Лью Арчер (№18) - Голубой молоточек

— А вы не станете ссылаться на меня?

— Я — нет.

— Хорошо, я расскажу вам кое-что, о чем никто не знает. Я вытянула это из Милдред Мид.

— В ту ночь, когда вы вдвоем выпили бутылку виски?

— Нет. Немного раньше, вскоре после того, как Вильяма забрали в армию. Должно быть, в 1942-м. Милдред сказала мне, что он сделал ребеночка какой-то девушке и должен был на ней жениться. Но на самом деле он был влюблен в жену Ричарда Хантри. А она — в него.

— Вы считаете, что Вильяма убил Ричард?

— Я лишь сказала, что у него были мотивы.

— Но ведь вы говорили, что Ричард Хантри был гомосексуалистом.

— Он любил и мужчин, и женщин, как и мой муж. Одно не исключает другого — в этом я убедилась на собственной шкуре.

— И вы думаете, что Ричард Хантри убил также и вашего мужа?

— Не знаю. Все может быть, — она глянула за мою спину, на светлую пустую улицу. — Ведь никто понятия не имеет, где сейчас находится Ричард и что он делает. Все знают, что он ушел двадцать пять лет назад.

— Но куда ушел? Вы не думали об этом?

— Думала. Это пришло мне в голову, когда я узнала о смерти Пола. Я подумала, что, возможно, Ричард прятался в Санта-Терезе. Пол увидел его, и он решил заткнуть ему рот, — она склонила голову и грустно покачала ею из стороны в сторону. — Я знаю, что это ужасные подозрения, но именно они пришли мне в голову.

— Мне тоже, — сказал я. — А что думает обо всем этом ваша дочь Паола? Кажется, вы говорили с ней по телефону.

Миссис Граймс прикусила нижнюю губу и уставилась в пространство.

— К сожалению, я не знаю, что она думает. Мы с трудом понимаем друг друга. Вы с ней говорили?

— Сразу после убийства. Она была еще в шоковом состоянии.

— Думаю, до сих пор пребывает. Вы не могли бы увидеться с ней, когда вернетесь в Санта-Терезу?

— Я собирался сделать это.

— Хорошо. Вы не возьмете для нее немного денег? Она говорит, что осталась совсем на бобах.

— Охотно. Где она живет?

— В гостинице «Монте Кристо».

— Судя по названию, фешенебельный отель!

— Только по названию. Ну, хорошо, — она вручила мне две двадцатидолларовых купюры и одну десятку, вынув их из кассы. — На несколько дней ей этого должно хватить.

Было уже поздновато. Я вернулся в банк «Саутвестерн Сэвинг», который уже открылся, и подошел к сидящей за столом симпатичной служащей. Табличка на ее столике проинформировала меня, что я имею дело с миссис Кончитой Альварес.

— Я ищу свою знакомую по имени Милдред Мид, — сообщил я, представившись. — Насколько мне известно, она ваша клиентка.

Миссис Альварес пронзила меня взглядом и, видимо, придя к выводу, что я не являюсь преступником, чуть наклонила свою темную блестящую головку.

— Да, в прошлом. Она перебралась в Калифорнию.

— В Санта-Терезу? Она часто говорила, что хочет переехать туда.

— Именно так она и поступила.

— Вы не могли бы дать мне ее адрес? Я как раз еду в Санта-Терезу. Мистер Баймеер отдал в мое распоряжение один из самолетов фирмы.

Миссис Альварес поднялась с кресла.

— Посмотрим, удастся ли мне найти адрес.

Она исчезла за дверью и оставалась там довольно долго, а когда вернулась, лицо ее выражало что-то похожее на разочарование.

— Единственное место проживания миссис Мид, которое значится в наших актах, — гостиница под названием «Сьеста Вилледж». Но это сведения двухмесячной давности...

— А плату за дом вы высылаете ей именно туда?

— Нет, я выясняла. Она снимает почтовый ящик, — миссис Альварес глянула в бумажку, которую держала в руке, — номер 121.

— В Санта-Терезе?

— Да, на главпочтамте в Санта-Терезе.

Я отправился в аэропорт и сдал взятую напрокат машину. Пилот самолета фирмы разогревал двигатели. Фред и Дорис были уже на борту. Они сидели врозь, Дорис — сразу возле кабины пилотов, а Фред — сзади. Мне показалось, что они не разговаривают друг с другом, возможно, из-за присутствия стоящего в дверях шерифа.

Он с явным облегчением поздоровался со мной.

— Я боялся, что вы не успеете. А тогда мне пришлось бы самому лететь в Калифорнию.

— С ним не было хлопот?

— Нет, — он холодно глянул на Фреда, тот отвел глаза. — Но я пришел к выводу, что нельзя верить никому в возрасте до сорока.

— К сожалению, я в таком случае заслуживаю вашего доверия.

— Да... вам ведь около пятидесяти, не так ли? А мне в прошлом году стукнуло шестьдесят. Я и не надеялся на это, но сейчас вот уже считаю дни до пенсии. Все меняется в этом мире, да вы и сами знаете это... «Не слишком быстро, — подумал я. — В этом мире по-прежнему, имея деньги, можно купить за них информацию или молчание».

Глава 25

Грузовой самолет набирал высоту, летя по прямой уже довольно долго. Слева под крылом протянулась широкая и засушливая мексиканская саванна. Справа на две тысячи метров поднималась стена нависавшей над Тьюксоном горы. По мере нашего продвижения к северу она медленно отодвигалась назад, словно дрейфующая пирамида.

Фред отвернулся от меня и осматривал простирающийся под нами пейзаж. Девушка, сидящая за кабиной пилота, казалась также задумчивой и отстраненной. На горизонте вырастала туманная цепочка скалистых склонов. Фред глянул на показавшиеся впереди горы так, словно это были стены темницы, в которой он будет заточен. Потом повернулся ко мне.

— Как вы думаете, что со мной сделают?

— Не знаю. Это зависит от двух вещей. Найдем ли мы картину и сможешь ли ты все рассказать.

— Я уже рассказал вам вчера вечером.

— Я размышлял над твоим рассказом и не уверен, что это правда. Думаю, ты опустил определенные существенные подробности...

— Ну и думайте себе!

— А я не прав?

Он отвернулся, глядя на огромный залитый солнцем мир, спрятавший его на день-два. Казалось, самолет нес его к прошлому. Перед нами росли скалистые стены и самолет, завывая все громче, полз вверх, чтобы пролететь над ними.

— Что пробудило в тебе такой интерес к судьбе Милдред Мид? — спросил я.

— Ничто. Я вообще ею не интересовался. Я даже не знал, кто она такая... мне только вчера сказал об этом мистер Лэшмэн.

— И ты не знаешь, что Милдред несколько месяцев назад перебралась в Санта-Терезу?

Он повернулся ко мне, был небрит, а потому казался старше и выглядел словно бы более закрытым. Но мне казалось, что его удивление искренне.

— Нет, конечно же! Что она там делает?

— Предположительно ищет места, где могла бы поселиться. Это старая больная женщина.

— Я не знал этого. Я ничего о ней не знаю.

— Ну, а что пробудило в тебе интерес к баймееровской картине?

— Я не могу этого сказать! — он потряс головой. — Меня всегда интересовало творчество Хантри. Влюбленность в картины — это не преступление!

— Пока их не крадут, Фред.

— Я не собирался ее красть! Я взял эту картину всего на одну ночь, а утром собирался вернуть ее.

Дорис повернулась в нашу сторону, свернулась на сидении и всматривалась в нас поверх ручки кресла.

— Это правда, — подтвердила она. — Фред сказал мне, что берет картину взаймы. Ведь он бы этого не делал, если бы собирался украсть ее, правда? «Разве что хотел украсть и тебя тоже», — подумалось мне.

— Да, это было бы нелогично, — ответил я, — но практически все можно логически объяснить, когда выяснены все подробности.

Она поглядела на меня долгим, холодным, оценивающим взглядом.

— Вы в самом деле верите, что все можно разгадать при помощи логики? — Во всяком случае, в моей профессии есть такой метод.

Она красноречиво подняла глаза к небу и улыбнулась. Впервые я увидел ее улыбку.

— Вы мне разрешите минутку посидеть рядом с Фредом? — спросила она.

Под пушистыми усами молодого человека мелькнула тонкая улыбка, он покраснел от радости.

— Разумеется, мисс Баймеер, — сказал я.

Я поменялся с ней местами и сделал вид, что засыпаю. Они беседовали спокойно и тихо, слишком тихо, чтобы я мог услышать их за шумом моторов. В конце концов я и впрямь заснул.

Когда я проснулся, мы совершали дугу над морем, направляясь в сторону аэродрома Санта-Терезы. Самолет мягко приземлился и подрулил к аэровокзалу, помещавшемуся в здании бывшей испанской миссии.

Джек Баймеер ждал у выхода. Когда мы вышли из самолета, из-за его спины выбежала жена и обхватила Дорис за шею.

— Ох, мама... — сказала явно смущенная девушка.

— Как я рада, что с тобой ничего не случилось!

Девушка поверх плеча матери поглядела на меня, будто узник, глядящий из-за стены.

Баймеер говорил с Фредом, постепенно его голос поднялся до крика, он обвинял молодого человека в изнасиловании и еще невесть каких преступлениях, орал, что добьется для него пожизненного заключения.

Глаза Фреда наполнились слезами, он чуть не плакал, закусив губу. Выходящие из аэропорта люди начинали на расстоянии всматриваться и вслушиваться в эту беседу.

Я боялся, как бы не случилось чего-нибудь серьезного. Распаленный собственными выдумками Баймеер мог применить силу или довести до этого перепуганного Фреда.

Я взял Фреда под руку, прошел с ним через здание аэропорта и вышел к автостоянке. Прежде чем я успел увезти его, к нам подъехала патрульная полицейская машина, из нее вышли двое полицейских и арестовали Фреда.

Их машина еще стояла у тротуара, когда из здания вышли Баймееры. Баймеер, словно пародируя арест Фреда, схватил дочь за локоть и грубо толкнул на переднее сидение своего «Мерседеса», потом велел садиться жене. Она отказалась, резко махнув рукой. Машина отъехала.

Рут Баймеер одиноко стояла у края проезжей части, парализованная стыдом и бледная от ярости. В первую минуту мне показалось, что она меня не узнает.

— Простите, миссис, что-нибудь случилось?

— Нет-нет... Просто муж уехал без меня... Как по-вашему, что мне теперь делать?

— Это зависит от того, чего вы хотели бы.

— Но я никогда не делаю того, чего хочу, — сказала она. — Собственно, никто не поступает так, как хочет...

Размышляя над тем, чего бы могла хотеть Рут Баймеер, я открыл правую дверцу машины.

— Я отвезу вас домой.

— Не хочу туда ехать! — заявила она, садясь в машину.

Ситуация была странной. Кажется, несмотря на усиленное изображение трагедии, Баймееры вовсе не хотели возвращения дочери, не знали, как вести себя с ней и что делать с Фредом. Что ж, я и сам был бессилен разрешить эту проблему, во всяком случае, до тех пор, пока не будет найден некий иной мир для тех, кто не вписывается в обычную нашу жизнь.

Я захлопнул дверцу со стороны Рут Баймеер и сел за руль. В машине, простоявшей на паркинге все это время, было жарко и душно. Я опустил стекло.

Мы стояли на унылой бесцветной площадке, втиснутой между аэродромом и шоссе и заставленной пустыми машинами. Вдали переливалась поверхность моря с легкими волнами.

— Какой странный наш мир, — заявила миссис Баймеер тоном девушки, пришедшей на первое свидание и подыскивающей тему для беседы.

— Он всегда был таким.

— Когда-то он казался мне иным. Не знаю, что станется с Дорис. Она и дома жить не может, и сама себя до ума не доведет... Понятия не имею, что я должна делать!

— А что вы уже сделали?

— Вышла замуж за Джека. Возможно, это не лучший мужчина в мире, но худо-бедно мы с ним прожили жизнь, — она говорила так, словно жизнь ее была уже кончена. — Я надеялась, что Дорис найдет себе какого-нибудь подходящего молодого человека...

— У нее есть Фред.

— Он не является подходящим кандидатом, — заявила она холодно.

— Но, по меньшей мере, является ее другом...

Она склонила голову, словно пораженная тем, что кто-то может подружиться с ее дочерью.

— Откуда вы знаете?

— Я говорил с ним и видел их вместе.

— Он просто-напросто использовал ее!

— Мне так не кажется. И я уверен в одном: взяв вашу картину, Фред наверняка не собирался продать ее и сделал это не с целью наживы. Не исключено, что он слегка свихнулся на этой картине, но это совсем другое дело. Хотел с помощью картины разгадать загадку Хантри.

— И вы в это верите? — спросила она, внимательно вглядываясь в меня. — В целом верю. Возможно, он не слишком уравновешенный человек, но каждый, кто вырос в подобной семье, имел бы на это право. Но он не является обычным преступником... да и необычным тоже.

— Так что же случилось с картиной?

— Он оставил ее на ночь в музее, и оттуда она была украдена.

— Откуда вы знаете?

— Он сам мне сказал. — И вы в это верите? — Не вполне. Я не знаю, что стало с картиной и сомневаюсь, что Фред это знает. Но, по-моему, он не заслужил тюрьмы.

Она подняла на меня глаза.

— А его отвезли туда?

— Да. Вы можете освободить его, если захотите.

— Зачем мне это нужно?

— Ну, насколько я понимаю, он — единственный друг вашей дочери. А Дорис, как мне кажется, такая же потерянная, как и Фред, если не больше. Она оглядела стоянку и окрестный плоский пейзаж. На горизонте виднелись стрельчатые башни университета на подмытом приливами мысу.

— С чего это ей быть потерянной? — спросила она. — Мы все ей дали. Лично я в ее возрасте училась в школе секретарей, в кроме того, работала на полставки, чтобы было на что жить. И мне это даже нравилось, — произнесла она с сожалением и удивлением. — Собственно, это было лучшее время в моей жизни...

— У Дорис сейчас далеко не лучшее время.

Она отодвинулась к окну и повернула голову в мою сторону.

— Я вас не понимаю. Странный вы детектив. Мне казалось, что люди вашей профессии преследуют преступников и сажают их за решетку...

— Собственно, это я и сделал.

— Но сейчас вы хотите все переменить. Зачем?

— Я уже объяснял вам. Фред Джонсон не преступник, несмотря на то, что он сделал. Он друг Дорис, а ей необходимо чье-то участие.

Миссис Баймеер отвернулась от меня, склонив голову. Светлые волосы упали, оттеняя ее стройную шею.

— Джек меня прибьет, если я вмешаюсь...

— Если вы говорите серьезно, то, возможно, именно Джеку место в тюрьме...

Она бросила на меня возмущенный взгляд, но постепенно он становился все мягче и естественней.

— Я знаю, что делать. Поговорим обо всем этом с моим адвокатом.

— Как его фамилия?

— Рой Лэкнер.

— Он специалист по уголовному праву?

— Он занимается всем. Какое-то время выступал защитником в суде.

— Является ли он также адвокатом вашего мужа?

Какое-то время она колебалась, потом глянула мне в глаза и отвела взгляд.

— Нет. Не является. Я обратилась к нему, чтобы узнать, на что я могу рассчитывать в случае развода с Джеком. Мы говорили также о Дорис.

— Когда это было?

— Вчера днем. Не знаю, зачем говорю все это вам...

— Вы правильно делаете.

— Надеюсь. Надеюсь, вы будете достаточно скромны.

— Стараюсь...

Мы поехали в центр, где находилась контора Лэкнера, по дороге я повторил ей все, что узнал от Фреда.

— Еще неизвестно, что из него вырастет, — таково было мое резюме.

Это относилось также и к Дорис, но я счел лишним говорить об этом.

Контора Лэкнера помещалась в перестроенном деревянном особнячке, находившемся на границе центра и квартала трущоб. Дверь нам открыл голубоглазый молодой человек со светлой бородкой и прямыми льняными волосами до плеч. Он обаятельно улыбнулся и крепко пожал мне руку.

Мне хотелось войти и поговорить с ним, но Рут Баймеер ясно дала мне понять, что мое присутствие для нее нежелательно. Она держалась солидно и холодно, и мне пришло в голову, нет ли между нею и молодым человеком более близкой связи.

Я сообщил ей название моей гостиницы и поехал в сторону набережной, чтобы вручить Паоле пятьдесят долларов, переданных ее матерью.

Глава 26

Гостиница «Монте Кристо» помещалась в четырехэтажном каменном здании, некогда бывшем чьим-то особняком. В сторонке висело объявление о «скидке для гостей, приезжающих на уик-энд». Несколько именно таких гостей как раз пили в холле пиво и бросали монетку, чтобы определить, кто будет за него платить. Администратор оказался крошечным человечком с искусственной улыбкой и внимательным взглядом, ставшим еще внимательнее при виде меня. Видимо, он принял меня за полицейского.

Я не стал развеивать его тревог, ибо и сам не всегда был уверен, что это не так. На вопрос о Паоле Граймс он глянул на меня, словно не понимая, о чем идет речь.

— Такая смуглая девушка, с длинными черными волосами и хорошей фигурой...

— А-а, ну конечно! Номер 312, — он посмотрел на щит, где висели ключи, — ее нет в номере.

Я не стал спрашивать у него, когда можно ожидать ее возвращения, он наверняка этого не знал. Пятьдесят долларов задержались в моем кошельке, а я лишь запомнил номер ее комнаты. Прежде чем выйти из здания, я заглянул в бар. Помещение явно помнило лучшие времена. Все ожидающие здесь кого-то девушки были блондинками. На расположенном рядом с гостиницей пляже было много женщин с длинными черными волосами, но Паолы я среди них не нашел.

Я доехал до здания редакции и поставил машину у тротуара, где можно было стоять минут пятнадцать. Бетти сидела в отделе новостей за пишущей машинкой, медленно перебирая пальцами клавиши. Под глазами ее залегли голубоватые круги, губы были ненакрашены. Она казалась унылой, и мой вид, судя по всему, не улучшил ее настроения.

— Что случилось, Бетти?

— Я ни на шаг не продвинулась в деле этой Милдред Мид. Практически ничего не могу о ней узнать.

— Ну, так повидайся с ней.

У нее сделалось такое лицо, будто я собирался ее ударить.

— Дурацкая шутка!

— Я вовсе не шучу. У Милдред Мид есть абонентский ящик на главпочтамте в Санта-Терезе, номер 121. Если же ты не сможешь добраться до нее этим путем, то наверняка найдешь ее в одном из местных учреждений для стариков и больных.

— Она больна?

— Больна и стара.

Взгляд и выражение лица Бетти стали значительно приветливей.

— Господи, да что же она делает тут, в Санта-Терезе?

— Спроси об этом у нее. А если она что-нибудь скажет, то перескажи мне.

— Но я же не знаю, в каком учреждении она находится.

— Позвони во все по очереди.

— А почему ты не сделаешь этого сам?

— Я должен поговорить с капитаном Маккендриком. Кроме того, тебе легче устроить это по телефону, ты знаешь людей в этом городе, а они знают тебя. Если найдешь ее, не говори ничего, что могло бы ее перепугать. На твоем месте я бы не упоминал, что ты журналист.

— А что же я должна говорить?

— Как можно меньше. Я попозже свяжусь с тобой.

Я пересек центр города, направляясь к полицейскому участку. Это было прямоугольное бетонное здание, стоящее, будто темный саркофаг, посреди заасфальтированной площадки. Мне удалось убедить привратницу в форме и при оружии, чтобы она проводила меня в темноватый кабинет Маккендрика. В комнате стоял большой конторский шкаф, письменный стол и три кресла, одно из которых занимал сам хозяин кабинета. Единственное окно было забрано решеткой.

Маккендрик всматривался в лежащий перед ним машинописный лист и голову поднял не сразу. Мне подумалось, а не старается ли он показать мне, что находится выше меня на общественной лестнице, именно потому, что его не удовлетворяет собственное положение. Наконец, он поднял на меня свои лишенные выражения глаза.

— Мистер Арчер? Мне казалось, вы уже покинули наш город.

— Я ездил в Аризону за дочкой Баймееров. Ее отец велел подбросить нас одним из грузовых самолетов фирмы.

Мое сообщение произвело на Маккендрика впечатление, даже слегка его изумило, чего я и добивался. Он потер ладонью свою мясистую щеку, словно желая удостовериться, что она находится на своем месте.

— Да, разумеется, — произнес он, — вы работаете на Баймееров, так?

— Так.

— Их интересует убийство Граймса?

— Граймс продал им тот портрет. Существуют сомнения, фальшивка это, или внезапно найденная неизвестная картина Хантри.

— Если с этим имел что-то общее Граймс, вряд ли картина была подлинной. Речь идет об украденной картине?

— Собственно, она не была украдена, — заявил я, — во всяком случае, не в первый раз. Ее взял Фред Джонсон, чтобы провести в музее определенные исследования картины. Кто-то украл ее оттуда.

— Это версия Джонсона?

— Да, и я ему верю, — однако, когда я повторял эту версию, она не показалась мне чересчур убедительной.

— А я нет. И Баймеер тоже. Я только что говорил с ним по телефону, — Маккендрик холодно и удовлетворенно улыбнулся, словно победив меня в бесконечной игре, называемой борьбой за сферы влияния, под знаком которой проходила его жизнь. — Если вы намерены и дальше работать на Баймеера, я бы вам советовал согласовывать с ним все эти мелкие подробности.

— Это не единственный мой источник информации. Я долго говорил с Фредом Джонсоном, и он не показался мне преступником.

— Таковым является почти каждый, — заявил Маккендрик, — необходимы только соответствующие условия. У Фреда Джонсона они были. Возможно, он действовал даже в сговоре с Граймсом. Неплохая штука — продать Баймеерам фальшивку Хантри, а потом украсть ее, прежде чем дело вышло на свет Божий! — Я думал о такой возможности, но сомневаюсь, что все было именно так. Фред Джонсон был не в состоянии ни запланировать такую акцию, ни реализовать ее, а Пол Граймс мертв. Маккендрик наклонился чуть вперед, упершись локтями в поверхность стола, и, обхватив левой ладонью правую, положил на них подбородок.

— В этом могли быть замешаны другие лица. Почти наверняка так оно и было. А возможно, мы имеем дело с группой преступников и спекулянтов картинами, состоящей из гомосексуалистов и наркоманов? Мы живем в сумасшедшем мире!

Он растопырил ладони и замахал пальцами перед лицом, словно тем самым иллюстрируя дикость этого мира.

— Вы знали, что Граймс был педиком?

— Да. Сегодня утром мне сказала об этом его жена.

Глаза Маккендрика широко раскрылись.

— Так у него была жена?

— Была. Я знаю от нее, что они давно уже были в разводе, но она держит в Копер-Сити магазинчик с художественными товарами под фамилией мужа.

Маккендрик что-то записал карандашом в желтом блокноте.

— А Фред Джонсон тоже педик?

— Вряд ли. У него есть девушка.

— Но вы только что сказали мне, что у Граймса была жена...

— Действительно, у Фреда могут быть бисексуальные наклонности. Хотя я провел с ним довольно много времени и не заметил ничего подобного. Но даже если и так, это еще не значит, что он преступник.

— Он украл картину.

— Он взял ее с ведома и согласия дочери владельца. Фред — начинающий искусствовед. Он хотел установить возраст и подлинность картины.

— Это он теперь так говорит.

— Я верю ему. И в самом деле уверен, что в тюрьме ему не место.

Руки Маккендрика снова сомкнулись, будто части какого-то механизма.

— Фред Джонсон платит вам за эту уверенность?

— Баймеер платит мне, чтобы я нашел его картину. Фред утверждает, что у него ее нет. Возможно, настало время поискать ее где-нибудь в другом месте? Собственно, этим я и занимался, более или менее сознательно. Маккендрик ждал. Я поделился с ним своими сведениями о жизни Граймса в Аризоне и о его связях с Ричардом Хантри. Также я рассказал ему о смерти Вильяма, внебрачного сына Милдред Мид, и о поспешном отъезде Ричарда Хантри из Аризоны летом 1943 года.

Маккендрик взял карандаш и принялся рисовать на желтой бумаге связанные между собой квадраты, складывавшиеся в неровную шахматную доску, поля которой могли символизировать округи, города или усилия его мысли.

— Я никогда ничего об этом не слыхал, — признался он в конце концов. — Вы уверены в достоверности этой информации?

— Большую часть сведений я получил от шерифа, проводившего расследование убийства Вильяма Мида. Вы можете получить у него подтверждение.

— Так я и сделаю. Когда Хантри приехал в Санта-Терезу и купил этот дом над океаном, я служил в армии. Демобилизовавшись, я с 1945 года начал работать в полиции и был одним из немногих людей, знавших его лично, — из слов Маккендрика я понял, что жизнь этого города он отождествляет с собственной жизнью. — Много лет, до получения сержантского звания, я патрулировал тот самый участок пляжа, так и познакомился с мистером Хантри. Он был тронутым по части безопасности, все время жаловался, что вокруг его дома крутятся какие-то люди. Вы же знаете, как пляж и океан всегда притягивают приезжих...

— Он был нервным человеком?

— Пожалуй, можно так сказать. Во всяком случае, был нелюдимым. Я никогда не слыхал, чтобы он устроил прием или хотя бы пригласил к себе друзей. Да и друзей у него, насколько я знаю, не было. Сидел дома с женой и типом по имени Рико, который был у них поваром. И работал. Я слышал, что он все время работал. Иногда работал целыми ночами, и когда я проезжал мимо их дома рано утром, там еще горели огни, — Маккендрик поднял на меня глаза, всматривавшиеся в прошлое и полные размышлений о настоящем. — Вы совершенно уверены, что он был педиком? Я никогда не видел, чтобы кто-то из них любил тяжелый труд.

Я не стал вспоминать о Леонардо да Винчи, чтобы не усложнять дела.

— Практически уверен. Вы можете спросить кого-нибудь другого.

Маккендрик внезапно покачал головой.

— В этом городе я не могу этого сделать! Санта-Тереза обязана ему своей известностью — он исчез двадцать пять лет назад, но до сих пор является одним из наших почетных жителей. Так что думайте о том, что говорите о нем, мистер.

— Это угроза?

— Это предостережение. И вы должны быть мне за него благодарны. Миссис Хантри может подать на вас в суд и не думайте, что она не станет этого делать. Она держит в руках редакцию газеты настолько, что они дают ей прочесть все статьи о муже, прежде чем те появятся в печати. Естественно, проблема его исчезновения должна трактоваться исключительно деликатно.

— А как вы думаете, капитан, что с ним случилось? Я вам сказал все, что знаю...

— И я ценю это. Если, как вы говорите, он был педиком, то у меня есть ответ. Жил с женой семь лет, и больше не мог этого выносить. Я заметил у людей такого сорта одну общую черту: их жизнь делится на фазы... они не выдерживают долгой дистанции, ведь движутся более трудным путем, чем большинство из нас.

Маккендрику удалось поразить меня — в его гранитной структуре было, однако, зерно терпимости.

— Это официальная теория, капитан? Будто Хантри ушел просто-напросто по собственной воле? Это не было убийство? Самоубийство? Шантаж?

Он глубоко втянул воздух носом и с тихим свистом выпустил его через губы.

— Я даже говорить вам не стану, сколько раз я уже слышал этот вопрос. Я уже даже полюбил его, — добавил он с иронией. — И всегда отвечаю на него одинаково. Мы ни разу не натыкались ни на одно доказательство того, что Хантри был убит или изгнан. В свете известных нам фактов получается, что он ушел, потому что желал начать новую жизнь. А то, что вы мне сказали о его сексуальных наклонностях, только подтверждает данную гипотезу.

— Я думаю, это его прощальное письмо было должным образом исследовано?

— Самым что ни на есть подробным образом. Письмо, отпечатки пальцев, бумага — все. Хантри писал его, он оставил на нем отпечатки, ему принадлежала бумага. И ничто не указывало на то, что он писал его по принуждению. В течение двадцати пяти лет, прошедших с тех пор, мы не натыкались ни на какие новые улики. Я с самого начала очень интересовался этим делом, потому что был знаком с Хантри, и вы можете не сомневаться ни в чем из того, что я вам сказал. По какой-то причине ему все надоело, он не пожелал жить в Санта-Терезе и убрался.

— Не исключено, что он появился вновь, капитан. Фред Джонсон уверен, что украденная картина была написана Хантри и притом недавно.

Маккендрик раздраженно махнул левой рукой.

— Уверенности Фреда Джонсона для меня слишком мало. И я не верю в эту его сказочку, что картину украли из музея. Думаю, он где-то ее припрятал. Если это и в самом деле Хантри, она стоит немалых денег. Вы знаете о том, что семья Фреда Джонсона живет в нищете? Его отец — безнадежный пьяница и уже много лет не работает, мать потеряла место в клинике, потому что ее подозревали в краже наркотиков. Да и в конце концов, Фред Джонсон отвечает за пропажу этой картины независимо от того, потерял он ее, продал или подарил кому-то.

— О его ответственности может судить только суд.

— Не начинайте говорить со мной таким тоном, мистер Арчер. Вы юрист? — Нет.

— Ну, так перестаньте играть в адвоката. Фред находится там, где ему и место, а вы встали на ложный путь. А у меня свидание с помощником коронера.

Я поблагодарил его за терпение без тени иронии. Он сообщил мне многое, о чем мне необходимо было знать.

Выходя из здания полицейского управления, я повстречал в дверях моего друга Пурвиса. Юный помощник коронера выглядел как солидный, полный собственного достоинства благодетель человечества, позирующий перед фоторепортерами. Минуя меня, он даже не замедлил шага.

Я подождал поблизости от его служебной машины. Полицейские автомобили подъезжали и отъезжали. Стайка грачей промелькнула по небу, словно кричащая туча, убегая от первого предвечернего сумрака. Я тревожился о судьбе сидящего в камере Фреда и жалел, что мне не удалось его вызволить. Наконец, Пурвис вышел из здания управления, теперь он шел медленней, как уверенный в себе человек.

— Что слышно? — спросил я.

— Помнишь того несчастного, что я тебе показал в морге вчера вечером? — Разумеется, художник по имени Джейкоб Витмор.

Пурвис подтвердил кивком головы.

— Оказалось, что он не утонул в океане. Сегодня днем мы провели весьма подробное вскрытие его тела. Витмор утонул в пресной воде.

— Это значит, что он был убит?

Глава 27

Я поехал в Сикамор-Пойнт и постучал в дверь домика Джейкоба Витмора. Открыла его девушка. Солнце, низко висящее над горизонтом, окрасило ее лицо розовым, вынуждая прищурить глаза. Меня она, видимо, не узнала. Пришлось ей напомнить: