Впрочем, напоследок, уже в самом конце нашего на этот раз подзатянувшегося чаепития, наш бедный Вася пытается даже сострить:
"Ребята, сегодня же двенадцатое апреля - день космонавтики! А вдруг сейчас прилетит за нами ракета, и все мы на Луну полетим!" - "Вася, да мы уже и так на Луне!"
13 апреля, воскресенье
Тоже тихий, спокойный, хороший день. Никаких событий. (Пропади они пропадом!)
Вася с Цыганом отправились на прогулку, Вите же с Костей что-то не спалось (как я уже писал ранее, днем они обычно спят - ночью на решке на дороге работают). Пользуясь случаем, поинтересовался их мнением о нашем новеньком.
- Какой-то, - говорю, - он все-таки замученный…
- Это ненадолго, - уверил меня искушенный и многоопытный в таких делах Витя (все-таки шесть с половиной лет в тюрьме!). - На общак вообще такие крендели заезжают! В цирке не увидишь. Такие клоуны.
Скажем, болезни. Заезжает он грязный, насекомые по нему ползают, запах… Ну, вот представь, к нам в хату такой заедет! Ну, нечего делать, его всей хатой моют, стригут наголо, одежду дают. А куда деваться? Ну, он сначала жмется неделю, две… а потом распрямляется
- человеком становится! Через две-три недели он уже кричит: "Я мужик! Дайте мне чаю, курево! Я мужик!" А еще две недели назад ходил, на собственный хуй наступал.
- Да, - подхватывает Костя, - такие бесы заезжают!.. Один три года в лесу жил. Из Чувашии приехал, нору в лесу под Москвой вырыл и жил там. Питался тем, что бутылки сдавал. Он в камеру когда вошел, у него ноги по колено черные были. Запах от них!.. Мы его недели две отмывали только.
- А посадили-то его за что?
- Рекламный щит алюминиевый спиздил. Двести килограмм.
- А вообще, Серег, некоторым в тюрьме даже лучше. Я вот, когда на
Бутырке сидел, там один у нас был из Ростовской области. Город
Шахты. Смотрю, сидит в уголке, ест сечку. Я ему говорю: "А чего так, пустую-то? Положи масла, сгущенного молока". Ну, он мнется: да ладно, не надо, мол. Ну, я сам тогда положил, размешал… он стал есть: "Это просто крем-брюле какое-то!.. Вить, - говорит, - я колбасу ел на воле полгода назад. А сигареты вообще никогда не курил". И так они все там живут. Весь город так. Уровень жизни такой низкий.
Вечером Костя с Витей курят травку (соседи подогнали). Предлагают попробовать и мне, но я, разумеется, отказываюсь.
- Слышь, Серег, а чего ты все пишешь-то?
- Ну… что-то вроде дневников. Так… для себя, на память.
- А!.. А я думал - стихи. Тут многие в тюрьме стихи начинают писать. Один даже книгу потом издал. Я читал. Причем, я этого человека знал лично, в одной хате с ним некоторое время на спецу сидел.
(Спец - маленькие и относительно комфортабельные камеры. Общак - большие, "общие" камеры, на сто человек и больше. Последний круг местного ада. Точнее, предпоследний. Последний - карцер.)
- А его тогда перебрасывали все время: то на общак, то опять на спец. И стихи у него соответственно менялись. На спецу - все, в основном, лирические, а на общаке - явно блатной уклон. "Друг ушел на этап!..
Коз*/я/*-боз*/я/*!.." Заметно, в общем, где он это писал: на спецу или на общаке. Я, по крайней мере, сразу определял.
Р.S. Андрей пока так и не вернулся. Неужели действительно нагнали?
14 апреля, понедельник
Абсолютно, блядь, бездарный день! Аб-со-лют-но. Наверху, в камере над нами, на дорогу поставили кого-то нового, который на поверку оказался полным мудаком. Целый день долбил нам в потолок и спускал малявы. По одной. Каждый раз приходилось кого-нибудь будить, остальные, естественно, тоже просыпались… ну и т.д.
"Да что он там, бычара, по одной маляве гоняет, в натуре! Гондон!
Дроздофил!"
Так весь день в этой суете и прошел. Писать и читать было решительно невозможно, так что в основном разговаривал с Цыганом.
- Я, когда год назад сюда заехал, я девяносто восемь килограмм весил. А сейчас - семьдесят. За это время получил язву желудка и инсульт. Лег спать и заснул на двое суток. Ну, после суда перенервничал. На вторые сутки ребята забеспокоились, стали будить.
А я не просыпаюсь! Вызвали врача - меня на больничку увезли. Я без сознания был - ничего не помню. Очнулся - не могу понять, где я.
Лежу совершенно голый, даже без трусов, прикованный к кровати наручниками. Холод! Я сразу врача вызвал и говорю: "Все-все! Я уже здоров!
Везите назад в хату!" Написал им расписку, что в случае чего претензий не имею, и уехал. Прихожу в хату, а у меня все вещи мусора
"потеряли". Увезли тогда вместе со мной и - с концами. Искали потом две недели. У меня все это время вообще ничего не было. Только то, в чем из хаты уехал.
- Ну, и как же Вы выздоровели?
- Как-как… Полежал здесь, лекарства родные прислали - попил, вроде, выздоровел… Сейчас лучше себя чувствую.
- А почему голый, прикованный? Это на больничке так?
- Да нет, меня, как потом выяснилось, в вольную больницу увезли.
Окна без решеток и пр. Если на вольную вывозят - там наручниками приковывают. Мент у кровати сидит круглосуточно и наручниками приковывает. Одну руку к кровати.
- А на больничке как? Здесь, в тюрьме?
- Да те же камеры. Шести- восьмиместные. Четырехместные есть. Ну, режим там послабее. На утреннюю проверку не выводят. Просто заходят в камеру, считают всех, и все. С медсестрой на процедуры без охранника по этажу ходишь. Ну, почище, конечно, питание чуть получше. А так - все то же самое.
- И что, все вместе лежат: тубики с сердечниками?
- Нет. Камера тубиков, камера кожных, камера сердечников…
По ходу разговора с изумлением узнал, что Цыгану всего пятьдесят четыре года. Т.е. он старше меня всего на шесть лет! (Я-то думал - на сто!)
Вася оживает прямо на глазах. Настроение, правда, у него пока еще по-прежнему грустное, но зато аппетит уже отменный. Да просто великолепный! (Вероятно, это на нервной почве.) Сутками напролет, днем и ночью он с топотом мечется по камере, громко вздыхает ("Как же мне тут плохо!.. Как же я страдаю!..") и непрерывно ест, ест, ест! В результате почти все наши запасы сала и колбасы… Впрочем, не важно.
За обедом мы услышали от него удивительнейшие и ужаснейшие вещи об, оказывается, поистине дьявольском коварстве всех без исключения женщин-подчиненных и обо всех, связанных с этим, его, Васи, начальнических страданиях и искушениях.
"Как только приходит новый начальник, у них сразу между собой конкурентная борьба начинается - кому первой под него лечь. Чтобы стать первой леди. Причем от наличия мужа и детей это совершенно не зависит. Иногда эти предложения делаются в довольно откровенной форме… А ведь есть еще вечера и банкеты!"
(Н-да… Что-то не замечал я ничего подобного, когда в бытность свою президентом "МММ" иногда в офис к себе заглядывал. Никаких
"откровенных предложений"… Впрочем, о чем это я?! У меня же тогда репутация "финансового гения" была! Человека не от мира сего.
Полного мудака, короче. Какие, блядь, "предложения"?!)
Вечером с интересом наблюдал, как налаживают дорогу между камерами. Костя вытягивает из окна руку, а из соседней камеры кидают
(тоже рукой! я сначала думал, что при помощи какой-нибудь палки, но нет - просто рукой!) в нашу сторону веревку с грузом на конце. При удачном броске веревка с грузом повисает на вытянутой руке. "Давай, браток!" (Бросают.) "Мимо!" (Промах. В соседней камере затягивают назад веревку и повторяют попытку.) "Дома!" (Все нормально. Дорога, или "конь", между камерами налажена.)
Р.S. Андрея по-прежнему так и не привезли. Блядь! Неужели?!!
15 апреля, вторник
Спокойный день. Единственное событие - ходил к адвокату. Видел по пути какого-то древнего деда в куртке на голое тело и в тапочках на босу ногу. Сразу вспомнил Витю: "Такие кренделя попадаются!.."
Разговор в пенале, точнее, около моего пенала (уже на обратном пути от адвоката). Разговаривают, судя по голосам, два молодых парня
- в ожидании разводящего.
"Моя телка письмо мне на днях прислала. С фотографией. Стоит, блядь, посреди моря на борту какой-то то ли яхты, то ли корабля, овца. Надеюсь, пишет, скоро уехать. Она, блядь, на коралловые острова на две недели, а я в Мордовию лет на десять. На мордовские, блядь, острова!" - "А что у тебя за статья?" - "Мошенничество".
Вася совсем оправился. Мы его убедили, что уж из нашей-то камеры его больше никуда не переведут. Это конечный пункт. Подводная лодка.
"Оставь надежду, сюда входящий!" Так что он совсем повеселел и даже позабавил нас новым рассказом о том, как развлекаются солдаты стройбата в Перловке под Мытищами (гм!.. мой бывший депутатский округ, между прочим).
"Ловят крыс у кухни и сажают в ящик или в мешок. А потом обливают их бензином, поджигают и выпускают горящих в толпу людей, идущих от электрички. А там станция большая, людей просто поток сплошной идет.
И в этот поток - горящих крыс! Милицию уже несколько раз вызывали".
Аппетит у него по-прежнему замечательный. Поскольку колбаса у нас уже кончилась, он с удовольствием кушает теперь тюремную баланду.
Берет себе отдельную большую тарелку (мы едим из общей, примерно такой же по размерам), ест и нахваливает. Очень, говорит, вкусно! А потом еще доедает то, что остается после нас. Мы только смотрим и удивляемся. (Вероятно это у него на нервной почве.) Впрочем, репертуар жалоб у него пока не изменился. ("Как же мне плохо!.. Как же я страдаю!..")
Баланду он ест с неимоверным количеством лука. А после лука у него сразу же начинается изжога. А погасить изжогу можно только минеральной водой. ("Жахнешь два-три стакана!..") Так что и наш лук, и наша минеральная вода… Впрочем, не важно.
Вечером Костя что-то долго пишет. Вид у него при этом какой-то настолько странный, что я не выдерживаю и спрашиваю. Оказывается, письмо жене.
- Так ты же к ней и так на свиданку чуть ли не каждую неделю ходишь!
- А она требует, чтобы я ей еще и письма писал. Сама не пишет, говорит, писать нечего, на свиданке все рассказываю, а от меня требует.
- И что же ты пишешь?
- В любви объясняюсь. Я, когда первый срок сидел, ей из лагеря такие письма писал! На десяти страницах. Она потом даже своей матери давала читать - ну, не все, конечно, отрывки… - так та прямо поражена была! Знаешь, говорит, а ведь он тебя действительно любит!
Вообще, тюремные письма - это разговор особый. Тюрьма - это, наверное, чуть ли не единственное место на земле, где в наш телефонно-компьютерный век, век мгновенной и удобной связи, эпистолярный жанр по-прежнему процветает. Пишут здесь много. Много, конечно, канцелярщины: бесконечные жалобы, просьбы, ходатайства; но много и личного: начиная от маляв в соседние камеры и кончая любовными письмами (в том числе, правда, и в женские тюрьмы - тайком от жены).
Короче, ХIХ век какой-то. Или даже ХVШ! "Новая Элоиза", "Опасные связи". "Возвращайтесь, виконт, возвращайтесь!.." Наташа Ростова пишет, блядь, письмо турецкому султану! Впрочем, не обращай внимания. Это я от зависти. Ведь сам-то я любовных писем не пишу. Не умею. Просто не знаю, как это делается.
Р.S. Поздно вечером вернулся Андрей. Злой, голодный и мрачный как туча. Поел, помылся и сразу завалился спать. "Ну, и как?" -
"Как-как!.. Ничего хорошего. Продлили, блядь, еще на месяц. Демоны.
Щас въебут червонец - охуеешь!" - "А чего ты так долго?" - "Да на сборке здесь сутки сидел. Набили полную камеру и даже не кормили, суки. Так вповалку все на полу и спали". Ладно, завтра узнаем подробности.
16 апреля, среда
Событий по-прежнему никаких. Только Андрея с утра опять увезли.
(Что-то плотно за него взялись.) В общем, пока есть время, решил возобновить наши занятия. А то мы их как-то совсем забросили.
Пришлю пачку бархата - пришлю пачку хороших сигарет. пятку - закурить.
Баян, машинка - шприц (баян, т.к. лента одноразовых шприцов действительно напоминает гармошку).
Штакет - папироса.
Лавэ, лавандос - деньги (нет лавэ - жизнь немэ!)
Курсануть - рассказать, сообщить.
Нифиля, вторяки - старая заварка (сами чаинки).
Закинуться сушняком - съесть сухого чая (чифирщики часто едят наскоро).
Сухариться - скрывать имя и пр.
Засухариться, загаситься - спрятаться ("чего ты засухарился?" - чего не пишешь?)
Подсесть на колпак - погрузиться в раздумья.
Попасть в блудняк - запутаться (я в блудняк не попаду, не гони!)
Конить - бояться (не кони - не бойся).
Мойка - лезвие.
Заточка - нож.
Стос, пулемет, стиры - карты, колода карт.
Потрещать - поговорить.
Ломаться - танцевать. косить, косматить - притворяться.
Пробить - узнать.
Пробить поляну - узнать обстановку.
Мартышка - зеркало.
Телевизор - железный, висящий на стене шкаф в камере (для продуктов).
Забиться - назначить встречу.
Рамсить - спорить.
Рамсы попутал - растерялся, оказался не прав в споре.
Повелся - поверил неправде, обману.
Включить заднюю - пойти на попятный. мостыриться - сделать себе болезнь.
По поводу последнего термина у нас с Костей произошел следующий диалог:
- Что значит "сделать болезнь"? Симулировать болезнь?
- Да нет, настоящую болезнь себе сделать. Туберкулез, например.
Или желтуху.
- Господи, зачем?
- Да бывают ситуации… Под пиздорез попадешь, и надо любой ценой на больничку уехать.
- Ну и?..
- Делаешь себе болезнь. Скажем, туберкулез. Сахар растираешь в пудру и вдыхаешь ее ртом несколько раз. Все! - дыра в легком. Или желтуха. Привязываешь к зубу капроновой нитью кусочек сала и проглатываешь, чтобы сало в желудке висело. Через неделю весь желтый становишься. Правда печени - пиздец. Или вот, надкусываешь изнутри щеку, а потом зажимаешь нос и изо всех сил надуваешь щеки.
Получается огромная опухоль щеки. Воздух там через прокушенное место попадает, и вся щека раздувается. Рентген ничего не показывает, а опухоль, между тем, налицо. Это, если к примеру, сегодня обход, ты уже вылечился, и тебя с больнички выписать должны. А тебе остаться обязательно надо. Вот опухоль себе такую делаешь и до следующего обхода оставят гарантированно. А следующий обход - только через неделю. Кожу можно также себе на горле у кадыка оттянуть и надрезать. Кожа на шее расползается, и кадык наружу вываливается.
Картина такая, что мусора в обморок падают. А на самом деле - ничего. На больничке потом зашьют - и все. Неприятно, конечно, но бывают ситуации. Бьют тебя, скажем, мусора несколько дней. Так, что насмерть забить могут. Вот и вскрываешься. Табак тоже варят. Крошишь в воду табак из сигарет и кипятишь несколько раз. Потом набираешь шприцом через ватку два кубика и вкалываешь в вену. Через пять минут
- температура сорок два градуса. Это я на себе испытывал. Малява нам приходит: надо, мол, на больничку с общака кое-что загнать. Надежный пацан нужен. А я с люберецкими тогда сидел, они уже все в возрасте, опытные. Как прочитали, сразу все: "Та-а-ак!" Ну, а я молодой пиздюк был… девятнадцать лет. Сам в бой рвусь: "Да что надо? Я готов!" -
"Во! Давай!" - "А что делать надо?" - "Сейчас мы тебе сделаем". Все быстренько покрошили, вскипятили, ка-ак мне въебашили! Через 10 минут я уже в полном охуении на носилках валялся. Вместе с грузом из общака.
- Ну и как?
- Неделю потом на больничке помаялся. Первую ночь вообще в каком-то бреду провел. Хорошо еще, хоть молодой был, здоровья немеряно было. А то бы неизвестно еще, чем все кончилось.
Ночью постоянно просыпался от каких-то непонятных воплей. Наконец не выдержал и встал. Костя с Витей сидят за столом какие-то злые и взъерошенные и пьют чай. Вася, как обычно, носится по камере. Цыган спит.
- Что тут у вас происходит?
- Какой-то гондон крикнул на продоле, что у нас мусорская хата.
Вот теперь осаживаем всю ночь, высказываем все, что мы о нем думаем.
- Может, это потому, что я здесь? - робко замечает Вася.
- Да нет! Причем здесь ты? Просто здесь действительно раньше была мусорская хата, мусоров держали. Теперь они в 260-ой сидят.
- Да мало ли, чего он там крикнул! Нам-то какая разница?
- Серег, тюрьма - это большая деревня. Кто-то услышал
"мусорская", не понял - и пошло, как снежный ком. Если бы он в личной беседе сказал, с глазу на глаз - я бы с ним и разговаривать не стал. А он на весь продол крикнул, все слышали - надо обязательно осаживать.
- Чего орать, когда решетки и стены сдерживают, - со злобой вступает Костя. - Попробовал бы с глазу на глаз, наедине.
- Ну, и как? Объяснили?
- Он потом понял, что неправ. Нет, говорит, у вас не мусорская хата, а черная! Вода, говорит, дурная! (Спирт плохой. Когда кричал, дескать, пьяный был.)
- Так, значит, все? Закончили? Можно дальше спать?
- Конечно-конечно, Серег. Спи.
Я тебе засажу-у…
Всю аллею цветами.
У меня не стои-ит…
Твоя роза в стакане.
Под это негромкое витино мурлыканье я и уснул.
17 апреля, четверг
- Будь здоров!
- Спасибо.
- Нет! Что ты должен мне отвечать по уставу?! По уставу ты мне должен отвечать: "Всегда здоров!!" Га-га-га!
О-о-о-хо-хо-о!.. Пло-охо, когда день начинается с полковничьего гоготанья. Вообще, с появлением полковника Васи наша прежде такая тихая и спокойная камера начинает все больше и больше смахивать на какую-то казарму.
Витя днем ходил на ознакомку (ознакомление с материалами судебного заседания - протоколами и т.п.) и вернулся сам не свой.
Весь какой-то смурной и подавленный.
- Что случилось?
- Да что у меня может случиться? Все, что у меня в жизни могло случиться, похоже, уже случилось… Сроки по ознакомлению хотят сократить. Живешь тут, блядь, какими-то иллюзиями! А потом пообщаешься с этими гондонами и сразу к реальной жизни возвращаешься. Какие иллюзии?! Какие надежды?! У тебя срок семнадцать с половиной лет! А ты еще планы себе какие-то строишь!
- И что будет, если сроки эти сократят?
- Что… Приговор вступит в законную силу и поеду в Хуево-Кукуево.
- И когда?
- Как в тюрьму решение Мосгорсуда придет, так сразу и отправят. В любой момент могут.
- Ну, а на практике-то сколько это обычно времени занимает?
- Обычно месяц-полтора. Два - это край.
Так-так-так!.. Это что же получается? Значит, буквально через какую-то пару месяцев Витя отсюда уедет? Май… июнь… Это где-то в середине июня, максимум? Так, что ли? Черт! Это не есть хорошо. Это, блядь, очень даже плохо!
Впрочем, о чем это я? Меня же самого могут в любой момент на 4-ый спец перевести. Причем, легко. Очень даже свободно! Сейчас вот постучит охранник ключом в дверь: "Мавроди! С вещами!" - и привет!
После обеда мне наконец-то приносят долгожданный ларек. Точнее, несколько. Сразу за ряд предыдущих недель. ("Не несут - не несут, а потом их ка-ак прорвет!") Наверное, им так просто удобнее носить.
Дожидаются, пока не накопится побольше, а потом сразу все и приносят! В пакетном, так сказать, режиме работают. Чтобы по сто раз к камерам не бегать. А что? Действительно, очень удобно. Смело патентовать можно. Как местное, чисто тюремное изобретение.
Обслуживать впредь зэков, блядь, исключительно в пакетном режиме!
(Термин из информатики. Когда информацию передают не непосредственно по мере ее поступления, а большими порциями, "пакетами". Ждут, пока не накопится пакет, а потом уже сразу все и передают.)
Доработать его (изобретение) вот только слегка надо… До ума, так сказать, довести… А именно: зэков еще и питаться в таком же вот пакетном режиме научить?.. обучить?.. приучить?.. Ну, в общем, чтобы раз в неделю поел - и порядок! Неделю чтобы потом сыт был!
Кормить чтобы его потом целую неделю не надо было. (Ну, с этим-то, я думаю, у тюремной администрации как раз никаких проблем не возникнет.) И вот тогда-то…
Но зато, как будет удобно! Какие, сообразите, захватывающие дух перспективы тут открываются! Какая, в конце концов, экономия! Ведь балан… э-э… тюремную пищу ежедневно готовить не надо будет… по камерам ее потом три раза в день развозить… Баландеров сколько сразу же освободится, охранников, которые этих баландеров каждый раз сопровождают! Сколько у них у всех теперь свободного времени появится?! Чего только они, представьте себе, за это время не понаделают! Каких только новых добрых дел, блядь, не натворят! Новых шмонов, например… Захватывающие, короче, перспективы. (Вот только интересно, а сами-то изобретатели тоже в "пакетном режиме", небось, питаются? В том же самом, наверное, в каком нам ларьки разносят? Или все-таки нет?..)
Как бы то ни было, но ларек на этот раз нам оказался просто как никогда кстати. В особенности такой обильный. Ведь с появлением этого Васи… Впрочем, не важно.
Вечером, едва только проснувшись, Костя сразу же цинкует соседям в 233 и бежит к решке.
- Два-три-три?! Два-три-три?!
- Говори!
- Кто говорит? Джамил?
- Что?
- Кто говорит?
- Джамил.
- А это Тиса!
- Привет, Тиса! Желаю всего хорошего, браток.
- От души, Джамил. Нужда есть в чем?
- Да нет. У нас все есть.
- Да нет, я серьезно. Ты говори, не стесняйся!
- Нет, спасибо. У нас сейчас все есть.
- Ну, если что - шумни. Все ровно будет! Как Чикатилло там? Не скучает?
("Чикатилло" - это, судя по всему, погоняло одного из обитателей соседней хаты 233.)
- Нет! Все нормально.
- Ну, ладно, Джамил.
- Ну, пока.
- Пока.
Р.S. Андрея еще не привезли. Опять, что ли, на сборке, бедный, ночует?
18 апреля, пятница
Адвокат показал сегодняшнюю огромную статью в "Комсомолке".
"Мавроди сдала его жена!" Интересно, это каким же надо быть… Хотя, постойте-постойте!.. Почему, собственно, "каким же"? Кто там автор-то? А-а!.. Ну, понятно. Вот теперь все ясно. Бабы! Три какие-то сучки. (Вера, блядь, Надежда и Любовь. Современный вариант.)
"Вера, а вот ты бы своего мужа сдала? Скажем, за миллион долларов?" - "За миллион?!! Конечно!!!" - "А ты, Надя?" - "За такие бабки?! Да о чем тут вообще и говорить-то?!!" - "Вот и я так думаю.
Я бы своего козла за миллион тоже сдала. Да за сотку даже! Значит, точно жена. Она у него что, из другого теста сделана, что ли?"
Вот примерно так, наверное, эта статья и писалась.
На обратном пути охранник подсадил меня в пенал к какому-то азербайджанцу. Неосторожно перекладываю у него на глазах из кармана в пакет пачку "Marlboro".
- Слушай, брат, дай пожалуйста, сигарету.
- Да нет у меня. Это я в камеру несу. Запечатанная пачка.
- Слушай, пожалуйста, дай. Умираю, курить хочу. Я тут уже час сижу.
(Вот черт!)
- Да не могу я. Меня же сокамерники убьют!
- Брат, ну, дай пожалуйста. А сокамерникам скажешь, что подельника встретил, угостил.
(Какого еще, на хуй, подельника!)
- Ну, ладно. На…
- Спасибо, брат. Мы теперь с тобой, как настоящие братья!
Мой "настоящий брат" берет у меня пачку "Marlboro", распечатывает, достает сигарету и роняет ее на пол. Когда нагибается, из грудного кармана у него на пол неожиданно вываливаются три таких же сигареты. ("Умираю!"…)
В камере меня ждет еще один пиздец. Только что заказали на Пресню витиного подельника, из хаты наверху, над нами.
- Сейчас и меня, наверное, закажут, - философски замечает Витя. -
Нас обычно всегда вместе перекидывают.
Костя в панике.
- Если тебя закажут, я голодовку объявлю!
- Нет, ты лучше сразу вскрывайся!
- Да я серьезно! Ведь на хате тогда наверняка крест поставят!
- А в чем дело-то? - интересуюсь я.
- Я один на решке не справлюсь. А если мы все дороги и веревки заморозим - это все. Вилы. Воры на хате крест поставят - блядская хата. Все в хате гады. На всех пересылках бить всех будут, не разбирая - старые, молодые… На вызов пошел: "Ты из какой хаты!
А-а!.. 234. Получай!"
- Да подселят к тебе кого-нибудь! Мусорам самим это на хуй не надо. Чтобы хату замораживать. Лишние проблемы. Не слушай ты его,
Серег! Он понторез. А когда я начинаю ему душняк устраивать, он сразу заднюю включает.
Витю так и не заказали… Пока, по крайней мере. Впрочем, еще не вечер. Еще и завтра вполне могут. Что вообще за мудацкий день!
Статья, азер этот "умирающий", Витя теперь в какой-то подвеске (а я сам-то?). Живешь, блядь, как на вулкане!!
Р.S. Бедный Андрей! До понедельника теперь, наверное, уж точно не вернется.
19 апреля, суббота, полдень
Все спят. Сижу за столом и пишу. Вдруг раздается лязганье ключа.
Поднимаю глаза и жду, что, блядь, будет дальше. Дверь камеры открывается и заходят двое проверяющих. Один молодой, в штатском, с папкой под мышкой. Второй в форме и постарше. "Встать!" Я встаю, остальные просыпаются, начинают ворочаться на шконках и приподниматься. Тот, что в форме, подходит к телевизору (железному навесному шкафу с продуктами), открывает его и заглядывает внутрь.
Штатский останавливается посередине камеры, осматривается и говорит в пространство, адресуясь явно ко мне: "Да, условия, конечно, не очень. У брата на Бутырке получше. У него там в камере даже кондиционер стоит". Я молчу. Оба поворачиваются и выходят из камеры.
Дверь захлопывается. Пришли, понюхали - и ушли. Как две необыкновенные гоголевские крысы. Из сна городничего. Гоголь,
"Ревизор", действие первое, явление первое. Реплика городничего:
"Мне всю ночь снились какие-то две необыкновенные крысы. Пришли, понюхали - и пошли прочь".
Вечером Костя рассказывает, как он сидел в карцере (в СИЗО) в
Димитровограде под Ульяновском.
- Роба тоньше, чем простыня. А холод в камере, как на улице. У меня часы были с термометром, смотрю: два градуса. А по инструкции положено в помещении штрафного изолятора - не ниже шестнадцати. Я кричу: "Вызовите врача!" Приходит врач. Я показываю ему часы: два градуса. Он меня в коридор выводит, а там градусник висит. Он подводит меня к нему, я смотрю: шестнадцать градусов. "Это в коридоре". - "Это помещение штрафного изолятора. Чем ты недоволен?"
(По этой логике инструкция писалась не для зэков, а для ментов.
Чтобы охраняющие зэков менты чувствовали себя комфортно. И, не дай бог, не простудились.)
- Ну и как же ты выжил?
- Полчаса спал, потом два часа приседал и отжимался.
- А что, одежду туда брать нельзя?
- С собой берешь только зубную щетку, пасту, мыло, полотенце и кружку. Больше ничего. Все остальное выдают. Даже тапочки. Робу, такие же штаны и либо кальсоны, либо шерстяные носки. Одно из двух.
Миску каждый раз моешь и возвращаешь баландеру. Раз в неделю баня - пять минут на человека, помыться и побриться. Если не брит - от трех до пяти суток ДП (дополнительно). Раз в неделю стригут машинкой наголо. Два раза в день проверки и два раза в день шмоны. Каждый раз, когда мусора заходят в камеру, ты должен встать и доложить:
"Здравствуйте, гражданин начальник! В камере такой-то (номер камеры) находится один человек. За время дежурства нарушений не было.
Дежурный по камере осужденный такой-то". Я один раз, в начале, как только туда попал, пропустил слова "дежурный по камере". Чего, думаю, говорить, если я тут один? Кто же еще тут может быть дежурным? Он стоит, смотрит на меня: "Кто дежурный по камере?" -
"Догадайся, - говорю, - попробуй!"
- Ну, и как он? Догадался?
- Догадался, блядь. Потом у меня этот рапорт просто от зубов отскакивал!
- Били?
- Конечно. Ежедневно. Два раза в день проверки, и два раза в день гарантированно пиздюлей получаешь. Ты же после рапорта "в позу" становишься лицом к стенке. Руки широко расставлены, упираются в стену, кисти вывернуты. Что ничего, мол, в руках нет. Ноги тоже расставлены как можно шире. Причем, они еще по ногам пиздуют, на растяжку, пока ты чуть ли не на шпагат сядешь. Стоишь весь открытый
- почки, яйца. А они сзади начинают дубинками хуячить. Пока не упадешь. Я-то обычно сразу падаю. После первого же удара. Упадешь - они перестают бить. Пару раз ногами пизданут - и все.
- И долго ты так сидел?
- Четыре с половиной месяца безвылазно. Всю зиму перезимовал. Да холод, режим - хуйня! К ним привыкаешь. А вот пиздуют… Здоровье теряешь!
Р.S. Да, кстати. Андрей, витин подельник, вернулся в камеру.
Сутки на сборке просидел с вещами - и назад в камеру вернули. Дурдом какой-то! Бардак. Как и везде.
20 апреля, воскресенье
Спокойный день. Как и обычно по воскресеньям, событий - никаких.
(Единственное существенное - баня. Где, блядь, для разнообразия на этот раз не было холодной воды. Одна горячая. Кипяток! Так вот, под кипятком и мылись. А что делать?)
Пока есть время, напишу-ка тебе поподробнее о местных тюремных обычаях - "понятиях".
Самое удивительное, что, похоже, никто, кроме самих зэков, не имеет о них ни малейшего представления. Даже следователи и адвокаты, люди, по роду службы постоянно посещающие тюрьмы и непосредственно беседующие с их обитателями. (Чего уж говорить тогда об остальных!)
К примеру, тот же следователь, расхваливая мне 4-й спец, говорил буквально следующее: " Контингент там другой. Люди в основном все обеспеченные. Всем передачи носят. Это здесь, кто посильней, может, скажем, у того, кто послабей, передачу отнять, а там такого нет. Там у всех у самих всего хватает".
