История ислама: Исламская цивилизация от рождения до наших дней

Тем не менее на практике философская традиция в целом продолжала вести единый диалог, в котором участвовали те, кто занимался ее несколькими отдельными дисциплинами, и который по-прежнему предполагал наличие более или менее общего мировоззрения, общих духовных взглядов и даже в огромной мере общей манеры объединения духовных взглядов философов и доминирующей в народе религии.

Приверженцы сократических философских традиций быстро создали собственный мир, отчужденный от всех обществ, к которым они принадлежали. К началу периода высокого халифата эта традиция на практике стала ассоциироваться с христианством, поскольку этой вере следовало большинство говоривших на сирийском языке. Само христианство ощутило сильное ее влияние: христианским мыслителям приходилось вступать в спор с эллинистическими взглядами на метафизику и логику, и это отразилось на формулировке проблем христианской теологии – проблем, касавшихся природы и силы Бога и свободы человека. В то же время эллинские интеллектуальные традиции сохранялись независимо от христианства, причем как христианами, так и представителями других религий. А в месопотамском городе Харране языческая община эллинистов по-прежнему культивировала греческую традицию как самодостаточное духовное и культурное целое.

Советская почтовая марка, посвященная 1200-летию со дня рождения аль-Хорезми

В то время как объективными исследованиями, подходящими для приверженцев шариата (которыми можно было заниматься относительно автономно от исламских духовных обязательств), были в основном исторические – от собирания хадисов до сложных сочинений ат-Табари, философская традиция наиболее объективно выражалась в исследованиях природы, особенно тех, что опирались на математику. Без высокой культуры в точных науках рационалистический философский подход к жизни мог быть столь же бесцельным, как был бы бессмысленным подход, который пытался бы опереться на пророческий дух без прочного исторического фундамента. Более того, такие точные науки могли быть весьма полезны. Когда изучение региональных рационалистических традиций переходило на арабский, естественно, чаще всего переводились первые методические труды по медицине и астрономии. Лишь много позже удалось перевести на арабский серьезную работу в области метафизики.

Начиная с правления аль-Мамуна, в течение IX и значительной части X века переводы старых текстов, прежде всего греческих или принадлежавших к греческой традиции (сирийских или пехлеви), а также санскритских, был важнейшим видом научной деятельности. Христианин Хунайн ибн Исхак основал школу переводчиков, которые сами обладали высоким уровнем научных знаний и могли серьезно улучшить более ранние переводы, а также расширить фонд переводной литературы. Они старались собрать как можно больше копий одной и той же книги и сравнивали тексты, чтобы получить точное представление об исходном тексте как основе перевода; это крупное достижение для тех дней, когда еще не существовало книгопечатания, которое помогало избегать ошибок незаинтересованных наемных переписчиков, и весьма существенное, если учесть, что эти тексты должны были служить толчком к дальнейшим научным исследованиям. Так постепенно все греческое философское и научное наследие стало широко доступно в точном арабском переводе, чего не скажешь о переводах на языки империи Сасанидов. Результаты проявились в постепенном обогащении арабских научных трудов старыми греческими материалами.

Пожалуй, почти столь же значительным достижением стала разработка терминологии и синтаксиса, которые позволяли без помех записывать научные исследования на арабском. Все человеческие языки потенциально способны адаптироваться к любой сфере лингвистического употребления, но пока на том или ином языке не начнут вести абстрактные рассуждения, он не будет приспособлен для подобного использования. Например, арабский не мог похвастаться большим количеством средств подчинения одной фразы другой, но переводчики выработали структуры, эффективно служившие всем целям. Их работа стала завершающим звеном в трудоемком процессе, начатом прозаиками (такими, как Ибн аль-Мукаффа), и арабский стал литературным языком, вполне способным передать весь спектр знаний в средневековой культуре[148].

В течение того же периода арабский использовался при важных научных открытиях, в основном в работах мусульман. Некоторые из самых выдающихся достижений имели место лишь в более поздние века, но в последние 150 лет высокого халифата было сделано больше открытий, чем за много веков до этого, как между Нилом и Амударьей, так и в Средиземноморье. Некоторые из них стали возможны в результате конфронтации греческой традиции с частью санскритской – этот процесс начался во времена Сасанидов после того, как расцвет индийской науки привлек внимание Сасанидов. Многих успехов удалось достичь в силу практической ориентации, которая была придана научным исследованиям. Как это часто случается, когда ими занялись люди, отошедшие от прежних контекстов исследований и, следовательно, от символических обертонов, которые их окружали; или те, кто никогда не был знаком с этим прежним контекстом.

Пожалуй, самой популярной из этих наук была астрономия, будучи первой из естественных наук, которые достигли высокой степени развития почти повсеместно. В ней огромные и удовлетворительные для творческих искателей плоды были получены в результате применения элементарных, но скрупулезных наблюдений. Греческая традиция испытывала великий соблазн найти в астрономии то совершенство, которого требовала ее концепция чистой логики, в форме всей вселенной.

Аристотель разработал систему, в которой кажущееся движение звезд и планет вокруг земли изображались в виде идеально кругового движения в концентрических сферах – движения, которое, более того, объяснялось физическими законами. Птолемей развил более точную с математической точки зрения астрономическую систему, детально объясняющую наблюдаемые положения планет. Он тоже использовал круговые траектории для изображения геометрии движения; такие круги не только соответствовали общепринятому предположению, что тела, не подверженные внешнему воздействию, должны естественным образом двигаться именно так, но, кроме того, с ними было легче управляться с точки зрения математической геометрии, согласно которой они должны были двигаться постоянно, если предстояло произвести какие-либо связанные с ними расчеты. Но его круги помещались внутри других кругов, образуя непостижимо сложный рисунок; и он отказывался от любых попыток показать, каким образом происходит это движение, сосредоточившись только на отслеживании траекторий планет, которые соответствовали бы реальным наблюдениям, с тем чтобы максимально точно предсказывать пересечение планетарных путей и так далее. Ко времени арабского завоевания менее удовлетворительную с точки зрения наблюдений систему Аристотеля по-прежнему предпочитали в некоторых кругах, поскольку она являлась частью другой системы – физики, которая, за исключением мелких деталей, все прекрасно объясняла.

Уже в период деятельности астронома Мухаммада ибн Муссы аль-Хорезми[149] (ум. в 844 г. или позже) – от латинизированной формы имени которого произошел математический термин алгоритм – именно аристотелевская система была переведена на арабский. Но при мусульманских правителях строились прекрасно оборудованные обсерватории, и наблюдения стали еще точнее, чем прежде. (Аль-Мамун лично следил за тем, чтобы ученые могли правильно определить градус земной широты.) К началу деятельности еврейского астронома Раббана ат-Табари практические преимущества системы Птолемея уже стали очевидны; с этого момента исламская астрономия строилась на Птолемее, как позже опиралась на него западная астрономическая система.

Математика, какой бы важной ни была она в других сферах, особенно активно применялась как служанка астрономии. Поэтому геометрия как одна из ее форм претендовала на повышенное внимание; писавшие на арабском математики начали активно развивать сферическую тригонометрию. Но на закате эллинистической и римской эпохи новые математические открытия принадлежали к области алгебры. Несмотря на то что мы мало знаем о происходившем тогда, кажется очевидным, что алгебраический подход дошел к нам от математиков из позднего клинописного периода, чья традиция вышла на передний план как более эффективная, чем строго геометрический подход. В любом случае при мусульманском правлении алгебра сделала огромный скачок вперед, параллельно с возрождением других полезных характерных черт клинописной традиции. Решение уравнений высших степеней было захватывающей головоломкой, которую разгадывали шаг за шагом.

Казахская банкнота с изображением аль-Фараби

Мухаммад аль-Хорезми свел воедино многое из эллинистической и санскритской традиций – то, что присутствовало в сасанидских школах, включая элементы клинописной традиции, которые не сохранились ни на греческом, ни на санскрите – в синтетической теории, подчеркнувшей важность этой сферы и определившей ее принципиальные первоначальные методы. От названия его главной книги, которая, однако, была в равной степени практическим руководством по счету и изложением теории, Запад образовал термин «алгебра». В математике одним из самых полезных приемов, которые он помог популяризовать, была позиционная система чисел с нулем (вместо обычных алфавитных систем – краткого обозначения названий чисел). Позиционная система чисел применялась еще в эпоху клинописи. Мусульманские ученые обнаружили систему с нулем в санскритской традиции и постепенно обобщили ее использование – иногда на шестидесятеричной основе (из 60) или десятичной (из 10) по древнему принципу клинописного периода

Кроме астрономии, математика играла важную роль и в физических исследованиях в таких сферах, как оптика и музыка, теория которой, частично уже разработанная на греческом, получила сильный толчок к развитию на арабском. К изучению музыкальных пропорций относились не только как к исследованию звука (которое можно облечь в математическую форму, определив отдельные музыкальные тона в октаве), но как к введению в пропорцию: в частности, как к осязаемой модели «музыки сфер», системы пропорций, преобладающей, по их представлениям, в движениях небесных тел. Музыка привлекала внимание самых известных ученых.

Что касается медицины, здесь мы переходим к другому кругу исследований природы – биологическому, где попытки применять математические методы предпринимались с гораздо меньшим успехом. В центре внимания здесь была анатомия человека и ее патологии. Опираясь на труды греков, исламские врачи блюли собственные высокие традиции (включая клятву Гиппократа) и, подобно поздним греческим и сирийским медикам, не отступали от классических книг. Однако многие из них являлись проницательными клиническими наблюдателями. Самый знаменитый врач времен высокого халифата, Ибн-Закарийя ар-Рази (ум. в 925 или 934 г.), делал акцент на разграничении кори и оспы, а также на лечении других, менее серьезных случаев. Халифатская администрация старалась поддерживать публичные больницы на высоком уровне и обеспечивала возможности для врачебных исследований, пытаясь бороться с шарлатанами при помощи мухтасибов, по крайней мере в столице[150]. Но медицина с ее чрезвычайной практической пользой была исключительным случаем; биологией в целом занимались не очень активно (как и везде). Практическое изучение разведения растений и животных и агрикультуры вообще (сфера, в которой мусульмане достигли больших успехов – например, в выведении гибридных цитрусовых деревьев, которые выращиваются по сей день и которым были посвящены многочисленные учебники) проводилось отдельно от общего круга естественных наук.

Однако в свете пользы потенциальных результатов для фармакопеи постоянно шел обмен информацией между медиками и химиками, которые в основном занимались органическими материалами. Ар-Рази, в частности, известен тем, что разработал на основе знаний химии того времени несколько эффективных медицинских препаратов. В то время как из всех старых наук астрономия может символизировать величие и мощь человеческого ума, способного понять то, что на первый взгляд кажется могущественными и загадочными силами, несоизмеримыми с человеческой жизнью (главной сферой ее применения была астрология, с помощью которой люди желали понять судьбу), химия лучше всего символизирует стремление человека контролировать эти силы и направить их на служение собственным нуждам – стремление, почти так же рано, хоть и не повсеместно (до недавнего времени) повлиявшее на формирование научной традиции. В основе химических исследований в греческую и мусульманскую эпохи лежало практическое применение, которое мы называем алхимией, поиском способов преобразования одного вещества в другое и, в частности, менее ценных металлов в серебро и золото.

Алхимическая традиция возникла еще в греческую эпоху, когда для создания специальных эффектов использовались рецепты, разработанные рядовыми ремесленниками. Ученым было известно о теории Аристотеля о двух качествах – жидкости и температуре, которые разграничивались как четыре элементарных состояния: влажный, сухой, горячий, холодный; эти состояния, в свою очередь, сводились к четырем элементарным веществам, из которых в той или иной пропорции состояли все сложные вещества: воздуху (горячий, влажный), огню (горячий, сухой), воде (холодная, влажная), земле (холодная, сухая). На этом основании все обычные вещества считались сложными, и их предположительно можно было разложить и заново соединить в других пропорциях. В сочетании с практическим опытом, приобщаемым посредством рецептов ремесленников, такая теория вела к представлению о металлах как о конденсированных парах, которые можно в этом парообразном состоянии перекомпоновывать и восстанавливать. При постоянно росшем ассортименте печей и дистилляторов химики занялись производством всевозможных новых комбинаций.

Примечания

1

Иногда говорят, что специалистам не нужна точная транслитерация, а неспециалисты все равно не смогут ее прочитать. Это не так. За рамками узкоспециализированной литературы, где исследователь имеет дело с первоисточниками, арабист или иранист сталкивается с вторичными материалами, которые созданы на западном языке. В результате у него возникает желание ознакомиться с оригиналом. Без диакритических знаков он не сможет отличить ‘Ali от ‘Ali, Hakim от Hakim, zahir от zahir, ‘Amir от ‘Amir. Предположение, что неспециалист не сможет воспользоваться точной транслитерацией, звучит предвзято. Под ним подразумевается, что читатель ознакомится только с одной книгой по данному предмету и у него не будет ни возможности, ни необходимости снова обратиться к транслитерированным именам и понятиям, с которыми он столкнулся.

2

Следует заметить, что нетехнические, «популярные» формы наиболее подвержены исчезновению, несмотря на определенный униформизм. Специалисты скорее будут использовать технические транслитерации, во-первых, в собственных монографиях, а во-вторых, по привычке и в общих работах. Так как большинство специалистов в общих работах используют техническую транслитерацию, то остальные также последуют этой тенденции. И уже через поколение неспециалисты будут оперировать специальной терминологией. Так, например, когда-то обычные читатели и авторы употребляли имя Пророка, как Mahomet (Магомет). Со временем это написание вытеснила техническая транслитерация, используемая специалистами, Mohammed (Мохаммед). Однако среди специалистов появилась еще более утонченная техническая транслитерация Muhammad (Мухаммад). И теперь эта форма (без диакритического знака) вытесняет более старое написание даже у неспециалистов.

Для тех, кто хотел бы максимизировать непрерывность развития английской литературной традиции, порой трудно понять, когда нужно влиться в поток. Так, термин Qur‘an, возможно, слишком поздно заменил в среде специалистов слово Koran. Обратившись в прошлое, можно заметить, что очень немногие термины из технических переходят в разряд универсальных. Наиболее наглядный пример представляет европейская история, когда технические формы претерпевали изменения не только в написании, но и в произношении (Ottoman вместо Osmanlf, Caltfh вместо Khalifah). С другой стороны, у существующих на данный момент географических терминов больше шансов сохранить обычную повседневную форму, например, Roma (Рим) или Napoli (Неаполь).

3

Со временем появляется все больше вариантов различных транслитераций. Например, Cowan, редактируя Hans Wehr s «Dictionary of Modern Written Arabic», в 1961 году предложил два новых символа. Вариативность нередко бывает неоправданной и только усиливает основную проблему. Так, во втором издании Encyclopaedia of Islam по определенным причинам были сохранены старые dj и к. Из-за этого данное издание лишилось возможности ввести последние разработки транслитерации с арабского.

4

В свое время была предпринята попытка транслитерировать все семитские алфавиты в соответствии с единой системой (Wellhausen); в дополнение к арабскому сюда были включены персидский, турецкий и др. Позже возникло предложение создать однородную транслитерацию для всех языков, использующих арабский алфавит. Более того, создание некоторого подобия транскрипции для исламских языков, таких как персидский, столкнулось с новыми трудностями. «Однородная транслитерация» провалилась на том факте, что урду (индийский) основывался на двух алфавитах (которые нужно было обрабатывать разными методами). В результате либо исламизированная письменность урду выглядела слишком неуклюже, либо арабский приходилось менять настолько, что он не поддавался сравнению с транслитерацией других семитских языков. Однако с возникновением системы алфавит-на-алфавит вместо язык-на-язык появились еще более серьезные трудности. Если расценивать турецкий или персидский язык как самостоятельную единицу, то «однородная транслитерация» может показаться неуместной и оскорбительной. Ведь, например, персидский отличается не только своим произношением, но и синтаксическими конструкциями, которые, по сути, представляют собой «исключения» из правил арабского языка. В целом в работе подобных недоразумений стоит избегать. Однородная транслитерация больше поднимает вопросы филологии, чем вносит ясность. Так, филолог с легкостью сможет обратить систему одного языка в систему другого, в то время как неспециалисту требуется дополнительная помощь для постановки правильного произношения.

5

«Английская» система близка к системе Encyclopaedia of Islam. Исключение составляет лишь упрощенное использование j вместо dj и q вместо к. Это экономичнее, и символ не путается с к, если под ним опускается точка. Система была бы более совершенна, если вместо точек использовать европейские диакритические знаки, которые доступны в любом печатном шрифте и на каждой учебной печатной машинке. Однако подобная замена вносит некоторые неточности. Например, в определенном контексте точки нередко заменяются седилями. Также систему можно улучшить, если вместо знака ‘ использовать другой символ. Несмотря ни на что, в этой работе мы следуем обычной практике и представляем новую систему, не рассчитывая на то, что она будет принята всецело. В гласных для обозначения долгого звука мы используем либо знак долготы, либо циркумфлекс. Циркумфлекс предпочтительнее, так как его проще найти в обычных шрифтах и на учебной печатной машинке. В наше время ученые с легкостью могут пересмотреть проблему диакритических знаков и их общедоступности. Ведь мы вступаем в тот период широкого распространения и экономичности работ. Многие из них уже сейчас представляют собой скопированный машинописный материал. (В итоге старомодное мировоззрение должно отступить перед машинописным текстом и широкими фонетическими горизонтами нашего времени; определенный диакритический знак не является единственной универсальной единицей, и использования знака долготы гласного или точек для велярных согласных можно уже избежать.) Чтобы не возникло путаницы при утрате диакритических знаков, долгие гласные лучше обозначать как аа, iy, uw. Так можно будет подчеркнуть долготу произнесения и в то же время в случаях iy и uw выявить коренные буквы. В арабском написании существует некоторый нюанс, различающий u и yw, но для транслитерации он незначителен. Мы же, в свою очередь, будем следовать общепринятой практике.

6

Некоторые филологи полагают, что диграф выглядит непедагогично. Они предпочитают добавлять новые диакритические знаки, невзирая на то что это неэкономично и усложняет узнаваемость в устной речи. Некоторые авторы, убежденные в необходимости использовать лишь диграфы, применяют соединение, чтобы искусственно сделать диграф целостной единицей. Однако печать соединения при переходе на курсив представляет определенные сложности. Более того, если буквы не образуют диграф, нужно использовать апостроф (например, s’h), чтобы предупредить читателя, что произношение отличается от норм английского языка.

7

В подобном случае некоторую ясность внес бы гласный, отмеченный диакритическим знаком, желательно гласный а. Но подобный символ не был принят. Использование – ah намного разумнее, чем просто – а, так как эту букву можно спутать с – а или – а при опущенных диакритических знаках (например, в словах H’tah и Нп%). Эта путаница возникает гораздо чаще, чем с – ah, когда h является обычной коренной буквой. Также это позволяет избежать разночтений в ситуации, когда – а является грамматическим окончанием и транслитерируется вся фраза, включая окончания. Использование – at является уступкой широко распространенной привычке произношения и перекрывается не больше, чем – ah.

8

«Ассимилирующиеся» буквы: d, d, dh, 1, n, r, s, s, sh, t, t, th, z, z.

9

Как в европейских языках одно имя может существовать в разных видах, например, Maria (Мария), Marie (Мари), Магу (Мэри), так и в арабском, персидском и турецком оно будет звучать по-разному, Husayn (Хусейн), Hoseyn (Хосейн), Huseyin (Хюсеин). В персидском и арабском установить эквиваленты несложно, если сравнить в транслитерации соответствующие буквы. Более глубокое рассмотрение, установление этимологии имени, обычно несущественно для читателя.

10

Эта система, принятая Библиотекой Конгресса, на данный момент считается самой авторитетной. Библиотека Конгресса утвердила использование черточки под z вместо z, как предлагали ранее эксперты (т. е. редакторы турецкой версии Энциклопедии ислама). Знак z нередко сложно найти в печатных шрифтах, более того, эту пометку можно принять за помарку или пропустить. Однако использование z тоже вызывает сомнения, особенно при использовании старой системы, или когда слово подчеркивается для выделения курсивом. Если печатающий находит неудобным использование точки над z, ее может заменить апостроф или диерезис. Аналогично знак долготы гласного можно заменить циркумфлексом и точкой под седилью. Все эти функции должны быть доступны на учебной печатной машинке.

11

Современные иранцы предпочитают использовать е и о. Следовательно, диакритический знак с i и u оказывается ненужным. Однако их стоит использовать в тех случаях, когда читатель неуверен в том, какое это слово: арабское или персидское. Фонетически и считается более уместным, чем о, а в некоторых случаях i предпочтительнее, чем е. Как i, так и и обычно используются в научных работах предсовременного периода, чаще всего они возникают в начале слов (а следовательно, определяют алфавитный порядок слова в указателе). Вполне закономерно будет предположить, что е (также еу) и о (также ow) могут заменить i и и только при исчезновении всех диакритических знаков. Если они печатаются раздельно, то в сочетаниях могут ввести неискушенного читателя в заблуждение. Более того, ценность их происхождения утрачивается во втором языке.

12

Использование дефиса в составных именах собственных обусловлено англосаксонской практикой отделять вторую часть составных имен как «фамилию». (Употребление дефиса позволит новичкам избежать наиболее распространенного заблуждения.) Подчиненные и неразделимые элементы имени включают в себя: Ибн– (Ibn-), Бинт– (Bint-), Умы– (Umm-), Абу– (.Abu-), Нур– (Nur-), Голам– (Gholam-), Мамлюк– (Mamluk-), Абд– (‘Abd-), Дху– (Dhu-), Сибт– (Sibt-); а также суффиксальные слова: – голи (-qoli), – банде (-bandeh), – бакш (bakhsh), – дад (– dad), – заде (-zadeh), – оглы (– oglu). В качестве имен также используется множество других составляющих. В некоторых случаях подчиненная часть имени может быть опущена или использоваться самостоятельно. Однако нельзя упускать один важный момент: если последняя часть имени не может использоваться самостоятельно, дефис обязателен. (В русском переводе буквы «айн» и «хамса» опускаются. – Прим. науч. ред.)

13

Возможно, кому-то более простой в обращении покажется следующая формула: Г= х —.031Г + 622.

14

Со временем «уроки» истории становятся предсказуемыми, следовательно, в исторической науке возрастает сила манипуляции. Хотя, конечно, это не является ее истинной целью. С другой стороны, предсказание как средство контроля нередко играет важную роль в исторических исследованиях. Естественно, подобным образом нельзя «предсказать будущее». Но наука и не преследует подобной цели. Однако можно предугадать последствия, смоделировать их в лабораторных или полевых условиях. В случае с историей можно рассчитывать на новые документальные находки.

15

Конечно, эти понятия не сводятся ни к эстетической критике, ни, тем более, к нравственному суждению. Разница между историком искусства и критиком-искусствоведом заключается в том, с какой стороны историк подходит к культуре и чем измеряет ее развитие. Аналогично выявляются различия и в других сообщающихся сферах, не только в искусстве. Однако такой подход нельзя применять, когда вопрос касается понятия величия. Он скорее оставляет эту проблему открытой.

16

Именно по этой причине любой вопрос «почему так?» подразумевает по крайней мере еще один вопрос: «почему бы не по-другому?», «а возможно и так?». Эти вопросы, явно или нет, являются основой изысканий любого историка, так как они вовлекают в работу других исследователей или ученых.

17

По самоопределению каждого нового поколения – в отличие от «слепой традиции» – устанавливается раздел детерминированности в традициях.

18

Об использовании термина «исламский» см. раздел об использовании терминов в исламских исследованиях.

19

Сайт журнала – http://cssh.lsa.umich.edu/. – Прим. ред.

20

Сайт журнала – http://brill.publisher.ingentaconnect.com/content/brill/sho.- Прим. ред.

21

Сайт издания – http://www.brill.nl/publications/index-islamicus-yearbooks – Прим. ред.

22

В отечественной литературе это ранее переводилось как «Средний Восток», соответственно, существовало понятие Ближний и Средний Восток, которое иногда используется и сегодня. – Прим. ред.

23

Как правило, Аллах переводится как «Бог», в том же контексте, что и (к примеру) греческий хо Теос. Фактически Аллах является эквивалентом хо Теоса не только для мусульман, но и для арабов-христиан так же, как «Господь» (God) – это английский эквивалент. Если мы употребляем имя Аллах и подразумеваем, что это объект поклонения мусульман (а не арабов-христиан), то мы признаем, что мусульмане и христиане (или иудеи) поклоняются разным силам. Принять эту позицию довольно сложно. См. заметку Аллах в разделе об использовании терминов в истории ислама во Введении.

24

Для уточнения произношения неизвестных терминов и имен см. Введение.

25

Уилфред Смит (Wilfred C. Smith, «The Meaning and End of Religion» (New English Library, 1966)) указал, что само понятие «религии» как целостной системы веры и практики считается либо истинным, либо ложным только в качестве аспекта жизни любого человека. Оно является истинным в той же мере, как человек может быть искренним или успешным. Даже в ирано-семитской среде, где религии раньше всего обрели четкие очертания в самостоятельных сообществах, понятие «религии» как системы развивалось очень медленно и стало доминирующем только в Новое время. Автор предполагает, что мы в основном имеем дело с кумулятивными традициями, через которые выражаются религиозные верования. Я крайне признателен ему, что он заострил мое внимание на данном аспекте.