Дом без номера

Глава 11

В Доме появляются всё более и более странные персонажи

Вас удивило упоминание мною в прошлой главе «существ», которые приходят в наш Дом? «Существа» – это гости, а потом и жильцы, которые просто чуть более странные, чем все остальные. Пора и о них рассказать.

Клик-клак, клик-клак.

Он двигался из последних сил. Клик-клак-клик… Казалось, что от арки до крыльца дома он шел целую вечность, хотя там всего одиннадцать шагов. Считать он умел очень хорошо – лучше, чем что-либо другое. Клик…клак… И только у самого входа в подъезд, когда оставалось всего лишь сделать один шаг и протянуть руку к двери, он понял, что не может поднять ногу, чтобы взойти по ступенькам. Уже совсем не было сил… клак…

Не было сил идти…

Не было сил звать на помощь…

Он так и стоял, протянув руку к двери, а ночью пошел сильный дождь.

Он просто закрыл глаза и ждал.

– Вот так вот вышла, а он уже стоит. Ни тебе здгасте, ни добгого утгечка! А только я до него дотгонулась – упал… Пгетставляете, как я пегепугалась?

Когда Софа волновалась, то ее говорок становился еще более заметным. Сейчас тетушка напоминала встревоженную наседку, бегая вокруг лежащего тела, которому она под голову подложила свою сумку.

Генрих и Мишка одновременно склонились над человеком. В его лице что-то казалось невероятно неправильным. Никто не мог выразить, что именно, но оно было, это факт.

– Надо занести его внутрь, – предложил Мишка.

Вместе с Генрихом друзья затащили странного посетителя в Дом, по пути решив отнести его на второй этаж: там пустовала однокомнатная квартира. Правильнее сказать, студия, а не квартира: одна комната без перегородок, обычно отделяющих кухню и коридор, только ванная с туалетом закрыты дверью, выкрашенной предыдущим жильцом в веселый синий цвет.

Кровать отсутствовала, но на полу лежал огромный, небывалых размеров матрас, куда и положили бесчувственное тело. Тихими, осторожными шажками сверху спустилась любопытная Мими, а лицо незнакомца уже обнюхивал Варцлав. Кот, как обычно, появился будто из воздуха.

Клик… Клак…

Незнакомец порывисто вздохнул.

– Опять без тапочек? – с нежной суровостью сказал Мишка, показывая на ноги Мими.

Та опустила глаза и смущенно кивнула. Ну, выскочила из квартиры в одних чулках – с кем не бывает?

Клик-клак.

Незнакомец открыл глаза и тут же устало закрыл. Оказалось, что «неправильность» его лица распространяется и на глаза. Радужка густого стального цвета, обычной черной точки-зрачка не было вообще, и это немного пугало, но и завораживало одновременно.

Незнакомец поежился и попытался встать, но Мишка и Мими одновременно положили руки ему на плечи, призывая лечь обратно.

– Он же весь мокрый! Насквозь! Вы что? – воскликнула Мими, когда ее пальцы коснулись одежды незнакомца.

Уже через пару минут Мими принесла из своей квартиры два пледа, Софа – старый свитер и шерстяные носки «с базага»; Генрих принес коньяк, вино, специи и сварил зелье, благо плита в студии имелась, а вместо стола он использовал широкий подоконник. Мишка осторожно снял пальто с незнакомца, который только дрожал крупной дрожью и тихо стонал, если его сильно встряхивали. Оказалось, что вся его одежда пропитана не только водой, но еще и какой-то маслянистой жидкостью.

Клик…

– Генрих, помоги мне! А вам, дамы, лучше выйти, – попросил Мишка.

– А что мы там не видели, молодой человек? – ехидно поинтересовалась Софа, но все-таки вышла и вывела за собой Мими.

– Вам помощь нужна? – через пару секунд у двери появился не отражающийся в зеркалах Джеффери.

Генрих вернулся к приготовлению своего зелья, а Джефф и Мишка быстро раздели незнакомца до белья и, растерев полотенцем, которое принес с собой Джеффери, переодели в чистую Мишкину футболку.

– Как ты думаешь, кто его так?

– Хотел бы я знать, и как его так, и что он такое вообще!

Действительно, разве это не удивительно, когда ты раздеваешь человека и обнаруживаешь, что его кожа удивительного золотистого оттенка местами как будто срезана чем-то острым, а вместо крови и сукровицы из ран сочится та самая прозрачная маслянистая жидкость, которой перепачкана вся одежда? Больше всего мужчин пугали даже не его раны и мерцающие там золотистые нити, а то, что он очень странно дышал – как будто каждый вдох давался ему с огромным трудом и болью – и при этом в груди что-то отчетливо скрежетало.

Клик-клак-клак…

Мишка приложил ухо к груди незнакомца.

– Вроде дышит… Эй! А вот теперь просыпайся! Хотя бы глаза снова открой и моргни! А то мы даже не знаем, чем тебя лечить. Вдруг на вашей планете Железяка не действует наша медицина?

Мишка легонько потряс парня за плечо. Тот приоткрыл глаза и осторожно улыбнулся. Еле-еле.

– Нет… планеты… Железяка… Я человек… – еле слышно прошептал он.

– Человек так человек. Это же хорошо! Сейчас лечиться будем, – жизнерадостный Генрих принес свой эликсир, который аппетитно булькал на плите, и при помощи Мишки и Джеффери влил его в незнакомца.

– Слушай, как он у тебя кружку-то не прожег? – спросил Мишка, понюхав остатки.

– Ну так она же железная!

Спасенный парень тем временем побледнел еще сильнее, широко открыл глаза и попытался вдохнуть воздуха открытым ртом, но вдруг его глаза закатились и он потерял сознание.

– Может, все-таки позвать врача? – с сомнением глядя на обмякшего пациента, высказался Джеффери.

– Или механика? – прислушиваясь, как клик-клакает сердце пришельца, съехидничал Мишка.

– Ах ты, стагый дугак! – раздалось от двери, и в комнате появилась тетушка Софа, которая несла две миски.

За ней торжественно шествовала Мими с двумя буханками хлеба и молоком. Последней вошла любопытная Хлоя с двумя чашками, тарелкой и столовыми приборами. Почему-то женская половина Дома без номера прихватила всего по два.

– Ты ему своего пойла на голодный желудок налил?

– Тебя как звать-то, Железяка? – спросил у приходящего в себя незнакомца полковник.

– Клик…

– Клак! – радостно дополнила Мими.

У плиты уже кипела бурная деятельность. Клик-Клак был накормлен и обогрет. Все уже поняли, что он будет жить в Доме. Клик-Клак оказался часовщиком, что оказалось очень кстати, потому что в Доме не работали ни одни часы. Вообще!

Джеффери с Хлоей даже ставили эксперименты – вносили в дом нормальные, работающие часы. Обычно они даже до квартиры не успевали дойти, как те останавливались. Может, теперь что-то изменится?

Клик-Клак смущенно улыбался, не разжимая губ. Его удивляло всё: забота, с которой его приняли в Доме; ржаво-рыжий Варцлав, который устроился у него на коленках и тарахтел, как трансформаторная будка (на самом деле одобрение Варцлава – это решающее слово в Доме); пойло Генриха (помесь глинтвейна, и грога, и еще чего-то непонятного, но сердце от него точно билось гораздо быстрее); нежная Мими, которая сняла с его рук обрезанные перчатки и с детской непосредственностью разглядывала полупрозрачную кожу на его ладонях и тонкие золотистые нити-проволоки вместо вен. Всё это было удивительно.

Близняшки, радостно хихикнув, прошептали ему, когда Мими куда-то выскочила:

– А у нее у самой перышки под перчатками!

Клик-Клак улыбнулся уголками губ и заговорщицки подмигнул, давая понять, что он не выдаст тайну Мими. Та, кстати, уже вернулась и смущенно протянула ему пару новых перчаток, у которых она обрезала пальцы – так же, как у его старых.

Клик-клак… Клик-клак…

Теперь всё будет по-другому.

Глава 12

Какой же Дом – и без привидений?

Как и во всяком уважающем себя доме, в Доме без номера есть свое привидение. Точнее, их два.

И эти двое могут по праву называться классическими представителями призрачного мира. Я зову их именно так, а не иначе. Про себя, конечно: ведь я же кот и вроде как не должен говорить. На людях, во всяком случае, стараюсь этого не делать. Разве что с Цилей парой слов иногда перекидываюсь, но она меня не выдает. Правда, мне кажется, Джеффери тоже что-то подозревает. Ну, пусть. Рано или поздно мне придется открыться хотя бы еще одному из них – тому, кто сможет заменить меня на посту Привратника…

Но сейчас-то я хотел рассказать вам о привидениях!

В Доме без номера живут Белая Дама и Черный Господин.

У них даже есть своя жилплощадь. Мансарда, конечно, – где же еще жить призракам?

Сначала они жили в обычной квартире Дома – напротив тетушки Софы. Но той вскоре надоело по утрам шлепать на площадке по морю слез, которое наплакала за ночь Белая Дама, и тетушка в ультимативной форме посоветовала призракам быстренько уматывать куда подальше от ее квартиры. И призраки ее послушались, что, в общем, совсем не странно. Мало кто может не слушаться тетушку Софу без ущерба для каких-либо частей тела, даже призрачных.

Обычно Белая Дама начинает плакать где-то с трех утра, и уже к семи по лестницам Дома, с восьмого и до первого этажа, бегут веселые пенные ручейки. Почему слезы Дамы пенятся, никто не знает.

Кое-кто, как всегда хором, предположил, что ее утопили в шампуне в квартире на восьмом этаже, но Хлоя и Джеффери быстро объяснили близняшкам, что издеваться нельзя, даже над призраками, и что Дама – привидение приличное и очень хорошо воспитанное, поэтому ее слезы смывают всю грязь с лестниц. Что, кстати, чистая – и немного пенная – правда.

После того как, вдоволь пошлепав по лужам (которые не исчезли даже с переселением призраков на чердак), тетушка Софа удаляется на «пгоменад», в двери Мими вежливо стучат. Она надевает на традиционные перчатки – резиновые, меняет изящные балетки на ярко-оранжевые сапоги и выходит из квартиры. У дверей ее ждет верный Мишка с тряпками, а позади него всегда застенчиво маячит призрак Черного Господина.

Клик-Клака предупреждают заранее, чтобы он не выходил из квартиры до обеда. Мало ли – вдруг он заржавеет, если наступит в лужу слез? От воды ему всегда становится плохо. Даже когда на улице идет дождь, несчастный лежит у себя в студии и дрожит крупной дрожью. Близняшки Алина, Карина или Марина прибегают к нему и, сидя на его кровати, рассказывают смешные истории. На три голоса.

Еще во время дождя к нему приходит Прядильщица. Она же Вышивальщица и Вязальщица. Настоящее имя этой девушки никто не знает, но зато точно известно, что, если нужно что-то вышить, зашить или связать, – милости просим к ней. Прядильщица варит Клик-Клаку горячий шоколад с ромом и молча протягивает ему горячую кружку, позволяя осторожно погладить ее пальцы, когда передает чашку из рук в руки, а потом садится на пол у окна, уткнувшись подбородком в колени. Она смотрит в окно и слушает сказки близняшек, а Клик-Клак смотрит на нее. И обожание, светящееся в его взгляде, можно собирать в банку и продавать вместо меда на рынке.

Но сейчас история не про них.

Как и всех обитателей, призраков в этом Доме очень любят. Белая Дама всегда предупреждает мам, если у них плачут дети или убегает молоко. А еще, если взять белую вещь, на которую вы случайно посадили пятно, вынести ее перед сном на лестницу, аккуратно повесить на перила и уйти, то утром вы найдете ее идеально чистой, возможно даже накрахмаленной.

С Черным Господином всё гораздо сложнее. Молодой человек с самого начала проявил свой тяжелый характер. Его убили где-то в соседнем районе. Дом притянул его, как притягивал другие чудеса, и первые дни юноша тихо и яростно сходил с ума. Оказывается, для призрака сумасшествие тоже возможно. Жильцы Дома время от времени вздрагивали, просыпаясь по утрам и видя Черного Господина сидящим у них на кровати и смотрящим на живых черными от ярости глазами. Он любил время от времени появляться за спиной человека и читать ему свои стихи, которые были так хороши, что разрывали сердце на мелкие кусочки.

Все думали, что он приживется у Мими. Чем-то неуловимым эти двое казались похожими друг на друга, точно брат с сестрой.

В один прекрасный день всё совпало: Мими кричала особенно громко, Мишка катался у нее по ковру во власти новых видений, исторгая из себя пророчества вместе с темной кровью, которая шла у него носом, а Черный Господин читал стихи страшным сиплым шепотом. Неожиданно в комнате стало тихо. Из стены величаво выплыла Белая Дама, погладила по волосам плачущего Мишку, поцеловала в лоб притихшую Мими и подошла к Черному Господину. Взяла его за руку и увела за собой. С тех пор они жили вместе.

Когда Дама плачет, Черный Господин сидит на ступеньках, а потом идет за Мими и просит ее о помощи. Когда Господин читает свои стихи, Белая Дама записывает их изморозью по всем зеркальным поверхностям в Доме. И если подышать на стекло, то можно даже прочитать несколько строчек.

– Наверное, они глубоко несчастны, – сказала как-то Мими на традиционном понедельничном суаре.

– Напротив, моя дорогая, мне кажется, что только теперь они по-настоящему счастливы! – жизнерадостно прогудел Генрих.

Наверное, Генрих прав. Иногда, раз в год, ночью в Доме играет чудесная музыка. Она соткана из дыхания ветра, перезвона хрустальных капель люстры, шелеста развевающихся юбок, чечетки каблуков по паркету, скрипа карандаша по бумаге, ласкового шепота и нежных прикосновений. Весь Дом замирает, и жильцы боятся лишний раз вздохнуть, пошевелиться, только бы не спугнуть это щемящее душу наваждение. Мелодия всегда разная, а музыка играет до утра, и эту ночь, как и все другие подобные, невозможно забыть.

Так Белая Дама и Черный Господин благодарят жильцов Дома без номера за понимание и любовь.

Так Дама и Господин празднуют годовщину их встречи.

Глава 13

О Безликом и Полине

Я уже говорил, что жильцы Дома без номера никогда не запирают дверей? А еще они часто ходят друг к другу в гости, устраивают суаре и чаепития и всегда знают, в какой квартире сегодня будет весело или хотя бы просто интересно.

Нового жильца сразу зовут к кому-нибудь в гости, где в теплой семейной атмосфере представляют другим жителям Дома. Дают возможность согреться, узнать что-нибудь интересное, и возможно, это «что-нибудь» – о самом новеньком.

Мими перевернула чашку с кофейной гущей и таинственно посмотрела на Цилю. Тетушка Софа демонстративно фыркнула, глядя на то, как зачарованно смотрит на чашку Полина, новая жиличка их Дома. Она пришла только вчера, и Циля сразу позвала ее в гости к Мими. С первых же слов стало понятно: Полина приживется в Доме. У нее ведь тоже есть своя странность – дорога, которой она сюда попала.

Мими всегда гадает не о будущем, а о прошлом. Вот и сейчас она перевернула чашку, закатила глаза и начала вещать. Софа внешне-то усмехнулась, но подвинулась поближе. Кто же не любит интересные истории? Тем более что в «гаданиях» Мими половина вымысел, а половина – правда. И попробуй угадать, где что.

А история получалась, и правда, интересная.

* * *

– Вон он! Смотри, смотри! Правда, он похож на большую старую ворону?

Полина обернулась. По бульвару медленно шел Черный Человек. Его все так звали: в любую погоду на нем было черное пальто, черные брюки и черная шляпа-котелок. На руках – черные перчатки. Балтийский ветер любил играть, развевая полы длинного пальто, и тогда Человек становился похож на нескладного старого ворона.

– Странный он, правда? – Мигеллито требовательно дернул девчушку за руку, привлекая внимание.

– Очень, – ответила она, а про себя подумала: «Интересно, что он напевает?»

Ветер дул в сторону детей и приносил обрывки странной мелодии и запах, такой знакомый…

– Подожди! – Полина упрямо мотнула головой и поспешила к Черному Человеку. – Простите… Простите, вам не жарко?

Черный Человек опустил голову, чтобы посмотреть на девочку, – он оказался очень высоким. И Полине пришлось привстать на цыпочки, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Нет.

Ветер задул еще сильнее, и Полина разглядела дорогу у незнакомца за спиной – совсем-совсем не тот бульвар, на котором они стояли. Незнакомец передвинулся вправо, и дорога переместилась туда же. Это была настоящая, хорошая, утоптанная дорога, выложенная по краям камнями. Как такое могло получиться, Полина не понимала, но решила спросить об этом у Черного Человека когда-нибудь потом.

– У вас очень теплое пальто, вам должно быть жарко.

– Без пальто она не узнает меня.

– Кто – она?

– Полина, – тихо ответил Черный человек и рассеяно погладил девочку по голове.

– Полина! Сколько тебя можно ждать? – закричал Мигеллито.

– Простите, мне пора!

– Да-да, – не отрывая глаз от морской глади, ответил Черный Человек и сделал шаг вправо, пропуская девочку. И она снова заметила, что дорога у него за спиной опять переместилась.

– До свидания.

– Мигеллито, а кто он? – страшным шепотом поинтересовалась Полина, когда они отбежали подальше.

– Никто не знает.

– Старый цирк. Тут был старый-старый цирк…

Нищенка сливалась со стеной, и дети ее не сразу заметили – только когда она заговорила невероятно красивым голосом. Он завораживал, гладил мягкой рукой, переливался разными цветами, как радуга, и казался вкуснее всех сладостей мира.

Полина и Мигеллито сели на землю и требовательно уставились на женщину.

– Расскажите!

– А есть у вас плата, достойная хорошей истории?

– Есть! – хором ответили дети, выворачивая карманы, полные самых настоящих сокровищ: пол-яблока, слива, две розовые ракушки и кусок янтаря.

– Достаточно, – кивнула нищенка и начала рассказ.

Она рассказала Полине и Мигеллито о цирке, который приехал в портовый город, о женщинах-сиренах с прекрасными голосами и змеиными телами, о силачах, что поднимали по пять человек на одной руке, о хозяине цирка и его жене Полине.

Хозяин был очень красивым, а жена у него – еще прекраснее. Их маленькая дочка – вся в родителей! – с детства росла настоящей артисткой. Она так потешно кувыркалась и ходила на руках, что публика аплодировала ей гораздо больше, чем клоунам, с которыми она выступала. Очень дружная семья, а у мужа с женой имелось даже свое тайное рукопожатие – надо три раза легонько сдавить ладонь.

Но однажды… Однажды хозяин цирка увлекся сиреной, и его жена, взяв дочку, села на корабль и уплыла. Говорят, что корабль так и не доплыл до другого берега, но обломков не нашли. Цирк уехал. А хозяин остался. С тех пор он каждый день ходит на берег моря и ждет, когда корабль вернется.

– А почему он в черном пальто?

– Полина смеялась, что по черному пальто она всегда узнает его издалека.

Нищенка вздохнула и замолчала.

– А что с той сиреной? – не отставал Мигеллито.

– Она вышла замуж за прекрасного и богатого принца и уехала! – быстро проговорила женщина и отвернулась к стене.

Дети встали и собрались уходить, когда Полина дернула Мигеллито за руку.

– Она врет про сирену! – шепнула она и показала глазами на лохмотья нищенки – из кучи тряпья торчал длинный змеиный хвост.

Дети что есть духу рванули домой.

* * *

Мими помолчала, переводя дух. Софа аж заерзала, заинтригованная неоконченной историей. Циля прокашлялась, поторапливая рассказчицу. И только сама Полина сидела замерев и уставившись в одну точку. Мими бросила на нее быстрый взгляд и продолжила.

* * *

Полина стояла в начале бульвара и смотрела вдаль, ища глазами Черного Человека. За много лет город так и не удосужился измениться, он оставался таким же, как и сто лет назад, пятьдесят, десять. Только Мишка-Мигеллито давно работал врачом в Москве, да и сама Полина приехала впервые за много лет.

«Где же ты?»

Она на секунду отвернулась, а когда посмотрела на бульвар, Человек уже стоял там.

«Я знала, что сработает!» – Полина обрадованно подбежала.

Сегодня он уже не казался таким высоким. Она встала перед ним, но Черный Человек по-прежнему смотрел вдаль. Дорога всё так же дрожала в мареве за его спиной.

– Привет!

– Привет.

– Ты не узнал меня? Это же я – Полина! Я вернулась! – Полина привстала на цыпочки и требовательно заглянула Черному Человеку в глаза.

Он медленно перевел на нее невероятно, немыслимо, невозможно усталый взгляд.

– Полина? – не веря, переспросил он.

– Конечно!

Полина взяла его за руку и три раза легонько сжала ладонь, с замиранием сердца ожидая отзыва. И вот она почувствовала, как ее ладонь сжали один раз, второй… третий.

– Ты простила меня, Полина? – тихим, как шелест листьев, голосом спросил Черный Человек.

– Да. Давно уже! Но не могла вернуться раньше. Прости меня и ты, мне просто надо было…

Договорить она не успела. Черный Человек посмотрел на нее, и девушка увидела, как в его тусклых серых глазах загораются веселые огоньки, как бледная кожа расцветает загаром, как прямые, торчащие из под котелка волосы завиваются тугими локонами. Он весело подмигнул ей… и вдруг стал рассыпаться. Еще один миг, еще один удар сердца – и сильный ветер закружил вокруг Полины хоровод листьев, песка и пепла, обрывки афиш, сдувшиеся шарики и попкорн – всё, что осталось от Черного Человека. Полина узнала и запах, и музыку – так звучит цирк.

– …подрасти, – Полина машинально докончила фразу и посмотрела вперед.

Та дорога, что раньше виднелась за спиной Черного Человека, лежала теперь у ее ног, и Полина сделала шаг.

* * *

– Я пойду к себе, можно? – тихо прошелестела Полина и встала.

Никто не стал возражать. Она еще придет, и еще не раз все соберутся за небольшим столом и вкусным чаем. Только разговоры будут уже совсем другими. И о ком-то другом.

А сейчас пусть идет: когда при других людях вытаскиваешь из дальних уголков души самое сокровенное, после такого надо немного посидеть в одиночестве, привыкнуть к тому, что твои воспоминания стали не только твоими. И история в устах кого-то другого звучит настолько настоящей, что к этому тоже нужно привыкнуть.

Пусть посидит одна. Немного.

Глава 14

У каждого должен быть свой дом

Раиса была, как сказала бы тетушка Софа, «стганной девочкой». Действительно странной, даже по меркам нашего Дома. Она пришла сюда три месяца назад, а теперь уходила.

Про всех, кто появляется в Доме, мы всегда говорим «пришел», а не «переехал». Пришел – и всё тут. Разве можно в наш Дом переехать?

Честно говоря, я не до конца понимаю, как они находят Дом без номера. У меня есть подозрение, что на самом деле Дом сам их отыскивает. Только не просите меня объяснить, что он для этого делает: даже если бы я знал, всё равно не стал бы говорить. Это его, Дома, личный секрет, понимаете?

Главное, что те, кому это надо, находят сюда дорогу, вселяются в свободные квартиры (а такие есть всегда, уж об этом мы с Домом позаботились!) и живут. Живут подолгу, многие даже всю жизнь.

Но иногда – очень редко – они уходят.

– Раиска, а куда ты? – Мими забралась с ногами в кресло.

Я вздохнула:

– Ты же знаешь, Мими, у каждого должен быть свой дом. Он может быть чьим-то еще, но человек должен с уверенностью про него сказать: «Это мой дом!» Так вот, я его нашла. Уже по-настоящему мой.

– Значит, все-таки уезжаешь? – вздохнула тетушка Софа.

– Простите. У вас тут хорошо. Даже слишком. Или по-другому хорошо. А мне нужно, чтобы по-моему хорошо было.

– Расскажи!

Я кивнула и села на диван.

* * *

Этот дом пугал меня с детства. Знаете, такие дома есть почти в каждом городе: мрачные, разрушающиеся, пустые и так далее.

Частенько около него можно увидеть одну и ту же картинку: стайка детей жмется у калитки и подначивает друг друга войти внутрь. И вот находится один, который проспорил кому-то что-то и теперь не может отказаться, показать свой страх – и должен пройти до конца. Испуганный донельзя ребенок медленно открывает калитку (само собой, она громко скрипит), делает несколько несмелых шагов по тропинке к дому и уже добирается до крыльца, когда обязательно – подчеркиваю: обязательно! – что-то его спугивает, и он бежит вместе с визжащими от страха и удовольствия друзьями.

Такой дом не любит гостей. Он терпит, пока дети толпятся у его калитки, наблюдает, как дрожащий от ужаса и собственной храбрости ребенок идет по тропинке, и в последний момент с грохотом распахивает дверь. Или опускает деревянную ставню. Можно, конечно, еще поскрипеть ступенями или спугнуть стаю ворон с крыши, но обычно хватает и двери, чтобы детская стайка с воплями сорвалась с места.

Так было и со мной. Я подошла к дому, поднялась на ступеньку, и та ответила мне довольно мелодичным скрипом. Прежде чем протянуть руку к поцарапанной ручке двери, я обернулась. Мои друзья спорили, войду я или нет. Они так увлеклись, что не заметили человека, стоявшего позади них. Я тогда смутно запомнила его – только взгляд карих глаз и легкая полуулыбка, которой он подбадривал меня, сохранились в памяти. В тот момент я отчетливо почувствовала запах сырой земли и поежилась: для меня он не самый приятный на свете. Моя тетя фанатично предана своему саду и часто заставляет меня рыхлить землю и выпалывать сорняки.

А всё, что произошло потом, я помню так отчетливо, словно оно случилось только что. Я поворачиваюсь к двери, касаюсь ручки, и внезапно все звуки пропадают. Я не слышу грохота проваливающегося подо мною крыльца, не чувствую боли оцарапанных коленей и рук. Я занята более важным делом – тону. Ледяная вода обжигает кожу. Очень хочется сделать вдох. Я не понимаю, что происходит, я ничего не вижу в этой темноте и все-таки делаю вдох, после чего вода, хлынув в легкие, обжигает их и я теряю сознание – скорее от страха, чем от боли.

Потом оказалось, что под высоким крыльцом старого дома откуда-то взялась яма с водой. Доски прогнили, и я провалилась. Яма неглубокая, но много ли надо ребенку, чтобы утонуть? Да еще и с такого перепугу?

Меня вытащили. Потом вокруг дома поставили забор; правда, для любопытной малышни он всё равно не помеха. Я вышла из больницы, и всё пошло своим чередом. И если вы думаете, что с тех пор я боюсь воды, старых домов, высоких молодых людей с карими глазами или не выношу запах сырой земли, то вы ошибаетесь. Дети быстро забывают страшные истории, которые приключились с ними на самом деле, а не в их воображении.

И вот недавно я поехала в тот самый город – проведать могилу тети.

– Тебя не было много лет, – раздался голос за моей спиной.

Обернувшись, я столкнулась взглядом со смутно знакомым человеком.

– Ты – Раиса. Из-за тебя тогда дом закрыли.

Вот так и сказал. Не «ты тогда чуть не погибла в старом доме» или «давно не виделись, как ты?», а вот так – просто и немного обвиняюще: «Из-за тебя тогда дом закрыли». Вежливость явно не его основная добродетель.

– Угу. Ну, здравствуй, голый барабанщик! Я тебя тоже помню – ты, кажется, стоял и наблюдал, как я чуть не погибла.

– А почему – голый барабанщик? – удивился человек из детства.

– Да так, просто дурацкая присказка.

Вся прелесть этой фразы – в ее недосказанности и непонятности окружающим. Это что-то вроде тайного приветствия у нас с моей лучшей подругой. «Ну, здравствуй, голый барабанщик!» – говорим мы всегда, когда встречаем нечто неожиданное. Как сейчас, например.

– Ты надолго в город, Раиса?

– На пару дней. Только на кладбище сходить да по окрестностям прогуляться.

– И купить дом.

Он не спрашивал – утверждал. Я из вредности попыталась спорить, но бесполезно: он не слышал.

– Тебе холодно? Тут неподалеку есть хорошее кафе. Я помогу тебе оформить покупку, это быстро. Нынешнему владельцу дом не нужен.

– А ты невежлив, – еще сопротивлялась я. – Ты знаешь мое имя, а я твое – нет!

Мой спутник предложил руку, я обреченно вздохнула, и мы пошли по направлению к кафе. Я вспомнила это заведение и даже вкус земляничного поп-корна, который там продавали. В этом городе ничего не меняется. Но это ненадолго. Кое-что я все-таки поменяю – когда куплю дом.

– Меня зовут Дин. Прости мою невежливость.

Мы добрались до кафе, где оказались единственными посетителями. Дин рассказал мне о том, как пытались ремонтировать дом и сколько раз его уже продавали – всякий раз дешевле.

Он говорил ровным, спокойным голосом, излагал факты, но по коже от его слов бегали мурашки. Уже тогда я почувствовала – это мое! Весь этот старый, заброшенный, никому не нужный дом со скрипящими дверями.

– Где ты остановилась?

Решив меня проводить, Дин галантно подал мне плащ и подхватил сумку, в которой у меня лежали некоторые необходимые мелочи.

– Нигде. Ты сказал, что дом ремонтировали… В него уже провели электричество?

– Да. Ты хочешь там переночевать сегодня?

– Конечно.

Мы в молчании дошли до калитки, и Дин протянул мне ключ. В его глазах плескалась странная тоска.

– Хочешь, пошли вместе? – предложила я.

– Нет. Ты ведь уже заметила, что я не постарел?

– Ага. Значит, ты не можешь туда войти?

Дин грустно кивнул, а я, погладив его по плечу, открыла калитку и пошла к дому. Моему дому.

Историю Дина я узнала потом. Он – первый владелец этого дома. Правильнее будет сказать – этой территории, потому что раньше здесь располагалось большое поместье с галереями, колоннадой, двумя флигелями и главным особняком. Нынешний дом – это перестроенный флигель для прислуги; всё остальное, к сожалению, не сохранилось. А Дин с тех пор оставался его добрым хранителем. Пусть он действительно не мог туда заходить, зато всегда был рядом. А иногда и оставлял какой-нибудь сувенир для смельчака, дошедшего до крыльца, – музыкальную шкатулку или старинную открытку.

Внутри дом оказался именно таким, как я его представляла: старым и бесконечно красивым. Пусть здесь когда-то жила прислуга, но явно с господским шиком. В гостиной я зажгла свечи, решив всё же не пользоваться электричеством, пока оно мне не нужно, и открыла окна. Поставила канделябр на старое пианино, посмотрела на дыру в полу (видимо, кому-то приглянулся наборный паркет), села в старое бордовое кресло – облако пыли окутало меня с головой.