже, пурга вновь взялась за свое. Ветер бился в стены, на оконных стеклах отплясывали причудливые тени. Придется вызывать машину… Он недовольно поморщился, представив удивленные взгляды подчиненных, когда появится на службе. Мало кто поверит, что он поскользнулся на крыльце, но разве мог он признаться, что на самом деле эти фонари под обоими глазами дело женских ручек, таких маленьких и изящных на первый взгляд.

Конечно, он мог изобразить происшедшее как посягательство на свою жизнь. Но ему почему-то совсем не хотелось так уж соблюдать законность, тем более вся троица вчера из кожи вон лезла, чтобы угодить ему и загладить свою вину.

Хотя не совсем так. Людмила продолжала вести себя настороженно, и во время позднего ужина он несколько раз ловил на себе ее хмурый, но какой-то потерянный и слегка виноватый взгляд. Он тоже старался не расслабляться, держался невозмутимо и не поддался на те уловки, которые неоднократно предпринимала Антонина, пытаясь как бы невзначай разузнать подробности его личной жизни и планы на будущее.

Антонина была из тех современных девиц, чьи мысли и поступки он наловчился просчитывать наперед уже в первые десять, а то и пять минут знакомства. Но если уж рассуждать справедливо, она обладала по-настоящему бойцовским характером.

Он отметил для себя се несомненный талант гасить конфликты в момент их зарождения. Особенно явно это проявилось во время встречи с дружинницами, которую он тоже не мог вспоминать без содрогания.

Барсуков опять посмотрел на часы. Осталось полчаса на мучительные раздумья и сомнения. И он поймал себя на том, что впервые за долгие годы, проснувшись, думает не о предстоящей работе. Слишком уж много времени уделяет собственным проблемам, то и дело возвращаясь в мыслях к худенькой стройной женщине, успевшей за два последних дня причинить ему кучу неприятностей и довести до вполне реальной головной боли.

Сейчас она спит всего лишь через комнату от него. Вчера он случайно увидел, как она разбирает свою постель. Откидывает одеяло, взбивает подушки… И он представил, как уютно спать в такой постели, особенно если рядом милая и желанная женщина. Теплая и нежная… Денис поправил под головой подушку и вздохнул. Странные мысли лезут ему в голову, абсолютно неподобающие его положению и совсем не помогающие настроиться на предстоящий нелегкий день. Например, надевает ли она ночную рубашку? Он знал нескольких женщин, и все они любили длинные трикотажные рубахи с колючими кружевами, вспыхивающие электрическими искрами при прикосновении. Жена любила фланелевые, мягкие и пушистые, и спала в них даже летом. Он усмехнулся. Верно, вчерашнее знакомство с бревном окончательно лишило его рассудка, если он всерьез рассуждает о достоинствах женских ночных сорочек.

Но неожиданно для себя он представил лежащей рядом с собой Людмилу и словно воочию ощутил под своими ладонями мягкое податливое женское тело, теплое и упругое, высокую грудь с затвердевшими от его прикосновений сосками… Его пальцы безбоязненно ласкали нежную шелковистую кожу ее живота, поглаживали бедра. Женщина прильнула к нему еще теснее, едва слышно прошептала его имя, и он, плюнув на все условности, нашел в темноте ее горячие губы и прижался к ним с неожиданной для себя страстью и нетерпением. Она раскрылась ему навстречу, но в последний момент, когда, казалось, уже ничто не могло помешать им слиться в единое целое, женщина освободилась из его объятий, быстро поцеловала в губы и прошептала: «Пора вставать!» Он попытался ухватить ее за руку, но она так быстро скользнула в темноту… Денис потянулся вслед за ней, хотел позвать ее, попросить, чтобы осталась... и в следующее мгновение почувствовал, что с оглушительным грохотом и звоном летит куда-то… «Ну, это слишком!» – успел он подумать, прежде чем полет закончился жестким приземлением.

– Денис Максимыч! Что с вами? – послышалось над его головой. Он открыл глаза. Над ним возвышался в одних трусах еще не проснувшийся Славка.

Барсуков ошеломленно посмотрел на него, не понимая, где сон, а где явь. Ведь только что сестра этого мальчишки лежала рядом с ним и… Он чуть не сплюнул от досады. Мало того что совершенно дурацкий сон приснился, из-за этой проклятой раскладушки, так некстати подломившейся под ним, он опять оказался в нелепом положении.

Он поднялся с пола, с помощью Славки привел в порядок раскладушку, собрал постель и только тут заметил, что на кухне уже горит свет и пахнет, похоже, пирожками. Денис посмотрел на часы. Начало седьмого. И спал-то он минут десять, не больше, но как много увидел…

Он с досадой посмотрел на помятые, висевшие на спинке стула брюки, потом глянул на себя в большое зеркало и скривился от отвращения. Отросшая щетина, темнее, чем волосы, придавала ему откровенно криминальный вид. Он потер подбородок и оглянулся на Славку, который уже успел натянуть на себя спортивный костюм. Денис вспомнил, что допустил очередную оплошность, не прихватив с собой из гостиницы спортивного костюма. И теперь надо было думать, как исхитриться погладить брюки и не показаться хозяйке в одних трусах и с голыми ногами.

Его выручил Славка. Протянул ему широкие нейлоновые брюки, темно-синие, с ярко-оранжевыми заплатами на коленях и пятой точке. И когда Денис, повертев их в руках, с недоумением уставился на него, пояснил:

– Я их сверху на лыжные брюки надеваю, чтобы не вымокнуть. Думаю, вам в самый раз будут.

Гость натянул на себя штаны, покачал головой и посмотрел на Славку. Мальчишка явно с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Широкие штанины едва доходили Денису до щиколоток, а когда он подтянул шнуровку на поясе, стали еще короче. Он представил реакцию девушек на свое появление на кухне, и ему стало не по себе.

Но подполковник потому и получил свое звание раньше положенного, что не привык отсиживаться за спинами других и всегда предпочитал получить удар в лоб, чем пониже спины.

– Слава, где и на чем у вас можно погладить брюки? – спросил он как ни в чем не бывало. И вслед за Славкой вышел на кухню.

Людмила стояла около плиты и переворачивала лопаточкой пирожки на сковороде, а Антонина пыталась выгнать полотенцем в приоткрытую дверь расползшийся по кухне сизоватый чад.

Девушки, к его удивлению, то ли удачно сделали вид, что вовсе не поражены нарядом, то ли привыкли и не к такому, потому что лишь приветливо улыбнулись и поздоровались. Через секунду Славка уже протащил мимо него в свою комнату гладильную доску. И пока Барсуков брился и умывался, на столе появилось блюдо с пирожками, глубокая керамическая миска с варенцом и чай.

– Садитесь завтракать, Денис Максимович! – почти промурлыкала Антонина и пододвинула ему единственный стул. Она сама и хозяйка довольствовались табуретками. – Вот вам пирожочки с картошечкой, свеженькие. Людочка у нас большая мастерица пироги печь, да и по всему остальному…

«Да уж! – подумал про себя Барсуков. – Мастер ваша Людмила что надо! А прикладом орудует так, что любой спецназовец позавидует!» Но вслух сказал:

– Спасибо большое, но я обычно не завтракаю. – Он посмотрел на часы. До начала рабочего дня оставалось чуть более получаса. – Простите, но мне нужно еще успеть выгладить брюки и рубашку.

– Без проблем! – высунул голову из дверей Славка. – Опля! – Жестом тореадора он выхватил из-за спины выглаженные милицейские брюки и, церемонно поклонившись, вручил их пораженному гостю. – Извольте принять работу, товарищ подполковник.

– Но зачем же так?.. – Барсуков растерянно посмотрел на Славку, потом на улыбающихся девушек и покачал головой. – Не стоило этого делать. Я привык сам за собой ухаживать.

– Да бросьте вы! – глухо сказала Людмила, продолжая выкладывать варенье из банки в вазочку. – Для Славы это хорошая практика. В институт не поступит, пойдет в армию! Там сестры рядом не будет, чтобы штаны ему чинить и стрелки наглаживать!

– Людмила! – Брат сердито нахмурился. – При чем тут я? Я ваши с Антониной ошибки исправляю, контакт пытаюсь наладить. Или это я, скажете, Дениса Максимовича в сугроб сковырнул?

– Ну ты и фрукт. Славка! – всплеснула руками Антонина. – Ты что же нас закладываешь? – Она посмотрела на Дениса и улыбнулась:

– Вы ведь не принимаете эти слова за чистую монету? Никто не собирался на вас нападать! Мы просто решили проверить, не бродяги ли залезли в квартиру.

– Антонина, не оправдывайся! – Людмила исподлобья смерила Дениса взглядом и усмехнулась:

– Идите, Денис Максимович, переоденьтесь, а потом за завтраком обо всем и поговорим.

Барсуков скрылся в Славкиной комнате, а Антонина сердито посмотрела на парня, прошептала одними губами что-то сердитое и постучала себя кулаком по лбу.

– А что я такого сказал? – зашипел Славка. – Вы что ж, его совсем за дурака держите? Неужели он не догадался, кто его так отделал? Скажите спасибо, что еще вчера наряд не вызвал, а то бы ночевать нам всем в КПЗ как миленьким, в компании алкашей.

– У них теперь не КПЗ, а ИВС называется! – пояснила Людмила и пододвинула брату чашку с чаем и блюдо с пирогами. – Ешь давай, Павлик Морозов, пользуйся, пока сеструху за решетку не поса… – Антонина ткнула ее в бок кулаком, и она замолчала на полуслове. Барсуков вышел из комнаты с чемоданом, который еще вчера прихватил из своей квартиры.

– Простите, но мне нужно еще занести чемодан… – Он опять посмотрел на часы. – Если позволите, я по вашему телефону вызову машину.

– Да вы прямо сбежать от нас хотите, Денис Максимович! – Антонина подошла к нему, взяла из рук чемодан и поставила на пол. – Или так мы вас напугали, что боитесь остаться с нами? Но мы же не со зла! Если бы вы со своим пистолетом не выскочили, мы бы тоже на вас не напали! Я ведь подумала: бандюга какой беглый ненароком в наши края забрел. Кто же знал, что это вы! У нас все начальство в центре живет!

– Я думаю, отношения мы выяснять не будем! – сухо сказал подполковник. – Сочтем это за печальное недоразумение! Но хотелось бы в таких ситуациях с вами больше не встречаться. – Он неожиданно усмехнулся. – Насколько я понял, Людмила Алексеевна, у вас большой опыт в обезвреживании противника?

– С волками жить – по-волчьи выть, Денис Максимович, – ответила вместо хозяйки Антонина. – Людмила Алексеевна у нас наравне с мужиками в рейдах участвует. – Она обняла подругу за плечи и лихо подмигнула Барсукову. – Расскажи-ка, Мила, гражданину начальнику, как вы в прошлом году двух хмырей брали, которые решили в заповеднике на коз поохотиться.

– И что в этом интересного? – Людмила пожала плечами. – Можно подумать, Денису Максимовичу это в новинку. Нашла, кого удивить. – Она глянула на гостя:

– Садитесь лучше завтракать, пирожки совсем остыли.

Глава 8

Утро выдалось чистое и морозное. Всеми цветами радуги горели и переливались колючие льдинки наста, сглаженного недавним снегопадом и устойчивым ветром, дующим снизу, из долин и горных ущелий.

От черного пихтового леса к прозрачному березняку на краю ущелья уже пролег хорошо видный свежий след: цепочка круглых и глубоких вмятин со слегка выдающимися вперед двумя средними пальцами. Любой охотник, взглянув на след, сказал бы, что здесь недавно прошел волк. Но Людмила знала больше. Это был след Темуджина, волка-трехлетки, которого они вместе со Славкой спасли когда-то из-под оползня. Вылечили серому зверенышу сломанную лапу, выходили, а потом учили выслеживать добычу, охотиться самостоятельно, потому что понимали: дикому зверю место в тайге, а не на цепи рядом с хозяйской конурой.

Волк, по всей вероятности, вернулся в свое логово после ночной охоты, и она не стала его беспокоить. Вот уже два с лишним года Темуджин живет на свободе, и только иногда, как сейчас, их следы пересекались. Но волк никогда не подходил ближе, чем на десяток шагов. Предпочитал наблюдать за своей бывшей хозяйкой со стороны. Правда, порой выносил на тропу и оставлял, будто в подарок, то убитого зайца, то задавленную копалуху. Откуда Темуджину знать, что для человека охота в заповеднике запрещена раз и навсегда.

Людмила остановилась на краю ущелья, заглянула в его мрачные глубины, потом оттолкнулась лыжными палками и заскользила вниз по склону. До границы заповедника оставалось пятнадцать километров. И она уже два часа шла по лесу, возвращаясь с дальнего кордона Теплый Ключ. Неделю назад после пурги егеря сообщили по рации, что видели на ближайшем гольце следы двух ирбисов. Субботу и воскресенье она провела на кордоне, и счастье на этот раз улыбнулось ей. Наконец-то удалось сфотографировать на узком скальном гребне двух вальяжных красавцев, самца и самку, с черными пятнами на белоснежных шубах.

Лыжня нырнула в распадок, потом вознеслась на увал. И сразу же девушка уловила странный запах.

Запах дыма, усложненный какой-то примесью. Похоже, где-то неподалеку горел приличный костер, на котором коптилось мясо. Чужой заповедному лесу запах и потому особенно вызывающий и заметный в чистом воздухе высокогорья.

Людмила остановилась и тут же пожалела, что отказалась от предложения егеря проводить ее до границы заповедника. И Темуджин далеко, не позовешь, если что случится. И хотя волк остерегался подходить к ней, девушка знала, что он всегда придет на помощь, не оставит в беде. Она перевесила карабин на грудь и, отталкиваясь палками, тихо заскользила через лес навстречу запаху. Сердце се замирало от тревожных предчувствий.

Запах тем временем усилился. Он шел из особенно густо заросшей расселины. Прямо перед ней поднимался метров на десять крутой, лишенный снега каменный взлобок. Он вырывался из цепких объятий пихтовых ветвей и почти до самой вершины был покрыт зарослями можжевельника и кашкары. На него-то и предстояло забраться.

Людмила сняла лыжи, сбросила с плеч рюкзак и пристроила их у подножия горушки. Если с ней что случится, оранжевый рюкзак подскажет спасателям, что она здесь побывала.

Что там, за взлобком, девушка не знала, но догадывалась, какую смертельную опасность может таить для нее место, где горит запретный костер. И все-таки начала осторожно подниматься на скалу, цепляясь за упругие ветви и моля Бога, чтобы камни не посыпались из-под ботинок и не выдали ее браконьерам.

Легкий свист раздался вдруг левее скалы. Людмила мгновенно нырнула в заросли можжевельника и высунула ствол карабина перед собой. Свист повторился. Выходит, заметили. Она еще теснее вжалась в скалу, каждую секунду ожидая выстрела. Но все опять стихло. Минуту-другую вокруг стояла тишина, и вдруг в той стороне, откуда наносило дымом, закричала сердито и раздосадованно сорока.

Закричала – и тут же запнулась, замолкла. Опасность!

Людмила передернула затвор, досылая патрон в ствол. Чужие люди в заповеднике и с не очень хорошими целями. Это не туристы, по ошибке забредшие не туда, куда следует. Это – бывалые заготовители, которые валят не одного марала, а пять, шесть сразу, по числу лошадей, на которых они тайными тропами проникают в самую глушь, делают свое черное дело и быстро и осторожно покидают его пределы. Но на этот раз браконьеры были то ли особенно наглые и бесцеремонные, то ли совсем уж простые, неопытные. Додуматься устроить коптильню в зимнем лесу, где запахи чувствуются за несколько километров…

Людмила переждала пару минут и снова двинулась в сторону интересующих ее зарослей. И тут же из-за камня прямо по курсу грохнул один выстрел, следом – второй, рассыпавшись эхом на сотню повторов. Стреляли в нее. Одна из пуль ударилась о камень в метре от ее плеча, противно взвизгнув, ушла рикошетом в сторону. А вторая сорвала кусок коры с молодой пихты буквально в пяти вершках от ее головы. Щепки ударили по щеке. С головы свалилась ушанка. Людмила тоже упала как подкошенная, но упала очень умело, так что очутилась за обломком скалы, сплошь заросшим черным мхом.

Ствол ее карабина был по-прежнему направлен в ту сторону, где затаились преступники. Она была уверена, что их несколько. На такие дела в одиночку не ходят. Она расстегнула бушлат и проверила в нагрудном кармане комбинезона запасные магазины к карабину. Ей объявили войну. И она приняла вызов.

Лес замолчал, затаился, напуганный грохотом выстрелов. Тишина. Даже вездесущая сорока притихла, а возможно, и улетела подальше от опасности. Все насторожилось. Ладно. Выждем. Кто – кого!

Минут через пять над дальним камнем поднялась рука с зажатой в ней винтовкой. Браконьеру не терпелось глянуть на дело рук своих. Вероятно, он думал, что прикончил или по крайней мере ранил настырную девицу, которая уже в печенках сидит у местных «мичуринцев». Эти чрезмерно нахальные рыцари ножа, ловушки и незарегистрированного карабина не ждут милостей от природы, а от охраны заповедника тем более, и потому налеты на территорию заповедника совершают стремительно, так же быстро исчезают, но пакостят на его территории изрядно, и особенно в последнее время, с небывалой доселе наглостью и дерзостью.

Но парень просчитался. Не успел он коснуться рукой камня, чтобы подняться из своего убежища, как со стороны противника раздался ответный выстрел. Хотя кровь, стекая по щеке, мешала Людмиле как следует прицелиться, помогла охотничья привычка поражать цель с первого выстрела. Рука бандита повисла, и он пронзительно закричал от боли и испуга одновременно. Ружье звякнуло и свалилось по другую сторону камня, а раненый вновь спрятался в своем укрытии.

Людмила подождала несколько мгновений. Больше выстрелов не последовало. Значит, браконьеры решили или уйти подобру-поздорову, или, что хуже, задумали окружить ее. И теперь, если и будут в нес стрелять, то не с прежнего места, а скорее всего постараются обойти с флангов и зайти с тыла. Она вскочила на ноги и, петляя меж огромных камней, помчалась вперед, как в атаку. Снег в расселине слежался, наст под ней не проваливался, а рифленая подошва ботинок не позволяла ногам соскользнуть с поверхности камней. Сквозь кусты она прошла, как бегущий марал, тараном. И очутилась на пустой поляне. Костер, сложенный из длинных и толстых бревен, должен был гореть долго и жарко. Грудились раскаленные докрасна угли. Не один день горит этот костер в тайном распадке и, вернее всего, не в первый раз. Снег вокруг него хорошо утоптан. К бегущему неподалеку ручью проложена чуть ли не дорога, а в тени скалы пристроился вместительный балаган, внутри которого имелись даже небольшая чугунная печка и топчан.

Сторожко оглядываясь по сторонам, Людмила обошла поляну, стараясь не оставаться подолгу на открытых местах, каждую секунду ожидая выстрела, потому что спиной чуяла чужой враждебный взгляд из кустов на вершине увала.

Над костром был устроен навес из ветвей и лежала толстая жердь на козлах. А на этой жерди висело мясо: просоленные, слегка закопченные окорока, грудина, нарезанные куски. Цех переработки.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.