Братство меча (№3) - Возвращение воина

И тогда все человечество вымерло бы, но, положа руку на сердце, она предпочла бы, чтобы произошло это, чем ее муж снова овладел ею.

— Что-то случилось, моя королева?

Она обернулась на звук голоса Люциана. Тот стоял в проеме, служившем входом в шатер, и внимательно смотрел на нее.

Адара снова села на стул и вздохнула:

— Люциан, скажи честно, я совершила ошибку, приехав сюда?

Шут подошел к ней и опустился на колени в точности как Кристиан. Взяв ее руку в свою, он устремил на нее пытливый взор:

— Что этот бастард сделал на сей раз?

Гнев в его голосе, вызванный желанием защитить ее, согрел ее душу, но она не могла оставить его выпад безнаказанным. Он не имел права оскорблять Кристиана. Скорее уж она сделает это сама.

— Он принц и будущий король, Люциан. Тебе не стоит быть таким дерзким.

— И он ублюдок, который обижает вас. Улыбнувшись, она пожала ему руку, признательная за его дружбу.

— Я не знаю, как к нему относиться. Действительно не знаю. — Девушка покачала головой. — Мне следовало остаться дома и самой сражаться с Селвином.

— Мы не могли так поступить, моя королева. Наша армия и в подметки не годится армии Элджедеры. Вы это знаете. Они бы уничтожили нас, и вас бы опять посадили под замок или убили.

Это была чистая правда.

— Но ведь не это беспокоит вас на самом деле, не так ли?

Адара отвела взгляд. Временами Люциан бывал чересчур проницателен, что приносило ему одни неприятности, к тому же он слишком хорошо ее знал. От него было невозможно что-то утаить.

Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее пальцы. Борода его щекотала ей кожу, но его прикосновение оставило ее равнодушной. Не то что прикосновения Кристиана.

— Скажите мне, отчего вы так подавлены, моя королева?

Если б она могла! Но это было слишком ужасно, чтобы обсуждать.

— Это очень личное.

— Нет, когда дело касается меня, не существует ничего личного, и вы прекрасно это знаете.

Это была правда. Она поверяла ему все.

— Мне неловко, Люциан. Я всегда считала, что, когда муж…

Она заколебалась. Прежде она никогда ни с кем не говорила о подобных вещах. Няня просто разъяснила ей все в общих чертах, предоставив ее воображению дорисовывать остальное.

Как она могла поднять такую тему в разговоре со своим другом? Коли уж на то пошло, она даже не была уверена, располагал ли Люциан опытом в подобных делах. Если он когда-то и был с женщиной, ей он об этом не говорил.

— Когда он — что?

— Когда он… когда люди…

Выгнув бровь, он ждал, пока она подберет нужные слова.

Ей пришли на ум только слова ее старой няни.

— Знаешь, есть птички и пчелки, и им нужно опылять… ну, не то чтобы опылять…

Люциан поднял голову, словно начав понимать, о чем она говорит.

— Ваш принц скрепил ваш брак любовной близостью? Девушка почувствовала, как кровь прилила к ее лицу.

Она не могла посмотреть ему в глаза.

Люциан выругался.

— Он сделал вам больно? Адара неохотно кивнула:

— Потом он извинился, но да, сделал. — Она умоляюще посмотрела на шута. — Почему никто мне не сказал, что это будет так больно? И мне кажется, он даже не закончил. Поначалу все было чудесно, но потом стало ужасно. Отвратительно. Не думаю, что мне когда-либо захочется сделать это снова.

Лицо шута стало печальным.

— Сдается мне, ваш благородный принц — неумелый любовник, моя королева. Уверяю вас, соитие может быть в высшей степени приятным как для мужчины, так и для женщины, если все сделать как подобает.

Адара почувствовала, как у нее в груди все сжалось.

— Значит, ты думаешь, он не очень-то старался сделать его приятным?

— Нет. Я думаю, что ваш муж — круглый дурак и совершенно недостоин вас.

— Что же мне делать, Люциан?

«Что же мне делать?»

Кристиан лежал на кровати, тупо уставившись в потолок шатра. Теперь у него была жена. Жена, с самого детства хранившая воспоминания о нем. Женщина, берегшая для него трон, который даже не был ему нужен.

За всю жизнь у него были всего две вещи, принадлежавшие ему. Меч и конь.

Этого ему было достаточно. Но Адара была права, ночью они служили ему слабым утешением.

Теперь у него были жена и трон. Народ, который рассчитывал, что он поведет его за собой. Нравилось ему это или нет, пришло время стать взрослым и занять место в жизни, принадлежавшее ему по праву. Время перестать бегать от прошлого.

«Раб трона…»

То, чего он боялся больше всего. Он никому не сможет доверять.

Он станет таким, как Адара.

При мысли об этом сердце его разрывалось от боли. Люциан был прав. Он знал, что его жена была изолирована от всего мира и тем не менее она перенесла свое заточение с достоинством. В отличие от него она носила цепи своего рабства без единой жалобы.

Боже правый, должно быть, она считает его инфантильным трусом, и, говоря по правде, в данный момент он сам считал себя таким.

Теперь пришло время стать мужчиной, которого ожидала увидеть Адара. Он только надеялся, что не разочарует ее снова.

Адара провела ночь в шатре Коррин, подальше от своего мужа, который мог возжелать осуществить свои супружеские права. Положа руку на сердце это было последним, чего она хотела.

Поэтому они с Коррин интересно провели ночь, знакомясь друг с другом. Она была несказанно ошеломлена, когда молодая женщина открыла ей свой пол.

Ей не верилось, что она так легко обманулась. Конечно, Коррин была не самой женственной из женщин. Но она была доброй и забавной и очень понравилась Адаре.

Они рано встали, позавтракали и принялись убирать шатер Коррин, в то время как остальные обитатели лагеря занимались тем же самым.

— Не поднимайте это, — сказала Коррин, бросившись к Адаре, чтобы не дать ей сдвинуть шест возле ее постели. — Мы заставим Йоана сделать это. — Она подмигнула ей.

Адара рассмеялась:

— Тебе нравится ругать брата, так ведь? Коррин пожала плечами:

— Всем женщинам нужен мужчина, которого они могли бы ругать любя, и мне посчастливилось иметь целый лагерь, полный таких мужчин. Это помогает им не терять бдительности.

Девушка протянула Адаре большую книгу в кожаном переплете.

— Если вы хотите что-то сделать, ваше величество, пожалуйста, отнесите это в шатер Йоану. Это список людей и их жалованья, и он сердится, если я долго держу его у себя.

Адара рассматривала толстую книгу.

— Почему она у тебя?

— Я вписывала туда новые имена. Мы взяли трех новых лучников, пока были здесь. Йоан отвечает за своих рыцарей, а я слежу за всем остальным.

Это показалось ей разумным. Немного встревоженная, Адара покинула шатер Коррин, чтобы перейти в шатер Йоана.

Она ожидала увидеть в шатре Кристиана или Йоана, но ни того ни другого там не оказалось. Нахмурившись, она подошла к постели и обнаружила на ней сброшенное одеяние Кристиана.

Он что, разгуливает по улицам голым?

Конечно, нет. Но что еще у него есть из одежды? Она никогда не видела своего мужа в другом одеянии. Неужели с ним что-нибудь случилось? Но «Сесари» определенно не могли их найти.

Положив гроссбух на стол Йоана, она вышла из шатра и отправилась на его поиски.

Адара нашла Йоана и Фантома, которые помогали загружать фургон с оружием.

— Вы не видели Кристиана? — спросила она у них.

— В последний раз, когда я его видел, он был в шатре с лекарем, — ответил Фантом.

— Что-то случилось? — осведомился Йоан после того, как погрузил в фургон огромный дорожный сундук.

— Нет. Его не было в постели. Мне просто стало любопытно. — Окинув взглядом снующих по лагерю людей, она заметила, что Люциан тоже испарился. — Вы не видели моего шута?

— Я уже сказал, что не знаю, где Кристиан, — ответил Фантом.

Адара устремила на него странный взгляд.

— О, — поддразнил ее Фантом, — ты имела в виду Люциана! Другого дурака[4], который выполняет твои поручения.

— Да.

Йоан рассмеялся:

— Я отослал его прочь, чтобы он помогал укладывать запасную упряжь, миледи.

— Спасибо, Йоан.

Адара отправилась на поиски Люциана, но его не было среди тех, кто укладывал упряжь, и никто не мог сказать ей, куда он ушел.

Ее пронзило дурное предчувствие. Люциан определенно не мог вызвать Кристиана на дуэль. Или мог? Ее воображение тотчас заполонили мысли о том, как Люциан делает что-то очень опасное в отношении Кристиана.

— Я убью тебя за это, Люциан! — крикнул Кристиан, взглянув на себя в зеркало.

Лицо его было чисто выбрито, волосы подстрижены и уложены в прическу нанятым за плату цирюльником. Боже правый, он даже позволил этому человеку завить себе волосы, и ради чего?

Он не узнавал себя.

— Вы спросили меня, чего она хочет, милорд, и это именно то, о чем она мечтает, — сказал Люциан.

Состроив гримасу своему отражению, Кристиан провел рукой по своим гладким, намазанным щекам. Проклятие, он выглядел точно девица! Как женщины могли находить это привлекательным?

Вздохнув, он поднялся и заплатил человеку, который побрил его.

Он чувствовал себя полным и совершенным идиотом и по-прежнему не мог понять, почему он старается угодить женщине, с которой только что познакомился. Женщине, которую он непреднамеренно заставил плакать.

Он искупался в воде с благовониями, купил новую кольчугу, перчатки и лошадь. Он даже извлек на свет божий свой придворный костюм, который не надевал со времен свадьбы Страйдера.

— Вы уже выучили стихотворение? — спросил Люциан, когда они вышли из маленькой лавки.

— Конечно, выучил. — Сентиментальные сопли — вот что это было. Весь отрывок представлял собой оду красоте женщины. — Ты уверен, что принцы это делают?

— Все женщины мечтают о прекрасном рыцаре, который будет осыпать их подарками и изысканными комплиментами.

Кристиан потянулся было к волосам, собираясь запустить в них пальцы, но Люциан быстро пресек это, шлепнув его по руке.

— Мы потратили несколько часов, чтобы придать вам представительный вид, мой принц. Не стоит сводить наши усилия на нет в угоду мимолетной прихоти.

Кристиан крепче сомкнул пальцы вокруг рукояти меча, борясь с острым желанием выхватить его и воткнуть в шута. Дай Бог, чтобы все это понравилось Адаре, не то он и вправду проткнет его насквозь.

Стайка женщин проводила его взглядом, когда они прошли мимо них. Они прыснули, глядя на него полными восхищения глазами.

Кристиан лукаво ухмыльнулся.

В конце концов, может, у него не такой уж и идиотский вид. Но он не стал бы ручаться за это своей головой или душой. Он всего лишь надеялся, что жена по достоинству оценит его усилия. В противном случае к вечеру ее шуту не поздоровится.

— О, упасите меня, святые угодники! Кто этот прекрасный представитель сильной половины человечества? Я знаю, что он не из наших. Но, если нам хоть немного повезет, это можно будет исправить.

Адара обернулась на звук сочившегося вожделением голоса Коррин и увидела рыцаря, ехавшего верхом по проходу между шатрами. Она не видела его лица, но лучи заходящего солнца озаряли его фигуру, отчего от него исходило золотистое сияние, делавшее его похожим на ангела с нимбом.

Его конь был белым в черной с золотом попоне, сочетавшейся с накидкой рыцаря. Стоящий на задних лапах феникс был вышит золотом на его груди и нарисован на черном щите, свисавшем с его седла. В руке он нес ниспадавшее мягкими складками черное знамя, на котором была вышита все та же эмблема. Он являл собой устрашающее зрелище.

Адара нахмурила лоб, продолжая внимательно смотреть на него. Ей были знакомы эти руки, но она не могла припомнить, где видела их раньше.

— Чтоб мне провалиться! — бросив укладывать свои вещи, воскликнул пожилой рыцарь, стоявший справа от нее. — Я сто лет не видел доспехов Мишеля де Шельрьена!

— Мишеля де Шельрьена? — переспросила Адара.

— Отца Кристиана, — ответила Коррин, снова метнув взгляд на рыцаря. — Его отец был сыном тамошнего герцога.

Адара почувствовала, как у нее отвисла челюсть, когда она снова обернулась, чтобы повнимательнее посмотреть на приближающегося рыцаря. Это ее муж?!

Милосердный Боже, этому человеку следовало почаще сбрасывать монашеское одеяние!

Она не могла до конца поверить в это, пока он не остановил перед ней свою лошадь и его светло-голубые глаза не обдали ее жаром. Она знала, что ее муж красивый мужчина, но это…

Это было невероятно.

Кристиан воткнул знамя в землю рядом с лошадью. Не сводя с нее глаз, он перекинул свою длинную мускулистую ногу через коня и плавно соскользнул на землю. Не двигаясь, Адара смотрела, как он приближается к ней. Она была не в силах сдвинуться с места. Увидев его, она прямо-таки приросла к земле.

Адара не знала, что он намеревается сделать, но, когда он стал перед ней на колено, от изумления лишилась дара речи.

Он ударил себя кулаком по левому плечу, отдав ей честь, и склонил голову:

— Мой меч всегда к вашим услугам, миледи.

В толпе рыцарей, окруживших их, раздался смех.

— Мой тоже! — крикнул кто-то.

Не обращая на них внимания, Кристиан взирал на нее, словно она была воплощением его грез. Это мгновение казалось сказочным. Воистину это была ожившая мечта.

— Что на тебя нашло, Кристиан? — спросила она.

— Всему виной ваша красота. Она… — Он замялся, словно подыскивая слова. — Ваша несказанная красота завладела моей душой и…

В толпе снова раздались смех и издевки. Глаза ее мужа сердито сверкнули, но он все равно не двинулся с места.

— Я буду твоим защитником, Адара, и…

— Жеманной размазней, — закончил за него один из рыцарей.

Кристиан уронил голову на грудь и покачал ею.

— Это не я, — пробормотал он, после чего снова поднял на нее глаза. — Прости, Адара.

— За что?

Его ответ последовал, когда он поднялся на ноги. Решительной походкой он подошел к мужчинам, которые издевались над ним, и ударил первого попавшегося под руку рыцаря, да так сильно, что сбил его с ног.

— Размазня с железным кулаком! — загремел он. — И вам лучше зарубить это себе на носу.

Рыцари бросились на него. Несмотря на раны, Кристиан отбился от них, после чего обнажил меч, чтобы сдержать их натиск.

— Прекратите! — прорезал всеобщий гвалт уэльский акцент Йоана. Протиснувшись сквозь толпу своих солдат, он увидел Кристиана в его пышном наряде. Моргнув, Йоан уставился на него и… разразился хохотом: — Аббат! С каких это пор ты одеваешься как девица?

С каменным выражением лица Кристиан подбросил меч в воздух, где тот описал круг, поймал его за рукоятку и, направив острием вниз, одним плавным движением сунул его в ножны.

Он остановился рядом с Йоаном и свирепо посмотрел на него:

— Радуйся, что я вынес тебя из Святой земли на своей спине. Это, и только это, мешает мне причинить тебе вред. Ради нас обоих не испытывай моего терпения и не заставляй меня убивать тебя после такой жертвы.

В глазах Йоана заплясали искорки веселья.

— Бог мой, да ты даже пахнешь, как девица! Что с тобой сталось?

Кристиан испустил усталый вздох и направился к шатру, который был разбит для него.

Как только Кристиан оказался вне пределов слышимости, Фантом наклонился к уху Адары и цокнул языком.

— Только женщина способна заставить мужчину принести свое достоинство в жертву на алтарь унижения. Скажи мне, Адара, Кристиан напрасно совершил сие жертвоприношение?

— Нет, не напрасно.

И Адара сделала то, чего не делала с самого детства. Она подбежала к его шатру и резко остановилась, увидев, как Кристиан сердито отстегнул меч и швырнул его на постель. Она прямо-таки кожей ощущала исходивший от него гнев.

— Чертов кретин! — воскликнул он и сморщился. — Я должен был это предвидеть.

— Ты сделал это ради меня?

Резко обернувшись, он увидел ее и поморщился:

— Ну, я совершенно точно не пытался вскружить голову Йоану, так ведь?

Она подавила улыбку, услышав его мрачное высказывание.

— Я, разумеется, надеюсь, что нет. В противном случае, полагаю, ничего хорошего бы из этого не вышло.

Ее слова, казалось, не возымели того благотворного действия на его настроение, на которое она рассчитывала. Скорее наоборот, он, похоже, разозлился еще больше.

— Сегодня надо мной уже достаточно потешались, Адара. Если ты хочешь посмеяться надо мной, тогда присоединяйся к остальным, чтобы я этого не слышал.

Она медленно приблизилась к нему.

— Я не потешаюсь над тобой, Кристиан. Я считаю, что у тебя величественный вид. Вид, подобающий королю. — Протянув руку, она приложила ладонь к его гладкой щеке. — Ты даже побрился.

Кристиан затаил дыхание, когда она встала на цыпочки и запечатлела на его щеке целомудренный поцелуй. Теплые губы ее были нежнее шелка, и от их прикосновения его кожа вспыхнула огнем, в особенности когда он вспомнил еще более нежные участки ее тела. Дыхание ее ласково коснулось его кожи, когда она прижалась своей щекой к его щеке. По его телу пробежала сладчайшая дрожь.

— Я думаю, ты пахнешь удивительно мужественно. Так и вдыхала бы этот запах целый день.

Он напрягся от ее слов, борясь с острым желанием изо всех сил сжать ее в объятиях и снова заняться с ней любовью.

— Я не тот человек, о котором ты мечтала, Адара. Я грубиян и привык обходиться без посторонней помощи. Я ничего не знаю ни о королевских манерах, ни о правилах хорошего тона и даже не умею танцевать. Я всю свою жизнь провел либо взаперти в тесных каморках в обществе мужланов, либо на поле боя. Я не такой образованный, каким был мой отец. Говоря по правде, я в некотором роде чувствую себя притворщиком в этом одеянии. Как вообще такой человек, как я, может быть королем, принцем или мужем?

От этих слов сердце ее заколотилось. Она отстранилась от него.

— Я могу научить тебя всему, что тебе нужно знать о королевском этикете. Это гораздо проще, чем обучиться фехтованию или боевой стратегии.

Кристиан был очарован взором ее карих очей, золотистыми искорками в ее глазах, в то время как она смотрела на него полным обожания взглядом, который удивительным образом заглаживал неловкость, пережитую им на улице. Он положил ладонь на ее щеку, чтобы еще раз ощутить нежность ее кожи.

— Я думал, ты будешь ненавидеть меня за то, что я сделал тебе больно.

— Я была сбита с толку, но потом Люциан сказал мне, что когда мужчина знает, что делает…

Услышав это, Кристиан выругался.

— Ты говорила об этом с Люцианом?

— Мне не надо было этого делать?

— Мое унижение не знает границ.

— Ты слишком остро на это реагируешь, Кристиан. Люциан объяснил мне, что в первый раз женщина часто испытывает боль, но потом бывает лучше.

Кристиану хотелось убить за это и ее, и Люциана.

— Ты не должна обсуждать такие вопросы с другим мужчиной! Это неприлично!

Она вспылила:

— Не смей говорить, что я веду себя неприлично! Я не сделала ничего плохого.

— Ты унизила мое мужское достоинство перед своим шутом, а я унизил свое мужское достоинство перед всеми остальными. Мне следовало быть умнее.

Выругавшись, он сдернул с себя накидку и сжег бы ее, если б она не принадлежала его отцу.

— Никогда больше не надену ничего подобного, — проворчал он себе под нос.

— Почему ты так оделся?

— Потому что я… Кристиан осекся, не успев ответить. Единственное, чего он этим добьется, — даст ей и Люциану новый повод для насмешек.

— Потому что… что?

— Просто оставь меня в покое.

— Нет, пока ты не ответишь. — Он повернулся, собираясь уйти, но она преградила ему путь.

— Я не позволю тебе сбежать, пока ты не ответишь мне.

— Я не дам тебе еще один повод посмеяться надо мной.

— Мне не нужен повод, чтобы смеяться над тобой, Кристиан. Мне нужен повод, чтобы любить тебя.

Услышав это, Кристиан застыл в неподвижности. Сердце его подпрыгнуло от ее слов, что одновременно ужаснуло и окрылило его.

— Тебе не нужна любовь. Тебе нужен король. Ты сама это сказала.

— Любовь нужна всем, Кристиан, и особенно тем, у кого ее никогда не было. Ты когда-нибудь любил кого-нибудь?

Отведя взгляд, он отрицательно покачал головой.

— А я любила, — нежно прошептала она и провела рукой по его руке. — Я любила маленького мальчика с широкой улыбкой, который смеялся с моим братом, когда они играли в догонялки. С того дня я мечтала о доме, полном златовласых детишек, которые не боятся меня, и в то же время меня мучили кошмары, как в один прекрасный день они попытаются убить меня во сне. Я тоже боюсь замужества. Я боюсь, что меня используют. Но я готова принять вас, милорд. Готова поверить, что вы не убьете меня и не бросите в темницу.

Ее слова терзали его сердце. Она открывала ему свою душу, и это причиняло ему боль.

— Мне кажется, Адара, что нам обоим не дает покоя один и тот же образ.

— И какой же?

— Любовь моих родителей.

— Да, — прошептала она. — Они были красивой парой. Я даже не подозревала, что люди могут быть так счастливы, как они были друг с другом и с тобой. Я всегда жаждала, чтобы мой отец хоть разок посмотрел на меня так, как смотрел на тебя твой отец: с гордостью и любовью, светившимися в его глазах. Жаждала, чтобы моя мать провела рукой по моим волосам и поцеловала меня в щеку, как делала твоя мать.

С тех пор его больше никто не любил. Больше не было ни нежных прикосновений, ни слов похвалы.

И он тосковал по их любви больше, чем когда-либо позволял себе признаться в этом.

— Позволь мне любить тебя, Кристиан. Позволь мне подарить тебе уют домашнего очага и ласку жены.

— Почему ты хочешь подарить мне все это?

— Потому что я знаю, что ты способен на ту любовь, которую испытывали друг к другу твои родители. Тот маленький мальчик из моего дворца был питаем огнем этой любви, и я знаю, что этот огонь по-прежнему теплится где-то в твоей душе.

Кристиан, не дрогнув, встретился с ней взглядом, надеясь, что она поймет, кто он есть на самом деле.

— Тот мальчик давно умер, Адара. Его заперли в холодном, мрачном подземелье, где этот огонь погас. Теперь его душа пуста. Угольки давным-давно остыли. Не осталось ничего, что смогло бы разжечь это пламя. Ничего.

Адара махнула рукой в сторону постели, где лежала его накидка:

— Тогда почему этот человек отказался от своих одежд ради пышного одеяния своего отца — чтобы доставить удовольствие молодой жене, которую он отвергает?

— Потому что он пытается загладить свою вину за то, что ей сделал. — Он поймал ее взгляд. — Я боюсь любви, ара. Боюсь. Жизнь с родителями была раем, и я любил эту жизнь. Воспоминания о ней не дают мне покоя. Я по-прежнему помню тот день, когда они оставили меня в монастыре, сказав, что вернутся утром, и не вернулись никогда. В мгновение ока у меня отняли все, что я знал, все, что у меня было, и ввергли в сущий ад, где меня ждало одно лишь горе.

Он отвел взгляд, чувствуя, как мучительная боль, которую он испытал в тот миг, снова волной прокатилась по его телу.

— Я больше не хочу так сильно страдать. Все то, что я вынес от рук монахов, от рук своих врагов, не идет ни в какое сравнение с тем, как мое сердце высохло и умерло вместе с ними. Я больше никогда не допущу, чтобы что-то причинило мне такую боль. Ты жаждешь иметь то, чего никогда не знала, но поверь мне на слово, ты оказалась в более выгодном положении, не изведав сначала красоту, а потом ужас. Я не желаю больше терять ничего подобного. Понимаешь?

Адара почувствовала, как ее горло словно сдавило тисками от мучительной жалости к нему.

— Ты лишишь себя любви из боязни снова испытать боль?

— Нет. Единственное, чего я себя лишу, — это новых страданий в будущем. Я устал от боли и скорби. Я хочу от жизни лишь покоя.

Адара прижала пальцы к его губам.

— Впусти меня в свое сердце, Кристиан, и я подарю тебе покой, которого ты так жаждешь.

Покачав головой, он отошел назад, подальше от ее прикосновений, и облачился в свое монашеское одеяние.

— Я лишил тебя девственности и права выбора. За это я прошу у тебя прощения. Я постараюсь быть хорошим королем для твоих подданных, но я никогда не позволю тебе любить меня, Адара. Равно как и не позволю себе полюбить тебя.

С этими словами он развернулся и вышел из шатра.

Адаре хотелось закричать от разочарования. Подойдя к выходу, она смотрела, как он пробирается сквозь толпу мужчин, которые вернулись к своей работе.

Некоторые из них бросали на него насмешливые взгляды, которые он успешно пресекал свирепой гримасой и рыком.

Не оглянувшись, он схватил свое знамя и выдернул его из земли. И когда он это сделал, на Адару нашло озарение. Кристиан согласился остаться и быть ее мужем, но не любить ее.

Мысли вихрем пронеслись у нее в голове. Он немного сдал свои позиции в их войне.

Улыбаясь, она наблюдала за ним, в то время как он направился к шатру Йоана.

— Я заставлю тебя полюбить меня, Кристиан Эйкрский. Запомни мои слова.

Она точно не знала как. Пока не знала. Но когда-нибудь она отыщет тропинку к его сердцу и заставит его биться ради нее одной.

Глава 8

Было уже поздно, когда Адара отправилась к Фантому в его серый шатер. Когда она вошла, он стоял спиной к ней. Обнаженный по пояс, он умывал лицо.

Она замерла, увидев, что его тело тоже изрыто множеством шрамов, как и тело Кристиана.

— Велизарий!

На этот раз он не стал бранить ее за то, что она назвала его по имени. Схватив полотенце, которое лежало возле таза для умывания, он повернулся к ней, утирая лицо:

— Да, Адара?

Она была поражена его мужественной красотой. Как и у Кристиана, у него была мускулистая, поджарая фигура. Там, где грудь Кристиана была гладкой, грудь Велизария покрывала легкая поросль коротких черных волос. Он был смугл, но ничуть не менее красив. Но ей был нужен именно ее муж.

— Скажи, что случилось с моим мужем в Святой земле?

— Я говорил тебе, Адара, ты не захочешь слушать эти истории.

— Пожалуйста. Я должна понять его, если хочу жить с ним в браке и излечить эти раны, которые, похоже, не заживают. Почему он так холоден со мной?

Устало вздохнув, Фантом направился к столу, на котором стоял поднос с кувшином и кубками, и наполнил два кубка.

— Не так много, — сказала она, глядя, как он наполняет кубки.

— Поверь мне, Адара, к тому времени, как я закончу свой рассказ, тебе это понадобится… равно как и мне.

Протянув ей полный кубок, он жестом пригласил ее занять стул напротив. Адара тотчас села, пока он не передумал.

Испустив еще более тяжелый вздох, Фантом сел, откинулся на спинку стула и взглянул на нее с непроницаемым выражением лица. Вытянув длинные ноги, он поставил кубок себе на живот.

— Кристиан провел в темнице уже полгода, когда сарацины бросили меня туда.

— Как ты очутился там?

Взгляд его сделался тусклым, затравленным.

— Тем же манером, каким любой человек оказывается в аду. Я был обречен благодаря своим собственным поступкам.

Сделав большой глоток медового напитка, он продолжил:

— Я ни от кого не ждал проявления доброты. Уже проведя к тому времени год в тюрьме Элджедеры, я был озлоблен и готов сражаться с моими сокамерниками за тихий угол и кусок хлеба. Меня запихнули в темную камеру, и, когда я лежал там, избитый, истекающий кровью и терзаемый болью, ко мне подошли два мальчика.

Судя по выражению его лица, он отчетливо вспомнил тот миг.

— Один из них был смугл, второй светлокож, и оба выглядели так, будто их изрубили на колоде для разделки мяса. — Фантом повертел в руках кубок. — «Добро пожаловать в наше Братство, — сказал светловолосый мальчик и принялся перевязывать мои раны. — Меня зовут Аббат, а это Воитель. Мы позаботимся о тебе».

— Воитель?

— Страйдер Блэкмурский. В темнице он был нашим вожаком. Именно ему и Кристиану пришла в голову мысль о Братстве Меча.

— Как это?

— Кристиан говорил, что его отец имел обыкновение рассказывать ему истории о мужчинах, которые родились во времена варварских набегов и завоеваний. Они съехались со всего света, чтобы вместе сражаться против несправедливости и варварства. Их вождем был король, названный Артуром из-за знамени с изображением медведя[5], которое он носил, и девиз Артура гласил, что право не должно быть на стороне сильного. Право должно быть на стороне правого. И долг рыцарей и мужчин — сражаться за тех, кто не может сам постоять за себя. Именно на этом положении основано наше Братство. Как только силы одного из нас слабеют, остальные встают на его защиту.

Адара улыбнулась, восхитившись их клятвой и отвагой:

— Это же замечательно! Фантом горько усмехнулся:

— Нет ничего замечательного в том, что тебя пытают и морят голодом. Мы были пленниками, и наши стражи заставляли нас расплачиваться за каждого крестоносца, который приезжал в Утремер, чтобы сразиться с ними.

Стиснув зубы, он испустил долгий, глубокий вздох:

— Роль Кристиана была тяжела вдвойне. Он был ближе всех к духовенству, и все от мала до велика тянулись к нему за помощью и отпущением грехов. Будучи всего лишь подростком, он тем не менее стал их исповедником. Умирающие постоянно призывали его, и он один держал их за руку, когда они покидали этот мир, и произносил над ними слова последней молитвы.

Горло Адары словно сжали тисками, когда она представила все, что Кристиану пришлось увидеть и услышать.

— Я никогда не понимал, откуда он черпает силы. Был ли он болен или ранен, он все равно молился вместе с ними и утешал их словами из Библии, хотя я знал, что сам он давно потерял веру в Бога. Где Божье милосердие, когда простых детишек убили только лишь из-за чистейшей подлости? Наш мир был разрушен, наши жизни стоили не больше, чем жизнь мелкой букашки. И когда мы наконец вырвались из этого ада, Кристиан провел первые три года, посещая дома умерших и передавая их семьям их последние слова и пожелания.

Вот уж чего она от него никак не ожидала, однако это, как ни странно, было похоже на него.