Иллюзион

Коринн искоса посмотрела на Странника.

— Для чего мы тогда пришли в этот мир? Чтобы просто стоять в стороне и смотреть, как множество людей тратят свою жизнь ни на что? Или отправиться куда-нибудь еще, с видом скучающего туриста перелистывать страницы каталога, на каждой из которых — боль и несправедливость? Мы — Странники, мы призваны менять то, что мы видим.

— Ой ли? — усомнился Странник. — Знаешь, когда я начал свои странствия, я тоже думал, что в этом есть какое-то высшее предначертание, что я кем-то избран. Но постепенно я пришел к выводу, что все происходящее — лишь игра случая и не несет никакого вселенского замысла. А значит, мое стремление что-то изменить — всего лишь мое личное стремление, и если оно противоречит желаниям других людей... Я не знаю, как быть в таких случаях. Может, лучше оставить все как есть.

— Послушай, — нетерпеливо сказала девушка. — Я не спрашиваю, что ты думаешь. Я лишь прошу мне помочь. Ты сделаешь это?

— Хорошо, — скрепя сердце согласился Странник.

День подходил к вечеру, и длинные тени поползли от находившейся неподалеку опушки леса. Солнце опустилось за верхушку черной пирамиды, сверкнув напоследок ослепительной короной. Сразу потемнело, небо утратило прозрачность и подернулось синевой. Со стороны леса приближалась, неторопливо шагая и опираясь на посох, высокая фигура в плаще с капюшоном.

Коринн всмотрелась в идущего, а потом медленно опустилась на колено и взяла на изготовку автомат. Очередь выстрелов рванула слух, как рыбацкий крючок подсекает плотвичку; Странник инстинктивно присел, зачарованно глядя на то, как рассыпается горстями пыли человеческая фигура. Оружие Коринн испепелило незнакомца... но ведь оно стреляло пулями!

— Фантом! — воскликнул Странник.

Со стороны леса шли еще три фигуры. Автомат в руках Коринн трижды коротко всхрапнул, сметая с равнины новые столбики пыли, а навстречу пулям поднялись уже десяток фигур в плащах. Девушка сжала зубы, ее губы растянулись в отчаянной упрямой гримасе, а глаза сузились, как кошачьи зрачки на солнце. Автомат верещал без умолку, пока щелчок опустевшей обоймы не оборвал его назойливую трель. Эхо выстрелов прокатилось по равнине, отразившись от стены неподвижных деревьев, и рассеялось среди железных коробок старых машин. Коринн возилась в поисках запасной обоймы, когда под ноги ей легла длинная тень.

— Мастер Зверей, — тихо сказал Странник, глядя на подошедшего мужчину с глазами ночного хищника.

Коринн справилась с обоймой и замерла, направив автомат на мага. Ее губы были плотно сжаты, а палец дрожал на спусковом крючке, но она почему-то не стреляла, хотя в поединке с магом у нее было мало шансов — одним взмахом руки тот мог превратить ее автомат в железную стружку.

— Опусти оружие, — тихо сказал лесной маг.

Автомат опустился. Коринн выронила оружие и отступила назад, закусив губу. На глаза воительницы навернулись крупные, как виноград, девичьи слезы.

— Так ты и есть Мастер Разума? — ошеломленно спросил Странник.

— А много ли разницы между искусством управлять животными и умением подчинять людей? — спросил Мастер. — Я бы даже сказал, что первое сложнее.

— Ты... ты во всем виноват! — воскликнула Коринн. — Ты не имеешь права превращать людей в свои игрушки!

— О чем ты говоришь, девочка? — нахмурился Мастер. — Ты врываешься в этот мир со своими дурацкими идеями и начинаешь ломать то, что построено до тебя. Знаешь ли ты, сколько крови было пролито ради того, чтобы создать это равновесие, которое царит сейчас и которое тебе так ненавистно?

Он откинул капюшон, и Странник увидел, что глаза у него самые обычные — серо-голубые человеческие глаза, на которые падает русая челка. Ведь Мастер Разума может представать в разных обликах.

— Я пришел сюда, как и вы, через Врата, — сказал Мастер. — И застал здесь кровавую войну, в которой уничтожали себя люди, владеющие магией. Я потратил много лет на то, чтобы прекратить бойню. Для этого мне пришлось создать армию, которая подняла забытое знамя Небесных, армию, состоявшую из роботов и машин. Против этой угрозы уцелевшие маги сумели сплотиться. И когда возникла иерархия, Совет Магов признал меня достойным поста Верховного Мага. Законы этого мира таковы, что любой человек может владеть магией, но лишь один из смертных способен контролировать других людей. Будь по-другому, здесь было бы другое общество, другая система. Выбор между иерархией и всеобщим хаосом — ключевой вопрос мировоззрения, не так ли? Я выбрал равновесие и порядок. Вы вольны придерживаться других взглядов на жизнь, но кто дал вам право навязывать свою волю другим? Или вы хотите занять мое место — ради власти, которую оно дает?

— Нет, — покачал головой Странник. — Но нам кажется, что людям можно дать большую свободу, чем дает твой... порядок. И при этом необязательно будет царить хаос.

— Может быть, — пожал плечами Мастер. — Но мой выбор таков, каков он есть. А вы... Вы можете сражаться со мной или уйти. Я бы посоветовал вам попробовать отыскать тот мир, где ваше вмешательство в ход вещей действительно необходимо.

Он подошел к дрожащей от возмущения Коринн.

— Прежде чем что-то разрушить, всегда спрашивай себя, что ты можешь предложить взамен. Прежде чем что-то изменить, всегда спрашивай, есть ли у тебя на это право.

Коринн пыталась что-то сказать, но слезы разочарования не дали ей этого сделать. А может быть, Мастер не захотел слышать ее последние слова. Чтобы скрыть слезы, она поспешно натянула шлем, и символ Ники — греческой богини победы блеснул в лучах солнца. Силуэт девушки окутался туманом, невесть откуда взявшийся ветер подбросил в воздух пыль и чешуйки засохшей краски с брони старых танков. Прямо перед Странником раскрылись Врата, и Коринн уже была по другую их сторону. Странник с горечью подумал, что вряд ли когда-нибудь встретит эту странную девушку, которая почему-то казалась ему такой знакомой.

— Ты уходишь? — спросил Мастер; в его интонациях читалось легкое нетерпение.

Странник кивнул.

— Только один вопрос, если можно. Этот мир пережил катастрофу. Что это было?

— Старый мир состоял из двух частей, — сказал Мастер. — В одной жили маги, Небесные обитали в другой. Там, где работала техника, магия не действовала. Но потом появился человек, которому оказался не по вкусу такой порядок вещей. Он умудрился нарушить что-то в самой структуре мироздания, и все перемешалось. Маги начали воевать с Небесными, и в результате мир пришел к тому состоянию, которое ты видел. Этот человек, самый необузданный из Странников, давно ушел в другие измерения, но следы его поступков видны до сих пор, не так ли? Я очень надеюсь, что в своих странствиях он зашел настолько далеко, чтобы создать собственный мир — персональный рай, а может быть, персональный ад. В любом случае, у нас его называют не иначе, как Разрушитель. Берегись его.

Странник кивнул. Затем обвел взглядом кладбище боевых машин — напоминание о том, как Мастер Зверей стал Мастером Разума и хранителем целого мира, — и шагнул во Врата.

Folder XX

E:\NewFolder\Этот мир сошел с ума

\Xenohorror

• Searching for file 'dangerous.dave"

• File found in 'haunted'mansion' folder

• Run this file? (Yes/No/Runfanatically)

Данила ушел по делам, а Кэти не преминула показать мне свой компьютер — какой же хакер упустит случай похвастаться электронным слугой? Ноутбук лежал на краешке дивана, зацепившись тонким черным проводом за пучок силовых кабелей, подвешенных вдоль стены. Черный корпус был порядком поцарапан, а дисплей расцветал пятнами жирных отпечатков; очевидно, компьютером пользовались много и без особой бережливости.

— И что, он имеет выход в сеть? — спросил я.

— Да, — сказала Кэти. — Информационные сайты и даже игровые модули Омнисенса. Все есть.

— Но каким образом?

— У нас есть радиомодем. Отсюда он, конечно, не может установить соединение, но вот этот провод выходит наружу. Мы используем его как антенну. А питание идет от силовых кабелей, только специальный переходник пришлось достать.

— Круто, — оценил я и потянулся к клавиатуре компьютера. — Можно?

— Валяй.

Я загрузил пару сайтов новостей. Информационный голод, видимо, проснулся. Интересно было, что там пишут про нас с Шелестом, да и как освещают взрыв в институте — как теракт или халатность? Но сообщений про НИИ и реактор было мало; я удивился, но вскоре понял, почему: ни один из сайтов не обновлялся последние два часа. Тот факт, что реактор все-таки не взорвался, не объяснял молчание сетевых репортеров.

— Что за странность? Информационная лента обновляется ежеминутно, днем и ночью, — недоуменно пожал я плечами. — Они что, вырубились все? Все сайты разом?

— Это кэш, — сказала Кэти, мельком глянув на экран. — Компьютер грузит страницы, оставшиеся в памяти с прошлого сеанса связи, когда я смотрела новости. Такое происходит, когда не удается установить соединение с сайтом.

— Еще лучше. Выходит, что все новостные сайты отключились от сети?

Я проверил еще несколько информационных страниц — ни одна из них не отвечала.

— Попробуй радио.

— Что?

— У нас же есть антенна, которая ловит радиоволны. Переключись в режим приема аудио.

Я включил радиоперехват и начал перебирать частоты.

— В настоящее время существуют проблемы с доступом к сети у большинства корпоративных серверов, — сказал голос диктора через встроенные динамики ноутбука. — Оборудование дистанционной коммуникации компании Sicso оказалось неустойчивым к воздействию некоторых видов излучения. Кроме того, большинство корпоративных клиентов предпочитает кабельную связь в целях защиты от перехвата данных. Подземные толчки, вызванные недавними взрывами, нарушили целостность многих кабельных соединений.

— Черт знает что творится, — пожаловался я.

— В настоящий момент продолжают поступать сенсационные заявления о разного рода аномальных происшествиях в столице и пригородах. Наша радиостанция считает своим долгом предостеречь жителей города: не принимайте на веру неподтвержденные заявления и не поддавайтесь панике! Не исключено, что это всего лишь провокация со стороны некоторых нечистоплотных представителей СМИ или неудачная первоапрельская шутка.

— Какие шутки? О чем он говорит?

— Давай переключим канал.

Я сменил частоту приема. Другой голос тревожно, взахлеб, что-то говорил:

— ...И я понял, что они явились за мной. Но я боялся, вы и представить себе не можете, как я боялся их! Я закричал что было сил и побежал, а дальше я не помню. Кажется, полицейский начал стрелять, но я уже ничего не видел. Я вбежал в метро, а там уже было оцепление, и меня отвели к врачу, чтобы он дал мне успокаивающего...

— Спасибо за то, что поделились своими ощущениями, Семен Иванович, — сказал диктор. — Наша радиостанция продолжает внимательно следить за дальнейшим развитием событий, и я обещаю, что мы будем держать наших слушателей в курсе. А сейчас несколько минут музыки...

— В самом деле, что происходит? — спросил я.

Кэти отстранила меня от ноутбука и принялась стучать по клавишам. В течение минуты она переключила пять или шесть каналов — одни сообщали о появлении на улицах арабских террористов, другие о том, что вырвались на свободу какие-то животные, на которых ставили эксперименты, третьи заливали чуть ли не про пришествие инопланетян. Среди этого хаоса ошеломляющих и порою абсурдных сообщений выделялось одно — в районе Ленинградского шоссе полицейский патруль опознал и попытался арестовать известного террориста Тихона Шелестова. В результате столкновения двое полицейских были ранены; преступнику удалось уйти. Кэти пропустила это сообщение мимо ушей — она не знала имени Шелеста. Я же застыл, перестав воспринимать бред радиокомментаторов.

Шелест находился там, наверху, в серьезной опасности. У меня создалось ощущение, будто все предшествовавшее было лишь разминкой. Но вот началась настоящая игра, и Шелест, не надеясь на меня, предпочел действовать в одиночку. Не знаю, почему, но я почувствовал себя обиженным. Нет, я никогда не считал себя его товарищем, и все же...

Кэти продолжала переключать каналы. Дикторы несли сплошной бред.

— ...Сообщают о появлении на улицах чудовищных существ, монстров. Есть предположения, что это результаты экспериментов военных, которые вышли из-под контроля и вырвались на улицы города...

— ...Пришельцы среди нас! Они уже на улицах города и сеют ужас среди населения! Полиция не в состоянии остановить беспорядки, грозящие перейти в бойню! Мэр объявил чрезвычайное положение; в данный момент решается вопрос о вводе военных подразделений в черту города...

— ...В городе паника, множество людей уезжает, на дорогах сумасшедшие пробки. «Авторадио» рекомендует воздержаться сегодня от поездок на автомобилях...

— ...Покайтесь, грешники! Ибо пробил час возмездия и воздаяния за грехи наши. Наступил обещанный конец света, наступил страшный апокалипсис! Готовы ли вы принять кару господнюю?..

Кару я принять не был готов, но вот решение принял.

— Я иду наверх. Надо понять, что там за чертовщина происходит. И разыскать Шелеста. Не знаю, нужна ли ему моя помощь, но сидеть вот так, ничего не делая, я не могу.

Вообще, мне не очень-то хотелось лезть наверх и соваться в ад, который, судя по сообщениям репортеров, царил на столичных улицах. Но я чувствовал, что по-другому поступить не могу. Я слишком многим был обязан Шелесту, чтобы сделать вид, будто его борьба меня не касается.

— Думаю, Шелесту понадобится твоя помощь, — кивнула Кэти. — Иди, Данила проводит тебя наверх. Ни пуха!

* * *

Облачившись в Данилину кожаную куртку, я выбрался на поверхность. Народ на улицах города вел себя, как муравьи в растревоженном муравейнике, — бестолковые метания, хаотичная суета и непрерывный обмен распространяющимися, как лесной пожар, слухами. Избегая толпы, я зигзагообразным маршрутом продвигался к новой квартире Шелеста — под именем Майка Зодиакова он снял две комнаты в хрущобе где-то в Северном округе.

Метро не работало, и возле входов в подземку образовались запруды из человеческих тел. Автомобильный транспорт был задействован как средство вывоза обеспокоенных граждан за пределы города и скопился в пробках вблизи Кольцевой автодороги. Наиболее эффективным средством передвижения оказался кроссовый велосипед — деликатно позаимствовав оный у мальчишки, зашедшего в пустой супермаркет наворовать чупа-чупсов, я проехал с ветерком десять километров вдоль Садового кольца, удачно минуя пробки и скопления народа.

К сожалению, я ехал прямо в эпицентр охватившей город паники. Полицейские кордоны я проскочил и от бегущих навстречу кричащих людей увернулся, но вот миновать источник хаоса мне не было дано.

Я въехал в парк, по случаю ранней весны заваленный раскисающим снегом, с утонувшими в слежавшемся насте скамеечками и голыми деревьями, стоящими в сугробах. Колеса повело на льдистом дне широкого ручья, в который превратилась пешеходная дорожка, и я слез с велосипеда, чувствуя, как влажный холод пробирается в дырявые ботинки. Людей поблизости не было видно; откуда-то долетали крики и звон стекла — мародеры под шумок громили магазины; в серое небо втыкались закрученные, как свинячьи хвосты, столбы дыма. Но в парке было тихо.

Я сделал сотню шагов по аллее, слушая собственное сбивчивое дыхание, — энергичное кручение педалей и нервное напряжение, передавшееся от бежавших навстречу людей, заставляли легкие спазматически пульсировать. Неожиданно до меня донесся тихий шепот, и я задержал дыхание, чтобы расслышать, откуда он идет.

«Сюда, — шептал женский голос. — Я здесь».

Я обернулся туда-сюда и заметил между деревьями круг метров десяти, не больше, истоптанной земли, в центре которого росло необычное дерево; вокруг дерева ходили по часовой стрелке несколько людей. Двое шли по границе круга — мужичок в пальтишке и треухе вышагивал важно, заложив руки за спину и глядя себе в живот, женщина с авоськами тащилась медленно и понуро, как усталая кляча, безразлично буравя взглядом пространство перед собой. Еще один человек шел по малому кругу, сильно сгорбившись; двое вблизи дерева ползли на коленях, а один мужчина, по виду — мелкий служащий, в замызганном костюме и с распластавшейся по всей голове плешью, лежал у подножия дерева, обнимая грязные корни и что-то беззвучно крича.

«Что это с ними? — подумал я. — Сумасшедшие какие-то». Стоя на границе круга, я посмотрел себе под ноги и вдруг увидел, что земля поросла сочной зеленой травой, изумрудно переливающейся в сиянии, исходящем из центра крута. Я поднял глаза и увидел ЕЁ.

Это было не дерево; посреди зеленой лужайки стояла восхитительной красоты женщина, тело которой светилось теплым ласковым светом небожителя, сошедшего на землю. Сквозь узоры из вьющихся лиан и ажурных листочков, оплетавших тело богини, нежно золотилась кожа обнаженного торса. Ноги дриады уходили в землю древесными корнями, голова поднималась к небу великолепной кроной из сплетенных, словно пряди волос, ветвей. А лицо было прекраснее всего, что я когда-либо видел, — огромные голубые глаза, дугообразные брови, тонкий изящный подбородок — и выражение поистине божественной мудрости и благостности.

Меня захлестнуло желание преклоняться перед этим высшим существом, а заодно я почувствовал непреодолимое влечение к ее женским прелестям, что были несравненно заманчивее того, что могла бы предложить обычная смертная женщина. Если бы сейчас появилась рядом с дриадой какая-нибудь манекенщица, демонстрируя неглиже свои пропорции, я бы, наверное, сморщил пренебрежительную гримасу — кому нужны замарашки, когда есть настоящая богиня красоты, которая шепчет и зовет тебя, и обещает взамен верного служения одарить неземным блаженством — уж я-то могу представить, каково быть обласканным богиней!

О да, она шептала нежные слова и призывала меня не медлить, а поклониться ей. Но едва я сделал шаг к ней, она слегка отвернулась, и я, стремясь заглянуть ей в лицо, это прекрасное лицо, начал двигаться по спирали. Я шел, сужая круг, а она все отворачивалась, не давая насладиться сполна своей красотой; я перешел на бег, горя нетерпением.

В какой-то момент я опередил вращение дриады и увидел ее чувственный профиль; и тут что-то начало застилать мне зрение. Я пару раз моргнул и заметил, что с кроны-головы дриады осыпаются листья. Они падали, кружась и на глазах желтея, и с сухим шелестом проваливались сквозь лужайку, так, будто были нарисованными. Я застыл, не зная, как это воспринимать; и вдруг увидел за пеленой падающих листьев чье-то лицо, закрывшее таинственно-влекущий профиль богини. Это было лицо мужчины, который смотрел на меня спокойными проницательными глазами; казалось, он многое знал и многое видел, казалось, он проник в суть вещей и предсказал будущее, казалось, он стоял за всем, что я делал, или только когда-нибудь сделаю, или вообще могу сделать в своей жизни. Он был похож на меня, как отражение в зеркале, и он был мною.

Видение исчезло, и я снова увидел дерево-женщину и лужайку, но теперь я понимал, что все это лишь иллюзия, такая же, как маска-тень, которой накрылся Шелест, впервые придя в мой Иллюзион. Я брезгливо подхватил цветастое покрывало иллюзии за краешек и усилием воли потащил в сторону, срывая обманчивый налет миража с неказистой реальности. И когда покрывало упало, я остолбенел.

В середине крута из грязи и снега, окруженного голыми черными деревьями, возвышалась каменная тумба, не единожды отмеченная собаками и птицами. А на тумбе стояла девочка-подросток с непокрытой головой, одетая в длинную, до пят, ночную рубаху. Растрепанные волосы обрамляли веснушчатое насупленное личико, на котором выражение брезгливости и недовольства застыло так прочно, будто лицо было выточено из гранита. Пухлые губы бормотали на одной ноте:

— Сюда, иди ко мне, иди быстрее, ко мне сюда, иди, ползи, беги...

При этом она поворачивалась, топчась на тумбе. Мужичок в треухе и женщина с авоськами, обогнав меня, шли по сужающемуся кругу, созерцая невидящими глазами наведенную галлюцинацию. А возле тумбы валялся человек в костюме; елозя коленями в грязи, он слюнявил тумбу и ласкал ее руками. Прядь спутанных волос, когда-то зачесанная поперек лысины, теперь налипла на физиономию; время от времени мужчина поднимал наполненное выражением блаженства лицо к стоящему на тумбе чучелу и выкрикивал что-то нечленораздельное, но восторженное.

Девчонка вдруг наклонила голову к мужчине, перестав бормотать свое зазывающее заклинание. «Надоел, козел!» — сказала она. Из рукавов рубашки скользнули два сизых кольчатых щупальца и обвились вокруг шеи мужчины; его ноги задергались, а руки продолжали ласково водить по стоящим на тумбе сапожкам. Внезапно раздался звучный, как шлепок упавшего помидора, удар; исцарапанный камень, на котором стояла девочка, окрасился темно-вишневым, а мужчина затих и медленно сполз на землю, уткнувшись лицом в грязь.

Я стоял неподвижно, ошеломленный. Девчонка отряхнула щупальца, и они скользнули обратно в рукава. Она снова забормотала что-то и начала поворачиваться дальше по кругу, а люди продолжали идти за ней.

Я побежал прочь.

\Angelfire

— Стой! — гаркнул кто-то сверху, когда я выбежал на улицу, застроенную низкими трех— и пятиэтажными домами. Я послушно остановился, озираясь в поисках того, кто отдал команду.

Фонарные столбы вдоль улицы были местами повалены и погнуты; рекламные баннеры, прежде горделиво натянутые над проезжей частью, теперь валялись порванные в грязи, лишь один упрямый тарабаннер еще трепетал на ветру. Старый дом на углу улицы был развален на части и наполовину уже превратился в груду щебня, перемолотого стенобойной машиной, а наполовину еще стоял, демонстрируя пустые арки окон и колодцы лестничных пролетов. В проломе стены на третьем этаже сидел на груде мусора и обломков какой-то старик, по виду — инкарнация протобомжа.

Большую голову, по форме напоминавшую сдувшийся футбольный мяч, покрывали торчащие пучками бесцветные волосы, а на густо поросшем щетиной, словно заброшенная межа кустарником, лице выделялся огромной багровой загогулиной нос-носяра. Щуплое тельце пряталось в полушубке, заношенном до состояния протухшей шкуры гиены-трупожорки. Запах падали я почувствовал на расстоянии тройного плевка верблюда; в метро такие типажи перемещаются в комфортном одиночестве даже в часы пик, когда остальные люди стоят друг у друга на головах.

— Эй ты! Считай до ста! — крикнул дребезжащим голосом старик.

Грязной рукой он запихивал в рот крошащийся хлеб; обгрызенная буханка, судя по полосам плесени на корке, успела побывать в помойном ведре.

— Что? — переспросил я.

— Считай! — крикнул бомж. — Ты умный! Считай!

— Один, два, три, — начал считать я. — Слушай, мне некогда. Пойди в первый класс, поучись арифметике.

Я повернулся, чтобы идти дальше, но старик сорвался на визг:

— Стой! Я сказал, считать! Считаешь до ста, если собьешься, убью!

Я прищурился на неказистую фигуру. Оружия у бомжа не было. Я демонстративно сплюнул и пошел прочь. И уже спиной почувствовал неладное.

Обернувшись, я застыл от ужаса, а волосы на голове поднялись — не иначе, от любопытства. Вскочив со своего места, человечек помчался ко мне огромными прыжками. Его крохотный торс помещался на мощных бедрах гигантского кузнечика, двухметровые голени складывались в трех суставах перед прыжком. Перекошенное зверской гримасой лицо с развевающимися патлами выглядело гротескным наростом на фоне суставчатого тела. Но оно вызывало ужас, особенно когда я заметил, что из-под полушубка вываливаются, распрямляясь, лапы богомола, походящие на огромные зазубренные клешни. И бежать от этого урода было бесполезно.

В последний момент он остановился, безумное перекошенное лицо нависло надо мной, но взгляд провалился куда-то в сторону; человек-насекомое медленно обошел меня стороной. Я повернулся вслед за ним.

На асфальте посреди улицы стояла девушка, роясь в сумочке. Серое пальто, брюки и длинный шарф, конец которого был заброшен на плечо; на умном, сосредоточенном, чуть нахмуренном лице легко читались три-четыре года института, а может, и аспирантура. Светлые волосы были аккуратно собраны в пучок.

Чудовище с лицом бомжа нависло над девушкой, расплываясь в улыбке вожделения.

— Танцуй! И раздевайся! — рявкнул монстр, для убедительности клацнув клешнями.

— Ага, нашла! — прощебетала девушка и вытащила из сумочки обойму для автоматического пистолета.

Я зажал уши, но все равно чуть не оглох от грохота шести выстрелов, прозвучавших почти в упор. Урод завалился на спину, неловко разбросав лапы. Девушка хихикнула.

— С ними так просто, — подкупающе наивно произнесла она, опуская пистолет в сумочку. — Думают, что спрятали мозг в пуленепробиваемый череп и им все можно. А про нервные центры забывают. Кстати, ты можешь мне помочь?

— Да, конечно, — ошарашенно пробормотал я. — А что нужно?

— Помоги мне отнести хвост, а то он очень тяжелый, а идти далеко.

— Хвост? Какой хвост?

Она мотнула головой назад. Я взглянул — позади девушки по асфальту раскинулся пятиметровый зеленый червь, выползавший из-под пальто.

— А... зачем он тебе? — спросил я бестолково.

— Зачем? — усмехнулась девушка. — Ну, например, вот за этим.

Ее хвост метнулся ко мне и обвил, словно удав, от плеч до щиколоток, спеленав как младенца. Девушка подняла левую руку, и ее ногти стали удлиняться, превращаясь в заточенные лезвия; раздвоенный язык пробежал между вишнево-красными губами. Меня начало мутить.

— Меня сейчас вырвет, — честно сообщил я.

Хвост разжался и змеей отполз в сторону, вслед за девушкой, которая пошла прочь, что-то насвистывая себе под нос. Я перевел дух, и в этот момент ожил человек-богомол.

Он одним огромным прыжком настиг девушку и пустил в ход свои клешни. Я с ужасом увидел, как покатился, свиваясь в судороге кольцами, отсеченный от тела хвост; отрубив девушке обе руки, монстр схватил ее одной клешней поперек туловища, а второй сжал голову и оторвал ее с садистской медлительностью. Шея растянулась сантиметров на тридцать, прежде чем с хрустом разорвались позвонки; пронзительный крик девушки стих чуть раньше, когда лопнули горловые связки.

Шатаясь на негнущихся ногах, я побежал, а вернее, заковылял на противоположную сторону улицы, даже не надеясь убежать от монстра. Тот догнал меня несколькими прыжками; его ужасающие клешни были залиты кровью, капающей с зубцов, на теле в тех местах, где оно было пробито пулями, выступила какая-то густая коричневая жидкость, а в лице не осталось ничего человеческого — маска жестокого чудовища не столько путала, сколько отталкивала, вызывая тошнотворное отвращение. Я остановился, понимая бесполезность сопротивления.

Небо наполнилось стрекотом вертолета, который шел на малой высоте над крышами домов. Богомол забеспокоился; счастливая случайность второй раз спасла меня от неминуемой смерти.

Вертолет снизился почти до уровня четвертого этажа; я заметил пилота в кабине и стоящего на подножке человека с телекамерой. Монстр помчался к вертолету и начал с чудовищной ловкостью карабкаться вверх по стене близстоящего дома, цепляясь конечностями за оконные проемы. На вертолете слишком поздно среагировали — в тот момент, когда летчик стал разворачивать машину, монстр прыгнул со стены и пробил стекло кабины своими клешнями.

Закружившись, вертолет ударился об стену, разбив лопасти, и повалился вниз, ломая ветви деревьев, стоявших возле дома. От тяжелого удара об землю с карнизов посыпались сосульки; я пригнулся. Человек-богомол выбрался из обломков вертолета; застонав от отчаяния, я побежал прочь.

Шлепающий звук прыжков богомола раздавался у меня за спиной. Я начал тихонько выть, чувствуя, как истекают отведенные на жизнь секунды. Обернуться и принять смерть лицом к лицу мне не хватало мужества. Неожиданно почти над ухом у меня зазвучал голос:

— Веришь ли ты в Бога, сын мой?

— Что? — пробормотал я на бегу.

— Веришь ли ты в Господа Всемогущего, что на небесах?

— Я... не уверен.

— Только он может спасти тебя от этого ужасного порождения тьмы, что преследует тебя, — вкрадчиво увещевал голос.

— Тогда... тогда верю! — отчаянно закричал я. — Верю! Господи, помилуй! Спаси меня, пожалуйста!

Я обернулся через плечо и увидел, что монстр почти настиг меня. Но внезапно ему по ногам хлестнула струей сероватая жидкость, оказавшаяся необычайно вязким клеем; урод споткнулся и упал, забившись, как муха в паутине. Сверху его осыпало черное облако какого-то порошка, а следом, словно дыхание дракона, пришло пламя, от которого черный порошок вспыхнул. Монстр превратился в пылающий комок; он истошно завыл и забился, катаясь по земле.

— Ядрена мать! — прошептал я, потрясенно наблюдая за происходящим.

Монстр затих спустя несколько минут. Пламя неторопливо объедало его почерневший труп. Я стоял и чувствовал, как ходят ходуном колени.

— Яви же мне лик свой, Господи, — взмолился я.

— Я здесь, сын мой, — ответил ласковый голос.

Подняв глаза, я увидел человека в белых одеждах, с рассыпающимися по плечам длинными золотистыми волосами и сложенными на груди руками. За его спиной упруго взмахивали оперенные крылья.

— Господь послал меня, чтобы я помог тебе, — сказал ангел. — В годину тяжкую да узри ты могущество Господа нашего и да склонись перед ним в молитве.

— Я...

— Склонись! — настойчиво повторил голос.

Я опустился на колени и приник лбом и ладонями к земле, погрузив их в месиво полурастаявшего снега. После бешеного напряжения последних минут влажная прохлада была приятна; я начал потихоньку успокаиваться, и сердце уже не так отчаянно колотилось в груди.

— Возблагодари Господа нашего, — мягко произнес ангел.

— Слава тебе, Господи, — сказал я.

— Пойдем со мной, сын мой.

Я поднялся, и ангел приблизился ко мне. Он протянул руки и прижал меня к себе. А потом земля ушла у меня из-под ног — мы взмыли в воздух. Я вцепился в одежду ангела, быть может, чуть крепче, чем того требовала почтительность, но посланец богов уже успел доказать свою материальную природу.