Братство меча (№3) - Возвращение воина

Адара вспомнила ту ночь, когда королевские рыцари Элджедеры, защищавшие страну, были убиты.

— Как тебе удалось выжить?

— Живучесть дураков — одна из вечных проказ судьбы. Его горькое замечание еще сильнее разволновало ее.

— Как же тебе удалось выжить? — повторила она свой вопрос.

Поправив кожаную повязку на шее, он перевел взгляд на пол. В глубине его глаз она видела муку.

— Я выполз из-под тел своих друзей, пока люди Селвина сжигали дотла наши покои. Полумертвый, я полз задворками, дрожа от страха, что они в любой момент могут увидеть меня и прикончить. Отыскав местечко в лесу, я прятался там, пока они не ушли. Я несколько дней пролежал без сознания, пока на мое убежище не наткнулся крестьянин. Он принес меня к своей жене, и та выходила меня.

— Тогда как же ты оказался в Утремере с Кристианом?

— Проклятая судьба. Ее плевки сыплются даже на самых изворотливых.

Адара вздохнула:

— Велизарий…

— Не называй меня этим именем. У меня нет желания вести разговоры об этих годах моей жизни, ваше величество. Перерезанное горло — это самое безобидное, что там со мной случилось. Поверь, тебе лучше не знать подробности того, как я жил после смерти отца.

Она нежно похлопала его по руке, желая утешить и в то же время понимая, что не в силах сделать этого.

— Жизнь научила вас с Кристианом уклоняться от ответа или это талант, который вы развили в себе сами?

— Это необходимый навык, который мы воспитали в себе, чтобы выжить.

Он повернулся и направился к трапезной, где она оставила Люциана за едой, прежде чем пойти посмотреть на Кристиана.

— Вы уж простите его, ваше величество, — молвил из-за ее спины Томас. — Их обоих, коли на то пошло. Они никогда не знали ни покоя, ни радости. Они повидали слишком много горя, способного любого человека превратить в подонка, но остались людьми.

Девушка улыбнулась старому монаху:

— Да, вы преданы им обоим. Он кивнул.

— Я познакомился с ними, когда они были еще мальчишками, однако они сражались, как закаленные боями, бесстрашные воины. Мне повезло, что я попал в плен, будучи взрослым человеком. Они же мужали, снося удары плетьми и оскорбления наших мучителей. — Он жестом пригласил ее следовать за ним. — Идемте. Я уговорю брата Бернарда разрешить вам остаться с Кристианом. Ему нужны нежные женские руки, чтобы облегчить его страдания.

Адара вернулась к постели Кристиана, где брат Бернард уже заканчивал перевязывать раны Кристиана. Кожа его приобрела землистый оттенок, а рана на плече снова начала кровоточить.

— Как он? — спросила она у брата Бернарда. Тот фыркнул.

— Кто-то определенно хотел, чтобы он умер. Да будет в этих делах воля Божья.

Осенив Кристиана крестным знамением, монах уложил свою котомку и направился к двери. Он остановился подле нее.

— Если вы хотите помочь ему, миледи, обтирайте этой ночью его лоб и следите, чтобы лихорадка не разыгралась слишком сильно. Если он начнет метаться, немедленно пошлите за мной.

— Спасибо вам, брат Бернард. Он кивнул и вышел из комнаты.

— Мы будем с Велизарием наготове, если вам понадобимся, — сказал Томас.

Оставшись наедине со своим мужем, Адара медленно приблизилась к его постели. Она пододвинула маленький стул, оставленный братом Бернардом, и села. Даже будучи без сознания, Кристиан выглядел внушительно.

Он был принцем, отказавшимся от своего трона. Для нее это было непостижимо. На протяжении всей ее жизни ей внушали, что на плечах королевы лежит большая ответственность. Ей никогда не приходило в голову просто сложить ее с себя и уйти прочь.

Кристиан поступил именно так, и она гадала, каково это — жить подобным образом. Не испытывая постоянного, неотступного страха принять неверное решение, камнем висевшего над ее головой. Она была единственной преградой, стоявшей между ее народом и тиранией. Ее народом и рабством.

Временами эта ноша была для нее непосильной. Она по-прежнему считалась юной девушкой, однако во мраке ночи, наедине с собой, она чувствовала себя древней старухой.

Обстоятельства сложились так, что Кристиан не знал своего народа. Он никогда не видел того прекрасного королевства, каким была Элджедера до кровавых государственных переворотов, полностью истребивших его семью. В ее зеленых холмах и золотых долинах было больше прелести, чем в самом саду Эдема. Сначала ее родители, а потом и она сама ездили по деревням, окружавшим Гарци, переодевшись в простое платье, чтобы поговорить со своими подданными, встретиться с ними на равных и узнать об их бедах.

Кристиан же не имел ни малейшего понятия ни об обычаях, ни об умениях своих подданных. Для него они были всего лишь безликими незнакомцами.

Такими же, кем всегда была для него она.

С тяжелым сердцем она подошла к маленькой миске, где брат Бернард оставил воду и тряпицу. Выжав тряпку, она приложила ее к Кристиану. Едва она коснулась его лба, как он очнулся и, выругавшись, схватил ее руку и стиснул, впившись в нее своими железными пальцами.

— Тише, Кристиан, — выдохнула она.

Кристиан моргнул, узнав лицо темного ангела… Его жена.

— Адара? — спросил он, гадая, когда они приехали в монастырь.

Она накрыла его руку своей.

— Да, а теперь, пожалуйста, отпусти меня. Мне больно. Он тут же разжал пальцы.

— Простите, миледи. Я не люблю, когда меня трогают во сне.

— Я заметила. Как ты себя чувствуешь?

Он поморщился:

— Честно говоря, бывали времена и получше. Как долго я был без сознания?

— Недолго.

Она приложила к его голове прохладную тряпицу. Кристиан упивался нежностью ее прикосновений. Плавностью ее движений. Целая вечность прошла с тех пор, как его в последний раз вот так касалась женщина. Ласково.

На ней по-прежнему было платье простолюдинки, однако только дурак не смог бы распознать врожденного благородства женщины, сидевшей перед ним. Она была грациозна и добра.

— Где Фантом? — осведомился он.

— Полагаю, он отправился ужинать.

— Ты ела? Она кивнула.

— Принести тебе что-нибудь?

— Нет, я не голоден.

— Послушай, тебе нужно поесть. У нас не было времени даже попробовать пироги, которые я купила.

Она сидела так близко от него, что он только и мог, что, не отрываясь, смотреть в ее глаза. Они были не просто карими, а с золотистыми крапинками. Ее длинные черные волосы свисали через ее плечо, касаясь его руки. Их шелковистые кончики щекотали его кожу. Повинуясь внезапному порыву, он намотал на палец свободную прядь.

Было в этом мгновении нечто в высшей степени мистическое. Мирное, спокойное, дружелюбное. Пробудившее в нем что-то доселе неведомое ему, отчаянно жаждавшее подобных мгновений.

С тех пор как Кристиан сбежал из темницы, он никогда не думал ни о доме, ни о семье. Все его мысли были заняты тем, как избежать любых налагающих обязательства уз.

Но то, что она предлагала ему этой ночью…

Поднеся ее локон к своим губам, он вдохнул сладкий женский аромат ее волос. Ощутил кожей их мягкость.

У Адары перехватило дыхание, пока она наблюдала за тем, как он упивается ощущением ее волос. Казалось, он никогда не видел ничего более драгоценного, и от этого у нее защемило сердце.

Кристиан протянул руку и ласково коснулся своей огрубелой ладонью ее щеки. Большим пальцем он провел по ее губам, и от этой чувственной ласки у нее по всему телу побежали мурашки.

— Тебя когда-нибудь целовали, Адара?

— Нет, Кристиан. Я свято блюла наши обеты. Ни один мужчина ни разу никоим образом не дотронулся до меня.

Он с изумлением воззрился на нее. И тут она увидела, как в его глазах появилось виноватое выражение. Он резко опустил руку, и его пронзила судорога боли в раненом плече.

Стараясь преодолеть боль, он произнес:

— Я не знал, что мы женаты. Она взяла его руку в свои ладони.

— Я знаю и не ставлю это тебе в вину.

— Незнание не освобождает меня от ответственности. Прелюбодеяние карается смертью.

— Я не хочу твоей смерти, Кристиан.

— Да, но ты хочешь, чтобы я вернулся с тобой домой. Она кивнула.

— Неужели ты провела бы всю свою жизнь, ожидая, когда я вернусь домой?

Она испустила долгий вздох.

— Честно? Должна признаться, мне уже давно не терпится стать женой и матерью. Не будь мы в таких шатких отношениях с твоей страной, возможно, я бы давным-давно добилась, чтобы наш брак признали недействительным, а потом вышла бы замуж за другого человека.

Кристиан не мог с уверенностью сказать, был ли он рад тому, что она сохранила их брак. Но, лежа здесь и глядя в ее глаза, ощущая покой, подобного которому он никогда не испытывал, Кристиан спрашивал себя, может ли человек желать большего.

Поднеся ее руку к своим губам, он поцеловал изящные пальцы. Девушка устремила на него настороженный взгляд. В его теле бушевал пожар от ее близости. Он всеми фибрами своего существа желал эту храбрую, благородную женщину, которая приехала за ним. Она завлекала его в ловушку, перед которой было крайне трудно устоять.

И тем не менее, словно пойманный в клетку дикий зверь, он не мог жить на цепи. Не мог. Только не снова. За время, проведенное в темнице, он усвоил, что неволя и безумие идут рука об руку. Узнал ей цену. Какой бы позолоченной ни была клетка, она все равно оставалась клеткой.

Адара увидела, как огонь в его глазах потух, и он выпустил ее руку.

— Мне нужно отдохнуть, миледи.

Он перекатился на бок, отвернувшись от нее.

Стиснув зубы от разочарования, Адара устремила взгляд на его широкую мускулистую спину. И тут она заметила шрамы, изуродовавшие его некогда гладкую кожу.

С колотящимся сердцем она протянула руку и дотронулась до испещренной рубцами плоти.

— Откуда это?

— Жизнь, Адара, — ответил он, не глядя на нее. — В той или иной степени она на всех нас оставляет шрамы.

Нет. Не до такой степени. Она никогда в жизни не видела ничего подобного. И тут она вспомнила слова Томаса об их мучителях. Ее рука замерла на повязке, закрывавшей его сегодняшнюю рану. Немудрено, что он не жаловался на боль. Перенеся столько ранений, он мог терпеть и эту рану.

В это мгновение на нее снизошло прозрение.

— Прости меня, Кристиан, — тихо прошептала она.

— За что?

— За все, что ты выстрадал. Я поступила как эгоистка, когда приехала сюда, рассчитывая на что-то с твоей стороны. Ты и так многим пожертвовал ради своего народа. Я больше не стану ничего у тебя просить. — Наклонившись, королева запечатлела целомудренный поцелуй на его покрытой волосами щеке. — Спи спокойно, мой принц. Поправляйся скорее, и да поможет тебе Бог!

Кристиан услышал, как она остановилась, чтобы задуть маленькую свечу на столике подле его постели. Она вышла из комнаты и затворила за собой дверь, и он остался один, предаваясь раздумьям и скорбя об утрате ее тепла.

С той самой минуты, когда они встретились несколько часов назад, в его жизни все перевернулось с ног на голову и смешалось в кучу. Он никогда не ощущал себя настолько полным жизни, как сейчас, когда ее аромат все еще витал в комнате, а воспоминания о ее прикосновениях все еще согревали его кожу.

— Соберись, — шепотом велел он себе.

Он понял, что не должен думать о ней. Ему нужно думать о других, куда более важных делах. Их намереваются убить, и ему необходимо отдохнуть, чтобы они смогли продолжить путь.

Этой ночью он понял, что у них нет выхода. У нее нет выхода.

Он должен спасти королеву и доставить ее обратно домой.

С тяжелым сердцем Адара вернулась в трапезную и обнаружила там брата Томаса вместе с Фантомом и Люцианом, пикировавшимися между собой.

Фантом глумился над Люцианом:

— Так, значит, ты попал к ней в услужение, свалившись со стены, когда украл лошадь и удирал от охранников?

Люциан с важным видом прожевал хлеб, проглотил его и только потом ответил:

— Ну не всем же нам быть королями воров, не правда ли?

С быстротой молнии Фантом взмахнул ножом, которым резал хлеб, и воткнул его в стол между пальцами Люциана.

— Я не привык цацкаться с дураками.

Округлив глаза, Люциан сжал руку в кулак и, отодвинувшись, сел со своим подносом и кружкой на противоположный конец стола, подальше от Фантома.

Не обращая на них внимания, Адара думала о своем. Она совершила ошибку, приехав сюда. Каким простым все казалось несколько недель назад, когда она отправлялась в это путешествие!

Теперь целый континент отделял ее от родины, и она не знала, что делать.

Но одно она знала точно. Она должна освободить Кристиана от супружеских обязанностей и найти иной способ спасти свою страну.

— Фантом! — Она подождала, пока тот оторвется от своей овсянки и поднимет на нее глаза. — Сколько ты возьмешь за то, чтобы отвезти меня домой?

Глава 5

Фантом подавился овсянкой.

— Прошу прощения? — переспросил он, когда к нему частично вернулось самообладание.

— Я хочу вернуться домой, и мне нужен проводник и охранник.

Потянувшись к маленькой деревянной кружке, он отхлебнул из нее.

— Вы не получите от меня ни того ни другого, ваше величество. Я не вернусь туда. Никогда.

— Почему мы возвращаемся с Фантомом, моя королева?

Она перевела взгляд на Люциана:

— Позже объясню.

Девушка снова посмотрела на Фантома:

— Я щедро заплачу тебе. Фантом усмехнулся:

— Мертвецу деньги ни к чему. Она вопросительно выгнула бровь:

— Значит, ты боишься? Тот горько рассмеялся:

— Отнюдь, и вы не добьетесь от меня согласия, называя меня трусом.

— Тогда что ты хочешь?

Фантом посмотрел на брата Томаса. Лицо его расплылось в почти довольной ухмылке.

— У вас не хватит ни денег, ни власти, ни влиятельности, чтобы купить меня, ваше величество. Существуют вещи — согласен, их немного, но все же они есть, — которые не продаются. Свою верность, или в данном случае глупость, я не променяю ни на какие деньги.

Подняв кружку, он шутливо отдал ей честь.

— Приберегите свои уловки для вашего мужа. Из нас двоих он больший дурак.

Чувствуя, что ее горло сдавило тисками, Адара силилась сохранить самообладание.

— В этом-то вся проблема. С ним я тоже не желаю пускать в ход свои уловки. На его долю и без того выпало достаточно страданий. — Она обратилась к Томасу: — Вы, случайно, не знаете, у кого можно нанять людей? Для моего возвращения мне понадобится армия, и я готова щедро заплатить за это.

— Да, ваше величество, я знаю пару людей. Туэфель…

— Не втягивайте Люцифера в это безумие, — сказал Фантом, перебив Томаса. — Оставьте его в покое.

— Он всегда гнался за славой и деньгами. Сдается мне, это предложение пришлось бы ему как нельзя кстати. Либо он, либо Лладдувр.

— Утром мы отправимся к Лладдувру. Он и его люди сейчас в Йорке — под знаменами тамошнего графа. Сдается мне, Йоан более чем готов отправиться на войну ради такого дела.

Обернувшись, все четверо увидели, что Кристиан стоит в дверях. На нем были черные штаны и черная туника, ворот которой он оставил развязанным, так что было видно, что он не надел кольчугу.

Лицо его было бледным, но полным решимости.

— Эта больше не твоя битва, Кристиан, — сказала Адара. — Я соберу свою собственную армию.

Кристиан усмехнулся:

— Да, но теперь это и моя битва тоже. Они сделали ее таковой в ту самую секунду, когда примчались сюда, словно свора диких собак, чтобы убить нас.

Фантом зловеще засмеялся:

— Убивший меня — не жилец. Кристиан кивнул:

— Точно.

Нахмурившись, Адара посмотрела на них, не понимая смысла этой фразы.

— Это договор, который они заключили в темнице, — объяснил ей Томас. — Тот, кто лишит их жизни, дорого за это заплатит.

Бледно-голубые глаза Кристиана ярко сияли в полумраке трапезной.

— У меня не было ни малейшего намерения ехать в Элджедеру. Но они послали не одного человека, чтобы убить меня и Адару. Они послали целый гарнизон или даже больше, и тут они совершили ошибку. Они бросили мне вызов, и я намерен ответить тем же, отплатив им сполна.

Кристиан по очереди посмотрел на каждого из них:

— Базилли и Селвин ни за что не отступятся, пока все мы не будем мертвы. Поэтому я покончу с этим раз и навсегда. Принц возвращается домой, чтобы взойти на престол и добиться отмщения. Присягни мне на верность, Фантом, и я позабочусь, чтобы ты получил самое лучшее поместье в королевстве.

— Почему ты выбрал меня?

— Потому что ты всегда был рядом со мной, оставаясь в тени и появляясь только тогда, когда я в тебе нуждался. Я никогда не понимал, почему это происходит, но твоя верность уже давно была замечена и оценена по достоинству. Никому другому не доверю я стоять за моей спиной в таком деле.

Казалось, Фантом обдумывает его слова.

— Ты готов к битве, Аббат? Тот решительно кивнул.

Адара облегченно улыбнулась. С одной стороны, она была рада, но, с другой стороны, ей претило обрекать на новые страдания человека, который и так столько вынес.

— Ты уверен, что хочешь этого? Кристиан повернулся к ней:

— Они не дадут мне покоя, поэтому я не оставлю от них и мокрого места.

Фантом поднял свою кружку:

— Боже, храни короля!

— И королеву, — искренне добавил Люциан.

— Томас, я хочу, чтобы кто-нибудь из монастырских служек вернулся на постоялый двор в Уидернси, где я должен был встретиться с Язычником, и сказал ему, что я не смогу помочь ему в розыске убийц Лисандра.

— Считай, это уже сделано.

На лице Фантома появилось задумчивое выражение.

— А как насчет Страйдера Блэкмурского? Может, пошлем еще и за ним?

Кристиан покачал головой:

— Он недавно женился, и его слишком многое связывает с престолом Англии. Я предпочел бы завербовать для этой войны наемных солдат, свободных от всяких обязательств.

— Я не доверяю наемникам, — сказала Адара. — Их слишком часто подкупают враги.

Услышав это, Томас, Кристиан и Фантом рассмеялись.

— Поверьте, миледи, — успокоил ее Кристиан, — никто и никогда не сможет купить их преданность.

— Многие мертвецы утверждали то же самое, — подал голос Люциан со своего конца стола.

Томас цокнул языком.

— Он прав. Я доверяю Йоану, но некоторые из его людей…

— Умрут, если предадут нас, — угрожающе молвил Фантом. Он выдернул нож из стола, куда до этого его воткнул, и потрогал пальцем лезвие, проверяя, насколько оно остро. — Я посылал людей на тот свет и за меньшие провинности. — В его жутком взгляде появилось напряженное, почти безумное выражение. — Смерть всякому, кто предаст наше Братство.

— Да, — согласился Кристиан. Внезапно он сморщился и охнул, словно боль в плече снова дала о себе знать.

Адара тут же подошла к нему.

— Ты должен вернуться в постель. Он кивнул:

— Ночью я отдохну, но завтра утром нас ждет много дел.

Она даже предположить не могла, что он предложит такое.

— Почему бы нам не остаться здесь на несколько дней, пока ты не поправишься?

Кристиан потер плечо.

— Наемные убийцы, которые гонятся за нами, не станут ждать, и у меня нет никакого желания сражаться здесь, подвергая опасности жизни монахов. Не говоря уже о том, что вряд ли они благосклонно отнесутся к тому, что в священных владениях вербуется войско.

Ее муж был прав. Церкви действительно было свойственно с неодобрением относиться к боевым действиям.

— Мне все равно кажется, что тебе нужно отдохнуть. Он улыбнулся так, словно это его позабавило.

— Спокойной ночи!

С этими словами он повернулся и вышел.

Адара последовала за ним. Она не проронила ни слова, пока он не оказался в своей комнате и не забрался в постель.

— Мне жаль, что я стала причиной твоих ран, Кристиан.

— Ты — не причина моих ран, Адара, — сказал он, укладываясь. — Причина моих ран — мужчины с мечами.

Она рассмеялась над его неожиданной шуткой. Он впервые позволил себе пошутить. Она пересекла комнату и подоткнула ему одеяло.

Кристиан затаил дыхание, когда она сделала это, чему, он был уверен, она не придала никакого значения, и тем не менее для него…

Для него это было редким проявлением заботы, такой, какую ни одна женщина, кроме матери, не оказывала ему.

Легким движением руки она откинула назад его волосы и накрыла лоб нежной ладошкой.

— У тебя начинается легкая лихорадка.

Да, но этот жар не имел никакого отношения к его ранам. Его тело горело от ее близости.

Адара протянула руки, чтобы стянуть с него тунику.

— Я предпочитаю спать одетым, — сказал он нарочито резким тоном.

Если она снимет с него тунику…

Он не смог бы поручиться за себя, окажись практически обнаженным в ее присутствии. Только не сейчас, когда его тело ныло от возбуждения. Раненный или нет, он вполне может узаконить этот противоправный брак любовной близостью, а это обернется катастрофой для них обоих.

— Прекрасно.

Она отошла от постели и села на маленький деревянный стульчик, ужасно неудобный на вид.

— Что это ты делаешь?

— Приглядываю за тобой. Брат Бернард наказал не спускать с тебя глаз этой ночью.

— Со мной все будет в порядке, Адара. Тебе нет нужды утруждать себя.

— Утруждать себя? Помилуйте, благородный принц, вы дважды спасли мне жизнь! Это самое малое, что я могу для вас сделать.

Кристиан хотел было возразить, но он достаточно изучил строптивый нрав этой королевы, чтобы понять, что это будет напрасной тратой сил. Памятуя о своих ранах, он осторожно перекатился на бок.

Но он все равно чувствовал ее взгляд, отчего во всем его теле пылал жар желания. Однако это желание ему не суждено было удовлетворить. Это было бы нечестно по отношению к ним обоим, поскольку он не намеревался остаться с ней. Да, он вернется и свергнет Селвина и Базилли с трона, но не останется в Элджедере. Равно как никогда не оставит там своего ребенка.

Между ним и Адарой ничего не может быть. Как только он избавит ее королевство от нависшей над ним угрозы, он пошлет в церковь прошение о признании их брака недействительным и освободит ее.

И тем не менее стоило ему об этом подумать, как какая-то частичка его сердца противилась этому. Иметь дом… Иметь рядом женщину, которая родит ему детей…

«Мне нужно большее…»

Это была правда, хотя он и не желал это признавать. Ему не нужен был брак по расчету между двумя политиками. Ему нужен был такой брак, как у Страйдера и Ровены. Когда они смотрели друг на друга, огонь их страсти едва не обжигал всех находившихся поблизости. Они любили друг друга.

«Зачем тебе нужна любовь?»

С другой стороны, нельзя сказать, чтобы он страстно в ней нуждался. Рано лишившись родителей, с той поры он больше не испытывал того ощущения безоговорочной любви, истинного счастья. Того внутреннего тепла, которым наполнялось его сердце от сознания, что кто-то заботится о нем. Да, Братство тоже заботилось о нем, но то была дружба, а это совершенно другое.

Интересно, каково это — почувствовать острую боль от сразившей тебя стрелы Амура? Испытать бы это хоть раз! Ощутить ту непреодолимую силу, которая заставляет мужчину с радостью отдавать свою жизнь ради женщины, завладевшей его сердцем. В балладах и стихах ее уподобляли величайшей силе на земле.

«Кажется, тебе повредили голову. Продолжай в том же духе, и от тебя будет не больше пользы, чем от Люциана».

Да, это так. Ему не нужна любовь. Никогда. Рано или поздно что-нибудь произойдет и уничтожит ее. И он снова останется один.

Пусть другие млеют от любви. Кристиану Эйкрскому она не нужна.

Скрежетнув зубами, Кристиан закрыл глаза. Он человек, наделенный железной волей. Он может не обращать на Адару внимания. Может.

И сделает это.

Адара добрый час сидела не шелохнувшись, прежде чем увидела, что Кристиан расслабился в постели. Она уже начала бояться, что он никогда не уснет.

Поднявшись, она подошла к нему, чтобы проверить, не усилилась ли лихорадка. Жар был, но пока тревожиться было не о чем.

Кристиан действительно был сильным человеком. Пожалуй, даже чересчур сильным. Однако, глядя на него спящего, она не видела сильного принца. Она видела лишь красивого мужчину, на лице которого было спокойное и умиротворенное выражение. Выражение, которого не было, когда он бодрствовал. Проснувшись, он становился грозным и жестким.

Опустив глаза, она принялась изучать метку, полученную им в бытность пленником. Она обвела ее контуры кончиком пальца. Должно быть, ему было очень больно, когда ее ставили. Насколько больнее было для него нести это унижение?

С тяжелым сердцем Адара легла позади него на узкую постель и прижалась к его теплой спине.

Ей не следовало этого делать. Она знала, что Кристиан, несомненно, воспротивился бы, если б узнал, что у нее на уме. И тем не менее она не могла удержаться. Она хотела обнять его. Ощутить своим телом его силу.

Она чувствовала себя потерянной. Одинокой. Она больше не знала, что ее ждет впереди.

Это пугало ее. Во тьме ночи неизвестность особенно терзала ее, так что слезы навернулись у нее на глаза.

— Что станется со мной? — прошептала она, в то время как слезы тихо покатились по ее щекам. — Укажи мне путь, Господи. Дай мне мудрости. Моему народу нужна королева, которая знает, что делает, а не растерянная и неуверенная в себе.

Внезапно она почувствовала, как ее руку накрыла сильная рука Кристиана. Она сглотнула от волнения, когда он поднес ее руку к губам и поцеловал.

Она отодвинулась, а Кристиан тем временем повернулся к ней лицом.

— Не плачь, Адара, — прошептал он, отерев слезы с ее щек. — Я не допущу, чтобы они причинили тебе вред или отобрали у тебя королевство. Я знаю, каково это — не иметь дома, и заложу свою бессмертную душу — лишь бы ты никогда не узнала этого чувства.

Но от его слов она только сильнее расплакалась.

Кристиан растерялся, не зная, как справиться с ее слезами. Он слишком редко имел дело с женщинами и поэтому не часто становился свидетелем их слабости. Единственной женщиной, с которой он проводил много времени, была Мэри, которая находилась вместе с ними в плену в Святой земле. Но Мэри никогда не плакала.

Все внутри его сжалось от беспомощности.

— Ш-ш-ш, — выдохнул он, утерев рукой ее слезы.

— Извини, — всхлипнула она. — Обычно я не плачу. Я п-просто в растерянности.

— Я так часто бываю в растерянности, что это, кажется, уже стало моим нормальным состоянием.

Ему не верилось, что он признался ей в этом. Даже будучи совершенно сбитым с толку, он старался, чтобы никто об этом не догадался.

— Ты просто пытаешься утешить меня.

— Нет, миледи. Это действительно так. Жизнь частенько меня озадачивает. Точнее сказать, ошарашивает.

Уголок ее рта приподнялся.

— Я тебе не верю.

Кристиан посмотрел в ее блестевшие от слез глаза. И, не успев осознать, что делает, он провел большим пальцем по изгибу ее брови. Это мгновение было самым интимным в его жизни, несмотря на то что они лежали полностью одетыми.

И тем не менее никогда прежде он не чувствовал себя столь незащищенным и уязвимым.

Она взирала на него так, словно он был неким героем, посланным, дабы защитить ее. До этого он никогда не чувствовал в себе ничего особо героического.

Более того, он ощущал ее близость каждой клеточкой своего тела. И все, чего ему хотелось, — это попробовать на вкус ее девственные губы.

Облизнув губы, Адара наблюдала, как Кристиан смотрит на нее. Его взгляд был напряженным, пылким, и ей стало нечем дышать.

Он наклонил голову. Ближе. Ближе.

И прижался к ее губам.

Адара застонала, вкусив свой первый поцелуй. Теплый мужской запах Кристиана ударил ей в голову, в то время как его язык осторожно раздвинул ее губы и принялся целовать ее рот. Ее бросило в жар от неведомых доселе ощущений.

Руки Кристиана сомкнулись вокруг Адары, притянув ее к его твердому, сильному телу. Она пробежала руками по бугристой равнине его спины осторожно, чтобы не задеть повязку. Его губы и язык безжалостно дразнили ее.

Так вот что такое поцелуй любимого…

Ей он очень понравился. Силясь вздохнуть, Кристиан чувствовал, как она восторженно отвечает на его поцелуй. Лаская его язык своим языком, она издавала нежные урчащие звуки, от которых его тело отвердело так, как никогда прежде.

Он изо всех сил сдерживался, чтобы не поднять подол ее платья и не начать исследовать дальше ее мягкое, податливое тело.

Как мог простой смертный насытиться столь малой толикой райского блаженства?

«Ты должен».

Если он овладеет ею, то их брак никогда не признают недействительным. Он навеки окажется привязанным к ней и трону.

И лишится свободы.

«Отпусти ее».

Он усилием воли отстранился от нее. Прерывисто дыша, Адара в недоумении уставилась на него. Через пару секунд она протянула руку, погрузила пальцы в его волосы и, притянув его обратно к себе, снова прильнула к его губам.

У Кристиана закружилась голова, когда она дерзко возобновила их поцелуй. И, что еще хуже, она принялась тереться об него, возбуждая его еще сильнее.

«Ты в монастыре!»

Это наконец подействовало на него, словно ведро ледяной воды. Отпрянув, он отодвинулся от нее.

— Я что-то сделала не так? — поинтересовалась королева.

Нет, она все делала правильно. В том-то и была вся беда. Кристиан покачал головой:

— Нет, миледи. Вы не сделали ничего такого, но я полагаю, нам лучше забыть о том, что только что произошло.

Его слова уязвили Адару. И тут ее осенило.

— Ты возвращаешься не для того, чтобы остаться, так? Ты намереваешься уехать, как только появится такая возможность?

Его глаза сказали ей, что ее догадка верна, прежде чем он успел открыть рот.

— Я не останусь.

Беспричинный гнев и разочарование ураганом обрушились на нее. Вне себя от ярости она вскочила с постели.

— Тогда зачем вообще утруждать себя и возвращаться домой?

— Потому что это мой долг и обязанность, и я не стану убегать от них.