Флейта для чемпиона

      - Хочешь медаль получить за спасение утопающего в волнах житейского моря? - спросил Гусь Елену и сам за неё ответил: - Не боись, мне любое море по колено, после игр докажу.
      - И пусть перестанет петь свои дурацкие безграмотные песни, потребовала Надежда. - Хотя бы на время олимпийских игр.
      - Минуточку! - встрепенулся Гусь. - Почему безграмотные! обиделся он. - Это же слова Жоры-Интеллигента. Что он, истории не знает, что ли? Сам сколько раз в неё попадал!..
      - Да Цезарь никогда не был древнегреческим королём, он был римским императором, понятно? - возмущённо продолжала Надежда.
      - Серьёзно? - изумился Гусь. - Тогда за что же Жору все зовут интеллигентом?.. Такую фальшивку пустил!.. - сокрушённо покачал он головой.
      - Вот тебе слова олимпийского вальса, - Елена вырвала из тетради Лёни Толкалина листок и протянула его Гусю. - Выучи, а свои дурацкие песни брось...
      - В темпе вальса, - прочитал Гусь и продолжал:
      Не слышно команд, ни призыва стартёров
      Ни рева трибун и не судей наказ.
      Зато зазвучал нам сегодня весёлый
      Наш вальс олимпийский,
      Спортивный наш вальс!
      - Кстати, - сказала Надежда, обращаясь к Гуляевой, - а почему бы нам не привлечь Гуся к нашему празднику искусств? Понимаешь, Гусь, - обратилась Надежда к Гусю как к равному, - Кубертен, воскресив древнегреческие Олимпийские игры, почему-то не воскресил в них союз спорта и искусства.
      - Чего, чего? - переспросил Гусь, принимая равенство как должное и заслуженное.
      - Ну, в Греции, - вмешалась Елена Гуляева, - во время спортивных состязаний состязались ещё певцы, поэты. И мы тоже хотим, чтоб у нас... В общем, ты вот петь умеешь...
      - И танцевать, - подсказала Фокина.
      - И танцевать.
      - Ну вот что, - сказал Гусь, поняв, к чему клонит свои слова Гуляева, - у вас своя самодеятельность, у меня своя. А насчёт Кубертена - это по моей части, дайте мне его адрес, и я ему покажу, как упускать... чего он упустил-то?
      Гуляева улыбнулась и сказала:
      - Кубертен умер в 1937 году.
      - Его счастье, - сказал Гусь.
      - Кстати, - вставил Тарас, - и пусть Гусь не только себя, но и Жору-Интеллигента призовёт к порядку, и всю его "хиз оркестру".
      - Да, Гусь, - встревожилась Елена, - я надеюсь, что ты не только сам будешь вести себя как подобает, но не позволишь никому здесь хозяйничать.
      Гусь снисходительно посмотрел на неё.
      - Гуляева, я же тебе сказал, что буду ангелом-хранителем ваших олимпийских игр. - Он достал из кармана маленький иконописный портрет казанской божьей матери и широким крестом благословил весь двор, на котором кипела подготовка к играм! - С вами бог! И я!.. Так что вы в полной безопасности!
      Затем он, походя, снял висящие на гвозде пять скрещённых олимпийских колец из фанеры и приставил их к затылку, словно нимбы:
      - Так начинается житие святого - разумеется, только на время олимпийских игр! - Гуся-великомученика! Извините, побыл бы с вами ещё, но ведь я не только ваш раб, но и божий!
      Ударив по струнам гитары, Гусь запел:
      Окружу я себя разной свитою.
      Из амфор буду есть я и пить!
      И, как Цезарь со своей Нифертитою,
      На приемы в посольство ходить.
      С этой чудовищно неграмотной песней Гусь отправился в обратный путь.
      Вообще-то для Гуся не существовало ни дорог, ни тротуаров, ни дорожек, ни переходов. Он прокладывал их сам, спрямляя выкрутасы пешеходных тропинок и укорачивая пространство всеми дозволенными и недозволенными способами. (Впрочем, Гусь ведь не только так перемещался, он так и жил!) Гусь сноровисто перепрыгнул во дворе всё, что можно было перепрыгнуть, спрямил, что можно было спрямить, сэкономил всё, что можно было сэкономить и во времени и в пространстве, и, перемахнув через забор, скрылся в никому не известном направлении своей жизни.
      - Но ведь Нифертити была женой не Цезаря, а Тутанхамона! - в отчаянии вскричала Надежда. - Это же какая-то очередная фальсификация истории!..
      Не обращая внимания на Фокину, все бросились поздравлять Гуляеву.
      - Получить от Гуся такую расписку! - восхищался Тарас. - Чудеса! А ты, Толкалин, сомневался! Ура Гуляевой! Качать её!
      Все подхватили Гуляеву на руки и подбросили её в воздух. Подхватили и осторожно поставили, как хрустальную вазу.
      - Гуляева, ты богиня победы! Ты - Ника Самофракийская! восторгался Толкалин. - Я обязательно напишу об этом стихи! Елена Гуляева - Ника Самофракийская, - продекламировал он, Самофракийская... Самофракийская... - Рифма с ходу не подыскивалась.
      - Сама... фракийская... сама знаю, что Ника!.. - донельзя довольная, сказала Елена.
      - Теперь нам остаётся только выработать для Ларионова перечень конкретных поступков, по которым будет ясно всем, что он у нас зазнался, - вспомнила о главном Надежда.
      - Итак, кто что предлагает? - спросила Елена. - Что он должен сделать такое, чтобы все видели, что он действительно зазнался? Но прежде всего, я хотела бы знать, кто возьмёт на себя музыкальное оформление нашей безумной идеи.
      На словах "музыкальное оформление нашей безумной идеи" все непонятливо переглянулись между собой, но Гуляева быстренько разъяснила смысл этих слов:
      - У кого есть знакомый флейтист, который согласится ходить по пятам за Ларионовым... как в Древней Греции.
      - И свистеть, - добавила Фокина.
      - И свистеть, - подтвердила Гуляева.
      - Мой двоюродный брат учится играть на флейте в Гнесинском музыкальном училище! - сказал Тарас после некоторой и нерешительной паузы.
      - А он согласится играть и сопровождать Ларионова?
      - А почему бы ему не согласиться? Он любит спорт.
      - Так, значит, с флейтой для чемпиона у нас всё в порядке! Теперь к Ларионову: какие он будет у нас выбрасывать коники, когда зазнается, кто что думает по этому поводу? Прошу высказываться...
      В беседке наступило продолжительное молчание. Гуляева терпеливо ждала, нетерпеливо постукивая пальцами по столику.
      - Между прочим, насчёт сходства Гуляевой с Никой Самофракийской, - раздался за стенами беседки голос Татьяны Цветковой. - Как известно, скульптура Ники дошла к нам без головы. Так что, если считать, что греческая богиня Победы действительно не имела головы, так тут сходство с Гуляевой полное...
      Глава 2
      ВСЕ НА ОДНОГО
      Двор был весело залит солнцем. На скамейке разбросаны тренировочные костюмы и спортивные сумки. Рядом высилась на столбе табличка с красным крестом - медпункт. Светлана Мухина поправила на рукаве повязку с таким же красным крестом и присела на свободный краешек скамьи.
      Из открытого окна разносился по двору голос диктора Виктора, усиленный микрофоном:
      - Итак, дорогие товарищи, олимпийские игры по марафон-прыжкам в высоту, как говорится, не очень медленно, но очень верно набирают высоту!.. Вы все знаете, что по условиям игр все участники должны совершить по триста прыжков. Сейчас в разгаре первая половина марафон-прыжковых игр. Все соперники сделали уже примерно по тридцать пять прыжков. Сейчас будет заканчивать свою очередную серию фаворит Вениамин Ларионов, а пока к прыжку готовится Вадим Масюков.
      Из ворот вышли Татьяна Цветкова и Гиви Мебуке. У Гиви на плече тяжело восседала тренога и портативная кинокамера.
      - Понимаешь, что они из этого Ларионова хотят сделать? - горячо говорила Татьяна.
      - Что значит - хотят? - хмыкнул Гиви. - Уже сделали... морскую свинку или какого-то подопытного кролика... - После этих слов Гиви понёс вдруг, с точки зрения Тани, какую-то чепуху. Он произнёс, закатывая глаза под лоб, как молитву: - "Билет номер два: воздушная перспектива. Закономерное изменение масштабов предметов, связанное с их удалением от глаза наблюдателя, носит название линейной перспективы. По аналогии, закономерное изменение цветов и тонов предметов, также обусловленное расстояниями между предметом и наблюдателем, а точнее, толщиной воздушного слоя, связанной с этим расстоянием, получило название тональной или воздушной перспективы..." - Отчитав всё это, как молитву, он сказал Тане уже совсем другим голосом: - Не обращай внимания, деточка, у меня на носу госэкзамены, и я немного ненормальный... В голове какой-то кефир вместо сливок...
      - Я тебя очень прошу, - торопливо понизила голос Таня, - поснимай Ларионова, может, он твоей камеры побоится, или хотя нет, снимай и Ларионова, и Гуляеву, и Фокину - одним словом, всех. Поснимай, скажи, что ты с "Научпопа"! - горячо уговаривала она Гиви Мебуке. - И главное, ты произведи впечатление на эту Гуляеву. Произведи... и поснимай.
      - Татьяна, что значит - поснимай, - темпераментно отказывался Гиви, - у меня плёнки отпущено на диплом. И что значит сказать, что я с "Научпопа", я с "Научпопа" и есть. Я научно-кинодокументалист. Снимаю диплом под названием "Московские балконы".
      - Ну, я тебя очень прошу, - умоляла Татьяна. - Ну, хоть сделай вид, что снимаешь!
      - Ты что, влюблена в него, что ли? - презрительно сказал Гиви.
      - В него все влюблены, - закивала Татьяна.
      - Ну ладно! - нехотя согласился Гиви. - Сделать вид, что снимаю, могу, на это плёнки не надо.
      - Спасибо! - обрадовалась она и убежала в подъезд.
      Гиви поставил камеру па треногу.
      Из соседнего с Татьяной подъезда вышли Лена Гуляева с портфелем и Леонид Толкалин с папкой. Гиви сделал вид, что снимает.
      - Ты воспел прыжок Ларионова? - спрашивала Елена Леонида и, заметив пришельца, подозрительно покосилась на него.
      - Почти, - уверял её Леонид. - Но... конца нет.
      - Давай скорее. Он скоро прыгать будет... - Она чуть заметно кивнула головой в сторону Гиви Мебуке: - Это ещё что за тип?
      - Понятия не имею, - изумился Леонид, разглядывая кинооператора.
      Машинально взглянув на старинные балконы, Гиви вдруг профессионально заинтересовался и стал снимать всерьёз, по-настоящему.
      Елена вновь подозрительно покосилась на Гиви, подошла к "медсестре" Светлане и что-то шепнула ей.
      - Произвожу впечатление, - в это же время шепнул Гиви Татьяне и тут же громко произнёс, обращаясь к Цветковой: - Мелочей, деточка, у нас в искусстве не бывает!.. Я смотрел на днях, например, по телевизору "Шагреневую кожу" Бальзака. Там, если вы помните, есть такой момент: Рафаэль де Волонте приходит в гости к Полине, и она говорит ему: "Я знаю, Рафаэль, вы очень любите молоко, но у нас сегодня сметана..." Рафаэль после этих слов взял кувшинчик и наклонил над стаканом и - о ужас! - из кувшинчика в стакан полился кефир... После этого я лично дальше эту передачу смотреть не мог. Я не люблю, когда из кувшина льётся вместо сметаны кефир. У нас в кинозарисовке, посвящённой начинающему, но уже выдающемуся спортсмену Ларионову, которую я делаю по заказу гостелерадио, из нашего кувшина будет литься одна сметана... и никакого кефира...
      Рассказ Гиви о Бальзаке, "Шагреневой коже", кефире и сметане произвёл на всех, кто слушал эту историю, сильное впечатление. Хмурые Гуляева и Мухина нахмурились ещё больше, а меланхолический Толкалин даже тихо рассмеялся и усиленно начал рыться в пухлой папке своих стихотворений.
      - А если так... - сказал он сам себе, - Антей... Ахиллес... Ахиллесова пята... Ларионова пята... Будет мною воспета!.. В это время из подъезда вышли Вадим Масюков, Тарас Сидякин и - чёрт бы его побрал! - Геннадий Цветков. Тарас Сидякин был увешан всевозможными причиндалами: тут и ящик с красками, и ласты, и маска для подводного плавания, и любительская кинокамера, и даже несколько этюдов маслом.
      - Ну и что, что твоя сестра не будет с тобой заниматься? успокаивал Вадим Геннадия. - Ну и что?..
      - Я тогда в вуз не поступлю. В школе на слух я ничего усвоить не могу. Дома один тоже. А когда Татьяна мне объясняет, я всё понимаю, - сказал Геннадий огорчённо и вздохнул тяжело и глубоко, как обиженный ребёнок.
      - Займись серьёзно спортом, - посоветовал Вадим, - получи разряд, и тебя в любой вуз примут без всяких экзаменов. Ты и так хорошо прыгаешь, а если подзаймёшься...
      - Гениальная идея! - подпрыгнул от радости Геннадий.
      - Я тебя в ученики к Ларионову устрою, - прошептал ему Вадим. - Только придётся платить за тренировку рубль. Деньги будешь передавать через меня. Сам понимаешь: мы живём в век материальной заинтересованности, - подчеркнул он последнее слово.
      - Вадька, друг! - воодушевлённо сказал Геннадий. - Вот спасибо!.. - Он достал из кармана три рубля.
      - А-а, должок?! - нарочито громко произнёс Вадим, с беспокойством оглядываясь на ребят. Взял трояк и тихо предупредил: - Только ты о деньгах...
      - Могила, - кивнул Геннадий и обернулся к Татьяне: - Таня! Знаешь, какая у меня новость?
      - И разговаривать с тобой не хочу, - отрезала Татьяна. Птица-секретарь. Брат мой - враг мой. И заниматься с тобой не буду! И в вуз ты не попадёшь!..
      - Попаду! - подмигнул он. - И без всякой твоей помощи. Меня Ларионов в ученики взял к себе. Стану разрядником - и без всяких экзаменов в любой вуз!.. Что, съела?!
      - Так тебе и надо... - Она включила усилитель и сказала в микрофон: - Так вот... К одной учительнице приехал в школу спортсмен на собственной "Волге" экзамены сдавать. Учительница спросила, где находится Северный Кавказ? А спортсмен-то убеждён, что всё северное на севере. И как стал искать Кавказ в тундре!.. - Татьяна взглянула на Геннадия: - Между прочим, это про тебя в твоём спортивном будущем...
      Они направились к скамейке.
      - Не слушай её! - крикнул вдогонку Вадим.
      - Я тебе в сотый раз повторяю, - рассердилась Елена на "медсестру", - Мухина, тебе доверяется портфель с золотыми медалями. Храни как зеницу!
      - А вдруг Гусь... - нерешительно отнекивалась та.
      - Ты у нас самая сильная из девушек! - заявила Елена.
      - Так лучше дать самому сильному из юношей, - встрепенулась Светлана.
      - У самых сильных юношей Гусь может отобрать, хоть и расписку дал, а у самой сильной девушки не посмеет Елена решительно и безоговорочно протянула портфель Мухиной и оглянулась по сторонам. Сидякин метрах в десяти от неё прибивал к столбу картон с изображением парящего над планкой Ларионова.
      - Тарас, - окликнула его Елена
      Сидякин подбежал к ней с гвоздями во рту и молотком в руках.
      - Где флейта для чемпиона? - тихо спросила она Тараса.
      Тарас взглянул на ручные часы.
      - С минуты на минуту должен быть здесь.
      - Пора бы и начать свистеть.
      - Рисунок - это тоже в своем роде художественный свист! - сказал Тарас. - Я же Ларионова ещё и маслом рисую. Тоже свист.
      - Свист, - согласилась Лена, - да не тот!.. Музыкальная золотая картина, я надеюсь, получится, - сказала она Тарасу, имея в виду ларионовский портрет маслом.
      После слов "золотая картина" Лена махнула рукой в смысле, мол, сколько можно об одном и том же. Махнула рукой и ушла.
      На словах "золотая картина" из густых кустов сирени, у глухой стены, высунулся Гусь и снова спрятался.
      - Не храни, как зеницу, мне из них все равно ни одна не достанется... - грустно сказал Тарас Светлане.
      - Не надеешься на медаль - не занимайся спортом, - сказала Светлана Тарасу.
      - А вот мне в тебе это и нравится, Тарасик, - не согласилась с Мухиной Таня, - что ты любишь спорт без всяких медалей. Ты спорт любишь за то, что он спорт. Бескорыстно любишь - не то, что мой брат - враг мой.
      - Утешаешь... Сама-то в баскетбол лучше всех играешь?! - обиделся Тарас.
      - Я за команду, мне хуже всех нельзя, - вздохнула Татьяна.
      А в это самое время Гиви Мебуке, исчезнувший со двора, нахально "снимал" с улицы Ларионова, который делал на балконе зарядку...
      Вокруг кинооператора собралась куча любопытных. Глазели, показывали на Ларионова пальцами. А тот делал вид, что вся эта суматоха его не касается.
      Проходившая мимо Надежда Фокина в удивлении остановилась и... помчалась во двор.
      - Ну, Леночка, поздравляю! - подбежала она к Гуляевой. - Кто-то из кворума такой штопор Ларионову придумал!
      - Какой ещё штопор? - вздрогнула Елена.
      - Кинодокументалист здесь с кинокамерой от Ларионова не отходит! Каждый шаг его снимает! Теперь уж у него, наверное, голова закружится - семь витков и в штопор! И...
      - Ой, Надежда, я что-то боюсь... - призналась Елена.
      - Здравствуйте, - с иронией заметила Надежда. - Сама же говорила: "Тот Ларионову службу сослужит, кто Ларионову голову вскружит".
      - Да, но я не этого боюсь, я боюсь, что почему-то он не только Ларионова снимает, а и тех, кто из кворума!.. Меня вот с Леонидом снимал... - пробормотала Елена.
      - Ну и что? Королю же кружит голову не сам король, а его подчинённые!.. Теперь ещё... - Надежда что-то зашептала на ухо подруге.
      - А может, не надо, чтоб за другую команду? - испугалась Лена.
      Надежда быстро подошла к Тарасу и тоже что-то стала ему шептать.
      - Как это не надо? - отмахнулся Тарас. - Зазнаваться - так по-настоящему.
      - Тем более, что всё равно Ларионов на это не пойдёт, - сказала Надежда.
      - Если не пойдёт, тогда надо!.. - решительно заключила Елена.
      Незаметно для всех Леонид Толкалин подкрался к висящей на ветке дерева курточке и опустил в карман записку. Сделав это, он огляделся по сторонам и поспешно ушёл.
      Взглянув на часы, Елена кивнула Виктору-диктору. Виктор-диктор кивнул Гуляевой и поднёс к губам микрофон:
      - Вениамин Ларионов совершил 35 прыжков и не забрался на фантастическую высоту, как все от него ожидали. Масюков преследует лидера, но, может быть, это чисто тактический ход Ларионова. Прыгать придётся около месяца, и на такой марафонской дистанции, может быть, самое главное, - это распределить свои силы. Вот в сектор для прыжков в высоту выходит Геннадий Цветков. Вслед за ним будет прыгать сам фаворит наших олимпийских игр по марафон-прыжкам - Ларионов.
      Как раз после этих слов из подъезда во двор вышел Вениамин. Он расслабленно тряс кистями рук и делал маховые движения то левой, то правой ногой. За ним следовал Тарас Сидякин, к прочему снаряжению которого добавилась ещё и большая золотая рама на плече. Тем временем, отложив в сторону микрофон, как бы совершив комментаторское, самообслуживание, Цветков стал готовиться к прыжку, а Вадим Масюков поспешно отвёл в сторону Вениамина Ларионова. Но ещё поспешней в противоположную сторону отвлекла Тараса Елена.
      - Где обещанный человек с флейтой? - голосом разгневанной богини спросила она Сидякина.
      - Только что звонил ему из автомата, сказал, что дядя приехал из Воронежа. На вокзал ездил встречать. Сейчас приедет.
      - Флейту срываешь, Сидякин!
      - Так я же уже тебе говорил, что маслом начал писать Ларионова. Получше любой флейты.
      - А я тебе тоже уже говорила, что портрет портретом, а флейта флейтой. Иди позвони ему ещё раз! - сказала Елена.
      - Гуляева, - позвала Елену Надежда Фокина из судейской беседки, - тут с протоколами неладно!
      - Бегу! - крикнула Елена и, погрозив пальцем Сидякину, устремилась к беседке.
      - Ну, что? - заговорщицки спросил Вадим. - Как насчёт "под чужой фамилией и за чужую команду"?
      - Я думал, ты шутишь... - улыбнулся Вениамин.
      - Надо выручить человека... Ты же вроде соглашался?
      - Я тебе сказал - надо подумать, - уклончиво ответил Ларионов.
      - Ну, думай... Он сказал, что, в случае чего, может заплатить. В ресторан с хорошенькой девочкой сходишь. Тебе нужны деньги?
      - Деньги всем нужны, - задумчиво ответил Ларионов. - Ладно, я подумаю. А сам-то ты что его не выручишь, если это так уж важно?
      - Я не в форме... А ты подошёл к своему пику, судя по результатам. И потом, там такой соперник, что только Ларионов и сможет... Да, Цветков хочет с тобой тренироваться на разряд. Ты не против?
      - Ну почему же против? Он парень способный... А что это у тебя за книга?
      - Да так... - Масюков повернул книгу обложкой к Ларионову.
      - "Правовые основы физической культуры и спорта", - прочитал вслух Вениамин.
      - Знаешь, спортсмен ведь должен быть не только в спортивной форме и норме, но и в правовой. Надо уметь качать свои мышцы... и права... Ты-то сам вот, ты парень умный, ты как считаешь?
      - А что я? - ответил Ларионов. - Вот услышал новый спортивный лозунг... Ты нрав. Спортсмен всегда должен быть в правовой форме, - сказал он, делая ударение на слог "пра" и норме... Лишь бы не в левовой... - В этой фразе Веня нажал на слог "ле".
      Вадим улыбнулся шутке Ларионова и отошёл в сторону.
      - Ты чего? - обернулся Веня к Сидякину, который пытался надеть на его голову багетную раму.
      - Да вот раму к тебе примеряю... То есть не к тебе, а к твоему портрету, - почтительно заулыбался Тарас.
      - А... - рассеянно произнёс Ларионов, думая о чём-то своём и отступая от Сидякина.
      Он пятился до тех пор, пока не столкнулся спиной... Ларионов обернулся и увидел Таню Цветкову. Она посмотрела в угол, на нос, на предмет, сделав всё, что было в её силах, чтобы взгляд получился с поволокой, и сказала:
      - Между прочим, Ларионов, я у тебя давно хотела спросить, да вокруг тебя всё вертятся то болельщики, то поклонницы, то вообще... какие-то подозрительные личности...
      - Спрашивай, - сказал Ларионов, оглядываясь вокруг себя - ни болельщиков вокруг, ни поклонниц, ни подозрительных лиц как будто бы не было.
      - Ну вот... занимаясь спортом, ты, вероятно, преследуешь какую-то цель.
      - Преследую, - улыбнулся Ларионов, - только она от меня всё время убегает.
      - Ларионов, я тебя серьёзно спрашиваю, а ты... Ну вот ты, вероятно, хочешь стать в спорте положительным героем, и вот каким? Просто выдающимся спортсменом, или просто чемпионом страны, или просто чемпионом мира?..
      - Хорошенькое "просто", - снова улыбнулся Ларионов и тут же добавил, то ли шутя, то ли серьёзно (этого Ларионова не разберёшь часто: шутя серьёзничает он или серьёзно шутит): - Кем, значит, я хочу быть?.. А никому не скажешь?
      Таня всем своим существом, и телом и душой, изобразила полное сохранение тайны на всю жизнь.
      - Гераклом я хочу быть!
      Теперь Таня Цветкова всем своим существом выразила уже не то что, мол, говори, я могила, пытать будут, не скажу, что ты мне говорил, - теперь на её лице было написано: "Ну, знаешь, и хватил же ты, Ларионов, через край, нет, даже "через край света"!.. Геракл, Греция - это же как раз край света и есть, то есть был, ну, там ещё Египет..."
      - Я вот на днях смотрел фильм об одном положительном герое, только не в спорте, а... неважно, в чём. Знаешь, какое впечатление?.. Как будто меня весь сеанс сахаром кормили!.. Одним сахаром. Полтора часа!.. А Геракл двенадцать подвигов совершил: будучи младенцем, ещё в колыбели, он разрушил козни своих врагов и легко расправился с двумя змеями, посланными убить его, и с Немейским львом сражался, трёхглавым Кербером, трёхголовым великаном Герионом, со Стимфалийскими птицами, Лернейской гидрой, имевшей всего девять голов! И при этом остался совсем живым, без единого кусочка сахара в поступках. Представляешь?!
      - Вот, вот! - оживилась Татьяна, повторяя за Вениамином. - Будучи младенцем, ещё в колыбели, он разрушил козни своих врагов и легко расправился с двумя змеями, посланными убить его.
      После этого она со смешком произнесла что-то непонятное:
      - Нет, это надо же! Как повторяется история!.. Ну, тютелька в тютельку.
      После этого она помрачнела и не сказала, а как-то даже изрекла:
      - А что, если Геракл думает, что он Геракл, а его окружающие из него незаметно Сизифа сделали. И вместо того, чтобы совершать подвиги, Геракл занимается сизифовым трудом: вкатывает это он камни на гору, а они себе преспокойно скатываются вниз.
      - Это на какую гору он вкатывает? - спросил, стараясь понять Цветкову, Ларионов.
      - Ну, хотя бы на гору Олимп! - ответила Таня и пошла темнить дальше: - А всё потому, что, ещё будучи младенцем, он не разрушил козни своих врагов и не расправился с двумя змеями! - Сделав такое безнадёжное прорицание, Цветкова с загадочным выражением лица удалилась в глубь двора.
      Глава 3
      А ГУСЬ ВСЁ-ТАКИ ПРОБЛЕМА!
      Ларионов разбежался и легко перемахнул через планку. Двор взорвался криками восторга. Аплодировали и форум, и кворум, и даже пожилые жильцы, глядящие из окон и с балконов на спортплощадку.
      - С первой попытки! - ахал Геннадий.
      Цветков и Гиви снимали чемпиона кинокамерами.
      - Вы скрытой камерой снимаете? - солидно обратился к "коллеге" Тарас.
      - Гиви Мебуке ничего не делает скрытно... - ответил Гиви. - Он достал из кармана "Советский спорт", разглядывая снимок Ларионова. И подошёл к чемпиону: - Это ты знаменитый Ларионов?.. Плохое фото, смотреть неохота! Я из тебя уже делаю документальный фильм. Прославлю на всю жизнь, ты состаришься, мой фильм никогда. Всегда молодой будешь храниться на полке Госфильмофонда... Прыжки у меня твои уже есть, сейчас для начала снимем сцену твоего интервью...
      Ларионов улыбнулся.
      - Коротенькое интервью... - продолжал Гиви. - Что ты любишь больше всего на свете? Вот здесь, - он дал Ларионову лист бумаги, - написаны твои-мои вопросы к тебе и твои-мои ответы...
      Во двор фланирующей походкой заявилась Стеллка. А затем сквозь дыру в заборе пролез Босс. Сидякин тут же подскочил к нему и что-то быстро сказал.
      - А, чёрт! - заметила Босса Стеллка и скрылась среди болельщиков.
      Босс подошёл к группе ребят, окруживших Ларионова.
      - Вопрос: "Что вы любите больше всего?" - читал он вслух вопросник, полученный от Гиви. - Ответ: "Спорт. - Что вы обычно делаете в воскресенье? - То же, что и в понедельник. - А что вы делаете в понедельник? - Прыгаю. - Говорят, что вы за всю жизнь не совершили ни одного грубого и нетактичного поступка? Кто вам в этом помог?.. - Антон Павлович Чехов. - Каким образом? - Таким образом: перед тем, как совершить нетактичный поступок, я спрашиваю себя: а как бы в таком случае на моём месте поступил бы Чехов?" Вопрос: "А взять рекордную высоту вам тоже помог Чехов? - Нет, Джек Лондон, ответил Ларионов. - А решать задачи по физике? - Эйнштейн... Благодарю вас, дорогие товарищи! - раскланялся Вениамин. - Вы все только что убедились, что абсолютный чемпион "первых олимпийских игр по марафон-прыжкам" сочетает в себе своё физическое совершенство с моральной чистотой и интеллектуальным развитием. Ура чемпиону!"
      - Это не ты говоришь, это я говорю, - запротестовал Гиви.
      - Неправильное интервью! Неправильное! - вскричала Елена.
      - Почему? - спросил Гиви.
      - Про школу ничего не сказано!
      - Что - про школу? - удивился Гиви.
      - Ну, что-нибудь... Что... школа прививала Ларионову оспу... А вместе с оспой - любовь к физкультуре... - сказала Елена.
      Все засмеялись, закричали:
      - Ура оспе! Ура физкультуре! Ура Ларионову!
      - Давай порепетируем, - предложил Гиви Ларионову.
      - Что? - сказал Вениамин.
      - Интервью.
      - Это не интервью, а глупости, - вздохнул Ларионов. - Такие ответы на такие вопросы могла давать библиотека, а не человек.
      - И подпись чемпиона мира но прыжкам в высоту - Вэ Ларионов!.. И разговор окончен, - подчеркнул вездесущий Гусь.
      - По-моему, ваш чемпион немного нахал, - обернулся к ребятам Гиви. - Немного нахалов Гиви не снимает!
      - Правильно, товарищ... Как вас?.. - подмигнула ему Татьяна.
      - Товарищ Мебуке, - представился Гиви, приняв игру.
      - Не снимайте его... - просила Татьяна. - На примере Ларионова мы видим, что не всякий талант выдерживает проверку успехом. Бывают таланты скоропортящиеся. Их нельзя всё время держать в тепле. Их нужно иногда охлаждать. Чтобы не портились.
      - Не снимает Гиви, снимут другие! - безапелляционно заметил Ларионов.
      Гусь хохотнул. Ему понравились ответы Ларионова.
      - И подпись - чемпион мира по прыжкам в высоту Вэ Ларионов! поддакнул Гусь.
      - Снимет! Снимет! Не боись, - неожиданно сказал Босс Ларионову и в упор уставился на Виту Левскую. - Кстати, что вы делаете сегодня вечером?
      - Совсем не то, что вы... - с вызовом ответила Вита.
      - Жаль, жаль! - "сокрушался" Босс.
      - Молодец Ларионов! Как он разговаривает с документальным кино! - сказала Елена Надежде.
      - Как вполне зазнавшийся тип, - кивнула та.
      - Слушай, Ларионов, - возмущённо сказал Вадим, - как ты разговариваешь с товарищем из документального кино? Развоображался! Расхамился! Вы, Гиви, не обращайте на него внимания.
      - Я вижу, ты уже зазнался. Рановато!.. - Гиви огляделся, мысленно строя кадр. - Значит, так! Лица болельщиков!.. - Он навёл киноаппарат на Босса, затем - на Гуся.
      - Э... меня не надо, - попятился Босс.
      Гусь отгородился от объектива ладонью:
      - Прошу на меня эту боеголовку не наводить!
      Вадим Масюков отодвинул в сторону Гиви.
      - Слушайте, Гиви, - доверительно попросил он, - снимите меня, не пожалеете!
      - Плёнки не хватит, - поцокал языком Гиви. - У меня плёнка только на того, кто может быть нашей олимпийской надеждой.
      - Знаете, Гиви, один, вроде вас, приехал на завод снимать одну женщину, ему говорят: может, заодно и другую снимете, а он говорит, у меня на другую плёнки не хватит. И знаете, кто была эта другая женщина? - сердито сказал Вадим.
      - Кто?
      - Валентина Терешкова.
      - Может быть, ты и прав, дорогой, я к тебе присмотрюсь.
      Тарас представил Босса и Вениамина друг другу:
      - Знакомьтесь! Абсолютный чемпион наших олимпийских игр! Медаленосец! Рекордсмен! Бог высоты! Моцарт прыжка! Одним словом, Вениамин Ларионов!.. А это тот самый человек!.. О котором я тебе говорил...
      - Вениамин! - протянул руку Боссу Ларионов.
      - Александрович! - подсказал Тарас.
      - Эдик... - пожал руку Вениамину Босс. - Пока Эдик.
      Он внимательно посмотрел на стоящих рядом девчонок.
      - А что это так много народу?
      - Цветкова, уйди! - крикнула Елена.
      Татьяна нехотя отошла.
      - Всё равно много... - ухмыльнулся Босс.