Запретная страсть

— Док, давайте покончим с этим. Немедленно! А то будет хуже…

— Нет! — твердо сказал Фрэнко. — Она должна выговориться, другого пути к выздоровлению нет. Джексон схватил психиатра за руку.

— Нет-нет, подождите! — взмолился он. Но было уже поздно. Он едва коснулся Фрэнко — ни о каком насилии и речи быть не могло, — однако Молли разбушевалась так, что из коридора прибежала медсестра. Мужчины в полном ошеломлении смотрели на обезумевшую Молли, которая, сжав кулаки, с воплями наступала на Джексона.

— Не трогай его! — визжала она. — Ты никому больше не можешь сделать больно… никогда! Я ведь в тот раз убила тебя! Но ты не хочешь оставаться среди мертвецов. Отойди от него, иначе я убью тебя опять!

«О Боже, она все-таки сказала это…» Молли в бешенстве кинулась на брата, но он поймал ее в свои объятия. Она кричала, откинув назад голову, и никто ее не останавливал. Эти крики эхом отдавались в ушах Джексона и пронзали его сердце. Постепенно они перешли в хрип. Глаза Молли, заплывшие от слез, превратились в узкие щелочки. И только тогда Джексон прижал ее к своей груди и, покачивая, зашептал:

— Плачь, сколько душе угодно, Молли. Плачь за нас обоих. Я не обижу тебя, милая моя. Я ведь не Стэнтон. А он мертв, его больше нет.

Джексона мутило. Как и в тот день, когда погиб Стэнтон. Вернувшись тогда домой раньше обычного, он увидел сестру, лежавшую почти без чувств, и отца, который забрался на нее верхом и насиловал. Так, словно Молли была вещью, пригодной только для удовлетворения его гнусных потребностей. Джексон содрогнулся, вспомнив, как дрался со Стэнтоном… как потом потерял сознание. А придя в себя, увидел, что Молли стоит над телом отца с ружьем в руке… все кругом было в крови… и сестра кричала…

Джексон очнулся, почувствовав, как голова Молли скатилась набок и ее тело обмякло.

— Молли?

— Давайте-ка я помогу, — предложил врач, но Джексон взмахом руки остановил его, поднял сестру и понес ее к креслу. Не в силах расстаться с ней ни на секунду, он сел, пристроил ее у себя на коленях и стал укачивать, как ребенка.

— Я вызову терапевта, — тихо сказал Фрэнко.

— И чем, черт побери, он сумеет ей помочь? — проворчал Джексон, глядя на бледное, залитое слезами лицо сестры.

Это была, в сущности, чужая, незнакомая ему женщина, но в ней еще сохранилось что-то от прежней Молли, и обнимать ее было приятно. Джексон ощутил, как в нем пробуждаются полузабытые воспоминания детства.

Доктор Фрэнко притулился на краешке своего письменного стола и с удивлением наблюдал за братом и сестрой.

— Значит, вы не убивали своего отца? Это сделала она, так?

Джексон со злостью оглянулся на медсестру, которая все еще оставалась в комнате.

— Джексон, теперь это уже не имеет никакого значения, — сказал Фрэнко. — Вам не нужно больше ее покрывать. Молли открыто сказала о том, что утаивала все эти годы. Да, она убила отца. Она, а не вы. И не надо заставлять ее молчать. Возможно, признание спасет ее.

Откинув голову на спинку кресла, Джексон невидящим взором смотрел на пейзаж, открывавшийся из окна. В его сознании вихрем кружились ужасные образы прошлого.

— Почему вы взяли вину на себя? — спросил Фрэнко. Его поразило, что шестнадцатилетний мальчик мог добровольно пойти на такое.

В глазах Джексона вспыхнула ярость. …и — Потому, что я и сам убил бы его, если бы Молли меня не опередила. Я хотел, чтобы Стэнтон сдох. А она и так достаточно страдала, — он медленно, судорожно втянул в себя воздух. — И еще потому, что я обещал позаботиться о Молли и не смог сделать этого.

— Кто же мог просить вас об этом? — озадаченно спросил Фрэнко. — Вы ведь на несколько лет младше сестры? Разве не она должна была опекать вас?

— На Стэнтона нельзя было положиться. Я был единственным мужчиной в семье — так говорила моя мать, Лаура. И когда она умерла, моя задача состояла в том, чтобы защищать сестру.

В комнату вошел врач в сопровождении нескольких санитаров. Фрэнко мягко коснулся плеча Джексона.

— Я должен сказать вам, Джексон, что вы были и остались настоящим мужчиной. То, что вы сделали… — Он покачал головой, слишком взволнованный, чтобы закончить свою мысль. — Я могу сказать только, что это высшее проявление братской любви.

Глава 17

Было около шести вечера. Джексон отсутствовал уже пять часов. Он еще никогда не уезжал так надолго.

Несмотря на усталость, Ребекке не спалось. Немного оправившись после пережитого шока, она то бесцельно расхаживала по дому, то вдруг принималась за уборку, но все это не облегчало ее страданий.

В течение получаса ей трижды мерещилось, будто к дому подъезжает пикап, и всякий раз оказывалось, что она ошиблась: это был или шум ветра, или резко тормозил какой-нибудь грузовик на автостраде. Ребекка то и дело бросалась к окну и отходила от него с ощущением все возрастающего беспокойства.

Что, если он вообще не вернется? Что, если…

И вдруг зазвонил телефон. Мгновенно позабыв о своих тревогах, Ребекка помчалась в комнату.

Это Джексон. Наверное, что-то случилось с мотором или шина лопнула!

— Алло!

— Ребекка! — заорал Пит, совершенно не обратив внимания на ее дрожавший голос. — Включай скорее телевизор!

— Пит? Это ты? А в чем дело?..

— Включай! — вопил старик. — Любую местную программу! Думаю, это передают сейчас по всем сразу.

— О чем ты говоришь? Что передают?

— О, Господи помилуй, детка! Включай и не спорь со мной! — Пит бросил трубку.

Столь бесцеремонное поведение Пита испугало Ребекку. И тут на экране появилось лицо Джексона, раздался голос репортера, который кричал что-то в микрофон, и она рухнула в кресло, дрожа всем телом.

— …самая невероятная история…

Но слова пролетали мимо ее сознания. Ребекка видела только Джексона, стоявшего перед телекамерами.

— О Боже мой!.. — стонала она, обхватив себя руками.

— …публичное заявление будет сделано в ближайшие минуты. Мы ждем только согласия врача. Как я уже говорил, это невероятная история — история любви и преданности, которые…

Ребекка судорожно вцепилась в ручки кресла, чтобы не свалиться на пол. Телефон трезвонил вовсю, но она была не в силах даже пошевелиться, не то что говорить.

Ребекка закрыла глаза, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Но ведущая местного канала начала рассказывать о том, как Джексон попал в тюрьму, и она слушала ее затаив дыхание… а в душе что-то рвалось и умирало.

— Нет, Молли! Нет, черт побери! — умолял Джексон, расхаживая по кабинету доктора Фрэнко. — Ты не должна делать этого — после всего, что ты вынесла. А если тебя арестуют? И ты всю оставшуюся жизнь проведешь за решеткой… только совсем в другой компании?

Он был готов пасть на колени перед сестрой, которая после первой же встречи с ним стала совсем другим человеком.

— Ты ведь не знаешь… не можешь знать… что это такое — тюрьма.

Но Молли Рул твердо стояла на своем. Она приняла решение еще несколько часов назад, и, к ужасу Джексона, врач поддерживал ее на все сто процентов.

— Я должна рассказать. Эй Джи. Я не смогу жить дальше с чувством вины. Я потеряла рассудок, а ты — свободу… не говоря уже о добром имени.

Джексон застонал и обнял ее — чуть ли не в тысячный раз за последние три часа. Когда Молли очнулась от обморока, он сразу почувствовал, какая с ней произошла метаморфоза. Ее глаза, по-прежнему заплаканные и распухшие от слез, вдруг ожили. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять: Молли вернулась — та Молли, которую он любил и знал. Фрэнко назвал это истерической амнезией, а Джексон — возвращением к жизни.

И вот теперь еще одна, новая причина для страха. Если Молли осуществит задуманное, все полетит к черту.

— Публичное признание? Да они растерзают тебя!

Голос Молли дрожал, но в ее словах звучала непоколебимая решимость.

— А мне плевать! Твой арест тоже вызвал много шума. И я хочу публично снять с тебя обвинение. Кроме того, доктор Фрэнко рассказал, как ты выгораживал меня. Не важно, что будет со мной. А тебе следовало еще пятнадцать лет назад выложить правду.

— А потом тебя заставили бы рассказать всему свету о том, что творил этот сукин сын? И мне пришлось бы это слушать? Ну уж нет!

— Тебе пришлось куда хуже из-за того, что я лишилась рассудка и памяти.

Глаза Джексона стали похожи на кусочки льда.

— Ты сама не знаешь, о чем говоришь… зато я знаю. Из тебя вытянут все… все грязные, мерзкие подробности до единой, а потом эти подонки будут с наслаждением смаковать их.

Молли со стоном закрыла лицо руками. Ей до сих пор было так больно рыться в прошлом! А теперь еще надо публично признаться в том, что она долгие годы скрывала от самой себя… Она не выдержит, умрет… А может быть, нет?..

Но тут вмешался доктор Фрэнко:

— Одно дело — тогда, а другое — сейчас. В семидесятые годы проблемы инцеста и сексуального насилия, особенно по отношению к детям, обсуждались редко. В наши дни об этом говорят открыто. И да поможет Господь человеку, которого обвинят в подобных преступлениях! Потому что толпа растерзает его еще до вынесения приговора, не разбираясь, виновен он или нет. Я уверен: ваша сестра и дня не проведет в тюрьме.

Джексон ругался, умолял, метался по комнате, но все было бесполезно. Фрэнко уже вызвал адвоката, работавшего в корпорации, которой принадлежал приют «Азалия». Тот согласился временно представлять интересы Молли, связался с прессой и телевидением и подбросил им кое-какую информацию, да так ловко, что журналисты, не зная толком, в чем дело, устроили настоящую сенсацию. Главная роль отводилась Молли: она сама должна была поведать миру свои тайны.

В дверь кабинета постучали, и на пороге появился санитар:

— Доктор Фрэнко, вас ждут.

Молли резко обернулась и заломила руки, волнуясь, словно ребенок, которому предстоит выйти на сцену и прочитать стихотворение. Джексон помрачнел как туча. Ему хотелось схватить сестру и удрать с ней куда-нибудь подальше.

Доктор Фрэнко внимательно наблюдавший за их поведением, решил, что самое худшее для брата и сестры — продолжать молчать и дальше.

— Скажи, что мы уже идем, — отозвался психиатр и протянул руку. — Молли? Ты готова, дорогая?

Джексон встал между ними и властно обнял сестру за плечи. Конечно, он моложе Фрэнко, но на несколько дюймов выше его ростом и, уж во всяком случае, намного сильнее. А кроме того, Молли — его сестра.

— Я пойду с тобой, Молли. Если тебе будет тяжело, просто обопрись на меня, — прошептал он и нежно поцеловал ее в лоб.

У Молли задрожал подбородок и на глазах выступили слезы.

— Я всегда так и делала. Эй Джи. Вот что довело нас до беды.

У Фрэнко сердце разрывалось от жалости к ним обоим. Джексон Рул… он всегда хотел быть опорой для своей сестры.

Громкий стук в парадную дверь сопровождался неразборчивыми ругательствами. Ребекка соскочила с кресла и, спотыкаясь, побежала выяснять, в чем дело. По телевизору в это время передавали информацию о семье Рулов, которую репортерам удалось раскопать в архивах. Главное событие — пресс-конференция — было впереди. А пока зрителям приходилось довольствоваться весьма скудными и разрозненными сведениями. Все разговоры в основном вертелись вокруг темы сексуального насилия над детьми; выдавались и кое-какие сплетни о жизни Джексона в тюрьме «Ангола».

— Ребекка! Да открой же эту проклятую дверь!

Пит!

Она распахнула дверь и оказалась лицом к лицу с взволнованным стариком. Пит хотел было обнять ее, но, вглядевшись повнимательнее, сдержал свой порыв ж порадовался, что пришел вовремя. Если Ребекка со-всем расклеится, то он, ее друг, будет рядом.

— Ты все слышала? — спросил Пит, протискиваясь мимо нее и устремляясь в гостиную.

— Что именно? Я знаю, что полиция оцепила приют «Азалия» и опять всплыла эта история с убийством. А почему поднялся шум… понятия не имею.

— Так я и думал, — пробормотал старик, всматриваясь в пустые глаза Ребекки. — Сядь, детка, ты едва держишься на ногах.

Оглянувшись на телевизор, он схватил пульт дистанционного управления и усилил звук. На экране вдруг появился Джексон в сопровождении какой-то женщины и двух мужчин.

— О Боже, Пит! Я не переживу этого. Клянусь, я ничего о ней не знала!.. — захныкала Ребекка, имея в виду свою воображаемую соперницу.

— Черт! — фыркнул Пит. — Да никто не знал о том, что у Джексона есть сестра. Представления не имею, зачем было делать из этого такую тайну, но, готов побиться об заклад, сейчас все прояснится.

Сестра? Молли — его сестра? Слава Богу! Не успела Ребекка переварить эту новость, как один из мужчин на экране выступил вперед и заговорил:

— Леди и джентльмены, я — Майкл Фрэнко, лечащий врач Молли Рул. Я сразу хочу предупредить вас: это не обычная пресс-конференция, на которой можно задавать вопросы. Молли сама расскажет вам то, что сочтет нужным, — психиатр взглянул на свою подопечную и ласково улыбнулся. — Ей очень нужна аудитория. Так что слушайте, но, прошу вас, не прерывайте ее — таково желание мисс Рул.

Во время свидания с братом Джексоном Рулом — а не виделись они пятнадцать лет — к мисс Рул вернулась память. Это было засвидетельствовано несколькими сотрудниками нашей больницы. Мы с коллегами определили ее заболевание как истерическую амнезию. А почему Молли утратила память, станет ясно из ее рассказа. Вы получите документ, составленный нашей администрацией, в котором подробно излагаются причины пребывания Молли Рул в «Азалии» и методы ее лечения.

Итак, леди и джентльмены, даю слово Молли Рул.

Ослепленная лучами юпитеров, Молли едва различала сидевших в зале людей и не могла понять, насколько многочисленна ее аудитория. Джексон решил, что так даже лучше — Молли по крайней мере не увидит на лицах репортеров ужаса и отвращения.

Она только раз взглянула на Джексона и по выражению его лица поняла, что стоит ей кивнуть — и; он с превеликой радостью уведет ее отсюда, сохранив их тайну. Но Молли всю жизнь пыталась спрятаться от правды. Теперь настало время открыть ее.

До боли сжав руку брата, она слегка вздернула подбородок и поднялась на кафедру, уставленную микрофонами. Ее голос дрожал, но слова звучали четко и ясно. Молли не хотела, чтобы у присутствующих остались хоть малейшие сомнения.

— По ночам отец украдкой приходил в мою комнату и тискал меня. — Это самые мои ранние воспоминания. Не знаю, сколько мне тогда было лет, но мой брат. Эй Джи, еще не родился, а я старше его всего на четыре года. Помню, что позже, несколько лет спустя, я думала: если долго-долго не дышать, то можно умереть, и больше отец ничего со мной не сделает. Но таким способом трудно покончить с собой, — Молли немного помолчала, и на ее лице появилась едва заметная горькая улыбка. — В то время мне было всего семь…

В зале стояла мертвая тишина, и Джексону даже показалось, будто там никого нет. Он повернул голову к сестре, опасаясь, что с ней вот-вот начнется истерика. Но ничего подобного — Молли продолжала говорить, и ее голос становился тверже с каждой минутой. Теперь-то Джексон начал понимать, почему Фрэнко разрешил устроить эту пресс-конференцию и насколько целительна правда.

— Понятия не имею, знала ли об этом моя мать. Я ничего ей не говорила, потому что боялась Стэнтона. Когда мне исполнилось девять, я получила в подарок от мамы тренировочный бюстгальтер и в тот же день Стэнтон лишил меня невинности. Он сказал, что я уже стала взрослой, и это надо отпраздновать. Я понимала, что это нехорошо, но не могла остановить его. Отец был такой большой и сильный.

В зале кто-то тихонько вздохнул, кто-то всхлипнул. Джексон стоял, сжав зубы, и глядел в одну точку — куда-то поверх сияющих огней юпитеров. Он не сознавал, какой ненавистью искажено сейчас его лицо. Джексон только один раз стал свидетелем сцены насилия, но и этого хватило, чтобы у него возникло желание убить отца. И даже теперь слушать о страданиях Молли, которые длились целые годы, изо дня в день, было совершенно невыносимо.

— К тому времени, когда мама умерла, мне было одиннадцать или двенадцать лет. Многое слилось в памяти. Но в одном я уверена: чем старше становился мой брат Эй Джи, тем сильнее Стэнтон боялся, что я обо всем ему расскажу. Отец не признавался в этом, но я-то чувствовала! Наверное, поэтому он так часто избивал Эй Джи. Стэнтон хотел удержать свою власть над нами.

Джексон закрыл глаза, сглотнув застрявший в горле комок, и приказал себе думать о Молли, а не погружаться в воспоминания.

А Молли глубоко вздохнула и обеими руками вцепилась в кафедру.

— До того как погиб Стэнтон, произошло много безобразного и отвратительного… Об этом не стоит говорить. Кроме того, вы ведь собрались здесь, чтобы услышать конец этой истории, не так ли? Все началось с того, — тут ее голос дрогнул, и в нем появились нотки нерешительности, — что я забеременела от своего отца… во всяком случае, мне так показалось.

Джексон пошатнулся. Боже милосердный… Молли! Сестра почувствовала, как он шевельнулся, но не стала оборачиваться: ей нужно было довести дело до конца.

— Стэнтон пришел в ярость. Он кричал, что это моя вина, что мне следовало быть более осторожной. Потом отец решил выбить из меня ребенка. Я мало что помню… но после избиения он изнасиловал меня… и я почти потеряла сознание. Наверное, он подумал, что раз уж я все равно беременна, то незачем упускать удобный случай. Я была без чувств и не видела, как пришел Эй Джи. Очевидно, он появился в тот момент, когда Стэнтон насиловал меня. Очнувшись, я увидела, как они дерутся, и поняла, что произошло.

Джексон не мог больше оставлять Молли одну. Он встал рядом и положил руку ей не плечо. Сестра слегка прислонилась к нему, словно черпая в этом силы.

— Ты вольна остановиться в любую минуту, — шепнул Джексон.

Молли покачала головой и опять повернулась к залу.

— Так вот, когда я пришла в себя. Эй Джи лежал без сознания, а Стэнтон был весь в крови. Жаль, что я не видела, как брат отлупил его.

Ее робкая попытка пошутить не нашла отклика у зала. Репортеры со своими камерами, словно зачарованные, внимали этой истории — чудовищной, но правдивой до последнего слова. У некоторых на глаза наворачивались слезы, другие плакали, не стесняясь, и никто не остался равнодушным.

— Стэнтон велел мне привести себя в порядок. Я видела, что он сделал с моим братом, и знала, как только Эй Джи придет в сознание, все начнется сызнова. Поэтому я вышла из комнаты и взяла дробовик… — Молли опустила голову и медленно, глубоко вздохнула. Боясь упасть, она вцепилась в кафедру с такой силой, что побелели костяшки пальцев. И вдруг смело подняла глаза. — Это было легко. Если бы я знала, как легко убить дьявола, я сделала бы это гораздо раньше. Когда я направила ружье на Стэнтона, он только рассмеялся. Потом я взвела курки на обоих стволах, и отец начал ругаться. Что произошло дальше, я не помню. Везде была кровь… и Эй Джи отобрал у меня ружье… а потом я стала кричать… кричать… и…

— Хватит, Молли! Довольно!.. — взмолился Джексон и попытался стащить ее с кафедры.

Молли вздрогнула, но вырвалась от него. По ее щекам текли слезы.

— Вообще-то я хотела рассказать не о том, почему я убила отца. Важно другое — мой брат не делал этого. Клянусь всем святым, я не знала, что он взял вину на себя. Я никогда не допустила бы, чтобы Эй Джи сел в тюрьму и расплачивался за мое преступление. — Молли схватила Джексона за руку и потянула к себе. — Я не понимала, куда он исчез. До сегодняшнего утра я даже не сознавала толком, сколько прошло лет, — она всхлипнула. — Наверное, я просто… просто потеряла рассудок… Вот и все, что я хотела сказать.

Секунд десять в зале царила мертвая тишина, а потом начался настоящий ад. Несмотря на предупреждение доктора Фрэнко, вопросы сыпались со всех сторон. Молли совсем растерялась, но Джексон среагировал быстро и уволок ее с кафедры, предоставив психиатру и администрации отвечать репортерам.

Однако для Молли на этом беды не закончились. В здании больницы их поджидала полиция. Джексон вышел из себя, чаша терпения переполнилась.

— Какого черта, чего вам надо?! — зарычал он, подталкивая Молли вперед.

От группы копов отделился человек, представившийся как адвокат при больнице «Азалия».

— Сейчас мы занимаемся проблемами, связанными с вашей сестрой и ее ситуацией!.. — начал объяснять он.

— Ситуацией?! — взорвался Джексон. — Какой именно ситуацией? Всю жизнь ее били и насиловали… и наконец довели до сумасшествия! Вы эту ситуацию имеете в виду?

Никто из полицейских не осмелился посмотреть в глаза Молли. Им вообще хотелось оказаться сейчас где-нибудь в другом месте.

— Не волнуйтесь, мистер Рул, — сказал адвокат. — Вашу сестру никуда не увозят. Пока она останется здесь. И я очень сомневаюсь, что ей предъявят обвинение, но в любом случае вы должны понять: эти люди просто выполняют свою работу. Как-никак Молли ведь призналась в том, что совершила убийство.

— Джексон, оставь их, — попросила Молли и положила голову ему на грудь.

Джексон обнял ее. Она вздохнула: что бы ни было, а говорить правду так приятно!

В этот момент появился доктор Фрэнко и быстро все уладил. Джексона и Молли наконец-то оставили наедине, и они зашли в уголок холла, чтобы поговорить спокойно.

— Ты стал совсем взрослый, я просто поверить не могу, — прошептала Молли.

Ей очень хотелось погладить своего Эй Джи по голове, но она еще не была полностью уверена в себе. А сходство между Стэнтоном и братом бросалось в глаза. По крайней мере сейчас.

— Ты тоже выросла и очень изменилась.

— А где ты живешь?

Вспомнив о Ребекке, Джексон застонал:

— А черт! Мне же надо позвонить ей.

Заметив, как просияли его глаза, Молли улыбнулась:

— Жене?

На лице Джексона отразился ужас.

— Дьявол, конечно, нет! Таким, как я, нельзя жениться.

Молли нахмурилась.

— По-моему, ты тоже нуждаешься в услугах психиатра. Ты совершенно нормальный человек. И сейчас с тебя снято клеймо убийцы. Можешь считать, что ты воскрес — как и я, — она дотронулась до его руки. — Ты любишь ее?

— Да, всем сердцем!

— А она?

Джексон отвел взгляд.

— Да, любит. По-моему, даже слишком.

Молли обняла брата.

— Нет, Эй Джи. Когда речь идет о любви, не бывает никаких «слишком». Поезжай-ка домой, успокой свою подругу и будь счастлив. Ради себя… и ради меня. Ты сделаешь это?

— Ты чересчур многого требуешь, Молли, — пробормотал Джексон.

— Нет, Эй Джи. Ты достоин самого лучшего. А теперь возвращайся домой. И позвони мне завтра. Я хочу познакомиться с женщиной, которая завладела сердцем моего брата.

Джексону с большим трудом удалось отделаться от преследовавших его журналистов. Зато выходя из ворот больницы, он чувствовал себя так, словно у него за спиной выросли крылья.

Ребекка направила на телевизор пульт дистанционного управления, и экран погас. Первым заговорил Пит.

— Будь я проклят! — бормотал он. — Нет, ты когда-нибудь слышала нечто подобное? Представь себе! Полжизни хранить такие вещи в тайне!

А Ребекке было тошно думать о том, что пришлось вынести Джексону и его сестре, которая убила отца, защищая себя и брата. Тяжело слышать о насилии, тем более когда речь идет о близких тебе людях.

— Ну… так что же ты собираешься делать? — спросил Пит.

Ребекка повернулась к нему. На ее залитом слезами лице отразилось смятение.

— Что ты имеешь в виду?

Пит пожал плечами.

— Не знаю… Я говорил вообще.

— А не надо ничего делать, Пит. Я любила его раньше, люблю и теперь. Какая разница, что с сегодняшнего дня в глазах общества Джексон вдруг стал пай-мальчиком? Я и так знала, что он хороший человек. Но лучше бы он мне первой рассказал свою историю.

Пит вытаращил на нее глаза:

— Любишь? Значит, между вами действительно что-то есть?

— Что-то? — Ребекка тихо засмеялась, подумав о ребенке, которого носила в себе. — Проблема в том, что я уверена в своих чувствах, но не в его. Я знаю, Джексон мог бы отказаться от меня только ради того, чтобы сохранить свою тайну.

Пит переменился в лице. В голосе Ребекки звучала откровенная боль и даже легкий намек на ревность.

— Не знаю, что у этого парня на уме, — проворчал старик. — Но, судя по тому, что мы сейчас слышали, его желание все утаить понятно.

Черт! Да разве ты не видела выражение его лица, когда их с Молли показывали крупным планом? Джексону было тяжело стоять перед телекамерами. И он не хотел, чтобы его сестра раскрывала душу перед целым светом.

— Да, я заметила, — прошептала Ребекка.

— Так подумай об этом, дорогая, — строго сказал Пит. — У Джексона были только две возможности: сказать правду — и этим погубить свою сестру или продолжать лгать… и погубить себя.

— Но он нехорошо поступил со мной!.. — жалобно возразила Ребекка. Пит покачал головой.

— Вовсе нет. К тому же едва ли он вообще видел в жизни что-то хорошее. Разве легко ему поверить, что все может быть по-другому?

— Ладно, поезжай домой. Пит. Мне надо подумать.

— Позвони отцу.

Ребекка закрыла глаза.

— Он все-таки священник, — настаивал Пит.

— А помимо этого — мой отец. Папа, к сожалению, никогда не умел отделять одно от другого. Ничего, со мной все будет в порядке. Просто нужно выждать некоторое время.

— Как скажешь, дорогая, — пожал плечами старик. — Завтра увидимся?

— Вряд ли стоит завтра вообще открывать оранжерею. Боюсь, наши клиенты приедут сюда не только за рассадой.

Пит хлопнул себя по ляжке.

— Черт, верно! А мне и в голову не пришло. Если хочешь, на обратном пути я повешу табличку «Закрыто» на дверях конторы.

— Спасибо, Пит. Это очень мило с твоей стороны.

Оставшись одна, Ребекка погрузилась в свои мысли. Она думала о том, что откровения Молли Рул могут изменить всю их жизнь.

Хотя Ребекка очень волновалась и с нетерпением ждала Джексона, она все-таки пропустила тот момент, когда он подъехал к дому. Ребекка зашла в кухню, чтобы попить воды, и тут хлопнула парадная дверь.

Она поставила стакан в раковину и обернулась, не зная, как себя вести и что говорить.

Под резким светом юпитеров открылось слишком много тайн, о которых, по мнению Джексона, Ребекке лучше было бы не знать. Молли, конечно, сняла с его души огромную тяжесть. Но если Ребекка не сможет простить его за ложь, то жизнь потеряет смысл. А судя по выражению ее лица, она уже знает, что произошло.

— Ребекка… милая. Я должен был позвонить тебе. Но это случилось так внезапно!.. А потом Молли решила….

Ребекка стремглав кинулась к нему.

— Тише, — прошептала она и обхватила руками его голову. — Просто обними меня.

И как только Джексон покрепче прижал ее к себе, она поняла, что все будет хорошо. Джексон был в таком отчаянии! Ребекка физически ощущала его боль. И он приехал домой… вернулся к ней. Остальное уже не имеет значения.

— Я боялся, что ты возненавидишь меня, — прошептал он, погружая пальцы в ее кудри. Джексон цеплялся за свою любовь, как утопающий за соломинку.

Ребекка вздохнула, и он почувствовал на своей щеке ее легкое дыхание.

— Так оно и было — только недолго, одну минуту… — Она потянулась к нему, раскрыв губы для поцелуя. — А потом я молила Бога, чтобы ты вернулся ко мне. Я любила тебя, Джексон, еще в то время, когда у других ты вызывал только страх и отвращение. Я любила тебя тогда, когда ты ненавидел самого себя. Теперь ты стал героем, и множество людей будут восхищаться тобой. Я боюсь, что стану ненужной….

— Ненужной?.. — Джексон даже застонал, пораженный такой глупостью, а потом наклонился и стал жадно целовать ее шею, подбородок, губы…

Ребекка, задыхаясь от счастья, чувствовала, как гулко бьется его сердце, как это сильное тело вздрагивает от прикосновения ее пальцев. Она прошептала его имя, и Джексон подхватил ее на руки и отнес в спальню.

В комнате было темно, но они ясно видели, что творится в душе друг у друга. Желание вспыхнуло с такой силой, что пришлось обойтись без раздевания. Ребекка не успела опомниться, как Джексон опрокинул ее на спину и пригвоздил к постели всей своей тяжестью.

Войдя в тело Ребекки, он глухо застонал от мучительного желания немедленно достичь экстаза, но вдруг вспомнил, что не принял никаких мер предосторожности.

— О черт! — проворчал Джексон, перекатываясь на бок. — Подожди, милая.

«Вот он, удачный момент, — подумала Ребекка. — Скажи ему».

Но нет, сейчас этого не стоило делать: сегодня на Джексона и так обрушилось слишком много неожиданностей. Известие о том, что ему предстоит стать отцом, может переполнить чашу.

— Посмотри в комоде, — сказала Ребекка и вскоре услышала, как зашуршала фольга.

— Прости, милая, — прошептал Джексон, лаская в темноте ее тело. — Не стоит мучить еще одного невинного ребенка: ему придется жить в ужасном мире.

Его губы коснулись ее живота и медленно скользнули вниз. Теперь уже остановиться не могли ни он, ни она. Ребекка застонала, но не от этих страстных поцелуев: слова Джексона до сих пор звучали в ее ушах. А потом ее сердце застучало в такт с движениями его рук, и она заплакала. Но не от пронзившего ее наслаждения, а от страха за ребенка, которого Джексон, судя по всему, не хотел.

Как в одном человеке могут уживаться такие разные чувства: любовь и ненависть? Душа его по-прежнему оставалась для нее тайной за семью печатями. Впрочем, и у Джексона вопросов к себе было больше, чем ответов.

Глава 18

На следующее утро Джексон вышел из душа в довольно мрачном настроении. Предсказания Ребекки сбылись: он стал героем дня.

Телефон не умолкал с самого рассвета. Сначала Джексон старался разговаривать мягко и вежливо. Но чем больше на него сыпалось вопросов, тем лаконичнее и суше он на них отвечал. Когда раздался третий звонок, его терпение лопнуло. Но Ребекка придумала выход: включила автоответчик и убрала звук. Теперь пусть звонят, сколько душе угодно, главное — чтобы Джексон их не слышал.

А он, весь мокрый и недовольный жизнью, стоял в ванной и расчесывал густые влажные волосы. Только Джексон собрался вытереться, как вдруг в дверях появилась Ребекка с чистым полотенцем, перекинутым через руку.