О Бруно Беттельгейме

      При отходе ко сну в спальне можно наблюдать такую картину. Гейл, собрав вокруг себя группу любителей послушать сказку, читает им тихо что-нибудь спокойное. В другом углу Патти играет с ребятами в тихую игру. Кто-то начинает потихоньку раздеваться, и просит почесать спинку. Воспитательницы стараются уклониться. Выяснилось, что чесание спинки, поглаживание, массаж перед сном -- сильное возбуждающее средство.
      На каждой тумбочке -- что-нибудь вкусное. Это не специальная еда, не ужин -- ужин уже был. Это просто для успокоения души. Затем все утихомириваются, и гасится свет. Но не совсем -- в спальне полутьма. Все коридоры и комнаты Школы тоже чуть-чуть освещены. И часто ночью можно видеть маленькое привидение, мучимое бессонницей, слоняющееся по школе, заглядывающее в класс, на кухню или в комнату, где спит воспитательница.
      x x x
      Школа спит, а мы можем подвести итоги. Приблизились ли мы к пониманию того, как склеиваются здесь детские души, прожив в Школе один день вместе с ее воспитанниками? Есть ли здесь какой-то порядок, система ? Система есть, и опирается она на два краеугольных камня -- поступки ребенка и личность взрослого. Ребенок строит свою личность самостоятельно, используя в качестве каркаса личность близкого ему взрослого человека, а в качестве цемента -- свои поступки. Роль Школы заключается в том, чтобы создать вокруг ребенка такую среду, в которой он может найти подходящий каркас и которая поощряет его к совершению поступков.
      Начнем с поступков. Я перечислю снова список основных школьных "свобод": ходить и смотреть куда угодно -- в Школе нет запертых дверей, можно даже зайти в учительскую и посмотреть свое дело, уходить из школы -- приходить в школу; учиться -- не учиться; играть -- не играть, мыться -- не мыться; есть -- не есть; тратить карманные деньги по собственному разумению.
      Свобода в Школе -- это не просто "сладкое слово". Это терапевтическое средство. Ведь если тебя не заставляют, то даже чистка зубов может стать поступком. И наоборот, если ты со всех сторон окружен принуждениями и понуканиями, то совершить самостоятельный поступок почти невозможно. Это проблема и для взрослого человека. Много ли мы совершили поступков за всю жизнь? Беттельгейм вспоминает один важный случай из его лагерной жизни, когда он, еще совсем новичок, сидя в столовой, брезгливо отодвинул от себя тарелку с баландой. Его сосед, рабочий-коммунист, просидевший уже несколько лет, сказал: "Если хочешь быстро сдохнуть, тогда можешь не есть. Но если ты решил выжить, то запомни: ешь всякий раз, когда дают есть, спи или читай, как только представится свободная минута, и обязательно чисти зубы---по утрам".
      Не сразу Беттельгейм понял смысл этого правила. Старый рабочий перечислил ему все, что в лагере не заставляют делать. Не много, но и в лагере есть возможность для самостоятельного, автономного поведения. Поступки -- это не только то, что мы делаем. Это еще и то, что делает нас.
      А теперь -- о каркасе. Я не случайно всюду старательно делал ударение на всех этих искрах, контактах -- моментах сближения детей с воспитательницами. Ребенок может начать использовать взрослую личность для строительства своей, только если эта личность стала ему близкой. Но Школа -- не семья, и чтобы сблизиться с кем-нибудь, надо хорошенько потрудиться. Надо полюбить человека и сделать так, чтобы он полюбил тебя. Как известно, это одна из самых высоких задач в жизни. Здесь она осложняется еще и тем, что тот взрослый, которого выбрал ребенок, должен быть еще и личностью.
      Так все-таки есть система или нет? Системы нет в том смысле, что ее нельзя распространить, как "полезное начинание". Потому что система -- это сам Беттельгейм, а личность нельзя скопировать, размножить. Воспитать воспитательниц (они все -его ученицы), поваров, горничных, весь персонал для создания в Школе живительной среды -- это мог сделать только Беттельгейм. Животворная среда -- а есть ли она у нормальных, здоровых Детей, которые не учатся в Школе у доктора Би? Ребенку необходима личность близкого ему взрослого человека в качестве каркаса. А что, если эта самая взрослая личность не очень хорошо выстроена? Каркас получится неважный. Но ребенок его передаст своим детям. И так далее.
      ...Я начал с твердым намерением говорить о детях. А получается -- опять о взрослых. Нам, взрослым, может не все нравиться в нашем взрослом мире. Но это мы сами его для себя построили. И нам самим придется его перестраивать. А дети совершенно ни в чем не виноваты, О них надо думать в первую очередь -- и до, и во время, и после любой перестройки, которая, в сущности, всегда делается ради них.
      * М. Максимов. На грани-- и за ней *
      Поведение человека в экстремальных условиях
      Должен сразу предупредить, что это тема тяжелая, мрачная,-- примером экстремальных условий будут служить гитлеровские концлагеря. Но сначала я хочу объяснить, почему взялся за эту тему. Дело в том, что лагеря уже с ранней юности внушали мне животный ужас и одновременно -- притягивали к себе. Только став взрослым, я смог разобраться в этой мешанине чувств.
      Прежде всего, оказывается, как только начинаешь задумываться над тем, что происходило в этих лагерях, внимательно читать книгу и смотреть фильмы, то сразу возникает множество вопросов. Вот лишь некоторые из них.
      1. Почему было так мало случаев сопротивления? Обычная картина -- колонну в тысячу человек ведут на работу три эсэсовца с собакой. Заключенные --- немцы, они -- на своей, родной земле. Ну почему не вцепиться зубами в горло этим эсэсовцам и не бежать? Почему лагерем в двадцать тысяч заключенных легко управляла эсэсовская администрация в сто человек -- и всегда был полный порядок?
      2. Почему заключенных так плохо кормили -- на грани выживания? Ведь концлагеря выполняли в Германии определенную экономическую функцию, у них был план, производственная программа. А с 1939 года, с начала второй мировой войны, они стали работать и на войну. Рабочий день в лагере продолжался шестнадцать -- восемнадцать часов, выходных не было. Казалось бы, немцы, такие дотошные и предусмотрительные, должны были понимать, что если заключенных кормить лучше, то и работать они будут лучше. Ведь в Германии не было голода, с продовольствием у них было все в порядке почти до самого последнего дня войны.
      3. Обычная ситуация, мы знаем ее по фильмам и книжкам. В лагерь попадают два человека. Один -- высокий, сильный, мужественный и т. д. Другой -- невзрачный, не приспособленный к жизни, в очках и т. п. Но вот проходит всего несколько месяцев -- и что мы видим? Тот, сильный, мужественный, буквально разваливается у нас на глазах, становится доносчиком, превращается в ничто -- и погибает. А другой, в очках, несмотря ни на что, остается человеком, поддерживает своих товарищей по несчастью, совершает подвиг. Почему?
      4. Группа заключенных загружает вагоны песком. Вдруг эсэсовец ни с того ни с сего приказывает им бросить лопаты и грузить песок руками Или хрестоматийное выкапывание и закапывание канав, перетаскивание камней из одной кучи в другую и назад. Зачем? Конечно, среди эсэсовцев попадались и такие, которым страдание узников доставляло особое наслаждение, но это не объяснение, поскольку в большинстве случаев это были самые обычные немцы.
      Это вопросы, на которые трудно ответить. И я привел лишь несколько, есть еще много других: почему запрещалось иметь часы, хранить фотографии близких... Все непонятное -притягивает.
      А теперь -- самое главное. Привычная сцена из лагерной жизни: эсэсовец заставляет группу заключенных выполнять бессмысленные "упражнения": "Встать! Лечь! Встать! Лечь!" Смотришь -- и волосы начинают шевелиться на голове, тебя охватывает животный ужас. Вроде бы ничего страшного. Мы привыкли видеть большие группы людей, согласованно выполняющих команды,-- строй солдат, массовые гимнастические упражнения. Дело, однако, в том, что когда дают команду, то между ее получением и началом исполнения есть небольшой зазор -- нужно время на обработку команды внутри человека. Как бы мал ни был этот зазор, наблюдатель легко его улавливает. Так вот. У заключенного этого зазора нет. Команда мгновенно проваливается в исполнительные органы. Обработки внутри не происходит, потому что "нутра" -- нет. У этого существа (это не человек) нет внутреннего содержания, нет личности, нет души -- как хочешь это называй. Ты понимаешь это кожей -- и тебя сжимает страх. Ты понимаешь, что и с тобой можно сделать то же самое. Такое существо дальше я буду называть "идеальным заключенным", Оно похоже на модель, управляемую по радио: один человек переключает кнопки на пульте управления -- и тысячи, миллионы "идеальных заключенных" выполняют нужные движения. Задачей гитлеровских концлагерей поначалу и было научиться превращать нормального, здорового человека за три года а "идеального заключенного". Как? Об этом я и собираюсь рассказать.
      Мой план таков: сначала -- автор книги, из которой я обо всем этом узнал, и сама книга, потому что история ее создания поучительна. Затем основное содержание -- методика разрушения личности в условиях концлагеря и некоторые способы психологической защиты, за которые цеплялись заключенные. Окончу я разделом о том, какую роль играли концентрационные лагеря в жизни тогдашней Германии, в жизни свободного немца.
      Бруно Беттельгейм
      Это мой любимый автор. Я уже рассказывал о нем, когда писал о его книге "Не только любовь". Повторю вкратце. Родился в 1903 году в Вене, по образованию -- детский врач, тот, кого мы теперь назвали бы "детский психотерапевт". Он -представитель известной венской, школы психоанализа. Поначалу -- последователь Фрейда, позже отошел от "ортодоксального" психоанализа и разрабатывал свою собственную тему, суть которой -- влияние среды на становление и поведение человека. Всю жизнь Беттельгейм лечит детей и написал про них много замечательных книг.
      Переломными для него стали два года -- 1938 и 1939, которые он просидел в концлагере, сначала в Дахау, а затем в Бухенвальде. В 1939 году его выпустили, и он уехал в США. Там организовал знаменитую ортогенетическую школу имени Сони Шенкман при Чикагском университете для детей с психическими травмами и расстройствами. В этой Школе он прожил вместе со своими воспитанниками больше двадцати лет. (Об этой Школе и идет речь в его книге "Не только любовь".) В последние годы Беттельгейм отошел от руководства Школой -- возраст дает о себе знать, но по-прежнему его жизнь связана с детьми. Он организовал консультацию для родителей, где вместе с ними пытался понять "трудных" детей. Он пишет книги, ездит по разным странам, выступает по телевидению.
      Но вернемся к концлагерям. Примерно через три месяца пребывания в лагере Беттельгейм стал понимать, что сходит с ума. Он обратил внимание на то, что включился в некую странную деятельность, которой все узники предавались, как только выпадала свободная минутка. Вместо того чтобы использовать эти редкие мгновения для отдыха -- поспать, почитать,-- заключенные исступленно обсуждали следующие темы: возможные смены и перестановки в лагерной администрации и их последствия для заключенных, догадки о том, что завезут завтра в лагерный магазинчик, международное положение (например, будет ли Турция выступать на стороне Германии в случае войны). Ненормальность этой деятельности, которой Беттельгейм поначалу даже не мог придумать название, сразу бросалась в глаза: ведь узники были лишены какой бы то ни было информации о том, что они с таким, жаром обсуждали, поскольку в лагере никогда ни о чем ничего не известно. Кроме того, общее настроение, атмосфера этих разговоров -- все, что ни произойдет, все -- к худшему. В результате, заключенные оказывались в еще более угнетенном состоянии, чем они были до этого.
      И тут Беттельгейм принял решение, которое и сделало его Беттельгеймом. Чтобы не сойти с ума, он как профессиональный психолог займется изучением этого, несомненно болезненного, поведения человека в концлагере. Так родилась книга "Просвещенное сердце". Но это еще не все. В лагере запрещалось держать карандаш и бумагу, делать записи. Беттельгейму пришлось писать эту книгу "в уме" -- долгими, бесконечными часами работая лопатой или перетаскивая камни, заучивать наизусть строчку за строчкой.
      Забегая вперед, скажу, что по мере продвижения к состоянию "идеального заключенного" у человека появляется амнезия -частичная потеря памяти. Распад личности -- распад цельной картины мира. Для узника становится реальным только то, что происходит внутри лагеря. Весь мир за пределами колючей проволоки нереален, его не существует. Все болезненные, мучительные воспоминания о семье, близких, о прошлой нормальной жизни подавляются. Человек начинает забывать то, чего нельзя забыть,-- имена своих родителей, название родного города... Он видит: с ним. происходит что-то ужасное, и этот ужас ускоряет разрушительный процесс, идущий в его руте. Книга, которую Беттельгейм "писал" в лагере, спасла ему жизнь -- защитила от лагеря, позволила остаться человеком.
      К моменту выхода из лагеря она была почти готова -оставалось только ее записать. Это большая книга -- в ней триста страниц. (Бруно Беттельгейм. -- "Просвещенное сердце"., Нью-Йорк, 1960.)
      Методика превращения человека в "идеального заключенного"
      Впадание в детство
      Суть метода -- прививание взрослому психологии ребенка. Это проявляется в лагере повсюду. Хроническое недоедание заставляет Человека все время думать о еде. Постоянные темы разговоров заключенных: что давали или будут давать в столовой, что удалось достать в лагерном магазине, стащить со склада, выменять на что-нибудь ценное, что едят эсэсовцы и т. п. Далее, в лагере особое, преувеличенное внимание -- чистоте. У заключенных все время проверяют чистоту рук, ушей, обуви, постели. Как их наказывают? Взрослому человеку при всем честном народе снимают штаны и стегают его розгами --- типично детское наказание. Д,алее, в лагере действует огромное число законов, предписаний, инструкций, постановлений и так далее. Причем многие на них неизвестны заключенным, зачастую противоречат друг другу и создают в лагере такую обстановку, в которой каждый, твой шаг -- нарушение. Ты все время находиться в состоянии нашкодившего школьника -- тебя все время есть за что наказать.
      В результате -- взрослый человек начинает вести себя, как ребенок. В лагере между заключенными нет сильных, постоянных привязанностей, нет настоящей дружбы. Узники -- как дети, то поссорятся, то помирятся, то снова ссорятся. Этические нормы -детские. Заслугой считается украсть, утащить что-нибудь из лагерного хозяйства. В лагере полно добровольных доносчиков, хотя доносительство никак не вознаграждается, не создает лучших условий, не спасает от газовой камеры.
      Эпизод из моего школьного детства. Как-то в классе третьем-четвертом у нас в школе завели такой порядок. Утром у входа нас встречала милая пионервожатая в белом халатике с красным крестом. Мы показывали ей ладошки и входили в школу. Если у тебя ладошки грязные, ты отправляешься в умывалку, а затем в класс. Никого не наказывают, не высмеивают -- инцидент на этом считается исчерпанным. Но я до сих пор помню то неясное чувство неловкости, стыда, унижения, от которого я смог отделаться, только прочитав Беттельгейма. Казалось бы, все правильно: чистота -- залог здоровья. Но когда тебе десять лет, ты -- взрослый человек, а эти ладошки низводят тебя до уровня трехлетнего ребенка.
      Коллективная ответственность
      В лагере не наказывают именно того человека, который совершил проступок. Наказанию подвергается вся группа заключенных, в которой находился провинившийся. Если нарушение произошло в бараке, наказывают весь барак, если во время работы -- всю рабочую команду. Бывали случаи, когда и весь лагерь отвечал за проступок одного человека. Этот метод хорош тем, что заставляет самих заключенных следить, чтобы в лагере всегда все было в полном порядке. Тебе не дадут совершить подвига, поступка твои же товарищи по несчастью -- они вовремя свяжут тебя по рукам и ногам. Парадоксальная ситуация -- интересы эсэсовцев и заключенных начинают совпадать.
      Легко понять, что возможность нести ответственность за свои собственные поступки -- сильное душеукрепляющее средство, и в лагере оно недопустимо.
      Не высовывайся
      В лагере постоянно, примерно на одном уровне, поддерживается "фон террора": время от времени на глазах у заключенных кого-то секут розгами, расстреливают, посылают в газовую камеру. Вот стоит эсэсовец. Он чувствует, что для поддержания этого фона уже пора кого-то наказать. Кого выбрать, когда все такие неразличимые -- одинаково постриженные, в одинаковых полосатых пижамах? Того, кто хоть чем-то выделяется из общей массы, то есть еще сохранил что-то свое, индивидуальное.
      Сила этого метода в том, что человек в своем естественном стремлении к безопасности станет сам производить внутреннюю работу по разрушению своей личности, чтобы слиться с этой серо-полосатой массой, стать неотличимым.
      Не смотри
      Еще одна сцена из .лагерной жизни. Эсэсовец измывается над своей жертвой. К месту действия приближается группа заключенных. Метров за десять они все, как по команде, демонстративно поворачивают головы в другую сторону и переходят на бег трусцой. Эсэсовец останавливает их: "Смотрите -- так будет со всяким, кто осмелится...". Что же происходит? Все правильно -- заключенные показывают эсэсовцу, что они "не видят" того, что им не положено видеть, но видят, если им это прикажут. Суть метода -- подмена естественных, спонтанных реакций человека реакциями по приказу: прикажут -- вижу, прикажут -- не вижу.
      Почему в лагере запрещено носить часы? Имея часы, ты знаешь, сколько времени осталось до обеда, можешь распределить свои силы, сам что-то спланировать, сам, хоть в какой-то мере, управлять ситуацией. Это частный случай общего правила -отсутствие в лагере информации о чем бы то ни было. Информация -- не просто удобство, это возможность самостоятельно оценить ситуацию, это какое-то право. А в лагере человек лишен даже "самого личного" права -- права на смерть. Попытка самоубийства наказывалась... смертной казнью.
      Утренняя зарядка
      Завыла сирена. 45 минут -- на то, чтобы встать, прибрать постель, совершить утренний туалет, выпить чашечку теплой жидкости, называемой "кофе", и построиться на плацу. Заправке постелей -- особое внимание. Все должно иметь абсолютно правильную геометрическую форму: углы -- прямые, поверхности -плоские. Подушка -- в форме куба, одеяло, на которое специально нанесен симметричный прямоугольный рисунок, должно быть сложено способом, соответствующим этому рисунку. И не просто одна постель, но и ряд их в одном проходе должны быть выстелены по струнке -- иногда эсэсовцы проверяют заправку постелей с помощью геодезических приборов.
      Теперь представьте себе барак, двух- или трехэтажные нары, а на них -- люди, разбуженные сиреной после шестичасового заполненного кошмаром сна. Тот, кто наверху, неизбежно портит все тому, кто внизу. И если хоть одна постель будет убрана неправильно, пострадают все. А у тебя только 45 минут. Идет зарядка, зарядка враждой и ненавистью к своему же товарищу, заключенному.
      Но вот с постелями покончено, теперь -- в туалет. Ну, туалет -- это слишком сильно сказано. На барак в тысячу человек -- пять открытых всем ветрам и взорам толчков. Выстраивается очередь. У всех заключенных из-за плохого питания, тяжелой работы и общей нервной обстановки трудности с желудком. Очередь двигается невыносимо медленно. Она начинает подгонять человека, занимающего толчок, оскорблениями, насмешками. Надо успеть, потому что потом, во время работы, если тебя прихватит, придется идти к эсэсовцу и, превратившись в ребенка, выпрашивать у него разрешение сходить в туалет. Вдоволь поиздевавшись над тобой, он может разрешить. А может -- не разрешить.
      Идет утренняя зарядка злобой и ненавистью, которой должно хватить на весь день. Эта едкая кислота, накапливаясь внутри человека, обращается против него самого -- разъедает его существо.
      Защита
      Работа
      Если мы ищем средство самоутверждения, что-то такое, на основе чего можно строить, а не ломать, то первое, приходящее в голову, это работа. Человек может думать так: "Ну ладно. Я вижу, что творится вокруг. Но то, что я делаю, я делаю хорошо. Я -- специалист, меня уважают, и этого у меня не отнимешь". Конечно, в лагере не так уж много возможностей для квалифицированного труда, но кое-что все же есть -- небольшие заводы, мастерские и так далее. Представим себе интеллигента, который попадает, скажем, на кирпичный завод. Поначалу у него все валится из рук, вместо кирпичей -- причудливой формы" лепешки. Но он очень старается. И вот месяца через три он уже делает вполне приличные кирпичи. Они и ему самому нравятся, да и другим не стыдно показать. Правда, одна мысль не дает ему покоя -- а куда идут его красивые кирпичи? В соседнем лагере строится крематорий, в котором будут сожжены тысячи, миллионы людей. А может быть, и он сам. "И я своими кирпичами участвую в строительстве этого крематория". Можно, конечно, посильнее зажмуриться и сосредоточиться на совершенствовании формы кирпичей. Но как только эсэсовцы замечают, что у заключенного кирпичи начинают получаться, его сразу же переводят на другую-самую грязную и тяжелую работу. Цель -- показать тебе, что от твоего умения, старания, от тебя ничего не зависит. Ты будешь делать то, что может сделать любой. Еще лучше, если эта работа к тому же и бессмысленна. Отсюда перетаскивание камней с места на место и погрузка песка в вагоны ладонями.
      Я говорил уже, что доносчики не пользовались в лагере никакими привилегиями. Принцип тот же самый -- нельзя допустить, чтобы заключенный мог бы сам чего-то достичь, своими действиями повлиять на свое положение. Таким образом, у человека выбивается из рук мощное защитное средство -- работа.
      Элита
      Другое сильнодействующее средство самоутверждения -власть. Управлять другими людьми, принимать решения, нести ответственность за судьбы этих людей -- все это, несомненно, цементирует личность человека. И в концлагере такая возможность существует. Потому что всей жизнью концлагеря управляют заключенные.
      В бараке -- это староста, а в больших бараках, состоящих из отделений, ему подчиняются старосты отделений. Бараки объединены в "острова", и есть старосты островов, а на самом верху -- староста лагеря. Капо, начальник рабочей группы,-заключенный, начальники столовой, мастерских, поликлиники -заключенные. И потому, в частности, сотня эсэсовцев может управлять лагерем в несколько десятков тысяч человек, что почти всю работу за них выполняют сами заключенные. Представителей этой разветвленной, многоярусной иерархии называют в концлагере "элитой".
      Человек, прорвавшийся в элиту, действительно обладает властью. Но он не может не сознавать, что его цели полностью совпадают с целями эсэсовской администрации. Если ты -староста, то, защищая себя и людей из своего барака, ты должен стремиться к тому, чтобы в бараке всегда был полный порядок. А это как раз то, к чему стремится и эсэсовец. И мысль о том, что ты становишься активным соучастником всего, что творится в лагере, отравляет твою душу. Конечно, ты можешь спасти своего человека от газовой камеры. Но вместо него ты все равно должен внести в список кого-нибудь другого. И поставить под этим списком свою подпись.
      И еще. Поразительно, как быстро человек, попавший в элиту, забывает те лишения и страдания, которые он терпел, когда был обыкновенным заключенным. Дело в том, что жизнь элиты резко отличается от жизни заключенных. Элита питается значительно лучше и отдельно, она лучше одета, меньше работает, больше времени проводит в помещении. Некоторые даже живут в отдельных комнатах. И вот староста посылает на смерть заключенного, которого он застал за одним из самых страшных преступлений -когда тот рылся в помойке в надежде найти картофельную шелуху. Староста, который еще три месяца назад полжизни бы отдал за пригоршню этой шелухи, теперь представить себе не может, как это можно быть таким голодным. Это удивительное свойство человеческой психики -- попав из невыносимых условий в более благополучные, человек быстро и начисто все забывает. Поэтому староста не может залезть в шкуру заключенного, взглянуть на мир его глазами. Для старосты это существо другой породы, и здесь он тоже сближается с эсэсовцем, переходя на другую сторону колючей проволоки.
      Самоучитель по выживанию
      Книга Беттельгейма "Просвещенное сердце" переведена на много языков. Автор предисловия к французскому изданию назвал ее "самоучителем по выживанию". Оба слова здесь важны. Во-первых, она помогает человеку защитить свою личность от разрушения, а в экстремальных условиях это равносильно физическому выживанию. Во-вторых, в книге можно найти много конкретных "правил поведения". Они не собраны в одном разделе -- эту книжку надо читать самому и самому выбрать из нее то, что тебе лично подходит. Это, действительно, самоучитель.
      Итак, представим себе, что мы оказываемся в концлагере. И так же, как и Беттельгейм, очень скоро начинаем понимать, что еще немного -- и нам крышка. Надо сопротивляться. Но как? Первый шаг к спасению -- понять, чему надо сопротивляться (знание -- сила). Лагерь хочет превратить нас в "идеальных заключенных", разрушив, с нашей же помощью, нашу личность. Значит, сопротивляться -- это укрепить ее, сделать ее твердой, найти способы самоутверждения.
      Самое общее правило -- создать вокруг себя Область Автономного Поведения. Область, внутри которой можно самостоятельно совершать поступки и нести за них ответственность. Эту область ты тоже выбираешь сам, исходя из склада характера. Это может быть очень маленькая область.
      Перескажу еще раз эпизод из лагерной жизни Беттельгейма, который я приводил, говоря о воспитании детей. Беттельгейм, еще совсем новичок, сидя в столовой, брезгливо оттолкнул от себя миску с баландой. Его сосед, "старичок" -- так в лагере называют заключенных с большим стажем, -- дал ему совет: "Если хочешь быстро сдохнуть, тогда можешь не есть. Но если ты решил выжить, то запомни: во-первых, ешь всякий раз, когда дают есть, во-вторых, спи или читай, когда представится свободная минута, и, в-третьих, чисти зубы по утрам". "Старичок" перечислил ему почти все, что в лагере не заставляют делать. Поэтому чистка зубов по утрам может быть поступком. Самое важное: поступки -не только то, что мы делаем. Это то, что делает нас. Это формообразующее средство.
      Мне очень по душе это место из книги. Здесь делается упор на личное, индивидуальное сопротивление. Человек, зная, против чего он борется, борется в одиночку. Я очень не люблю это знаменитое: "Один в поле не воин". В истории, начиная с древней и до наших дней, были случаи, когда всего один человек говорил: "Нет. Не буду" и тем останавливал неправое дело. Но даже если не было видимых последствий его поступка, в лагере становилось одним "идеальным заключенным" меньше -- значит, лагерь не победил.
      И еще -- всякая Область Автономного Поведения хороша, но некоторые -- в особенности. Беттельгейм рассказывает о двух филателистах, с которыми он вместе сидел. Они, конечно, очень быстро нашли друг друга и, улучив минутку, страстно обсуждали свои коллекции. Первое время это увлечение давало им возможность сопротивляться лагерю. Но постепенно действие этого средства стало ослабевать -- ведь коллекции-то остались дома. А всего, что находится вне лагеря,-- не существует. Судьба этих двух филателистов трагична. Они не смогли больше черпать силы из этого источника, дружба их расстроилась, и вскоре они погибли.
      А вот научная работа Беттельгейма в лагере -- это пример совсем другой деятельности. Деятельности, непосредственно направленной на ту жизнь, которая его окружала. Надо добавить, что это было смертельно опасное исследование -- ведь работа психолога связана с опросом "пациентов". Каким образом в лагере, кишащем доносчиками, его никто не выдал, можно объяснить только атмосферой, которую создавала вокруг личность Беттельгейма.
      Теперь, после этих общих рассуждений, я хочу сказать о двух конкретных правилах, выбранных из книжки.
      Черта
      В сознании человека все время должна находиться черта -граница, которую он никогда, ни при каких условиях, не переступит. Совершая поступок, находящийся за этой чертой, человек просто перестает быть собой, и поэтому его существование уже не имеет смысла. Здесь важны две вещи. Первое -- черта, которую ты для себя выбрал, постоянно должна находиться в твоем сознании. Второе -- она может двигаться. Ведь условия в лагере меняются: то, что вчера еще было смертельно опасно, сегодня -- вполне допустимо. Или наоборот. Конечно, черту нельзя двигать уж очень часто и, во всяком случае, нельзя двигать в тот момент, когда ты принимаешь решение.
      Вот реальный случай из жизни лагеря. Команда заключенных перетаскивает камни. Эсэсовец, присматривающий за их работой, вдруг замечает, что двое заключенных стараются выбирать камешки поменьше и этим нарушают принцип "Не высовывайся". Требуется их наказать -- эсэсовец приказывает им выкопать для себя могилу и залезть в нее. Затем он вызывает заключенного из соседней рабочей команды и приказывает ему закопать тех двоих живьем. Заключенный отказывается это сделать! Эсэсовец сопровождает приказ ударами приклада -- снова отказ. Имя этого человека известно -- им был польский аристократ Стшаска. Известно оно потому, что это был редчайший случай открытого неповиновения, за это в лагере -- расстрел на месте. Но наш эсэсовец выказывает более глубокое понимание лагеря. Вот задача: как должен поступить эсэсовец? Пока читатель думает, поделюсь с ним следующим наблюдением. Я увлекся этой книжкой давно и вот уже более десяти лет рассказываю и обсуждаю ее с самыми разными людьми. И не было еще ни одного случая, чтобы кто-нибудь из моих слушателей не нашел правильного решения за эсесовца.
      Ну так что? Это очень просто. Надо, разумеется, вынуть тех двоих из могилы, посадить туда Стшаску и приказать им его закопать. И они его закапывают. А теперь что? Когда голова Стшаски уже еле виднелась из-под земли, эсэсовец приказывает им снова поменяться местами. Стшаску выкапывают, те двое -- снова в могиле. На этот раз Стшаска их закапывает навечно...
      У Стшаски была черта, и, значит, он был еще человеком. Мало смысла было его расстрелять -- он так и погиб бы вместе со своей чертой. Нужно было ее сломать, и теперь Стшаска сам покатится по наклонной дороге, ведущей к "идеальному заключенному".