Флейта для чемпиона

Медведев Валерий
Флейта для чемпиона

      Валерий МЕДВЕДЕВ
      ФЛЕЙТА ДЛЯ ЧЕМПИОНА
      Повесть
      в одних олимпийских играх,
      в двух состязаниях,
      с неожиданным стартом
      и неожиданным финишем,
      подтверждающим,
      что все прогнозы
      и в жизни и в спорте
      относительны
      В повести рассказывается о преодолении высоты спортивной славы. Это высота моральная, как бы невидимая, но она существует, и не только в спорте. И не у всех хватает силы и характера преодолеть ее.
      Повесть знакомит с юным прыгуном в высоту Вениамином Ларионовым и расскажет о том, как он преодолел эту высоту.
      ОГЛАВЛЕНИЕ
      Радуйтесь! Мы победили!
      Часть первая
      Глава 1. Проблема Гуся и другие проблемы
      Глава 2. Все на одного
      Глава 3. А Гусь всё-таки проблема!
      Глава 4. Караул! Чемпиона похищают!
      Часть вторая
      Глава 5. Ночные разговоры
      Глава 6. Олимпийское спокойствие
      Глава 7. Здесь прыгал и допрыгался...
      Глава 8. Разоблачения великие и мелкие ______________________________________________________________________
      РАДУЙТЕСЬ! МЫ ПОБЕДИЛИ!
      Рассказ,
      который, по мнению автора,
      должен подобно физкультурной разминке
      настроить читателя на определённый лад.
      Итак, приготовились! Негромкое, протяжное "Ура!" - и побежали! Таков спортивный обычай: перед тем как начать борьбу с марафонской дистанцией, растянувшейся на 42 километра и 195 метров, полагается крикнуть "Ура!", даже если ты бежишь один, просто так, не на результат.
      А почему, собственно говоря, "Ура!" перед чтением повести? А потому, что повесть эта, по моему мнению, тоже своеобразная литературная марафонская дистанция, поэтому и мы не будем нарушать традицию и тоже, крикнув тихое "Ура!", побежим мысленно в Грецию в 500-449 год до нашей эры.
      Гонец бежал под палящим солнцем в Афины, чтобы сообщить горожанам радостную весть: возле деревни Марафон греческие фаланги разгромили персов. Военачальники Датис и Артаферн бегут к морю, стараясь спасти на триремах остатки разбитой стотысячной армии. От деревни до Афин было километров около сорока трёх. Гонец был солдат и бежал с полной боевой выкладкой. Он бежал и бежал, не останавливаясь. Взлетев на городскую площадь, заполненную горожанами, он преодолел из последних сил последние метры, отделявшие его от здания сената, и, крикнув хриплым задыхающимся голосом: "Радуйтесь! Мы победили!" - упал мёртвым на дышащие жаром мраморные лестничные плиты.
      Об этом случае спустя пятьсот лет рассказал Плутарх. Позже кто-то из историков даже пытался восстановить имя легендарного героя. Впрочем, были и такие, что вообще не верили в эту легенду. Лично мне ближе версия Плутарха, даже если он её выдумал. И вообще я в этого гонца верю, потому что всё это похоже на правду. Тем более что всё это, вместе взятое: битва при Марафоне, гонец, воскликнувший: "Радуйтесь! Мы победили!" и упавший замертво, - всё это подарило грекам победу, а спорту прекрасное спортивное состязание - марафонский бег. И лично меня, бывшего солдата, заинтересовало во всей этой истории вот что: почему гонец, пробежав почти сорок три километра, умер? Ведь гораздо лучше, если бы этот отважный воин и принёс весть о победе и... остался бы жив... Но гонец погибает. Почему же? Вероятно, с вестью о поражении персов его отправил в Афины если и не сам Мильтиад - командующий греческими войсками, то, конечно, по его приказу. И в гонцы, скорее всего, был выбран храбрый воин и даже особо, как говорят теперь, отличившийся в бою из всей греческой фаланги.
      И как знать, может, гонец был не просто солдатом, а был он к тому же и спортсменом и даже участником каких-нибудь греческих олимпийских игр. И может быть, даже какой-нибудь их победитель. И это поручение Мильтиада было ему словно боевая награда от командующего. По Франской долине, наверно, раздавались крики победителей и стоны раненых, а гонец, обогнув подошву горы Китерон, уже отправился в свой путь, предположим, воздев руки с копьём и щитом к небу...
      Так почему же всё-таки этот славный воин погиб не в бою, не от вражеской раны, а от желания скорее принести в родной город весть о победе?
      Причин могло быть множество, но, скорей всего, гонец не знал, что от бега на столь длинную дистанцию можно умереть. Он не умел и - вернёмся к слову - "не знал", как расходовать свои силы на этих тяжёлых километрах. Одним словом, эту первую в мире марафонскую дистанцию он преодолел вдохновенно, но неграмотно. Нынче на марафонских дистанциях не умирают. Мучаться мучаются, сходить сходят, но не умирают. Но гонец не сошёл с дистанции, а мучения, конечно, испытывал, да ещё какие.
      Я разговаривал со спортсменами-марафонцами, беседовал с их тренерами. Один тренер марафонца-лыжника сказал так: "После сорока километров мы уже не кричим своим парням никаких наставлений, вслед им летит единственное слово: "Терпи!"
      Я читал воспоминания Петра Болотникова о забеге на эти знаменитые сорок два километра.
      "...Всё как положено: ракета, "ура", круг по стадиону. Бегу и наслаждаюсь. Очень легко бежится, сбились в кучу, переговариваемся... чувствую себя легко... не заметил, как до поворота добежали... сил-то много в запасе. Подтянулся ближе к лидерам, стало труднее. А тут ещё солнце палит... Короче говоря, к 35-му километру силы меня оставили. А как шло хорошо поначалу! Смотрю, кто-то заковылял и прямо упал на обочину... А теперь и моя очередь. Ноги подгибаются. Шоссе поплыло передо мной. Докрутил ещё метров сто, дополз, точнее сказать. Видок у меня был - не описать... Глаза как у тихого сумасшедшего... Вот упаду сейчас и умру. Даже если остановлюсь, всё равно умру. - Обратите внимание на эти слова и на эти: - Убил меня этот марафон проклятый... Перешёл я на шаг... Всё равно худо... что-то там забулькало во мне... финишировал... Тут же меня доктор подхватил... здоровенный парень, метатель молота. Потащил меня в душ, а я думаю: "Сейчас за ступеньку зацеплюсь и весь рассыплюсь...", поставил меня под струю горячей воды, а она сразу с ног сбила... "Зачем так много воды? - говорю. - Мне одной тоненькой струечки хватит". ...Дали мне стакан боржоми... "Не удержу", - думаю. И не удержал... уже час прошёл после финиша... Посадили нас в автобус, и отправились мы в Центральные бани. Попарились, стало легче. Опять сели в автобус и... час ехали, а потом выйти из этого автобуса не могли - мышцы одеревенели... нас вынимали из этого автобуса... окончательно отошёл я от марафона только через неделю..."
      Так... Исповедь Болотникова кое-что прояснила. Болотников ещё не был завзятым марафонцем, но это был уже тренированный спортсмен, за его плечами было второе место в тридцатикилометровом пробеге и сотни вёрст тренировочных забегов. И если нам теперь набросать сетку его исповедальных слов на бег греческого (нетренированного!) гонца - уже многое можно почувствовать и понять... Скорее всего, гонец сразу же рванулся к Афинам что есть духу, хотя марафонцы поначалу не торопятся. "...Марафонцы не спешат, они растягиваются по битумной дорожке длинной вереницей. В отличие от отчаянных ребят-средневиков, марафонцы не борются за место у бровки, не расталкивают соперников локтями, не наступают друг другу на пятки. Марафонцы мудры и понимают, что старт не решит ничего..."
      Теперь спустя после марафонской битвы (1980 лет нашей эры + 500 лет до нашей эры = 2480 лет), значит, спустя 2480 лет можно понять, что происходило с греческим гонцом по дороге из Марафон в Афины: да, вероятно, то же самое, что и с Болотниковым - у гонца также подгибались ноги, плыла дорога перед глазами. В голову лезли мысли: вот упаду сейчас и умру, даже если остановлюсь, всё равно умру... Тем более, оказывается, что темп бега сбросить - это уже снова, по словам Болотникова, невозможно: "...к 10-му километру несколько человек так взвинтили темп, что караван растянулся на добрый километр. Темп лидеров губителен для них самих, они это прекрасно знают, но сделать уже ничего не могут - резко менять ритм ещё хуже".
      Но и это ещё не всё. Бегуна подстерегает ещё одна катастрофа, и называется она у бегунов так: спортсмен "встал". Он ещё продолжает бежать, но так, еле-еле и уже ничего не соображает. Причём это может случиться даже после сорока километров. Всё было хорошо, точнее, мучительно хорошо и вот хуже некуда: бегун "встал". Может, и это состояние перенёс греческий гонец?.. Может быть. Вполне может быть. Теперь обратимся за справкой к энциклопедии, вот что там говорится об этой дистанции: "...марафонский бег предъявляет большие требования к физической и моральной подготовке спортсмена. Непрерывный бег в течение двух с половиной - трёх часов со средней скоростью 16-17 километров в час по силам лишь спортсменам, обладающим отличным здоровьем, большой выносливостью, твёрдой волей, умением рассчитывать и распределять свои силы. Для участия в марафонском беге требуется длительная систематическая тренировка при соблюдении строгого режима в течение ряда лет. В связи с большой нагрузкой, в марафонском беге разрешается участвовать лицам не моложе 22 лет".
      Так. Вот теперь, наконец-то, мне ясно почти всё, вся картина. Теперь окончательный репортаж самочувствия греческого воина может быть примерно таким: "...бегу и наслаждаюсь. Очень легко бежится, и... не заметил, как гора Китерон скрылась из глаз... чувствую себя легко... сил-то много в запасе... Интересно, сколько я пробежал? Наверное, стадии 24 (это примерно 4600 метров), ещё стадии через 24 "стало труднее" и... ещё несколько стадий... А тут ещё солнце палит... Наконец-то вот и Афины, показались совсем близко, а силы меня оставили, что-то ноги подгибаются... Вот и Афины! Ещё несколько стадий... Вот упаду сейчас и умру!.. Городская площадь - рукой подать... Если остановлюсь - всё равно умру... Горожане! Сенаторы! Лестница!.. "Радуйтесь! Мы победили!"
      И всё! И смерть!.. Тяжело бряцая щитом, гонец скатился по лестнице на раскалённые плиты площади.
      Это случилось со мной в Москве в институте театрального искусства, где я после армии продолжал свою учёбу на втором курсе режиссёрского факультета.
      Пять лет назад занятия оборвались из-за войны с фашистской Германией.
      К концу учёбы на третьем курсе у меня появилась сильная головная боль. Я пошёл к доктору, он выслушал мои жалобы, измерил давление: давление было очень повышенным.
      - Как вы учитесь? - спросил меня доктор
      - На пятёрки, - сказал я. (К этому времени я уже получал государственную стипендию.)
      - А что делаете после учёбы?
      - По вечерам выступаю в концертах.
      - А по ночам?
      - А по ночам я пишу.
      - Пишете?
      - Да... я пробую свои силы в литературе... Пишу фельетоны, интермедии, смешные сценки для Аркадия Райкина, для Леонида Утёсова.
      - А когда же вы отдыхаете?
      Я подумал и ответил:
      - Когда отдыхаю?.. Никогда... У меня нет времени отдыхать...
      Доктор попался мне не мыслитель, не психолог и не учитель. Он отделался от меня общими фразами об учёбе, о нагрузках и разгрузках... Выписал какие-то лекарства. А будь на его месте я, но не тогдашний я - молодой, а теперешний, обученный и сладким и горьким опытом жизни, то между мною, доктором, и мною, студентом, произошёл бы разговор, который я бы начал так же издалека, как я начал эту книгу. Я бы рассказал и о марафонской битве, и о гонце, крикнувшем: "Радуйтесь! Мы победили!" - и упавшем замертво на плиты раскалённой площади, и рассказал бы о беге Петра Болотникова на 42 километра и 192 метра и о его самочувствии.
      И когда бы я, студент, с повышенным давлением и сильной головной болью, спросил бы себя, доктора: "Зачем он рассказывает мне о марафонской битве, и о марафонском беге, и о самочувствии Петра Болотникова на марафонской дистанции, то я бы, доктор, сказал:
      - А потому, что жизнь - это тоже марафонская дистанция в пространстве и во времени и что начинать этот бег надо так, как писал о марафонских бегунах Болотников:
      "...марафонцы не спешат, они растягиваются по битумной дорожке длинной вереницей... не борются за место у бровки, не расталкивают соперников локтями, не наступают друг другу на пятки. Марафонцы мудры и понимают, что старт не решит ничего..."
      - Вы же ещё совсем молодой человек, - продолжал бы я - доктор, - а самочувствие у вас как у нетренированного марафонца, который заканчивает свою дистанцию. Вы начали свою жизнь, как начинают её бегуны на самые короткие дистанции. И вот вам результат... - Доктор покосился на прибор, измеряющий кровяное давление, и добавил: - Двумя делами занят человек всю жизнь: это тратой своих энергий и их восстановлением. Одни только тратят свою энергию, а восстанавливать полностью доверяют своему организму. Другие же помогают восстанавливать истраченные силы и энергии своему организму. Этим люди и отличаются друг от друга... С завтрашнего дня начнём помогать своему организму, договорились?
      - Договорились! - ответил бы я - студент, если бы тот первый доктор поговорил со мной именно так. К сожалению, я и после встречи с доктором продолжал и учиться и выступать по вечерам, а по ночам писать. И делал я это до тех пор, пока не попал с давлением в больницу, где, к счастью, встретил доктора, который поговорил со мной именно так, как и нужно было со мной поговорить. Его разговор со мной вернул меня к спорту. Я ведь в детстве с самых малых лет ходил на лыжах, потому что я жил на Урале, в городе Свердловске, а на Урале все мальчишки ходят на лыжах. Кроме лыж, я ещё играл в хоккей с мячом и в футбол. Я играл за детскую команду в нападении. Ещё я играл в волейбол и занимался боксом.
      Так, спустя много лет, я вернулся к спорту, которым занимаюсь и сейчас. Вернулся к вечному двигателю человеческой жизни: к движению. Недаром же говорится, что есть много лекарств, которые заменяют движение, но нет ни одного лекарства, которое заменило бы движение!..
      Так я победил все свои болячки.
      Так я раздумался над судьбой греческого гонца, и так мое внимание привлекла фраза: "Радуйтесь! Мы победили!" - и репортаж Петра Болотникова о его первом марафонском беге, потому что были затем в моей жизни и марафонская битва, и марафонский бег. Битва была с самим собой, где был я и персами и греками в одно и то же время. А марафонский бег мой продолжается и сейчас, ибо жизнь человека - это и есть та самая марафонская дистанция, которую дано бежать ему всю свою жизнь. Весь вопрос: как ее начать, как продолжить и как завершить, чтобы в конце своей жизни иметь право сказать: "Радуйтесь! И мы победили!" И поэтому я решил объясниться в любви к спорту в своей повести "Флейта для чемпиона", повести, которую я и предлагаю вашему вниманию.
      Валерий Медведев ______________________________________________________________________
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      Нильс Бор: Мы живем
      в век безумных идей
      ПРИГОТОВИЛИСЬ! НАЧАЛИ!
      Всякая история, в которую втянуто более двух человек, начинается обычно с главной мысли, за которой следуют главные слова и главные поступки. Впрочем, вокруг главной мысли, слов и поступков бывает очень много и главных и неглавных, но очень нужных.
      Как известно, всякая история движется через инстанции: мысль переходит в слова, а слова переходят в действие. Действие затем может переходить в слова, слова - в мысли, мысли - в действие. А потом?.. А потом: главная мысль течёт величаво, как Волга, и в неё со всех сторон втекают реки Мыслей, Слов и Поступков, притоки мыслей, слов и действий...
      Но ведь каждый, кто притекает в нашу жизнь со своими мыслями, словами и поступками, является в то же время сам как бы реками, и возникает фантастическое ощущение, что все мы одновременно и реки и притоки и что мы меняем, влияя друг на друга, течения наших жизней и даже их русла. Подобно тому, как ключево-чистый, незамутнённый ручей может освежать уже замутнённый поток, так же и загрязнённый поток может замутить ключевое течение самой чистой жизни, образуя в ней заводи, затоны, водовороты и омуты.
      На этом разрешите мне закончить своеобразное уподобление человеческой жизни и в юности и в конце дней её течению полноводных или когда-то полноводных, а затем уже пересохших рек мыслей, чувств и поступков...
      А теперь скорей, скорей к истокам мыслей, скорей на стрежень истории, которую мы начинаем в то самое время, когда она уже переходит от мысли к словам. Мы постараемся избежать лишних слов и не будем долго рассказывать, что делает человек, садясь, например, на стул: как он пододвинул его к себе, положил ногу на ногу, посмотрел на потолок и так далее, потому что мы живём в такое стремительное время, я считаю, что время тратить на это, пожалуй, жалко.
      Тем более, что повесть эта - юношеская, а юность сама по себе всегда движение, и ещё, тем более, что это повесть о спорте! А может, не только о спорте! А может, не столько о спорте! А может, совсем и вовсе не о спорте!..
      Мы не будем рассказывать о внешности, росте и других особых приметах наших героев. Они - ВАШИ сверстники, а ВАС в каждой школе, в каждом классе, на каждой улице и в любом дворе, к счастью, полным-полно.
      Какая же мысль здесь главная, и какие слова главные, и какие поступки, вы разберётесь сами. А если вдруг не получится сразу, поймёте потом, потому что... юность даёт вам массу времени на поступки, а старость - на их обдумывание.
      Так что у вас вполне хватит нетерпеливого внимания, чтобы разобраться в том, что же всё-таки произошло.
      А началось всё с загадочных разговоров в разных местах города Москвы, а в каких точно - не имеет пока значения. Мы ведь встретимся всё равно в одном московском дворе...
      ИТАК, РАЗГОВОРЫ...
      _Светлана_ (Леночке). В "Советском спорте" портрет Вениамина Ларионова напечатали. Портрет и подпись: "Наша олимпийская надежда!" И целая заметка, и всё про нашего Ларионова!
      _Елена._ Это в самый раз! Это - лучше не придумаешь! Так... Наши олимпийские... надежды... Так... и среди них... так... Вениа...
      _Светлана._ ...мин
      _Елена._ Лари...
      _Светлана._ ...онов!
      _Елена._ Ученик московской шко...
      _Светлана._ ...лы!
      _Елена._ Так... Распространи-ка эту газету среди участников марафон-прыжка!..
      _Светлана._ Ну что ж, Ларионов этого вполне заслужил!.. И мы тоже!
      _Надежда._ Вот и портрет Ларионова появился в "Советском спорте". (Читает.) "Ученик девятого класса 252-й московской средней школы Вениамин Ларионов на тренировке по прыжкам в высоту. Наша олимпийская надежда!"
      _Вадим._ Знаю, видел.
      _Елена._ Очень кстати, между прочим, появился этот снимок.
      _Надежда._ Я тебе принесла конспект твоей безумной идеи.
      _Вадим._ Во-первых, это идея не моя, а Нильса Бора, а во-вторых, прошу вас: на кворуме не говорите форуму, что я имею к этому какое-то отношение.
      _Надежда._ Масюк, ты как чувствуешь, ты займёшь на этот раз первое место? Перепрыгнешь Ларионова? Олимпийские игры по марафон-прыжкам продлятся больше месяца.
      _Вадим._ Я подошёл к пику своей спортивной формы, так что не беспокойся - все медали мои!.. Я покажу этому Ларионову!
      _Елена._ Смотри, Масюк, нам очень нужно, чтобы у Ларионова резко упали результаты... и вообще...
      _Тарас._ В связи с появлением вашей фотографии в газете прошу что-нибудь для прессы! А?
      _Вениамин._ Да иди ты!
      _Гусь._ Атас! Милиция!
      _Стеллка._ Давай мне скорее пакет... Беги!
      _Милиционер._ Тут пробегал один паренёк, он никому ничего не передавал? Вещи какие-нибудь?.. Свёрток, пакет?..
      _Стеллка._ При мне никто никому ничего не передавал...
      _Милиционер._ Удрал-таки! Скрылся!
      _Стеллка._ Слушай, парень, ты веришь в любовь с первого взгляда?
      _Вениамин._ Верю. Когда я увидел прыжки в высоту, я с первого же взгляда влюбился в этот вид спорта.
      _Стеллка._ Ах, влюбился в этот вид спорта?.. Я думала: хотя бы в этого вида спортсменку!..
      _Леонид._ Нет, ты на него посмотрела со значением.
      _Вита._ Слушай, ты меня замучил своей ревностью. Выключи свой дурацкий транзистор, когда разговариваешь с дамой. Поменьше бы ревновал и побольше бы прыгал, как Ларионов, тогда бы и твой портрет появился в газете.
      _Вениамин._ Скажи, чтобы поставили планку на два двадцать.
      _Леонид._ Хватит, и так целый день прыгаешь в высоту. Отдохни от тренировок.
      _Вениамин._ Я что сказал!
      _Леонид._ Тарас, поставь планку на два двадцать!
      _Тарас._ Готово!
      _Вениамин._ А почему он две планки поставил?
      _Леонид._ Какие две? Там стоит одна планка.
      _Вениамин._ А я тебе говорю, две!
      _Леонид._ Посмотри в мои очки, у меня плюс два.
      _Вениамин._ Странно, действительно одна... А без очков - опять две планки.
      _Леонид._ Ты перетренировался, Веня, тебе нужно отдыхать... Слушай, Ларионов, ты, по-моему, идёшь по неверным стопам Колчина.
      _Вениамин._ Это в каком смысле? Он же лыжник, а не прыгун, как я.
      _Леонид._ А вот я для тебя специально выписал. "...Колчин фанатик тренировок и режима... Он был неутомимым искателем новых методических путей. Оказывается, беда в том (и это подтверждают лыжные авторитеты), что Колчин вёл чрезмерно аскетическую жизнь в спорте... Его нервная система, утомлённая постоянно растущими нагрузками, сдавала как раз в самые решающие минуты... Иногда он вместо двух видел четыре лыжни... И он проигрывал, будучи потенциальным победителем..." Прекрати усиленные тренировки, влюбись и... вообще стань хоть ненадолго легкомысленным! Перестань ты быть прыгающим компьютером!.. Тебя знаешь как зовут ребята?
      _Вениамин._ Как?
      _Леонид._ Сызмала-рекорд-бей, оглы-атлет-аскет!
      _Вениамин._ Колчин видел четыре лыжни оттого, что перетренировался, а я вижу две планки оттого, что недотренировался. Есть два пути из двух планок сделать одну.
      _Леонид._ Какие?
      _Вениамин._ Или... или... Или тренироваться ещё больше, или... А там ещё перед планками и девушка стоит, или это мне тоже кажется?..
      _Леонид._ Девушка стоит. Жуть, какая девушка! Пёстрая, как... как какаду!
      _Вениамин._ Опять эта... Эй, как вас зовут, уйдите с дороги!
      _Стеллка._ Не уйду!
      _Вениамин._ Нет таких препятствий, которые могли бы встать между Ларионовым и спортом и которые он бы не перепрыгнул!
      _Леонид._ Господи, твоя воля! Перепрыгнул и две планки и девушку!
      _Вениамин._ А почему бы вам не заняться прыжками в высоту?
      _Стеллка._ А зачем?
      _Вениамин._ А затем, что вы, по-моему, без всякой тренировки могли бы взять метра четыре в высоту.
      _Стеллка._ Вы думаете, что я такая талантливая?
      _Вениамин._ Нет, я думаю, что вы такая легко... мысленная!
      _Гусь._ Уйди с дороги!
      _Татьяна._ Гусь, ну что ты всё время носишься как угорелый? Шёл бы к нам на наши олимпийские игры и бегал бы с толком!
      _Гусь._ К вам? Да у вас на каждом шагу свистят, как у милиционеров, кругом судьи, судейские коллегии, только что народных заседателей нет... Слышать противно! И вообще... вы же все ненормальные!
      _Татьяна._ Мы ненормальные? Какие же мы ненормальные?
      _Гусь._ Чокнутые, факт. Вы все с комплексом!..
      _Татьяна._ С каким мы ещё комплексом?
      _Гусь._ С комплексом... с этим... как его?.. ГТО, что ли?..
      _Татьяна._ Вот я тебе сейчас за этот комплекс как дам сумкой по комплекции!
      _Вадим._ А по-моему, спортом усиленно заниматься вообще вредно, потому что перенапряжённые мышцы обворовывают все органы, в том числе и мозг! Поэтому-то спортсмены ни бум-бум в науках.
      _Тарас._ А усиленная умственная деятельность тоже, значит, вредна?
      _Вадим._ Конечно, усиленная работа мозга обворовывает всю мышечную систему. Поэтому все учёные не секут в спорте... И вообще доходяги... Вот долгожители... Они ведь не перенапрягали ни свой мозг, ни мускулатуру... А только ели шашлыки и пили сухое вино.
      _Тарас._ А чего ж ты спортом занимаешься?
      _Вадим._ А деньги? А машина? А квартира в раннем возрасте? А заграничные поездки?..
      _Вадим._ Не верю я этому Гусю, ни с распиской, ни без расписки - не верю! Всё равно он сорвёт наши игры.
      _Надежда._ И что же, по-твоему, надо сделать, чтобы Гусь не сорвал их?
      _Вадим._ Обвинить его в чём-нибудь и дать ему пятнадцать суток.
      _Надежда._ Такие предложения, по-моему, называются провокацией...
      _Елена._ К 19 июня тебе было приказано написать стихи.
      _Леонид._ Кем приказано?
      _Елена._ Общественностью.
      _Леонид._ Но я лично не пишу стихи.
      _Елена._ Значит, ты личное ставишь выше общественного.
      _Леонид._ Но у меня нет таланта.
      _Елена._ Что значит нет таланта? Судейская коллегия приказала тебе с этой минуты стать талантливым поэтом!
      _Леонид._ Ну, знаете...
      _Надежда._ Да подбери ты что-нибудь подходящее из спортивных журналов, и дело с концом.
      И был ещё один разговор с глазу на глаз в тишине ночи между Надеждой Фокиной и Еленой Гуляевой. Разговор происходил на лунном стадионе в беседке перед площадкой с киноэкраном, установленном часа три тому назад. Гуляева с Фокиной считали, что вечер тоже может стать подспорьем в тренировках. А что?.. Устанавливается кинопроектор и смотри хроникальный или документальный фильм из жизни... Гуляева и Фокина имели в виду, конечно, жизнь Ларионова. И кадры здесь можно прокрутить раз за разом, хоть вперёд, хоть обратно, можно и уменьшить скорость кинопроектора - замедление движения помогает лучше разобраться в спортивной технике прыжка... Ларионова, конечно.
      - А можно сделать из киноленты кольцовку, - сказала Елена, - и смотреть на Ларионова, смотреть, смотреть... - Гуляева, не отводя взгляда, продолжала смотреть на белеющий в темноте экран такими глазами, как будто там и вправду прокручиваются бесконечные кольцовки Ларионова.
      - Елена, - прошептала поражённая Надежда, - неужели ты в него?..
      - Ах, Надежда, Надежда, - сказала Елена, - существуют безумные идеи, но ведь существуют и безумные любови!..
      - Ленка, ты влюбилась в Ларионова? - переспросила шёпотом Надежда. - Безумно влюблена?
      Но ответ она получила на вопрос, который она не задавала.
      - Имя у меня - Елена, подразумевается, что я прекрасная и за меня на дворе среди наших ребят должна быть война. А на самом деле на меня никто не обращает внимания, даже Ларионов...
      - Даже Ларионов?! - удивилась Надежда. - Да Ларионов вообще ни на кого не обращает внимания, даже если бы ты была той Еленой Прекрасной, из-за которой началась Троянская война.
      Но Елена на исторические доводы Фокиной не обратила никакого внимания. Она достала из спортивной сумки маленькую сумочку и уже из маленькой сумочки достала маленькое зеркальце и в полутьме стала рассматривать отражение своего лица.
      - Черты правильные, - сказала она, - а всё остальное... неправильно... - Затем она тихо прошептала: - "Ты мне, зеркальце, скажи и всю правду доложи: я ль на свете всех милее? Всех румяней и белее?" И ей зеркальце в ответ: "Ты прекрасна, спору нет, но на свете есть милее, всех румяней и белее..." Вот так, - сказала с грустью Елена. - Смелая критика, как видно, родилась ещё в сказке Пушкина, а самокритика где родилась? - спросила Елена Надю, грустно улыбаясь.
      Надежда подумала, пожала плечами, а Елена пояснила:
      - Самокритика родилась в опере Гуно "Фауст". Там Маргарита, глядя на себя в зеркало, поёт: "Ах, как смешно смотреть мне на себя!.."
      Надежда не знала, как в таких случаях утешать и что говорить, в кино и в книгах взрослые говорят что-то о красивых глазах и голосе. Самой Фокиной все зеркальца без исключения говорили, что она милая девочка, без всяких там "на свете есть милее... " Была она вне зеркальных сравнений и зеркальной критики. И ещё она ни к кому не испытывала такого чувства, которым поделилась с ней Елена.
      - Если Ларионов зазнается, - сказала Надя утешительно тихим голосом, - то он должен будет начать нарушать режим, то он должен будет начать ходить по вечерам в молодёжное кафе, скажем, а если он должен будет посещать молодёжное кафе... то... с тобой...
      - А почему именно со мной? - удивилась Гуляева единственному Надиному варианту.
      - "Почему, почему"? Ну, хотя бы потому, что ты и... ты и прекрасная собеседница и... вообще.
      - Елена Прекрасная, в скобках Собеседница, - пошутила Гуляева. - Это звучит.
      Она помолчала, ей показалось, что в этих словах есть что-то обнадёживающее, и она сказала:
      - А если он и впрямь зазнается!.. Если он и вправду окажется не таким, каким его все представляют... то я подойду и скажу: "Ах, ты мне нужен и не такой..." А он скажет:
      "Правда?! А я думал, что я "не такой" никому не нужен".
      Глава 1
      ПРОБЛЕМА ГУСЯ И ДРУГИЕ ПРОБЛЕМЫ
      Так вот... Если бы мы в самом начале истории, которая называется "Флейта для чемпиона", захотели подняться и взглянуть на место действия с высоты птичьего полёта, то для этого нам пришлось бы воспользоваться теми услугами, что рекламирует фанерный щит, висящий на Ленинградском проспекте возле входа на вертолётную станцию:
      Хотите увидеть
      Окрестности Москвы
      С птичьего полёта?
      Летите вертолётом!
      Воспользуемся приглашением "Аэрофлота" и поднимемся над Москвой. Мы увидим залитые утренним солнечным светом улицы и площади, затканные паутиной проводов. Электрической паутиной. Когда я смотрю на московское небо снизу вверх или на московские улицы сверху вниз, всегда эти провода мне кажутся делом "рук" какого-то фантастического паука, который но ночам всё прядёт свою металлическую нить и всё гуще заплетает город в свои электрические сети. Ещё увидим мы лужниковский стадион, стадионы "Динамо", "Локомотив", "Труд", "ЦСКА"... Голубую, пересекающую весь город ленту Москвы-реки, напоминающую гигантскую подпись... И дворы, дворы, дворы, бесконечные московские дворы, в одном из которых и произойдёт история с названием "Флейта для чемпиона".
      Как говорят вертолётчики, "зависнем" и остановим свой взгляд на одном из дворов, который привлечёт наше внимание тем, что даже с высоты нам сразу станет ясно, что там происходит что-то необычное.
      Чуть снизившись ещё, мы различим, что этот двор находится в районе старого Арбата, который я так люблю, старый двор в районе старой Москвы, зажатый с четырёх сторон старомодными домами, теми невысокими домами, что, как люди, каждый имеет своё лицо и, главное, своей вполне нормальной высотой не отнимают у людей неба.