Южная трилогия - Опасные страсти

Нина кивнула, короткие черные волосы упали ей на лицо.

— Я полюблю Англию. Я слышала, это очень красивая страна. Но даже будь иначе, это не имеет значения, пока вы рядом.

Джеймисон рассмеялся; Нина впервые слышала из его уст такой беззаботный смех.

— Я не так богат, как полковник, но и не бедняк. У меня небольшое имение неподалеку от замка Уолвермонт — поместья, где живет Адриан, когда бывает дома, — и я надеюсь, детям там понравится. И вам тоже.

На глазах у Нины вновь выступили обжигающие слезы.

— Понравится, я знаю. Я сделаю все, чтобы вы могли мной гордиться. Я отращу волосы. — Она провела пальцами по коротко остриженным черным, как смоль, прядям. — Мне пришлось обрезать их перед тем, как отправиться в дорогу с армией.

— Вам не нужно ничего менять, — сказал Джеймисон. — Вы нравитесь мне такой, какая есть. Нина подняла лицо и улыбнулась.

— Вы подарили мне счастье, Джеймисон Сент-Джайлз. Обещаю сделать так, чтобы вы тоже были счастливы.

Джеими поцеловал ее и крепко прижал к себе. Впервые в жизни Нина узнала, что это такое — влюбиться.

Адриан стоял на гребне холма, с которого открывался вид на раскинувшийся внизу лагерь. Уже третий день подряд он приезжал сюда, всякий раз давая себе слово не возвращаться. И все же вопреки своей воле он вновь и вновь поднимался на вершину. Это была мучительная пытка, но он ничего не мог с собой поделать.

Перед ним было множество лошадей, шатров и пропыленных мундиров, среди которых, казалось, совершенно невозможно отыскать ее, но его глаза в мгновение ока выхватили из этого хаоса золотоволосую головку, блиставшую на красочном фоне, словно язычок яркого пламени.

Адриан по-прежнему находился в распоряжении генерала Кламмера и обитал вдали от британского полка, но Джейми все же нашел его и сообщил, что девушки приехали вместе с ним. Поначалу Адриан проклинал Элиссу за то, что она проявила глупое упрямство и не поехала в Баден, как ей было велено. Но потом ему пришло в голову, что больше он не вправе ничего от нее требовать. Он утратил это право в тот день, когда расстался с ней в Вене.

Он смотрел вниз, наблюдая за Элиссой, склонившейся над стиральной доской с кучей белья в руках. Адриана переполняла тревога, страх перед тем, что может случиться с ней, когда армия вступит в битву. Смотреть на Элиссу было истинным мучением, и все же он не мог заставить себя сдвинуться с места. Он хотел оказаться рядом с Элиссой, обнять ее, прикоснуться к ней, любить ее.

Гнев, который он испытал в момент разлуки, давно улегся. А может, никакого гнева и не было. Он решил бросить ее, и она сама дала ему повод. Но даже уезжая, он не мог забыть ее слез и горьких упреков.

Вы трус, полковник Кингсленд. Вам кажется, что вы попросту бросаете меня, но на самом деле вы убегаете.

Эти слова то и дело возникали в его мозгу, жаля сердце, пронизывая душу. Он и в самом деле оказался трусом. Он больше не мог обманывать себя. Он влюбился в Элиссу Таубер, и это пугало его больше, чем что-либо в жизни. Адриан знал, какую боль может принести любовь к другому человеку, и поэтому всю жизнь старательно оберегал себя от этого чувства. И вот он стоит на холме — снедаемый любовью глупец, жаждущий увидеть Элиссу хоть краешком глаза.

Шум за спиной оторвал Адриана от тягостных дум. Джейми перебросил длинную ногу через спину своего высокого черного жеребца и спешился.

— Вот ты где — а я повсюду тебя ищу. Мне сказали, что ты уехал в этом направлении. — Джейми торопливо подошел к Адриану с улыбкой на губах. Но стоило ему бросить взгляд на раскинувшийся внизу пейзаж и сообразить, зачем полковник взобрался на холм, его лицо тут же стало серьезным. Джейми покачал головой: — Господи, дружище, если эта женщина тебе так дорога, почему ты сидишь сложа руки?

Адриан нахмурился.

— Я просто держусь от нее подальше. Это единственное, что я могу сделать.

— Ничего подобного. Неужели ты не понимаешь? Ведь у тебя есть выбор. Ты мог бы уйти в отставку и жить для себя, завести дом, семью — то, о чем ты всегда мечтал.

— А теперь не хочу.

Джеймисон посмотрел вдаль, туда, где Элисса хлопотала над кучей белья.

— Знаешь, а ведь она влюблена в тебя. Ты сделал ей очень больно.

Адриан помрачнел.

— Она забудет меня и со временем найдет кого-нибудь другого.

— А ты, Эйс? Сколько времени потребуется тебе, чтобы забыть о ней?

Адриан фыркнул:

— Совсем немного. Как только подвернется случай, заведу другую женщину, заберусь ей между ляжек и очень скоро забуду о том, что Элисса Таубер вообще существует.

Джейми не ответил, лишь с плохо скрытой жалостью посмотрел в лицо друга.

— Кажется, ты что-то хотел мне сказать? — спросил Адриан.

Джейми приосанился.

— Я приехал сообщить, что женюсь.

— Женишься! — Слово упало между ними будто ствол срубленного дерева. — И на ком же, черт побери, ты решил жениться?

— На Нине Петрало. Я нужен ей и ее детям. И, откровенно говоря, она нужна мне.

Адриан не верил собственным ушам:

— Ты увольняешься из армии? Ты ведь хотел посвятить всю жизнь службе! Мне казалось, ты доволен своей судьбой.

— Когда-то был, но в последние годы начал чувствовать, что мне чего-то не хватает. Теперь я понимаю, чего именно.

Адриан не ответил. Слова Джеймисона били не в бровь, а в глаз.

— Мы оба получили возможность выбирать, — продолжал Джеймисон, не спуская с него глаз. — Я свой выбор сделал и чертовски рад. Я женюсь на Нине. Если, конечно, доживу до свадьбы.

Адриан понимал, что он имеет в виду. Полк Равенскрофта не получал официального приказа вступить в сражение. Британцам была отведена роль сил поддержки, но ни у кого из них не было ни малейших сомнений, что им непременно доведется принять участие в военных действиях. Война обещала быть долгой и беспощадной, и в ходе ее могло произойти все, что угодно.

— Нина — красивая девушка, — наконец сказал Адриан, хлопнув друга по плечу. — Поздравляю, дружище. Желаю вам обоим огромного счастья.

Джейми улыбнулся:

— Спасибо. Ну, а если за это время что-нибудь случится…

— Ничего не случится, — оборвал его Адриан, не желая слышать подобных слов. — Но если произойдет невероятное, я позабочусь о твоей подруге.

Джейми кивнул:

— А я — о твоей.

Больше говорить было не о чем, и мужчины умолкли.

— Как дела с Ястребом? — спросил наконец Джеймисон, меняя тему.

Адриан вздохнул:

— Такое чувство, что он залег на дно. Эрцгерцог взял пути сообщения под усиленное наблюдение. А может, шпиону просто нечего докладывать. Или же ему стало трудно поддерживать связь, находясь на марше.

— Ты выяснил, кто отдал приказ стрелять в вас тогда?

— Не имею ни малейшего понятия. Я бывал там и тут, задавал множество вопросов и уверен, что стреляли именно в меня. Но все же я рад, что Элисса едет с тобой. Так ей почти ничто не грозит.

Джеймисон посмотрел в сторону лагеря на столпотворение более чем сотни тысяч людей, их лошадей, фургоны и имущество.

— Думаешь, они попытаются повторить покушение?

Адриан проследил за его взглядом, словно надеясь увидеть в людском море человека, который едва не убил Элиссу. Перед его мысленным взором возникло бледное лицо девушки, неподвижно лежащей в траве, алая струйка, стекающая с ее виска, и Адриана охватила дрожь.

— Думаю, он не отважится — во всяком случае, до начала битвы. Тогда у него появится великолепная возможность. Вряд ли кто-нибудь обратит внимание на шальной выстрел, даже если сразят британского полковника.

— Армия готовится к бою. Хиллер уже здесь. Полагаю, ждать выступления осталось недолго.

— Да. Если Хиллер прибыл, то, значит, и Стейглер вместе с ним. Он может оказаться опасен для Элиссы. К счастью, их лагерь находится на отшибе. Скорее всего он будет слишком занят, чтобы думать о чем-нибудь кроме военных действий.

Джейми кивнул, окидывая взглядом холмистую равнину Марчфилд, простиравшуюся до Дуная.

— Не стоит ли перевезти женщин и детей в более спокойное место?

По лицу Адриана заходили желваки. Он тоже думал об этом.

— Беда в том, что мы не знаем наверняка, где сейчас спокойнее. Отправить их обратно в Вену невозможно. В Баден тоже нельзя, а в других местах за ними некому присматривать.

— Лучше всего будет вывезти их из лагеря, когда начнется сражение.

Адриан кивнул:

— Пожалуй, это единственное, что в наших силах.

Джеймисон хлопнул его по спине.

— Ну а пока о них буду заботиться я. Береги себя, Эйс.

Он двинулся к лагерю. Адриан смотрел вслед своему лучшему другу. Сначала Элисса, теперь Джейми. Даже в пансионе Адриану не было так одиноко.

Устроив на коленях маленькую конторку, принесенную Джейми, Элисса сочиняла письмо, которое собиралась послать в Англию. В Лондон должен был отправиться курьер, и Джейми попросил его захватить с собой письмо Элиссы к матери и послание, которое она сейчас писала герцогу Шеффилдскому.

Прежде чем решиться на это, Элисса долго и мучительно размышляла. Адриан доверил ей тайну, и ей не хотелось пренебрегать ответственностью, которую это на нее налагало. С другой стороны, она любила Адриана Кингсленда, какие бы чувства он ни питал в ответ. Элисса хотела подарить ему то, чего, как ей было прекрасно известно, Адриан жаждал более всего на свете — любовь семьи, которой он не ведал прежде. Элиссе казалось, она в силах это сделать.

Она посмотрела на слова, выведенные на листе бумаги:

Ваша светлость!

Прошло немало времени с тех пор, когда мы встречались в последний раз. Я обращаюсь к вам с посланием, полагаясь на ваши дружеские чувства к моему отцу и надеясь: вы прочтете эти строки с тем же настроением, которое я в них вкладывала, уповая на то, что мое письмо принесет добро обеим сторонам, которых оно касается.

Отдавая себе отчет в том, каким потрясением может оказаться мое сообщение, я тем не менее имею основания полагать, что у вас есть сын, о существовании которого вы до сих пор не знали. Надеюсь, вы вспомните о непродолжительной любовной связи, в которой состояли с Маделайн Кингсленд, чуть более тридцати лет назад. Результатом этого союза оказался сын — Адриан Кингсленд, нынешний барон Уолвермонт.

Ваш сын, полковник армии его величества, прославивший себя в сражениях, — один из самых достойных и отважных людей, которых я когда-либо знала. Если вы встречались с Адрианом, то могли уловить определенное сходство ваших черт. Природа наградила вашего сына такими же темными волосами и восхитительными зелеными глазами. Он несколько выше вас, но так же статен и широкоплеч.

Адриан не знает о моем письме, и если вы не пожелаете устанавливать отношения с ним, я умоляю вас не беспокоить его упоминанием об этом послании. Полковник уверен, что вы не захотите его знать. Мать Адриана и ее муж не уделяли ему должного внимания, и он не ждет от кровного отца каких-либо особых чувств.

Я посылаю вам это письмо, преисполненная надежд, что вы захотите познакомиться со своим сыном. Умоляю простить меня за вмешательство в столь личные дела и заверяю, вас, что если не получу ответа, этот вопрос никогда более не возникнет.

В заключение выражаю надежду, что это письмо застанет вас в добром здравии и подарит вам радость и счастье в полном согласии с моими намерениями.

Искренне ваша, леди Элисса Таубер.

Она перечитала письмо, посыпала его песком, свернула и запечатала несколькими каплями воска. Несколько минут спустя Джеймисон забрал его вместе с письмом для матери, и послания отправились в путь к берегам Англии.

Ей оставалось лишь молиться, что она поступила правильно. Элисса не могла знать этого наверняка, но будущее представлялось ей таким туманным, сама жизнь казалась такой изменчивой и непредсказуемой, что она не видела другого выхода.

Она вздохнула, чтобы успокоиться, сняла конторку с колен и поднялась на ноги. Как только Джеймисон вернется, он проводит ее к брату. В уголке ее сознания забрезжила тревога за судьбу Питера, Джеймисона и Адриана в грядущей битве. Элисса в последний раз подумала о Шеффилде, молясь, чтобы письмо дошло до адресата, и гадая, какое выражение появится на лице герцога, когда он его прочтет.

Глава 26

Сражение началось утром 20 мая. Армия Наполеона переправилась на остров Лобау в четырех милях к юго-востоку от города, навела понтонный мост, форсировала реку и развернулась веером по равнине Марчфилд, атаковав авангард сил эрцгерцога и захватив две маленькие деревушки Асперн и Эсслинг.

Джеймисон вывез Элиссу, Нину и малышей в тыл, но как только начали поступать сведения о тяжелых потерях, девушки оставили детей на попечение пожилой женщины и отправились в госпитальную палатку.

Вдали громыхала артиллерийская канонада. Устрашающими волнами накатывали и стихали звуки мушкетной пальбы. Ближе к полудню небо над полем сражения заволокла пелена черного дыма. Поднявшись на холм, возвышавшийся над поросшим травой полем, отведенным в стороне для размещения раненых, Элисса остановилась, не в силах разом постигнуть ужасающую картину, явившуюся ее взору. Насколько мог видеть глаз, поле покрывали тела пострадавших в бою; их некогда яркие разноцветные мундиры были пропитаны кровью. Стоны раненых смешивались с мучительными криками, доносившимися из палатки хирурга. Гора разложенных на холсте ампутированных конечностей почти достигла высоты подпорок шатра. Над ними уже роились мухи, и ветер разносил запах гниющей плоти.

— Ради всего святого… — При виде безбрежного моря искалеченных людей к горлу Элиссы подступила тошнота, а грудь сжалась так, что она едва могла дышать. Нина взяла ее за руку, и Элисса почувствовала, как дрожит подруга.

— Я надеялась, что мне больше не доведется видеть это ужасное зрелище. Не понимаю, зачем нужны войны.

— Должно быть, здесь сотни… тысячи раненых! Господи, все это напоминает мне картины ада.

— Для несчастных это и есть ад.

Чтобы успокоиться, Элисса вдохнула воздух и медленно выпустила его, отгоняя дурноту, борясь с головокружением, от которого едва не потеряла сознание.

— Мы должны помочь им, — сказала она, чувствуя, как в ее душе начинает подниматься страх. Что, если Адриан лежит где-нибудь среди искалеченных солдат? Что, если Питер и Джейми ранены и умирают?

Она начала спускаться по склону к рядам палаток, переставляя неверные ноги, не в силах избавиться от мысли о кровопролитном сражении и гадая, какая роль отведена в нем Ястребу. Уже несколько дней она старалась не думать о Беке-ре. Элиссе не удалось разоблачить изменника. Эта мысль не давала ей покоя, но она знала, что Адриан не отступится, и верила, что если кто-то и способен остановить Ястреба, то этим человеком мог оказаться ее полковник.

Проходя мимо раненых, Элисса разглядывала их, прислушивалась к жалобным стонам, чувствуя странную сухость во рту. Из палатки доносились голоса врачей. Элисса услышала скрежет пил, вонзавшихся в плоть и кости, услышала страшный пронзительный вопль, и ее вновь охватил приступ дурноты.

— Я… я не знаю, хватит ли мне сил.

Нина остановилась и повернулась. В слепящем солнечном свете ее смуглое лицо выглядело напряженным и мрачным. Мягко изогнутые губы сжались в тонкую жесткую линию.

— Мужчины должны сражаться. А мы должны помогать им. Иного выбора нет.

Элисса посмотрела на раненых, беспомощно лежавших в траве. Среди них были пожилые и совсем юные мужчины, загорелые и светлокожие. Все они страдали от мучительной боли и отчаянно нуждались в заботе. Элисса перевела дух и кивнула:

— Да, конечно. Ты права. Идем.

К счастью, им не позволили войти в палатку. У самого входа их остановил санитар, молодой человек с запавшими щеками и усталым лицом.

— Спасибо, что пришли, — сказал он. — Мы рады любой помощи, но будет лучше, если вы поработаете здесь. Вы умеете перевязывать раненых?

Элисса почувствовала облегчение. Она была готова трудиться где угодно, лишь бы не в операционной.

Санитар поручил девушкам промывать и перевязывать раны. Они носили воду и бинты, окуривали раненых ладаном, чтобы облегчить боль, смачивали водой их лбы, чтобы унять жар, и всеми силами старались ободрить измученных людей.

Это была изматывающая, бесконечная работа. К тому времени, когда на землю опустились сумерки, юбка Элиссы была покрыта пятнами крови, волосы и одежда промокли от пота, спина ныла. У нее так устали руки, что она едва могла их поднять, однако раненые продолжали прибывать.

Джеймисон появился незадолго до полуночи. Его алый мундир был порван и испачкан, эфес сабли потемнел от густой запекшейся крови.

Увидев майора, Нина повернулась и бросилась к нему. Он обнял ее и крепко прижал к себе. Нина с трудом сдерживала слезы. Весь день, как и Элисса, она скрывала беспокойство, но теперь тревога выплеснулась наружу слезами на ее щеках.

— Все хорошо, милая, — негромко сказал Джеймисон. — Я жив и здоров. Мне сказали, что вы находитесь здесь, и я приехал посмотреть, как вы управляетесь. — Посмотрев на Элиссу, он увидел в ее глазах усталость, которую та, как ни старалась, не могла скрыть. — Врачи говорят, вы пробыли здесь с самого утра. Вам нужно выспаться. Оставаясь на ногах, вы окончательно лишитесь сил. От этого никому не будет пользы. Я заберу вас и…

— Еще рано, — отозвалась Элисса, осматривая безбрежное людское море. — Нам еще рано уезжать.

— Мы должны остаться, — согласилась Нина. — Здесь так много раненых, и все они страдают. Мы поспим прямо здесь несколько часов.

Джеймисон увидел непреклонную решимость в их глазах, и на его измученном в бою лице появилось выражение смирения.

— Так и быть, — сказал он. — Только постарайтесь выкроить для сна хотя бы пару часов. — Наклонившись, майор коснулся поцелуем губ Нины. — Я горжусь вами. — Он улыбнулся Элиссе. — Вами обеими.

Элисса взяла его за руку.

— Что с Адрианом, майор? Мы слышали, британский полк тоже принял участие в сражении. Адриан жив?

— Сегодня после полудня мы вступили в бой с лихтенштейнской кавалерией, — ответил Джеймисон. — Сражение было тяжелым, но наши потери невелики. Адриан цел и невредим. Я видел его менее часа назад. — Глаза майора остановились на лице девушки. В них читались забота и сочувствие. — Адриан спрашивал о вас. Узнав, что вы работаете в госпитале, он встревожился. Его беспокоит, что вы оказались слишком близко к полю сражения. Случись что-нибудь непредвиденное…

— Он должен воевать. Мой долг — оказывать помощь.

Джеймисон несколько долгих мгновений вглядывался в ее лицо, потом кивнул:

— Я передам ему ваши слова. Надеюсь, Адриан поймет. — Он вновь повернулся к Нине, и Элисса оставила их вдвоем.

Ей хотелось, чтобы Адриан приехал, хотелось еще раз увидеть его, извиниться за жестокие слова, которые она бросила ему при расставании в Вене, сказать, что она надеется хотя бы остаться его другом, еще раз признаться, что любит его.

Но Адриан не появился, а Элиссу ждали раненые. Разминая ноющие плечи и шею, с трудом переставляя уставшие ноги, подгибавшиеся на каждом шагу, девушка вернулась к изматывающей работе, молясь, чтобы с любимым ничего не случилось.

Пушечное ядро просвистело над головой и врезалось в землю за спиной Адриана, подняв в воздух тучу пыли и забросав полковника осколками и острыми камешками. Глаза обжег едкий дым, но Адриан продолжал мчаться вперед. Его лицо было мрачным, плечи решительно приподняты. Рядом с Минотавром, взрывая копытами землю, скакал высокий черный жеребец Джеймисона. Британский полк влился в австрийскую армию двумя крупными подразделениями общей численностью четыре тысячи всадников.

Обнажив саблю, Адриан пригнулся к шее Минотавра, пришпорил жеребца и ворвался в шеренгу нападавшего противника. Раздался мушкетный выстрел, и пуля угодила в рукав его мундира, оставив маленькую круглую дырочку, но не задев мышцы и кость.

Адриан не обратил внимания на выстрел. Как всегда перед боем, полковник был спокоен. Он полностью сосредоточился на единственной цели — поразить врага и обратить его в бегство. Так бывало с ним не меньше сотни раз, но сегодня Адриан чувствовал себя иначе. Его спокойствие было чуть более отстраненным, чем обычно, и от этого в его сознании зашевелилась смутная тревога.

Стук копыт стал громче. Слева выскочил француз, и Адриан, взмахнув саблей, сверкающей дугой вонзил ее в грудь противника. Пистолет француза взлетел в воздух и упал в нескольких шагах, воткнувшись в землю, вспаханную взрывом пушечного ядра. Адриан следил за происходящим словно со стороны, наблюдая за собственными действиями, как будто не он сам был человеком в алом мундире с тяжелым клинком в руках, а кто-то другой.

Он знал, что такая отстраненность опасна. Утратив хотя бы на мгновение осторожность, позволив себе отвлечься, он рисковал жизнью.

— Сзади! — крикнул Джейми.

Адриан осадил коня, выхватил пистолет и выстрелил с той же Точностью, как и тысячи раз прежде. Француз упал под копыта набегавших лошадей, а Адриан продолжал мчаться в атаку, орудуя своей окровавленной саблей со смертоносным искусством.

Отчаянная кровавая схватка длилась два часа; солдаты с той и другой стороны падали, словно деревья, поваленные бурей. Потом наступил перелом. Французские шеренги дрогнули, и австрийцы мало-помалу начали овладевать положением.

Подразделение Адриана получило приказ перегруппироваться; он вывел своих людей из боя и осадил Минотавра на вершине невысокого пологого холма. Французы под командованием маршала Бессьера вступили в битву в семь утра, обрушившись на противника плотными колоннами. Австрийцы сражались, не жалея сил, и сейчас, обозревая поле брани, Адриан подумал, что они вполне могут взять верх.

Однако победа давалась нелегкой ценой. За последние два дня были убиты и ранены двадцать тысяч австрийских солдат; потери французов исчислялись примерно той же цифрой.

Разглядывая поле, усеянное окровавленными трупами, Адриан крепко стиснул зубы, чувствуя, как его охватывает усталость, которая не имела ни малейшего отношения к сражению. К тому времени, когда он покинул поле боя и поднялся на холм над госпитальной площадкой, он понял, что в его душе произошли перемены. Он устал от войны и битв, его угнетала смерть и кровь, ему была невыносима мысль об искалеченных и убитых.

Ему надоела суровая армейская жизнь, он устал от одиночества. Он долго служил своей стране верой и правдой и теперь хотел одного — вернуться домой.

Эта мысль явилась для Адриана настоящим откровением, хотя каким-то непостижимым образом в ней не было ничего неожиданного. Судя по всему, он уже давно лелеял ее в своем сердце. Должно быть, Элисса угадала в его глазах то, чего он сам не замечал.

Адриан подумал о ней, и его вновь пронзила боль. Он любил эту женщину, и теперь ему захотелось сказать ей об этом; ему уже давно следовало признаться в своих чувствах. Адриану хотелось забрать Элиссу в Уолвермонт, превратить замок в настоящий дом, которым тот, по сути, никогда не был. Ему хотелось, чтобы замок наполнился детьми, хотелось услышать, как они называют его отцом, хотелось разделить свою жизнь с той, которую, как ему казалось, он любил куда сильнее, чем она его.

С вершины холма он видел светловолосую голову своей любимой. Элисса склонялась над раненым солдатом, держа его за руку и успокаивая мягким голосом. Он увидел, как солнце освещает ее золотые волосы, как слабый ветерок колышет их, открывая щеку девушки, и грудь у него сжалась от тоски. Адриан подумал, что никогда не видел ничего более прекрасного, чем ее перепачканное, измазанное пороховой гарью лицо, усталая улыбка и измученные глаза с отяжелевшими веками.

Он долго смотрел на нее, пытаясь собраться с духом, думая о том, какую боль причинил ей. Он хотел сказать Элиссе, что она была права, что он оказался трусом, но теперь ничего не боится.

Теперь он не боялся любви. За два минувших дня он нашел в себе силы и отвагу сразиться с противником, куда более опасным, нежели враги, противостоявшие ему на полях военных битв. Адриан лишь боялся, что опоздал, что теперь не сумеет убедить Элиссу в своей искренности, что она не простит ему жестокой обиды.

Полковник пришпорил жеребца; даже во время схватки его сердце не билось так сильно. Что скажет ему Элисса? Что он скажет ей, какими словами загладит вину за те страдания, которые ей принес?

Из-за спины Адриана послышался голос, заставивший его рывком натянуть поводья.

— Полковник Кингсленд! — К Адриану мчался лейтенант Бисли, офицер его подразделения. — Прошу прощения, сэр. Генерал Равенскрофт послал меня передать вам приказ срочно явиться к нему.

Адриан с сожалением бросил через плечо взгляд на Элис-су, которая продолжала хлопотать над раненым. Он устало вздохнул, чувствуя горечь разочарования. Казалось, его и Элиссу всегда будут разделять непреодолимые препятствия.

— Хорошо, лейтенант. Показывайте дорогу.

Госпиталь облетели последние вести. В ходе тяжелых боев маленькие деревушки Асперн и Эсслинг добрый десяток раз переходили из рук в руки, однако к вечеру 22 мая стало ясно, что австрийцы победили. Все это время Элисса трудилась, не жалея себя, исполненная решимости сделать хотя бы то немногое, что было в ее силах.

Наложив компресс на лоб раненого, она откинула назад прядь взлохмаченных, мокрых от пота волос и утомленно перевела дух. Каждая косточка, каждый мускул и сустав ее тела мучительно ныли, но поток раненых не иссякал. Она опустила взгляд на солдата, за которым ухаживала. До сих пор тот бредил, но теперь его глаза открылись, и он внимательно рассматривал Элиссу, На лице раненого застыло смущенное выражение.

— Я… я уже умер?

Элисса озадаченно улыбнулась:

— Нет, вы живы.

— Значит, вы не ангел?

Уж это вряд ли, подумала Элисса и покачала головой:

— Я самая обыкновенная женщина, которая хочет вам помочь. Вас ранили в плечо, но пуля прошла навылет. У вас жар, но вы обязательно поправитесь.

На пересохших губах солдата появилась слабая признательная улыбка:

— Спасибо.

Элисса перевернула компресс и вновь наложила его на лоб раненого.

— А теперь отдохните. Чуть позже я вернусь вас проведать.

Солдат закрыл глаза и вновь впал в забытье. В нескольких шагах от Элиссы раздался стон, привлекая ее внимание к юноше, который только что прибыл с очередной партией раненых. Элисса увидела, как он протягивает ей дрожащую руку, моля о помощи.

Она с трудом поднялась и устало двинулась к нему. Приблизившись, она отметила, что солдат ранен в грудь и его мундир залит кровью. Она наклонилась, ловя его ищущие пальцы.

— Успокойтесь. Сейчас вам помогут. — Перед ней лежал юноша, белокожий и светловолосый, чем-то похожий на Питера. Элисса вознесла небесам короткую молитву, прося оберегать и защищать брата, и заставила себя улыбнуться: — Я знаю, вам больно. Я сейчас же пришлю к вам санитара. — Она повернулась, чтобы уйти, но солдат с неожиданной силой вцепился в ее руку.

— Нет… прошу вас… вы должны меня выслушать. Вы должны… помочь мне.

Элисса посмотрела на рану в его груди, увидела, что оттуда опять начинает сочиться кровь, и принялась расстегивать пуговицы мундира. Но солдат вновь остановил ее пальцы.

— Нет… времени, — прошептал он и закашлялся так, что лицо побелело. Наконец приступ улегся, и он сунул трясущуюся руку в карман мундира. — Возьмите… это письмо… и позаботьтесь, чтобы оно было доставлено… по назначению.

— Но я не… — Раненый сунул ей в руку окровавленную бумагу. Элисса заметила, что это запечатанный воском пакет и что печать сломана. Она развернула бумагу, пробежала написанное глазами, и похолодела: в нижнем правом углу документа виднелся голубой чернильный оттиск с изображением птицы. Эмблема Ястреба.

Солдат привлек Элиссу к себе:

— В амбаре… Эсслинга… меня ждет… человек. Мне приказано доставить ему это письмо.

Элиссу охватил гнев. Опять погубленные жизни. Опять предательство.

— Где вы его взяли? Кто приказал вам передать это послание?

Раненый с болезненным хрипом втянул в себя воздух:

— Майор… Бекер. Десятый кирасирский полк. Их лагерь… находится неподалеку отсюда. Майор сказал, что… это срочно.

Кровь быстрее побежала по жилам девушки. Срочно. Элисса в этом не сомневалась. Французы проигрывали битву, и Ястреб готов сделать все, что в его силах, лишь бы не допустить поражения. Она отвернулась от солдата и еще раз прочла письмо:

Оставайтесь на своих позициях, не отступайте. У Хиллера связаны руки. Он получил приказ не преследовать отходящие войска. Сейчас самое удобное время для наступления.

О Господи! Элисса плохо разбиралась в военном искусстве, но понимала, что эти сведения представляют огромную опасность. Если письмо попадет в руки противника, события вновь могут обратиться вспять.

— Вы знаете, что здесь написано? — спросила она.

Солдат покачал головой:

— Нет, но… должно быть, что-то очень важное.

Элисса откинула волосы со лба юноши.

— Я передам послание туда, где оно принесет наибольшую пользу, — пообещала она, решив, что молодого человека попросту обманули, как и всех прочих.

Он кивнул и разжал пальцы. Элисса взмахом руки подозвала санитара и велела сделать все, чтобы солдат остался в живых. Наконец-то в ее распоряжении появился свидетель. В совокупности с текстом письма его показания представляли собой те самые доказательства, которых так отчаянно не хватало.

Дыхание Элиссы участилось. Она обвела взглядом лагерь, выискивая кого-нибудь, кто мог бы ей помочь. Если бы Адриан был здесь! Но рассчитывать на это не приходилось. По словам Джеймисона, он возглавлял свой полк, а Элисса не имела ни малейшего понятия, где находятся британские драгуны. От санитаров и врачей мало толку. Уже спускались сумерки, застилая равнину серыми и темно-синими тенями. Сейчас была дорога каждая минута.

Элисса зашагала прочь, внезапно сообразив, как ей следует поступить. Непосредственным начальником Бекера был Клам-мер. Теперь, когда донесение оказалось у нее в руках, когда ее обвинения может подтвердить раненый, Элисса была уверена, что генерал выслушает ее. Тогда он сможет задержать Бекера либо отложить арест до тех пор, пока Элисса не свяжется с Адрианом, а то и с самим эрцгерцогом.