Дом без номера

– Я малышка Ночь. Есть мама Ночь, а мы – ее дети. У меня нет имени, нам их не дают. А почему ты не видишь? А как тебя зовут? – вопросы посыпались из нее, как сокровища из перевернутого сундука.

Конечно, ее можно понять – ведь она впервые разговаривала с человеком.

Мальчик с удовольствием отвечал, а уловив, что она младше, Стэн (его звали именно так) постарался успокоить девочку. Скоро они уже весело болтали, прерываясь лишь когда заходила мама Стэна. Малышка рассказала о том, что ей удалось увидеть и услышать за эту ночь, и просто всё, что узнала об этом мире.

– Жаль, что я не могу увидеть всё то, о чем ты рассказываешь! – Стэн грустно вздохнул.

Тут малышка вспомнила, как она пролетала через души людей и видела их глазами, и вдруг ей пришла в голову мысль: а что если сделать наоборот? Тогда Стэн сможет увидеть мир с ее помощью! И малышка рассказала ему об этой идее.

– А ты сможешь? Нет, а ты правда сможешь? – Стэн в нетерпении подпрыгнул на кровати. – А если…

– Нет! Обязательно должно получиться!

Почему-то малышка была в этом абсолютно уверена.

– А что я должен сделать?..

Он не успел договорить, потому что вихрь впечатлений обрушился на него, закружив водоворотом, а потом куда-то пропало дыхание и…

Стэн очнулся на полу в комнате. И… и… он видел! Он действительно видел – комнату, руки, дверь. Немного причудливо, как будто в странных узорах, серебристой дымчатой паутине, – ведь Ночь видит немного не так, как видим мы. Сердце мальчика стучало с такой силой, что казалось, еще немного – и оно выпрыгнет из своей тесной маленькой клетушки.

– Малышка? Ты тут? – тихо спросил он.

– Тут, тут! – зазвучал веселый голос у него в голове. – Подойди к странной штуке, в которой вы обычно себя видите. Кажется, она должна висеть в ванной.

– Зеркало… Зеркало! – засмеялся Стэн и пошел. Впервые пошел, не держась за стены.

Там, в ванной… Там из зеркала на него смотрел растрепанный, бледный, худенький мальчуган со странным светом вокруг головы и серебристыми, но при этом бездонными глазами.

– Ну как видок? Нравится? – весело спросила малышка.

– А… м-м-м… Да! Только слова куда-то делись! – Стэн провел рукой по светлым – светлым! – волосам. А потом с удивлением посмотрел на свою руку. Просто потому что ему нравилось смотреть.

– А ты не против, если я теперь буду жить здесь и смотреть на мир твоими – или ты моими?.. а, какая уже разница! – глазами?

– И я всегда буду видеть?

Стэн запрыгал по комнате, кружась в диком танце, который знают и умеют танцевать только дети и редкие взрослые, получившие очень радостное известие.

Такой вот конец у этой истории: Малышка нашла новый, уютный и чудесный, дом, а Стэн теперь смотрел на мир изумительными серебряными глазами.

Мама Ночь узнала во взгляде мальчика тщетно разыскиваемую младшую дочь и одобрительно кивнула, радуясь, что с ней всё в порядке. А родители Стэна до сих пор не могут поверить в чудо, каждый раз с испугом и надеждой смотря в светящиеся глаза сына.

Глава 6

Теперь у Дома есть свой пророк

Подойдя к Дому, Йохан кивнул мне и присел рядом на теплые, согретые солнцем камни крыльца. Почему бы и не отдохнуть, не выкурить сигаретку-другую? Я-то, конечно, не курю, но людей понять могу. Бывают такие дни, после которых особенно хочется тишины. Только настоящая тишина живет внутри человека, а не снаружи. Я об этом уже знаю, а вот Йохан – еще нет.

Йохан задумался – похоже, вспомнил свой первый день здесь, когда, придя в себя, обнаружил, что стоит на Московском вокзале.

По одной из главных улиц города носился нищий, крича, вырывая у себя клочья волос и заламывая руки. Очень странной была на нем одежда. Если приглядеться внимательнее, то видно, что она добротно сшита, хорошо сидит, просто очень и очень грязная, как будто этот человек нашел самую большую лужу в городе и долго в ней валялся.

– Закрывайте двери, закрывайте окна, люди! Идет Большая охота! Придет Тот, у Кого множество лиц! От Него не уйти – Он бежит быстрее вас; не спрятаться – Его гончие найдут вас везде; от Него не спастись, умоляя о пощаде, – жалость давно осталась в прошлом. Бегите же! Бегите, глупые! Разве вы не слышите меня? Эй! Ну ты же! Стой! Нет, беги, дурак, спасай свою семью! Он – предвестник Рагнарёка!

Закаленные жизнью огромного города, являющего своим обитателям по двадцать, а то и больше чудес на дню, люди не обращали внимания на кричащего человека. Сказать по правде, никто и не вслушивался в слова. Мало ли что там вещает этот грязный сумасшедший!

Крики перешли в хрип: даже голос решил отказать странному человеку.

Нищий остановился, поняв, что никто его не услышит.

– Вы же погибнете! Он придет и приведет с собой всю свою стаю! – прохрипел он и начал надрывно кашлять.

В этом городе живут либо очень смелые, либо совершенно глупые люди. А скорее всего, он просто выбрал не очень удачное время – девять утра: люди торопятся на работу и им начхать с высоты собственного офиса на все дикие охоты вместе взятые.

Кто-то протянул нищему теплый картонный стаканчик. Он, не глядя, взял и с удовольствием глотнул горячий напиток.

– Вы слышали меня? Дикая охота приближается…

– Да-да, а от нее и до ларька-рагнарька недалеко! Кстати слово «Рагнарёк» не склоняется, – поморщился сердобольный незнакомец.

Нищий поднял глаза и посмотрел на человека, который стоял рядом. Высокий рост, длинное пальто и шляпа с широкими полями делали незнакомца похожим на великана из скандинавских сказок. Хотя вряд ли северные великаны ходили в таких шляпах и пальто. Но первая мысль, которая возникала при взгляде на этого человека – именно о скандинавских сказках. На его руках были надеты обрезанные перчатки, хотя на улице довольно тепло. Но, может быть, ему просто так больше нравится?

– Пойдем, Йохан! Здесь неподалеку есть отличное кафе. Посидим, послушаем музыку – там сегодня играет гениальный импровизатор.

Нищий что-то пискнул, но человек в пальто твердо сжал его плечо и повел вперед, легонько подталкивая другой рукой в спину.

Они зашли в неприметную дверь и оказались в уютном кафе.

– Два сегодняшних, Циля!

Девушка за стойкой кивнула и ушла на кухню. Странный человек снял пальто и шляпу, жестом велел Йохану сделать то же самое и, развернув стул спинкой к себе, сел и уставился на испуганного человечка черными, без белков, глазами.

– Циля потрясающе готовит. Тебе надо поесть, а то уже еле держишься на ногах. Здесь умеют создавать настоящие шедевры из мяса. Тебе понравится!

Но нищий, казалось, его не слышал. Он смотрел в черные глаза и пытался вытолкнуть из себя слово, застрявшее в ободранном криками горле:

– Т-т-тот?!

– Тор! – иронично глядя на него, подсказал незнакомец. – Да. Ну, я пришел, и что с того? Неужели ты думал, что я нагряну в этот город со своей свитой, натравлю на людей гончих и покрошу всё в кислую капусту? Кстати, ее здесь тоже прекрасно готовят. Заказать?

Нищий кивнул еще испуганнее и, кажется, сделал попытку то ли пасть на колени перед предводителем Дикой охоты, то ли упасть в обморок от ужаса встречи с ним же.

Тор перегнулся через стол и, взяв Йохана за шкирку, легко посадил на стул. Или плюхнул – тут будет уместнее объединить в одну картину стул, грязное пальто и мешок с картошкой.

– Вот ведь чудила! Кстати, Рагнарёк тоже уже в прошлом. Поздновато ты спохватился. Мы встретились с остальными, выпили по кружечке эля и набросали небольшой планчик, как жить дальше. Современная политика, знаешь ли, вещь довольно забавная. Думаю, не стоит говорить о том, что весь эль на вечеринке был отравлен? Как и еда. Мы, конечно, к ядам невосприимчивы, но ведь это дань политической традиции, сам понимаешь.

Тор задумчиво почесал небритый подбородок.

– Что же мне с тобой делать? Да не беги ты никуда, сейчас еду принесут! А я пока подумаю.

Нищий нашел в себе силы кивнуть и жалобно посмотрел на дверь. Тор тем временем продолжал размышлять вслух:

– Жаль тебя, чудака, – ты ведь один из последних пророков. Вот раньше – в какой город ни сунься, обязательно пророк попадается. И ведь уважаемые были люди: как такого сила накроет, так весь город на него молится, ждет сведений из божественной базы данных!

Пока он думал и говорил, принесли еду, и Йохан, одурев от потрясающих запахов, с жадностью набросился на мясо. Он не ел уже дня три, с тех пор как ему снизошло откровение. Или тут будет уместнее большая буква – Откровение?

– А ты раньше кем работал?

– Бфокефом, – просипел с набитым ртом Йохан.

– Брокером, говоришь? А знаешь что… В этом кафе есть тотализатор. Вот на нем ты мог бы неплохо заработать. А что ты еще умеешь? Полы мыть сможешь?

Йохан закивал так, что еще немного – и у него бы отвалилась голова.

Тор тяжело встал.

– Значит, решено. Удачи, Йохан! Смотри, следующий Рагнарёк не проспи. Заведешь мобильный телефон – свистни: может, извещу заранее. Мой номер есть у Цили.

Йохан вышел из бара и замер. Куда идти? Он понял, что даже не помнит, как оказался в этом городе. Ведь еще вчера он жил в родном Колле, в Финляндии, а теперь стоит в центре огромного Петербурга и не знает, что в данный момент ему делать дальше. Йохан поднял глаза на вывеску кафе, где они сидели и куда ему предстояло прийти завтра на работу. Кафе называлось «Москва-мин-герц». Главное, не забыть еще и имя хозяйки – Циля Зельбельдермайер.

Откуда-то из подворотни гордо вышел огромный рыжий кот, посмотрел на Йохана умными зелеными глазами, потерся о ноги и милостиво разрешил пойти за собой. Видимо, у него тоже имелись планы относительно дальнейшей жизни проспавшего Рагнарёк пророка.

Глава 7

Руфа и ее сны

Иногда Руфе снятся сны. На самом деле Руфу зовут Раисой, но после первого такого сна она решила сменить имя – и уже более двадцати семи лет зовет себя Руфой. И да, Руфа практически глухая – результат старой травмы головы.

Обычно по утрам Руфа встает, когда солнце заглядывает к ней в окно: окна в Доме без номера показывают для каждого жильца свое. И солнце всегда заглядывает к Руфе, поэтому она привыкла вставать только вместе с ним.

За завтраком Руфа старательно записывает свой сон простым карандашом в особую тетрадку и только после этого начинает свой обычный ритуал.

У Руфы есть кресло.

Это особенное кресло. Когда-то в молодости его подарил поклонник. Руфочка была известной певицей, она выступала по клубам и кабакам и пела еще никому тогда не известный джаз. Музыка новая, непривычная и неизведанная, да и названия такого люди еще не знали, но ритмы и мелодии оказались понятны каждому сердцу и Руфочку принимали на ура.

Кресло-качалка – это трон Руфы и ее наблюдательный пункт. Оно стоит в подъезде, и первый из мужчин Дома, кто выходит утром на улицу, заодно вытаскивает и кресло.

Руфа берёт свою тетрадь, коробку гаванских сигар (на день ей едва хватает трех), спички, термос с кофе и две чашки и спускается вниз. Когда-то давно врачи запретили Руфе курить, и тогда она перешла с сигарет на сигары, которые у нее почему-то никогда не кончаются.

Руфочка с удовольствием устраивается в кресле, укрывает ноги пледом и раскуривает сигару. Многочисленные кольца, украшающие пальцы Руфы, блестят на солнце, но ее глаза блестят еще ярче – в термосе больше ямайского рома, чем крепкого черного кофе. А сон ей сегодня приснился действительно интересный.

Сегодня Руфа была Анжеликой.

– Вот ведь наградила судьба именем – Анжелика! Ангел, лик… Ангелоликая!

Только вот лицом-то на ангела она совсем не тянула. Хотя кто знает, может быть, ангелы именно такие и бывают: не высокие и не низкие, с темными волосами и плотным телосложением, с серыми глазами, да еще и забияки?

Драться Анжелике приходилось с детства. Она воевала за любовь отца и матери, потому что те больше любили старших близнецов. Как же! Тройняшки, да еще такие похожие, – это такая редкость! А что Анжелика? Девочки часто рождаются.

Анжелика воевала за хорошие оценки, за место, где можно спокойно делать уроки, потому что все горизонтальные поверхности в доме оказывались всегда заняты. В университете она быстро вышла замуж и продолжала воевать уже по инерции, находясь в вечной конфронтации с окружающим миром.

Окружающий мир быстренько подписал капитуляцию, и очень скоро ангелоликая Анжелика осталась одна с сыном в крошечной квартирке в районе, даже название которого стыдно произнести, настолько далеко от центра он находился.

Но она не сдалась и продолжала воевать, выгрызая у судьбы свое непростое счастье. Она воевала утром в автобусе и в метро, продолжала воевать на работе – в университете. Она воевала со студентами и коллегами, с окнами и дверями, которые либо не открывались, либо, наоборот, не закрывались, или вообще были совсем даже не окнами и не дверями. А Анжелика без очков-то и не видела.

И когда она входила домой, заряженная энергией для очередной войны, ее встречал Ангел. Это Анжелика так сына звала дома, потому что по-другому пятилетнего Максима называть невозможно. Как же еще называть сына Ангелоликой, как не Ангелом?

Он открывал маме дверь, улыбался сначала только глазами – такими огромными, что в них отражалась вся наша Вселенная и парочка соседних; потом, заметив, что мама начинает отвечать на его улыбку, Максим улыбался ей губами. И смешно оттопыренными ушами. И даже каждой веснушкой на лице он тоже ей улыбался. И от этой улыбки весь боевой запал Анжелики проходил. А еще Максим делал ей смешных зверей из половинок лимона и вареных яиц. И очень любил слушать. Садился напротив мамы на кухне перед чашкой чая и, положив голову на руки, слушал обо всём, что хотела рассказать ему Анжелика.

Но вечерне-утреннее счастье быстро заканчивалось, и Анжелика снова выходила на ринг. А то как же! Мир-то уже заждался: вон в противоположном углу разминается, делает пробные замахи руками в синих боксерских перчатках. Первый удар гонга – будильник! Анжелика опять шла в бой.

Как-то раз одна из уцелевших подруг сказала Анжелике, что ей нужен мужчина. Чтобы «ого-го!» и «эге-гей!». И чтобы было кому картошку помочь до дома донести и машину отремонтировать. Правда, самой-то машины не имелось, но будет муж – будет и машина.

Анжелика подумала немного и согласилась. Тем более что вокруг твердили: сыну нужен отец и мужская рука в доме. Которая и гвоздь вобьет, и пиво правильно пить научит.

Ангелоликая подошла к делу обстоятельно: нанесла боевую раскраску на лицо, надела форму, расчертила план баталий. И очень скоро у них дома появился мужчина! И не просто мужчина, а настоящий «ого-го!», и «эге-гей!», и даже «ох…». Сосед. Очень обстоятельный мужчина. И гвозди бил, и пиво пил. И даже мешок картошки как-то раз притащил домой. Чужой. Украл у кого-то из гаража.

Анжелика даже расслабилась и подумала, что больше воевать ей ни с кем не придется. Только вот… Только вот перестал встречать ее Ангел у порога. Куда-то делась та самая лучистая Максимкина улыбка, попрятались вселенные в его глазах. Да и самой ей как-то улыбаться хотелось всё меньше. Анжелика подумала-подумала немного и решила, что лучше она еще повоюет, но сын ее пусть улыбается.

И снова они остались одни.

Пришла Анжелика как-то раз домой, улыбнулся ей сын, она уткнулась носом в его вкусно пахнущую макушку и поняла, что устала. Что не хочет она больше воевать.

– Знаешь, мама… А давай заведем собаку, а?

И в самом деле!

И появился в их доме настоящий «дворянин» – двортерьер с блестящей родословной нескольких «дворянских» семей. То есть во всех дворах района жили его братья и сестры.

Щенок Анжелике приглянулся родственной борцовской душой и смешной улыбкой. Так и прижился – с именем Боксер.

А очень скоро в доме появилась еще одна собака. И привела с собой своего хозяина, которого боевая Анжелика случайно уронила в сугроб, когда воевала с Боксером, поводком и скользкой дорогой. Посмотрел хозяин на дом Анжелики, улыбнулся Максиму – сам, первый. Да так, что в его голубых глазах отразились все те самые вселенные, которые до этого только у Ангела и отражались. Провел он пятерней по растрепанным седым волосам, да и перевез одним махом всё семейство в большой дом в Подмосковье.

И перестала Анжелика воевать. Стала она Ангелоликой, и Ангел всё чаще улыбался, потому что ему нравилось всё: и снег, и собаки, и елки.

А очень скоро в семье появился еще один боец. Девочка только открыла глазки, а все сразу поняли: в маму! Бойцом будет!

Только Максим посмотрел на сестру и тихо-тихо сказал ей на маленькое розовое ушко, чтобы мама не услышала и не расстроилась: «Девочки не должны воевать!»

Руфа улыбнулась и раскурила сигару. Да… Хороший сон!

Глава 8

Хлоя и Джеффери

Ох, люди, люди… Всё-то они суетятся, всё-то воюют! Словно без этого жизнь невозможна. Нет чтобы оглянуться по сторонам, посмотреть, как же это бывает – счастливая семья!

Наши жильцы о таком не задумываются. Они просто живут. И, как правило, именно счастливо. Как у них это получается? Я бы спросил у Дома, но, боюсь, он в ответ только удивленно пожмет… гм… Чем же могут пожимать дома? И не посыплются ли при этом в квартирах с полок разные предметы? Лучше не будем рисковать.

Насколько я знаю, Дом уверен, что счастливая семья – это естественно. А иначе зачем она вообще нужна?

И зачем тогда нужен Дом?

Они сидели на диване. Смешные оба: такие разные, а так похожи. Две пары черных глаз, две потрясающие улыбки. Вьющиеся волосы, смугловатая кожа. Можно сказать, что они брат и сестра. Но на самом деле – муж и жена.

Йохан сидел в кресле напротив и смущенно таращился по сторонам. Он еще ни разу не бывал в гостях у Хлои с Джеффери, хотя близняшки уже давно зазывали. Да и хозяйка каждый раз приветливо здоровалась и то и дело приглашала заглянуть на чашечку кофе с вафлями.

– А как вы познакомились?

Хлоя смущенно улыбнулась. Джеффери улыбнулся отражением.

– О, это настоящая мистическая история! – нарочито тихим и загадочным голосом начала рассказывать Хлоя.

Она выдержала театральную паузу, но Джеффери, рассмеявшись, прижал к себе любимую и поцеловал ее куда-то в макушку. А после этого ушел на кухню готовить кофе и вафли. Он вообще не очень разговорчивый.

Хлоя вздохнула, устроилась поудобнее и начала рассказывать.

– Это началось шесть лет назад. Я готовилась к выставке на ежегодном фестивале городских фотографий. И обратила внимание, что на нескольких снимках в отражениях – то в витринах, то в окнах – всё время один и тот же мужчина. Улыбается или просто задумчиво смотрит. Как будто преследует меня. Несколько фотографий даже пришлось убрать – он маячил у меня за спиной и во всем отражался.

Джеффери громко прокомментировал с кухни:

– Это еще кто кому и где отражался! Я как-то прихожу с одной вечеринки не очень трезвый, стою у себя в гостиной – и в стекле буфетной двери вижу, что у меня за спиной, в комнате, стоит девушка и разглядывает фотографии на каминной полке. Я чуть заикаться не начал. Оборачиваюсь – никого нет!

– У меня он появлялся только на снимках, в отражениях. Я одно время увлекалась фотографированием отражений в лужах и озерах. И вот что получалось, – Хлоя показала на фотографию, висящую на стене. – Эта – моя любимая.

На снимке в большой луже виднелись очень красивое, разноцветное закатное небо, солнце – и высокий лохматый мужчина, заглядывающий в лужу, как в окошко. Он упирался руками в колени и весело смеялся.

Джеффери не усидел на кухне и теперь стоял, опираясь о дверной косяк, – так ему было видно и кофейник, стоящий на плите, и всех, кто сидел в гостиной.

– Это как наваждение! Там, на антресолях, еще целая коробка таких же фотографий-отражений, – сказала Хлоя, оглядываясь на мужа.

– Меня это наваждение чуть с ума не свело, – Джеффери повернулся к Йохану. – Эта девушка проявлялась то тут, то там. Стоило пройти мимо любой отражающей поверхности, и вот она – пожалуйте! Еще и рожицы мне строила!

– И как же вы все-таки познакомились? – если в первый раз Йохан задал этот вопрос из вежливости, то сейчас он действительно заинтересовался.

– Да случайно, как всегда в таких историях! – пожала плечами Хлоя.

– Ага, случайно, держи карман шире! Всё было точно кем-то задумано. Я решил походить по выставкам – всегда любил фотографии. И вот, случайно забрел с сестрой в какую-то арт-галерею. Сестра мне все уши прожужжала, что я должен пойти с ней именно туда. Я пришел – а там мое отражение на снимках! Целый стенд фотографий: отражения в лужах, витринах, окнах… И везде я. Это очень необычное чувство, Йохан, – словно я вдруг стал не собой, а кем-то очень известным. Потом мы с Хлоей друг друга увидели, а сестра нас познакомила. Вот с тех пор и не расстаемся.

– Самое смешное не это. Смотри!

Хлоя медленно и, как и положено, немного неуклюже, подошла к буфету. Там в стеклянной створке вместо очаровательной, сильно беременной девушки отразился высокий плотный мужчина с вьющимися темными волосами и татуировками на обеих руках.

– И в зеркалах – то же. Поэтому, чтобы побриться или причесаться, нам приходится подходить к зеркалу вдвоем, – сказал Джеферри.

Хлоя обернулась и посмотрела на мужа, положив обе руки на живот. А он откровенно любовался ею, прижав пальцы к губам, как будто хотел послать ей воздушный поцелуй.

– Хлоя, а кто у вас будет – мальчик или девочка?

– Должен быть мальчик. Девочки у нас уже есть, близняшки. Алина и Карина или Марина. Невероятно похожи друг на друга, даже я их иногда путаю.

– А почему вы так говорите – «Алина, Карина или Марина»?

– У них на двоих три имени. Дети сами так решили, а мы согласились, – улыбнулась Хлоя.

Глава 9

Цилино кафе – это тоже часть Дома

Йохан только кажется тихим и скромным. Проспавший пророк чем-то походит на кота. Сначала он принюхивается, прислушивается, а потом устраивается поудобнее – и кажется, что он живет здесь с незапамятных времен.

Он уже давно отошел от шока, когда вдруг попал из Финляндии в Питер, заговорил по-русски и встретился с предводителем Дикой охоты. И возможно, теперь при встрече Йохан угостил бы того кофе. Когда еще выдастся шанс снова пообщаться с Тором?

Йохан освоился в Цилином кафе, и не только в качестве букмекера. То полы помогает мыть, то заболевшую официантку подменит, а то и зазывалой себя назначит. Циля не против, да и посетителям нравится: непривычные они к тому, что естественно для жителей Дома. И всегда уносят из кафе частичку чего-то чудесно-восхитительного.

– Заходите, заходите! Куда же вы пошли мимо? Может, хотя бы после работы зайдете? Наше кафе – самое новое в городе!

– Так и самое новое?

– Только вчера открыли.

– И точно, вас же вчера тут не было! Хорошо, уговорили – зайду. Правда, я могу на работу опоздать…

– Что вы, прекрасная сеньорита! В нашем кафе время течет медленнее. Вы ведь сеньорита, да? Конечно, я угадал – у меня глаз и нюх, как у…

– Орла?

– Как пожелаете, моя красавица! Вы ведь моя первая посетительница.

– А где ваше меню?

– У меня нет меню, чаровница моя. Распустите волосы, пожалуйста, прошу вас!

– С чего бы?

– Ну прошу вас, уважьте старого человека. О небо, вы же настоящая испанка! Гордая, прекрасная, неприступная. Признайтесь, вы танцуете фламенко? Ваша жизнь похожа на пряный огонь?

– Да что вы! Я просто клерк на фирме. И жизнь у меня пресная, как… как растворимый кофе. С заменителем сахара и порошковыми сливками.

– О! Тогда я знаю, что вам подать. Горькую, крепкую новую жизнь. С острым пряным вкусом и жарким ароматом!

– Разве можно подать новую жизнь на подносе?

– Подать можно всё! Другой вопрос – сможете ли вы найти в себе смелость и попробовать её?

– Кофе – это «он».

– А разве это так важно, сеньорита? Вы чувствуете запах пряностей? Ощущаете жаркий ветер на вашей коже? Это готовится ваша новая жизнь. Вам самую большую чашку?

Глава 10

Пара слов о Мишке (пора уже и его представить)

Я всё время говорю о Доме и о жильцах. А вам, наверное, хочется знать, чем я-то тут занимаюсь? Так вот, я – Привратник.

Увы, кроме меня, в Доме без номера Привратников больше нет. Поэтому я никогда не оставляю его обитателей без присмотра надолго – Дом все-таки может далеко не всё. Пусть они живут не закрывая дверей, пусть помогают друг другу кто чем может.

Вон как Мишка. Он напоминает Циле, что лед уже давно сковывает по утрам лужи и пора переобуваться в зимнюю обувь, вырезает для Мими новые контурные картинки (и где только он достает эту черную бархатную бумагу?), слушает рассказы бравого вояки Генриха, присматривает за близняшками Алиной и Кариной или Мариной, таскает сумки с базара для тетушки Софы…

Я даже подумывал, не передать ли ему свою роль Привратника. Но Привратник Дома – это всё же несколько большее. Пока никто из пришедших к нам людей и прочих существ на эту роль не годится, так что я привязан к Дому накрепко.

Иногда я вижу сны, что я и есть Дом, и временами верю в это. Хорошо, что Дом пока не верит в то, что он – кот!

Лишь изредка мне удается ускользнуть и послушать флейту на старом кладбище… И тогда…

Но об этом я расскажу вам позже.

А пока – о Мишке.

Мишке было шестнадцать, когда погибли его родители. Сразу оба. С четырнадцати лет он подрабатывал в автомастерской на Фонтанке и очень быстро прижился там. Ездил на ночные нелегальные гонки, чинил машины, помогал друзьям, если нужно сделать что-то быстро и не всегда законно. Бывают домовые, а Мишка стал «автомастерским».

Когда родители Мишки погибли, то опеку над ним взяли его кузина и главный заводила в компании гонщиков, коренной обитатель автомастерской – Стас.

Мастерская находилась в собственности отца Мишки, и чтобы ее не отобрали в пользу государства, а от парня поскорее отстали разного рода чиновники и прочие «желающие ребенку добра», Стас и Алёна выложили почти все свои наличные деньги.

Им удалось провернуть это дело невероятно быстро, и очень скоро Мишку оставили в покое. Алёна и Стас стали его патронажной семьей и переехали в Дом без номера.

Там они и жили счастливо и спокойно четыре года, пока всё та же тетушка Софа не высказала вслух очевидную уже для всех жильцов вещь. Мишка не рос, ему всё так же было шестнадцать. И он оставался всё тем же высоким нескладным подростком с огромными серыми глазами и длинными светлыми волосами.

Алёна и Стас пожимали плечами: они любили и будут любить Мишку таким, какой он есть, поэтому, если «ребенок» пока не хочет расти, то пусть не растет. Придет время – вырастет. Это его дело и его желание.

Точно так же решили Циля и Дядюшка Солнце, и неожиданно к ним присоединилась Мими.

И в самом деле, где написано, что люди должны расти тогда, когда нужно?

Так Мишка остался шестнадцатилетним.

Он работает в мастерской, помогает по дому и играет с детворой.

Но у Мишки есть еще одна тайна – иногда на него что-то накатывает. Какая-то страшная сила бросает парня на пол, заставляет говорить странные вещи. Мишка – современный пророк. Еще один пророк Дома. Примерно раз в месяц он выдает пророчества, а педантичный Генрих всё записывает в ярко-синий блокнот.

А Мими по утрам перекладывает их на стихи. Ей так больше нравится. Она забирается на табуретку с ногами, и пока Полина варит кофе, Мими нараспев читает, что у нее получилось. Как будто пробует Мишкины пророчества на вкус. Иногда даже причмокивает губами и мечтательно закатывает глаза. Видимо, у сегодняшнего пророчества вкус ее любимого малинового десерта.

– Ты – мой Нострадамус! – говорит Мими и гладит Мишку по густым светлым волосам.

– Хорошо, если хочешь, сегодня я буду твоим Нострадамусом, – спокойно соглашается Мишка.

Конечно, дар предсказывать будущее (тем более вот так – с криками и кровавой пеной от прокушенных губ, катанием по полу и головными болями) больше подошел бы Мими, сделав ее фигуру еще более роковой. Но как сложилось, так сложилось. Может быть, спокойный, надежный Мишка – лучший носитель для дара.

Однажды Хлоя и Джеффери вынуждены были уехать на несколько дней к бабушке Джеффери и оставили детей на Мишку. И вся компания собралась у Мими. Алина и Карина играли с Варцлавом на полу – благодаря толстому пушистому ковру они не мерзли. Мишка чистил камин, а Мими сидела на подоконнике, прижавшись носом к стеклу, и смотрела на дождь. В кресле-качалке дремала Циля с вязанием – она давно хотела научиться вязать, но пока только успешно путала нитки.

Сегодня Мими надела фиолетовое платье, такую же фиолетовую шапочку и неизменные перчатки по локоть. Алина как-то раз шутки ради рассказала Катьке и Каринке, что Мими – заколдованный ангел: под перчатками у нее не кожа рук, а тонкие перышки, которые покрывают все руки и тыльную сторону ладоней, и вместо ногтей у Мими маленькие коготки. Вспоминая эту историю, Алина толкнула локтем сестру, показывая глазами на серое перышко, лежащее на ковре.

– Мишка, а Мишка! Почему ты не предскажешь Мими мужа? – снова завели свою шарманку близняшки.

У барышень наступил период первой влюбленности, и они везде и всем искали пару.

Мими легко, по-кошачьи, спрыгнула с подоконника, подскочила к Мишке, сосредоточенно выскребавшему уголь из камина и, прихватив уголек, одним движением нарисовала себе роскошные гусарские усы.

– О да, Миша, предскажи мне мужа – бравого полковника! С во-о-от такими усами! – засмеялась Мими, и вместе с Мишкой они пустились в пляс, кружась по гостиной.

Через пару секунд к ним присоединились сестры, которые не умели танцевать, но зато умели прыгать и крутиться на одном месте, а согласитесь, что это, может, даже веселее. От смеха проснулась Циля и, подхватив Варцлава, тоже пустилась в пляс.

И кого могло волновать, что музыка играла только внутри танцоров? В нашем Доме – никого.